Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Эпистолярная литература: история и теория... 15-76
1.1. Классические традиции эпистолярной литературы 15-38
1.2. Эпистолярный роман ХУШвека 39-76
Глава вторая. «Гиперион»: путь к форме 77-121
2.1. Варианты романа Гельдерлина 77-106
2.2. Обретение формы 107-121
Глава третья. Смысл 122-166
3.1. Изображение 123-137
3.2. Выражение 138-154
3.3. Структура 155-166
Заключение 167-169
Примечания 170-182
Библиография 183-200
Введение к работе
Судьба Фридриха Гельдерлина в культурном пространстве двух веков - судьба гения. Его мало кто знал при жизни, после смерти его долго открывали и интерпретировали, по-разному, в духе различных идеологических и эстетических поворотов. Его забывали, вспоминали, восторгались и во многом не понимали.
Интерес у современных исследователей к Гельдерлину
определяется его общепризнанным влиянием на художественное
мышление в национальной литературе, на самосознание
западной культуры конца XIX-XX вв. Благотворным
воздействием гельдерлиновскои поэзии проникнуто творчество С. Георге, Ф. Ницше, Г. Тракля, Ф. Юнгера; оригинальное осмысление текстов поэта является существенной характеристикой философии М. Хайдеггера и Г.-Г. Гадамера. Без Гельдерлина трудно понять позднего Р.-М. Рильке, С. Хермлина, И. Бобровского, П. Целана. Восторженно пишет о Гельдерлине И. Бехер, который посвящает великому немецкому поэту свои стихи: «Гельдерлин», «Слезы отечества», «Деревянный дом», -дает высокую оценку его гимнам в книге «Искатель счастья и семь грехов»1.
Исследовательская литература о Гельдерлине обширна и разнообразна. У истоков планомерного изучения творчества Гельдерлина стоят такие историки литературы и культуры, как В. Дильтей, Р. Гайм, В. Бем, Ф. Цинкернагель, В. Михель2.
Уже в первых трудах о Гельдерлине и его творчестве рассматривался широкий спектр тех вопросов, которые будут подниматься учеными в течение всего XX века. В них дебатируется вопрос о принадлежности Гельдерлина к представителям позднего Просвещения или к романтикам. Анализируются произведения поэта и выявляются компоненты литературы эпохи Просвещения и принципы романтической литературы.
Критики в своих трудах дают анализ влияний, испытываемых Гельдерлином от его духовного окружения, что нашло свое выражение в творческом наследии поэта. Чаще всего
в этих работах изучается философский смысл произведений писателя. Исследователи рассматривают творения Гельдерлина в рамках философии немецкого идеализма.
Поднимаются вопросы: Гельдерлин и конкретная историческая эпоха; Гельдерлин и Французская революция. Ученые изучают влияния идеалов Французской революции на творчество поэта.
Многие западные литературоведы используют один и тот же исследовательский метод (подход) в изучении творчества Гельдерлина: их аналитические штудии заданы биографической темой. Ученые исследуют произведения поэта, исходя из биографического факта - душевной болезни Гельдерлина. В аномалии его психики они видят гениальность, которой пронизано творчество писателя. В своих трудах литературоведы обращаются и к таким темам, как поэтический язык Гельдерлина; Гельдерлин и греки и др.
В известной книге «Романтическая школа» (1891) Рудольф Гайм ставит вопрос о том, считать ли Гельдерлина романтиком. Он называет поэта «побочной ветвью романтизма» . Основанием к тому, чтобы причислить Гельдерлина к романтизму, для исследователя была устоявшаяся традиция считать трагическую судьбу поэта «романтической» (Гайм усилил этот акцент сопоставлением жизни поэта с образами его героев - Гипериона и Эмпедокла). В то же время философия Гельдерлина представлена Гаймом как звено классического идеализма, соединяющее эстетические воззрения Шиллера и гегельянство.
В. Дильтей охотно устанавливает связь между психическим заболеванием Гельдерлина и содержанием его творчества. Он пишет, отмечая необыкновенную впечатлительность Гельдерлина и его восприимчивость ко всему прекрасному: «Так сама природа этого писателя и поэта определила его глубокое проникновение в темные стороны жизни и более мощное выражение их, чем это было раньше»4. Исследователь затрагивает также один из спорных в литературе о Гельдерлине вопрос - вопрос о жанре его произведения «Гиперион». Он приходит к выводу, что Гельдерлин, в результате особого, собственного понимания закономерностей жизни, закономерностей человеческого
развития, отличного от просветительского оптимизма, создал новую форму философского романа. Однако отмечает, что Гельдерлин избегает скучного изложения философских систем и, изображая судьбы своих героев, раскрывает философию жизни.
В 1943 году вышло исследование Г.-Г. Гадамера «Гельдерлин и античность»5. В нем автор анализирует всестороннее влияние древних греков на формирование философских воззрений поэта. Гадамер отмечает уникальность поэтического проникновения Гельдерлина в самый дух античности, обусловленное тем, что греки выступают для Гельдерлина как «исключительный императив». Но Гельдерлин искал и новые духовные ориентиры для собственной эпохи ~ искал не только в утраченном греческом сущем, но и предвидя пришествие богов грядущего. Именно так интерпретирует Гадамер выведенный Гельдерлином образ Христа, бога - «брата» античного Диониса, но еще отсутствующего, невидимо правящего в «скучное время».
В середине XX века творчество Гельдерлина изучали Ф. Байснер, П. Бекман, Б. Визе, П. Хертлинг, В. Крафт, И. Мюллер, Г. Кольбе, К. Пецольд, Г. Мит6.
Круг современных западных исследователей Гельдерлина достаточно широк: А. Бек, Л. Райан, В. Биндер, Р. Нэгеле, Н. Бай, К. Альберт, Ю. Линк, П. Берто, Т. Биркенхауер7 и др.
Во второй половине XX века интерес к Гельдерлину усиливается со стороны английских и американских авторов. Особенно активно разрабатывается тема идейной взаимосвязи и тождественности судьбы поэта с английскими романтиками. Мировоззренческая близость Гельдерлина с английскими романтиками объясняется, прежде всего, особенностями лирики и революционными настроениями (Г. Бэрроуз, С. Тонсор).
Гельдерлин как поэт, в течение всей жизни остававшийся верным идеалам Французской революции, представлен в работах: Гюнтера Мита «Фридрих Гельдерлин»(1978), Адольфа Бека «Гельдерлин как республиканец^ 1969), Пьера Берто «Гельдерлин и Французская революция» (1970) и др.
Основной задачей большинства авторов середины века является изучение философского аспекта поэзии Гельдерлина.
Акцент делается как на проблеме отражения им идей греческой философии (Гераклит, Платон), так и на роли поэта в становлении немецкого идеализма. В частности, признается переходное положение Гельдерлина от идеализма Канта и Фихте, с одной стороны, к Шеллингу и Гегелю — с другой. Проблема соотношения философии Гельдерлина с субъективным идеализмом Гегеля и Шеллинга решается в работах П. Кондлиса «Возникновение диалектики: анализ духовного развития Гельдерлина, Шеллинга и Гегеля до 1802 года» (1979), Э. Сантнера «Ф. Гельдерлин: художественное предвидение и поэтическое воображение» (1986)9.
Весьма распространенным методом изучения творчества Гельдерлина является биографический метод. Так, современный германист из Оксфорда Дэвид Константине в своей книге «Фридрих Гельдерлин» подробно рассматривает биографию писателя и останавливается на характеристике «Гипериона» и «Смерти Эмпедокла».
Константине подчеркнуто серьезно относится к болезни Гельдерлина и, может быть, поэтому в трактовке его романа и стихотворений выделяет неординарный характер творца. Он пишет: «Поразительно много в романе упоминаний ада, мира теней, их жителей и посетителей»10. Это, по мнению историка литературы, не случайно. Посредством мира теней Гельдерлин выражает неудовольствие, переживаемое им по поводу Французской революции, обнажает чувства разочарования и надежды. По мнению Д. Константине, это одна из особенностей творческого метода Гельдерлина.
Книга Райнера Нэгеле - профессора из университета в Балтиморе - «Литература и утопия. Опыты о Гельдерлине» ориентирована на то, чтобы научно обосновать утопические компоненты искусства посредством анализа конкретного произведения. Нэгеле во второй главе книги исследует вопрос об управляемых интенционных слоях с помощью единственного мотива у Гельдерлина. Литературовед показывает эстетическую трансформацию, т.е. переход «сырого материала в искусство». Избитое понятие «отражение» получает при этом новый смысл. Искусство - это не только рефлексия сознания в ее настоящем.
Сознание всегда имеет прошлое, из которого оно получает свои картины и символы.
Поэтическая фантазия — регрессивна, считает Нэгеле. Но эта же поэтическая фантазия обращает регресс в прогресс. Воспоминание сохраняет утопические функции. У Гельдерлина эта диалектика воспоминания не только четко обрисовывается особым образом, но она также отражается в резкой форме. На этом основании автор в последней главе своего труда пытается доказать, что в произведении Гельдерлина язык сознания ищет новые пути.
Нэгеле тесно связывает творчество поэта с его биографическими фактами. Он пишет: «Развитие поэзии Гельдерлина - это такой процесс, в котором личные проблемы объективированы в его творчестве...»11. Так, например, литературовед рассматривает, как факт смерти отчима повлиял на то, что во всем наследии поэта присутствует «мотив отца». Этот мотив - в центре литературного творчества Гельдерлина. Уже в Тюбингенских стихах присутствует тема поиска отца. Гельдерлин ищет отца, чтобы было кому доверить мир ребенка. Он использует в стихах такие слова, как: отец, друг, вождь.
Что касается романа «Гиперион», то Нэгеле отмечает, что в произведении развиваются три формы человеческих отношений: Адамас и Гиперион (педагогически-отеческие отношения), Алабанда и Гиперион (дружба), Диотима и Гиперион (любовь).
В отношениях с Адамасом отеческий принцип получает новую перспективу. Гиперион прощается с детством, выходит впервые из идеального состояния души, чтобы посредством долгой дороги к сознанию достичь новой гармонии. Благодаря Адамасу Гиперион познает, что можно быть счастливым, все сознавая. Однако сознание приносит не только счастье, но и боль. Гиперион учится сравнивать потерянное с настоящим, возможное с исполнившимся. Адамас ведет Гипериона к критическому сознанию. Научив его этому, он считает свою функцию выполненной и уезжает. Так прекращается зависимость Гипериона от учителя. Теперь он обращается к собственным силам. Отеческий принцип предстает как необходимая ступень развития - как индивида, так и общества.
Весьма интересной из последних критических изданий представляется нам книга, посвященная анализу романа «Гиперион» - «Гиперион - terra incognita»12. Здесь под общей редакцией X. Байя собраны десять статей различных авторов: Р. Нэгеле, А. Гонольда, X. Байя, Ю. Линка, У. Гуццони, X. Вайльнбека, К. Альберт, В. Гроддека, Т. Биркенхауер, В. Киттлера.
Темы исследовательских статей разнообразны. А. Гонольд в статье «Пространство романа «Гиперион». О топографии эксцентрического» анализирует, с точки зрения топографических констелляций романа, внутренне разделенное пространство и время «Гипериона»: Германия и Греция, прошлое и настоящее. Исходя из рассказа о юности Алабанды (редко исследуемая тема), который ученый понимает как модель всего романа, автор исследует взаимосвязь двоичной полярности и цикличности в «Гиперионе» и понимает эксцентрический путь как апоретическую модель конфликта, в котором «друг другу противостоят неразделимая двойственность и попытка достичь ее циклично»13.
X. Бай в статье «Гиперион амбивалентен» исследует, исходя из проблематики необычного окончания романа, глубокую амбивалентность, в которой заканчивается «диссонансная диалектика» текста. Полное «разрешение диссонансов», по мнению автора, не может произойти, потому что утопически революционная динамика истории жизни Гипериона и его политический крах остаются не переработанными в отражении памяти.
К. Альберт, В. Гроддек, Т. Биркенхауер и В. Киттлер в своих статьях рассматривают с различных точек зрения проблематику комплекса речи и письма (т.е. процессов речи и письма, письма как явления).
В отечественном литературоведении начало серьезному изучению творчества Гельдерлина было положено в 20-30 годы. Оно связано с именами А. В. Луначарского, Ф. Шиллера, А. И. Неусыхина, Я. Э. Голосовкера14.
В 50-е и 70-е годы это исследование было углублено в работах А. Дейча, Н. Я. Берковского, В. П. Неустроева, К. С. Протасовой, И. Г. Неупокоевой, А. С. Дмитриева15.
К современным исследовательским работам о Гельдерлине относятся труды С. В. Тураева, Р. М. Габитовой, К. Г. Ханмурзаева В. П. Образцовой, Т. С. Рыжовой, А. Д. Жук, К. А. Мальцева16.
В отечественном литературоведении, в сущности, просматриваются те же основные магистрали в изучении творчества Ф. Гельдерлина. Как поэт-романтик Гельдерлин рассматривается Н. Я. Берковским в трудах «О романтизме и его основах» (1971) и «Романтизм в Германии» (1973). Романтическая парадигма в произведениях поэта составляет предмет исследований С. В. Тураева в работах «Концепция личности в литературе романтизма» (1978), «От Просвещения к романтизму» (1983). Сравнительный анализ поэтического языка Гельдерлина и литературы английского романтизма в контексте пристрастий к античности проведен в статье Т. С. Рыжовой «К проблеме эллинизма в творчестве Гельдерлина и Китса» (1980).
В книге Р. М. Габитовой «Философия немецкого романтизма. Гельдерлин. Шлейермахер» (1989) внимание уделяется философскому пантеизму и эстетике Гельдерлина и подчеркивается, что воспринятый от Канта и Фихте и поэтически осмысленный метод «интеллектуального созерцания» сближает его философское мировосприятие прежде всего с Гегелем и Шеллингом и позволяет рассматривать Гельдерлина как источник новой идеалистической системы.
Р. М. Габитова выявляет в своем труде философское содержание поэтических произведений Гельдерлина и производит систематизацию философских идей поэта. Например, социальную философию, изложенную в романе «Гиперион»: «Гельдерлин не разрабатывал социальную философию в систематическом плане. Однако в его философско-поэтическом творчестве намечена, а в некоторых аспектах и последовательно развита довольно обширная социально-историческая проблематика»ll.
Темы изучения творчества Гельдерлина у современных отечественных литературоведов разнообразны. На это указывают названия последних публикаций: С. В. Тураев «Гельдерлин и Французская революция» (1992); Л. К. Габдулатзянова «Влияние традиций Ф. Гельдерлина и Жан Поля на эволюцию жанра романа воспитания в творчестве Г. де Бройна» (2001); В. М. Сергеев «Социальная космология» Ф. Гельдерлина» (1987); В. П. Образцова «Концепция эстетического воспитания у Фридриха Гельдерлина» (1991); А. И. Неусыхин «Тютчев и Гельдерлин» (1989); Т. К. Лозович «Мифологические заимствования в творчестве немецких романтиков» (1989); И. Калиновски «Гельдерлин во французской литературе 1930-х годов: Эпизод из истории включения иностранных поэтов во французский пантеон» (1999).
К. Г. Ханмурзаев в своей книге «Немецкий романтический роман» посвятил целую главу «Гипериону» Гельдерлина. Анализируя произведение, К. Г. Ханмурзаев выявляет элементы социального романа, «романа воспитания» и философского романа. Он подробнее, чем другие литературоведы, рассматривает вопрос об эпистолярной форме романа «Гиперион», раскрывает этот вопрос глубоко, заглядывая в историю эпистолярного жанра. Автор считает, что форма этого романа отличается рядом особенностей: Гиперион повествует не о том, что он переживает в настоящее время, его письма — это воспоминание о былом. «В том, что Гиперион говорит о своей уже состоявшейся «истории»... заключается еще одна
і о
особенность этого романа» . Обращение в прошлое позволяет достичь того, что главный герой повествует нам о своем внутреннем мире - мире души, а также позволяет создать необходимую дистанцию, для эпически спокойного повествования. Рассказчик в «Гиперионе» в процессе повествования проделывает определенную эволюцию. Одни свои мысли и поступки он принимает, от других как-то дистанцируется. Эта эволюция самого рассказчика тоже придает большое своеобразие поэтике «Гипериона». Под конец у него уже несколько иное отношение к своему прошлому, нежели в начале.
В данном случае форма романа позволяет углубить смысловые компоненты романа.
В. И. Грешных в недавно опубликованной книге «Мистерия духа» показывает, что в своем романе «Гельдерлин во многом предвосхищает этапы духовного движения в эпоху романтизма»19. В данном труде мы сталкиваемся с совершенно новыми выводами о Гельдерлине, который «во многом опередил романтизм и завершил его в своем подобном «краткой вспышке» творчестве» (25), и о его произведении. Исследователь пишет: «Гельдерлин создает не характер человека, не живую и полнокровную фигуру человека, а представляет читателю настоящую картину мистериального действа, действа духа, который демонстрирует и свое энтузиастическое состояние (верность идее), и карнавальность (мятеж и страдание, томление и покой и т.д.), и смятение (отчаяние и пессимизм). В романе представлена не конкретная индивидуальность, а некая модель духовного облика человека неопределенной эпохи. Даже конкретные знаки физического пространства не воспринимаются конкретно. Это некое универсальное пространство, на просторах которого мечется дух под именем Гиперион. И в этом смысле Гельдерлин предвосхитил романтическую мистерию духа, он создал его великолепный пролог, выразил суть и смоделировал эпилог» (27).
Таким образом, обращаясь к исследованиям по творчеству Гельдерлина, мы должны констатировать, что несмотря на огромный интерес к личности этого немецкого писателя, несмотря на разнообразие тематики исследовательских работ, все-таки вопрос специфики художественного мышления, проявившийся в эпистолярном романе «Гиперион», изучен крайне скудно. На наш взгляд, постановка проблемы изучения различных аспектов эпистолярного опыта Гельдерлина позволяет нам обозначить и углубить один из путей исследования такого феномена в немецкой литературе конца XVIII - начала XIX вв., каким явился миру Фридрих Гельдерлин.
Целью данной работы является исследование романа «Гиперион» как эпистолярного произведения, в котором отразился опыт классической эпистолографии и выработаны
принципы эпистолярного романа нового типа; исследование специфики формы и смысла «Гипериона» как произведения наступающей новой литературной эпохи.
В рамках данного исследования мы ставим перед собой следующие задачи:
- рассмотреть эпистолярный роман как теоретическую
проблему, как часть исторического развития
эпистолографического опыта;
изучить специфику развития эпистолярного романа эпохи Просвещения и определить место романа Гельдерлина в контексте литературного процесса изучаемой эпохи;
исследовать варианты романа Гельдерлина «Гиперион», выделить основную продуктивную линию развития замысла писателя в создании произведения;
- показать плодотворное взаимодействие традиционно-
классических и новаторских формообразующих и
смыслопорождающих элементов в эпистолярном романе
Гельдерлина.
Методы исследования: сложность поставленных задач, а также неоднозначность предмета исследования обусловили и комплексность использованных в работе методов. Наряду с традиционным историко-литературным и поэтологическим анализом, автор использовал методы сравнительно-типологического литературоведения.
Научная новизна исследования заключается в том, что в нем аналитически представлены история эпистолярного жанра, литературный эпистолографический контекст в немецкой литературе второй половины XVIII - начала XIX вв., картина развития замысла Гельдерлина и его оригинальное воплощение в романе «Гиперион».
Актуальность исследования определяется тем, что впервые в отечественном и зарубежном литературоведении предпринята попытка осмысления специфики художественного мышления Гельдерлина в создании подготовительных фрагментов романа «Гиперион» и его окончательного варианта.
Материалом диссертационного исследования являются: трагедии Еврипида - «Ипполит», «Ифигения в Авлиде»,
«Ифигения в Тавриде»; комедии Плавта - «Бакхиды», «Куркулион», «Перс» и «Псевдол»; поэзия Катулла; эпистолярные произведения Овидия - «Героиды» и «Письма с Понта»; Абеляра - «История моих бедствий»; Петрарки - «Книга о делах повседневных» и «Книга старческих писем», автобиография, озаглавленная «Письмо к потомкам»; Честерфилда - «Письма к сыну»; романы Ричардсона -«Достопамятная жизнь девицы Кларисы Гарлов», «Памела, или Вознагражденная добродетель»; Руссо - «Юлия, или Новая Элоиза»; Софи Ля Рош - «История девицы Штернхайм»; Гете -«Страдания юного Вертера»; Брентано - «Годви»; Гельдерлина -«Гиперион».
Теоретическая значимость работы заключается в том, что ее материал может быть полезен для дальнейшего исследования эпистолярного романа вообще, романа Гельдерлина «Гиперион», в частности.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его выводы и фактический материал могут быть использованы в подготовке курсов по истории зарубежной литературы, культурологии, при написании курсовых и дипломных работ, при чтении специальных курсов по истории немецкой литературы.
Данная работа имеет следующую структуру: введение, три главы, заключение, приложение и библиография (библиография содержит 300 наименований, из них 136 на иностранных языках). Общий объем работы - 200 страниц.
Апробация диссертационного исследования прошла на заседаниях кафедры зарубежной литературы и журналистики факультета славянской филологии и журналистики Калининградского государственного университета. Основные положения диссертации докладывались: на международной конференции «Славянский мир и литература» научного семинара «Романтизм: два века осмысления» в г. Зеленоградске в октябре
г.; на второй международной литературоведческой конференции «Русская, белорусская и мировая литература: история, современность, взаимосвязи» в г. Новополоцке в апреле
г.; на третьей международной литературоведческой
конференции «Русская, белорусская и мировая литература: история, современность, взаимосвязи» в г. Новополоцке в апреле 2004 г.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
Прихожая Л. Роман Гельдерлина «Гиперион»: комментарий к вопросу об истории создания // Проблемы филологических наук: Материалы постоянных научных семинаров. Калининград: Изд-во КГУ, 2002. С. 18-26.
Прихожая Л. Роман Гельдерлина «Гиперион»: амбивалентные знаки // Романтизм: два века осмысления. Материалы межвуз. науч. конференции. Калининград: Изд-во КГУ, 2003. С. 19-29.
Прихожая Л. И. «Гиперион» Ф. Гельдерлина: трансформация эпистолярного опыта Абеляра // Проблемы истории литературы: Сборник статей. Вып. 17 / Под ред. А. А. Гугнина. М.; Новополоцк, 2003. С. 134-144.
Прихожая Л. Роман Гельдерлина «Гиперион»: специфика эпистолографии // Балтийский филологический курьер: Науч. журн. Калининград: Издательство КГУ, 2004. № 4. (в печати).
5. Прихожая Л. Эпистолярный хронотоп Ф.
Гельдерлина // Проблемы истории литературы:
Сборник статей. Вып. 18 / Под ред. А. А. Гугнина.
М.; Новополоцк, 2004. (в печати).
Классические традиции эпистолярной литературы
Эпистолярный жанр, как и многие жанры современной литературы, возникает в античности. Именно в эту отдаленную от нас эпоху формируется его теория и художественная практика. В трактате «О слоге» можно найти изложение ряда норм, рекомендаций, советов, касающихся создания писем: «Письмо должно быть самым полным выражением нравственного облика человека, как и диалог. Ведь каждый, кто пишет письмо, дает почти что изображение своей души»1. Смысл данного «совета» интересен уже тем, что в нем очерчивается субъективный облик автора. Можно отметить также, что, с точки зрения создателя этого трактата, письмо являет собой (должно являть!) этический и психологический документ. И здесь, в этом первом дошедшем до нас трактате, содержатся (или, во всяком случае, манифестируются) зачатки синтетичности эпистолярного жанра.
Исследователи этого феномена письменности на протяжении столетий будут по-разному, в духе своего времени, характеризовать его форму и определять специфику содержания. Ф. Шлегель, например, подчеркивал, что не каждый человек способен овладеть формой письма. В декабре 1797 года он писал Каролине Шлегель: «Будьте осторожны при выборе формы и помните, что письма и рецензии - это те формы, которыми Вы полностью владеете...» . Понятно, что речь идет об особой форме письма, отличающейся от обыкновенного послания корреспондентов. В письмах к Новалису он обсуждает проект эпистолярного романа и подчеркивает, что именно их переписка могла бы воплотиться в роман («...в конце концов, разве подобная корреспонденция не могла бы быть романомЪу) (1, 411). Понятно, что Ф. Шлегель не открывает здесь жанр эпистолярного романа, однако важно подчеркнуть, что для него форма письма - это «абсолютно свободная форма» (курсив автора. - Л. П.). С этим трудно не согласиться. История развития эпистолярной литературы показывает, что такая литература -одна из самых свободных и динамичных по форме и содержанию. Вместе с тем следует отметить, что эпистолярная литература, в сущности, развивалась в общем, эстетическом контексте. Создатели трактатов о письмах также тяготели к нормативности, которая на протяжении ряда столетий, начиная от Аристотеля и Горация, во многом определялась «поэтиками» и «манифестами». Например, Григорий Назианзин в письме к Никобулу дает ряд советов, которые можно понимать как определенные правила, нормы. Очарование письма можно сохранить, «если мы не будем писать совсем сухо и тяжеловесно или безыскусно, нестройно, неряшливо, а это случается, когда мы пишем без сентенций, пословиц, изречений, без шуток и намеков, делающих речь более приятной...»3.
В античности первоначальной сферой, в которой письмо из обиходной переписки превращалось в произведение художественной прозы, были публицистика и дидактика. Так возникают публицистические письма Платона и Исократа, Цицерона и Сенеки. С появлением риторических школ, в чьи учебные дисциплины входило составление речей и писем на заданные темы и от имени определенных лиц, возникают фиктивные письма, задуманные и написанные только как художественные произведения. Это письма псевдоисторические, сочиняемые от имени знаменитых мужей прошлого (письма Хиона из Гераклей)4. Затем появляются письма, полные романтики, сочиняемые от лица вымышленных персонажей идиллических рыбаков, любовников (письма Алкифрона)5. К фиктивным письмам относятся также письма, существующие в рамках литературного произведения в трагедиях, комедиях, сочиняемые персонажами произведения. Последние нас интересуют особо, поскольку они, на наш взгляд, и явились своеобразной праформой эпистолярной литературы последующих веков. Письмо как элемент художественной структуры произведения и как элемент эпистолярной литературы в античности формируется в творчестве Еврипида. В его трагедиях «Ипполит» (428 г.), «Ифигения в Авлиде» (406 г.), «Ифигения в Тавриде» (ок. 413) письмо является в момент накала сюжетного действия. Ипполит, узнав о страстной к нему любви Федры, в гневе клеймит свою мачеху и посылает проклятия на голову всех женщин, считая их причиной зла и разврата в мире. Оскорбленная обвинениями Ипполита, Федра кончает жизнь самоубийством, но, чтобы спасти свое имя от позора и оградить от него также и своих детей, она оставляет мужу письмо, в котором обвиняет Ипполита в посягательстве на ее честь.
Из шести стихов только один является, условно говоря, цитацией письма, которое было. Зритель должен поверить, как верит сам Тесей: «Сын, Ипполит на ложе посягнул мое». Таким образом, письмо как самостоятельный вставной элемент трагедийного повествования отсутствует, однако цитация письма, его комментарий позволяют говорить о том, что реально существовавшее письмо занимает важное место в развитии действа, напряжении обстоятельств отношений между главными героями (Тесей, Ипполит, Федра). Письмо закручивает коммуникативный узел трагедии и модифицирует его. Ведь до возвращения Тесея действие основывалось на отношениях Федры и Ипполита. Когда же Федра уходит со сцены действия (кончает жизнь самоубийством) напряжение интриги продолжает Тесей, вернувшийся в родной город. Один герой замещает другого в споре с Ипполитом, и диалог продолжается. Он усиливается Тесеем. Ведь, исключенная автором из действа, Федра незримо присутствует здесь. Знаком этого присутствия является письмо, над которым рыдает Тесей и которое горячо, эмоционально комментирует. Федра провоцирует действие и своим письмом-голосом направляет его в другое русло; письмо зарождает и развивает конфликт между Тесеем и Ипполитом. Любопытно, что Расин, позаимствовавший сюжет у Еврипида, отказывается от письма как своеобразного катализатора действия. Он только подчеркивает, что Федра «Трираза написать послание пыталась, лишь начав, рвала...» Расин «сохраняет» Федру до конца действа, она сама рассказывает Тесею о своей преступной любви. Ее признания - это раскаяние. Два близких сюжета, с точки зрения эпистолографии, отличаются тем, что у Еврипида письмо было, у Расина оно не состоялось. В основе таких эпистолографических различий причин достаточно много (это особый разговор), однако важно отметить: написанное письмо (как факт, как доказательство) в трагедии Еврипида создает особый динамизм интриги, напряженность, некоторую загадочность; оно развивает диалогическое начало. У Расина преобладает эпическое (повествовательное) начало, его герои рассказывают о событиях; герои Еврипида оттачивают диалог9. Впрочем, и у Еврипида в «Ипполите» цитация и комментарий письма еще не дают основания говорить об эпистолярной экспансии. Здесь складывается то, что условно можно назвать эпистолярной ситуацией.
Варианты романа Гельдерлина
История создания романа Гельдерлина «Гиперион» до настоящего времени дебатируется в кругах исследователей творчества этого немецкого поэта. История дается или слишком кратко1, или создается под определенным углом зрения2. Самой известной работой, в которой достаточно обстоятельно исследуется вопрос истории создания «Гипериона», является монография Ф. Цинкернагеля . Однако автор не избежал субъективизма в представлении читательской публике и Гельдерлина, и его романа «Гиперион». Ф. Цинкернагель слишком настойчиво утверждал зависимость Гельдерлина (его долгую работу над романом) от идей Канта, Шиллера, Фихте. Его хронология версий возникновения романа «Гиперион» - это своеобразная хронология философской школы Гельдерлина, его поиски и колебания в решении важных мировоззренческих проблем4. Ученый считал: для того чтобы установить время написания того или иного фрагмента, необходимо вчитаться в мысли автора, определить, в какой период и какая мысль волновала поэта больше всего. Зная это, можно определить время создания версий романа. Такой подход в решении поставленной задачи и привел к установлению связей, оказывающих влияние на мыслительный процесс Гельдерлина. «Мы останемся беспомощными, если не найдем нового средства заставить фрагменты говорить о себе. Мы достигнем цели лишь в том случае, если нам удастся во фрагментах вскрыть ход мыслей, которые были присущи Гельдерлину в тот или иной период жизни. Чтобы это стало возможным, нужно проверить различные влияния, под воздействием которых складывался внутренний мир нашего поэта» .
Э. Кассирер6 первым выступил против сведения творческого развития поэта к различным влияниям. Он справедливо утверждал, что это процесс двусторонний, т.е. поэт так же влиял на «мысль эпохи» (Шеллинг, Фихте). Э. Кассирер показал «двойной процесс принятия и отдачи, рецептивной определенности и активного определения, посредством которого Гельдерлин входит в историю немецкого идеализма...»7. Версии романа Э. Кассирер рассмотрел в рамках изучения философской идеалистической мысли поэта.
Русских ученых мало привлекали варианты романа «Гиперион». Одной из основательных работ, в которой рассматриваются различные варианты романа, является работа К. С. Протасовой . К сожалению, исследователь не избежала привлекательности вопроса о влияниях, поэтому «Ловелль редакция» рассматривается в сравнении с романом Л. Тика «Вильям Ловелль». Исследователь достаточно определенно указывает на обязательный характер влияния. Гельдерлин, как и все образованные немцы того времени, несомненно, был знаком с этим романом Л. Тика9, и, вполне возможно, ориентировался на него. Роман Л. Тика и формально, и содержательно примыкает к сентименталистским произведениям своей эпохи, гельдерлиновский роман - это роман новой литературной эпохи.
Известной публикацией, посвященной истории создания романа, является работа Н. Т. Беляевой «Сотворение «Гипериона»10. Автор утверждает, что в различных версиях романа Гельдерлин изображает «свои чувства и свои максимы». Исследователь не удивлена, что версии романа появлялись не одна за другой, а через некоторое время, иногда через годы. «Ему (Гельдерлину) надо было жить дальше свою жизнь и подыскивать к ней параллели»11. Кроме освещения истории создания романа, Н. Т. Беляевой предлагается собственная расшифровка текста Гельдерлина. Важно также отметить, что исследование проникнуто чувствами к автору романа и его произведению, от этого научный текст приобретает эмоциональный план, такой же, как и в самом «Гиперионе»: «... роман Гельдерлина - открытая структура, непременно требующая сотворчества читателя, соучастия, какое бывает еще только при исполнении музыки. Все слушают одну и ту же симфонию, но в каждом она отзывается иным. Кому нечего добавить из себя - не слышит ничего» (514).
Многие историки литературы , обращавшиеся к анализу романа «Гиперион, не исследовали историю создания романа, но, тем не менее, касались вопроса влияний на Гельдерлина. Так, например, бытует мнение, что «Гиперион» написан прежде всего под воздействием романа Гейнзе «Ардингелло, или Блаженные острова»13.
Исходя из немногочисленного опыта исследования вопроса о вариантах романа Гельдерлина, мы сформулировали гипотезу: все версии романа - это долгий авторский поиск содержания, характеров, формы будущего произведения. Мы полагаем, что, придерживаясь ее, вполне возможно избежать деструктивных размышлений о влияниях. Вполне понятно, что Гельдерлин жил и работал в определенной культурной среде, он был ее частью, он активно усваивал, что было накоплено в национальной культуре. Нет возражения против взаимовлияний, это логика жизни каждого культурного феномена, мы только против тотального, всепоглощающего, одностороннего влияния. У Гельдерлина был свой голос в культуре Германии. Он был яркой творческой индивидуальностью. Об этом речь.
Над своим романом Гельдерлин работал в течение семи лет, с 1792 по 1799 год. За этот период времени поэт создал несколько вариантов романа, как в прозе, так и в стихотворной форме. Некоторые версии романа проработаны автором настолько, что могут рассматриваться как самостоятельные художественные произведения.
Самая ранняя версия, которую историки литературы называют «Пра-Гиперион», к сожалению, не сохранилась. О ее существовании и примерном содержании нам известно из писем Гельдерлина и его друзей, в которых, так или иначе, обсуждалась данная версия. Роман «Гиперион» был задуман в Тюбингене. Уже в переписке 1792 года можно найти сообщения о планируемом романе. Из письма Магенау Гельдерлину от 3 июля 1792 года: «Ты хочешь стать романистом» . А осенью Магенау сообщает Нейфферу: «Хольц15 действительно сочиняет второго Донамара, Гипериона, который кажется мне многообещающим. Он свободолюбивый герой и настоящий грек, с твердыми принципами, о которых я всегда так охотно слышу» . Опираясь на это письмо, можно утверждать, что Гельдерлин начал писать роман осенью 1792 года.
Информация о «Пра-Гиперионе» настолько скудна, что критики (К. Литцманн и Ф. Цинкернагель ) пытаются строить свои исследования на предположениях. Оба критика обращают свое внимание на характеристику, данную Магенау в письме к Нейфферу: «Хольц пишет второго Донамара, Гипериона...». По мнению критиков, сравнение главного героя с Донамаром значимо. К. Литцманн считает, что указание на имя Донамар устанавливает некоторую связь задуманного романа Гельдерлина с произведением Ф. Боутервека «Граф Донамар. Письма, написанные во время Семилетней войны» (1791-1793).
Исходя из предполагаемого факта связи замысла Гельдерлина с произведением Боутервека, Цинкернагель пишет: «То, как, в какой форме в письме Магенау упоминается о Донамаре, позволяет заключить, что в кругу Гельдерлина это произведение было читаемым. Эта очевидная любовь читателей к книге может дать исчерпывающее объяснение. Магенау этими словами ничего иного не хотел сказать, как только то, что Гельдерлин желал такого же внимания со стороны читателей к своему роману»19. Надо отметить, однако, что и сам критик в своем заключении не совсем уверен. Ведь все это только предположения, домыслы. О версии «Пра-Гиперион» можно говорить, или обсуждая письма, или выдвигая предположения, которые трудно чем-то подтвердить. Не претендуя на последнее слово в раскрытии захватывающего сюжета вокруг «Пра-Гипериона», вернемся к письмам и попытаемся благодаря им получить, возможно, дополнительную информацию о первом варианте романа Гельдерлина.
Изображение
Одним из самых мощных изобразительных пластов романа является хронотоп. Каковы пространство и время эпистолярного романа, в чем их особенности и специфика? Топическая структура романа «Гиперион», как и каждого эпистолярного произведения, строится на сложном взаимодействии внутреннего пространства переписки и внешнего пространства «реальной жизни» героя. Эти два пространства взаимопроникают и взаимовлияют друг на друга. Так, Гиперион часто прерывает переписку, и читателю приоткрывается пространство жизни героя, которое можно назвать пространством «реальной жизни». Пространство «реальной жизни» в традиционном эпистолярном романе почти всегда занимает строго определенное место - чаще всего реальное пространство начинается там, где заканчивается письмо корреспондента (как правило, это объяснения пишущего, почему он прерывает письмо), излагаются приметы реальной жизни. Например, у Гельдерлина: «А теперь ни слова больше, мой Беллармин! Это было бы невтерпеж и моему терпеливому сердцу. Я изнемог, я это чувствую (вот причина, по которой Гиперион прерывает письмо. - Л. П.). Но пойду поброжу среди трав и деревьев, потом лягу под листвой и буду молиться, чтобы природа даровала мне такой же покой» (349). Читатель попадает в другое пространство, в мир реальной жизни Гипериона.
Излагается причина, по которой акт письма прерывается. Складывается достаточно интересная ситуация: нарушается единство эпистолярного пространства, и создаются предпосылки выхода в другое, так называемое «реальное пространство». Гельдерлин не только погружает читателя в. разные пространственные проекции, он открывает механизм мышления, показывает, как развивается мысль и открывает, условно говоря, очередной аспект ландшафта души. Ведь, в сущности, то самое реальное пространство, о котором мы говорим, еще не состоялось. Оно продуцируется сознанием, оно еще впереди. Будущие пространственные ориентиры (трава, деревья, природа) весьма условны и довольно расплывчаты. Создается впечатление, что герою душно в пространстве памяти, тесно в рамках вспоминаемого. Он интуитивно ощущает своеобразный конец мысли (или как у Бонавентуры: «оконечности мысли»), но не находит еще начало новому периоду в развитии мысли. Эта эпистолярная пауза возникает, с одной стороны, в результате сиюминутного творческого истощения, с другой - как результат эмоционального перенапряжения. Сказанное, высказанное, произнесенное Гиперионом порождает своеобразную ситуацию катарсиса. Герой устал и очистился, это ясно.
Предполагаемое реальное пространство, порожденное эпистолярной прозой, - это пространство понятий. Если эпистолярное пространство являет собой пространство прочувствованное (пережитое), то предполагаемое реальное пространство напоминает нечто утопическое. Реалии Гипериона - в реальных понятиях, но не в пределах чувственного мира. Что такое «трава», «деревья», «природа»? Это существующее представление о мире, в который может попасть герой, автор писем. Но в настоящий момент, в момент «обрыва» письма, этот мир лишен конкретики, он чрезвычайно условен. Конкретика и реальность не волнуют Гипериона, ему важна мысль о другом пространстве - пространстве природы. Там ему будет лучше. И именно в этом, предполагаемом пространстве реальный хронотоп представляется только понятийно. Вспомним, как у Эйхендорфа в новелле «Из жизни одного бездельника»: герой начинает путешествие ранней весной, когда еще только с крыши капают капели, как вдруг, когда он оказывается на запятках кареты, он видит: «Солнце поднималось все выше, на горизонте показались тяжелые белые облака, рожь слегка шелестела, а в воздухе и кругом на широких нивах все стихло...»1. Как видим, у Эйхендорфа время, как фактор строгой реальности, достаточно условен. Ведь ему, как и Гельдерлину, важно было в первую очередь раскрыть не реальные горизонты времени и пространства, а ландшафт души.
В романе «Гиперион» реальное пространство довольно часто вторгается в пространство переписки - это сетования на потерю близких, доверительное повествование Гипериона о том, как он справляется с утратами, о том, как живет теперь: «Милый брат мой! Я утешаю свое сердце всевозможными фантазиями, прибегаю к различным снотворным зельям; правда, было бы достойнее освободиться навеки, чем поддерживать себя временно облегчающими средствами...» (336).
Письмо первого тома книги второй целиком представляет пространство «реальной жизни» героя. Оно дает представления читателю о том, чем еще занят герой, кроме того, что он пишет Беллармину: все вечера напролет сидит у шалаша и смотрит, «не сводя глаз», на Аттику, ловит рыбу в бухте, читает, вспоминает, раздумывает над собственной жизнью. По-другому эти два пространства мы можем именовать пространствами «тогда» и «сейчас», ведь они находятся в тесной связи со временем. Пространство переписки (то, что описывают письма) охватывает прошлое, пространство «реальной жизни» - настоящее.
В романе Гельдерлина выделенные нами два пространства неоднородны, пространство переписки существенно больше. Как верно подметила О. О. Рогинская, изначальная неоднородность пространства определяется тем, что герои разделены в пространстве и не имеют возможности общаться непосредственно2. Неоднородность пространства запрограммирована эпистолярной формой.
Однако не только герой романа существует в реальном жизненном пространстве, но и сама переписка реализуется в этом же пространстве. Как пишет Ю. Л. Троицкий, в развитии переписки существуют моменты, когда она перерастает свое прямое функциональное назначение и обретает «самость субъекта», «свое тело» . Письма овеществляются, опредмечиваются, затем перемещаются в пространстве - могут затеряться, не дойти, задержаться. Не является исключением в данном случае и гельдерлиновское произведение. Письма здесь существуют в пространстве. Так, возможно, не запоздай прощальное письмо Диотимы к Гипериону, по-другому сложилась бы судьба Алабанды, возможно, его бы не постигла столь ранняя смерть. Или: доставлялись бы вовремя Диотиме письма Гипериона с войны, возможно, состояние героини не приобрело бы необратимый характер.
Пространство переписки определяется количеством корреспондентов и тем, как организована их переписка. В романе «Гиперион», в томе первом, существует только пространство одного корреспондента - Гипериона. Однако, как только герой начинает перемещаться из одного пространства в другое, происходит изменение в развитии переписки, а, следовательно, изменяется и эпистолярное пространство. Во втором томе представлены письма Алабанды, Диотимы, Нотары. Пространство переписки существенно расширяется. Начинается эпистолярное общение. Это общение частное, замкнутое, ограниченное. Соответственно, это общение существует в закрытом пространстве. Письма героев романа помещены по принципу матрешки в эпистолы Гипериона к Беллармину. Здесь мы наблюдаем перекрещивание пространств переписки, эпистолярных пространств.
Кроме того, эпистолярная форма дает возможность показать то, что не видно глазам: чувства, настроения. Эпистолярное произведение обладает еще одним характерным пространством - пространством души, или «идеальным» пространством. «Идеальное» пространство - категория, которую невозможно привести к общему знаменателю, невозможно выработать универсальное для этой категории определение, ведь каждый автор создает свое характерное пространство души. В романе «Гиперион» оно имеет свои особые составляющие: это и пустота: («С той поры мне ни разу не удалось увидеться с Диотимой наедине. Нам всегда мешал кто-нибудь третий, разлучал нас, и мир лежал между нею и мной, словно бесконечная пустота» (344), и мир мечты: («И тут, как в прошлое, в моей душе открывались врата в будущее. И тогда мы с Диотимой уносились ввысь, тогда мы, как ласточки, летали от одной весны мира к другой, неслись по необъятному царству солнца, и дальше - к другим островам в небе, на золотые берега Сириуса, в волшебные долы Арктура...» (345). Мечта состоит из минипространств: из «царства солнца», из «островов в небе», из «золотых берегов Сириуса»... Пространство души - это и сам человек, только: если он любит, он - солнце, если нет - «темная хижина, в которой еле горит лампадка» (349).
