Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Джон Гарднер- филологи критик 10
1. Критические и теоретические труды Д.Гарднера 10
2. Д.Гарднер - историк древнеанглийской литературы 53
Глава 2. «Грендель» как философский и «филологический» роман..73
1. Общие замечания 72
2. Нравственно-философская проблематика романа 78
3. Литературные и философские источники 133
4. Особенности языка и стиля романа 142
Заключение 168
Библиография 172
- Критические и теоретические труды Д.Гарднера
- Д.Гарднер - историк древнеанглийской литературы
- Общие замечания
Введение к работе
.. .куда легче похоронить проблему, чем решить ее. Л.Витгенштейн. «Философские исследования»
Американский писатель, литературовед и критик Джон Чэмплин Гарднер (1933-1982) не был обделен вниманием ни при жизни, ни впоследствии. Впрочем, реакцию на его творчество трудно назвать однозначной: от скандальной славы до неприятия, от репутации живого классика до попыток забыть'. В результате положение Гарднера в истории американской литературы едва ли можно считать определенным, а его творчество, хотя о нем писали многие, тщательно изученным.
Между тем это интереснейшая во многих отношениях фигура - ввиду сочетания столь разных ипостасей (что в некотором смысле симптоматично для второй половины XX века) и специфики их воплощения. Взаимоотношения между художественными и нехудожественными текстами Гарднера, освоение в них литературной традиции - это большие темы, представляющиеся актуальными не только ввиду масштаба его личности, но и в силу того, что его наследие в отечественном литературоведении еще не подвергалось действительно системному изучению. Их разработка могла бы помочь не только понять своеобразие и значение Гарднера как писателя, но и определить некоторые черты феномена «филологической романистики» наших дней.
Простые примеры, демонстрирующие эти крайности: согласно утверждению авторов коллективной монографии «Литература США в 70-е годы XX века» (М.; 1983. - С. 18) Гарднер - крупнейший американский автор 1970-х, в многотомнике "The Cambridge History of American Literature" (Cambridge University Press, 1999) он вообще не упомянут. Н.Махлаюк в своей статье «Традиции средневековой литературы в творчестве Джона Гарднера» (С.86) прямо заявляет о неопределенности статуса Гарднера в американской литературе того времени).
В изучении гарднеровского наследия можно выделить две основные фазы. Первая - активный отклик в прессе, довольно многочисленные рецензии в различных журналах. Вторая - серьезные научные статьи и монографии; характерно, что они стали появляться довольно рано, начиная с середины 1970-х, но особенно активно - с 1978 года, когда публикация трактата «О нравственной литературе» привлекла повышенное внимание к писателю. Этот поток, однако, пошел на убыль вскоре после гибели Гарднера, когда утихли бурные дискуссии вокруг его книг, но новые работы все же время от времени появляются; вышло в свет кое-что из ранее не опубликованного, с 1998 года проходят гарднеровские конференции в Батавии (США).
В каком же состоянии находится изучение романа «Грендель»?
Это была первая книга Гарднера, снискавшая действительно большую популярность. Не было недостатка и в рецензиях, причем весьма разноречивых. Писателю ставили в заслугу знание древней поэзии, буйную фантазию, остроумие и поэтичность маленького романа , но при этом сомневались, имеет ли все это какой-либо смысл - в том числе даже потому, что ставили под вопрос художественную ценность первоисточника3.
Более или менее серьезное исследование текста началось довольно рано - примерно с 1973г. , т.е. тогда, когда репутация Гарднера-романиста заметно упрочилась после выхода большой книги «Диалоги с Солнечным» («The Sunlight Dialogues", 1972), попавшей в списки бестселлеров и вызвавшей многочисленные критические отклики. Поскольку речь шла о современном авторе, склонном к саморефлексии и активно дающем
Приводить здесь ссылки на конкретные источники не представляется целесообразным, поскольку работ о Гарднере в целом (специальных, а также глав в работах общего характера) немало, и на многие из них мы будем ссылаться по мере необходимости.
Достаточно точное представление о реакции современников дает подборка выдержек из рецензий, приведенная в справочнике: Modern American Literature. Vol.1. A - G. - Detroit - Lnd., 1998. См. также: Cowart D. Arches of Light. - Carbondale and Edwardsville, 1983. - P.5.
3 Bateson F.E. Grendel and Beowulf Were Two Pretty Boys (An Instance of Old English Harking Back)? II The
New York Review of Books. Dec. 30, 1971. - P. 17.
4 Одна из первых научных статей, посвященных «Гренделю» - Minugh D. John Gardner Constructs Grendel's
Universe II Studies in English Philology, Linguistics and Literature Presented to Alarik Rynell. March 1978
(Stockholm Studies in English, XLV1). - P. 125 - 141
интервью, наметилась существующая и поныне тенденция пользоваться собственными признаниями романиста относительно некоторых источников, наличия определенных мотивов и структур (статьи о зодиакальной символике', интерпретация образа Рыжего Коня2. Вообще наиболее популярными уже в 1970-е годы стали как раз вопросы об источниках3 и экзистенциальной проблематике4, что неудивительно ввиду известной специфики «Гренделя».
Публикации скандально знаменитой «Нравственной литературы» («On Moral Fiction») в 1978г. вызвала активизацию изучения гарднеровского наследия. Конкретно на осмыслении «Гренделя» это едва ли сказалось -разве что в целом несколько увеличилось количество серьезных работ, но основное внимание все же уделялось новой книге и попыткам превратить ее в ключ к творчеству писателя. «Грендель» выглядел несколько нетипично на фоне апологии нравственности, и, возможно, поэтому он, равно как и некоторые другие экспериментальные вещи, не стал более популярен.
Следующая переломная точка - 1982 год, год гибели Гарднера. Начиная с этого момента он стал героем объемных монографий и сборников статей (первый сборник - «Перспективы изучения»5 - успел выйти с его собственным маленьким послесловием). О «Гренделе» литературоведы писали явно с охотой как об одной из интереснейших и спорных книг автора, посмертно канонизированного в роли современного классика (впрочем, Гарднер сам, вероятно, довольно активно делал себе соответствующую репутацию, о чем, в частности, подробно писал Б.Экелунд6). Конкретные темы и проблемы, однако, существенно не менялись. Этот период, однако,
1 Cowart D. Op.cit. - P.44; Minugh D. Op.cit.; Stromme C.J. The Twelve Chapters of Grendel II Critique 20.1 (1978).-P. 83-92.
См., например, комментарии Н.Махлаюка к русскоязычному изданию «Гренделя». ' См., например, Morris G.L. The Limits of Borrowing: The Matter of John Gardner's Sources II Thor's Hammer. - Univ. of Central Arcansas Press, 1985. - P.33-43.; Milosh J. John Gardner's Grendel: Sources and Analogues II Contemporary Literature. Winter 1978. Vol. 9, No. 1.- Pp. 48 - 57; Ellis H.B., Ober W.U. "Grendel" and Blake: The Construction of Existence II John Gardner: Cretical Perspectives. Carbondale, 1982. - P. 46-61.
4 Mason K.C. Of Monsters and Men: Sartrean Existentialism and John Gardner's "Grendel" II Thor's Hammer. P.
101-111; Eller E.E. Death and Essence: The Wall in John Gardner's "Grendel" II Ibid. P. 123-133.
5 John Gardner: Critical Perspectives. Ed. by - Carbondale and Edwardsville, 1982.
6 Ekelund B. In the Pathless Forest. John Gardner's Literary Project. - Uppsala, 1995.
уложился в рамки десятилетия (с пиком около 1982 - 1985). В 1990-х единственной большой специальной работой стала монография Б.Экелунда. В настоящее же время за рубежом материалы о «Гренделе» появляются преимущественно в Интернете (статьи, дискуссии, публикации интервью и писем Гарднера) и достаточно сложно поддаются систематизации. Налицо интерес, но принципиально новых моментов в трактовке романа не наблюдается.
У нас ситуация несколько иная. О Гарднере пишут уже давно - по крайней мере, без упоминаний о нем не обошлась практически ни одна фундаментальная работа по американской литературе 1970-х ), причем рассматривались наиболее «реалистические» вещи наподобие «Диалогов с Солнечным» и «Осеннего света», «Грендель» же просто не упоминался. Первые статьи и упоминания в больших работах появились в середине 1980-х3, но большинство приходится на 1990-е4. Специальных работ по «Гренделю», однако, практически нет, за исключением подготовленной Н.Махлаюком и П.Слободянюком публикации русского перевода романа с кратким предисловием и комментариями5, статьи Н.Махлаюка о традициях средневековой литературы в творчестве Гарднера6 и главы в книге Н.А.Шогенцуковой «Опыт онтологической поэтики». Комментарии Н.Махлаюка опираются во многом на признания самого писателя , что отчасти объясняется самим жанром. Работа Н.А.Шогенцуковой содержит целый ряд интересных наблюдений, но многие ходы здесь не доведены до
1 См., например: Засурский Я.Н. Американская литература XX века. - М., 1984; Литература США XX века.
Опыт типологического исследования (авторская позиция, конфликт, герой). - М., 1978; Мендельсон М.
Роман США сегодня. - М., 1977; Мулярчик А.С. Современный реалистический роман США. - М., 1988.
" То есть нефантастические, нравоописательные. О реализме Гарднера здесь говорится с некоторой долей
условности, тогда как в научных работах, о которых идет речь, соответствующая идея является одной из
основных.
3 Например, Н.Л.Сенкевич в своей диссертации о философских романах Гарднера затрагивает этот роман, но
не занимается специальным его изучением. 4 См., например: Богословская А.В. Джон Гарднер: тоска по милосердию // Проблемы взаимодействия
литературных жанров и стилей в зарубежной литературе XIX - XX веков. - Калинин: КГУ, 1990. С. 91 - 99;
5 Гарднер Д. Крушение Агатона. Грендель. - СПб., 1994.
6 Махлаюк Н. Указ.соч.
7 Это касается, например, трактовки образа Рыжего Коня и, вероятно, атрибуции цитат из А.Н.Уайтхеда.
логического завершения, не собраны в выводы; к сожалению, имеется также ряд неточностей.
Вообще в изучении «Гренделя» существует целый ряд проблем о которых гарднероведы непрестанно спорят уже около трех десятилетий, но рассматривать их здесь в деталях не представляется целесообразным. Ряд моментов будет затронут непосредственно в ходе обсуждения поэтики и проблематики романа.
Что же касается нехудожественных книг Гарднера, то по крайней мере одна из них удостоилась пристального внимания и рецензентов, и исследователей. Конечно же, это «Нравственная литература». Американские авторы в разные годы (впрочем, особенно на первых порах) оценивали ее весьма сдержанно, обвиняя то в отсутствии оригинальности (стандартная претензия к Гарднеру), то в неоправданно резкой критике современной ситуации в искусстве1. Другие монографии не исследовались специально ни у нас, ни за рубежом. Вероятно, так случилось потому, что они оказались в тени третьей книги и по инерции воспринимались просто как очень толковые и остроумные учебники для начинающих писателей.
При этом связь гарднеровской литературной практики с его теоретическими взглядами в полном объеме не изучена. Часто наблюдается констатация связи позиции автора с концепцией некоторых его произведений (преимущественно «реалистических») - в области этики, внимания к традиции, диалогизма и проч., но найти подробный разбор хотя бы одного случая подобных связей и, в особенности, переход с концептуального на конкретно-структурный уровень пока непросто. В небольшой статье
Самоочевидность выводов и неоправданные похвалы Дж.Фаулзу как идеальному романисту ставит Гарднеру в вину Э.Эпстайн (Epstein J. Rx for the Novel II Commentary. Vol. 66, No.l, July 1978. - Pp. 57 - 60), называет его книгу «старомодной программной глупостью» Д.Беллами (Bellamy J.D. Literary Luxuries. American Writing at the End of the Millenium. - Columbia and Lnd., 1994. - P.4), обвиняет автора «Нравственной литературы» в нечестной критике современных писателей А.Кейзин (Kazin A. Moral John Gardner. Art for Life's Sake is the Theme of Gardner's New Book of Criticism II Esquire. May 9, 1978. - Pp. 35 -36); список можно продолжать до бесконечности. Это, однако, вовсе не значит, что положительных оценок не было: к примеру, статья Ч.Джонсона (Johnson Ch. A Phenomenology of "On Moral Fiction" // Thor's Hammer. P.147-156) весьма благожелательна, и даже Кейзин не оставляет без внимания талант и ученость автора (Kazin A. Op.cit. - Р.35).
Н.Махлаюка продемонстрирована связь гарднеровского художественного мышления с традициями средневековой духовной культуры, но и там, возможно, в связи с лапидарностью текста, не учтены некоторые противоречия ситуации и не показано, как описываемые концептуальные представления реализуются на микроуровне - в языковой структуре рассматриваемых текстов. Отдельные замечания можно найти и в вышеупомянутой работе Н.Шогенцуковой, но они не складываются в целостную систему.
Еще в более сложной ситуации оказалось наследие Гарднера как историка английской литературы. Тезис о связи опыта ученого-медиевиста с практикой романиста (особенно в «Гренделе») общеизвестен, но не более. Популярная дилогия о Чосере в свое время привлекла рецензентов, и о ее оригинальности много спорили, но такая известная работа, как «Строение древнеанглийской христианской поэзии», литературоведами подробно не обсуждалась, хотя и можно встретить упоминание о связи главы о «Беовульфе» с концепцией романа «Грендель» . В деталях эта связь не прослеживается. Не исключено, что на отсутствие подробных комментариев повлияла неприятная ситуация вокруг книг о Чосере; во всяком случае, ссылки на «Строение» отсутствуют не только в исследованиях о Гарднере, но и в более поздних трудах по древнеанглийской поэзии.
Определенные проблемы существуют и в связи с публикацией гарднеровского наследия. Наиболее сложные тексты писателя издаются порой без подробных комментариев, названия произведений приводятся с ошибками или даже переводятся по-разному в рамках одной русскоязычной работы (больше всего «достается» "On Moral Fiction"2), из нескольких разновременных интервью собирается одна публикация, дающая неверное представление об эволюции взглядов Гарднера3.
' См.: Cowart D. Op.cit. - P. 44 - 45; Milosh J. Op.cit. - P.53.
2 Этот вопрос рассматривается ниже.
3 John Gardner: The Art of Fiction LXXII1II The Paris Review. 75. - Pp. 36 - 74.
Все это отнюдь не способствует полному и верному пониманию писателя как специалистами, так и рядовыми читателями.
Данная работа призвана внести некоторый вклад в исправление этой ситуации хотя бы на весьма ограниченном материале. Ее цель - установить характер взаимодействия между художественными, критическими и научными текстами Джона Гарднера на примере романа «Грендель» и группы смежных источников. Для ее решения представляется необходимым решить следующие задачи:
Охарактеризовать теоретико-литературную концепцию Гарднера и специфику ее воплощения на уровне конкретных текстов с учетом жанрово-стилистической специфики последних.
Выявить своеобразие подхода Гарднера к изучению древнеанглийской литературы, в особенности - эпической поэмы «Беовульф», реконструировать истоки его научных интересов и их связь с общими взглядами на литературу.
Определить фундаментальные черты поэтики и нравственно-философской проблематики романа «Грендель» и их связь с работами того же автора о средневековой и современной литературе.
В соответствии с поставленными задачами данное исследование построено на базе структурно-функционального и сопоставительного анализа с применением некоторых идей М.М.Бахтина и русских структуралистов.
Научно-практическая значимость данной работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы при подготовке специальных курсов по американской литературе второй половины XX века, при издании и комментировании трудов Гарднера.
Критические и теоретические труды Д.Гарднера
Наследие Гарднера - критика и теоретика литературы нуждается в тщательном изучении не только само по себе, но и как фон и подоплека его художественного творчества. В данном случае, разумеется, речь идет не столько об истолковании практики через теорию (что вообще не всегда верно), сколько о сопоставлении и честном выяснении их взаимоотношений. Перед исследователем встает необходимость изучить взгляды Гарднера на функции литературы, на способы построения художественного текста, его суждения о других авторах.
Корпус материалов, раскрывающих Гарднера как теоретика и критика, весьма велик. Это значительное количество статей и интервью, а главное -три книги: «О нравственной литературе» ("On Moral Fiction"; 1978), «Искусство прозы» ("The Art of Fiction"; 1983) и «Как стать романистом» ("On Becoming a Novelist"; 1984). Последнее две работы - не что иное, как учебники для начинающих писателей, подробно трактующие природу и психологию художественного творчества. Выделить во всем этом многообразии чисто критические и чисто теоретические тексты, ввиду известной специфики гарднеровского письма, практически невозможно. Критика, теория литературы и публицистика находятся здесь в постоянном взаимодействии. Более того, концепция Гарднера обладает, за исключением ряда деталей, определенной целостностью (что, однако, не означает непротиворечивость) и сформировалась значительно раньше, чем были опубликованы вышеупомянутые книги - примерно в 1965 - 1967 годах1, то есть примерно тогда же, когда писатель работал над своими первыми романами. Были и ранние публикации, например, статья «Как мы пишем сейчас» («The Way We Write Now») 1972 года, в которой, по замечанию Д.Беллами, уже прозвучали основные идеи «Нравственной литературы»2. Это дает нам возможность проводить анализ не по отдельным текстам, а именно по аспектам концепции, привлекая данные из различных источников. Не стоит забывать и о том, что каждая книга автора-теоретика отличается от других - пусть не концептуальной основой, но повышенным вниманием к определенным моментам. Так, например, в «Нравственной литературе» больше общих философских, моральных и эстетических суждений, анализа современного литературного процесса, тогда как последующие два труда более подробно развивают вопросы структуры художественного повествования, языка и стиля.
В дальнейшем можно соотнести полученные в настоящем параграфе выводы с данными анализа романа «Грендель», не рискуя впасть в анахронизм. По мере необходимости, однако, рассмотрим и характерные особенности отдельных текстов, поскольку в нашем случае важно увидеть не только комплекс идей, но и склонность автора к определенным способам их выражения (стилистическая тональность, задействованные «речевые жанры»3 и пр.).
Отнюдь не чисто формальной является проблема перевода термина moral fiction, ключевого для Гарднера и вошедшего в заглавие его программной книги. Существует большое количество переводов: «О нравственной литературе» (наиболее распространенный1), «О нравственной прозе» , «О моральной литературе» и даже «О моральной ответственности литературы» . Между тем какая-то определенность здесь просто необходима: moral fiction — это данная в двух словах концепция литературы, ее сути и назначения . Гарднер, несомненно, имеет в виду морально ответственную литературу. Тем не менее, следует учитывать отразившуюся в этой короткой формуле свойственную гарднеровской стилистике игру оттенками. Понятие moral в данном контексте ближе к «ответственности» и «гуманизму», чем к «дидактике» или «моральной чистоте» в викторианском смысле. Но Гарднер прекрасно чувствует и, несомненно, подразумевает языковой потенциал слова fiction - это и просто художественная литература, преимущественно проза (как в заглавии хрестоматии "The Forms of Fiction"5, т.е. «Разновидности прозы» - первой крупной публикации рассматриваемого автора), и фикция, то есть вымысел, иллюзия, фантом: писатель широко использует выражение fictional dream, близкое к русскому термину «художественный мир» или просто к выражению «вымышленный мир».
Д.Гарднер - историк древнеанглийской литературы
Историей древнеанглийской литературы Гарднер впервые серьезно занялся в период работы над докторской диссертацией (1955 - 1958) под руководством Дж.К.МакГэлларда (McGalliard). Диссертация, правда, представляла собой роман «Старики» ("The Old Men")1), и профессиональная деятельность Гарднера в течение последующих лет также была связана преимущественно с преподаванием основ писательского мастерства, но историко-литературная проблематика заняла прочное место в сознании молодого автора. В первой половине 1960-х годов Гарднер много занимался переводами средневековых литературных памятников, результатом чего стала книга «Аллитерированная «Смерть Артура» и полное собрание сочинений автора «Гавэйна»» ("The Alliterative Morte Arture and the Complete Works of the Gawain-Poet", 1971) с обширным предисловием и комментариями. К тому же периоду относится и интенсивное освоение наследия Дж. Чосера и написание черновой версии фундаментального исследования, опубликованного впоследствии в двух книгах - «Жизнь и время Чосера» и «Поэзия Чосера» (обе - 1977)2.
Следует отметить, что, как и в случае с теоретико-литературными и критическими трудами, даты публикации и фактического написания (по крайней мере, черновой версии) расходятся весьма существенно, и к началу работы над романом «Грендель», т.е. к 1969 году, у писателя был уже немалый опыт работы со средневековыми текстами, причем, судя по соответствующим исследованиям, его интересовали главным образом личности авторов, словесная ткань, целостность и ценность текстов -проблематика, важная также для его литературно-критических трудов и, если присмотреться внимательно, для художественной прозы. Датировать гарднеровскую интерпретацию «Беовульфа» возможно, хотя и без большой точности. Соответствующая тема весьма серьезно заинтересовала писателя еще в 1960-е годы, когда он активно занимался преподавательской деятельностью , а трактовка эпоса по Фульгенцию, т.е. в аллегорическом ключе, появилась в статье 1970г.2
Также следует учесть, что отношение Гарднера-филолога к понятию научной новизны было весьма специфично. Коллеги-ученые многократно обвиняли его в плагиате , особенно по поводу «Жизни и времени Чосера», где то и дело обнаруживаются чужие суждения и даже целые фрагменты работ, приведенные почти дословно и при этом не снабженные ссылками. В предисловии к книге Гарднер опротестовал обвинения: он объяснил, что «стремился не к сногсшибательной оригинальности, а к полноте, точности и, насколько возможно, писательской живости в изложении фактов. Иными словами... старался придать своему повествованию интересную форму, ориентироваться на лучшие авторитеты и избегать распространенных ошибочных представлений»4. Любопытно также, как рассматриваемый автор писал о «заимствовании кусками» у Чосера5.
Таким образом, отношение к традиции, авторитету и оригинальности, свойственное Гарднеру как критику, проявляется и в его филологических трудах. В отличие от многих современных авторов, он не стесняется, почти по-средневековому, опираться на «авторитеты» и быть более систематизатором, прилежным аналитиком и популяризатором, чем первооткрывателем. Более того, художественная трактовка фактов, по замыслу Гарднера, не только не противоречит научной, но и дополняет ее, делает более объемной.
Но пока что среди упомянутых книг не было ни одной, касающейся именно англосаксонской литературы и, в частности, непосредственно «Беовульфа». А такая работа существует. Монография «Строение древнеанглийской христианской поэзии» ("The Construction of Christian Poetry in Old English") вышла в свет в 1975 году; фактически в ней были объединены статьи разных лет, большей частью уже известные научной общественности. Точно датировать начало работы над книгой не представляется возможным, и, соответственно, вопрос о правомерности и возможных способах привлечения ее материалов для анализа «Гренделя» становится сложнее; очевидно, имеет смысл учесть факт существования ранней статьи (вероятно, и легшей в основу соответствующей главы) и опираться на него. То же касается и пассажей, посвященных «Беовульфу» в поздних работах Гарднера о писательском мастерстве. Но, в любом случае, интерес писателя к «Беовульфу» был достаточно устойчив на протяжении как минимум двух десятилетий, и теоретическое освоение этого памятника шло параллельно с художественным, или, по крайней мере, разрыв не был очень велик.
Следовательно, при неправомерности прямых ссылок («В статье Гарднер написал то-то, и поэтому роман следует понимать так-то») вполне возможным представляется проводить параллели, сопоставлять и реконструировать гарднеровскую трактовку «Беовульфа», осторожно разводя ее художественную и научную версии.
Общие замечания
Прежде чем говорить непосредственно о «Гренделе», следует договориться о терминологии - как мы будем в дальнейшем определять жанр книги? В предыдущих главах звучало простое и очевидное определение -«роман», но верно ли оно? Иногда можно встретить вариант - «повесть». Отчасти это объясняется небольшим размером произведения, но дальше начинаются существенные трудности. Роман и повесть в отечественной традиции разграничены, в самом деле, не настолько четко, чтобы спорные случаи были вовсе исключены.
Более того, строгого научного определения этих жанров вовсе не существует. Точнее, есть ряд вариантов, причем каждый представляет собой обычно набор характеристик, не претендующий на полноту и общеобязательность. Часто даже говорят о принципиальной незавершенности романной формы, которая будто бы и является причиной невозможности строгого определения1.
Сложность пресловутой проблемы романа общеизвестна, и данная работа вовсе не претендует на попытку ее разрешения. Единственное, что остается - это договориться об определениях.
«Грендель» все-таки обладает рядом фундаментальных характеристик, которые принято считать признаками романной формы -например, изображением героя в развитии, диалогичностью. Но главное, он принадлежит англоязычной традиции, которой определение «повесть» не свойственно. Тексты, которые по объему и разветвленности структуры представляют собой нечто среднее между рассказом и романом, называются a tale или a story («Королевский гамбит» того же Гарднера в русском переводе - повесть, в оригинале - a tale). Авторское определение «Гренделя»
- «a novel», поэтому, с известной долей условности, будем все же продолжать называть изучаемый текст романом, памятуя также об особой роли этого жанра в писательском самосознании Гарднера, который едва ли мог позволить себе заведомо неточное или даже неверное (в рамках его понятий) определение. Но «Грендель» - роман необычный.
Гарднер, будучи филологом не только по профессии, но и по складу мышления, охотно апробировал возможности различных жанров, причем с удовольствием скрещивал их в весьма необычных сочетаниях. «Никелевая гора» - пасторальный роман, «Ясон и Медея» - гибрид эпической поэмы и романа, «Королева Луиза» - абсурдистская сказка. Также нетрудно заметить, что писатель охотно использует уже известные сюжеты - полностью или хотя бы отдельные мотивы. «Крушение Агатона» основано на биографии Сократа, рассказанной Плутархом (как бы вольно Гарднер ни обращался с материалом; эта вольность, при бережном обращении с отдельными чертами источника, - важная особенность стиля писателя). «Ясон и Медея» повторяет сюжетную канву поэмы Аполлония Родосского, но персонажи наделены современной психологией. Малая проза сборника «Королевский гамбит» стилизована под Кафку, По, Мелвилла, причем зачастую пародийно. Тех, кто знаком с теоретическими работами Гарднера, это не должно удивлять: все вполне согласуется с авторским пониманием традиции и ее роли в художественном творчестве.
Таков и «Грендель». В его основе - древнеанглийский эпос «Беовульф», но следует предупредить, что распространенное обозначение этого романа как «пересказа» или «переложения» эпоса в корне неверно. Даже на событийном уровне восходящее прямо и очевидно к «Беовульфу» занимает очень небольшую часть текста - в самом конце, тогда как в эпосе, в свою очередь, эти события занимают приблизительно первую треть (без вступления).
Важно учесть и способ работы с эпическим материалом (пока что в самых общих чертах). Гарднер поступил именно так, как позже рекомендовал молодым писателям: выбрал интересную для него сюжетную линию, насытил повествование «вечными» и самыми что ни на есть современными проблемами, превратил эпического злодея в психологически интересного протагониста и выработал свой, неповторимый стиль. Он привлек массу других литературных и философских источников, причем смог, как мы увидим, добиться известного единства. «Грендель» не выглядит эклектикой -это скорее многослойный, чем мозаичный текст. Эпос открыто образует сюжетную основу, «скелет», и тогда подтекст вырастает как раз за счет вживления инородных мотивов и стилистических пластов. Даже джойсовский «Улисс» предполагает эпос как подтекст, пусть и главный, у Гарднера же все строится как раз на трансформации готовой основы и на остроумном обыгрывании контраста между знакомым и новым, неожиданным.
Единство романа в немалой степени обеспечивается образом героя-повествователя. Гарднер, напомним, полагал, что герой - подлинный смысловой центр повествования, его отправная точка и, в случае удачи, основной источник читательского интереса. Написано это было через несколько лет после выхода в свет «Гренделя», но вполне может быть приложено и к изучаемому роману. В самом деле, сам выбор протагониста парадоксален: мало того, что враг эпического героя, так еще и не вполне человек. А если учесть, что именно ему доверено повествование, то ситуация оказывается еще более странной. Рассказ от первого лица неизбежно предполагает особенно детальную обрисовку точки зрения рассказчика, причем чисто психологически читатель оказывается вынужден смотреть на события глазами именно этого героя (сколь угодно странного или страшного), если не оправдывая, то понимая, становясь ближе к нему.
Поскольку в «Гренделе» точка зрения радикально меняется в сравнении с первоисточником, имеет место так называемый эффект остранения, причем автор-рассказчик как повествовательная инстанция, присутствовавшая в «Беовульфе», удаляется вместе с неизбежным прямым комментарием и оценкой. Разумеется, нельзя отождествлять ни автора с героем, ни «автора» как персонажа с автором биографическим, но Гарднер добивается весьма нетривиальной установки: читатель ошарашен парадоксом, оставлен «один на один» с чудовищем и при этом вынужден детально ознакомиться с его точкой зрения, тем самым глубже понимая происходящее.
Естественно, бессловесное чудище превращается под пером современного автора в чрезвычайно сложный и многоаспектный образ. Грендель - это монстр-ребенок, находящийся в процессе непростого, а зачастую и болезненного постижения мира. В то же время это разновидность рефлектирующего героя, скептика-ирониста, то ругающегося с Богом, то вовсе отрицающего наличие сколько-нибудь разумного начала в мире. Обе эти ипостаси не противоречат друг другу: их совмещение позволяет выстроить текст о познании как современную версию романа воспитания1.
На фабульном уровне два лика героя возможно (хотя и не всегда просто) разделить во времени: Грендель в день своего последнего боя вспоминает события, способствовавшие формированию его жизненной позиции. Точка зрения повествователя, соответственно, раздваивается, и любое событие получает многомерное освещение - тем более что, кроме «двух Гренделей», в тексте присутствует ряд других персонажей, которым присущ свой собственный взгляд на события. Многомерность, подчеркнутая адогматичность - существеннейшая черта романа. Исследователи неоднократно говорили о диалогичности романов Гарднера именно в таком смысле, и «Грендель» - не исключение.
