Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Формирование мировоззренческих и эстетических принципов творчества Кузебая Герда 16
1.1. Становление поэтической индивидуальности 16
1.2. Творчество Кузебая Герда в критике и в литературоведении 24
Глава II. Художественный образ автора в поэтической картине мира К. Герда 51
2.1. Мифологическое сознание «мы» в раннем творчестве К. Герда 56
2.2. Индивидуальная форма выражения лирического «Я» поэта 70
2.3. Обобщенно-собирательное сознание в поздней лирике К. Герда 88
Глава III. Смысловые мифопоэтические комплексы и языковая личность Кузебая Герда 111
3.1. Эстетически значимая единица «Человек» 119
3.2. Семантическое поле «Природа» и его смысловые комплексы 140
Заключение 171
Условные сокращения 176
Библиография 177
Приложение 1 197
Приложение II 198
- Становление поэтической индивидуальности
- Творчество Кузебая Герда в критике и в литературоведении
- Мифологическое сознание «мы» в раннем творчестве К. Герда
- Эстетически значимая единица «Человек»
Введение к работе
Творчество удмуртского поэта Кузебая Герда (Кузьмы Павловича Чай-никова, 1898-1937 (?)) - самобытное явление в финно-угорской и европейской литературе XX века. Наряду с зачинателями коми художественной словесности И. Куратовым, марийской - С. Чавайном, мордовской - 3. Дорофеевым, К. Герд вошел в национальную литературу как художник слова нового направления, обогатив ее новой содержательностью, жанрово-стилевыми, образно-тематическими открытиями, новой концепцией личности. Он, сын удмуртского народа, поэт, прозаик, фольклорист, этнограф, лингвист, переводчик, художник и музыковед, сыграл вьщающуюся роль в становлении и развитии удмуртского языка, удмуртской литературы и культуры. Его творчество - университет национальной культуры. Могучий талант К. Герда, его удивительная многогранность, организаторские способности, пытливый ум, европейский кругозор вознесли удмуртского поэта на высоту национальной и мировой культуры. В течение 15 лет творческой деятельности К. Гердом было опубликовано значительное количество научных, публицистических и художественных трудов, среди них три сборника стихов на удмуртском языке: «Крезьчи» («Гусляр», 1922), «Сяськаяськись музъем» («Цветущая земля», 1927), «Лёгетьёс» («Ступени», 1931), содержащих несколько сотен стихотворений и поэм.
В его творчестве нашли своеобразное отражение сложные и напряженные нравственно-этические и социально-философские искания 1910-1930-х годов. Само время, процесс модернизации общества и культуры в начале XX века возложили на удмуртских просветителей Г. Верещагина, И. Михеева, И. Яковлева, Кедра Митрея, Кузебая Герда задачу «способствовать формированию самосознания народа, выразившуюся в потребности иметь собственную государственность, национальную свободу и независимость, профессиональное искусство слова» [Богомолова 1998: 8]. Голос грозной противоречивой эпохи нашел отражение в художественном мире К. Герда. Герд - личность трагической судьбы. В своей короткой, но яркой как звезда жизни поэт пережил творческие взлеты, признание таланта, неподдельную любовь и уважение
4 народа, но в его жизни было больше диссонансов, попрания человеческого достоинства, унижений и подавления личности, индивидуальности. В силу объективных обстоятельств в данный период поэт не мог войти в контекст мировой культуры. Его творчество, научные труды, взгляды, его стиль, художественные образцы были искусственно изъяты из литературного и культурного процесса. «Сам поэт оказался в одиночестве в идеологической и литературной борьбе. Гуманист, собиратель духовных ценностей, реформатор в разных областях просвещения, культуры своего народа, К. Герд как мыслитель хотя и был в сложных отношениях с обществом и временем, сделал прорыв из своей эпохи (20-30 гг.) в новые общественно-исторические сферы» [Богомолова 1998: 9]. За свою научную деятельность, за поэзию Герд подвергался нападкам, обвинениям в национализме. И далее, на протяжении более полстолетия разоблачали не только К. Герда, но и «гердовщину» как антиобщественное мировоззрение. Хотя сегодня совершенно очевидно, что за этим термином сквозит утверждение творческого опыта, таланта великого поэта, ученого, лидера. Уникальное сочетание интереса ко всем областям культурной и общественной жизни сделало его одной из ключевых фигур эпохи, человеком, который во многом определил тенденции развития культуры удмуртского народа. Его творчество - это один из фокусов, через который шло «преломление» тенденций развития и образование основных линий в удмуртской литературе XX века.
Истоком его неуемной творческой энергии, таланта, его школой были фольклор родного народа, карело-финский эпос «Калевала», русская классическая, европейская и современная ему литература (поэты «серебряного» века, A.M. Горький, В. Брюсов, В. Маяковский и др., со многими из которых он был знаком). Будучи удмуртским поэтом, Герд, явление масштабное, принадлежит нескольким культурам. Энциклопедичность знаний, образованность, кругозор, размах общественной работы, яркая индивидуальность ставят Герда на уровень европейского масштаба. Вся его работа - организаторские поиски, творческие связи с писателями и деятелями культуры народов мира (А. Гидашем, А. Табором, Я. Калимой, Ю. Марком, Амур Сананом и др.), встречи с государственными деятелями (А. В. Луначарским, Д. Фурмановым) -
5 несла идею единения и этнической солидарности всех финно-угорских народов. Он стремился «осмыслить свое родное, удмуртское наряду и наравне с европейской культурой и наукой. К. Герд выработал способность становиться наиболее удмуртом тогда, когда он наиболее финно-угр или европеец» [Зуева 1998: 54].
Личность Герда и его произведения всегда были объектом внимания исследователей. Определение роли и места поэзии К. Герда в контексте удмуртской, финно-угорской и мировой литературы, идейно-содержательное значение его творений, проблемно-тематические, жанрово-образные особенности его сочинений, изучение интертекстуальных связей, документально-исторические поиски - все это остро затрагивается удмуртскими, русскими и зарубежными критиками и литературоведами и уже давно требует серьезного анализа в рамках единой работы. В трудах исследователей намечаются и пути дальнейшего исследования творчества К. Герда на всех уровнях поэтического текста. Но, безусловно, отдельные положения и концепции требуют дополнений в свете развития современной национальной поэзии, методик анализа поэтического текста, что явилось инициирующим фактором комплексного исследования художественного мира удмуртского поэта.
Наше исследование предполагает работу на стыке двух наук - литературы и лингвистики, где наиболее выразительно, наиболее интенсивно проявляются интеллектуальные характеристики личности. Более того, многие современные исследователи художественного текста предполагают, что в произведении можно обнаружить модель мира, в нем заложено цельное, единое представление о мире. Хотя это положение считается спорным, но нам представляется вполне справедливым. Картина (модель) мира, представленная в поэтическом тексте, возможно, не отражает полностью мировоззрение художника, но она может являться одной из возможных моделей действительности.
Теория отражения в языке представлений и знаний о мире, об окружающей действительности нашла отражение в работах Ю.Д. Апресяна (1995: 56-69), Г.А. Брутяна (1968), В.Н. Телии (1981), В.Н.Топорова (1995), современных лингвокультурологов Т.В. Цивьян (1990), Г.Д. Гачева (1998), В.А. Масловой (2001) и др.
В научной литературе под картиной мира понимается «целостный глобальный образ мира, который является результатом всей духовной активности человека» [Роль человеческого фактора... 1988: 19]. Но это «не есть зеркальное отображение мира и не открытое «окно» в мир, а именно картина, т.е. интерпретация, акт миропонимания» [Роль человеческого фактора... 1988: 55]. Существуют различные точки зрения в отношении толкования «картины мира». Но в настоящее время широкое распространение получил вопрос об образе мира, который воссоздается при функционировании языка в эстетической сфере, т.е. об индивидуально-авторской картине мира. Картина мира художественного произведения понимается как проекция основных общечеловеческих категорий, но в своей личностной интерпретации. В авторской картине мира отражается реальность, прошедшая через призму творческой мысли, что А.А. Потебня в своих работах сформулировал как трехчленную связь «действительность <г> поэтическая мысль <-> художественное произведение». Это определение дает возможность рассматривать конкретные соотношения и различия между действительностью «обычной» и «художественной» в картине мира К. Герда. В соответствии с поставленными задачами важным является утверждение А.А. Потебни, что индивидуально-авторская картина мира как нельзя лучше демонстрирует единство и неразрывность мировоззрен-ческо-прагматического и тезаурусного уровня (см. об этом: Потебня 1976).
Так, целостный идейно-содержательный и художественно-формальный
и анализ литературного произведеня предполагает исследование творчества поэта с точки зрения эволюции центрального образа его поэзии - образа автора.
Проблема автора - одна из кардинальных проблем современного литературоведения. Важность этой проблемы бесспорна, потому что «автор» связан со всеми элементами произведения как на уровне идейно-содержательном, так и формальном - поэтики художественного произведения. Ведущая роль в преобразовании вопроса об авторе в самостоятельную литературоведческую проблему принадлежит трудам В.В. Виноградова, М.М. Бахтина, Л.Я. Гинзбург и Б.О. Кормана.
Понятие «автор» впервые определил В.В. Виноградов как семантико-стилистический центр и словесно-речевую структуру произведения. Он выделил
7 два возможных подхода к проблеме - с позиции литературоведения и эстетики и в рамках науки о языке художественной литературы. Объединив эти два подхода, можно получить единый результат - образ автора с присущими ему речевыми, идейными и биографическими особенностями (см. Виноградов 1971: 105-211). Такое понимание «автора» нам представляется приемлемым в настоящей работе. Данный подход дает возможность наиболее объективного изучения плана содержания поэтического текста. В традиционном литературоведении при исследовании поэтических текстов неизбежен субъективизм, проявляющийся в наложении модели мира исследователя на модель мира поэта. Согласно Ю.И. Левину (1966), преодолеть эту тенденцию можно, в частности, «анализируя текст на низших уровнях - слов и синтагм <...> При этом искажения оказываются меньшими, т. к. на авторскую модель мира накладывается лишь языковая модель исследователя, а эту модель можно считать узуальной» [Левин 1966: 199].
В основе двух намеченных В.В. Виноградовым подходов к образу автора лежит также слово, словесная ткань произведения. Но ученого интересовало не столько взаимодействие автора и героя, сколько вычленение языка («образа») автора из речевой реальности произведения.
Основные положения работ В.В. Виноградова (который в свою очередь вслед за Л.В. Щербой и Б.А. Лариным продолжил теорию изучения художественной речи с филологической точки зрения1) были развиты Ю.Н. Тыняновым («Проблема стихотворного языка»), В.М. Жирмунским («Теория литературы. Поэтика. Стилистика»), М.М. Бахтиным («Эстетика словесного творчества»), Ю.М. Лотманом («Анализ поэтического текста») и другими лингвистами и литературоведами.
Г.О. Винокур, обратившись к проблеме личности автора, также сформулировал ее как лингвистическую. Но при этом он утверждает, что в литературоведческом исследовании, «если верно, что границы науки определяются
1 Здесь следует остановиться на понятиях поэтика и лингвопоэтика. С.С. Аверинцев термин «поэтика» определяет следующим образом: «Термин поэтика имеет в русском обиходе по меньшей мере два различных значения. Во-первых, это научная теория словесного художественного творчества... и, во-вторых, это система рабочих принципов какого-либо автора, или литературной школы, или целой литературной эпохи: то, что сознательно или бессознательно создает для себя любой писатель» [Аверинцев 1977: 3]. «Лингвопоэтика как раздел науки о языке и литературе и ее учебная дисциплина - лингвистический анализ художественного текста. Основная задача лигнвопоэтического толкования - изучение поэтики художественного произведения, структуры образов (прежде всего словесных, представляющих языковое воплощение художественных образов произведения) в их композиционной организации и сюжетном развитии...» [Донецких 1990: 14].
8 предметом, целью исследования, то с лингвистикой мы имеем дело только до тех пор, пока такой целью остается именно язык. Но не может быть целью лингвистики изучение «души писателя» или его литературного образа. Лингвистика может для этой цели лишь подсказать ту часть потребного материала, который находится в ее ведении» [Винокур 1991: 50]. Поэтическое произведение содержит в себе не просто язык, но, прежде всего - мысли и чувства, выраженные в языке.
Структурально-семиотическое литературоведение учитывает опыт всей предшествующей литературоведческой науки, однако имеет свою специфику. Взгляды данного направления отразились в работах Ю.М. Лотмана, В.Н. Топорова, М.Л. Гаспарова, М.И. Борецкого и др. Утверждая, что язык -материал литературы и что в основе любого языка лежит понятие знака, значимого элемента данного языка, и при этом слова - наиболее распространенный тип условных знаков, они дают определение понятию поэтический текст: «это сложно построенный смысл» [Лотман 1972: 38]. В работах структуралистов основное внимание уделяется возникновению общего смысла текста из семантической связности отдельных его элементов, где проявляются синтак-тика, семантика и прагматика; при этом, текст - это некая структура, наложение, соответствие. Основное внимание исследователями обращается на зависимость всех элементов текста от единого организующего центра - образа автора. Теория и взгляды структуралистов (см. работы Ф. де Соссюра, К. Ле-ви-Стросса, Р. Якобсона, Ю. Лотмана, Р. Барта и др.) представляют важность в том плане, что при исследовании художественного мира К. Герда наша работа строится как поиск в языке и в проблематике произведений Герда особенностей структур, которые играют исключительную роль в картине мира поэта и отражают мировоззрение эпохи 1920-30-х годов. Методологически в данной работе выстраивается путь от языка как художественно-маркированной системы знаков к мысли (идее) как совокупности эстетических ментальных представлений и образов.
Заслугой М.М. Бахтина является приведение проблемы «образа автора» в русло общей эстетики, где исходным моментом является философско-психологическое положение, что каждый человек переживает себя, свои чувства
9 изнутри. В теоретических воззрениях ученого наметился своеобразный подход к осмыслению проблемы автора - через художественные воплощения личностного начала в произведении. М.М. Бахтин в работах определяет «образ автора» как иерархически организованную структуру, выделяя «автора первичного» (не созданного) и «вторичного» (образ автора, созданный первичным автором). «Первичный автор» - «создающий образ» - «никогда не может войти ни в какой созданный им образ», опосредованием его является все произведение. «Вторичный автор» понимается как иерархическое и идейно значимое явление (см. Бахтин 1986). По поводу «вторичного» образа М.М. Бахтин высказывается: «Образ автора - <...> образ особого типа, отличный от других образов произведения, но это образ, а он имеет своего автора, создавшего его» [Бахтин 1986: 304], т.е. «сознание автора есть сознание сознания» [Бахтин 1986: 16]. Здесь находит выражение авторская позиция, воплощенная в сюжетно-композиционной, жанровой и пространственно-временной структуре текста; в основании ее - форма повествования от автора. Биографического автора Бахтин выносит за пределы текста, науки. Исследователь отказывается от фактического сопоставления биографии писателя и его произведений, он возражает против смешения «автора-творца, момента произведения» и «автора-человека, момента этического, социального события жизни». Хотя он оговаривает, что «автор-творец поможет нам разобраться в авторе-человеке» [Бахтин 1986: 12].
В исследовании «вторичного автора» определяющими категориями являются его концепция «чужого слова», «проблема диалога сознаний», идеологических точек зрения в произведении. Каждая словесная единица для Бахтина является точкой зрения другого, «знаком чужой смысловой позиции». Это понимание слова героя как чужого дает понимание и самого героя как «другого», как самостоятельного голоса, способного противостоять авторскому. Автор и герой в теории Бахтина определяются как участники общения, диалога (см. Бахтин 1979; 1986: 306-325).
В дальнейших работах М.М. Бахтин обращает внимание на активность героя, которая может противостоять авторской и в этом противостоянии дойти
10 до полного освобождения от автора. Это явление ученый рассматривает в романах Ф.М. Достоевского (1979).
В исследовании проблемы «художественного автора» важную роль сыграли работы Ю.Н. Тынянова и его концепция «литературной личности». В своей статье «Литературный факт» (см. Тынянов 1977: 255-270) ученый отделяет «индивидуальность литератора» от «авторской индивидуальности, литературной личности», в формировании которой важное место занимает литературная эпоха: «Авторская индивидуальность не есть статическая система, литературная личность динамична, как литературная эпоха, с которой и в которой она движется» [Тынянов 1977: 259].
Этот аспект изучения образа автора и серьезная попытка осмысления термина «лирический герой», впервые введенного Ю.Н. Тыняновым в статье «Блок» (1921) (см. Тынянов 1977: 118-123), принадлежит Л.Я. Гинзбург (1977, 1979, 1997). В ее работах главным стал вопрос о соотношении категорий «авторская личность» и «лирический герой», а также «личность поэта» и «образ автора». Важнейшим критерием объективности исследований авторского образа ученый считает учет конкретной историко-литературной ситуации. Образ автора, по Л.Я. Гинзбург, - не просто представление об индивидуальности поэта и его личности, но и исторический, «эпохальный лик» художника.
Особый этап в разрешении проблемы автора открывает научная деятельность Б.О. Кормана. Т.Л. Власенко отмечает, что концепция лирического героя Б.О. Кормана наиболее близка концепции Л.Я. Гинзбург учетом историко-литературного и теоретического обоснования термина. В то же время концепция Б.О. Кормана «строго соотнесена с системой понятий субъектного подхода и представляется наиболее полно сформулированной» [Власенко 2000: 123-124]. Совершенно убедительна мысль Б.О. Кормана о том, что среди образов, выступающих в лирике как субъект и объект сознания, образ лирического героя оказывается наиболее близким к автору, но вместе с тем не единственным, и что этот термин приемлем лишь в тех произведениях, в которых главным предметом изображения является сам поэт, его внутренний мир, его переживания.
Но порой в одних исследованиях «лирический герой» рассматривается как единственно возможная форма выражения авторского сознания в лирике,
в других - «автор» и «лирический герой» употребляются в качестве синонимов, что подчеркивает Л.Я. Гинзбург: «многообразные формы выражения в лирике личности поэта нередко подводятся под унифицированную категорию лирического героя; тогда как лирический герой - только одна из возможностей, и она не должна заслонять все другие» [Гинзбург 1997: 8]. Поэтому особого внимания заслуживают те исследования, авторы которых стремятся дифференцировать многообразные формы выражения авторского сознания в лирике.
Наиболее дифференцированный субъектный срез представлен, на наш взгляд, в трудах Б.О. Кормана, который рассматривает собственно автора, автора-повествователя, лирического героя и героя «ролевой» лирики, к методологическому аппарату которого мы и будем аппелировать в процессе исследования.
Русское литературоведение в лице М.М. Бахтина, Л.Я. Гинзбург, Б.О. Кормана, Ю.Н. Тынянова и др. рассматривает автора и героя в контексте литературных методов. Здесь необходимо уточнить термин «метод». Справочная литература метод определяет как «устойчивый и повторяющийся в том или ином периоде исторического развития литературы целостный и органически связанный круг основных особенностей литературного творчества, выражающийся как в характере отбора явлений действительности, так и отвечающих ему принципах выбора средств художественного изображения у ряда писателей. В широком смысле методом художественным называют наиболее общий тип подхода писателя к действительности, исходящий из примата объективного или субъективного начала в воспроизведении явлений действительности, вне зависимости от конкретного исторического выражения, проявляющийся в искусстве на всем протяжении его исторического существования» [СЛТ 1974: 213]. За последние годы определение метода, применительно к литературному процессу, оказывается несколько скомпроментированным вслед-ствии деидеологизации литературной науки (термин этот был предложен в 1920-е годы марксистскому литературоведению РАПП-ом). Но употребление данного термина в литературоведении, в сугубо эстетической сфере, вне идеологических установок, оправдывает свое устойчивое положение на авансцене
12 нашего литературоведения уже на протяжении ряда десятилетий. Б.О. Кор-ман, основываясь на данную формулировку, определяет термин метод как «концепцию личности и мира».
Поскольку научный аппарат должен совпадать с собственными категориями исследования, то выбор материала и методология применяемого к нему анализа будут всякий раз оговариваться отдельно в специально посвященном этому материалу параграфе.
Постановка вопроса о комплексном исследовании поэтических текстов К. Герда мотивируется двумя факторами: с одной стороны, речь идет о необходимости осмысления феномена поэта в свете последних исторических, философских и литературных материалов, с другой - об изучении наследия поэта в русле новых литературоведческих методик. Все это и определяет актуальность нашей работы.
Степень научной новизны определяется прежде всего самим материалом, так как настоящая работа представляет собой первую попытку комплексного исследования лирики К. Герда. Впервые предпринята попытка системного и многоуровневого анализа, построенного на сочетании сравнительно-исторического, структурно-семиотического и системно-структурного подходов. Новизна работы определяется и тем, что художественный мир поэта исследуется в единстве языковых и литературных аспектов. Стихотворные тексты К. Герда впервые подвергаются анализу в лингвопоэтическом ракурсе, комплексно исследуются поэтические, стилистические, языковые особенности его лирики. Новизна данного исследования заключается и в постановке вопросов, связанных с особенностями выражения авторской позиции в поэтических произведениях К. Герда.
Объектом исследования послужило поэтическое наследие удмуртского поэта К. Герда, включающее три сборника стихов, насчитывающее более 400 стихотворений и поэм.
Предметом исследования в диссертации стали мировоззренческие и эстетические основы поэтического творчества К. Герда, эволюция его поэтического мироотношения, наиболее характерные особенности поэтики, стиля поэта, а также частотный рейтинг лексем поэтических текстов К. Герда.
13 Авторская личность рассматривается как сложная структура, сочетающая как субъектно-объектные связи, так и языковой аспект. Изучение субъектной сферы, форм выражения авторского сознания, их семантическая интерпретация и анализ функциональных проявлений позволяет описать художественную концепцию мира и человека, связать моделируемый по авторским законам поэтический мир с объективированной действительностью. Важное место в постижении авторской картины мира занимает осмысление многоплановой семантики ключевых слов, выполняющих в художественном тексте эстетическую функцию и отражающих процесс художественного мышления.
Целью настоящего исследования является комплексное рассмотрение поэтических текстов К. Герда, предпринятое в единстве тематического и функционального аспектов; изучение особенностей созданного поэтом художественного мира; выявление важнейших особенностей его поэтики и узловых моментов творческой эволюции.
Постановка цели исследования предполагает в процессе работы над материалом решение следующих задач:
определить место К. Герда в историко-литературном контексте 1910-1930-х годов, изучить и систематизировать критическую литературу о творчестве поэта;
проанализировать особенности творческой эволюции К. Герда, изменение мировосприятия его героя, с учетом форм выражения авторского сознания;
исследовать особенности мифопоэтической индивидуальности К. Герда, рассмотреть отличительные черты его поэтического мира, выявить основные мотивы и смысловые комплексы, привлекая статистические и лингвистические данные, актуализируя идейно-тематические и проблемные аспекты его творчества;
выделить новые качественные грани его творчества и в связи с этим еще раз уточнить масштаб личности поэта в художественном плане.
Теоретико-методологическая база создавалась с учетом концепций, отраженных в трудах М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, М.Л. Гаспарова, Г.Д. Гачева, Л.Я. Гинзбург, В.М. Жирмунского, Ю.Н. Караулова, Б.О. Кормана,
14 Ю.И. Левина, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, В.А. Масловой, Н.В. Павлович, И.П. Смирнова, В.Н. Топорова, Ю.Н. Тынянова, Т.В. Цивьян, и т. д.; зарубежных ученых - Р. Барта, К. Леви-Стросса, К.Г. Юнга. Диссертант опирался также и на труды удмуртских ученых, внесших значительный вклад в исследование национальной литературы. Это работы З.А. Богомоловой, В.М. Ванюшева, Ф.К. Ермакова, А.С. Измайловой-Зуевой, А.Г. Красильни-кова, А.Г. Шкляева и др.
Основным методом исследования выбрано системное исследование, предполагающее изучение творчества поэта как целостной системы. Важнейшим методологическим принципом, лежащим в основе исследования, является органическое единство формы и содержания. В связи с чем работа строится на сочетании сравнительно-исторического, структурно-семиотического и структурно-системного подходов, которые интегрируются в едином целостном подходе.
Данный подход позволяет рассмотреть некоторые теоретические аспекты в сочетании с конкретным анализом текста. Структурно-системный анализ (М.М. Бахтин, Б.О. Корман) дает возможность проследить эволюцию поэтического мироотношения К. Герда, уточнить представление о методе и стиле творчества поэта.
Важными являются принципы структурально-семиотического литературоведения (Р. Барт, Ю.И. Левин, К. Леви-Стросс, Ю.М. Лотман и др.). Данный аспект предполагает возможность через изучение средств художественной выразительности прийти к пониманию своеобразия творческого мышления К. Герда.
Предлагается также «компонентный анализ с опорой на словарные дефиниции» (М.Л. Гаспаров, Ю.Н. Караулов, Ю.И. Левин, Д.М. Поцепня, В.Н. Топоров и др.), сопоставительно-статистический анализ.
Интертекстуальные, культурологические связи устанавливаются с привлечением данных мифологии, психологии, истории, философии. При этом учитываются работы Г.Д. Гачева, В.А. Масловой, Т.В. Цивьян и др.
Практическое значение работы заключается в возможности использования результатов настоящего исследования при формировании теоретической
15 основы нового издания «Истории удмуртской литературы», при создании методических работ, учебников и учебных пособий для средних школ.
Положения и выводы работы могут быть применимы в процессе преподавания удмуртской литературы в вузах, лицеях, гимназиях и школах; при чтении спецкурсов «Кузебай Герд и его эпоха», «Эволюция творчества К. Герда» и др.
Приложение работы - Частотный словарь и методы его формирования открывают перспективы для создания подобных словарей по языку других удмуртских писателей.
Апробация работы. Материалы диссертации служили основой для докладов и сообщений на международных конференциях и конгрессах «Перспективные направления развития в современном финно-угроведении» (Москва, МГУ, 18-19 ноября, 1997), «Congressus Nonus Internationalis fenno-ugristarum» (Тарту, Эстония, 7-13 августа, 2000), «Функционирование языков и состояние этнокультуры восточных финно-угорских народов: проблемы и перспективы развития» (Саранск, 4-7 июня, 2003); на I зональном симпозиуме «Вербальная духовная культура пермских народов в европейском контексте» (Ижевск, 22-23 апреля, 1998); на региональных конференциях «Российское госдарство: прошлое, настоящее, будущее» (Ижевск, Международный Восточно-Европейский университет, 17 апреля, 1998), «Г.Е. Верещагин и этнокультурное развитие народов Урало-Поволжья» (Ижевск, 19-21 ноября, 2001); на республиканской научно-практической конференции, посвященной 90-летию со дня рождения С. Широбокова «Неумолкнувшая песнь соловья» (Ижевск, 19 декабря, 2002) и внутривузовской «Пятой российской университетско-академической научно-практической конференции» (Ижевск, УдГУ, апрель, 2001). Отдельные положения диссертации нашли отражение в 9 публикациях.
Структура и объем диссертации. Структура работы обусловлена целью и задачами исследования. Она состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографии, приложений. Основная часть изложена на 196 страницах. Список использованной литературы включает 233 наименования.
Становление поэтической индивидуальности
Имя Кузебая Герда в литературе, культуре и в народе прозвучало еще в первые годы после Октябрьской революции, но и сегодня оно продолжает волновать умы и сердца людей. К. Герд, с присущим ему темпераментом, открыто, ярко и стремительно, вошел в литературно-общественную жизнь Удмуртии, положил начало многим культурным зачинанням, проложил дорогу новым поколениям удмуртских писателей и поэтов.
В 1920-е годы К. Герд активно воздействовал на формирование и развитие удмуртской литературы, благодаря его стараниям и стремлению выросла целая плеяда удмуртских поэтов и писателей - Ашальчи Оки, Айво Иви, М. Тимашев, А. Клабуков и др. Сегодня, спустя десятилетия, традиции К. Герда обнаруживаются в творчестве талантливых молодых поэтов М. Федотова, В. Шибанова, С. Матвеева и т. д.
В течение 15 лет творческой деятельности Гердом было опубликовано три сборника стихов на удмуртском языке: «Крезьчи» («Гусляр», 1922), «Сяськаяськись музъем» («Цветущая земля», 1927), «Легетьёс» («Ступени», 1931); 125 статей по вопросам культуры (82 - на удмуртском, 38 - на русском, 5 - на венгерском, финском, немецком языках), выпущено 23 книги, 3 сборника народных песен, 16 книг в переводе с русского на удмуртский язык, в составе которых 7 учебников. На основе родного фольклора и литературы созданы два оригинальных учебника для начальных школ «Шу-ныт зор» («Теплый дождь») и «Выль сюрес» («Новый путь»)1. При этом в учебниках в качестве художника-иллюстратора выступал сам автор.
Особенно велико значение К. Герда в развитии удмуртской поэзии. Он создал замечательные стихотворения, в которых мастерски использовал образный строй устной народной поэзии. То окружение, в котором рос, творил поэт, тот воздух, каким он дышал с детства, те песни, что он слышал с колыбели, обычаи, обряды его родного народа оказали огромное влияние на характер созданных им произведений. Его мать - известная в свое время знахарка и певица, явилась для Герда хранительницей времен и кладовой устного народного творчества. В его стихах можно встретить фольклорные сентенции, реминисценции; кроме того, поэт сам создает песни, которые впоследствии становятся народными, своеобразные пословицы, поговорки, загадки. Без того мифопоэтического колорита, который присутствует в текстах К. Герда, трудно представить его поэтический мир.
К. Герд, активно занимаясь поэзией, много работал и над исследованием и сбором произведений устного народного творчества, принимал участие в организации фольклорных и этнографических экспедиций. Его глубоко интересовали вопросы межлитературных, межфольклорных связей удмуртского, марийского, мордовского, татарского, русского, карельского, финского и других народов. Он знал языки коми-зырянский, коми-пермяцкий, русский, марийский, немецкий, владел татарским и финским языками. В основе двух диссертаций поэта - по фольклористике «Удмуртская загадка» (1927) и по этнографии «Родильные обряды и восточно-финская колыбель» (1929) -нашли отражение жизнь и быт удмуртов и других финно-угорских народов. В последней работе К. Герда в центре внимания находится языческая философия. Автор рассматривает жизнь человека от зачатия до наречения имени, описаны обряды, сопутствующие появлению человека.
Неисчерпаемым источником вдохновения удмуртского поэта был фольклор, обобщенная в нем народная мудрость, накопленная в течении веков. К. Герд создал свой художественный мир, где соединились любовь к национальному фольклору, к родному языку, к родимому и родному краю.
Любовь к Родине стала основой миропонимания К. Герда. Ему бесконечно дорого все, что связано с детством: полноводная Белая Кама, неприметная Вала, бескрайние просторы удмуртских полей, васильки во ржи, крики ночных птиц...
Восприятие мира ребенком, лишившимся отца в 10 лет, также стало важнейшим фактом в творчестве художника. Трудное детство, заполненное ежедневной заботой о насущном хлебе, нашло отзвук в его поэзии: Уг сюры вылэм огшоры / Куанер муртлы ждк вылэ нянь пыръг Не просто, оказывается, хлеб попадает на стол бедняка . Но поэт благодарно называет моральные ценности, вынесенные из-под родительского крова: любовь к народу, доброта, мужество сопротивления и отстаивания своих интересов.
Помимо определенной социальной среды, семейных традиций, малой Родины на формирование личности К. Герда оказывает влияние культурная атмосфера, круг чтения, литературный контекст времени. Так, на развитие поэтической индивидуальности Герда в 20-е годы большое творческое воздействие оказали произведения A.M. Горького. Его «Валашская сказка» (рассказ «О маленькой фее и молодом чабане») произвела на будущего поэта сильное впечатление, она явилась тем источником вдохновения, который пробудил у К. Герда желание посвятить себя борьбе за свободу и счастье народа. Далее, на разных этапах своего творчества поэт обращается к творческому опыту В. Брюсова, А. Блока, финских классиков и др. Например, удмуртский поэт использует ряд художественных приемов, введенных в русскую поэзию В. Брюсовым, К. Бальмонтом, И. Северяниным. Через их творчество осваивает такие твердые поэтические формы как сонет («Гужем жыт» («Летний вечер»)), триолет («Уйшор тол» («Ветру Уйшора»)), рондель («Ми кизиськом» («Мы сеем...»)) и т. д. Герд активно осваивает приемы русского мастера слова В. Маяковского: широко использует графическую разбивку строк, фигурные стихи, увлекается словотворчеством. Герд, живя в Москве в 1922-1929 гг., общается с великими поэтами, мыслителями, учеными, активно участвует в научной, литературной и общественной жизни брюсовского института. Впитывая все лучшее и передовое, поэт создает национальную литературу.
В своих творческих поисках поэт опирается на родной фольклор, устное творчество финно-угорских народов, русскую классическую и современную, а также западно-европейскую литературу (см.: Ермаков 1992, 1996; Богомолова 1983, 1998; Зуева 1997, 1998; Ванюшев 1980, 1990; Шкляев 1986; Домокош 1993: 217-260; Ермолаев 1984: 20-35 и т.д.) В его поэзии слились традиции и новаторство, прошлое и будущее; в единый узел сплелись культуры разных народов. В этом слиянии обнажается гуманистическая позиция К. Герда, суть которой сводится к изменению общекультурных представлений о мире и личности: человек осмысляется как наивысшая ценность, но не как центр некоей нормы, а человек, значимый сам по себе, в своем историческом, социальном, национальном, индивидуальном содержании.
Творчество Кузебая Герда в критике и в литературоведении
Литературоведы и критики в разные времена неоднозначно и противоречиво объясняли феномен Кузебая Герда. Но тем не менее во всем величии своего таланта как масштабная творческая личность он по праву и достойно вошел в XXI век. Как отмечает З.А. Богомолова: «Герд как самобытное явление принадлежит не только прошлому. Он все активнее воздействует на современный литературный процесс, на развитие творческих индивидуальностей (Ф. Васильев, В. Романов). Творчество Герда перестало быть только достоянием удмуртской национальной культуры. Оно принадлежит большой советской литературе» [Богомолова 1998: 605]. И не только: он по праву занял нишу в мировой классической литературе.
Развитие изучения творчества поэта уже исследовалось в ряде работ современных литературоведов и критиков: Ф.К. Ермакова (1966; 1995: 58-82; 1996: 122-136), А.Г. Шкляева (1979; 1990: 28-39), В.М. Ванюшева (1980: 130-144; 1990: 40-61), З.А. Богомоловой (1998: 578-610). Но в связи с их социоло-гизированными, идеологизированными оценками требуется объективное рассмотрение данного вопроса. В работах названных исследователей нетрудно обнаружить скрытую полемику. Критики В.М. Ванюшев и А.Г. Шкляев зачастую сходятся в признании «мелких заблуждений, ошибочных суждений» в творчестве Герда (Ванюшев 1980: 130, 138, 142; 1987: 81; Шкляев 1979: 78). Совершенно непримирим с этим негативным отношением к поэту Ф.К. Ермаков. Исследователь более двух десятков лет посвятил изучению творчества К. Герда. Его отношение к поэту, ученому, публицисту, его взгляды «на протяжении 10-15 лет, - как отмечают З.А. Богомолова и А.Н. Уваров - претерпели определенную эволюцию. ... Если проанализировать первые печатные выступления Ермакова о Герде ... , то они содержат более гибкую оценку идейных и эстетических взглядов поэта, чем последние его рукописные работы и устные выступления» [Как молния... 1998: 605-610]. Они правы в том, что более поздние работы исследователя носят острый обличительный характер. Направление и характер его работ заключены в цитате книги Ф.К. Ермакова «Кузебай Герд. К изучению биографии писателя» (1995): «... Не для мести это чувство недостойно быть названным человеческим - ради объективности! Люди должны знать, кто из «солдат партии» в лихие для народа времена получал ордена и почести, кто - терял партбилет и честное имя, а порою - самое жизнь! Безнаказанность же снова и многократно порождает сама себя, а к юбилею Кузебая Герда ситуация вокруг его мужественного служения своему народу должна быть чистой...» [Ермаков 1995: 3].
Но заметим, история изучения личности и творчества поэта начинается не с этих имен. Условно можно наметить следующую периодизацию: 1) 1920 -1937 гг.; 2) 1937 - 1970-е гг.; 3) 1970-е -1980-е гг. 4) 1990-е гг. - 2003 г. При анализе каждого из этапов в настоящей работе акцентируется внимание на основных, более важных, на наш взгляд, работах исследователей жизни и творчества удмуртского поэта.
Так, многогранное творчество поэта было объектом пристального внимания уже его современников. На страницах газет «Гудыри», «Ижевская правда», журнала «Кенеш» часто сталкиваешься с критическими статьями в адрес К. Герда. О поэте писали Ашальчи Оки, И. Наговицын, Д. Баженов, А. Багай и т.д. (см. подробнее Ермаков 1996: 90-114). Данный период (1920-1937 гг.) характеризуется двойственным отношением к творчеству поэта. Литературоведы отмечают справедливо, что в начале 30-х годов критика делила творческий путь на два периода: ранний и поздний: оценивая ранний - как взлет, поздний - как упадок [Ист. удм. лит. 1988: 79]. Соответствующее деление наблюдается и в самой критике. Ранний этап критики представлен именами И. Курбатова, И. Векшина, М. Тимашева и др.; другой - М. Волкова, Д. Баженова, Кедра Митрея, А. Бутолина. Особенности каждого из периодов отмечает в своей работе А.Г. Шкляев: «Первая группа делала акцент на достоинствах поэзии Герда и терпимо относилась к его ошибкам, объясняя их объективными причинами; вторая группа видела в его поэзии в основном только недостатки, идейные колебания...» [Шкляев 1979: 78].
Ярким примером позднего этапа критики является сборник статей «Пролетар литература понна» («За пролетарскую литературу») (1932). Авторы сборника - М. Коновалов, М. Волков, Г. Медведев, Т. Архипов и др., - все в одном духе необоснованно называют Герда «буржуазным националистом», «кулацким поэтом»; талантливого молодого поэта А. Эрика «попутчиком» и т. д. К примеру, в своей статье М. Волков пишет: «Соос тонна удмуртъёс ги-нэ вань. Соос понна удмуртъёс одйг «адамовой раса» луо. ... удмуртъёс пдлысъ кулакез но у г адз о, соос куанерез но ышто...» [Пролетар литература... 1932: 12] Для них существуют лишь удмурты. Для них удмурты - единая «адамова раса». ... среди удмуртов не видят ни кулака, ни бедняка... . Подобные высказывания критиков строились не на анализах произведений К. Герда, а на вольных интерпретациях вырванных из текста строк (см. Ермаков 1996: 102). Так, вышесказанным изречениям М. Волкова предшествуют слова: «Тани кызьы Герд завод сярись кырза. Со, пе, кд шкемыт. Соин «удмурт сюлэмы» дырекъя. Кинлэн со сюлэмыз?Кулак сюлэм...» Вот как Герд поет о заводе. Он (завод), говорит, страшный. Поэтому «удмуртское сердце (мое)» дрожит. Чье это сердце? Кулацкое сердце... В действительности же в фактуре поэмы «Чагыр чын» («Голубой дым»), в его подтекстах кроются глубокие философские размышления о цивилизации. Поэт с одной стороны приветствует новое, передовое, но в то же время опасается того, что цивилизация ведет к унификации этнических особенностей.
Открытые обвинения К. Герда в национализме присутствуют и в предисловии А.С. Бутолина к сборнику стихов «Вормон» («Победа») (1935), куда не вошло ни одно стихотворение К. Герда. Автор сопоставляет творчество удмуртского поэта с «русской кулацкой клюевщиной» и призывает бороться с «гердовщиной».
Анализу литературного процесса данного периода (1917-1934 гг.) впоследствии будет посвящена работа А.Г. Шкляева «На подступах к реализму» (1979). Критик рассматривает различные противоречивые явления литературы в контексте всего литературного процесса. Предлагает полное исследование удмуртской литературы 20-х годов в ее отношениях с литературной критикой, привлекая материалы журнала «Кенеш» («Совет»), газет «Гудыри» («Гром»), «Удмурт коммуна» («Удмуртская коммуна»), «Югыт сюрес» («Светлый путь»), «Виль син» («Новое око») и т. д. Особое место здесь занимает исследование творчества К. Герда. Как объясняет А.Г. Шкляев: «Творчество К. Герда таково, что по нему можно судить о важнейших явлениях литературы 20-х годов, поэтому объективная оценка его имеет принципиальное значение» [Шкляев 1979: 6].
Автор выделяет три этапа в удмуртском литературном движении в 1917— 1934 годы, определяет основные тенденции развития каждого их них (см. об этом: 1979: 55-57). Особый интерес представляет глава, где автор размышляет о становлении социалистического реализма в удмуртской литературе. Интересным для нас фактом являются его следующие выводы: именно творчество Кузебая Герда и Кедра Митрея, Ашальчи Оки и Аркаша Багая, М. Кельдова и М. Тимашева и т. д. заключала в себе элементы просветительского и критического реализма, романтизма и сентиментализма; при этом А.Г. Шкляев наблюдает «скачок от фольклора к социалистическому реализму». Точнее, критик определяет: «... с Гердом связано становление той формы социалистического реализма, которую принято называть социалистическим романтизмом» [Шкляев 1979: 111].
Мифологическое сознание «мы» в раннем творчестве К. Герда
Переходим к характеристике основных субъектных форм выражения авторского сознания в поэзии К. Герда, к рассмотрению вопроса единства лирики поэта при многообразии форм выражения авторского «я». Важно подчеркнуть, что субъектная сфера гердовской лирики определяется соотношением индивидуального и коллективного сознаний. От коллективного сознания динамика направлена к индивидуальному, и снова возвращается к коллективному сознанию «мы», но уже на качественно новом уровне. Рассмотрим соотношение элементов авторского сознания и объединяемые ими группы стихотворений.
При восприятии стихотворения внимание сосредоточивается на размышлениях о народе, о его судьбе. Предстает некий объективный образ, образ народа, которому придается внеличное значение: оно как бы отделяется от «я» и обретает самостоятельное существование. За образом народа читатель, как правило, не видит его творца. Согласно Б.О. Корману, собственно автор не является объектом для себя. На первом плане не он сам, а какое-то событие, обстоятельство, ситуация, явление (см. Корман 1978: 42-46; 1992: 183). В данном случае собственно автор выступает как человек, который видит пейзаж, изображает обстоятельства, размышляет над ситуацией и, главное, выражает отношение ко всему описанному.
Собственно автор Герда раскрывает тему забитого, угнетенного народа. Поэтические тексты, объединенные этой формой выражения авторского сознания, утверждают мысль о зависимости человека от социальных условий, существующего строя. Эта интонация выдерживается практически во всем сборнике стихов Герда «Крезьчи» (за исключением двух последних глав). Сюда вошли, к примеру, следующие стихотворения, организованные собственно автором: «Сйзьыл» («Осень»), «Лыкты» («Приди»), «Нош ик бертй» («Снова вернулся»), «Нянь кисьман дыр» («Пора созревания хлеба»), «Берпум сяська-ос» («Последние цветы») и др.
В текстах, организованных собственно автором, порой угадывается образ поэта, который в то же время сливается с массой, т. к. в нем живет осознание того, что он принадлежит «бедному народу». Этому осознанию свойственно утверждение связи между человеком и миром в пространстве и времени как физической и реальной. При этом пространство мыслится вполне географическим. И главным образом преломляются пространственные и временные понятия. Так, «познание пространства у удмуртов исключало возможность его бесконечности (по представлениям удмуртов, мир имел свои пределы...), более того, мир состоял как бы из многих концентрических кругов-пространств...». Все эти пространственные круги составляли понятие родины (вордскем шаер). Дальше начинался уже другой, не всегда враждебный, но все-таки чужой мир «мурт шаер» - чужие края. Совокупность всех краев образовывали «дунне» - «мир, свет». Бинарной оппозицией земному миру воспринимался потусторонний мир - «сопал дунне», табуированное для живых пространство, откуда не возвращаются» [Владыкин 1994: 219].
Говоря о пространственных кругах в поэзии К. Герда, каждый круг можно конкретизировать, можно определить конкретные места. «На основании топонимов, упоминаемых в его стихотворениях, так же как и в народных песнях, можно четко очертить географические малую и большую родину (Удмуртия, Кама, Вала, Иж, Позимь, Докья, Булай, Вуж Пурга...)» [Домокош 1993:240].
В ранних стихах мир собственно автора определяется словами-образами: корка дом , азбар двор , гурт деревня , урам улица , бакча огород , юрт дом, хозяйство , тэль, нюлэс лес , шур река , корка бер за домом , кенер изгородь , зезьы азъ перед калиткой , бусы поле , возь луг . Понятия, наиболее близкие поэту, его родному народу; знакомый с детства мир природы. Но при внимательном чтении текстов можно заметить, что пространство делится на две сферы.
В противовес этому миру собственно-автор актуализирует некое неопределенное пространство - кыдёкын, кыдёке далеко, вдаль , дополняя этот образ определяемыми словами: тэль съорын за лесом , шур сьбрын за рекой , зезьы сьбрын за калиткой , мурт калыкын среди чужого народа , мурт шаерын в чужом краю , калык вылын на людях , мукет шаер другой край , мукет калык другой народ . Послелоги сьбрын за , вылын на , прилагательное мурт чужой , неопределенное местоимение мукет другой сообщают понятиям негативный оттенок, глубоко высвечивают скрытую выразительность подтекста. В полной мере отражаются все оттенки индивидуального восприятия и вообще значения слова «чужбина». Оппозиция родное/чужое, прослеживаемая в стихах, носителем сознания в которых является собственно автор, представляет выражение древней мировоззренческой картины удмуртов. Что дает аргументы для утверждения идеи, мысли о бытовании автора в двойственной системе этико-эстетических координат, при этом он ближе к фольклорной, нежели к индивидуально-литературной. Собственно, это наблюдается и при дальнейшем «перемещении» от одного уровня ценностей к другому.
Религиозно-мифологически детально разрабатывались пограничные отрезки пространства, переходные состояния из одного статуса в другой. Особое отношение к двери, окнам, воротам, ограде, меже, реке и т. д. наблюдается и у собственно автора. Отсчет пространственного измерения начинается с центральной точки, где находится дом, очаг {корка). Дом и двор «символизируют освоенное, покоренное, «одомашненное» пространство, где человек ощущает себя в безопасности. Это место, где мы родились и куда мы возвращаемся из любых странствий...» [Энциклопедия 2000: 159]. Дом для собственно автора ассоциируется с матерью, с детством; чаще это воспоминания, приносящие боль, боль утраты самого близкого, дорогого в жизни, боль о невозможности вернуть время, боль за свой народ, за его убогость и нищету. Двор автор дополняет образами крапивы (воле пушнер), лебеды (сьдд пот), дом устрашающий, темный, окна очень низкие, в избе - гроб... Так, в стихотворении «Анаелы» («Матери») «сталкиваются» два мира: «Туж кыдёкын, кыдёкын, / Мурт калыкын, шаерын» Очень далеко, далеко, Среди чужого народа, в чужом краю и дор родной край . И чужой мир, и родной наполнены отрицательными эмоциями: вдали, на чужбине собственно автор (грамматически представленный местоимением «мои» я ) страдает, тоскует, но и на родине ждет его печальная весть о смерти матери. К. Герд строит произведение, используя прием градации, нагнетания, применяя сказочную конструкцию испытаний. Каждый этап, который предстоит пройти герою, представляет «переходный» участок: азбар двор , корказь сени , ос важен через порог . Тема смерти на данном этапе творчества поэта приобретает социальную трактовку: описывается не вообще смерть человека, а смерть конкретного лица, вмещенного в мир социальных отношений и связей. Его интересуют те социальные условия, которые ей предшествовали и к ней привели, те последствия, что проступают при самоанализе собственно автора. Смысловой комплекс отчего дома организуют сочетания: пеймыт урамъёс темные улицы , илимес гуртъёс страшные деревни , сьдд тэлъ черный лес и т. д. Весь цветовой фон пронизан мрачными, темными цветами.
Собственно автор внимание акцентирует и на такой детали, как окно. Оно осмысляется как выход в другой мир. Пытаясь в окно увидеть мир, взгляд достигает лишь горизонта. Горизонт осмысляется счастливым далеким будущим. Так, в стихотворении «Укное туж улын» («Мое окно очень низко») бросается в глаза вертикальная организация: носитель речи находится внизу {укное туж улын окно (мое) очень низко ), над ним - синее небо - голубые миры; взор устремлен снизу вверх. Монолог: Мынам укное туж: улын, туж: улын... Мое окно очень низко, очень низко , повторы, близкие к фольклорному жанру - причитаниям и прослеживающийся здесь мотив куриськонов (языческих молений) определяют чувство единения собственно автора с человеком из народа.
Эстетически значимая единица «Человек»
Словарь языка К. Герда содержит примерно 14 000 лексических единиц, на них приходится более 200 000 словоупотреблений. Средняя частота словоупотребления, таким образом, равна 14. Наиболее употребительными словами в творчестве К. Герда являются: союз но - фиксируется 4521 раз, местоим. со он - 2799 раз, глагол луыны быть - 2497 р., удмурт - встречается 2247 раз, слово калык народ фиксируется 1122 раза, кыл язык, речь - 1100 р., мои я -935 р., улыны жить - 879 р., гурт деревня - 842 р., музъем земля - 695 р., улон жизнь - 631 р., мурт человек - 558 р., инты место - 549 р., адями человек - 546 раз и т. д.
Слова с высокой частотностью обладают наибольшей значимостью, наибольшей близостью к центру поэтического мира художника; ими в значительной степени определяется семантика творчества поэта. Соглашаясь с мнением Ю.И. Левина о том, что «развертывание частотного словаря можно рассматривать как своего рода космогонию, как «сотворение мира» поэтом, как генезис его модели мира» [Левин 1966: 199], можно утверждать, что данная статистика отражает основную тематику, проблематику творчества К. Герда.
В Частотном словаре поэтических произведений К. Герда общее количество лексем составило 5007, на них приходится примерно 52190 словоупотреблений. Средняя частота словоупотребления, таким образом, равна 10,4. Количество повторяющихся слов составляет примерно 52 %. Большое число слов, употребленных по одному разу, говорит о лексическом богатстве языка поэта и разнообразии, широком аспекте тематики и проблематики его творчества. Так, в поэтическом творчестве К. Герда чаще фиксируются слова: вань есть; иметься - 603 р., мон я - 596 раз, со он - 486 раз, удмурт - А14 раза, тон ты - 407 р., выль новый - 377 р., калык народ - 376 р., гурт деревня - 351 р., луыны быть - 342 р., улон жизнь - 281, чебер красивый - 277, улыны жить - 235, сюлэм сердце - 235, ми мы - 234, шунды солнце - 234, бусы поле - 228, кырзан песня - 213, потыны выйти - 210, сьдд черный - 207, кырзаны петь - 200, кошкыны уйти - 197, дыр время; наверно - 192, енська цветок - 188, кыл язык; речь - 171, дунне Вселенная - 152, лыктыны прийти - 151, султыны встать - 146, мыныны - 141, ветлыны ходить - 124, музъ-ем земля - 116, ин небо - 81, адями человек - 37 раз, дыртыпы спешить -16 и т. д. Эти слова - своего рода смысловые сгустки, на которых держится, стоит как на фундаменте поэтический мир художника. В них - концентрация энергии и ценностных понятий. «Поэтическое слово - это слово с проявленной ценностью» [Гинзбург 1997: 11]. Или еще здесь же, в работе «О лирике» Гинзбург говорит по поводу таких слов следующее: «Всякое стихотворение -покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует стихотворение. ... значение этих слов (слова-острия, слова-звезды) рождается из целостного контекста ... творчества и, в свою очередь, подчиняет себе и преобразует всякий частный контекст» [Гинзбург 1997: 241].
Так, приведенная выше своеобразная словесная цепь постоянно будет повторяться и перекликаться почти во всех творениях К. Герда. Из слов перед нами складывается художественный мир произведения: из существительных -его предметный (и понятийный) состав; из прилагательных - его чувственная (и эмоциональная) окраска; из глаголов - действия и состояния, в нем происходящие. Художественный мир - образ, действие (глагол) - мотив, сюжет же -это последовательность взаимосвязанных мотивов.
При исследовании словарного состава всего творчества К. Герда бросается в глаза номинативный характер словаря: мир текста определяется предметами. Субстантивная лексика составляет примерно 33,2% всего словарного состава, процентное соотношение глаголов в творчестве К. Герда составляет 13,8%, прилагательных - 10,5%, наречий - 6,6%, местоимений примерно 1%, числительных 0,7% и т. д. Частью этого мира является поэтическое пространство, процентное соотношение частей речи которого нами исследовано отдельно (см. график в Приложении 1).
Наибольший процент словарного состава поэтических произведений составляют существительные - 30,8%. Обнажается номинативно-образный узор смыслов поэтики Кузебая Герда. Эта подчеркнутая номинативность совершенно не случайна, она высвечивает скрытую выразительность подтекста, на поверхность выступают идеоключи основных тем. Номинативная лексика в частотном тезаурусе распределяется следующим образом: удмурт - 474 случаев фиксации, калык народ - 376 раз, гурт деревня - 351 раз, улон жизнь -281 раз, сюлэм сердце - 235 раз, шунды солнце - 234 раза, бусы поле -228 раз, кырзан песня - 213 раз, дунне вселенная - 152 р., шур река - 149 р., сюрес дорога - 145 р., мурт человек - 104 р., музъем земля - 116 раз и т. д.
Итак, в наиболее частотной лексике поэтического пространства удмуртского поэта выделяются слова удмурт, калык народ и мурт человек; чужой , оформляющие основную понятийную сферу «Человек». Человек оказывается в центре поэтического мира К. Герда, утверждается как наивысшая ценность. Сквозная тема творчества Герда - народ. Очень знаково его признание: «Меня погубила моя собачья привязанность к удмуртскому народу» [Как молния... 1998: 32]. «Он, вдохновенный романтик и реалист-практик, не мог жить иначе: спешил вывести свой народ, свою культуру «к просторам синим» [Как молния... 1998: 9]. Какие же смысловые комплексы присутствуют в понятийной сфере «Человек», какой культурный фон стоит за единицей языка, какова их глубинная суть - попытаемся осмыслить некоторые аспекты поэтического мира К. Герда.
Определяющей семантическое поле «Человек» Герда является оппозиция этнонимов удмурт / вотяк. О специфике использования этнонимов удмурт и вотяк пишет Л.С. Христолюбова в статье «Этнонимы удмурт и вотяк в лексике Кузебая Герда и в печати Удмуртии в 1920-е годы». Она замечает, что это «несомненно служит определенной характеристикой личности Герда» [Христолюбова 2002: 77]. В течение веков у удмуртов закрепилось осознание себя под двумя этнонимами, актуализировавшимися в зависимости от конкретной ситуации. В царской России удмуртов называли вотяками (и в настоящее время используется в уничижительной форме), но сам себя народ называл удмуртами. (Подробнее о случаях фиксации данных этнонимов в письменных источниках см.: Христолюбова 2002: 79). К. Герд творчески использует эти два этнонима, с их помощью отражает характер народа, менталитет, осознание своей культуры. В них поэт концентрирует чувство изменения времени и эпохи.
Так, поэт использует этноним удмурт 474 раза, и лишь 15 раз фиксируется лексема вотяк. Два этнонима содержат в себе принцип контраста всего творчества поэта (что отразилось и на статистике). В его стихах сознание удмурта противопоставлено сознанию вотяка. Поэт проецирует на слово вотяк прошлое народа, старую жизнь. Концентрация прошлого времени в филологической плоскости выражается в использовании поэтом глаголов прошедшего времени и наречий вазен, азъло раньше . Удмурт устремлен в будущее. Оба понятия сосуществуют в настоящем времени, точка отсчета начинается в настоящий момент, но векторы устремлены в разные стороны, в разные времена.
