Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. «Свет в августе»: принцип контрапункта 10
1. Структура художественного мира «Света в августе» 13
2. Структура сюжета романа 23
3. Анализ повествовательных субъектов ....42
4. Персонажи «Света в августе» и системы ценностных установок 54
Глава вторая. «Авессалом, Авессалом!»: принцип обрамления 70
1. Структура художественного мира романа 72
2. Смысловая организация сюжета: общая характеристика 75
3. Система повествовательных субъектов в романе 81
4. Сюжет романа: принципы изложения 88
5. Параллелизм в системе персонажей и функционирование южной нормативно-ценностной системы в художественном мире романа «Авессалом, Авессалом!» 98
Глава третья. «Реквием по монахине»: принцип контаминации .114
1. Строение художественного мира «Реквиема по монахине» .116
2. Сюжетная организация романа 127
3. Методы художественного изображения и субъекты высказывания в романе «Реквием по монахине» 137
4. Аксиологический модели в сознании персонажей «Реквиема»Л 46
Глава четвертая. «Притча»: принцип деконкретизации 162
1.Заглавие и жанр 164
2. Художественный мир «Притчи» 170
3. Структура сюжета романа 178
4. Повествовательные субъекты в «Притче» 187
5. Принципы распределения информации внутри художественного мира 197
6. Расстановка персонажей в романе и нормативно-ценностные системы 207
Заключение 233
Список использованной литературы 239
- Структура художественного мира «Света в августе»
- Смысловая организация сюжета: общая характеристика
- Строение художественного мира «Реквиема по монахине»
Введение к работе
Диссертационная работа посвящена творчеству Уильяма Фолкнера (1897 — 1962). В фокусе исследования находятся проблемы, актуальные для интерпретации прозаических произведений американского писателя в ценностных категориях. Основными объектами рассмотрения являются материал, предоставляемый художественным текстом для интерпретации, инкорпорированные в тексте аксиологические модели и повествовательные стратегии, направленные на формирование читателем оценочных суждений. Проблематика исследования представляет интерес в свете специфического статуса изучаемого автора, ставшего классиком еще при жизни и до сих пор вызывающего споры о значении эстетических средств, использованных им при передаче содержательных аспектов художественного текста, и о самом содержании смыслового сообщения.
«Аксиологический» подход к художественному произведению представляется частью любого акта его восприятия, будь то строгий научный анализ или чтение ради удовольствия. Из всего спектра понятий, включаемых в область аксиологии, а именно, из существующих наборов и классификаций ценностей (нравственные, эстетические, практические, религиозные и т. д.) основной акцент в диссертации делается на ценности морально-этического свойства. При этом следует учитывать, что общие основания теории ценности справедливы и для ценностных рядов, которые эмпирически квалифицируются как отдельные от нравственной сферы.
Читатель литературного произведения неизбежно, с той или иной степенью осознанности, оценивает прочитанное в этических категориях (добро/ зло, хорошо/ дурно), становясь тем самым на ту или иную ценностную позицию по отношению к полученной ин-
формации. В качестве наиболее общих ценностных категорий выступают «положительность» и «отрицательность» того или иного явления, вычленяемые и в других ценностных рядах (приятное/ неприятное, прекрасное/ безобразное, полезное/ вредное, и т. п.).
В философской этике в качестве основных категорий выделяются добро и зло как наиболее общие понятия «морального сознания», служащие для «положительной и отрицательной оценки явлений действительности»1. Находясь между собой в отношениях логической противоположности, они вместе с тем представляют собой стороны одной медали, принадлежа единой шкале, и в этом смысле могут быть сведены к одной категории (моральность); говоря об одной из них, мы с неизбежностью затрагиваем другую.
В ходе вынесения моральных оценок человек склонен искать четких определений добра и зла, которые придали бы им статус объективно существующих явлений. При этом он вынужден либо прийти к принципиальной неопределимости добра и зла, поскольку все возможные дефиниции соответствовали бы лишь частным слу-чаям — «отдельным видам добра» (теория Дж. Мура) , либо возвести определенную ценностную позицию — то, что считается добром — в ранг объективной - то, что является добром (нормативные этики)3. Между тем, категории добра и зла являются не дескриптивными (описывающими какое-либо объективное свойство предмета), а пре-скриптивными, оценочными. Соответственно, различия в трактовке той или иной вещи как «доброй»/ «не доброй» проистекают из «различий моральных позиций оппонентов»4. Эти позиции удобно обозначить термином аксиологические модели, понимая под ним сово-
1 Словарь по этике. М., 1983. С. 97.
2 Максимов Л. В. О дефинициях добра: логико-методологический анализ // Логический анализ
языка. Языки этики. M., 2000. С. 17.
3 Там же. С. 22.
4 Там же. С. 24-25.
купность ценностных представлений и моральных установок, определяющих поведение индивида и выносимые им оценки окружающего мира. Аксиологические модели локализованы в сознании их носителей - людей. Интерсубъектный инвариант аксиологической модели - комплекс ценностных представлений и поведенческих норм, принятых в рамках определенного социума и разделяемых большинством его представителей — обозначим понятием нормативно-ценностная система, принимая во внимание, что в целом эти два термина (аксиологические модели и нормативно-ценностные системы) синонимичны и взаимозаменяемы там, где количество носителей той или иной ценностной парадигмы не имеет существенного значения.
При рассмотрении принципов функционирования аксиологических моделей/ нормативно-ценностных систем в тексте литературного произведения необходимо разграничить моральную интерпретацию художественного произведения и изучение этических парадигм в художественном тексте, которому посвящена настоящая работа. При интерпретации мы должны были бы определить, что в произведении является добром, а что — злом, либо выбирая в качестве критериев разделения добра и зла собственные представления и установки (позиция наивного читателя, помещающего себя в произведение: «я бы так не сделал, ибо это нехорошо»), либо стараясь, следуя внутренней логике произведения, прояснить авторскую интенцию — ценностную позицию автора («что же автор хотел сказать»). В этом случае главная задача - интерпретировать, оценить. Собственно интерпретация/ оценка не является целью диссертационного исследования; в его фокусе находится скорее механизм интерпретации.
Изучение аксиологических моделей, содержащихся в художественном мире, предполагает не формирование оценочной позиции по отношению к изображаемому или реконструкцию авторских моральных установок, но выявление в тексте предмета оценки (что оценивается) и оснований для нее (каковы заложенные в тексте интерпретационные стратегии). Непосредственным объектом исследования выступает художественный мир произведения, поскольку именно ему принадлежат явления, которые получают оценку - персонажи, их поступки, события. Кроме того, художественный мир содержит набор готовых оценок, выносимых в пределах художественной реальности - персонажами, повествователями.
Созданный У. Фолкнером художественный мир принято считать одним из главных достижений писателя. Вместе с тем, за Фолкнером закреплена репутация автора, произведения которого наполнены глубочайшим моральным содержанием. Способы построения художественного мира и представленные в нем аксиологические модели, а также взаимодействие формальных и содержательных аспектов прозы Фолкнера являются важнейшими условиями для понимания его художественных произведений. Необходимость рассмотреть ценностный аспект произведений Фолкнера в связи с их поэтикой проистекает, таким образом, из специфики данного автора.
Структура художественного мира в целом не ограничивается его предметным наполнением. Она напрямую зависит от способов, с помощью которых автор произведения воплощает вымышленную реальность в тексте. Поэтому специфика сюжетной организации, принципы изложения, набор повествовательных субъектов, методы художественного изображения, — иными словами, проблемы поэтики литературного произведения, - окажутся в центре нашего внимания при анализе художественного произведения наравне с содержа-
тельными моментами, такими, как поступки персонажей и высказываемые ими оценочные суждения, на основании которых можно представить действующие в художественном мире аксиологические модели. Подчеркнем, что в рамках такого подхода невозможно провести грань между формой и содержанием; поэтика художественного произведения одновременно является его проблематикой и порождает такие смысловые особенности, значение которых для интерпретации текста трудно переоценить. Как справедливо указывает Э. М. Керр, исследуя иную проблематику творчества Фолкнера, «моральные суждения внутренне присущи художественной прозе; структурные и технические особенности являются средствами передачи ... моральных суждений»'.
Методологическая база диссертационного исследования включает в себя теоретические труды отечественных и зарубежных литературоведов: работы М. М. Бахтина, Б. А. Успенского, Цв. То-дорова, русских формалистов, и др. Отдельно следует упомянуть феноменологическую эстетику Романа Ингардена и теорию эстетической реакции Вольфганга Изера. Кроме того, множество ценных методологических посылок было почерпнуто автором диссертации из специальных исследований творчества Фолкнера, выполненных в русле огромного количества подходов к литературоведческому анализу (новая критика, психоанализ, постструктурализм, мифокритика и т. д.).
Проза Уильяма Фолкнера многократно становилась объектом рассмотрения. Внимание уделялось как творчеству американского писателя в целом, так и отдельным его аспектам, в том числе нравственной проблематике произведений. Этическое содержание фолк-неровских текстов попадало в поле зрения зарубежных и российских
1 Kerr Е. М. William Faulkner's Yoknapatawpha: "A kind of keystone in the universe". NY, 1983. P.
литературоведов, таких, как К. Брукс, О. Викери, Н. Полк, Э. М. Керр, Дж. Хант, Ф. Хоффман, Дж. Голд, Н. А. Анастасьев, А. Н. Ни-колюкин, А. М. Зверев, А. К. Савуренок, А. А. Долинин. Однако значение структурных аспектов художественной организации. для интерпретации произведений Фолкнера в этических категориях не было раскрыто в полной мере: фолкнероведы либо занимались «формальной» стороной прозы исследуемого автора, либо делали акцент на собственное истолкование ценностного содержания. Новизна исследования, таким образом, лежит в области предлагаемого в нем подхода к творчеству американского писателя.
Художественный мир Фолкнера с наибольшей полнотой и масштабностью реализуется в его романном творчестве, поэтому в качестве материала в диссертации используются/?сшшш. Выявление аксиологических моделей в структуре художественного мира и рассмотрение повествовательных приемов, имеющих значение для этической интерпретации произведения, требуют тщательного и подробного анализа текста, что неизбежно ограничивает количество романов, рассматриваемых в рамках кандидатской диссертации. В настоящей работе детально разбираются четыре романа У. Фолкнера: два «классических» текста периода «расцвета» (1930-е гг.), «Свет в августе» и «Авессалом, Авессалом!», и два «поздних» произведения эры «признания» (1950-е гг.), «Реквием по монахине» и «Притча». Являясь фундаментальными образцами прозы американского писателя, представляя разные периоды его творчества, четыре названных романа могут считаться для всего творчества У. Фолкнера.
Итак, целями данной работы являются: анализ структуры художественного мира четырех романов У. Фолкнера и выделение основных составляющих художественного мира, актуальных для цен-
240.
ностной интерпретации рассматриваемых текстов; выявление представленных в рамках художественного мира аксиологических моделей и характера их взаимодействия с особенностями повествовательной организации; определение тех аспектов поэтики исследуемых произведений, которые выступают в каждом из них в качестве смыслообразующих элементов; раскрытие имманентных тексту принципов, потенциально влияющих на читательскую интерпретацию.
Круг проблем, которые необходимо затронуть в рамках раскрытия темы диссертации, предопределяет общую структуру каждой главы, которая включает в себя описание строения художественного мира, принципы организации сюжета, систему повествовательных субъектов и расстановку аксиологических моделей в конкретном произведении. Наличие незначительных вариаций и дополнительных разделов в отдельных главах проистекает из особенностей того произведения, о котором идет речь в данной главе.
Работа состоит из введения, четырех глав, разбитых на тематические разделы, заключения. Название каждой главы содержит указание на основной принцип, влияющий на ценностную организацию в поэтике данного романа.
Корпус посвященных прозе писателя литературоведческих и литературно-критических текстов насчитывает сотни монографий и тысячи статей. Фолкнер - самый исследуемый американский автор. В связи с этим не представляется возможным поместить в конце диссертации полную библиографию вторичных источников по Фолкнеру; представленный список использованной литературы включает лишь книги и статьи, с которыми автор диссертации ознакомился в процессе работы и которые он прямо или косвенно задействовал в основном тексте.
Структура художественного мира «Света в августе»
Джефферсон, округ Йокнапатофа, коего Уильям Фолкнер — «единственный хозяин и повелитель»1, помещен автором в конкретно-историческую (и географическую) среду Соединенных Штатов. Он расположен в южном штате Миссисипи, что априорно задает определенную смысловую нагрузку художественному миру произве-дений, действие которых происходит в Иокнапатофе. Связано это с целым комплексом исторических, социальных, культурных (а также экономических, политических и др.) особенностей, с которыми традиционно ассоциируется американский Юг.
Вопрос о соотношении вымышленного мира романов и рассказов Фолкнера и реальной истории и географии США всегда ставился фолкнероведами и решался по-разному - от почти полного отождествления романной и «реальной» действительности в разных вариантах (в биографическом плане: Джефферсон = Оксфорд2; в рамках причисления Фолкнера к реалистической традиции3, понимаемой в русле общей теории мимесиса, марксистской теории отражения или представлениям о «репрезентативном» искусстве) до постулирования принципиальной независимости произведения от реальной действительности. Естественным образом методологические (и в значительной мере философские) посылки конкретного исследования предопределяли то или иное решение данной проблемы.
Подробное рассмотрение этого вопроса, требующее обширных теоретических выкладок, не входит в задачи настоящего исследования. Отметим лишь, что «реальная действительность» в том виде, в каком она является, к примеру, объектом историографии (которая, строго говоря, также имеет дело не с «первичной» действительностью — событиями, личностями и т. д., а со словесными комплексами - документированными рассказами очевидцев, материалами специальных исторических, социально-экономических, социокультурных, статистических разысканий и т. п.)1 может попадать в художественное произведение лишь через посредство и в виде совокупности представлений о ней. Художник, таким образом, использует при создании произведения искусства не саму действительность, но определенный способ членения действительности, не «реальный» мир, но сложившуюся в человеческом сознании картину мира . Соответственно, и произведение воплощает некую художественную картину мира; употребляя понятие «художественный мир», мы также имеем в виду некий комплекс представлений, воплощенный в художественном произведении словесными средствами. В рамках такого подхода вопрос о «правдивости» изображения американского Юга, «каким он был или является на самом деле», теряет свою актуальность.
Вместе с тем, вслед за Клинтом Бруксом укажем, что «реальный» Юг (вернее, представления о нем) служит Фолкнеру не объектом изображения, но средством, «положительным ресурсом, ис точником и инструментом» смыслопорождения. Хорошо известные автору исторические и культурные реалии и, прежде всего, знакомый ему изнутри тип мировосприятия обусловили выбор «материала», из которого, производя неминуемую селекцию, автор создает свою художественную действительность.
В качестве основных интересующих нас компонентов картины мира как таковой назовем три момента: пространство, время и нормативно-ценностная система. Соответственно, и анализ структуры художественного мира предлагается вести по трем направлениям: пространство («география»), время («история») и совокупность ценностных представлений («идеология»). В качестве главного предмета исследования в рамках раскрытия темы диссертации следует признать последний аспект, однако в ситуации с Югом Фолкнера представляется возможным продемонстрировать тесную взаимосвязь всех трех объектов описания.
Смысловая организация сюжета: общая характеристика
Название романа восходит к Ветхому Завету. Авессалом, третий сын царя Давида, приказывает убить своего сводного брата Ам-нона за то, что тот обесчестил их сестру Фамарь (2 Цар. 13,1— 29). Прощенный отцом, Авессалом возвращается в Иерусалим и по прошествии двух лет вновь допущен к царю и облечен его доверием (2 Цар. 14, 21 - 33). Вскоре Авессалом поднимает против Давида мятеж и терпит поражение. Несмотря на приказ Давида пощадить Авессалома, Иоав расправляется с мятежным сыном царя, когда тот запутался волосами в ветвях дуба (2 Цар. 15, 10 - 18, 33). Весть о победе не приносит Давиду радости, ибо сын его Авессалом мертв; царь скорбит, и Иоав упрекает его: «Ты любишь ненавидящих тебя и ненавидишь любящих тебя...» (2 Цар. 19,6).
Библейская линия прослеживается в романе Фолкнера. В тексте можно найти целый ряд перекличек с вышеизложенным фрагментом Второй книги Царств; в наиболее обобщенном виде рассказанная в романе история укладывается в представленную в Библии модель. Однако сюжет «Авессалома» ни в коей мере не повторяет ее; имеется целый ряд существенных различий между историей из Ветхого Завета и параллельным ей сюжетом из «Авессалома». Первоначальный вариант заглавия — A Dark House («Темный дом») — свидетельствует о том, что произведение не задумывалось автором как иллюстрация к библейскому сюжету, целиком построенная на его основе.
Разумеется, правомочна интерпретация романа в духе мифок-ритики, согласно которой ветхозаветный миф может рассматриваться как смысловое и сюжетное ядро произведения. Однако в рамках настоящего исследования такой подход не является в достаточной степени плодотворным, что связано с поставленными перед исследованием задачами, в которые, как уже было указано, собственно интерпретация не входит. Само по себе выявление в тексте романа библейского субстрата как архетипической основы сюжета не влечет за собой существенного прояснения художественных средств реализации аксиологических моделей.
Между тем интертекстуальное включение библейской истории об Авессаломе, произведенное Фолкнером в заглавии и в ряде фрагментов текстовых перспектив сюжета и персонажей, представляет собой важный момент в расстановке моральных акцентов в романе и в этом смысле является одним из элементов поэтики романа, влияющих на вынесение оценок морального плана. Рассмотрим в связи с этим специфику библейского сюжета, к которому отсылает название произведения.
Одна из особенностей книг Царств и некоторых других частей Ветхого Завета заключается в том, что текст их, взятый сам по себе, вне контекста Библии в целом, не предоставляет практически никаких моральных оценок, лишь излагая «факты». Даже когда мы имеем дело с реакцией библейских героев на то или иное событие, оно подается нам как очередной факт: «И услышал царь Давид обо всем этом, и сильно разгневался» (2 Цар. 13, 21). Это связано с тем, что все описываемые в этих книгах события и поступки автоматически соотносятся с единой нормативно-ценностной системой — законом Божиим, основное содержание которого излагается в книгах Моисеевых и включает десять заповедей (Исх. 20) и огромный свод более частных законов. Таким образом, сформулированный в других составляющих текстах Ветхого Завета основной закон и является универсальной в рамках Библии системой оценки; соответствие/ несоответствие закону определяет положительную или отрицательную оценку личности, поступка, события. В связи с этим необходимость в экспликации морально-этической оценки в библейском тексте отпадает, коль скоро она должна быть абсолютно ясна, - достаточно свериться с Законом. Библия не знакомит нас с нравственной позицией индивида, не дает нам услышать его «голоса». В этом смысле текст Ветхого Завета, по крайней мере, некоторых его частей, можно рассматривать, редуцируя его сакральный аспект, как разновидность эпоса.
Проводя грань между эпическим и романным героем, М. М. Бахтин указывал: отличие второго от первого «в том, что он не только действует, но и говорит, и что действие его не общезначимо и не бесспорно и совершается не в общезначимом и бесспорном эпическом мире»1. У эпического же героя «нет особой идеологии, рядом с которой возможны и существуют другие». «В эпосе один, единый и единственный кругозор»2, в нем отсутствует явление «разноречия», в котором Бахтин видит центральную особенность романного жанра.
Таким «кругозором» в Библии является заданная и «монологическая» по своей природе система ценностей, четко соотнесенная с Божиим законом.
Строение художественного мира «Реквиема по монахине»
К моменту написания «Реквиема» Фолкнер не только хранил свое изначальное осознание того, что в отдельных своих произведениях воплотил части «живой ткани» единого вымышленного мира — округа Йокнапатофа, но и был убеждаем в этом дружественными критиками - такими, как М. Каули. Приведение в порядок имеющегося материала по хронологическому («Портативный Фолкнер») и тематическому («Собрание рассказов» — Collected Stories of William Faulkner, 1950) принципам осуществлялось теперь не только литературной критикой, но и самим автором. Настало время подводить итоги; к манере подведения итогов можно отнести и специфику художественного мира романа «Реквием по монахине».
В трех «прологах» романа излагается вся история Джеффер-сона с момента первого освоения его территории белыми до «наших дней» (позднейшие даты в тексте - 1951 год, время написания романа, и 1965, т. е. «прогноз» на будущее3). Роман включает в себя множество отсылок к ранее созданным произведениям. Так, в нем излагается практически весь сюжет «Святилища» , фрагменты и эпизоды из «Сарториса», «Авессалома», «Непобежденных»; через сведения из «компсоновского приложения» он связан с «Шумом и яростью»; через персонажей, чьи имена так или иначе упоминаются - со всеми произведениями цикла, включая «Свет в августе», «Осквернителя праха» и Трилогию (Гэвин Стивене) и рассказы (сборник «Ход конем» — Стивене, «Когда наступает полночь» — Нэнси). Функционально сведения прологов близки к картам Йокнапатофы, нарисованным автором для «Авессалома» (см. гл. 2) и «Портативного Фолкнера».
Кроме того, вымышленная история и география Йокнапатофы тщательно вписываются автором в «реальную» историю и географию штата Миссисипи. Это делалось Фолкнером и раньше (путем упоминания реальных топонимов, имен исторических лиц и т. п.), однако второй пролог «Реквиема» целиком посвящен Джексону — столице штата Миссисипи; сведения краеведческого и исторического характера писатель почерпнул из путеводителя по штату Мисси-сипи . Фолкнеровская идея создания «Золотой Книги Миссисипи» отчасти воплотилась тем самым в «Реквиеме».
Для смешения «реального» и фикционального автор использует стилистические средства. В прологах — особенно во втором -Фолкнер стилизует язык справочной/ научно-популярной литературы:
1 Последние две процитированные строчки взяты из «реестров», приведенных в конце пролога; там же имеется «выписка» из «реестра фамилий штата Миссисипи», где читатель найдет, наряду с историческими именами, через запятую фамилии Sartoris и Compson. Подобное соположение конкретно-исторических и вымышленных наименований при описании художественного мира в романе встречается часто («право... открыто носить... пистолет является неотъемлемой частью мечты Миссури и Иокнапатофы» - с. 436, р. 648, и др.). Общая наукообразность, «историографичность» стиля прологов также способствуют, казалось бы, установлению тождества между вымышленной и «реальной» действительностью.
Однако текст Фолкнера производит обратный эффект. «Реальный» мир истории Соединенных Штатов, истории Юга от прихода пионеров и освоения территорий до середины XX столетия, сопола-гаясь и смешиваясь с заведомо вымышленным миром, теряет свою «реальную» почву, которая оборачивается набором цифр, названий и сомнительных «фактов», не поддающихся верификации, наполненных смыслом лишь в качестве «мифа», представлений о реальности. В этом смысле роман чрезвычайно «историософичен», и проблематика собственно истории, историографии и вымысла на его страницах заслуживает отдельного подробного исследования.
