Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Уголовно-правовая семья общего права: общая характеристика 19
1. Типология уголовно-правовых систем современного мира 19
2. История и отличительные черты уголовно-правовой семьи общего права 39
3. Распространение уголовно-правовой семьи общего права на правовой карте мира 64
Глава П. Понятие преступления и классификация преступлений 88
1. Понятие преступления 88
2. Классификация преступлений 99
Глава III. Учение о структуре преступления 108
1. Структура преступления: общая характеристика 108
2. Actus reus 116
3.Mensrea 150
Глава IV. Актуальные аспекты учения о преступлении 202
1. Строгая и конструктивная ответственность 202
2. Уголовная ответственность юридических лиц (корпораций) 227
Глава V. Учение об обстоятельствах, исключающих ответственность 252
1. Обстоятельства, исключающие ответственность: общая характеристика 252
2. Обстоятельства, исключающие противоправность 261
3. Обстоятельства, исключающие виновность 277
Глава VI. Учение о неоконченном преступлении 350
1. Покушение 350
2. Сговор 367
3. Подстрекательство 376
Глава VII. Учение о соучастии в преступлении 382
Заключение 416
Библиография
- Распространение уголовно-правовой семьи общего права на правовой карте мира
- Уголовная ответственность юридических лиц (корпораций)
- Обстоятельства, исключающие ответственность: общая характеристика
- Покушение
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Самые ранние дошедшие до нас свидетельства истории человечества показывают, что обращение к правопорядку других государств всегда практиковалось великими умами либо с прагматической целью усовершенствования национальной правовой системы, либо с философской целью создания идеальной мыслимой правовой системы, либо просто с целью лучшего познания чужеземного права Геродот в «Истории» нередко хвалит правовые обычаи разных народов. Традиция приписывает децемвирам заимствования из установлений Солона при составлении «Законов XII Таблиц» («Leges Duodecim Tabularum») Платон, создавая в «Законах» идеальную модель права, анализирует действующее право античных греческих полисов. Сравнительные наблюдения правовых обычаев галлов встречаются в «Галльской войне» Гая Юлия Цезаря. Знакомство с римским и каноническим правом показывает и Генри де Брактон, автор трактата «О законах и обычаях Англии» («De Legibus Et Consuetudmibus Angliae») (около 1254-1256 гг.). В равной мере ренессанс римского права на европейском континенте в Средние века есть проявление того, что сейчас можно было бы назвать сравнительно-правовым интересом.
Само же по себе зарождение науки сравнительного права (или компаративистики) принято связывать с началом XIX в , когда прошел период своеобразного «слепого обожания» правоведами национальных правопорядков (как в Англии) или же сверхтеоретичной посвященности науки права римскому и каноническому праву (как на европейском континенте), что знаменовало собой почти всю историю права в Средние века и Новое время, и в поиске способов улучшения национального права европейские юристы из различных стран практически одновременно обратились к исследованию иностранного права как неотъемлемой части, первого этапа сравнительно-правового познания (Сложилось так, что история компаративистики на ее начальном этапе являлась исключительно историей западной компаративистики, что было обусловлено либо относительной неразвитостью науки права в иных регионах мира, либо их традиционной цивилизационной замкнутостью)
Уголовное право не является здесь исключением. Начиная с работы Поля Ансельма Фейербаха «Очерк уголовной науки Корана» (i8oo г.), ставшей одним из первых опытов исследования иностранного правопорядка, юристы разных стран вновь и вновь обращаются к чуждому для них «праву о преступлениях и наказаниях», движимые стремлением не просто познать его, но и выявить заслуживающие теоретического осмысления постулаты.
В отечественной науке уголовного права исследования в области зарубежного уголовного права также имеют давнюю историю Доста-
точно сказать, что компаративные наблюдения встречаются в каждом крупном монографическом исследовании, появляющемся во второй половине XIX- начале XX вв., времени расцвета русской доктрины уголовного права, хотя и ограничены часто только германским и французским законодательством и уголовно-правовой доктриной этих стран Компаративные уголовно-правовые исследования продолжались в отечественной науке и после 1917 г-і сдвигаясь по мере течения времени от огульной антинаучной хулы всего «буржуазного» к более взвешенному сравнительно-правовому анализу. И, наконец, новые живительные силы сравнительному правоведению были приданы в конце XX в , когда с изменением общественно-политических условий в России и развитием информационных технологий появились практически неограниченные возможности для сравнительно-правовых исследований в области уголовного права.
Российской наукой уголовного права уже сделан ряд значимых шагов в направлении изучения иностранного уголовного права Изданы монографии и учебные пособия, защищены диссертации, регулярно появляются научные статьи, в ведущих юридических вузах читаются курсы зарубежного уголовного права.
Однако взятым в целом появившимся в последние годы работам, как правило, присущ один из двух (либо оба) заслуживающих критической оценки моментов- указанные работы либо носят частный, фрагментарный характер, либо посвящены континентальному (романо-германскому) уголовному праву как наиболее близкому российской уголовно-правовой системе.
Таким образом, на настоящий момент в российской доктрине уголовного права существует настоятельная потребность комплексного системного осмысления уголовно-правовых систем и семей современного мира и в том числе уголовно-правовой семьи общего права как семьи, отличной от континентальной (к которой принадлежит российское уголовное право), недостаточно исследованной в науке, однако заслуживающей изучения и критической оценки с позиций как теории уголовного права, так и возможного совершенствования уголовного законодательства и практики его применения.
В свою очередь, отправной точкой в таком исследовании должно стать изучение составляющих учение о преступлении основных институтов общей части уголовного права стран семьи общего права. Данные институты образуют основу любой уголовно-правовой семьи и в особенности уголовно-правовой семьи общего права, поскольку, во-первых, проблематика наказания выводится в доктрине общего права за рамки уголовного права и составляет самостоятельный объект исследования; и, во-вторых, особенная часть уголовного права не отражает в полной мере специфики той или иной уголовно-правовой семьи и как таковая не только в значительной своей части подвержена динамичным изменени-
ям под влиянием веяний времени, но и строится на базе общей части. Степень научной разработанности темы исследования.
Состояние научных знаний об уголовном праве в странах семьи общего права в современной российской доктрине может быть охарактеризовано как фрагментарное и несистемное.
Так, ряд институтов уголовного права в различных странах семьи общего права затрагивался в кандидатских диссертационных исследованиях С П. Кубанцева, Б С. Никифорова, Е.Н. Трикоз, СЮ. Хатунова, А.В Черных, Е.В Чупровой, Е.А. Шахунянца, НА. Шульженко и др Отдельные вопросы освещаются в трудах Т.В. Апаровой, О Н Ведерниковой, А.Н. Игнатова, С.Г. Келиной, И Д. Козочкина, Н Е. Крыловой, Н.В Лясс, А А Малиновского, М.Н. Марченко, А.В. Наумова, А.С. Никифорова, Б.С. Никифорова, Ф.М. Решетникова, О М. Чигринец и др. Вместе с тем, многие работы были написаны до 1990-хгг., когда по вполне понятным причинам в них часто не могла быть дана адекватная научная оценка уголовному праву стран семьи общего права. В свою очередь исследования, появившиеся в последние годы, касаются, как правило, лишь частных уголовно-правовых вопросов.
Как следствие отмеченных обстоятельств, на настоящий момент в российской уголовно-правовой науке не существует работ, которые были бы посвящены комплексном анализу учения о преступлении в странах семьи общего права, объединяющему исторический, теоретический и прикладной аспекты.
Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования выступают образующие учение о преступлении основные институты общей части уголовного права стран семьи общего права в историческом, теоретическом и прикладном аспектах.
Предметом диссертационного исследования являются
законодательные и судебные памятники уголовного права Англии как родины семьи общего права,
действующие нормы уголовного законодательства стран семьи общего права, а также «гибридных» правопорядков, примыкающих к уголовно-правовой семье общего права,
судебная практика стран семьи общего права и его «гибридных» правопорядков;
доктрина уголовного права стран семьи общего права.
Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является раскрытие с исторических, доктринальных и практических позиций современного состояния образующих учение о преступлении основных институтов общей части уголовного права в странах семьи общего права.
Достижение указанной цели предопределило постановку и решение задач:
исследования типологии уголовно-правовых систем современного мира;
выявления исторически обусловленных типологических особенностей уголовно-правовой семьи общего права;
анализа основных образующих учение о преступлении институтов общей части уголовного права стран семьи общего права с исторических, доктринальных и практических позиций;
выявления в указанных институтах конкретных теоретических и практических проявлений типологических особенностей уголовно-правовой семьи общего права;
- проведения сравнительно-правовых параллелей с российским
уголовным правом
Методология и методика исследования. Методологическую основу диссертации составил историко-догматический подход к объекту и предмету исследования
При написании диссертационного исследования использовались историко-правовой, сравнительно-правовой, логико-юридический, системный, структурный, лингвистический и иные методы познания правовых явлений.
Теоретическая основа исследования. Историко-правовым базисом диссертационного исследования послужили классические док-тринальные труды по теории и истории права, а также по общему праву в целом и по уголовному праву в особенности, принадлежащие перу таких авторов, как Генри де Брактон, Майкл Далтон, Эдуард Коук, Мэттью Хэйл, Уильям Хоукинс, Майкл Фостер, Уильям Блэкстоун, Давид Юм, Уильям О. Расселл, Джон Остин, Джеймс Ф. Стифен, Люк О. Пайк, Фредерик У. Мэйтланд, Фредерик Поллок и др.
При освещении современного состояния уголовного права в странах семьи общего права использовались работы Оливера У. Холмса-мл., Кортни С. Кении, Франциса Б. Сэйра, Дж.У. Сесила Тернэра, Роско Па-унда, Джона К. Смита, Глэнвилла Л Уильямса, Герберта Л.А. Харта, Джерома Холла, Руперта Кросса, Питера Бретта, Герберта Уэкслера, Джорджа П. Флетчера, Уэйна Р. Ла-Фейва, Остина У. Скотта-мл., Сэн-форда X. Кадиша, Пола X. Робинсона, Кеннета У. Симонса, Ричарда Дж. Сингера, Эндрю Эшворта, Яна Денниса, Дж.Р Салливана, А.П. Симестра, Джереми Хордера, РА Даффа, Н. Лэйси и др.
При написании диссертационного исследования, кроме того, использовались труды отечественных авторов, упомянутых ранее.
Эмпирико-правовой базой исследования стали уголовное законодательство и судебная практика стран уголовно-правовой семьи общего права, охватывающие период, начиная с англосаконских времен и по настоящее время. Диссертантом изучено свыше 500 решений, вынесенных в разное время судами в странах семьи общего права. Основным источником в ознакомлении с уголовным законодательством и су-
дебной практикой стали электронные ресурсы, предоставляемые сетью Интернет. Точные адреса Интернет-серверов, к которым в поиске правовой информации наиболее часто обращался диссертант, указаны в библиографии Цитирование судебной практики в соответствии со сложившимся в российской науке уголовного права обыкновением согласовано с правилами ссылок на прецеденты, принятыми в странах семьи общего права.
При написании работы использовались также материалы по реформированию уголовного права, подготовленные специальными комиссиями, созданными в разных странах семьи общего права
Научная новизна исследования заключается в том, что оно представляет собой первое в отечественной уголовно-правовой науке комплексное монографическое исследование основных институтов общей части уголовного права стран семьи общего права, образующих учение о преступлении, охватывающее исторические, доктринальные и практические аспекты.
Как итог диссертационного исследования на защиту выносятся следующие основные положения.
і. Предлагающиеся в отечественной и зарубежной науке типологии уголовно-правовых систем современного мира либо «западноцентрич-ны», либо копируют частноправовые типологии, либо носят слишком приблизительный характер. Представляется необходимым выдвинуть новую типологию уголовно-правовых систем современного мира, в основу которой может быть положена идея, доминирующая в уголовно-правовой системе.
2. В силу особенностей исторического развития права в целом и уголовного права в частности в той или иной стране в данной уголовно-правовой системе всегда (или до тех пор, пока ее можно относить к конкретной уголовно-правовой семье) доминирует определенная идея. Эта идея многогранна: она отражает предназначение данной системы уголовного права; определяет построение и отчасти содержательное наполнение последней, носит во многом неосознаваемый, неосязаемый характер, но существует вместе с тем реально, объединяя общество в его отношении к уголовному праву, отражая защищаемые последним ценности и выражаясь с той или иной степенью четкости в письменной форме. В самом общем виде она сводится к тому, что (кто) является доминантой в уголовном праве. Таких доминант существует пяты закон, человек, Бог, общество и семья и на их основе можно выделять уголовно-правовые семьи континентального права, общего права, религиозного права, общинного права и обычного права.
3- К основным составляющим идеи человека как типологической идеи уголовно-правовой семьи общего права относятся:
во-первых, исторически сложившееся понимание уголовного права как прежде всего щита против неоправданного произвола по отноше-
нию к человеку со стороны государственной власти;
во-вторых, сформировавшееся из такого понимания уголовного права убеждение в необходимости, с одной стороны, «минимальной» криминализации как ограждающей человека от неоправданных посягательств на его свободу со стороны властей и, с другой, в необходимости допущения свободы усмотрения индивида (свободы самореализации) в «пограничных» ситуациях, в которых интересы государства с очевидностью сталкиваются с интересами личности;
в-третьих, особое понимание основания уголовной наказуемости действий оправдывает наказание лица не только (и даже не столько) формальное нарушение уголовного запрета, сколько проявленная им в поступке «моральная злобность», заслуживающая порицания со стороны общества. Более того, помещая индивида в центр уголовного права и рассматривая его как морально ответственного за своё поведение, суды склонны придавать большую значимость моральной злобности человека, которая зачастую превалирует над юридическими конструкциями, оправдывая вменение там, где строгая логика права этого бы не допустила. И напротив, к не выказавшему моральной злобности уголовное право не может быть применимо: формальное преступление запрета без достаточной моральной злобности, или даже исчезновение в человеке последней с течением времени позволяют «забыть» о необходимости применения уголовного закона в данной ситуации, поскольку либо лицо не заслуживает с точки зрения общества наказания, либо выгода от применения последнего будет несоизмеримо меньшей по сравнению с посягательством на свободу личности Такой подход к уголовной наказуемости проецируется и на карательную политику, в странах семьи общего права сосуществуют, с одной стороны, суровые репрессивные меры в отношении «привычных», «опасных», «морально злобных» лиц и, с другой, сравнительно мягкие, индивидуализируемые судом варианты уголовного наказания для тех, кто не заслуживает «принесения в жертву» обществу.
4 В определении преступления и классификации преступлений в семье общего права наряду с формально-юридическими моментами (за-прещенность деяния уголовным законом, классификация деяний по степени их тяжести и т.п.), несущими в себе идею защищенности человека от неоправданного произвола со стороны государственной власти, прослеживаются также моральные характеристики поведения человека как достаточно злобного и потому заслуживающего уголовного наказания, что находит своё отражение в продолжающейся дискуссии об аморальности как признаке преступления, праве судов расширять область уголовно наказуемых поступков, классификации преступлений на деяния mala in se и mala prohibita
5. В понимании actus reus как внешнего (физического, объективного) компонента преступления доктриной уголовного права и судебной
практикой привносятся морально-оценочные моменты, позволяющие вменить деяние в ситуации, когда формально-юридические соображения не позволяют этого сделать (опьянение и небрежение своим опасным для окружающих состоянием как факторы предшествующей вины в состоянии неволимости; максима «намеренные последствия никогда не бывают слишком отдаленными» и вменение результата на основе моральной порицаемости действий в учении о причинной связи).
6. В уголовной наказуемости бездействия уголовное право стран семьи общего права придерживается идеи негативной свободы (т.е свободы не быть принуждаемым к совершению определенных действий) и увязывает уголовную ответственность за бездействие с юридической обязанностью лица действовать, отрицательно решая тем самым проблему «доброго самарянина». Это отражает принцип «минимальной» криминализации как ограждающий человека от неоправданных посягательств на его свободу со стороны властей
7- Требование наличия и установления mens геа как заслуживающего морального порицания настроя ума деятеля, характеризующегося намеренностью, неосторожностью или небрежностью по отношению к объективным элементам совершенного преступного деяния, предопределяется характером налагаемых на виновного уголовно-правовых санкций, заключающихся в своем социально-оценочном плане в стигмате морального осуждения, т.е. в отрицательной моральной характеристике, даваемой личности человека по совершении им преступного деяния и вследствие его совершения.
Моральная порицаемость индивида как основа к его наказанию предопределяет соотношение субъективного и объективного в оценке (установлении) mens геа. чем более опасно преступление и чем более морально порицаема mens геа, с которой оно совершается, тем больше субъективного привносится в оценку такой mens геа, с другой стороны, чем менее опасно преступление и чем менее морально порицаема mens геа, с которой оно совершается, тем больше у общества оснований требовать от человека соблюдения установленных обществом же стандартов
Институты строгой и конструктивной ответственности в уголовном праве стран семьи общего права двойственны в их теоретической оценке. С одной стороны, они явно не согласуются с идеей mens геа как предпосылки уголовного наказания. С другой стороны, они являются проявлением идеи моральной злобности человека как основы к его наказанию, превалирующей над юридическими конструкциями, оправдывая вменение там, где нет mens геа, но есть отрицательная моральная оценка сообществом поведения обвиняемого как пересекающего некую черту, некий порог, за которым социум полагает себя вправе гп abstracto в лице законодателя и in concrete в лице судей и присяжных покарать его в уголовном порядке
10. Уголовная ответственность юридических лиц (корпораций) как диктуемая современностью необходимость в рамках господствующей в странах семьи общего права теории отождествления предполагает установление упречной mens геа, проявленной высшими должностными лицами корпорации, которая становится mens геа корпорации как таковой.
її. Обстоятельства, исключающие противоправность, являются отражением допущения в уголовном праве свободы усмотрения индивида (свободы самореализации) в «пограничных» ситуациях, в которых интересы государства с очевидностью сталкиваются с интересами личности. Так, самооборона предполагает идею охраны свободной человеческой личности, которой в данном случае не поможет уголовное право в его реакции на действия нападающего и которое как следствие не должно мешать человеку; согласие потерпевшего призвано определить ту область человеческих взаимоотношений и индивидуальной свободы личности, в которую государство в лице уголовного права вторгаться не вправе.
Обстоятельства, исключающие виновность, являются отражением невозможности применения уголовного права к лицу, не выказавшему моральной злобности, поскольку либо лицо не заслуживает с точки зрения общества наказания (вследствие возраста, психического расстройства, принуждения или необходимости, юридической ошибки вследствие принадлежности индивида к иной национальной или религиозной группе, фактической ошибки и т.д ), либо выгода от применения последнего будет несоизмеримо меньшей по сравнению с посягательством на свободу личности (как в случае с извинительной юридической ошибкой). Напротив, лицо, морально виновное в своем состоянии (например, находящееся в состоянии опьянения или вступившее в преступную группу и впоследствии ссылающееся на принуждение с ее стороны) не вправе рассчитывать на снисхождение уголовного права.
В институте неоконченного преступления в странах семьи общего права в обоснование наказуемости предварительных к совершению преступления действий заложены субъективистски-сориентированные соображения, в силу которых применение уголовного закона в случае с неоконченным преступлением не столько наказывает деяние, сколько заслуживающую морального порицания личность. Эти же соображения предопределяют неопределенность границы между наказуемым и ненаказуемым, проводимой в зависимости от моральной порицаемости человека; наказуемость невозможного неоконченного преступления.
14- В институте соучастия отказ от акцессорной природы соучастия был обусловлен необходимостью привлечения к уголовной ответственности личности, заслуживающей морального порицания, чему иначе помешало бы строго юридическое понимание производности ответственности соучастника от ответственности главного виновника. Сообра-
жения моральной порицаемости как основы к уголовному наказанию также превалируют при вменении соучастникам отличных результатов действий исполнителя (когда предвидение возможности совершения последним иного преступления становится достаточным морально уп-речным основанием для уголовного вменения) и при допущении отказа соучастника как обстоятельства, исключающего его ответственность (поскольку он свидетельствует об утрате лицом необходимой моральной злобности)
15 Сравнительно-правовые сопоставления российского уголовного права и уголовно-правовой семьи общего права позволяют выдвинуть следующие концептуальные положения в направлении развития теории уголовного права, уголовного законодательства и практики его применения:
а) отрицательное решение уголовным законом проблемы «доброго
самарянина» оправдывается строго юридическими соображениями оп
ределенности норм уголовного закона. Вместе с тем это решение не без
условно верно, и проблему de lege ferenda нельзя считать исчерпанной
Уголовное право, стремящееся быть обращенным к потерпевшему, вос
питывать в человеке чувство долга, ответственности за судьбу ближнего,
полагающее себя истинно моральным, не может отрицательно решать
проблему «доброго самарянина». В таком случае вторжение в область
личной свободы с установлением уголовной ответственности за наруше
ние моральной обязанности по отношению к ближнему вполне оправ
данно,
б) предлагающиеся в доктрине уголовного права варианты разре
шения вопроса об установлении причинной связи в нетипичных ситуа
циях (особое состояние потерпевшего, привходящие действия третьих
лиц, неправильное лечение и т.п.) не могут быть признаны состоятель
ными либо вследствие неудачности самой по себе попытки априорно
решить вопрос в принципе о наличии либо же отсутствии причинной
связи в таких случаях, либо вследствие использования неверной схемы
«сначала причинная связь, потом вина», приводящей к тому, что первая
априорно констатируется (что само по себе небесспорно) и решение во
проса переводится всецело в плоскость субъективной стороны преступ
ления. Связать причинно-следственной цепочкой «необычный» (в са
мом широком понимании) результат и деяние лица возможно лишь ис
пользуя правило «предвидения реально возможных следствий». При
таком подходе умысел и неосторожность, возникающие в том числе и из
«предвидения реально возможных следствий» (в данной конкретной си
туации), оправдывают вменение «необычного» (если рассматривать его
со стороны) результата, «непредвидение реально возможных следст
вий» в свою очередь такое вменение исключает,
в) критика объективного стандарта небрежности, используемого в
практике стран семьи общего права, не только поспешна, но и не учиты-
вает имеющего место в российском уголовном праве встречного движения к «объективизации» субъективного критерия небрежности в приложении к случаям причинения преступного вреда по небрежности вследствие недостаточности специальных знаний, в каковых единственно возможный путь установления небрежности - использование объективного стандарта «знающего» профессионала;
г) в условиях постоянного научно-технического прогресса число
объявляемых преступными деяний, совершаемых по небрежности, будет
возрастать в дальнейшем Возникающий в связи с этим вопрос об оправ
данности криминализации небрежности следует решать исходя из ре
альной порицаемое человека за непроявление способностей, могущих
быть проявленными в конкретной ситуации,
д) вероятное закрепление в уголовном законе института уголовной
ответственности юридических лиц потребует пересмотра аксиом уголов
ной ответственности, и этот пересмотр возможен и приемлем. Во-
первых, уголовная ответственность юридических лиц заставит отказать
ся от принципа вины в приложении к юридическим лицам или, по
меньшей мере, его серьезно скорректировать. Во-вторых, уголовная от
ветственность юридических лиц будет предполагать расхождение во
времени вины и преступного деяния;
е) в контексте нормы, закрепленной в ст. 22 УК РФ, необходимо
признать, что применение к ограниченно вменяемым лицам de гиге
санкций таких же, что и к полностью вменяемым, представляется неоп
равданным исходя из степени реальной личной социальной порицаемо-
сти первых. В гл. 1б УК РФ следует создать привилегированные составы
преступления, предусматривающие ответственность за умышленное или
неосторожное причинение смерти либо вреда здоровью в состоянии
уменьшенной (ограниченной) вменяемости при условии, что психиче
ское расстройство лица непосредственно связано с совершённым деяни
ем;
ж) совершенствование института обстоятельств, исключающих
преступность деяния, возможно как в направлении расширения перечня
таковых (так, нельзя признать приемлемым то, что, с одной стороны, со
гласие потерпевшего на причинение вреда является одним из наиболее
очевидных обстоятельств, исключающих преступность деяния, но, с дру
гой, оно не закреплено в виде общей нормы в гл. 8 УК РФ), так и в на
правлении обращения к опыту стран семьи общего права в решении
дискуссионных вопросов, связанных с данными обстоятельствами (на
пример, о допустимости отобрания человеческой жизни в состоянии
принуждения или необходимости, значении медицинской необходимо
сти, роли предшествующего «виновного» поведения лица);
з) последние годы свидетельствуют об очевидных подвижках в
доктрине уголовного права в направлении отказа от универсальности
максимы ignorantia juris петгпетп excusat и допущения релевантности
юридической ошибки И если применительно к деяниям, очевидно являющимся преступными, не может идти и речи о релевантности юридической ошибки, то в области исторически переменчивых запретов и запретов, в их объеме зависящих от смежного, неуголовного законодательства, приобретает значение как исключающая умысел юридическая ошибка, которая выразилась в добросовестном неведении преступного характера деяния либо в целом, либо в аспекте данной конкретной ситуации.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Теоретическая значимость работы может быть охарактеризована словами Н.Д. Сергеевского, сказанными свыше ста лет тому назад, но не утратившими справедливости до сего дня- «Научное исследование не может ограничиться положительным правом одного какого-либо народа (правом отечественным). В качестве необходимого материала должны быть привлекаемы определения права других государств. ...Цивилизованным народам нашего времени не суждена замкнутая жизнь. Вся задача, при пользовании чужеземным материалом, заключается в том, чтобы не дать ему того значения, которого он не имеет, - он должен служить средством для ознакомления с опытом других народов и запасом готовых знаний, но не предметом слепого подражания Проповедовать исключительно национальную замкнутость значит отрицать всю новейшую историю и ставить на место реальной действительности свою собственную, произвольную утопию»1.
Представленное диссертационное исследование восполняет существующий пробел в части наших знаний о зарубежном уголовном праве, выявляя историю возникновения, отличительные особенности и содержательное наполнение одной из ведущих уголовно-правовых семей современного мира. Обозначенные в диссертации общетеоретические положения позволяют обойтись без бессмысленного заучивания норм иностранного права, необходимых в научной или практической деятельности, целенаправленно изучая не содержание норм, а те элементы правовой системы, которые неизменны на протяжении веков.
Сформулированные положения и выводы могут быть использованы в дальнейшей научно-исследовательской работе как в области российского уголовного права, так и в области компаративных уголовно-правовых исследований. Результаты диссертационного исследования также могут использоваться при преподавании курсов российского и зарубежного уголовного права
С практических позиций результаты диссертационного исследования, как отражающие современное состояние уголовного права в странах семьи общего права, являются значимыми для практических работников, сталкивающихся в своей деятельности с зарубежным уголовным
1 Сергіевский НД Русское уголовное право Пособіе къ лекщямъ Часть Общая Издаше седьмое СПб : Типографія М М Стасюлевича , 1908 С 2-3
правом; представляют интерес для органов законодательной власти при дальнейшем совершенствовании российского уголовного законодательства в плане либо заимствования из зарубежных аналогов ряда удачных норм, либо исключения возможных коллизий между различными правовыми системами.
Апробация результатов исследования. Основные теоретические выводы и положения диссертационного исследования докладывались, обсуждались и получили положительную оценку на заседаниях кафедры уголовного права Московской государственной юридической академии, где диссертация выполнялась и рецензировалась
Материалы диссертации использовались соискателем при чтении лекций и проведении семинарских занятий по Общей и Особенной частям уголовного права в Московской государственной юридической академии и Первом Московском юридическом институте; при чтении спецкурса «Уголовное право зарубежных государств» в Московской государственной юридической академии и Первом Московском юридическом институте; при осуществлении научного руководства написанием студентами указанных высших учебных заведений курсовых и дипломных работ сравнительно-правовой направленности.
В 2004-2007 гг. соискатель принимал участие в работе международных конференций «Уголовное право: стратегия развития в XXI веке» (Московская государственная юридическая академия; 2004, 2005, гооб, 2007 гг.); «Китайско-канадская уголовно-правовая теория» (Институт уголовного права и правосудия Шаньдунского университета (Китайская Народная Республика), гооб г.), II Российского Конгресса уголовного права «Системность в уголовном праве» (юридический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 2007 г.)
По теме диссертации соискателем опубликовано 43 работы общим объемом свыше 120 п.л., в том числе з монографии (объемом 93 п.л.) и 19 статей в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученых степеней доктора наук.
Структура исследования предопределяется целями и задачами работы. Диссертация состоит из введения, семи глав, включающих в себя шестнадцать параграфов, заключения и библиографии. Объем диссертации составляет 459 страниц.
Распространение уголовно-правовой семьи общего права на правовой карте мира
Из всех стран, рецепировавших английское уголовное право в рамках единой семьи общего права, Соединённые Штаты, бесспорно, являют наиболее яркий и интересный образец для исследования. Это обусловлено не только тем, что Соединённые Штаты являются на настоящий момент одной из крупнейших держав мира, превосходя по влиянию родину общего права, Англию, но и тем, что они представляют собой интересный пример перерастания «дочернего» правопорядка в самостоятельную уголовно-правовую систему, включённую, тем не менее, в семью общего права1.
За четыре столетия своего развития американское уголовное право приобрело ряд черт, существенно отличающих его от английского правопорядка.
Во-первых, это наличие писаной федеральной конституции и конституций штатов с включёнными в их структуру Биллем о правах, ограничивающим усмотрение законодателя в области уголовного права. Тому примером служат положения федеральной конституции (и аналогичные положения конституций штатов) о необходимости соблюдения в уголовных делах должной правовой процедуры (поправка V и разд. 1 поправки XIV к Конституции), о праве обвиняемого на суд присяжных по уголовным делам (поправка VI) и о запрете жестокого и необычного наказания (поправка VIII), которые широко используются судами при аннулировании вследствие их неконституционности тех или иных норм уголовного законодательства.
Третья характерная особенность заключается в кодификации (полной или же частичной, а также подлинной или условной) уголовного законодательства во всех штатах и на федеральном уровне. Кодификация уголовного законодательства штатов, начавшаяся в XIX в., в середине XX в. активизировалась под влиянием Примерного уголовного кодекса (Model Penal Code), предложенного Институтом американского права в 1962 г. штатам в качестве модельного образца уголовного закона1 и до сегодняшнего дня остающегося, по словам Эндрю Эшворта, отправной точкой в науке уголовного права, маяком, «светящим сквозь мутные и время от времени бурные воды общего права» .
И, наконец, четвёртая отличительная черта, обусловленная федеративным устройством, сводится к плюралистичности уголовного права: каждый штат, Округ Колумбия, ассоциированное государство Пуэрто-Рико имеют собственное законодательство, наряду с которыми сосуществует федеральное.
Уголовное право Канады достаточно тесно связано с английским. Согласно ст. 8(2) УК, уголовное право Англии, действовавшее на 1 апреля 1955 г., сохраняет свою силу до момента отмены или изменения парламентом; в силу ст. 8(3) нормы и принципы общего права, касающиеся обстоятельств, исключающих ответственность, сохраняют своё действие до момента отмены или изменения парламентом. До 1949 г. сохранялась практика апелляций в Судебный Комитет Тайного Совета3; после её отмены решения английских судов стали
Легислатуры провинций вправе только устанавливать наказания за незначительные нарушения провинциальных законов, не именуя их преступлениями; граница между преступлениями и такими наказуемыми нарушениями неопределённа на практике.
Своеобразие уголовно-правовой системы Канады заключается в том, что, как и Верховный Суд Соединённых Штатов, Верховный Суд Канады вправе признавать неконституционными нормы уголовного законодательства вследствие их несоответствия ст. 7 Канадской Хартии прав и свобод 1982 г., согласно которой «каждый имеет право на жизнь, свободу и безопасность личности и право не быть лишённым первых иначе как в соответствии с основными принципами отправления правосудия». На основе этой нормы, уходящей в глубь веков, к Великой хартии вольностей 1215 г., Верховный Суд Канады с середины 1980-х гг. отменил или серьёзно изменил целый ряд классически-традиционных для общего права институтов из области mens геа, убийства и т.д.
В целом канадская уголовно-правовая система может быть охарактеризована как достаточно автономная в рамках семьи общего права с тенденцией дальнейшей автономизации.
В настоящее время в Австралии наблюдается тенденция к унификации уголовного права, связанная во многом с ролью Высокого Суда Австралии, рассматривающего в качестве суда последней инстанции апелляции на судебные решения по уголовным делам из всех штатов. Свидетельством унификации является проект Модельного уголовного кодекса, подготовленный отдельными частями в течение 1990-х гг. специальным Комитетом уполномоченных по Модельному уголовному кодексу, образованному Постоянным комитетом Генеральных атторнеев в 1990 г. с целью создания национального единого модельного уголовного кодекса.
Росту самостоятельности австралийского уголовного права способствовал также отказ Высокого Суда Австралии в 1963 г. от практики обязательного следования английским прецедентам . Тем не менее, австралийские суды и сейчас широко используют прецедентное право «материнского» правопорядка.
В последнее время, кроме того, наблюдается тенденция постепенной интеграции в уголовное право норм обычного права австралийских аборигенов по вопросам преступления и наказания.
Уголовная ответственность юридических лиц (корпораций)
В целом в семье общего права господствует принцип, по которому теория субститутивной ответственности недейственна в уголовном праве за особыми изъятиями.
В частности, в английском праве теория субститутивной ответственности применима в трёх исключительных случаях1. Два из них связаны с совершением служащими «публичного ньюснса» и уголовно наказуемой клеветы, за что ответственность несёт их работодатель. Третье изъятие более важно и сводится к следующему: когда закон налагает ответственность за своё соблюдение на собственника, владельца или управляющего торговым, производственным и т.п. заведением, предприятием (т.е. в рассматриваемом контексте на корпорацию как таковую), все эти категории лиц становятся уголовно ответственными за преступные действия или бездействие тех, кому они поручают непосредственное и полное ведение дел («принцип делегирования»).
Признание корпорации уголовно ответственной на основании теории субститутивной ответственности предполагает двухэтапный процесс: во-первых, выясняется, наличествуют ли признаки преступного деяния в действиях работника, и, если ответ положителен, то, во-вторых, эти признаки преступного деяния с необходимостью и безусловно переносятся на работодателя (корпорацию) в силу имеющегося между работником и работодателем правоотношения. Процесс вменения в таком случае может быть выражен в максиме qui facitper alium facit per se.
Как указывается в английской литературе, применение теории субститутивной ответственности в уголовном праве может быть оправдано исходя из соображений общественного благосостояния и безусловного подчинения известным правовым предписаниям.
В отличие от Англии, американские суды не столь сдержанно относятся к использованию теории субститутивной ответственности1, привлекая на её основе к ответственности как корпорации, так и возглавляющих последние индивидов (последний момент не имеет отношения к разбираемой проблеме). Вместе с тем, преимущественно действенность теории субститутивной ответственности признаётся судами федеральной судебной системы, тогда как суды штатов, опираясь на статутное законодательство, предпочитают следовать теории отождествления. В большинстве случаев суды применяют теорию субститутивной ответственности, следуя прямому указанию на то закона, причём связано это, как правило, с нарушениями законодательства в области обслуживания населения, торговли, оказания услуг и т.п. малозначительными нарушениями, объявляемыми уголовно наказуемыми.
Определённое влияние на законодательство штатов применительно к теории субститутивной ответственности оказал Примерный уголовный кодекс 1962 г., где в 2.07(1)(а) была закреплена в общих чертах теория субститутивной ответственности с допущением её явно ограниченного применения в случае совершения либо незначительных правонарушений (именуемых нарушениями), либо преступлений, определённых не в кодексе (при наличии к тому специальной оговорки в законе). В силу 2.07(5) кодекса корпорация может избегнуть уголовной ответственности за преступление, не являющееся преступлением строгой ответственности, если её высокое должностное лицо (термин, повторяющийся в 2.07(1 )(с) кодекса) действовало с надлежащей осмотрительностью в предотвращении совершения преступления. Тем не менее, уголовное законодательство многих штатов не столь сдержано в применении теории субститутивной ответственности по сравнению с Примерным уголовным кодексом, позволяя de iure привлекать на её основе корпорацию к уголовной ответст Р. 62-63.
Существование теории субститутивной ответственности не вызывает особых нареканий со стороны американских судов: как правило, привлечение корпораций в таких случаях к уголовной ответственности признаётся конституционно допустимым.
Сущность теории отождествления сводится к тому, что тот, кто контролирует деятельность корпорации, признаётся воплощающим для целей уголовного права в своих действиях (бездействии) саму корпорацию, так что последняя становится уголовно ответственной за его преступное поведение. При этом сфера применимости теории отождествления практически не ограничена по кругу преступлений, а осуждена на её основе корпорация может быть и как исполнитель преступления, и как соучастник в его совершении.
Ведущим прецедентом применительно к теории отождествления, появившейся в середине 1940-х гг. , можно считать дело Теско Супермаркете Лтд., разрешённое в 1971 г. Палатой Лордов. Согласно обстоятельствам дела, компания была осуждена за нарушение закона, запрещающего и объявляющего преступным продажу товара по цене выше, чем обозначена на нём. Как явствовало из доказательств, соответствующие действия были совершены ассистентом продавца в одном из магазинов, который нарушил инструкции менеджера, тогда как последний не проследил за ним.
Удачно суть теории отождествления была изложена А.С. Никифоровым (поименовавшим её «принципом отождествления»), подробно исследовавшим проблему уголовной ответственности юридических лиц в общем праве: «Он (принцип отождествления. - Г.Е.) основан на фикции, вымысле или, если сказать по другому, допущении, предположении, презумпции того, что действия (или бездействие) и психическое отношение к ним со стороны некоторых высших должностных лиц ("контролирующих должностных лиц"), которые признаются составляющими самое личность организации, суть поведение и психическое отношение корпорации как таковой. В такого рода случаях ответственность не является субститутивной, ибо корпорация не признается ответственной за поведение своих агентов; вместо этого корпорация признается непосредственно совершившей инкриминированное преступление - так же, как это бывает в случае неисполнения обязанности, возложенной на неё статутом. Другими словами, в тех случаях, когда на корпорацию возлагается непосредственная ответственность за содеянное контролирующим её должностным лицом, она несёт уголовную ответственность как исполнитель преступления. Если же такое контролирующее должностное лицо является соучастником в преступлении, совершённом другим (физическим) лицом, корпорация несёт ответственность за соучастие в преступлении»2.
Обстоятельства, исключающие ответственность: общая характеристика
Исторически учение об обстоятельствах, исключающих ответственность, развивалось в общем праве по двум направлениям: во-первых, выделялись общие (т.е. приложимые ко всем преступлениям) обстоятельства, исключающие ответственность {grounds of excuse, excuses), и, во-вторых, существовала особая группа таких обстоятельств, связанная с выделение двух видов лишения жизни - оправданного (justifiable homicide) и извинительного {excusable homicide). Такой подход господствовал вплоть до середины XX в., а классическое своё отображение нашёл в блэкстоуновских «Комментариях», на которые в затронутом аспекте ориентировались все последующие доктринальные работы.
Следуя мысли Уильяма Блэкстоуна, общие обстоятельства, исключающие ответственность, можно охарактеризовать как обстоятельства, исключающие mens геа на стороне действующего лица, хотя и не лишающие совершённый поступок его противоправной природы. В блэкстоуновских «Комментариях», в частности, указывается следующее: «...Теперь мы подошли... к вопросу о том, какие лица способны или неспособны к совершению преступлений; или, что одно и тоже, кто изъят от порицания правом за совершение тех деяний, за которые другие лица сурово наказываются... Все особые возражения (pleas) и извинительные обстоятельства (excufes), что защищают совершившего запрещённое деяние от наказания, которое в иной ситуации связывается с первым, могут быть сведены к простому обсуждению отсутствия или дефекта намерения (will). ...Для того, чтобы оконченное преступление стало подсудно человеческим законам, должны наличествовать как намерение, так и деяние. ...И так как злобное намерение (vitious will) без злобного деяния не является гражданским пре 253 ступлением, то, с другой стороны, непростительное деяние {unwarrantable act) без злобного намерения вовсе не является преступлением... Далее, существуют три случая, в которых намерение не соединено с деянием: 1. Когда имеет место дефект понимания . Ибо когда нет умения различения, нет выбора, а когда нет выбора, тогда не может быть намеренного действия, которое есть не что иное, как разрешение человеческого выбора в пользу совершения или воздержания от совершения конкретного действия; следовательно, тот, кто не обладает пониманием, не имеет намерения, руководящего его поведением. 2. Когда имеют место понимание и намерение, присущие стороне в достаточной мере, но не вызванные и не приложенные в момент совершения действия, чем и являются случаи всех правонарушений, совершённых случайно или в неведении2. Здесь намерение остаётся нейтральным; оно не совпадает с деянием, но и не несогласно с ним. 3. Когда действие сдерживается некоторой внешней силой или насилием3. Здесь намерение противодействует деянию, и настолько далеко от совпадения с ним, что оно ненавидит и не соглашается с тем, что человек обязан совершить».
Схема общих обстоятельств, исключающих ответственность, предложенная Уильямом Блэкстоуном, получила безоговорочное признание в англоамериканской доктрине уголовного права. В частности, как указывал Кортни С. Кении, «предлагаемая Блекстоном классификация различных условий, с точки зрения права исключающих наличие вины..., получила настолько широкую из Сюда относятся малолетие, невменяемость и опьянение.
Не меньшее распространение получила трактовка Уильямом Блэкстоуном второй группы обстоятельств, исключающих ответственность, связанных исключительно с убийством. Ключевым моментом здесь является выделение наряду с преступным человекоубийством (felonious homicide) лишения жизни непреступной природы - правомерного (justifiable) и извинительного (excusable), связанных, соответственно, с обстоятельствами, исключающими противоправность (justifications), и обстоятельствами, исключающими виновность (excuses).
Согласно Уильяму Блэкстоуну, оправданное лишение жизни «не имеет ни частички вины вообще», тогда как извинительное - «весьма мало»5. К первой разновидности относятся, во-первых, неизбежная необходимость, заключающаяся в исполнении смертного приговора, где палач действует «без какой-либо воли, намерения или желания, а также без какой-либо невнимательности или небрежности..., и, следовательно, без какой-либо тени упречности»6; во-вторых, содействие правосудию, к которому сводятся случаи убийства при пресечении неправомерных деяний; и, в-третьих, ситуации предотвращения пре-ступлений . Основанием оправдания здесь служит отсутствие у деятеля «какого бы то ни было вида вины (fault), хотя бы и в наименьшей степени», так что оправдывается он «скорее с похвалой, чем с упрёком»8, т.е. отсутствие mens геа, понимаемой именно в смысле морально порицаемого состояния ума.
Совершенно иной подход имеет место при извинительном убийстве, т.е. убийстве per infortunium и se defendendo. Как случайное причинение смерти при совершении правомерного деяния, так и убийство в состоянии самообороны хотя и освобождают человека от строгого уголовного наказания (единственное наказание или, скорее, квази-наказание, которому подвергался в блэкстоунов-ские времена в этих случаях виновный, заключалось в конфискации его движимого имущества, причём эта практика применялась всё реже и реже), сопряжены, по мнению Уильяма Блэкстоуна, с некоей толикой моральной порицаемо-сти настроя ума деятеля: «Поскольку право наделяет столь высокой ценностью жизнь человека, то оно всегда предполагает некоторое ненадлежащее поведение (mifbehaviour) в том человеке, который отбирает её, если это не совершается по предписанию или точному разрешению права. В ситуации со случайностью оно презюмирует небрежность или, по крайней мере, отсутствие достаточной внимательности у того, кто был столь неудачен, что допустил её, и кто, следовательно, не вполне невиновен. Что же до необходимости, которая извиняет человека, который убивает другого fe defendendo, то лорд Бэкон1 называет её neceffitas culpabilis и тем самым отделяет её от вышеупомянутой (имеется в виду в ситуации оправданного убийства. -Г.Е.) необходимости в убийстве вора или злодея. Поскольку право подразумевает, что ссора или нападение возникли из некоторого неизвестного правонарушения или некоторой провокации, или словом, или делом, и так как в ссорах обеим сторонам может быть (и обычно так оно и есть) приписана некоторая вина {fault), хотя и редко можно установить, кто изначально совершил правонарушение, то право не считает выжившего полностью невиновным».
Покушение
Доктрина уголовно наказуемого покушения в том виде, как она была выработана общим правом, суммирована в «Дигестах» Джеймса Ф. Стифена следующим образом: «Покушение на совершение преступления есть действие, учинённое с намерением совершить такое преступление и составляющее часть из цепочки действий, которые привели бы к его реальному совершению, если бы не были прерваны. Момент, с которого начинается такая цепочка действий, не может быть определён, однако зависит от обстоятельств каждого отдельного дела. Действие, учинённое с намерением совершить преступление, совершение которого предполагавшимся образом являлось фактически невозможным, является покушением на совершение такого преступления. Правонарушение покушения на совершение преступления может быть совершено в случаях, когда правонарушитель добровольно отказывается от реального совершения преступления самого по себе» . Из приведённого совершенно чётко могут быть выявлены два конституирующих признака покушения: во-первых, явное действие, направленное к совершению преступления, и прерванность совершения преступления (actus reus покушения) и, во-вторых, намерение совершить преступление (mens геа покушения). Покушение на всякое преступление рассматривалось как мисдиминор по общему праву, если иное не предусматривалось статутом; покушение на совершение фелонии наказывалось лишением свободы.
Обозревая доктрину покушения по общему праву, все видные английские криминалисты XIX-XX вв. подчёркивали неизбежно присущую ей неопределённость в установлении той грани, за которой физическое действие во исполнение ранее сформировавшегося преступного намерения становится actus reus покушения. Кортни С. Кении, отмечая, что «общего критерия для определения того, какие действия в достаточной мере "приближают" преступление к его завершению, чтобы их можно было назвать покушением, указать невозможно» , ограничивался в своей работе приведением ad hoc примеров действий, образующих наказуемое покушение и, на-против, не образующих его . Дж.У. Сесил Тёрнэр, отмечая либо чрезмерную узость, либо чрезмерную широту в понимании actus reus покушения, предложил критерий, основанный на субъективной оценке присяжными действий как связанных единственно с совершением преступления: «Actus reus покушения на совершение определённого преступления образуется, когда обвиняемое лицо совершает действие, которое является шагом в направлении совершения такого определённого преступления, и совершение такового действия не может разумно рассматриваться как имеющее какую-либо иную цель, кроме как совершения такого определённого преступления (курсив мой. -Г.Е.)»4.
В целом же английские судьи предпочитали следовать критерию «непосредственной близости», сформулированному бароном Парком в деле 1855 г.: «Действия, отдалённо ведущие к совершению правонарушения, не должны рассматриваться как покушение на его совершение, однако действия, непосредственно сопряжённые с ним, таковым являются» . Кроме того, барон Парк добавил, что данный критерий следует рассматривать как соблюдённый в том случае, когда обвиняемый выполнил последнее от него зависящее действие, веду 1 Stephen J.F. A History of the Criminal Law of England. Vol. II. P. На этом неясном фундаменте общего права сложилась современная доктрина наказуемого покушения.
В частности, в Англии доктрина покушения по общему праву с незначительными изменениями и с учётом рекомендаций Правовой комиссии для Англии и Уэльса1 была воспроизведена статутным законодательством в Законе о преступном покушении 1981 г. Законом было создано самостоятельное преступление - «покушение на совершение преступления»; ст. 6(1) закона покушение как преступление по общему праву было отменено.
Статьёй 1 Закона о преступном покушении предусмотрено, в частности, следующее: «(1) Если с намерением совершить правонарушение, к которому применима настоящая статья, лицо совершает действие, которое является более чем просто приготовительным к совершению правонарушения (an act which is more than merely preparatory to the commission of the offence), оно виновно в покушении на совершение правонарушения». В силу ст. 1(4) Закона о преступном покушении ipso iure невозможно, во-первых, покушение на суммарные правонарушения; во-вторых, покушение на сговор; в-третьих, покушение на соучаст-нические действия (ситуация неудавшегося соучастия, в которой исполнитель не предпринял вследствие ли своей воли или по независящим от него причинам реальных шагов к совершению преступления); и, в-четвёртых, покушение на действия, образующие прикосновенность к преступлению.
