Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Понятие потерпевшего от преступления и его место в системе уголовно-правовых отношений 13
1.1. Понятие потерпевшего в уголовном праве России 13
1.2. Система уголовно значимых признаков потерпевшего 32
1.3. Потерпевший в системе уголовно-правовых отношений 45
ГЛАВА П. Учет признаков, поведения и состояния потерпевшего при установлении и реализации уголовной ответственности 65
2.1. Признаки потерпевшего в системе элементов состава преступления 65
2.2. Виктимологические признаки и дифференциация уголовной ответственности 85
2.3. Роль потерпевшего в реализации норм об освобождении от уголовной ответственности 114
2.4. Оценка виктимологических признаков при назначении наказания 139
Заключение 152
Библиография 160
Приложения 179
- Понятие потерпевшего в уголовном праве России
- Потерпевший в системе уголовно-правовых отношений
- Виктимологические признаки и дифференциация уголовной ответственности
- Оценка виктимологических признаков при назначении наказания
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Потребность в совершенствовании государственно-общественной практики обеспечения криминологической безопасности личности в условиях осуществляемого с учетом новых криминальных вызовов и цивилизованных стандартов предупреждения преступлений корректировки курса уголовной политики обуславливает необходимость переоценки и пересмотра некоторых традиционных подходов к содержанию основных уголовно-правовых категорий. В настоящее время одной из наиболее острых проблем уголовно-правовой теории и практики по праву считается проблема защиты прав и интересов потерпевших от преступлений. После длительного периода детальной проработки законодательной конструкции и признаков состава преступления в рамках классической школы и исследования личности преступника в трудах представителей антропологической и социологической школ, уголовное право в конце XX столетия наконец-то «повернулось лицом» к жертве преступления. Этот вполне закономерный и прогнозируемый этап в его эволюции ставит перед наукой новые задачи, решение которых должно одновременно способствовать и повышению качества защиты интересов личности как приоритетной конституционной ценности, и повышению уровня легитимности самого уголовного права.
Признание Конституцией РФ приоритета прав и свобод личности во многом определило идеологическое содержание российского уголовного законодательства, которое в целом вполне адекватно задаче охраны провозглашенных конституционных ценностей. Вместе с тем, определенные резервы для совершенствования УК РФ и развития уголовно-правовой теории все еще имеются. Так, в уголовном законе отсутствует дефиниция потерпевшего, не определен его материально-правовой статус, не в полной мере учтено его волеизъявление при регулировании уголовно-правовых отношений. При несомненном влиянии социально-демографических признаков (пол, возраст и др.), поведения и состояния пострадавшего на
установление, дифференциацию и индивидуализацию уголовной ответственности, в теории и правоприменительной практике не разработана системная модель такого влияния. Уголовно-правовые признаки потерпевшего нередко отождествляются с его криминологическими свойствами (виктимностью, виктимизацией и др.), а потому недостаточно полно и последовательно учитываются при конструировании составов, дифференциации ответственности и индивидуализации наказания. Одним из очевидных пробелов в исследовании проблемы потерпевшего является недооценка его роли в уголовно-правовых отношениях.
В юридической литературе правовой статус потерпевшего либо рассматривается фрагментарно и не имеет выхода на практические проблемы установления и реализации уголовной ответственности, либо вовсе отрицается. Между тем, определение признаков потерпевшего через установление его прав и обязанностей позволяет преодолеть односторонность, ограниченность и предвзятость в их оценке, поставить правовые гарантии защищенности на качественно более высокий уровень и реализовать потенциал восстановительных механизмов правового воздействия.
Для того чтобы объективная потребность в расширении уголовно-правового статуса потерпевшего не осталась на уровне идей, необходимо разработать соответствующую теоретическую основу с непременным выходом на практические проблемы законотворчества и правоприменения. В этой связи исследование влияния признаков потерпевшего на установление и реализацию уголовной ответственности является задачей необходимой и своевременной.
Степень научной разработанности проблемы, равно как и четкость законодательных предписаний, являются факторами, определяющими актуальность исследования. В отечественной науке проблема жертвы преступления разрабатывается с середины XX столетия. Изучению ее уголовно-правовых и криминологических аспектов посвящены работы Г.В.
Антонова-Романовского, Ю.М. Антоняна, Ю.А. Афиногенова, Ю.Д. Блувштейна, В.В. Вандышева, Л.Д. Гаухмана, П.С. Дагеля, В.Е. Квашиса, В.П. Коновалова, Н.Ф. Кузнецовой B.C. Минской, Р.И. Михеева, В.А. Номоконова, В.И. Полубинского, F.M. Резника, Д.В. Ривмана, В.Я. Рыбальской, А.Б. Сахарова, А.Л. Ситковского, В.И. Ткаченко, B.C. Устинова, Л.В. Франка, Г.И. Чечеля, В.Е. Эминова, П.С. Яни и др. Результаты их исследований легли в основу уголовно-правового учения о потерпевшем советского периода. Реалии же современного российского общества: приоритет интересов личности, конституционные гарантии прав жертв преступлений, реализация идей восстановительного правосудия, расширение диспозитивных начал в уголовно-правовом регулировании, утверждение идей гуманизма и либерализация судебной практики — заставляют по-иному оценить роль потерпевшего в установлении и реализации уголовной ответственности. В современной уголовно-правовой науке имеется ряд важных и значимых предложений, разрабатываемых преимущественно в рамках исследования поведения потерпевшего (Б.В. Сидоров, Э.Л. Сидоренко, B.C. Сумачев); средств обеспечения возмещения вреда (А.В. Суслин); института освобождения от уголовной ответственности (Л.В. Головко, Е.В. Давыдова, Н.Д. Сухарева, Г.М. Якобашвили, М.А. Карабут); вины потерпевшего (Н.Ф. 'Кузнецова) и др. Вместе с тем, системному анализу виктимологических признаков в теории уголовного права уделяется недостаточное внимание. Исключение составляют работы Д.Б. Булгакова (2000 г.); СВ. Анощенковой (2004 г.); И.А. Фаргиева (2005 г.) и др., но и в них рассмотрены далеко не все значимые для теории и практики уголовного права проблемы потерпевшего от преступления.
А потому объектом настоящего исследования обозначен комплекс общественных отношений, возникающих в процессе законодательного учета признаков потерпевшего при регламентации оснований и содержания уголовной ответственности, а также связанных с ними отношений, складывающихся в процессе применения соответствующих правовых норм.
Признавая объективную невозможность полноценного анализа данных отношений в рамках одной диссертации, мы ограничили предмет исследования теоретическими и прикладными проблемами влияния на установление и реализацию уголовной ответственности признаков лишь одной группы потерпевших - физических лиц. Наличие этих проблем отражается в содержании отечественного уголовного законодательства, особенностях судебно-следственной практики, теоретических дискуссиях по проблемам, связанным с темой диссертации.
Цель диссертационного исследования заключается в теоретическом изучении влияния признаков потерпевшего на установление и реализацию уголовной ответственности и определении на этой основе перспективных направлений совершенствования уголовного законодательства и практики его применения.
Достижение обозначенной цели предполагает решение следующих задач:
сформулировать материально-правовое понятие «потерпевший от преступления» и определить его место в системе уголовно-правовых отношений;
сформулировать понятие и провести классификацию виктимологических признаков;
исследовать влияние признаков потерпевшего на установление основания и дифференциацию уголовной ответственности, а равно на назначение наказания;
разработать предложения по совершенствованию уголовного законодательства в части охраны и обеспечения интересов потерпевшего от преступления.
В качестве нормативной базы исследования были использованы международно-правовые акты, в частности Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью от 29 октября 1985 года, Конституция РФ, действующее уголовное, уголовно-
процессуальное законодательство РФ. Работа основывается также на разъяснениях Пленумов Верховного Суда РФ (СССР, РСФСР), постановлениях и определениях Судебной коллегии по уголовным делам.
Теоретическая основа работы. Для обеспечения теоретической полноты и обоснованности научного исследования автором были проанализированы труды вышеперечисленных авторов в области уголовного права, уголовного процесса и криминологии.
Эмпирическую базу исследования составили материалы опубликованной судебной практики Верховного Суда РФ (СССР, РСФСР), статистические данные Управления Судебного Департамента Верховного Суда по Ставропольскому краю, ИЦ ГУВД Ставропольского края за период с 1997 по 2006 г.г. В диссертации использованы также результаты выборочного исследования 200 уголовных дел по преступлениям, предусмотренным ст. ст. 111 - 118, 121 - 135, 145 - 147, 150 - 168 УК РФ, а также материалы проведенного автором социологического опроса 100 сотрудников правоохранительных органов (30 судей, 35 адвокатов и 35 прокурорских работников) и 150 потерпевших от преступлений, предусмотренных ст. ст. 111-117, 129-132 УК РФ.
Обобщение нормативного, теоретического и эмпирического материала стало возможным на основе применения многоуровневого комплекса методов и принципов научного познания, составивших методологическую основу настоящей работы. Исследование опирается на универсальный диалектический метод с присущими ему требованиями объективности, всесторонности, комплексности и конкретности познания. Использованный в диссертации принцип системности позволил определить место потерпевшего в системе уголовно-правовых отношений, институтов и норм. В работе применяются также частнонаучные методы: сравнительно-правовой, исторический, формально-логический, аксеологический, статистический и анкетный; общелогические приемы: анализ, синтез, индукция, дедукция, аналогия.
Научная новизна диссертации. Настоящая работа восполняет определенный пробел в научном осмыслении уголовно-правового значения признаков потерпевшего от преступления. Она является оригинальным научным исследованием, в котором на монографическом уровне:
изложено авторское видение признаков потерпевшего от преступления;
сформулировано предложение о включении потерпевшего в круг субъектов охранительных уголовно-правовых отношений;
дано понятие и разработана классификация виктимологических признаков;
установлены основные параметры оценки виктимологических признаков при определении характера и степени общественной опасности деяния и личности виновного;
- уточнено место виктимологических признаков в системе признаков
состава преступления;
обоснованы предложения, направленные на обеспечение требований системности при дифференциации уголовной ответственности с учетом виктимологических признаков;
разработаны направленные на обеспечение интересов потерпевшего предложения по совершенствованию института освобождения от уголовной ответственности.
Проведенное исследование позволило сформулировать и вынести на защиту следующие основные положения:
1. Уголовное право нуждается в собственном, отличном от уголовно-процессуального, понятии потерпевшего от преступления, при определении которого следует учесть, что: а) наравне с физическими и юридическими лицами потерпевшим от преступления целесообразно признавать государство и общество; б) испытываемые потерпевшим последствия преступления не всегда могут быть определены посредством категории «вред». С учетом изложенного предлагается дополнить УК РФ статьей 14.1 «Понятие потерпевшего от преступления» следующего содержания:
«Потерпевшим от преступления является лицо (физическое и юридическое лицо, общество и государство), право или законный интерес которого нарушается при совершении преступления.
2. Исследованием установлено, что в системе регулятивных и
охранительных уголовно-правовых отношений потерпевший от
преступления является активным участником охранительных отношений,
возникающих в связи с фактом нарушения его прав или законных интересов,
что изменяет теоретические представления о субъектном составе этих
отношений. В рамках охранительных уголовно-правовых отношений
«государство - преступник - потерпевший» последний обладает
самостоятельным интересом, проявляющимся в праве на возмещение вреда,
причиненного преступлением, праве осуществлять в порядке частного
обвинения уголовное преследование и праве на примирение с лицом,
совершившим преступление.
В основе влияния потерпевшего на установление и реализацию уголовной ответственности находятся виктимологические признаки, т.е. уголовно-релевантные свойства потерпевшего, характеризующие его как активного участника уголовно-правовых отношений. Виктимологические признаки классифицируются, исходя из внутреннего содержания, на три группы: социально-демографические и нравственно-психологические свойства потерпевшего; поведение потерпевшего; состояние потерпевшего. Они влияют на установление и реализацию уголовной ответственности в трех направлениях: определяют характер общественной опасности деяния на этапе установления уголовной ответственности; изменяют типовую степень общественной опасности преступления и личности виновного в процессе дифференциации уголовной ответственности; отражают индивидуальную степень общественной опасности деяния и личности виновного при назначении наказания.
Влияние виктимологических признаков на основание уголовной ответственности определяется тем, что криминализируя посягательство на то
или иное благо, законодатель учитывает субъективное отношение потерпевшего к факту нарушения его прав и законных интересов, которое выступает одним из критериев оценки общественной опасности деяния. В составе преступления виктимологические признаки находят свое отражение не только при характеристике объекта посягательства, но также в рамках объективной и субъективной стороны состава.
5. Дифференциация уголовной ответственности посредством квалифицирующих и привилегирующих обстоятельств, отражающих виктимологические признаки в действующем законодательстве, не в полной мере соответствует . требованиям системности. Совершенствование уголовного закона и практики его применения в этой части требует:
а) уточнения понятия «беспомощное состояние потерпевшего» за счет
отнесения к таковому не только состояния, при котором потерпевший не
может оказать сопротивления посягающему (оно может быть обусловлено
возрастом, состоянием здоровья др.), но и состояния, при котором
потерпевший в силу различных обстоятельств не осознает фактического
характера происходящего (физиологический сон, состояние сильного
алкогольного, наркотического или токсического опьянения, обморок и др.);
б) дополнения ст.ст. 112 и 116 УК РФ новым квалифицирующим
признаком — совершение деяния в отношении женщины, заведомо для
виновного находящейся в состоянии беременности, что обеспечит
системность законодательной регламентации ответственности за
преступления против жизни и здоровья;
в) дополнения ч. 2 ст. 359 УК РФ указанием на заведомость
несовершеннолетия потерпевшего для виновного, что обеспечит
последовательное соблюдение принципа вины;
г) унификации признаков, описывающих отрицательное
(провоцирующее) поведение потерпевшего в диспозициях ст.ст. 107 и 113
УК РФ в следующей формулировке «противоправные или аморальные
действия (бездействие) потерпевшего».
6. В механизме освобождения от уголовной ответственности
действующее законодательство не в полной мере учитывает права и
законные интересы потерпевших от преступления. В качестве направлений
по совершенствованию института освобождения от уголовной
ответственности предлагается дополнить УК РФ ст. 76.1 «Освобождение от
уголовной ответственности по делам частного и частно-публичного
обвинения», предусматривающей, во-первых, необходимость получения
обязательного согласия потерпевшего на привлечение к уголовной
ответственности лица, совершившего преступления частного и частно-
публичного обвинения и, во-вторых, обязательность освобождения от
уголовной ответственности в случае примирения потерпевшего с лицом,
совершившим преступления частного обвинения.
7. Совершенствование законодательной техники регламентации средств
индивидуализации наказания с учетом виктимологических признаков
требует:
а) замены в п. «з» ч. 1 ст. 61 УК РФ термина «повод» на категорию
«причина»;
б) указания в п. «з» ч. 1 ст. 63 УК РФ на заведомый характер
беспомощности лица, исключения из него понятий «малолетний» и
«беззащитный»;
в) объединения в рамках п. «к» ч. 1 ст. 61 УК РФ реститутивных
действий виновного в единое понятие «добровольное заглаживание
причиненного потерпевшему вреда».
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что совокупность полученных в процессе' проведения исследования выводов может расцениваться как перспективное направление в изучении виктимологических признаков преступления. Разработанный соискателем концептуальный подход к определению роли потерпевшего в установлении и реализации ответственности вносит определенный вклад в развитие теории
уголовного права и может послужить основой дальнейших разработок общетеоретических и прикладных аспектов потерпевшего от преступления.
Практическая значимость исследования обусловлена тем, что его результаты могут быть использованы при совершенствовании отечественного уголовного законодательства, разработке рекомендаций по совершенствованию правоприменительной практики, решении практических вопросов, связанных с квалификацией преступлений; в учебном процессе при преподавании курсов «Уголовное право. Общая и Особенная части», при чтении специализированных курсов, а также в работе по повышению квалификации сотрудников правоохранительной системы.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры уголовного права ГОУ ВПО «Российская академия правосудия»; сообщались автором на теоретических и научно-практических конференциях, проведенных в 2004-2007 г.г. Положения и выводы диссертации отражены в восьми опубликованных работах, в том числе в трех рекомендованных ВАК журналах. Результаты исследования внедрены в учебный процесс ГОУ ВПО «Пятигорский государственный технологический университет» и филиала ФГОУ ВПО «Северо-Кавказской академии государственной службы» в г. Ставрополе, а также в практическую деятельность прокуратуры Промышленного района г. Ставрополя.
Структура работы определена целями и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, включающих в себя семь параграфов, заключения и библиографии.
Понятие потерпевшего в уголовном праве России
Социальная направленность российского уголовного законодательства предполагает охрану личности, общества и государства от преступных посягательств. Однако на практике его охранительная функция нередко уступает место карательной. В настоящее время уголовный закон ориентирован в большей степени на применение репрессий в отношении преступника, а не на обеспечение и защиту прав потерпевших. Восстановление законных интересов участников общественных отношений остается за рамками правотворческой и правоприменительной сфер. Этому способствует ряд обстоятельств и, прежде всего, — отсутствие материально-правового определения потерпевшего. В Уголовном кодексе РФ 1996 года не содержится никаких сведений о том, кто является потерпевшим от преступления, каковы его признаки и права. Вместе с тем, достаточно подробно регламентируются вопросы, связанные с субъектом преступления, и даже предусмотрена специальная глава 4 УК РФ «Лица, подлежащие уголовной ответственности».
Законодательное определение потерпевшего содержится только в Уголовно-процессуальном кодексе РФ. В соответствии со ст. 42 УПК РФ «потерпевшим является физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу или деловой репутации. Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, прокурора и суда».
Несмотря на то обстоятельство, что закон связывает понятие «потерпевший» с фактом причинения ему вреда вследствие совершения преступления, данное определение нельзя признать материальным. П.С. Дагель предлагал признавать его единым для уголовного и уголовно процессуального права . Со справедливостью данного утверждения сложно согласиться. Несмотря на тесную взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права, каждая из отраслей имеет собственные предмет и метод правового регулирования. Это не позволяет заниматься заимствованием определений, перенося признаки процессуального статуса лица в материальное право.
Закрепление правового статуса потерпевшего в УПК РФ обусловливает его рассмотрение как исключительно процессуальной категории". По мнению сторонников данной позиции, «признание потерпевшим является некоторым этапом доказывания и имеет место, когда факт причинения вреда лицу доказан достоверно. Вопрос, причинен ли преступлением вред определенному лицу, суд решает при постановлении приговора. Утвердить ответ на этот вопрос и означает признать лицо потерпевшим в материально-правовом смысле данного понятия»3. Эта позиция вызывает ряд принципиальных возражений.
Во-первых, в соответствии со ст. 299 УПК РФ суд при постановлении приговора должен разрешать вопрос о доказанности события преступления и его совершения подсудимым, а не устанавливать факт причинения вреда определенному лицу. Во-вторых, то обстоятельство, что материальная фигура потерпевшего не закреплена в УК РФ, еще не дает оснований для определения момента ее возникновения через оценку процессуальных действий, следующих за событием преступления.
В этой связи непоследовательной видится позиция законодателя: в ст. 42 УПК РФ возникновение процессуальной фигуры потерпевшего он связывает с вынесением соответствующего постановления дознавателя, следователя, прокурора или суда, а в ст. 20 УПК РФ отмечает, что дела частного и частно-публичного обвинения возбуждаются не иначе, как по заявлению потерпевшего. Возникает абсурдная ситуация: с одной стороны, лицо может признаваться потерпевшим и иметь соответствующие процессуальные права только после начала уголовного преследования и вынесения специального постановления, а с другой, оно признается потерпевшим уже на стадии предоставления ему права инициировать возбуждение уголовного дела в частном и частно-публичном порядке. Несовпадение данных положений настолько очевидно, что при определении процессуального статуса потерпевшего предпочтение должно отдаваться только одному из них. В связи с этим более полной и содержательной видится дефиниция ст. 42 УПК РФ. Что же касается ст. 20, то здесь со всей очевидностью проявляет себя материальная природа потерпевшего, ибо, по справедливому замечанию А.Н. Красикова, «признание лица потерпевшим объясняется не столько формальными требованиями закона, сколько тем, что такое объективное явление, как преступление, порождает объективное следствие -потерпевшего» .
Полагаем, что появление потерпевшего в материальном праве объясняется не производством определенных процессуальных действий, а совершением преступного деяния, посягающего на принадлежащие лицу права и законные интересы. Что же касается процессуального права, то УПК РФ в ст. 42 лишь констатирует факт причинения вреда и решает вопрос об участии объективно существующего потерпевшего в судопроизводстве в качестве субъекта процессуальной деятельности. Отсюда можно сделать вывод, что материальная фигура потерпевшего объективно существует, ее процессуальный статус не совпадает с материальным и, что более значимо, от него производен.
В научной литературе признание за лицом материального статуса потерпевшего связывается, как правило, с фактом причинения ему вреда. В частности, Д.Б. Булгаков отмечает: «Если предполагаемый преступник появляется с момента совершения правонарушения, то очевидно, что и потерпевшее от преступления лицо должно появиться с момента совершения деликта, т.е. момента причинения ему вреда»1. А.В. Суслин разделяет данную позицию, дополняя ее указанием на то, что «потерпевший — это субъект общественных отношений, охраняемых уголовным законом... его определение связано с представлением о вреде. Вред же - категория материально-правовая, поэтому исходными при определении лица потерпевшим являются положения материального уголовного права»". Аналогичной точки зрения придерживается Н.В. Сенаторов. Он видит в потерпевшем «лицо, благам и правам которого, находящимся под охраной уголовного закона, преступлением причинен вред или создана угроза причинения вреда и на определенные свойства которого содержится указание при описании конкретного вида преступления»3. Как участника охраняемых уголовным законом общественных отношений рассматривает потерпевшего И.А. Фаргиев, связывая момент его появления с преступным причинением вреда . Аналогично к анализу данного понятия подходят И.С. Ной , Г.И. Чечель, B.C. Минская6 и др.
Потерпевший в системе уголовно-правовых отношений
Виктимологические признаки в уголовном праве проявляют себя многогранно. Законодатель учитывает свойства потерпевшего при конструировании составов преступлений, формулировании перечня смягчающих и отягчающих обстоятельств, видов и пределов ответственности, установлении и индивидуализации наказуемости преступника и т.д. Вместе с тем, большинство исследователей, занимающихся проблемой потерпевшего в уголовном праве, рассматривают его уголовно-правовой статус как некую данность и не анализируют предпосылки его возникновения, характер и сущность породивших его правоотношений. В результате в теории уголовного права «уживаются» противоположные друг другу концепции: с одной стороны, признается, что отношения в уголовном праве возможны только между государством и преступником, а с другой, никем не отрицается тот факт, что потерпевший в ряде случаев влияет на развитие правоотношений ответственности.
Поскольку связи между личностью и государством - это всегда правоотношения, очевидно, что в уголовном праве они проявляют себя не только во взаимоотношениях государства и преступника. Приоритетной задачей УК РФ является охрана законных интересов потерпевшего, и уже само это обстоятельство позволяет говорить о существовании определенной, опосредованной законом связи между государством и потерпевшим, а, следовательно, и о наличии правоотношений между ними. Разделяя данный подход, А.В. Сумачев рассматривает пострадавшего как активного участника правоотношений наравне с государством и вредопричинителем1. По мнению А.К. Музеника, сторонами правоотношений в уголовном праве является триада: потерпевший от преступления (жертва) - лицо, совершившее преступление, - государство1. Как замечает Д.Б. Булгаков, «УК РФ 1996 года знает ситуации, в которых потерпевшему принадлежит субъективное материальное право как мера его дозволенного поведения не в процедурных вопросах, а в вопросах материального правоотношения ответственности как таковой. И, если субъективное право в любом правоотношении - это принадлежащая субъекту мера дозволенного поведения, обеспечиваемая государством, то таким правом потерпевший в ряде уголовных правоотношений обладает в полной мере»".
Возникает вопрос: «Допустимо ли, с точки зрения теории и практики уголовного права относить потерпевшего к числу активных субъектов уголовно-правового отношения?». Ответ предполагает обращение к анализу связей, возникающих в рамках уголовно-правового регулирования.
В юридической литературе уголовные правоотношения классифицируются на отношения по поводу совершения преступления, по поводу наказания, по поводу судимости и пр. А.А. Васильченко предлагает выделять отношения, появляющиеся из введения в действие запрещающих норм уголовного права; отношения, возникающие из совершения преступления; отношения, обусловленные совершением общественно опасных деяний невменяемым, а также общественные отношения, связанные с правомерным причинением уголовно дееспособными лицами вреда объектам уголовно-правовой охраны (при наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния) . В.Д. Филимонов в зависимости от выполняемой функции разграничивает общепревентивные и частнопревентивные отношения .
Несмотря на разнообразие существующих подходов, более обоснованным и потому предпочтительным видится выделение двух групп уголовно-правовых отношений: охранительных и регулятивных. Нельзя не отметить некоторую условность предлагаемой классификации. В морфологическом плане понятия «охранять» и «регулировать» нередко признаются синонимичными. Применительно к уголовному праву можно говорить о том, что УК РФ, регулируя определенные отношения, тем самым охраняет их и наоборот. Семантическая тождественность употребляемых терминов приводит к тому, что в уголовно-правовой науке подчас отрицается существование регулятивных (Л.Л. Кругликов) или, напротив, охранительных (А.А. Чистяков) правоотношений. Акцентируя внимание на правосубъектности потерпевшего, обратимся к анализу обозначенных выше видов уголовно-правовых отношений.
Регулятивные отношения в уголовном праве.
В общей теории права регулятивные отношения определяются как первичные правоотношения, связанные с установлением позитивных прав и обязанностей сторон и их реализацией1. Наравне с регулятивными некоторые исследователи выделяют общерегулятивные правоотношения. Под ними понимаются «отношения, которые появляются непосредственно из закона; возникают на основании юридических норм, гипотезы которых не содержат указаний на юридические факты. Такие нормы порождают у всех адресатов одинаковые права и обязанности без всяких условий. Регулятивные нормы, содержащие в гипотезе указание на юридические факты, также порождают у всех адресатов одинаковые правосубъектные возможности, гарантируемые государством. В отличие от общерегулятивных, регулятивные правоотношения вызываются к жизни нормами права и юридическими фактами»". Регулятивные отношения рассматриваются также и как «результат осуществления регулятивных юридических норм, закрепляющих определенный порядок отношений, создающих в обществе правопорядок, т.е. тот результат, ради которого принимаются юридические нормы» .
Виктимологические признаки и дифференциация уголовной ответственности
Дифференциация уголовной ответственности относится к числу наименее изученных категорий уголовного права. В юридической литературе она рассматривается как принцип уголовной политики , деятельность законодателя"; основа пенализации и депенализации деяний и пр. С.Г. Келина определяет дифференциацию уголовной ответственности как «выделение в законе такого разнообразия мер уголовно-правового характера, которое в наибольшей мере соответствовало бы разнообразию типов преступлений и лиц, их совершающих»4. П.В. Коробов понимает под ней «установление государством в уголовном законе различного объема неблагоприятных уголовно-правовых последствий для лиц, совершивших преступление, основанное на учете характера и степени общественной опасности содеянного, личности и степени общественной опасности виновного»5. По мнению Г.Л. Кригер, «дифференциация ответственности является исключительной прерогативой законодателя, который определяет в более или менее типизированном виде объем и пределы соответствующей юридической ответственности, связывая их с определенными критериями и признаками, закрепленными непосредственно в законе»6. Более широкое определение предлагается Ю.Б. Мельниковой: «Дифференциация уголовной ответственности есть установление в уголовном законе ее форм, объема и меры в зависимости от характера и степени общественной опасности деяния, личности виновного, обстоятельств дела, смягчающих и отягчающих ответственность» . В.И. Курляндский, напротив, видит сущность исследуемой категории «не в определении различных уровней ответственности по отношению к индивидуальному случаю нарушения, а в том, чтобы классифицировать формы ответственности в зависимости от наиболее типичных свойств, характеризующих в обобщенном виде различные группы правонарушений»". А.В. Василевский под дифференциацией понимает «соответствие изменения уголовной ответственности изменению общественной опасности деяния и лица, его совершившего, а также другим важным обстоятельствам» .
Полагаем, что приведенные выше позиции содержат в себе некоторые противоречия и недостатки, критический анализ которых позволяет сформулировать авторское видение данного понятия.
Термин «дифференциация» происходит от латинского «differentia» (различие)4 и в обыденном понимании рассматривается как градация, деление отдельного и частного при рассмотрении, изучении чего-либо3.
Однако применительно к уголовно-правовой категории такое толкование термина видится недостаточно корректным. Если рассматривать дифференциацию как деление, необходимо будет признать, что деятельность законодателя сводится только к поиску различий между явлениями, понятиями, частями, которые составляют единое целое (ответственность) или могут быть объединены в ее рамках. В действительности уголовный закон дифференцирует ответственность в целом, а не ее составные части.
Определение дифференциации как градации также недопустимо. Градация означает движение по одной шкале путем изменения какого-либо признака, а дифференциация уголовной ответственности предполагает не одну ось координат: она развивается в нескольких направлениях, отражая характер и степень общественной опасности деяния и личность преступника. Отсюда, целесообразным видится определение дифференциации как разграничения или различения.
Но здесь возникает следующий вопрос: «Что подвергается различению в рамках уголовного закона?». Отдельные исследователи в качестве объекта дифференциации предлагают рассматривать меры ответственности (Э.С. Тенчов ); наказание (О.А. Мясников") и пр. Полагаем, что существующие в науке споры больше терминологического, нежели сущностного свойства. В рамках уголовного права допустимо говорить о дифференциации оснований, форм, видов, объема уголовной ответственности, что вовсе не исключает существования дифференциации уголовной ответственности.
Осуществляя криминализацию, законодатель конструирует модель преступного деяния и предусматривает меры ответственности за него. И именно в момент издания уголовного закона происходит дифференциация ответственности законодателем. Она проявляется уже на том этапе, когда в Общей части уголовного закона определяется, следует ли за совершение того или иного преступления в обязательном порядке привлекать лицо к уголовной ответственности либо возможно освобождение от нее. Такое решение тесно связано с категоризацией преступлений в Общей части уголовного закона. Определяя, вслед за» законодателем, к какому виду преступления относится содеянное, мы ориентируемся на разбивку Особенной части уголовного закона на главы и разделы, отдельные статьи (и закрепленные в них составы) и расположение статей. Этот процесс находится за рамками собственно дифференциации ответственности, которая уступает место дифференциации оснований уголовной ответственности. Законодатель устанавливает ответственность, определяя ее основание (состав преступления) и типовое наказание. Это, по сути, процессы криминализации и пенализации. Дифференциация ответственности вновь вступает в свои права при учете квалифицирующих и привилегирующих признаков содеянного. На следующем этапе, «когда решается вопрос о назначении виновному конкретной меры наказания, имеет место уже индивидуализация уголовной ответственности»1.
Рассматривая дифференциацию уголовной ответственности, нельзя обойти вниманием ее основание. Под основанием в философии понимают «явление, выступающее как необходимое условие, предпосылка существования какого-либо другого явления (следствия) и служащая объяснением последнего»". В традиционном понимании основанием дифференциации уголовной ответственности выступают два явления: 1) типовая степень общественной опасности преступления; 2) типовая степень общественной опасности личности виновного3. Полагаем, что с данной позицией нельзя не согласиться. Действительно, типовая степень более абстрактна, нежели индивидуальная. Введение такого признака позволяет более четко разграничивать индивидуализацию и собственно дифференциацию уголовной ответственности.
В теории уголовного права можно встретить мнение, что основанием дифференциации следует рассматривать характер общественной опасности деяния. Как известно, он определяется объектом посягательства, позволяет разграничивать преступления от иных форм правонарушений4. Будучи основным критерием различения существующих в праве форм противоправности (уголовно-правовой, гражданской, административной и пр.), характер общественной опасности деяния является не основанием дифференциации, а основанием криминализации (декриминализации) деяний. В этой связи сложно согласиться с мнением Л.Л. Кругликова, что «характер общественной опасности определяет очередность расположения видов посягательств в рамках Особенной части уголовного закона, равно как и «заглавный» вид наказания в санкциях, предусматривающих уголовную ответственность за такое посягательство» .
Оценка виктимологических признаков при назначении наказания
Ранее отмечалось, что личность и поведение потерпевшего проявляют себя на всех уровнях уголовно-правового регулирования, начиная с установления уголовной ответственности в законе и заканчивая назначением наказания. При назначении наказания оценка личности и поведения потерпевшего осуществляется, как правило, посредством учета обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание (ст. ст. 61 и 63 УК РФ).
В теории уголовного права эти обстоятельства классифицируются в зависимости от характеризуемого объекта1; элементов состава, отражающих то или иное обстоятельство2; функциональной значимости3; роли в процессе назначения наказания и пр.
Каждая из обозначенных выше классификаций имеет свои достоинства и может быть использована в научной и практической работе, однако ни одна из них не позволяет выявить специфику обстоятельств, характеризующих личность и поведение потерпевшего. К числу таких обстоятельств УК РФ относит совершение преступления при нарушении условий правомерности необходимой обороны, задержания лица, совершившего преступление (п. «ж» ч. 1 ст. 61 УК РФ) (выборочный анализ уголовных дел, рассмотренных судами Ставропольского края в период с 2003 по 2006 год показал, что настоящее обстоятельство было учтено при назначении наказания менее чем в 5% случаев); противоправность или аморальность поведения потерпевшего, явившегося поводом для преступления (п. «з» ч. 1 ст. 61 УК РФ) (14 % уголовных дел); оказание медицинской и иной помощи потерпевшему непосредственно после совершения преступления, добровольное возмещение имущественного ущерба и морального вреда, причиненных в результате преступления, иные действия, направленные на заглаживание вреда, причиненного потерпевшему (п. «к» ч. 1 ст. 61 ) (19 %); совершение
преступления в отношении женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности (1 %), а также в отношении малолетнего, другого беззащитного или беспомощного лица либо лица, находящегося в зависимости от виновного (п. «з» ч. 1 ст. 63 УК РФ) (3,5%).
Изложенные выше обстоятельства можно разделить на две группы: характеризующие поведение потерпевшего (п. п. «ж» и «з» ч. 1 ст. 61 УК РФ) и отражающие его личностные особенности (п. «з» ч. 1 ст. 63 УК РФ)1. Но эта типология, несмотря на ее соответствие методологическим требованиям, не отвечает практическим соображениям, поскольку оставляет за рамками уголовно-правовой оценки оказание помощи жертве и восстановление ее нарушенных интересов (п. «к» ч. 1 ст. 61 УК РФ).
На основании детерминационной значимости виктимологических признаков в числе обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание, возможно выделить следующие группы: - существенно влияющие на вид и размер наказания. Такими обстоятельствами являются, несомненно, оказание медицинской и иной помощи потерпевшему непосредственно после совершения преступления, добровольное возмещение имущественного ущерба и морального вреда, причиненных в результате преступления, иные действия, направленные на заглаживание вреда, причиненного потерпевшему (п. «к» ч. 1 ст. 61 УК РФ), поскольку в соответствии со ст. 62 УК РФ они способствуют понижению верхнего предела санкции и обязывают суд не назначать наказание свыше трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего кодекса; - незначительно влияющие на определение меры наказания (п. п. «ж» и «з» ч. 1 ст. 61, п. «з» ч. 1 ст. 63 УК РФ). Предложенная классификация позволяет проследить закономерности индивидуализации, определить градацию и соотношение смягчающих и отягчающих обстоятельств, но вместе с тем она исключает установление в каждом конкретном случае глубоких причинно-следственных связей между преступлением и обстоятельствами, закрепленными в ст. ст. 61 и 63 УК РФ. В результате стройность типологии нарушается каждый раз, как только обстоятельства второй группы признаются судом значимыми при назначении наказания.
Более целесообразной и последовательной видится систематизация обстоятельств в зависимости от их влияния на общественную опасность деяния и личности виновного. На основе предложенного критерия следует выделять:
1) обстоятельства, характеризующие степень общественной опасности деяния (совершение преступления при нарушении условий правомерности необходимой обороны, задержания лица, совершившего преступление; противоправность или аморальность поведения потерпевшего, явившегося поводом для преступления);
2) отражающие степень общественной опасности личности виновного (совершение преступления в отношении женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, а также в отношении малолетнего, другого беззащитного или беспомощного лица либо лица, находящегося в зависимости от виновного);
3) влияющие на наказание в силу принципов справедливости и гуманизма (оказание медицинской и иной помощи потерпевшему непосредственно после совершения преступления, добровольное возмещение имущественного ущерба и морального вреда, причиненных в результате преступления, иные действия, направленные на заглаживание вреда, причиненного потерпевшему).
