Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. История развития института должностных преступлений в отечественном законодательстве .
1. Развитие норм, предусматривающих ответственность умышленные за должностные преступления в дореволюционном праве С. 10,
2. Развитие норм, предусматривающих ответственность за умышленные должностные преступления с 1917 г. по настоящее время С. 43.
Глава 2. Общие вопросы квалификации преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положения .
1. Классификация должностных преступлений С. 71.
2. Объективные признаки преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положения С. 80.
3. Субъективные признаки преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положения С. 120.
4. Отягчающие обстоятельства преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положения С. 150.
5. Конкуренция уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за должностные преступления, и пути ее разрешения С. 163.
Заключение С. 194.
Библиография С. 200.
- Развитие норм, предусматривающих ответственность умышленные за должностные преступления в дореволюционном праве
- Развитие норм, предусматривающих ответственность за умышленные должностные преступления с 1917 г. по настоящее время
- Объективные признаки преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положения
- Субъективные признаки преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положения
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Одной из гарантий успешного функционирования государства и гражданского общества является надлежащее создание условий эффективной деятельности государственного аппарата власти и управления. Результативность такой деятельности на сегодняшний день в немалой степени снижена происходящими в России негативными изменениями политических, экономических, общественных и правовых институтов, динамикой и структурой преступности. Существенным звеном в цепи названных причинных факторов являются преступления, совершаемые должностными лицами, использующими свои полномочия в личных интересах во вред государству и обществу.
Апелляция к данным уголовно-правовой статистики по таким преступлениям вынуждает нас делать значительные поправки на латентность должностной преступности.1 Экспертные оценки специалистами размеров вьывленных случаев должностных преступлений по отношению к их фактическому уровню (от 0,1, до 2 %) дают основание сделать вывод о том, что статистика отражает скорее не подлинное состояние уровня преступности, а ослабление борьбы с ней. В целом количество совершенных должностных преступлений за последние годы по России свидетельствуют об их относительно небольшом увеличении по сравнению с общим ростом преступности (данные о совершенных корыстно-должностных преступлениях: 1994 г. - 85,7 тыс.; 1995 г. - 88,9 тыс.; 1996 г. - 99,3 тыс.; 1997 - 105 тыс.; 1998 г. - 109,8 тыс.2).
Подтверждением криминализации аппарата власти и управления являются многочисленные упоминания о коррупции в официальных актах (следует отметить, что в рамках общетеоретического подхода отмечается тенденция рассматривать коррупцию и должностные преступления как однопорядковые явления). Так, в концепции национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента Российской Федерации от 17 декабря 1997 г. № 1300 отмечалось сращивание исполнительной и законодательной власти с криминальными структурами, проникновение их в сферу управления банковским бизнесом и т. д.1 В 1999 г. Президент Российской Федерации указывал на то, что «Обеспечение правопорядка, борьба с преступностью и коррупцией являются важнейшей политической задачей».2 Согласно опросу, проведенному в США среди предпринимателей, Россия из 54-х стран занимает 8-е место по распространенности коррупции.3
Объективные факторы обуславливают возрастание роли и значения научной разработки проблемы уголовной ответственности за должностные преступления, которая не нова для науки уголовного права. В XIX - XX вв. к этой проблеме обращались такие ученые, как К.Д. Анциферов, В.В. Есипов, В.Н. Ширяев, более поздний период научных обоснований освещен трудами А.А. Жижи-ленко, Н.И. Загородникова, А.Б. Сахарова, A.II. Трайнина, Б.С. Утевского. Значительный вклад внесли современные ученые: Б.В. Волженкин, Б.В. Здравомьт-слов, А.К. Квициния, П.С. Яни и др. Тем не менее в настоящее время состояние разработанности данной темы сопряжено с отсутствием единства мнений по важнейшим вопросам, комплексного подхода к решению борьбы с данными преступлениями в рамках осмысления предшествующего исторического опыта, как позитивного, так и негативного, средств уголовно-правовой компаративистики. Отмечаются ошибки судебно-следственной практики при применении норм, устанавливающих ответственность за должностные преступления. Значимость переосмысления теоретических воззрений на данный институт усиливается новизной уголовного и неуголовного законодательства.
Цели исследования. Целями диссертационного исследования являются: выявление оснований криминализации и декриминализации, дифференциации преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положения (должностных, служебных полномочий), систематизация знаний о преступлениях данного вида, выработка общих и специальных правил квалификации, формулирование предложений по совершенствованию уголовного законодательства.
Задачи исследования.
1. Изучение отечественного и зарубежного опыта регулирования уголовно-правовых отношений, возникающих при совершении преступлений совершаемых должностными лицами путем использования служебного положения, соответствующей судебно-следственной практики, норм неуголовного законодательства.
2. Системно-структурный анализ норм, содержащих уголовную ответственность за названные преступления.
3. Комплексное исследование объективных и субъективных признаков, отягчающих обстоятельств составов преступлений названной категории.
4. Решение вопросов квалификации таких преступлений в случаях совершения их в соучастии, множественности преступлений, конкуренции уголовно-правовых норм.
5. Разработка путей и методов дальнейшего совершенствования уголовного законодательства в пределах предмет исследования, формулирование конкретных предложений.
Объект и предмет исследования. Обьекгом диссертационного исследо вания выступают общественные отношения, складывающиеся в процессе применения норм уголовного законодательства, а также преемственность, социальная обусловленность, криминологическая и теоретическая обоснованность, функциональность и эффективность последних.
Предметом исследования являются соответствующие нормы современного и утратившего силу отечественного уголовного законодательства, аналогичные нормы зарубежного уголовного законодательства, научная литература, су-дебно-следственная практика, статистические данные.
Методология, методика, эмпирическая база исследования. Методологической основой диссертационного исследования явились общенаучные методы познания: диалектический, формально-логический, а также ряд частнонауч-ных методов: историко-юридический, сравнительного правоведения, системно-структурный, социологический, правового моделирования, контент-анализ.
Теоретической основой явились труды ученых в области уголовного, государственного, административного и гражданского права, криминологии, теории государства и права, истории государства и права, философии.
Среди достижений дореволюционной отечественной науки особо следует отметить труды К.Д. Анциферова, М.Ф. Владимирского-Буданого, В.В. Есипо-ва, П.Д. Калмыкова, Н.М Карамзина, П.А. Неклюдова, СВ. Познышева, П.С. Таганцева, А.Н. Филиппова, М.П. Чубинского и др. В работе диссертант опирался на фундаментальные труды ученых советского периода: В.А Владимирова, А.А. Герцензона, В.К. Глистина, И.А. Гельфанда, А.А. Жижиленко, Н.И. За-городникова, В.Ф. Кириченко, В.Д. Меньшагина, А. А. Пионтковского, А.Б. Сахарова, А.Я. Светлова, Г.Р. Смолицкого, В.И Соловьева, А.Н. Трайнина, Б.С. Утевского, И.Г. Филановского, В.М. Чхиквадзе, М.Д. Шаргородского и др. Существенный вклад в развитие современных правовых взглядов внесли работы следующих ученых: P.M. Асланова, Б.В. Волженкина, А.В. Галаховой, А.В. Дулова, А.С. Горелика, Б.В. Здравомыслова, Т.С. Исаевой, А.К. Квициния, Ю.М Козлова, В.Н. Кудрявцева, Б.А. Куринова, М.Д. Лысова, Ю.И. Ляпунова, В.В.
Лунеева, В.И. Малкова, В.М. Манохина, С.Ф. Милюкова, В.И. Пинчука, В.В. Пылина, Л.И. Спиридонова, В.Я. Тация, И.М. Тяжковой, О.Ф. Шишова, П.С. Яни и др.
Эмпирическую основу исследования составили: материалы судебно-следственной практики по делам о должностных преступлениях г. Санкт-Петербурга за последние 5 лет (изучено более 100 уголовных дел этой категории); материалы опубликованной судебной практики Верховного Суда РФ (РСФСР, СССР) за период 1959-1999 гг.; материалы периодической печати; данные уголовной статистики за период с 1994 г. по 1999 г.
Научная новизна исследования данной темы состоит в том, что на основе нового уголовного законодательства и практики его применения (а также применения Уголовного кодекса РСФСР 1960 г.), выборочного изучения и обобщения конкретных дел о должностных преступлениях, разработки проблем ответственности за них в теории уголовного права автором впервые сделана попытка провести комплексное изучение и разработку объективных и субъективных признаков преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положен. Решены спорные вопросы квалификации названных преступлений, верифицированы некоторые положения Общей части Уголовного кодекса РФ. Осуществлен анализ развития отечественного уголовного законодательства и становления юридических знаний по исследуемой тематике.
Основные положения, выносимые на защиту.
1. Системно-структурный анализ норм, посвященных ответственности за преступления, совершаемые должностными лицами путем использования своего служебного положения позволил выделить три группы таких преступлений, размещенных в пределах всей системы Особенной части Уголовного кодекса РФ, и сделать вывод об отсугетвии оснований и пракгической целесообразности формулирования общего определения должностного преступления.
2. Анализ соответствующих охраняемых общественных отношений, при знаки рассматриваемых составов преступлений дали основание прийти к выводу, что вьыснение их объектов следует проводить путем анализа струкгурных компонентов соответствующих охраняемых общественных отношений. Сформулировано новое определение видового объекта преступлений, предусмотренных главой 30 УК, им являются общественные отношения представляющие урегулированную правовыми нормами реализацию общих и специальных государственных задач должностными лицами, путем воздействия государства в лице соответствующих должностных лиц на деятельность граждан и осуществления юридически значимых действий по поводу материальных и нематериальных благ.
3. Признак «использование служебных полномочий» не является способом совершения общих и специальных должностных преступлений, а деянием в отличие от альтернативно-должностных преступлений. Более удачным, отграничивающим круг должностных преступлений, является указание закона на деяния, совершенные лицом с использованием своих должностных полномочий (в общих и специальных составах должностных преступлений). В альтернативно-должностных составах преступлений рассматриваемый признак должен быть дополнен словом «и должностного положения».
4. В случае, если вред, причинно обусловленный действиями должностного лица, причиняется правам и законным интересам граждан и выразился в ущемлении их на реализацию того или иного права или интереса, то критерием оценки степени существенности вреда должна являться совокупность объективных и субъективных признаков.
5. Обоснование возможности наличия двух форм вины в ряде составов рассматриваемых преступлений.
6. Критический анализ мотивационных признаков, в связи с чем, приводятся предложения по совершенствованию соответствующих норм.
7. Вносятся предложения по совершенствованию некоторых статей УК РФ: п. 4 ст. 34, ч. 2 из ст. 128, ст. ст. 287, 289, 290 УК РФ и др. Предлагаются новые редакции примечаний к ст. ст. 285 и 318 УК.
8. Правила преодоления проблем уголовно-правовой конкуренции, решение вопросов реальной или идеальной совокупности рассматриваемой категории составов преступлений.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Теоретическая значимость работы определяется тем, что на основе проведенного исследования разработана единая концепция квалификации преступлений указанной категории, выявлены типичные ошибки правоприменительной практики.
Содержащиеся в диссертации выводы и рекомендации могут быть использованы в процессе разработки и дальнейшего совершенствования норм уголовного законодательства и практики его применения. Результаты работы могут быть также полезны при изучении учебных курсов по уголовному праву, в системе повышения квалификации следователей, оперативных и других работников, ведущих борьбу с такими преступлениями.
Апробация результатов исследования. Основные положения, практические выводы и рекомендации, сформулированные в тексте диссертации, были рассмотрены и обсуждены на заседании кафедры уголовного права Санкт-Петербургского университета МВД России, отражены автором в публикациях и выступлениях на следующих научно-практических конференциях: «Проблемы борьбы с преступностью на современном этапе» (СПб, май 1996 г.), «Актуальные проблемы правоприменительной практики в связи с принятием нового Уголовного кодекса Российской Федерации» (Красноярск, февраль 1997 г.), «Актуальные проблемы борьбы с преступностью в современных условиях» (СПб, май 1997 г.), «Законность, оперативно-розыскная деятельность и уголовный процесс» (СПб, апрель 1998 г.), «Актуальные проблемы оперативно-розыскной деятельности на современном этане» (СПб, май 1999 г.).
Структура диссертации представлена введением, двумя главами, включающих семь ааршрафов, заключением и библиоірафическим списком.
Развитие норм, предусматривающих ответственность умышленные за должностные преступления в дореволюционном праве
Выяснение внутреннего смысла нормы права вызывает необходимость обращения к исторической практике борьбы с должностными преступлениями в отечественном уголовном законодательстве. Как справедливо отметил Н.С. Таганцев: «изучение истории догмы есть средство понимания действующего права».1
«Работоспособность» закона определяется общественными условиями для действия закона. Так, К.Д. Анциферов писал: «история объясняет нам ту внутреннюю сторону развития, которая заключается в существе идей, одухотворяющих события, в характере условий, которыми определяются судьбы истории законодательства».2 Апробированный временем полезный опыт отечественного законотворчества позволяет применять его при разработке и толковании современного законодательства. Используя метод исторического толкования, даже при предварительном ознакомлении с системой действующих и утративших силу норм можно выявить обусловленность развития государственным строем системы мер, направленных на искоренение должностной преступности. Нельзя согласиться с теми авторами, которые утверждают, что «реформы права не совпадали в России с периодами реформ в государственной системе».3 Напротив, с развитием самого строя развиваются и положения, предусматривающие его нарушение, что заставляет рассматривать юридические нормы с точки зрения их обусловленности общественными условиями, преобразованиями и преемственности по мере развития института уголовной ответственности за должностные преступления.1 В этой связи необходимо рассматривать развитие норм не только с того периода, когда они приобретают характерные близкие черты к современному законодательству, но и с начала их зарождения, когда они были еще не уголовными в собственном смысле.
Первоначально в русском законодательстве для пресечения должностных злоупотреблений были использованы не только уголовно-правовые средства, по и все другие меры государственного воздействия. Поэтому для того, чтобы проследить генезис юридической нормы, следует проследить ее становление с самого начала и определить факторы ее детерминации.2
В период удельно-вечевого правления древнерусского государства (XI в.) управление характеризуется наличием трех основных органов: великий князь, вече, дружинная дума (совет при князе).3 Сосуществование различных государственных органов обуславливало при выполнении ими своих функций соподчинение и подконтрольность друг другу.4
Если князь нарушал уставные правила, община на него ополчалась, однако, убийство нарушившего установленные ограничения не допускалось. По междукняжескому уговору князь подлежал суду и наказанию в виде лишения власти союзом князей. В Новгороде и Пскове, а также в других землях князья подлежали суду веча: в 1136 г. новгородцы судили князя Всеволода за неисполнение им обязанностей князя как вождя и правителя, в 1209 г. в Новгороде судили и казнили посадника за превышение власти (незаконное наложение податей).1 По выражению М.Ф. Владимирского-Буданова «составление мятежных скопищ было обыкновенным явлением при вечевом складе общества».2
Первоначально общины имели право на раскладку повинностей и податей между собой, и решение об их распределении принималось выборными доверенными людьми данной местности.3 В компетенции вече находилось решение наиболее важных жизненных вопросов, однако оно было не в состоянии само вырабатывать пространные решения и проводить их в жизнь. Для этого были предназначены выборные органы исполнительной власти - посадник и тысяцкий. Посадник не получал определенного жалования, а пользовался доходами с волостей.4
Чем больше развивалась военная деятельность князей и их дружинников, тем меньше становилось значение органов местного самоуправления. Вече стало находиться в непосредственном ведомстве князей.1 Усложнение с течением времени задач управления и суда, рост территории требовали увеличения числа подчиненных органов власти, наместников, через который князь осуществлял функцию управления. Наместники жили с собираемых судебных и торговых пошлин, часть которых шла в их пользу за выполнение тех или иных действий служебного характера, а равно с получаемой с населения кормы натурою. Злоупотребления выражались, главным образом, в излишних поборах с населения. Размер поборов, порядок их взимаїшя устанавливался обычаем, уставными правилами.
В Русской Правде, первом русском законодательном сборнике (XI в.) не содержалось как таковых норм, направленных на борьбу со злоупотреблениями должностных лиц. Очевидно, таких преступлений не могло быть до тех пор, пока нарушенное право восстанавливалось самим потерпевшим. Как и в первых установлениях, содержавшихся в нормах обычного права, в целях упорядочения единых норм по обеспечению наместников в Русской Правде было сделано указание на размеры этого обеспечения общиной (статьи 41, 42, 43 Русской Правды Краткой редакции и статьи 9, 86, 96, 97, 107 и 109 Русской Правды Пространной редакции).2 Помимо установлений Русской Правды интересен также другой древнерусский законодательный сборник, пособие для судей -«Мерило праведное» (вторая половина XIII в.), первая часть которого содержала установления о праведных и неправедных судах.3
В XII—XV вв. отношения между княжескими родами и семьями определялись договорами, в которых начиная с XIV в., впервые появляется понятие княжеской службы. Грамоты государей в тот период были следующими: уставные грамоты (правила в сфере управления), жалованные грамоты (указные грамоты даваемые должностным лицам, содержали распоряжения населению по различным вопросам).
Развитие норм, предусматривающих ответственность за умышленные должностные преступления с 1917 г. по настоящее время
Слом государственной системы после 1917 г. отменил действие законодательства царского периода, хотя некоторая преемственность правовых установлений определенно прослеживается. Первые акты советского уголовного законодательства намечали лишь общие направления политики Советского государства в области борьбы с преступностью. Большое значение имела деятельность военно-революционных комитетов, ими был принят ряд законодательных актов, направленных на борьбу с должностными преступлениями, а также на устранение условий, способствовавших их совершению. В этих актах еще не было исчерпывающего перечня должностных преступлений, не всегда устанавливалось наказание за их совершение.2 Но, как отмечал А.А. Герцензон, «к 1920—1921 г.г. уже сложилась стройная система должностных преступлений. воспринятая в последующие годы уголовными кодексами».
Декрет о суде № 1 от 24 ноября 1917 г. в ст. 8 рассматривал должностные преступления, как наиболее опасные, наравне с контрреволюционными преступлениями, мародерством, хищениями.2 В инструкции НКЮ от 19 декабря 1917 г. «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний» предусматривалось отнесение к компетенции революционного трибунала дел о лицах, «которые, пользуясь своим общественным или административным положением, злоупотребляют властью, предоставлеіпюй им революционным пародом» (п. «ж» ст. 1)/По мнению В.Д. Менынагина, хотя в приведенных актах и «говорилось злоупотреблениях властью, однако под этим понимались должностные преступления вообще, а не только те посягательства на советский государственный аппарат, которые в последующем законодательстве были выделены в самостоятельный и особый вид должностного преступления - злоупотребление властью».
Декрет ВЦИК РСФСР от 8 мая 1918 года «О взяточничестве» отобразил некоторые идеи дореволюционных правоведов, и явился первым правовым актом в советском законодательстве, установившим уголовную ответственность за взяточничество.5 Декрет определил понятие субъекта этого преступления и предусмотрел основные признаки состава: «лица, состоящие на государственной или общественной службе в РСФСР (как-то: должностные лица Советского правительства, члены фабрично-заводских комитетов, правлений кооперативов и профессиональных союзов и т. п. учреждений и организаций) виновные в принятии взяток за выполнение действия, входящего в круг их обязанностей, или за содействие в выполнении действия, составляющего обязанность должностного лица другого ведомства». Декрет проводил различия между должностными лицами и прочими служащими, что сохранило свое принципиальное значение и в настоящее время. Также закон определил квалифицирующие признаки состава, которыми являлись: а) особые полномочия лица; б) нарушение служащим своих обязанностей за взятку; в) вымогательство взятки. Покушение на взяточничество рассматривалось как оконченное преступление. Приводились обстоятельства, освобождающие от уголовной ответственности за дачу взятки. Впервые в истории было введено такое отягчающее обстоятельства, как «особые полномочия служащего».1
Отдельные признаки должностных преступлений содержались в циркуляре Кассационного отдела ВЦИК «О подсудности революционных трибуналов»." К ним относились: использование общественного или административного положения для злоупотребления властью, предоставленной революционным народом; совершение деяния при исполнении служебных обязанностей или с использованием в каком-либо отношении своего положения на советской службе.
Постановление VI Чрезвычайного Всероссийского Съезда Советов от 8 ноября 1918 г. «О точном соблюдении законов» призывапо «Rcex должностных лиц Советской власти к строжайшему соблюдению законов Российской Федеративной Республики, изданных и издаваемых постановлений, положений и распоряжений».3
8 декабря 1918 г. Совет Рабоче-Крестьянской обороны принял постановление «О точном и быстром исполнении распоряжений центральной власти и устранении канцелярской волокиты», предусматривающее уголовную ответственность должностных лиц, виновных в бюрократизме и волоките.
По Положению о Революционных Военных Трибуналах (принятом ВЦИК 20 ноября 1919 г.) к должностным преступлениям относились: саботаж; превышение и бездействие власти при условии, если означенные деяния сопровождались существенным вредом для Республики или для дела революции, или же значительными убытками казны, или если могли сопровождаться указанными последствиями, не наступившими лишь случайно или ввиду принятых вовремя другими лицами предупредительных мер; присвоение, растрата или истребление вверенного по службе имущества, служебный подлог; вымогательст- во. Положение отделяло должностной проступок от должностного преступления, характеризуя второе такими признаками, как значительный ущерб, тяжкие последствия или возможность их наступления.
21 октября 1919 г. был принят Декрет СНК от «О борьбе со спекуляцией, хищениями в государственных складах, подлогах и другими злоупотреблениями по должности в хозяйственных и распределительных органах».3
Важное значение для решения вопросов об ответственности за должностные преступления имело принятие VIII Всероссийской конференцией РКП(б) нового Устава партии (декабрь 1919 г.). В качестве мер за неисполнение постановлений высших организаций и другие проступки, признаваемых преступными мнением партии, 51 Устава предусматривал, в частности, временное отстранение от всякой партийной и советской работы.4 Тем самым подчеркивалась несовместимость совершения деяний, признаваемых преступными не только уголовным законом, но и общественным мнением партии (что важно подчеркнуть, так как уголовное законодательство в тот период еще не было кодифицировано), с занятием ответственных должностей в партийном и государственном аппарате.1 На устранение причин, способствовавших совершению должностных преступлений, был направлен декрет СНК от 30 декабря 1919 г. «Об устранении волокиты».2
Положение о революционных трибуналах 18 марта 1920 г., перечисляя дела, подсудные этим трибуналам, упомянуло «дела по крупным должностным преступлениям лиц, обвиняемых в хищениях, подлогах, неправильной выдаче нарядов и спекуляции в участии той или иной форме, равно как и об иных, более вьщающихся должностных преступлениях, в том числе и взяточничестве», и «дела о явном дискредитировании власти советскими работниками».3 К должностным преступлениям в ряде декретов относились различные нарушения правил о национализации промышленности, финансовой дисциплины, трудового законодательства и др. Устанавливалась ответственность должностных лиц, виновных не только в непосредственном совершении преступления, но и в соучастии в нем или в не воспрепятствовании его совершению другими.
В декрете ВЦИК «Амнистия к 1 мая 1920 г.» предусматривалось, что амнистия не распространяется на «совершивших должностные преступления, явно дискредитирующие Советскую власть».4
Объективные признаки преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положения
Необходимым требованием при квалификации является установление в совершенном деянии всех признаков соответствующего состава преступления. Правильная квалификация преступления представляет реализацию принципа законности, имеет важное криминологическое и правотворческое значение.
Объект, как элемент состава преступления является основанием привлечения лица к уголовной ответственности, материальной сущностью преступления, берется за основу при построении разделов и глав Особенной части Кодекса.1 Диссертант поддерживает и разделяет убеждения Б.С. Никифорова, Н.И. Коржанского, В.К. Г листана, В .Я. Тация в том, что объектом преступления являются отношения, поставленные под охрану уголовного закона. Общественные отношения это - определенные связи между людьми складывающиеся в процессе их совместной материальной и духовной деятельности.2
Различные виды объектов должностных преступлений (родовой, видовой, непосредственный), проблемы их соотношения в науке уголовного права понимаются неоднозначно.1 Группа преступлений против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления входит в раздел X преступлений против государственной власти. Родовым объектом группы преступлений, входящих в раздел десятый, по мнению А.В. Наумова, являются общественные отношения, обеспечивающие стабильность и нормальное функционирование государственной власти в целом, а также ее отдельных институтов и органов.2 Видовой и родовой объекты не совпадают друг с другом, хотя и лежат в одной плоскости.
Общепринято понимать под видовым объектом должностного преступления нормальную деятельность государственного аппарата.3 Недостаток этой позиции еще в 1956 г. отмечал А. Б. Сахаров, указывая на то, что правильная работа государственного аппарата по управлению понятие чрезвычайно широкое и многогранное, и эта работа нарушается при совершении не только должностных, но и многих других преступлений. Им было предложено другое определение объекта, по существу отражающее лишь принципы деятельности государственного аппарата, а не его содержание.4 Б.В. Здравомыслов определяет видовой объект как «совокупность общественных отношений, обеспечивающих нормальную и законную деятельность органов власти и исполнения». Сравнительный анализ некоторых определений видового объекта группы общих должностных преступлений, преступлений против порядка управления и правосудия не дает возможности отграничить данные группы преступлений по видовому объекту.2
Большинство ученых поддерживают предложенный Б.С. Никифоровым подход к изучению содержания общественного отношения путем выявления и анализа его структурных компонентов. По выражению А.А. Пионтковского «преступник воздействует при совершении преступления не на общественное отношение в целом, а прежде всего на его отдельные структурные элементы.1 В конечном итоге ущерб всегда причиняется всему общественному отношению как системе взаимосвязанных элементов. Представляется правильным методологический подход к решению проблемы объекта должностных преступлений рассматривать через структуру общественного отношения.2
В уголовном праве выделяют следующие элементы общественного отношения: субъект отношения; предмет, по поводу которого оно осуществляется; социальная связь как содержание общественного отношения, определяемая общественно значимой деятельностью; общественный интерес.
Правильное определение субъектного состава общественного отношения вообще, социальных функций субъектов дает возможность установить: какие именно общественные отношения выступают объектом преступления, объем этих отношений и, следовательно, границы действия самого уголовного закона, механизм причинения ущерба объекту, по мнению В.Я. Тация, «если в практике борьбы с преступлениями при применении той или иной утоловно-правовой нормы возникает необходимость в расширении (или, напротив, сужения) круга субъектов, то это одновременно означает, что следует расширить (или сузить) объект преступления, а значит и сферу действия самого уголовного закона.
Субъектами данных охраняемых общественных отношений являются государство (в лице соответствующих органов и должностных лиц) и граждане, соотносящиеся друг с другом как субъект и объект воздействия. Осуществляя свои полномочия должностное лицо действует не как индивид, а как представитель организации, соответствующего органа. Его действия влекут юридические последствия для организации и должны быть признаны действиями организации. Д.П. Бахрах определяет роль должностного лица в этом же контексте: «субъектом правоотношений выступает организация, а не должностное лицо, действующее от его имени».1 Роль должностных лиц заключается в обеспечении нормального функционирования государственного аппарата, которое основывается на правовых нормах, определяющих компетенцию должностных лиц, круг его прав, полномочий и обязанностей.2 Должностное лицо будучи участником общественного отношения, является одновременно и субъектом преступления. При совершении должностных преступлений нарушаются отношения между должностными лицами и органами государственной власти. Вред причиняется общественному отношению самим участником этого отношения, должностным лицом. Следовательно, автоматически ущерб терпит другой элемент данного общественного отношения. По справедливому замечанию А.К. Квицииия «общественное отношение в данном случае уничтожается «изнутри» действиями должностного лица»3, любые преступные действия по службе «исключают» его из общественных отношений, хотя лицо и сохраняет в нем свое место как работник государственного аппарата.
Субъективные признаки преступлений, совершаемых должностными лицами путем использования своего служебного положения
Рассматриваемые должностные преступления могут быть совершены лишь умышленно (исходя из смысла ч. 2 ст. 24 УК РФ). Умысел включает в себя интеллектуальный и волевой элементы.
Дискуссионным является вопрос о наличии в должностных преступлениях двух форм вины. Формы вины должны определяться в зависимости от психического отношения субъекта к деянию. Двойная форма вины может присутствовать там, где деяние причиняет не одно, а два общественно опасных последствия. Есть составы преступлений, в которых объективная сторона характеризуется наступлением двух последствий - непосредственного и отдаленного результата. Двойная форма вины характеризуются сочетанием двух различных форм вины, т.е. умысла и неосторожности, эти формы вины устанавливаются раздельно по отношению к деянию и последствиям. А.И. Рарог утверждает, что «в преступлениях с двумя формами вины неосторожным может быть отношение только к квалифицирующим последствиям, а значит, две формы вины могут существовать только в квалифіщированньгх составах преступлений».1 Также считает В.Г. Беляев: «Двойная» вина есть сочетание в одном составе - в составе умышленного преступления умышленного посягательства па один объект с неосторожным причинением тяжкого вреда другому, боле важному объекту».2
На наш взгляд, это не совсем точно. Так, судебная практика признает возможным причинение смерти по неосторожности в результате превышения должностных полномочий (ст. 286 УК), что требует дополнительной квалификации по ст. 109 УК, поскольку это преступление не предусмотрено ст. 286 УК. Причинение смерти по неосторожности находится в причинной связи с превышением должностных полномочий, в результате совершения одного деяния. В таком случае две формы вины в составе превышения должностных полномочий следует признавать. Это же следует из смысла ст. 27 УК.3 Поэтому две формы вины можно признавать не только в тех случаях, когда в конструкции состава предусматривает сочетание умысла и неосторожности, но и в случае идеальной совокупности умышленного и неосторожного преступления.1 А.А. Габузян неправильно утверждает, что в данных преступлениях нет двойной формы вины, допуская при этом то, что «можно и нужно устанавливать раздельно вину по отношению к действию (бездействию) и к последствиям», и «можно говорить об идеальной совокупности преступлений».
Вопрос о возможности признания двух форм вины в должностных преступлениях остается дискуссионным в науке уголовного права.3 Значительная часть ученых признает наличие в указанных составах сочетание умысла и неосторожности. Противники указанной позиции обычно ссылаются на то, в подобных составах ее быть не может, так как конструкцией состава неосторожность не прсдусмотрена. А.Б. Сахаров утверждал, что дробление единого понятия вины в составе одного и того же преступления теоретически несостоятельно и путаное-Подобное мнение поддерживается К.Ф. Шергиной.2 А.В. Галахова приводит следующие аргументы против признания двойной формы вины: «Исходя из ... явного характера преступных действий при превышении власти, предполагающего такое же явное отношение к последствиям, ибо они с обязательностью заложены в самих действиях, комбинация различных форм вины при превышении власти представляется невозможной».3
Тем не менее анализ судебной практики показывает, что должностное лицо, умышленно используя свое служебное положение вопреки интересам службы, вовсе не всегда желает причинения существенного вреда. В составе злоупотребления должностными полномочиями, превышения должностных полномочий умысел нс охватывает всех вариантов субъективного отношения к действиям и последствиям его. Деянием может быть причинено не одно, а два и более общественно опасных последствий, по времени наступления вред может быть непосредственным и отдаленным.
В отдельных случаях виновный может не предвидеть, в чем конкретно выразятся вредные последствия в результате совершенного им деяния. Тем более, как справедливо отмечает А.А. Пионтковский «легкомысленная надежда на предотвращение вредных последствий вызывает умышленное использование должностным лицом своего служебного положения вопреки интересам службы».4 Так, если не мы не будем признавать в таких преступлениях двух форм вины, то не всегда виновный может быть привлечен к уголовно ответственности, в случае, например, когда субъект осознавая общественно опасный характер собственного деяния и будучи заинтересован только в нем, не относится как бы то ни было к последствиям своего деяния, а существенный вред находится в причинной связи с деянием и предусмотрен конструкцией основного состава (ст. 285 УК). В составе злоупотребления должностными полномочиями, превышения должностных полномочий умысел не охватывает всех вариантов субъективного отношения к действиям и последствиям.1 Деянием может быть причинено не одно, а два и более общественно опасных последствий, по времени наступления вред может быть непосредственным и отдаленным. В отдельных случаях виновный может не предвидеть, в чем конкретно выразятся вредные последствия в результате совершенного им деяния, такие как существенное нарушение охраняемых законом интересов общества или государства.
Представляется верной мысль М.Д. Лысова: «теоретически и практически сложная форма вины возможна лишь при совершении тех умышленных материальных преступлений, где кроме основного ближайшего преступного результата, предусмотрен и другой отдаленный результат в качестве квалифицирующего (отягчающего) преступление обстоятельства».2
Если не признавать преступлений с двумя формами вины, то не всегда виновный может быть привлечен к уголовно ответственности, в случае, например, когда субъект осознавая общественно опасный характер собственного деяния и будучи заинтересован только в нем, предвидит возможность наступления последствий, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение.