Содержание к диссертации
Введение
Глава І .Национальньїе образы мира в литературоведении.(теоретический аспект) 17-47
Глава II. Концепция судьбы как отражение нравственно-философских исканий в лирике Ад. Шогенцукова 48-123
2.1. Национально - художественные истоки лирики Ад. Шогенцукова 48-67
2.2. Концепт «судьба» как универсальное культурологическое понятие 67 - 86
2.3. Судьба и ее составляющие как образы мира поэта 86 - 123
Глава III . Концепты «звезда», «смерть» - основамировоззрения поэта Р. Семенова 124- 169
3.1. Образы мира, восприятие, изображение, символика 124 - 157
3.2. Роль изобразительно - выразительных средствв художественном решении образов мира 157 - 169
Заключение 170-175
Библиография 176-192
- Национально - художественные истоки лирики Ад. Шогенцукова
- Концепт «судьба» как универсальное культурологическое понятие
- Образы мира, восприятие, изображение, символика
- Роль изобразительно - выразительных средствв художественном решении образов мира
Введение к работе
Актуальность исследования. Проблемы генезиса, эволюции, поэтики лирических поэтических жанров в национальных литературах являются достаточно изученными и в то же время весьма актуальными в современном литературоведении. В диссертационной работе нами проводится подробный анализ лирических произведений в кабардинской литературе 60 - 80 гг., определяется их роль и место в развитии литературы, исследуются особенности поэтического дарования Ад. Шогенцукова и Р. Семенова.
Кабардинская лирика 60 - 80 годов, сложившаяся в творчестве А. Кешокова, Ад. Шогенцукова, 3. Тхагазитова, Ф. Балкаровой — поэтов старшего поколения - и Р. Ацканова, Р. Семенова, А. Бицуева, X. Бештокова и других поэтов, пришедших в литературу в конце 60- начале 70-х годов, -явление качественно новое в истории художественной культуры кабардинского народа. В работе Х.И. Бакова предложена периодизация адыгской литературы, исследуемый нами период соответствует четвертому этапу ее развития (60 - 80-гг.), когда «заканчивается выравнивание жанров, в литературе доминирует исследовательское аналитическое начало». [7:383] Лирика этого периода отличается от лирики поэтов 40 - 50-х годов углубленным философским осмыслением действительности, наличием определенного типа лирического героя, усложненной образностью. З.М. Налов справедливо замечает: «...поэта меньше всего интересует фактическая достоверность рассказа... Поэт дает полную волю своей фантазии и создает художественный образ предмета». [91:29] Но образ этот — не зеркальное отражение, не фотография. Поэты мыслят шире. Образ становится для кабардинских поэтов «результатом освещения сознанием... окружающей действительности». [88:209] Любой образ - это внешний мир, попавший в «конус» сознания. Поэт же мыслит образами. Следовательно, уместно изучать особенности развития кабардинской лирики посредством анализа отдельных образов. Ведь «художественный образ - одна из тех сфер, в которых наиболее ярко воплощаются характерные черты национальной
литературной традиции и шире — художественного творчества народа». [89:97]
В работе мы исходим из принятого определения художественного образа как особой формы отражения и обобщения действительности, и одновременно субъективной, «поскольку она всегда преобразуется писателем, поэтом в согласии с его индивидуальным видением мира и избранным методом творчества». [100:249] При таком подходе нам кажется целесообразным различать образ как некий общий для литературы способ, принцип воссоздания действительности и образ или образы как частное, конкретное воплощение этого принципа, как образы мира поэта, с помощью которых он не только ведет диалог с читателем, но и строит систему мировидения.
Каждый такой образ мира рождается «для данного конкретного случая из особенностей художественного видения поэта» [101:114], из традиций мировой и русской классики, из фольклорных традиций кабардинского народа, но переосмысливается поэтами по-новому, наполняется современным содержанием. Поскольку речь идет о литературном произведении, мы имеем дело со словесными образами, творимыми в слове и посредством слова. И как в отдельном тексте есть «опорные» слова, те слова, которые составляют, по меткому выражению Веселовского, его «нервные узлы», точно также в творчестве любого поэта или писателя можно найти также центральные образы, которые составляют ядро его философской системы, его «поэтический космос».
Несмотря на несомненный интерес к проблеме художественных образов мира в связи с изучением различных литератур, сравнительно мало работ, посвященных этой тематике. Это работы Г.Г. Гачева, М.М. Маковского, Х.И. Бакова, Л.А. Бекизовой, Ю.М. Тхагазитова, А.Х. Мусукаевой, З.Х. Толгурова, Т.З. Толгурова, Н.А. Шогенцуковой, Т.Е. Эфендиевой и др. Судя по тематике журнальных публикаций, фокус исследований переместился на проблемы образов мира отдельных литератур.
Но в этих исследованиях не затрагивается поэзия, за исключением статьи Е. Матерковской «Андалусия, Нью-Йорк и Куба. Образы мира в творчестве Гарсиа Лорки».
Целью нашей диссертационной работы является исследование особенностей мировидения и творческой индивидуальности поэтов Ад. Шогенцукова и Р. Семенова посредством анализа определенных художественных образов, определения роли и места народных поэтических традиций в их творчестве, а также способов формирования и путей развития лирических жанров в системе национальной поэзии.
В соответствии с поставленной целью представляется необходимым решение следующих задач:
раскрыть особенности образов мира в лирике Ад. Шогенцукова и Р. Семенова, изучив национальные образы мира других литератур;
обосновать и доказать, что концепт «судьба» является центральным в философской системе Ад. Шогенцукова;
провести анализ образов, раскрывающих понятие «судьба» в лирике Ад. Шогенцукова;
исследовать особенности философской системы Р. Семенова;
показать роль изобразительно-выразительных средств в отображении образов мира в лирике Р. Семенова;
выявить сходство и различие образов мира двух поэтов на разных уровнях поэтики: (отбор образов, тематика, пространство).
Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые предпринята попытка монографического изучения образов мира в кабардинской поэзии 60 - 80 годов, а также анализа отдельных художественных образов в поэзии Ад. Шогенцукова и Р. Семенова. При этом в настоящей диссертационной работе впервые акцент исследования сделан на анализе текстов разных сборников поэтов, осуществляемом по «оперативно-прагматической оси» «автор - текст - читатель».
Нами впервые предпринята попытка обобщить историческую
обусловленность формирования отдельных поэтических образов 60 — 80 годов, выявить на уровне поэтики конкретных произведений Ад. Шогенцукова и Р. Семенова качественные особенности и тенденции формирования новых художественно - поэтических структур. Нами также проведены исследования конкретных поэтических произведений разных авторов с целью определения нового подхода к дальнейшему изучению художественных явлений конкретной национальной поэзии.
Материалом для диссертационного исследования послужили поэтические произведения Ад. Шогенцукова 1960 - 1980 - х гг. в переводах: Ю. Александрова, Д. Голубкова, Н. Горохова, Н. Гребнева, Б.Дубровина, С. Липкина, А. Наймана, А. Папары, Л. Решетникова, Л. Шерешевского, В. Цыбина и др. а также произведения Р. Семенова на русском языке.
Степень научной разработанности темы: При всем многообразии научных мнений в значительном количестве работ по проблемам адыгской поэзии специальных монографических исследований, освещающих обозначенную тему, в современном литературоведении нет. Однако в том или ином аспекте выдвинутая проблема затрагивается в работах Г.Г. Гачева «Национальные образы мира» М: 1998, М.М. Маковского «Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках. Образы мира и миры образов» М.: 1996, а также в трудах северокавказских исследователей: Х.И. Бакова «Национальное своеобразие и творческая индивидуальность в адыгской поэзии» 1994, З.Х. Толгурова «В контексте духовной общности», 1991, Т.З. Толгурова «Информационно - эстетическое пространство поэзии Северного Кавказа»: Нальчик, 1999; Ю.М. Тхагазитова «Эволюция художественного сознания адыгов» - Нальчик, 1996, Н.А. Шогенцуковой «Лабиринты текста»: Нальчик, 2002, «Опыт онтологической поэтики», М: 1995.
Так, Г.Г. Гачев отмечает, что ценности, «общие для всех народов (жизнь, хлеб, свет, дом, семья и т.д.)», располагаются у каждого народа «в различном соотношении». [38:19] Такая особая структура общих для всех
народов элементов и составляет национальный образ мира». [38:29]
М. Маковский, употребляя термин «картина мира» в том же значении, что и Г. Гачев «образ мира», замечает: «Картина мира есть субъективный образ - гештальт объективного мира и является идеальным образованием». [83:16] «... Человеческое общество возможно, если у людей есть взаимопонимание и взаимопроникновение в духовные миры друг друга, поэтому необходима общая картина миропредставления». [84:21] Продолжает эту мысль Г. Ломидзе: «По мере возмужания национальных культур литературное взаимодействие выливается в творчески многообразные формы, расширение сферы взаимодействия сочетается с их углублением, со сложным, органичным освоением традиций». [74:243]
Наиболее значимые аспекты изучения национальной поэзии, а также логика ее становления восприняты нами через концепции перечисленных трудов. Так, важной теоретической посылкой явилось утверждаемая X. Баковым в статье «Адыгский литературный процесс сегодня» (1995) необходимость осмысления адыгских литератур в русле единого процесса: «В основе данных литератур лежит единый фольклор, национальная психология, богатейший кодекс «адыгэ хабзэ», общие для всех адыгов этические, религиозные, философские взгляды, не говоря уже о языке». [179:321] Кроме того, существенен подход названного ученого к поэзии, как к результату ускоренного развития литератур, когда с одной стороны «отметается более или менее второстепенное и осуществляется лишь то, что обладает самой глубокой необходимостью», [87:12] с другой же стороны, имеет место «поверхностное усвоение последних достижений современности, без глубокой их проработки». [7:27] Отталкиваясь от контекста северокавказской литературы, 3. Толгуров затрагивает особенности лирики, которые заключаются «в формы глубинного течения мысли от видимого к философскому обобщению, в умении поэта в единичном находить глубинное, всеобщее. [133:188] Т. Толгуров в своей монографии «информационно-эстетическое пространство поэзии Северного
Кавказа» много внимания уделяет понятию «художественный образ»: «Если
на заре своего существования... художественный образ одновременно
являлся познавательной моделью и иного способа познания (кроме как
сопереживания) человеческий разум не предполагал, то в дальнейшем
оказалось, что искусство обращено, прежде всего, к исследованию
познавательных способностей субъекта, ... и при рассмотрении пары
«художественный образ — творец» мы вынуждены констатировать
уникальность каждого образа, учитывая при этом уникальность
предшествующего опыта автора». [135:21] Также он говорит о
трехкомпонентной структуре художественного образа: первичный объект -
подразумеваемая реалия, вторичный объект - ее поэтическое отражение,
«ассоциативная же связь выступает как носитель ... актуального значимого
информационного потенциала всей системы», [135:78] Ю. Тхагазитов много
внимания в своей монографии уделяет пространственно-временным
координатам в поэзии, отмечая, что «для национального сознания горца
наиболее близка модель вертикально организованного
пространства». [138:99] А Н. А. Шогенцукова справедливо отмечает: «Истинная литература, как и любой вид познания, это всегда постижение высшего, постижение основополагающих принципов существования человека, общества, космоса. Стремясь прозреть и воплотить его, писатель творит «сокращенную вселенную», создавая тем самым возможность увидеть мир, историю как легко обозримые единства и осознать законы их движения и развития. На протяжении многих веков писатели (и поэты) выводят свои открытия, опережая порой свое время.[162:4-5] Означенная в пределах нашего исследования проблема затрагивалась в трудах как зарубежных, так и отечественных исследователей. В работе мы опирались на выводы А. Лосева, Ю. Лотмана, Т. Сильман, Л. Гинзбурга,Т. Гуртуевой, А. Мусукаевой, 3. Толгурова, Т. Эфендиевой, А. Хакуашева, X. Малкандуева, А. Гутова, Ф. Эфендиева, Т. Толгурова, Н. Шогенцуковой.
Теоретическая значимость результатов исследования состоит в
дальнейшей разработке одной из актуальных проблем современного литературоведения: проблемы отдельно взятой национальной литературы, в частности, образов мира в кабардинской лирике. Предложенная методика анализа образов может способствовать сравнительно-типологическому изучению национальной поэзии и выявлению общих закономерностей литературного процесса на разных этапах ее развития. На наш взгляд, решение поставленных теоретических задач позволяет выявить национальное своеобразие литературы, этапы эволюции поэзии, ее художественное своеобразие, особенности генетических и типологических связей, определить роль и место отдельного художественного слова в истории национальной литературы.
Практическая значимость настоящего исследования состоит в том, что собранный и систематизированный материал, а также результаты исследования могут способствовать дальнейшему изучению национальной поэзии. Материалы исследования могут быть использованы при изучении кабардинской литературы, при чтении специальных курсов на филологических факультетах гуманитарных вузов Кабардино-Балкарии, а также могут быть включены в программы факультативных занятий в колледжах гуманитарных направлений.
Методологической основой диссертационного исследования служит положение современного теоретического контекста о так называемых традиционных образах. Эта традиционность исходит, с одной стороны, от фольклора и наработок мировой и русской литератур и представима как «вертикаль, связывающая область сверхчеловеческого и собственно человеческого», [13:63] с другой стороны - от высокой степени востребованности в пределах литературы региона, нации, эпохи.
Методологическими принципами работы явились: целостность, структурность, идея взаимных зависимостей и связей.
В освещении теоретического аспекта исследования применен культурно-исторический метод, в рассмотрении конкретных художественных
произведений - метод структурного анализа.
В формировании концепции работы важную роль сыграли труды Г. Гачева, Л. Гинзбург, Ю. Лотмана, М. Маковского, Т. Сильман; северокавказских ученых: X. Бакова, Л. Бекизовой, А.Х. Мусукаевой, 3. Толгурова, Т. Толгурова, Ю. Тхагазитова, А. Хакуашева, А. Ципинова, Ф. Урусбиевой, К. Шаззо, Н. Шогенцуковой, Т. Эфендиевой, Ф. Эфендиева, и других.
Апробация результатов диссертационного исследования:
Диссертационная работа была обсуждена на расширенном заседании кафедры русской литературы, кабардинского языка и литературы (апрель 2005 года), а также на научном семинаре «Актуальные проблемы литературы народов Северного Кавказа» (май 2005 г.). Основные положения и выводы диссертационной работы отражены в материалах научных конференций, а также опубликованы в статьях: «Концепция «судьбы» в лирике Ад. Шогенцукова 60 - 80-х годов» - Литературная Кабардино-Балкария, 2004, № 6; «Символ звезды в сборнике Р. Семенова «Улица звезд»- Литературная Кабардино-Балкария, 2004, № 16; «Концепт «горы» в лирике Ад. Шогенцукова 60 - 80-х годов» - Литературная Кабардино - Балкария, 2005, № 1, «Концепт «смерть» в лирике Р. Семенова 60-80-х годов. -Литературная Кабардино - Балкария, 2005, № 1
Структура диссертации:
Цели и задачи определили структуру диссертационной работы, которая состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии. Главы работы построены по принципу культурно - исторического метода и охватывают материал периода 60 - 80 годов в кабардинской поэзии. Каждая глава имеет свою структуру и проблематику.
Содержание работы:
Во введении дается изложение теоретических и методологических принципов исследования, определяется научная новизна работы, обосновывается ее актуальность, теоретическая и практическая значимость.
В первой главе «Национальные образы мира в
литературоведении» (теоретический аспект) на основе монографий Г. Гачева, М. Маковского и других исследователей рассматривается понятие «национальный образ мира».
Г. Гачев выводит национальные особенности образов мира из природы, психологической организации человека, языка («Космо-психо-логос»), В изучении этого вопроса есть три точки опоры: древность, классика, современность. Причем, каждая национальная картина мира строится не только изнутри себя, но и подвергается сравнению, взгляду со стороны других.
В словесности любого народа Г. Гачев, как и другие ученые (М. Бахтин, В. Виноградов) видит несколько пластов: нижний - язык, следующий - устное предание, фольклор, верхний - литература, письменность.
Нижний пласт - это представления народа об устройстве космоса, о порядке вещей, о соотношении ценностей, о пространстве и времени, о верхе - низе, дали - шири мира, о солнце, воде, свете, о числе, а также об отце -матери, о доме, слове, звуке...
Но главное, все эти категории и отдельные слова позволяют выявить склад мышления, пути деятельности воображения, способ представления мира в сознании. В целом, это вопросы, касающиеся этнографии, философии, культуры и т.д. Но ведь цель любого литературного знания - способствовать пониманию жизни и образа мыслей людей и народов. А литература - то, что объединяет все классы, все свойства и способности человека. Маковский, справедливо замечает, что «изучая литературу со стороны образности, характеров, конструкций (произведения, образы и т.д.) возможно - постигать народное мировоззрение, мироощущение в целом». [82:24] Поэтому художественное произведение дает возможности для исследования национального восприятия мира. Писатель, поэт обращается к народной жизни, к Космосу, в котором эта жизнь проистекает, и строит из этого материала второй, художественный мир. «Художник национальный космос
познает и творит национальный космос. Художественное произведение - это как бы национальное устройство мира в удвоении», - отмечает Г. Гачев. [39:122]
Любой национальный склад мышления закреплен в словесности. Но отсюда возникает проблема: как представить эти особенности на языке другого народа, не произойдет ли наложение национальных образов мира? Г. Гачев предлагает два пути решения этой проблемы. Один путь -выработка нейтрального языка, знаковой системы, которыми можно было бы описать равные модели. Другой путь - «локальные сопоставления одного образа с другим». [39:40]
М. Маковский же, сопоставляя различные образы мира с точки зрения лингвистики, показывает фонетические, орфографические, лексические особенности мира образов в индоевропейских языках. Оба автора утверждают многовариантность национальных образов мира, показывая их общие и специфические черты, а также многовариантность мироздания.
В главе также рассмотрены отдельные национальные образы мира: киргизский, болгарский образ мира по сравнению с русским, космософия Грузии.
Национально - художественные истоки лирики Ад. Шогенцукова
Главной особенностью развития поэзии в послевоенный период является господство в ней лирики «с ее философским осмыслением действительности, с образом лирического героя, в котором диалектически сливаются субъективное и объективное». [91:13] Эту особенность отмечают исследователи кабардинского литературного процесса. [14,19,66,91] И это -несмотря на исключительное богатство эпической традиции устного творчества народа, несмотря на непреходящую популярность поэм и романа в стихах Али Шогенцукова. Под господством лирики критики подразумевали не только ее количественное преобладание, но и «эстетическую и общественную значимость, все возрастающий глубокий интерес поэтов к современности и воздействие на духовную жизнь народа». [66:54]
Уже в первые послевоенные годы в кабардинской лирике звучат темы и мотивы, характерные для переходного, мирного периода. Этот основной настрой общественной жизни в полный голос выражен А. Кешоковым в цикле стихов «Долголетие», изданном отдельной книгой и вошедшем во многие сборники поэта. Программным для этого цикла явилось стихотворение «Труд» (1946) - своеобразный поэтический манифест о трудовом пути советского народа. Мы днями не мерили, как мерили предки, Свой путь, - далеко мы решили шагнуть, Мы взяли мерилом размах пятилетки И с нартскою славою вышли мы в путь. [253:44] О том же пишут в своих книгах стихов Адам Шогенцуков («Песни сердца», 1948), Б. Куашев («Мой труд», 1950) и другие поэты старшего поколения, для которых характерно стремление осмыслить живую действительность сегодняшнего дня с учетом пройденного народом трудного ратного пути. В самых, казалось бы, «мирных» стихах слышатся отголоски недавних сражений. Стихотворение Ад. Шогенцукова «Исчезнувшие следы» - это размышление над судьбами родного народа: Были пути к этим скалам холодным Политы кровью и потом крестьян ... Вопли замученных, Стоны голодных Все это помнишь ты, хмурый Баксан. [265:92] И в то же время война стала частью биографии поэтов, которые закалились в ее огненном горниле. Адам Шогенцуков говорит: «Повита юность не туманом, а дымом боя давних лет» и заключает: О, юность, знамя полковое! Не мне в отставку подавать. Стремлюсь я сердце от покоя На выстрел пушечный держать. [265:32] Качественный рост кабардинской поэзии выразился «в постоянном отказе поэтов от декламационно-праздничного славословия и поверхностных настроений, которые были нередки в первые послевоенные годы» [91:114]. Ложная актуальность тематики, наигранный «пафос» и всякого рода «торжественные провозглашения» хотя и не без боя, но уступают место художественно-философскому течению в кабардинской лирике, «поднимающейся до уровня образцов современной интеллектуальной поэзии». [66:91] Широта и историзм мышления становятся «обнадеживающим принципом», чувства усложняются и обретают конкретное выражение, «родной очаг становится тесным и ищет слияния с большим миром с его противоречиями и трудным прогрессом, личный и социальный опыт людей вливается в стиховую строку» [220:24]. Эти знаменательные сдвиги были подготовлены уже военной лирикой Алима Кешокова, «чтобы затронуть главную поэтическую магистраль как в его творчестве, так и в лучших произведениях других поэтов» [237:147]. Но не все было так благополучно в кабардинской литературе в послевоенные годы.
Художественная литература, подобно живым организмам, тоже подвержена различным «заболеваниям». «Чаще всего это - «детские болезни», сопутствующие росту мастерства, но иной раз они поражают даже зрелые таланты и являются отступлениями от реализма, от подлинной художественности. Борьба за их преодоление есть борьба за реализм в литературе, за полнокровное, правдивое воссоздание действительности в художественных образах и картинах», - отмечала критика. [91:14].
Как известно, своего рода недугом для советской литературы была так называемая «теория бесконфликтности», преодоленная и побежденная социалистическим реализмом, но породившая в свое время немало идиллических, схематических произведений, оторванных от реальной жизни, от борьбы и труда народа. Не избежала этого и кабардинская поэзия. В первое послевоенное десятилетие рядом с лучшими стихами А. Кешокова и Б. Куашева уживались «до поры до времени декларативные и схематичные произведения кабардинских поэтов». [66:78] «Декларативность и схематизм — следствие художественной немощи, неспособности глубоко проникнуть в жизненные явления и правдиво отобразить их, отход от художественного образа», отмечала критика. [91:60] Вполне понятно, что «болезни» эти, разрушающие основные «нервные узлы» художественного организма «явились серьезным испытанием для молодой и неопытной кабардинской поэзии». [91:91] В той или иной степени они были присущи всем молодым литературам.
Одна из ярко выраженных особенностей литературного процесса в Кабарде (так же, как и в Адыгее, Балкарии, Чечено-Ингушетии и т.д.) - это наличие двух линий, двух художественных тенденций в формировании поэзии начала 40-х-50-х годов. Первая - это линия, «продолжающая и развивающая в условиях всеобщей грамотности традиции устной песенной лирики, фольклора (Б. Пачев, А. Хавпачев, Т. Борукаев и др.). Она в той или иной степени сохраняет устоявшиеся элементы фольклорной поэтики, находится в плену традиционного эпического мировосприятия». [99:64] Наряду с этими элементами в поэтике этой линии наблюдается и некоторый сдвиг в сторону литературы: это прежде всего стремление к проявлению в творчестве авторской индивидуальности, ростки собственного видения мира. Кроме того, «для произведений представителей этой тенденции уже не обязательны такие особенности устной поэзии, как единство текста и мелодии, устное бытование и связанная с ним текстуальная изменяемость. Эту линию литературоведы называют условным термином «поэзия джегуако». [91:46] Поэзия джегуако «представляет собой реликтовое явление, она не развивалась и не могла развиться настолько, чтобы стать основным направлением советской кабардинской литературы, так как поэтика ее уже не могла удовлетворять потребности новой культуры. Тем не менее она сыграла большую положительную роль в пропаганде идей нового времени, в формировании новой поэзии». [91:91] Вторая тенденция, ставшая магистральной в кабардинской литературе, - это поэзия Али Шогенцукова, Алима Кешокова, «базирующаяся на книжной поэтике, впитывающая в себя лучшие традиции и достижения родного фольклора и мировой художественной культуры». [91:99] Адам Шогенцуков, как и поэты его поколения - 3. Тхагазитов, Ф. Балкарова, Б. Куашев - пошел по второму пути.
Концепт «судьба» как универсальное культурологическое понятие
В мифологии различных народов мира представление о судьбе даются как о непостижимой силе, которая обусловлена как отдельными событиями, так и всей жизнью человека. Возникает данное представление на достаточно поздней стадии развития мифологии, когда происходит распад родовых отношений. Как правило, психобиологические и социологические аспекты представлений о судьбе в определенной степени объясняются их соотнесенностью с фундаментальными оппозициями мифологического сознания «жизнь - смерть» («рождение - смерть»), добро - зло.
Концепт судьбы присутствует не только во всех мифологических, философских и эстетических системах. Он «составляет ядро национального и индивидуального сознания». [104:7] Это понятие принадлежит к числу активно действующих начал жизни. Судьба - одно из основных понятий жизненной философии человека. Оно универсально и в то же время варьируется в широком диапазоне. Понятие судьбы представлено в истории культур мифами, притчами, аллегориями, художественными образами, гаданиями, народными приметами, знаками, знамениями. Это понятие философское, искусствоведческое, культурологическое, литературоведческое, лингвистическое. Об интересе к этому термину говорилось на конференции «Понятие судьбы в контексте разных языков и разных культур», проведенной в декабре 1991г. совместно с научным советом по истории мировой культуры при Президиуме РАН и проблемной группой «Логический анализ языка» института языкознания РАН.
С понятием судьбы связан широчайший круг проблем: содержание понятия и его место в различных философских и религиозных системах; понятие судьбы в обыденном сознании человека; понятие судьбы в индивидуальных мировоззренческих системах; влияние понятия судьбы на художественное творчество: построение сюжета, структуру текста, формирование образов, словоупотребление и т.д.
Впервые понятие судьбы было рассмотрено Боэцием. Судьба, по Боэцию, «есть связующее расположение излагающихся вещей», посредством нее «провидение упорядочивает их существование», это - «воплощение... определенного порядка во времени и пространстве». [104:42] Затем Абеляр, Аристотель в центр понятия судьбы ставят добро и зло, любовь и ненависть, причем, «каждый человеческий поступок, его осознанное умышленное волевое действие, содержит возможность изменения судьбы». [104:94] Однако концепт судьбы зависит не только от степени осознанности поступков, но и от условий преодоления греховности. Таких условий, по Абеляру, три: угрызения совести, исповедь и возмездие. Тема судьбы нередко сопрягается с темой души, причем довольно часто судьба прямо ассоциируется с душой. Представления о судьбе зачастую связываются с верой в предсуществование и переселение душ. И тогда судьба оказывается в зависимости от прежних поступков человека, включая те, которые были совершены носителем души в ее прежних воплощениях. Платон, к примеру, утверждал, что жизненную судьбу выбирает душа, причем на результате выбора сказываются и привычки предшествующей жизни.
Итак, понятие судьбы связано с религией, с понятием «Бог», «душа», «Царствие небесное» и т. д. Присутствует концепт судьбы как научная категория и в средневековой физике; судьба соотносится с божественным провидением, устанавливается понимание судьбы как извечной причинной связи бытия; судьба - «сплетение» природных явлений.
В греческой традиции описывается образ «прядущих судьбу Мойр», в архаической традиции присутствует метафора соткания, прядения стиха, т. е. «нить судьбы становится неотделимой от нити текста». [104:31] Греческие богини судьбы прядут при рождении каждого человека индивидуальную нить его судьбы от рождения до смерти. Так, у Гомера трижды богини судьбы упоминаются как Пряхи и каждый раз говорится, что прядут они судьбу индивида при его рождении, а предопределяется при этом, прежде всего его смерть. «Отсюда нетрудно заключить, что предопределение охватывает весь жизненный путь человека целиком и во всей его неповторимости», - замечает Н. П. Гринцер.[104:49] Для древних греков боги тоже иногда выступают в роли субъектов судьбы, хотя представления о судьбе как безличной необходимости у них играло уже самостоятельную и даже главенствующую роль. Если же брать идею судьбы саму по себе, то с этой точки зрения более показательно то, как представлен в ней человек в качестве объекта предопределения. Но и здесь ситуация тоже весьма сложная, ибо представления о судьбе предполагают, что власть судьбы всеобща, что перед этой ее властью все равны, что перед ней исчезают как раз все индивидуальные различия. Наиболее зримо это проявляется тогда, когда судьба мыслится как смерть, которая действительно уравнивает всех. Для античного человека судьба менее всего заметна на людях мелких, но более ощущается им в героических фигурах, таких, как Ахилл или Прометей.
Образы мира, восприятие, изображение, символика
«Две вещи наполняют душу всегда новым и более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительней мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне» [65:499], -писал И. Кант. Эти слова невольно вспоминаются при знакомстве с творчеством кабардинского поэта Р. Семенова. Его первые стихи были опубликованы в 1962 году. В 1970 г. вышел в свет первый его сборник стихов «Улица звезд», за ним последовали «Крона» (1974 г.), «Стихи» (1973 г.), многочисленные публикации в газетах и журналах, коллективных сборниках «Рукопожатие» (1974 г.), «Свидание» (1976 г.), «Орбита»(1977 г.), «Перепутье» (1980 г.), «Ростки» (1982 г.). Критика, не баловавшая поэта вниманием, отмечала своеобразную поэтическую манеру автора, его «удивительно тонкое мироощущение». [202]
Начиная с 1974 года и до смерти поэта в 1985 году, о нем практически не писали. Лишь после выхода в свет сборника «Уроки совести» (1990 г.) А. Мусукаев, А. Мусукаева, Ж. Аппаева, И. Терехов, Н. Шогенцукова открыли перед читателем удивительно тонкий мир поэта. Н. Шогенцукова отмечает: «В первом же сборнике «Улица звезд», как в бутоне, уже было то, что расцвело в последнем». [161:99] Это слово «звезда», ставшее центральным в творчестве поэта. По мнению М. Маковского, звезды считались вместилищем душ умерших: лит. veles - «души умерших», англ. — tungol - «звезда»; звезда отождествлялась со святостью, истиной, которые олицетворяются кругом: ирл. fail - «круг» (символ святости), понятие звезды соотносится с понятием предсказания будущего: лат. omen - «знамение», алб. hyll - «звезда». [83:64] В сознании людей 60-80-х годов понятие «звезда» значило гораздо больше, чем сейчас. Ведь человек впервые шагнул в космос, приблизил для постижения звездные дали, отсюда такой интерес к этому понятию и у молодого, начинающего поэта. Говоря об отдельных концептах в лирике поэта, мы исходили из частотности употребления понятий в 3-х его сборниках. Безусловно, концепт «звезда» занимает в этом ряду ведущее место. Если рассматривать все три сборника Р. Семенова как механический свод отдельных стихотворений, то создается впечатление, что мы рассматриваем некий предмет в двухмерном пространстве, но если руководствоваться некоторым положением А.А. Потебни, то даже отдельное слово предстанет во всем своем многообразии. А.А. Потебня писал: «Пусть поэт перенесет нас за пределы действительности, и мы очутимся в области, где каждая точка есть центр целого, и, следовательно, целое беспредельно и бесконечно. Дух, на который художник подействовал таким образом, всегда склонен, с какого бы предмета не начал, обходить весь круг сродных с этим предметом явлений и собирать их в один целый мир». [108:328] В центре этого «целого мира», поэтического космоса поэта Р. Семенова находится концепт «звезда». Обратимся сначала к лексическому значению слова. Как известно, слово «звезда» многозначно. 1. Звезда - небесное светило; 2. Звезда -знаменитость, светило; 3. Звезда — участь, положение, обусловленное жизненными обстоятельствами. [95:124] В анализируемых сборниках слово «звезда» употребляется во всех трех значениях:
Первое значение: «Час вечернего намаза/ Вот и звезды - минул день». [258, с. 56] Во втором значении слово «звезда» прослеживается в названии стихотворений сборников, особенно первого, на что указывает и само его название - «Улица звезд». Кого же поэт считает звездой? «Паганини», «Николас Пиросмани», «Рисую Кулиева», «Ф. Искандеру», «К портрету А. Блока», «Друзьям» и т.д. Все эти люди для Р. Семенова - звезды разной величины. Третье значение слова «звезда». Оно возникает во втором сборнике «Крона» и получает свое развитие в третьем - «Стихи»: «В назначенный час / за звездою падучею / «Сорвется моя / и исчезнет за тучею» [258:139] «И в вышине,/ в затихшем небосводе, /Звезду мою/задует,/ как свечу...». [258:20] Все эти примеры говорят о том, что концепт «звезда» присутствует во всех анализируемых сборниках в трех своих лексических значениях. И если в первых двух значениях слово преимущественно употребляется в сб. «Улица звезд» и «Крона», то в последнем сборнике встречается в третьем значении, что говорит о широком использовании в лирике поэта многозначности слова. В подтверждение этому - обращение к данному понятию в различные моменты жизни. Р. Семенов обращается к звездам, когда говорит о сущности человека: «Вглядываюсь Галилеем / в звездность людских глубин» [258:7], о природе: «Звезда разбилась в море на волне./Ни слез, ни крови./ Только звездный иней... [258:32], «...в каждой почке прячется звезда». [258:26] О любви: «Ты и вправду была далека, / Как звезда, что горит во Вселенной», [258:41] «Очей твоих звездная млечность» [258:47], о мироздании: «Шлейф Земли кометами очерчен / И капелла звездная стройна [258:37], «И думал, что это напевы людьми населенной звезды». [258:58] Выстраивается своеобразный семантический ряд: «звезда» (разбилась) — «звездность» («людских глубин») - «звездный» (иней), «звездная» («млечность очей»), «звездная» («капелла»), «звезда» («населенная людьми»). Из этого семантического ряда рождается целостный художественный образ-символ.
Роль изобразительно - выразительных средствв художественном решении образов мира
Определенная система видения мира художественного мышления требует и определенной формы, способной отразить его, и определенных языковых средств. Прежде чем обратиться к анализу используемых Р. Семеновым изобразительно-выразительных средств, вспомним, что любой художник мыслит образами. Как отмечал В.В. Виноградов, «поэтическая образность состоит не только и не столько в тропах и фигурах, сколько в самом внутреннем существе, поэтической речи, как своеобразной системы воплощения воображаемого или эстетически отражаемого мира и в функциональной специфике ее эстетической структуры». [30:134] У Л.Н. Тимофеева: «Поэтическая функция языка опирается на коммуникативную, исходит из нее, но воздвигает над ней подчиненный эстетическим, а также социально-историческим закономерностям искусства новый мир речевых смыслов и соотношений». [128:49] Философы, искусствоведы в XX веке видят «тенденции постижения мира в единстве», [143::24] писатели, поэты пытаются спроецировать образы на вечность, «рассказать в одной книге весь мир» (Г. Гессе). В таком случае рассмотрение особенностей использования изобразительно-выразительных средств даст возможность изучить внутреннее содержание образов. Все ученые (М. Бахтин, А. Веселовский, И. Гринберг, В. Жирмунский) сходятся в одном: при анализе текста необходимо учитывать единство формы и содержания. Поэтому и поэтический язык надо рассматривать не изолировано, но в свете его «содержательно-выразительной функции». [29:147] Под пером Р. Семенова, как настоящего художника, все языковые средства обретают выразительную силу.
Напомним, что Р. Семенов в поэзии стремился к поиску философского смысла в любом, даже самом частном... случае. В.Б. Земсков задает вопрос: «Как литература может иначе философствовать, если не языком метафоры?» [162:33] Метафора возникает в силу глубинных особенностей человеческого мышления». [162:11] Метафора- это блистательный аппарат познания мира, в его сущностных взаимосвязях, в его целостности и средство, позволяющее воплотить эти знания в художественную ткань. Таковы оригинальные метафоры у Р. Семенова: «В нашем сквере и лунно и звездно», [258:188] «Я, видно, встречу день кончины / В преддверье лучших дел». [258:85] «Довольно унынья, мы дети / Пред вечного тайной конца: / И трижды ушедшего от смерти/ ее не запомнит лица». [258:103] Менлав считает, что от сопряжения в метафоре двух разных сторон обычное становится сверхреальным, а сверхреальное - живым из-за внесения в него повседневного и знакомого: «На окне твоем спящем / Губы замерзших звезд». [258:350] «В разломленном яблоке звезды мерцали / И чудился диких миров аромат».[258:219] «Я и сам по воле вдохновенья / Видел розы в квазизвездной мгле». [258 :275] «Как мне жаль неизъяснимых / Звезд над запахом цветов». [258:216] Принято, что дочь воображения — метафора, а дочь логики - формула, но метафора - это тоже своего рода формула, «показывающая единство универсума». [258:224] Р. Семенов, используя метафоры, приводит читателя к поэтическим формулам: Отчекань мне, человечество, На межзвездных большаках Горы, долы, дым Отечества, Ветер в горных скакунах. [258:285] Что смерть? - Вселенная в цветах. [258:234] «...Что и перед смертью я думал о жизни, / Земля моих предков -Кавказ/. [258:407] В.В. Виноградов писал, что метафоры - это «отголоски мифологического мышления», и дело не в «языковых метаморфозах, а в способе восприятия мира». [29:29] Хосе Ортега-и-Гассет выше всего ставит способность метафоры выводить нас за пределы познанного. Он пишет: «Метафора — это, вероятно, наиболее богатая из тех потенциальных возможностей, которыми располагает человек. Ее действенность граничит с чудотворством и представляется орудием творения, которое Бог забыл внутри одного из своих созданий, когда творил его - подобно тому, как рассеянный хирург оставляет инструмент в теле пациента. Все прочие потенции удерживают нас внутри реального, внутри того, что уже есть». [161:27] Метафора позволяет говорить о неконкретном: «Метафора необходима абстрактному мышлению». [161:99] Она изменяет наш способ смотреть на вещи (вспомним, что Р. Семенов добился того, что через метафору предмет рассматривается с двух сторон: изнутри и снаружи одновременно: «в разломленном яблоке звезды мерцали»). Метафора у Р. Семенова «подсказывает, выявляет глубинные структуры реальности», дает «стереоскопическое видение - способность иметь две различные точки зрения в одно и то же время». [125:27 Вико называл метафору «маленьким мифом», ведь в метафоре, как и в мифе, главное - единство всего сущего, что мы и увидим в лирике Семенова, в которой поэт объединяет микро- и макрокосм. А отдельные стихотворения можно рассматривать как развернутые метафоры:
