Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Масштабность образа мира в романе «Мельмот Скиталец» и способы се достижения 14
1.1 Пестрота жизненного «материала» и способы ее упорядочивания (принципы подобия, контраста и варьирования) 14
1.2 Проблема «готической» традиции в романе 23
1.3 Принцип параллельного развертывания структурных элементов разных жанровых традиций 28
1.4 Принцип «перетекания» друг в друга жанровых канонов 39
1.5 Принцип варьирования жанровых традиций 50
1.6 Принцип «контрапунктного» вкрапления разных жанров 60
Глава 2. Интертекстуальные связи «Мельмота Скитальца» и их роль в изображении мира в романе 67
2.1 Поле интертекстуальных взаимодействий «Мельмота» 67
2.2. Виды и типы интертекстуальности в «Мельмоте» и их функциональные особенности 76
Глава 3. Своеобразие повествовательной манеры романа Ч.Р. Метыорина и ее роль в создании образа мира 92
3.1 Особенности субъектной организации повествования романа 92
3.2 Специфика «рамочного» повествования «Мельмота» 110
Глава 4. Образ Скитальца и проблема концепции мира в романе «Мельмот Скиталец» 118
Заключение 132
Библиография 135
- Пестрота жизненного «материала» и способы ее упорядочивания (принципы подобия, контраста и варьирования)
- Поле интертекстуальных взаимодействий «Мельмота»
- Особенности субъектной организации повествования романа
Введение к работе
Имя Ч.Р. Метыорина (1780-1824) было хороню знакомо читателям, театралам начала XIX столетия не только в Великобритании, но и за ее пределами. Несостоявшийся поэт и литературный критик (рецензии на пьесы Р. Шийла, М. Эджворт), Ч.Р. Метыорин получил признание современников как талантливый драматург (пьесы «Бертрам, или Замок Сент-Альдобранда», 1813; «Мануэль», 1817; «Фредольфо», 1818) и прозаик (романы «Роковое мщение, или Семья Монторио», 1807; «Молодой ирландец», 1808; «Милезский вождь», 1811; «Женщины, или За и Против», 1818). О личности писателя ходили противоречивые легенды: примерный семьянин и дамский угодник, мрачный романист, строгий священник и страстный любитель карточной игры, танцев и рыбной ловли.
Из всего разнопланового творческого наследия писателя наиболее успешным и значительным стал роман «Мельмот Скиталец». Опубликованный в 1820 году, «Мельмот» быстро завоевал популярность среди читателей, став известным не только в Великобритании, но и за ее пределами - в Европе, США, России. Несмотря на очевидный успех этого произведения, слава его во многом была неоднозначной. Если читатели с увлечением и восторгом отдавали дань таланту создателя «Мельмота», то английские критики, наделяя роман эпитетами «скучный» ("tiresome"), «глупый» ("silly"), «непристойный» ("blasphemous"), «экстравагантный» ("eccentric"), «странный» ("odd"), в основном отнеслись к нему враждебно (см..: Idman 1923: 268-270). Во Франции же и России, напротив, «Мельмотом» восторгались, называя его автора «самым оригинальным современным писателем» (О. де Бальзак), «единственным в своем жанре» (III. Бодлер), «великим талантом» (рецензии в русских журналах 1830х
годов). В целом же слава «Мельмота» оказалась недолговечной - вскоре роман был предан забвению как его поклонниками, так и хулителями. В этой связи примечательно высказывание анонимного автора журнала "The Irish Quarterly Review" от марта 1852 года: «Едва ли существует такой писатель, именем которого столь пренебрегали, а произведения которого были бы столь забыты, как Ч.Р. Метыорин» (см.: Алексеев 1983: 532).
Однако, почти век спустя, в 1920е годы обозначился всплеск научного интереса к роману Ч.Р. Метыорина, не ослабевающий и по сей день. Исследователи «Мельмота» называют его произведением «сложным» (Kiely 1972: 189; Алексеев 1983: 566), «причудливым» (Соловьева 1988: 125; Вауег-Berenbaum 1982: 93), «неординарным» (Punter 1980: 142), выходящим «из ряда вон» (Берковский 2002: 134).
За рубежом жизнь и творчество Ч.Р. Метыорина освящены в ряде монографий - финского исследователя Н. Идмана (Idman 1923), голландского ученого В. Сколтена (Scholten 1933), американского исследователя Д. Крамера (Kramer 1973), в диссертации французского исследователя К. Фиероба (Fierob 1975). Изучается и место «Мельмота» в эволюции романных жанров, чему посвящены отдельные разделы исследований, прослеживающих развитие «готического» (Varma 1957; Birkhead 1963; Hennessy 1978; Punter 1980; Bayer-Berenbaum 1982; Wiesenfarth 1988) и становление романтического романа (Kiely 1972; Kelly 1995).
В нашей стране серьезное изучение наследия Ч.Р. Метыорина началось несколько позже, чем за рубежом - в 1960-1970 годах, хотя отдельные статьи о Ч.Р. Метьюрине встречались и раньше; например, в Литературной энциклопедии 1934 года «Мельмот» характеризуется как «высшая точка дворянского романтизма, изобличающего уже его внутренний гнилостный распад». Творчеству Ч.Р. Метыорина посвящены диссертации Л.В. Сницыной (Спицына 1978), Л.С. Макаровой (Макарова 2001). Роль «Мельмота Скитальца» в эволюции английского иредромаитизма
рассматривается в монографиях Ы.Л. Соловьевой (Соловьева 1984; 1988), в соответствующих разделах диссертаций М.Б. Ладыгина (Ладыгин 1978), Е.В. Григорьевой (Григорьева 1989). Место романа Ч.Р. Метыорина в истории английской литературы обозначено в статьях М.П. Алексеева (Алексеев 1971; 1983; 1991), разделах учебников (Аникст 1956; Аникин Михальская 1998; Вельский 1968; Урнов 1989).
В целом, исследования «Мельмота» обращены к выявлению э/санровой специфики романа. Одни ученые усматривают в нем типичное произведение «готической» школы (Bayer-Berenbaum 1982; Eggenschwiller 1975; Hennessy 1978; Scholten 1933; Аникст 1956), другие видят в нем романтический философский роман (Kiely 1972; Аникин Михальская 1998), третьи -указывают на совмещение в «Мельмоте» разных жанровых традиций (Fierob 1975; Idman 1923; Kiely 1972; Kramer 1973; Punter 1980; Григорьева 1989; Ладыгин 1978; Макарова 2001; Спицына 1978; Соловьева 1988 и др.). Некоторые авторы особо подчеркивают сложность жанрового облика романа (Idman 1923; Pierce 1918; Алексеев 1983).
Интерес исследователей вызывает и «рамочная» сюзісетио-композиционная структура романа, при этом одни говорят о стройности принципов организации произведения (Axton 1961; Bayer-Berenbaum 1982; Елистратова 1989; Kramer 1973; Punter 1980; Спицына 1978; Соловьева 1988), другие, напротив, о его аморфности, хаотичности (The Cambridge History of English and American Literature 1907-1921; Hennessy 1978; Ruff 1955; Ладыгин 1978).
Важное место в исследованиях «Мельмота» занимает и осмысление его идейной стороны. Большинство литературоведов придерживаются мнения, что несмотря на сложность и многоплановость «Мельмота», роман посвящен, прежде всего, морально-философской проблематике. Некоторые ученые полагают, что смысл романа - в испытании человека силами Зла (Conger 1977), миром хаоса (Bayer-Berenbaum 1982). Представители
психоаналитического направления (например, Дж. Вайзенфарс) видят смысл романа в раскрытии глубин человеческой психики, «подавленных» желаний, что, по их мнению, выступает приметой «нового» «готического» романа (Wiesenfarth 1988). Сторонники социологического подхода, в частности, Д. Крамер, Д. Пантер, Дж. Келли, утверждают, что в «Мельмоте» поднимается проблема противостояния человека «институтам угнетения» ("opressive institutions"), осмысливаются уроки французской революции (Kelly 1995). Существует и толкование произведения Ч.Р. Метыорина в экзистенциальном ключе: например, П. Торслев полагает, что в «Мельмоте Скитальце» звучит метафизический протест против несвободы человека (Thorslev 1984). В этой связи разные интерпретации получает и образ Мельмота Скитальца (об этом подробнее пойдет речь в гл. 4 настоящей работы).
Определенный интерес исследователей вызывает и проблема влияния на «Мельмота» предшествующей литературы - легенд, библейских притч (Bayer-Berenbaum 1982; Kramer 1973; Scott 1980 и др.), европейской поэзии и прозы (Fierob 1975; Idman 1923; Ruff 1955 и др.). Ряд статей посвящен связям «Мельмота» с европейской литературой XIX-XX веков (см. глава 4).
Таким образом, зарубежными и отечественными исследователями внесен большой вклад в изучение романа. Вместе с тем, при всем многообразии изучаемых аспектов «Мельмота», его исследователи рассматривают роман в рамках отдельной традиции («готической», романтической), с которой и связывается его жанровое, сюжетно-композиционное своеобразие, особенности проблематики. Однако, не встает вопрос о месте «Мельмота» в эволюции романного жанра как такового. Между тем, создание «Мельмота» приходится на период в истории европейской литературы (конец XVIII -первая половина XIX веков), ознаменованный бурным развитием жанра романа в творчестве романтиков. Как справедливо замечает Л.Л. Мироненко, «осознание универсальных
возможностей романа - одно из серьезных, имеющих последствия завоеваний европейского романтизма» (Мироненко 1995: 15).
Известно, что теоретиками романтического романа стали немецкие романтики (Шлегель, Новалис, Вакенродер). Их творчество (Л. Тик «Странствия Франца Штернбальда», 1798; Новалис «Генрих фон Офтердинген», 1802; Э.Т. Гофман «Житейские воззрения кота Мурра») тяготело к мифологической форме мышления, иносказательности, фантастике (Ботникова 2004: 25). Вкладом немецких романтиков в развитие романа было выдвижение нового типа героя (художник, стремящийся к идеалам красоты, гармонии, высшей правды), использование многозначной символики, совмещение эпического и лирического начал, переплетение разных жанровых черт.
Центральное место занимает роман в системе французского романтизма («Дельфина», 1802 «Коринна, или Италия», 1807 Ж. де Сталь; «Оберман», 1804 Э.П. де Сенанкура; «Адольф», 1816 Б. Констана и др.). В творчестве французских романтиков происходит освоение нового романного жанра - «личного романа», который стал основой развития французского романтизма (Мироненко 1995: 41). Сделав героем своих произведений современника - «сына века», французские писатели стремились запечатлеть его внутренний облик, пронизанный острым разочарованием, неудовлетворенностью, духом безверия и скорби. Французский роман начала XIX столетия отличает тенденция к «приватизации» (термин Л. В. Карельского), что выражается в камерности сюжетов, изображении судьбы одного героя, «монологизации» романного жанра (роман в письмах, роман-исповедь).
Конец XVIII - начало XIX века - период утверждения в собственной самоценности романного жанра и в Великобритании. Пластичность романа, его способность к смещению жанровых, родовых границ, открытые английскими писателями XVIII века, плодотворно развиваются в творчестве
английских прозаиков конца XVIII - начала XIX веков, их произведениям присущ «жанровый эксперимент» (Ладыгин 1981: 21-22). Утверждение романтических черт в английском романе происходит в недрах устоявшихся жанровых канонов, на что указывает и Н.Я. Дьяконова, размышляя о «преемственной связи» английских романтиков с идеологией XVIII века (Дьяконова 1973:9).
Так, У. Годвин, которого А.А. Елистратова назвала «последним просветителем и первым романтиком» (Елистратова 1966: 398), совмещая в «Септ-Леоне» (1799) философские искания просветителей и романтическую образность, стал основоположником романтического философского романа. Он же явился и зачинателем европейского «социального романа» (см.: Алексеев 1961: 4), основные черты которого (сочетание тонкого анализа общественных отношений на основе документальных источников с увлекательностью беллетристики) намечены в «Калебе Уильямсе» (1794), «Флитвуде» (1805). Романтическое мироощущение проникает в романы «готической» школы («Монах», 1794 М.Г. Льюиса, «Итальянец», 1794 А. Радклиф), для которых характерно пристальное внимание к противоречивым характерам (Амброзію, Скедони), изображение «диалектики души». Эту тенденцию развивает и М. Шелли во «Франкенштейне» (1818), романе-притче, аллегории, который отличается сочетанием сложной философской проблематики в духе произведений просветителей (идея ответственности ученого за сделанные открытия) и романтической символики (образы грандиозной природы, Виктора Франкенштейна, Монстра), а также обращением к «готическому» инструментарию (создание Монстра, нагромождение роковых событий, экстремальных ситуаций и преступлений) и переплетением разных повествовательных традиций, заложенных, в том числе, и реалистическим романом. Огромную роль в разработку романной прозы внес и В. Скотт, написавший к моменту опубликования «Мельмота Скитальца» свой «шотландский» цикл (1814-1818) и первый роман из
английской истории («Айвенго», 1819). Эти произведения стали образцами исторического жанра (изображение судьбы героя в связи с судьбой общества, сочетание бытописания, романтической поэтичности и авантюрных элементов). В 1820е годы складывается и английский морской роман -«Пират» (1821) В. Скотта, «Сто лет назад» Ф. Марриета (Струкова 2000: 64).
Таким образом, «Мельмот Скиталец» появляется в период утверждения в континентальном европейском романе романтического метода. Для английской же прозы конца XVIII - начала XIX веков, на наш взгляд, характерно тяготение к синтезу разных э/санровых традиций, что становится плодотворной основой развития новых жанровых форм. «Мельмот Скиталец» в этом смысле не является исключением.
Опираясь на опыт предшественников, присматриваясь к писателям современникам, Ч.Р. Метыорин создает роман, вобравший в себя многие достижения английского романа XVIII-XIX веков: философские искания, жанровые, стилистические, повествовательные открытия. Тем не менее, столь сложное и необычное произведение не оказало значительного влияния на развитие английского романа; в памяти потомков остался лишь образ его центрального персонажа Мельмота Скитальца, в дальнейшем переосмысленный в творчестве писателей разных стран и эпох.
Между тем замыслы автора «Мельмота», насколько об этом можно судить по немногим уцелевшим источникам, были грандиозными: своим творением он намеревался не только затмить предшественников, но и сказать «новое слово» в английском романе. В письме В. Скотту от 15 февраля 1813 года Ч.Р. Метыорин признавался, что начал писать «поэтический роман в стиле Romance» ("a poetical Romance"), оценивая его как «вещь необузданную» ("wild thing") и заявляя намерение своим творением «переиродить всех Иродов» (цит. по: Алексеев 1983: 560). Автор «Мельмота» усматривал оригинальность своего произведения в самобытности его жанрового облика и колоссальности замысла. Очевидно,
«замах» автора «Мельмота» состоял в создании с опорой на жанровые и повествовательные каноны европейской литературы предельно масштабного, всеобъемлющего образа мира.
Если необычный жанровый облик романа вызывает неослабевающий интерес его исследователей, то особенностям создаваемой в нем картины жизни внимание уделялось, на наш взгляд, недостаточно. Этого вопроса в разное время касались К. Фиероб, в своей диссертации указывающий на «разноликий» ("diverse") «сложный» ("composite") «барочный» ("baroque") облик культуры в «Мельмоте Скитальце» (Fierob 1975: 311-312) и Л. Байер-Беренбаум, высказавшая мысль о «фундаментальной неупорядоченности видения бытия» ("essentially unordered vision of existence") в романе (Bayer-Berenbaum 1982: 94). Однако, в вышеупомянутых исследованиях проблема специфики образа мира «Мельмота» лишь заявлена, но не раскрыта; не ставилась и задача изучения способов изображения столь сложной и причудливой картины жизни; не рассматривался и вопрос целостности последней.
Все вышесказанное определило актуальность данной работы. Она связана с наметившимся интересом к творчеству романистов, называемых «малозаметными», писателями «второго ряда» ("minor writers"), изучение которых и их вклада в подготовку «крупнейших явлений литературы» является «одной из ответственных и насущных задач литературоведения» (Хализев 2000: 140). Как справедливо замечает Н.А. Соловьева, главное достоинство творчества романистов конца XVIII - начала XIX веков, пусть не всегда бесспорного художественного уровня, состоит в том, что оно «незаметно, постепенно» подготавливало «почву корифеям XIX века» (Соловьева 1988: 87). Это суждение можно отнести и к «Мельмоту Скитальцу», который при всей неоднозначности оценок исследователи зачастую называют «итоговым» в развитии английского романа XVIII-XIX
веков (Соловьева 1988: 124), «ключевым в выходе на авансцену романа в Великобритании» (Урнов 1989: 110).
Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые ставится вопрос об особенностях образа мира, представленного в романе «Мельмот Скиталец»; при этом способы создания этого мира рассматриваются в свете проблемы путей развития романа XVIII-XIX веков -его жанровых модификаций, манеры повествования, интертекстуальных связей, влияния эстетики романтизма и барокко; ставится вопрос о художественной целостности романа и завершенности концепции мира.
Предмет исследования - образ мира в романе «Мельмот Скиталец» Ч.Р. Метыорина, а также способы его создания.
Объектом диссертации является роман «Мельмот Скиталец» Ч.Р.Метыорина. Привлекаются также произведения английских прозаиков конца XVIII - начала XIX веков: Д. Дефо («Приключения Робинзона Крузо», 1719; «Радости и горести знаменитой Молль Флендерс», 1722; «Счастливая куртизанка, или Роксана», 1724), Дж. Свифта («Сказка о бочке», 1704; «Путешествие Гулливера», 1726), Г. Филдипга («Приключения Джозефа Эндруса», 1742; «История жизни покойного мистера Джонатана Уайльда Великого», 1743), Дж. Смоллетта («Приключения Перигрима Пикля», 1751; «Путешествия Хамфри Клинкера», 1771), О. Голдсмита («Векфильдский священник», 1766); У. Годвина («Калеб Уильяме», 1794; «Флитвуд», 1805), М.Г. Льюиса («Монах», 1794), А. Радклиф («Роман в лесу», 1791; «Удольфские тайны», 1793; «Итальянец», 1794), Ш. Смит («Убежище», 1785), М. Шелли («Франкенштейн», 1818), В. Скотта («Пуритане», 1816).
Целью работы является изучение образа мира в «Мельмоте Скитальце» Ч.Р. Метыорина и способов его создания. В этой связи встает вопрос о наличии у автора романа целостной концепции мира.
Цель диссертационного исследования предполагает решение ряда взаимосвязанных задач:
-выявить географические и хронологические параметры изображаемого Ч.Р. Метыорином мира, определить степень его масштабности и пути ее достижения;
-систематизировать признаки «готики» в жанровом облике романа и поставить вопрос о наличии в произведении иных, своеобразных жанровых традиций и об особенности их взаимодействий с традицией «готической»;
-определить варианты упомянутых взаимодействий и раскрыть их роль в создании образа мира;
-рассмотреть интертекстуальные связи «Мельмота» их идейно-художественную функцию;
-исследовать особенности повествовательной манеры произведения, работу автора со словом;
-проанализировать образ Скитальца и его роль в раскрытии авторской концепции мира и в попытках создать целостную картину последнего.
Теоретико-методологической основой данного диссертационного исследования стали работы отечественных и зарубежных ученых в области поэтики, теории и истории литературы. Среди них труды С.С. Аверинцева, М.П. Алексеева, М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Н.К. Гея, М.М. Гиршмана, И.Н. Голенищева-Кутузова, А.А. Елпстратовой, Ж. Женетта, В.М. Жирмунского, Д.В. Затонского, Р. Кили, Д. Крамера, Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, Е.М. Мелетинского, Г.Н. Поспелова, М.Г. Соколянского, Н.А. Соловьевой, Ц. Тодорова, Ю.М. Тынянова, С.Н. Филюшкиной, Н. Фрая, Б.М. Эйхенбаума.
В диссертационном исследовании использовались методы историко-
типологического, сравнительно-исторического, интертекстуального
подходов, герменевтики.
Научно-практическая значимость диссертации заключается в том, что его результаты могут быть использованы в общих курсах лекций по истории английской литературы, истории английской литературы XVIII - XIX веков,
специальных курсах и семинарах, посвященных углубленному изучению английской «готической» литературы, английской литературы эпохи романтизма первой трети XIX века, исследованию типологии романного жанра, эволюции повествовательных форм.
Апробация работы. Результаты диссертационного исследования нашли отражение в докладах на X региональной научно-методической конференции «Культура общения и ее формирование» (апрель 2003 г., г. Воронеж); международной конференции «Мир идей и взаимодействие художественных языков в литературе Нового времени» (декабрь 2003г., г. Воронеж); на XII Гуляевских чтениях «Мир романтизма» (май 2004 г., г. Тверь); международной конференции и XIV съезде англистов «Компаративистика: современная теория и практика» (сентябрь 2004 г., г. Самара); на V всероссийской научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф. Лосева «Синтез в русской и зарубежной художественной культуре» (ноябрь 2004 г., г. Москва); внутривузовской научно-практической конференции студентов, аспирантов и преподавателей (апрель 2003 г.). Основные положения работы нашли отражение в шести публикациях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии. Библиография включает 247 наименований, из них 77 на иностранных языках. Общий объем работы составляет 153 страницы.
Пестрота жизненного «материала» и способы ее упорядочивания (принципы подобия, контраста и варьирования)
«Мельмот Скиталец» - одно из причудливых произведений английской литературы. В романе разные характеры и судьбы, страны и эпохи переплетаются настолько прихотливо, связь между отдельными персонажами и событиями настолько необычна, как и метаморфозы реального и ирреального, что его зачастую сравнивают со «спутанным клубком» (Вауег-Berenbaum 1982:72).
«Мельмот Скиталец», при всей своей многоплановости, посвящен, прежде всего, морально-философской проблематике. Большинство исследователей (Bayer-Berenbaum 1982; Kramer 1973; Punter 1980; Алексеев 1983) склоняются к мнению, что смысл романа заключается в нравственном выборе человека. Действительно, центральной коллизией «Мельмота Скитальца» является коллизия испытания человека силами Зла, которая показана на судьбах многочисленных персонажей романа как главных, так второстепенных. Проверка нравственной стойкости персонажей «Мельмота» развертывается посредством своеобразной «рамочной» сюжетно-комнозициоиной структуры, которой, по справедливому замечанию М.П. Ллексеева, трудно подобрать аналогию в мировой литературе (Алексеев 1983: 566).
«Мельмот» открывается «большой» «рамой», повествующей о приезде юного Джона Мельмота в усадьбу дяди, где он узнает семейную тайну, читает рукопись англичанина Стентона, сталкивается со своим далеким предком Скитальцем и знакомится с испанцем Алонсо де Монсада, поверяющим Джону историю своей жизни («Рассказ испанца»); в эту историю вплетается множество рассказов о столкновениях человека с миром Зла (исповеди монахов; рукопись Лдонии иод названием «Повесть об индийских островитянах»); в последнюю также входят «Повесть о семье Гусмана», «Повесть о двух влюбленных». Таким образом, повествование о приключениях одного героя (Джона Мельмота) содержит ряд историй других персонажей (Стентона; Алонсо де Монсада и тех, кого они знали), а эти истории включают в себя и коллизию испытания нового лица - Иммали-Исидоры, - судьба которой, в свою очередь, становится «рамой, охватывающей изображение все новых драматических ситуаций - вторжение в человеческую жизнь сил Зла (испытания семьи Гусмана, Элинор Мортимер). Заметим, что Скиталец имеет отношение к историям испытаний как главных действующих лиц романа, упомянутых выше, так и второстепенных (старый Мельмот, монахи, Адония, дон де Альяга), жизненные пути которых, сложно сплетаясь, отражают и судьбу Скитальца.
Проверка нравственной стойкости персонажей «Мельмота» происходит по одному «сценарию». Когда их постигает несчастье, и они претерпевают невероятные страдания и как никогда близки к отчаянию, им является Скиталец, предлагающий спасение и избавление. Ценой услуги дьявола (а Скиталец служит «князю тьмы») является сделка: несчастный должен обменяться судьбой с бессмертным и обреченным на вечное скитание Мельмотом Скитальцем. Последний, в этом случае, наконец, обретет желанный покой. Но ни один из персонажей романа не поддается искушению, предпочитая страдание и смерть.
Эта множественность человеческих судеб, примеры испытаний, проявлений нравственной стойкости персонажей «Мельмота Скитальца» отражает, на наш взгляд, ставку автора на предельно широкий охват действительности. Раздвигая пространственные границы действия, автор приводит читателя в то в Ирландию, то в Англию, в Испанию, на острова Тихого океана. Разнообразна не только география событий, налицо отражающая широту и многообразие жизни постоянная смена социально-бытовых пространств. Так, действие романа развертывается в помещичьей усадьбе Мельмотов, в английском театре, приюте умалишенных (история Стентона), замках знатных испанцев де Монсада, титулованных англичан Мортимеров, в хижине бедной кормилицы Ллонсо де Монсада, монастыре, где заточен Алонсо, в тюрьме Инквизиции, куда в разное время попадают Алонсо и Иммали - Исидора, в жилище ростовщика (Алонсо де Монсада, семья Вальберга), в придорожной таверне (история дона де Альяга), в подземелье (история де Монсада).
Это позволяет отразить разные стороны жизни (быт, нравы, занятия, семейные отношения и т.д.) путем расстановки разных акцентов в каждой отдельной истории. Так, обычаи и нравы аристократов представлены при изображении английского рода Мортимеров, испанцев де Монсада. Хотя и в том и другом случае налицо осуждение понятия «родовой чести», при описании Мортимеров внимание уделено рассказу о славном прошлом рода, величии замка, особенностях воспитания наследников; в истории семьи де Монсада акцент переносится на особенности взаимоотношений внутри семьи. При изображении Стентона и рода Мельмотов речь идет о занятиях и быте английских помещиков. В повествовании о болезни и смерти дяди Джона Мельмота значительное внимание уделяется описанию жизни ирландской помещичьей усадьбы (подробно характеризуются дом, окрестности, занятия владельцев, слуг, взаимоотношения между ними). В рукописи Стентона содержатся сведения о времяпрепровождении английского помещика - его путешествиях, посещении театра, театральной жизни и кумирах той эпохи. В романе представлены и персонажи из купеческого сословия, их быт и нравы - семья де Альяга; старый Гусман изображается в его отношениях с окружающими. Значительное внимание в «Мельмоте» уделено жизни испанского монастыря, духовников богатых семей. Описывается быт и занятия музыканта (Вальберг), ученого (Лдония), ростовщика (Соломон).
Поле интертекстуальных взаимодействий «Мельмота»
Одной из примечательных черт романа «Мельмот Скиталец» является обилие текстовых заимствований, что стало причиной обвинений современников Ч.Р. Метыорина в несамостоятельности и литературном плагиате (см.: Алексеев 1983: 590). Некоторые исследователи наших дней, в частности, Е.А. Беикер, пишут об эклектичности стиля Ч.Р. Метыорина, его восприимчивости к литературным воздействиям предшественников (Baker 1934: 220). Упоминания об истоках отдельных образов, сюжетов содержатся в трудах Д. Крамера (Kramer 1973), К. Фиероба (Fierob 1975), М.П. Алексеева (Алексеев 1983). Последний отмечает, что существующие примечания к многочисленным изданиям романа, которые бы указывали на «претекст» «Мельмота Скитальца», явно недостаточны (лишь два издания Ф. Экстона 1966 г. и Д. Гранта 1968 г. снабжены объяснительными комментариями). Таким образом, вопрос о месте, значении интертекстуальных включений в тексте «Мельмота Скитальца» представляется мало исследованным.
Отметим, что к заимствованиям широко прибегали авторы романов XVIII века, которые посредством введения «чужого» текста стремились, по словам У. Годвина, осветить предельное многообразие проявлений «человеческого духа» на «сцене человеческой жизни» (Годвин Последнее предисловие 1961: 32). Это и введение библейских текстов у Д. Дефо, обращение к мифологии, античной литературе, театральному материалу у Г. Филдинга, опора на рыцарский пасторальный и французский галантный роман у С. Ричардсона, включение фольклорных мотивов у О. Голдсмита, использование судебных хроник, биографий преступников у У. Годвина. Своеобразием же «Мельмота» выступает многочисленность заимствований и их разнообразие наш взгляд, обращение автора «Мельмота Скитальца» внутри пространства созидаемого произведения к предыдущим, более ранним текстам выступает способом создания особого образа мира. Обозначая подобный способ изображения картины жизни как «сознательно организованный хаос художественного пространства», Ы.С. Олизько, особо подчеркивает его роль в созидании «специфического мировосприятия, мироощущения и мироотображения романа» (Олизько 2002: 5).
Заметим, что термин «интертекстуалыюсть» в настоящее время отличает многозначность и размытость границ. Как известно, этот термин был введен Ю. Кристевой, которая понимала под «интертекстуальностыо» «диалог между литературными текстами», «текстуальную интер-акцию, которая происходит внутри отдельного текста» (Кристева 1995: 48). Постструктуралисты особо отмечают случайный характер интертекстуальных связей. Так, Р. Барт определяет текст как «многомерное пространство, где сочетаются и спорят друг с другом различные виды письма, ни одно из которых не является исходным; текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников» (Барт 1994: 388).
Ю.М. Лотман называет «текст в тексте» риторическим построением, чья специфика состоит в различной закодированности разных частей текста (Лотман 1992: 111). Различие кодов, как.считает Ю.М. Лотман, делается выявленным фактором авторского построения и читательского восприятия текста. И.П. Смирнов описывает интертексту ал ыюс взаимодействие как трансформацию параллелизма претекстов текста (Смирнов 1995: 19). В настоящем исследовании под интертекстуальностыо мы будем понимать особый литературный прием, который состоит в создании особого образа мира путем перекрещивания разных текстов. Понимая интертекстуалыюсть широко, мы включим в это понятие не только корпус вербальных (собственно текст), но и невербальных феноменов (живопись, музыка, скульптура).
Поле интертекстуалыюго взаимодействия «Мельмота Скитальца» чрезвычайно обширно, при этом автор романа отдает явное предпочтение наследию предшественников. Это и не только библейские тексты (псалмы, послания, Евангелия, Книги пророков, Откровения), но и тексты других религий (Коран), а также восточные сказки, античная мифология и литература (Гомер, Вергилий, Аристотель, Цицерон, Петроний, Марциал, Аристофан, Екклезиаст, Гораций, Овидий, Пиндар и др.). Обращается автор «Мельмота» и к европейской классической литературе (В. Шекспир, Сервантес, Данте, Дж. Мильтон и др.), к произведениям известных (Дж. Бейли, Бомонт н Флетчер, Б. Джонсон, Дж. Гей, Н. Ли, В. Конгрив и др.) и ныне забытых писателей-драматургов (В. Мейсон, Н. Роу, Э. Сетл, Т. Саутерн, Дж. Хом и др.), поэзии (Дж. Мильтон, Э. Юнг, Р. Саути, Дж. Донн, Н. Ли, А. Поп и др.), научным и другим текстам. Как видим, картина жизни в «Мельмоте» создается посредством причудливого переплетения небывалого множества по сравнению с романом XVIII века текстов и их разнообразия.
Особенности субъектной организации повествования романа
Важной и неотъемлемой составляющей художественной системы произведения является речевой строй, или, в формулировке М.М. Бахтина, -«говорящий человек и его слово» (Бахтин 1975: 145). В связи с этим особенный интерес представляет исследование способов и форм изображения персонажей романа через вложенное в их уста слово.
Некоторые исследователи «Мельмота» указывают на специфику повествовательной манеры романа Ч.Р. Метыорина. В частности, М.Г. Соколянскии замечает, что в «Мельмоте» чередуются повествования от первого и третьего лица, что разительно отличает его от книг Г. Уолпола, К. Рив, М.Г. Льюиса, Л. Радклиф, сестер Ли (Соколянскии 1983: 112). Однако, подробные исследования, в которых было бы проведено изучение роли повествовательного строя в создании образа мира «Мельмота», отсутствуют. Между тем, роман Ч.Р. Метыорина отличает многочисленность носителей речи, многообразие форм их выражения через слово.
Персонажи «Мельмота Скитальца» предстают преимущественно как лица «говорящие», менее - действующие. Их жизнь во многом складывается из воспоминаний о прошлом, грез о будущем, исповедей, бесед, анекдотов, обозрений пейзажа и т.д. Поражает разнообразие носителей речи в романе: речь анонимного повествователя, «сквозных» персонажей (Джон Мельмот, Скиталец), многочисленных авторов «вставных» историй. Джон Мельмот говорит мало, его реплики отражают восприятие происходящих событий, подводят им итог. Речь Скитальца представляет собой обличения, изложение нравоучительных историй, угрозы, уговоры; она играет роль «катализатора» сюжетного движения. «Вставные» истории представляют собой автобиографии (Стентон, Монсада, «отцеубийца», «благоразумный» брат), либо рассказ о судьбе других персонажей (домоправительница, Сивилла, Лдония, Незнакомец и др.). Многие истории передаются посредством пересказов, рукописей, которые придают правдоподобие повествованию, подкрепляют его достоверность. Своеобразие многочисленных носителей речи в «Мельмоте Скитальце» передается путем имитации разных типов дискурсов, устного и письменного (под «повествовательным дискурсом» вслед за Ж. Женеттом мы подразумеваем как собственно высказывание, так и изложение события или ряда событий (Женетт 1998: 62).
Устный дискурс представлен выделенным Ч.Р. Метыорином «Рассказом испанца», многочисленными историями и рассказами, которые в тексте не выделяются и представлены фрагментарно, диалогами и монологами действующих лиц, лирическими фрагментами (песня, молитва).
«Вставные» рассказы «Мельмота Скитальца» носят исповедальный характер (Монсада, «благоразумный» брат, «отцеубийца», Лдония, Скиталец), в них раскрывается жизненная позиция их авторов, которая подкрепляется, иллюстрируется его историей. Например, рассказы «благоразумного» брата и «отцеубийцы» отражают их представление о монастыре; исповеди Лдонии и Скитальца предостерегают от стремления к «запретному» знанию, их истории отражают представление о человеке (верность в любви, сила веры) и т.д. Истории второстепенных персонажей (домоправительница, Сивилла, старуха - испанка), разъясняя предшествующие события, имеют сюжетообразующую функцию. Так, «вставной» рассказ старухи - испанки о появлении Скитальца в замке де Кордоса, трагических обстоятельствах гибели новобрачных, не только проливает свет на таинственную миссию Скитальца, но и «увязывает» многочисленные намеченные «ответвления» сюжетной линии (истории рода де Кордоса, судеб отца Олавида и безымянного монаха). Диалоги и монологи в романе принимают различные формы: обличение (диалог Иммали и Скитальца, речь «отцеубийцы»), наказ (обращения отца Джона Мельмота, поучения доньи Клары и духовника де Альяга), бытовая беседа (разговоры членов семьи де Альяга), часть драматического действия (речь умалишенных). Полемический диалог, сталкивая разные представления о мире, не носит характер открытого противоборства; его назначение -показать существование «иной» позиции. Например, беседа Иммали и Скитальца призвана разрушить иллюзии доверчивой и наивной дикарки относительно цивилизованного мира. Диалог построен по принципу контраста: наивной реплике Иммали соответствует пространное высказывание Скитальца, опровергающее ее идеализированное представление о цивилизованном мире. По такому же принципу построены и прочие полемические беседы персонажей: «отцеубийца» опровергает общепринятое представление о монастыре, переворачивает взгляд Алонсо на собственные поступки. Диалоги широко представлены в бытовых разговорах, где они являются способом самораскрытия персонажа. Так, ограниченность доньи Клары звучит в ее наказах дочери:
"Your duty as a child are easily understood - they are merely perfect obedience, profound submission, and unbroken silence..." (Maturin 1961: 253)
«Дочерние обязанности твои очень несложны: это всего-навсего полное повиновение, глубокая покорность и нерушимое молчание» (Метыорин 1983:325).
Особенностью диалогов в приюте умалишенных выступает их особая интенсивность, эмоциональность слова, насыщенность каждой фразы духом острой конфликтности. В этих диалогах сквозит открытая полемика двух идеологических лагерей - роялистов и пуритан. Изображение идеологической борьбы пуритан и роялистов через бессвязные прения, бред умалишенных позволяет раскрыть всю абсурдность разногласий, которые приводят к сумасшествию.
