Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Роль фразеологических ресурсов в формировании языковой картины мира 11
1.1. Универсальность и этноспецифичность языковой картины мира 11
1.2. Языковое сознание и языковая картина мира 17
1.3. Фразеология в языковой картине мира 30
1.3.1. Особенности фразеологической номинации 30
1.3.2. Соматическая лексика в фразеологическом фонде языка 36
1.3.3. Лингвокультурологический анализ фразеологических единиц 40
1.3.4. Этнокультурная специфика фразеологических единиц 43
1.4. Культурные архетипы и культурные коды 46
Выводы по первой главе 53
Глава II. Отображение универсальных и этноспецифических черт в английской, русской и монгольской языковых картинах мира через призму ФЕ, характеризующих человека (в антропном секторе) 55
2.1. Фразеологические единицы, характеризующие человека в английской, русской и монгольской языковой картине мира 55
2.1.1. Фразеологические единицы с общим значением «худой» 55
2.1.2. Фразеологические единицы с общим значением «толстый» 60
2.1.3. Фразеологические единицы с компонентом-соматизмом голова 62
2.1.4. Фразеологические единицы с компонентом-соматизмом рука 70
2.1.5. Фразеологические единицы с компонентом-соматизмом нога 80
2.1.6. Фразеологические единицы с компонентом-соматизмом глаза 87
2.1.7. Фразеологические единицы с компонентом-соматизмом сердце 99
2.2. Универсальные и этноспецифичные характеристики зооморфных ФЕ антропной направленности в английской, русской и монгольской ЯКМ 107
2.2.1. Общая категоризация универсальных и этноспецифических символов в зоонимических ФЕ трех языков 109
2.2.2. Универсальные лингвокультурные символы в зооморфизмах 117
2.2.3. Этноспецифичные лингвокультурные символы в зооморфизмах 124
2.3. Соотнесенность ФЕ с культурными кодами 144
2.3.1. Модели культурных кодов для ФЕ с общим значением "худой" 144
2.3.2. Модели культурных кодов для ФЕ с общим значением "толстый" 147
2.3.3. Модели культурных кодов для ФЕ с компонентом-соматизмом «голова» 148
2.3.4. Модели культурных кодов для ФЕ с компонентом-соматизмом «рука» 151
2.3.5. Модели культурных кодов для ФЕ с компонентом-соматизмом «нога» 153
2.3.6. Модели культурных кодов для ФЕ с компонентом-соматизмом «глаза» 155
2.3.7. Модели культурных кодов для ФЕ с компонентом-соматизмом «сердце» 157
2.3.8. Модели культурных кодов для зооморфных ФЕ 159
Выводы по второй главе 162
Заключение 167
Библиография 169
Список использованных словарей 201
Приложения I 207
Приложения II 227
- Языковое сознание и языковая картина мира
- Фразеологические единицы с общим значением «худой»
- Общая категоризация универсальных и этноспецифических символов в зоонимических ФЕ трех языков
- Модели культурных кодов для зооморфных ФЕ
Введение к работе
В связи с поворотом лингвистических исследований в русло антропоцентризма вопросы исследования универсальных и этноспецифических черт, присущих национальным языковым картинам мира, занимают важное место в современной лингвистике. Данная проблематика пристально рассматривается и в лингвокультурологическом подходе, с позиций которого выполнено данное диссертационное исследование. В современной лингвистике, наряду с изучением языка как средства коммуникации и познания, особую актуальность приобрела новая тенденция – рассмотрение языка как совокупности культурных кодов, которыми оперирует человеческое сознание при отображении и репрезентации языковой картины мира. Фразеология в этом смысле является, по единодушному мнению лингвистов, наиболее культуроносным слоем лексики, фиксирующим культурный опыт различных этносов, наивно-бытовое видение картины мира, в котором представлены как общие, универсальные принципы организации человеческим сознанием действительности, так и закономерности, предпочитаемые тем или иным национально-культурным сознанием. Отраженная человеческим сознанием, антропоцентрическим по своей природе, и отображенная языком, объективная действительность в фразеологическом фонде того или иного языка подвергается вторичному осмыслению, в результате чего в языковом сознании закрепляется целая система образов, которые репрезентируют мировидение и миропонимание того или иного этноса.
Подчеркнем, что сопоставительное исследование монгольской и русской фразеологии, монгольской и английской фразеологии в разных спектрах успешно проводится лингвистами в течение многих лет. Однако, именно в данном аспекте фразеология монгольского языка мало изучена и, можно сказать, находится у самых истоков исследования. Настоящая работа затрагивает и освещает значимые вопросы выявления универсальных и этноспецифических черт во фразеологии данных языков и находится в русле теоретической проблемы связи языка и общества, языка и национальной культуры, языка и национального сознания. Большая научная значимость и важность научного исследования монгольской, русской и английской фразеологии в этом новом и определенно перспективном направлении предопределили актуальность темы.
Объектом исследования являются универсальные и этноспецифические черты языковой картины мира, представленные в антропном секторе фразеологических фондов английского, русского и монгольского языков.
Предметом исследования служат фразеологизмы-соматизмы и зоонимы английского, русского и монгольского языков.
Цель исследования – выявление черт сходства и различия в антропных секторах, а именно в фразеологизмах-соматизмах и зоонимах в английской, русской и монгольской языковых кртинах мира с позиций лингвокультурологии. Для достижения поставленной цели в работе ставятся следующие задачи:
определить соотношение универсальных и этноспецифических черт в фразеологических фондах английского, русского и монгольского языков в антропном секторе;
выявить символьные значения, заложенные в содержании фразеологизмов-соматизмов и зоонимов, а также их соответствия архетипическим характеристикам, связываемым с основными антропологическими представлениями;
рассмотреть пути расширения архетипических представлений, заложенных в ФЕ исследуемых языков в ходе развития языка;
проанализировать характер соотнесенности вербализированных в идиомах фрагментов действительности с культурными кодами, на основании которых осуществляется кодирование культурологических составляющих в фразеологических фондах изучаемых языков.
Материалом исследования послужили английские, русские, монгольские фразеологизмы, отобранные методом сплошной выборки из толковых, фразеологических, лингвострановедческих, переводных, одноязычных и двуязычных словарей (общим количеством 74).
Методы исследования. В процессе работы применялся комплекс разных методов, среди которых основными были описательно-аналитический, сравнительно-сопоставительный и контрастивный методы, которые получили широкое применение в последнее время для выявления типологической специфики национальной культуры. Наряду с ними использовались такие методы как дефиниционный анализ компонентный анализ, обобщающая аналогия, анализ и синтез, метод статистической обработки данных.
Научная новизна работы заключается в том, что впервые выполнено исследование фразеологизмов, характеризующих человека, на материале монгольского, русского и английского языков в лингвокультурологическом аспекте. При этом рассмотрена связь “культура и язык” в плане того, как универсальные и этноспецифические особенности мировосприятия трех народов проявляются через фразеологизмы их языков, формируя универсальные и этноспецифические черты языковой картины мира трех этносов. Научную новизну также составляет определение соотнесенности ФЕ данных языков с культурными кодами в рассматриваемых языковых картинах мира. Определены наборы культурных кодов, представленные в фразеологизмах-соматизмах и зооморфизмах данных языков. Впервые выявлены модели сцепления культурных кодов, представленных в антропном секторе фразеологических картин мира трех языков. Рассмотрены архетипические представления, заложенные в антропном секторе фразеологических фондов английского, русского и монгольского языков и исследованы принципы расширения архетипических представлений в языковом сознании трех этносов.
Теоретическая значимость исследования сводится к тому, что его результаты могут способствовать дальнейшему развитию актуальных направлений лингвокультурологии, в частности, исследованию картин мира различных языков. Использованная методика анализа может послужить образцом для подобных лингвокультурологических исследований фразеологизмов монгольского языка в сравнении с другими иностранными языками (немецким, французским, китайским и т.д.). Работа также вносит определенный вклад в разработку проблемы особенностей содержательной представленности языкового сознания у разных народов. Теоретически значимыми представляются результаты, полученные в ходе анализа архетипических представлений, составляющих содержательно-образное наполнение исследуемых ФЕ, а также исследование направлений содержательного развития этих представлений в трех исследуемых языках.
Практическая ценность работы определяется тем, что полученные выводы и результаты могут быть использованы в преподавании теоретических курсов и на семинарских занятиях по общему языкознанию, лексикологии, фразеологии, лингвострановедению. Положения диссертации могут применяться при разработке спецкурсов и создании учебников и учебных пособий по лингвокультурологии, межкультурной коммуникации, переводу, а также в лексикографической практике при составлении двуязычных или трехъязычных словарей.
Теоретической основой диссертационного сочинения послужили положения об особом языковом мировидении, антропоцентрической сущности языка (В. Гумбольдт, А.А. Потебня, Э.Сепир, Б.Л. Уорф, Л.В. Щерба, Н.Д. Арутюнова, Г.В. Колшанский, А. Вежбицкая и др.); работы по языковой картине мира как модели мира (Ю.М. Лотман, Г.А. Брутян, Г.Д. Гачев, Б.А. Серебренников, Ж. Баянсан, Э. Равдан и др.); труды, связанные с изучением фразеологических единиц в области лингвокультурологии (В.Н. Телия, В.А. Маслова, Р.Х. Хайруллина, В.М. Мокиенко, Е.М. Верещагин, Д.О. Добровольский, М.Л. Ковшова, В.Г. Костомаров, А.Д. Райхштейн, Ю.П. Солодуб, Э.М. Солодухо, А.К. Бирих, Б. Уранчимэг, Ш. Цолмон и др.); по этнолингвистике и психолингвистике (С.В. Иванова, Е.Ф. Тарасова, Н.В. Уфимцева, Т.В. Ушаковой, Н.В. Друзина, И.А. Стернин, И.В. Привалова, А.Н. Леонтьев, Л.С. Выготского и др.)
На защиту выносятся следующие положения:
универсальные и этноспецифические черты языковой картины мира различных этносов обусловлены как собственно содержательными характеристиками образных оснований ФЕ, так и способами их интерпретации в национально-культурном пространстве определенного языкового сообщества;
архетипические представления в фразеологических картинах мира различных языков в антропном секторе совпадают;
расширение архетипических представлений в фразеологических картинах мира трех языков происходит за счет экстраполирования архетипических характеристик на эмоционально-поведенческую сферу с ярко выраженными универсальными и этноспецифическими аксиологическими характеристиками;
соотнесение антропных ФЕ разных языков с культурными кодами доказывает универсальность общего набора кодов для трех национально-культурных пространств;
сцепление культурных кодов может быть как универсальным, так и этноспецифичным.
Апробация работы. Материалы данного исследования обсуждались на 1-й Международной научно-методической конференции “Вопросы структурной, функциональной и когнитивной лингвистики: теория и практика” (Саратов, 2007), на 2-й Международной конференции “Язык. Культура. Коммуникация” (Волгоград, 2008), на ежегодных научно-практических конференциях преподавателей и аспирантов Педагогического института СГУ им. Н.Г. Чернышевского (Саратов, 2007; Саратов, 2008), на I и II международной он-лайн конференциях "Иностранные языки в контексте межкультурной коммуникации" (Саратов, 2009, 2010), на межвузовской научной конференции "Язык и мир изучаемого языка" (Саратов, 2010). Содержание работы отражено в 8 публикациях, в том числе 2 статьи опубликованы в сборниках, рекомендуемых ВАК для апробации диссертационных исследований.
Структура работы.
Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии и двух приложений.
В главе I излагаются основные теоретические и методологические положения, на которых строится исследование: освещаются современные вопросы изучения фразеологии как неотъемлемого фрагмента языковой картины мира (ЯКМ), раскрывается сущность лингвокультурологического подхода к изучению фразеологизмов.
Глава II посвящена выявлению общечеловеческих и этноспецифических черт в ФКМ рассматриваемых языков в антропном секторе.
Языковое сознание и языковая картина мира
Опираясь на вышеуказанные положения, переходим к рассмотрению понятия языкового сознания как хранилища национального опыта, зафиксированного в фразеологическом фонде языка.
СВ. Иванова в своих трудах отмечает, что введение термина "языковое сознание", или "сознание", чрезвычайно важно для лингвокультурологии, поскольку позволяет, оставив за мышлением сферу логических задач, свободную от лингвокультурной специфики, выделить сферу национальной детерминированности и культурной маркированности мыслительных процессов [Иванова 2004].
Определение языкового сознания предполагает разграничение содержания терминов сознание, мышление, образ (картина мира), каждый из которых обозначает разные феномены.
Понятие сознание применяется практически во всех гуманитарных и в значительной части естественных наук, хотя оно считается сложным для определения. При этом термины мышление и сознание часто не разграничиваются. Данные понятия трактуются по-разному, иногда противопоставляются друг другу, иногда используются как синонимы. Однако, применение языковедами таких философских и психологических реалий как сознание, мышление, ментальность в основе изучения вербальной способности человека является логичным и естественным, так как поиск способа существования языковых явлений обусловливает обращение к человеческому менталитету. В нашем исследовании мы разграничиваем понятия сознания и мышления и, вслед за И.А. Стерниным, считаем, что термин "сознание" акцентирует статический аспект явления, а мышление - динамический. Сознание — это свойство мозга, мышление — это деятельность мозга, наделенного сознанием (то есть мыслительная деятельность) [Стернин, 2002]. В данной работе мы сосредоточимся на понятии сознание.
В современной науке основными вопросами исследования сознания являются связь сознания, языка, культуры, этноса. Отметим наиболее сущностные характеристики сознания и подходы к его определению. Так, Гегель утверждал, что сознание есть знание о внешнем и внутреннем состоянии объекта [Гегель 1977:7]. По мнению Л.С. Выготского, в эволюции сознания определяющими являются общественные отношения: "Все высшие психические функции суть интериоризованные отношения социального порядка" [Выготский 1983:198].
А.Н. Леонтьев выдвинул идею детерминирующей роли предметной деятельности в развитии сознания. Он рассматривает сознание как "продукт и дериват развития материальной жизни, внешней материальной деятельности, которая преобразуется в ходе общественно-исторического развития во внутреннюю деятельность сознания..." [Леонтьев 1975:157].
Сознание, будучи социальным явлением, есть продукт мыслительной деятельности человека. Общественные идеи, взгляды, образующиеся в процессе исторического развития общества, существуют в менталитете отдельных людей как составляющие индивидуальной психики. Общественное сознание как сумма сознаний конкретных индивидумов в силах подействовать на психическое формирование, на сознание личности. Это обусловлено наличием диалектического единства частного и общего, личного и социального, вещественного и абстрактного. Симметрично с развитием человеческого сознания идет формирование языка, с помощью кумулятивной и гносеологической функции которого происходит накопление и осваивание знания, трансляция его от поколения к поколению. Развитие познавательной деятельности обусловливает необходимость общения в процессе освоения действительности, что обеспечивает развитие сознания. По словам М.М. Бахтина, "где начинается сознание, там начинается диалог" [Бахтин 1979:49].
Вопросы взаимосвязи языка и сознания рассматривались многими исследователями прошлого и современности (см. работы Г.В.Ф. Гегеля [Гегель 1977], В. Гумбольдта [Гумбольдт 1984], Б.Л. Уорфа [Уорф 1960], Э. Сепира [Сепир 1993], М. Хайдеггера [Хайдеггер 1993], А.А. Потебни [Потебня 1976], Л.С. Выготского [Выготский 1983], М.Н. Стернина [Стернин 1984], А.Н. Леонтьева [Леонтьев 1975], Н.Д. Арутюновой [Арутюнова 1988], P.M. Фрумкиной [Фрумкина 1995], А.А. Залевской [Залевская 1999], Е.Ф. Тарасова [Тарасов 1996], Н.В. Уфимцевой [Уфимцева 1995], В.А. Пищальниковой [Пищальникова 2009], Ю.А. Сорокина [Сорокин 1994] и др.).
Результатом исследования взаимодействия языка и сознания стало появление направления, изучающего языковое сознание, которое исследуется учеными в русле различных направлений, в том числе оно стало одним из ключевых в психолингвистике и в лингвокультурологии.
В психолингвистике под языковым сознанием в самых общих терминах понимаются результаты ментальной деятельности, вербализованные посредством языковых единиц. При этом термин "языковое сознание" может употребляться в узком и широком смысле.
В узком смысле языковое сознание понимается как вербализованные результаты актов восприятия и переработки информации. Е.Ф. Тарасов дает следующую ключевую для психолингвистики дефиницию языкового сознания "языковое сознание — образы сознаний, овнешняемые языковыми знаками..." [Тарасов 1996:10]. Н.В. Уфимцева определяет языковое сознание как "сознание человека, зафиксированного с помощью языка", при этом главнейшими составляющими сознания являются значения. Она считает, что именно в значениях, которые "производятся обществом, но функционируют в деятельности и сознании конкретного индивида мы можем искать особенности мироощущения и самооценки представителя той или иной культуры... Мы рассматриваем язык и сознание как два соотносящихся вида рефлексивного бытия человека" [Уфимцева 1995:243].
Широкая трактовка понятия "языковое сознание" включает также психические механизмы, отвечающие за речевую деятельность человека. Так, по мнению Т.В. Ушаковой, термины "языковое сознание" и "речевое сознание" являются равнозначными. Тем самым языковое сознание представляется как более обширное явление, чем совокупность номинативных единиц, поскольку в речи может быть обозначен любой феномен, не имеющий специальной однословной или идиоматичной номинации [Ушакова 2004].
Для нашего исследования из всех трактовок языкового сознания выделим широко используемое понимание языкового сознания как совокупности выраженных в языке мыслительных образов, возникающих в сознании индивида при взаимодействии с окружающим миром.
Из краткого обзора основных определений языкового сознания следует вывод о намерении одних лингвистов "описать и объяснить способ существования языковых явлений в "материи" сознания и убежденность других в необходимости исследовать роль внеязыковых факторов в процессах порождения, функционирования и развития языка" [Степенко 1993:24,33].
В ходе разработки новых направлений изучения языкового сознания появилось понятие о кросскультурнои онтологии анализа этнических (этноязыковых) сознаний. При исследовании этноязыкового сознания применяются комплексные подходы контрастивного сопоставления образов сознания разных культур. Основой такого исследования послужил постулат о том, что феномены объективного мира, осмысляемые человеком в процессе деятельности и общения, фиксируются в его менталитете так, что эта фиксация воспроизводит причинные, пространственные и др. связи явлений и эмоций, проистекающие из восприятия этих феноменов, и образ мира меняется от одной культуры к другой [Леонтьев 1975].
В научной литературе широко распространено положение об этноцентризме сознания как следствии взаимодействия национального языка и культуры, взаимообусловленности языка и мышления [Леонтьев 1993; Wierzbicka 1997]. И.В. Привалова в теоретико-экспериментальном исследовании этнокультурной маркированности языкового сознания доказывает: "Культурнообу словленное сознание интегрирует знание о культурных предметах, а также правилах и нормах коммуникативного поведения. Этноязыковое сознание — это ансамбль когнитивно-эмотивных и аксиологических структур, национальная маркированность которых обеспечивает их вариабельность от одной культуры к другой" [Привалова 2005:7]. Этноязыковое сознание приравнивается к языковому сознанию, описываемому в этническом аспекте как модель языкового сознания определенного языкового коллектива, обусловленная национальной культурой. Национальный язык выступает и как средство трансляции культуры, и как способ вербального воплощения культурной традиции [Тарасов 2000:45-53]. Между тем, национальная культура неоднородна, как неоднороден национальный язык. Этноязыковое сознание также оказывается многомерным, в нем можно обнаружить разные подходы, позиции, образующие базу для обмена различным содержанием и являющиеся залогом для возникновения нового контента [Уфимцева 2002].
Интерес к языковому сознанию и его этнокультурной специфике может определяться потенциальной возможностью различных позиций субъекта при обработке воспринятой информации и воплощении знаний средствами национального языка. Неслучайно исследование языкового сознания непременно затрагивает и сферу культуры, так как любая позиция представителя этноса культурно обусловлена [Рубинштейн 1998]. Добавим, что изучение языкового сознания является важным и с точки зрения исследования языковой картины мира.
Лингвисты справедливо считают, что «языковая картина мира не самостоятельна, она неотделима от сознания», в силу того, что реальная действительность и ее вербальная интерпретация диалектически взаимозависимы. По словам Н.В. Друзиной, «вся информация из внешнего мира проходит через картину мира, системы понятий и символов, достаточно жестко зафиксированных в сознании человека» [Друзина 2005:218]. Следовательно, картина мира является продуктом истолкования окружающей реальности человеческим сознанием.
Фразеологические единицы с общим значением «худой»
Рассмотрим ФЕ, объединенные общим значением «худой» с целью исследования черт сходства и различия в системе образов, заложенной в ФЕ, описывающих одну из характеристик внешности человека, а именно худобу, в английском, русском и монгольском языках.
Приступая к рассмотрению ФЕ с общим значением «худой» в разных языках, приведем списки анализируемых фразеологизмов:
Анг. ФЕ: a bag of bones (истощённый, измождённый человек (доел. «мешок с костями»); skin and bone («кожа да кости»); a walking corpse («ходячий скелет») , «живые мощи»; as dry as a chip (высохший как щепка); as dry as a mummy (высохший как мумия); to be a shadow of one s former self (быть измученным, «одна тень осталась»); to be reduced to a skeleton (превратиться в кожу да кости , превратиться в! скелет); as thin as a lath (худой как щепка (доел. как рейка, планка )); as lean as а гаке (худой как щепка (доел, как грабли)); as thin as a rail (худой как щепка (доел, как рельса));
Рус. ФЕ: кожа да кости; ходячий скелет; живые (ходячие) мощи; одна тень осталась; в чем душа держится; (все) ребра пересчитать можно; одни ребра торчат; превратиться в скелет; худой как палк; сушеная вобла;
Мои. ФЕ: яс арьс болох (доел, кожа да кости), сувээгээр нь тэнгэр харагдмаар (доел, небо видно сквозь ребра); хэлхээтэй яс (доел, цепь костей); ясан хэдрэг (доел, костяной скребок для выделки кожи); найман ясаид хэлхсэн (доел, нанизанный на восьми костях); зууд зэрэглээ болох (доел, стать как мираж); хатсан борц шиг (доел, стать как сушеное мясо).
Таким образом, сравнивая фрагменты трех языковых картин мира, можно выделить ключевые образы, характерные для каждой из них, и общие для всех:
- английская: bones, corpse, chip, mummy, skin, shadow, skeleton, rake, rail, dry;
- русская: кожа, кости, ребра, скелет, мощи, тень, палка, вобла, сушеный;
- монгольская: ребра, кости, мираж, борц (мясо), сушеный.
При этом в трёх языках практически по принципу кальки образованы ФЕ: Анг.: skin and bone — Рус: кожа да кости - Мон.: арьс яс болох (кожа да кости); в двух языках ФЕ: Анг.: a walking corpse — Рус: ходячий труп; Анг.: to be reduced to a skeleton — Рус.: превратиться в скелет.
Это свидетельствует о взаимопроникновении образов разных культур в результате обширных культурных связей, например, через переводную литературу.
Из приведённых примеров видно, что универсальными образами, включёнными в систему концептов всех трех картин мира, являются «кости» и «ребра», а универсальным признаком - «сухой», соотносимый с признаками «сушеный», «исхудавший», «худой».
По данным Кабаковой СВ., в русской культуре образ «скелет», «кости», «ребра» восходит к архетипическому противопоставлению «жизнь — смерть», само же изображение смерти традиционно предстает в виде скелета, черепа и костей. Компоненты «скелет», «кожа да кости» соотносятся с телесным (соматическим) кодом культуры и с древнейших времен осмыслялись как символ смерти. В русской мифологии воплощение этих символов находим в образе Кощея Бессмертного, Бабы Яги Костяной ноги. В основе фразеологизма лежит один из приемов метонимического отождествления. Фразеологизм выступает как стереотипное представление о худом, изможденном человеке [БФСРЯ 2006: 493-494].
Поскольку описываемый образ оказался универсальным для всех трех картин мира, можно сделать вывод о том, что все сказанное об архетипе этого образа в русской ЯКМ экстраполируется на другие ЯКМ. У всех народов эти і образы соотносятся с соматическим кодом культуры. Воплощение их в мифологии также представлено образом костлявой смерти в английской картине мира.
Однако совсем иную «картинку» наблюдаем в монгольской культуре. Образа костлявой смерти как таковой в современной культуре нет, есть буддийское представление о реинкарнации, согласно которому человек уходит, чтобы вернуться в ином обличий: хороший человек в образе новорожденного младенца, плохой человек — в образе животного, особенно пресмыкающегося, например, ящерицы.
Но если обратиться к историческим реалиям, то узнаем, что умерший в і монгольской традиции не подлежал захоронению, его тело оставляли в степи, чтобы земля «растворила» его. Очевидно, что проезжая мимо таких останков через определенный период времени, кочевники натыкались на остатки костей, которые также должны были символизировать смерть. Совпадение стереотипа во всех рассматриваемых картинах мира позволяет говорить об универсальности данного фрагмента для всех трех картин мира.
Возвращаясь к конкретному образу «ребра», следует отметить, что в английской и русской картинах мира отображается представление о том, что рёбра можно пересчитать, а в монгольской — через них можно видеть небо. Рассмотрим компонент «ребра» в данных фразеологизмах для трех картин мира отдельно. Этот этноспецифичный образ очень наглядно демонстрирует различие в восприятии данного концепта в различных ЯКМ — для первых двух он более буквален: ведь действительно рёбра у очень худого человека можно пересчитать, а в монгольской ЯКМ открывается совершенно неожиданный для первых двух лингвоменталитетов образ: через рёбра можно «видеть небо». С точки зрения русскоязычного человека, эту «картинку» возможно вообразить только на фоне открытой местности, где трудно представить себе что-либо, кроме бескрайней степи и самого неба. Воспринимающий эту «картинку» явно должен находиться на некотором отдалении и, скорее всего, над землёй - на лошади, чтобы где-то выше линии горизонта наблюдать просвечивающее сквозь рёбра небо. При этом «кожа» -образ, такой важный для обозначения очень худого человека в предыдущих ЯКМ, как будто вовсе отсутствует в монгольской ЯКМ.
С другой стороны, в сознании монгольского человека с детства прочно закреплено представление о юрте в жаркую погоду, когда приподнимаются нижние войлочные покровы юрты, и сквозь ее решетчатые стены просвечивают солнечные лучи. В такие жаркие дни каждый ребенок, просыпаясь, видел в первую очередь небо сквозь эти открытые решетчатые стены. Видимо, данный метафорический образ и вошел в виде этноспецифичной картинки в монгольскую идиому «небо видно сквозь ребра».
Вторая монгольская фразеологическая (единица «цепь костей» подтверждает наблюдение о том, что концепт «кожа» нерелевантен для обозначения худого человека в монгольской ЯКМ. Кости объединены монгольским лингвоменталитетом в «единую цепь» без окутывающего покрова — кожи, а сам человек может быть «нанизан» на восьми костях: черепе, четырех конечностях, позвоночнике и двух плечевых костях. Такая детализация, позволяющая говорить об отнесенности монгольского фразеологизма к наивным анатомическим представлениям, является нетипичной для описываемого фрагмента в других интересующих нас языках. В продолжение мысли о нерелевантности образа «кожа» для описания худого человека в монгольской ЯКМ приведем идиому, сравнивающую человека с сушёным мясом. Образы сушёной рыбы или сушёного мяса отображают гастрономические предпочтения этносов, а также исторически доступные им виды пищи. Монголы для сушки мяса на зиму режут его на длинные тонкие полоски и без соли вялят на воздухе в тени. Кто не видел, как сушат мясо длинными тонкими полосками, тому непонятно значение. Также монголы сравнивают худого человека с костяным скребком "ясан хэдрэг". Ясан хэдрэг - это орудие из тонкой и длинной кости для выделки овчины, которое имеет с одной стороны острые зубцы, похожие на пилу.
В результате проведенного нами анализа была определена схема расширения архетипических представлений, которая представлена в следующей диаграмме №1
Общая категоризация универсальных и этноспецифических символов в зоонимических ФЕ трех языков
Сравнительно-типологическое исследование зооморфных ФЕ английского, русского и монгольского языков, описывающих качественные характеристики человека, в данной работе проводится с учетом лингвокультурологических оснований, формирующих символические смыслы зооморфных ФЕ. Начальной задачей было выявление набора универсальных (общих для трех языков), полууниверсальных (общих для двух языков) и специфичных значений с указанием в каждом из них положительных, отрицательных и нейтральных характеристик человека, заложенных в фразеологических фондах трех разноструктурных языков. Следующим этапом явилась статистическая обработка полученных данных и выявление универсальных и этноспецифичных параметров образности, лежащей в основе зооморфизмов данных языков, характеризующих человека в данных языках. ,
В результате проведенного анализа установлены следующие группы символьных смыслов, закрепившихся за зооморфными образами изучаемых языков в разных оценочных коннотациях.
1. Универсальные символьные значения:
Положительные качества и свойства:
1 .Кротость, покорность: Английские ФЕ: like a lamb; as quiet as a lamb; follow smb like sheep; can t say boo to a goose; follow smb like a dog; as an ox goes to the slaughter (этим. библ. Притчи 7:22) [Кунин 2005]; Русские ФЕ: как ягненок; мухи не обидит; божья коровка (калька с фр. Vache a Dieu [Бирих, 1999]); агнец божий; дело телячье; глядеть ягненком; Монгольские ФЕ: хонъ шиг (как ягненок); хэвтээ хонъ ургээхгуй (не вспугнет и лежащей овцы); хорхойд хоргуй (не обидит и червяка); дорлуулсэн бух (бык, в чьи ноздри вдето кольцо); уяаны нохой (собака на привязи);
2. Трудолюбие: Англ.ФЕ: as busy as a bee; a beast of burden (вьючное животное о чел-ке, кот-ый1 очень много работает); a willing horse; heavy horse; Русс.ФЕ: работать как вол (калька с фр. travailler comme boeuf [Шанский 1985]); вертеться как белка в колесе; ломовая лошадь; трудолюбивая пчела; Мои. ФЕ: морины нуруун дээрээс буух завгуй (доел, нет даже времени слезть с коня); моръ нохой ишг зутгэх (доел, усердствовать как лошадь и собака); шоргоолз ишг завгуй (занят как муравей), ухэр мал мэт зутгэх (доел, неустанно і трудиться как скот и корова (в монг. ФЕ скот и корова являются неделимым сочетанием)); шоргоолж шиг ажилсаг (трудолюбив как муравей);.
3. Ловкость: Англ.ФЕ: agile as a monkey (ловкий, проворный); РуссФЕ: чистый зверь (сильный, ловкий на работу, на дело); Мон.ФЕ: уургын моръ ишг (как конь арканщика);
4. Смелость, рискованность: Англ. ФЕ: Take the bull by the horns; bell the cat; venture a small fish to catch a great one; bold as a lion; РуссФЕ: взять быка за рога; сунуть голову в пасть льва; Мон.ФЕ: арслангиин аманд толгойгоо хийх (сунуть голову в пасть льва); уулын бургэд (горный орел); уйл н ирсэн хулгана муурын суулээр оролдох (мышке на свою беду нарываться на кошкин хвост;
5. Величественность, сила: Англ.ФЕ: A gr-eat Поп; a big fish; a fat cat Русс.ФЕ: важная птица; крупная птица; светская львица; Мон.ФЕ: арслан бар (лев с тигром);
6. Красота, изящество: Англ.ФЕ: as graceful as a swan; Русс.ФЕ .белая лебедь; Мон.ФЕ: уулын буга(согоо) (горная лань).
7. Независимость, свобода: Англ.ФЕ: asfi ee as a bird; РуссФЕ: вольная птица; Мои. ФЕ: хээрийн горос (степная антилопа);
Отрицательные качества и свойства:
1. Свирепость, ярость: Англ.ФЕ: With a lash of scorpions; a bull at a gate; bellow like a bull; one s monkey is up; Русс.ФЕ: смотреть волколі; дразнить гусей; Мон. ФЕ: ямаан омог (козлиный гнев);
2. Жестокость, агрессивность, насилие: Англ.ФЕ: the big bad wolf (слова из песенки в мультфильме У. Диснея "Три поросенка" (1933г.) [Кунин 2005]); Русс.ФЕ: держать в ежовых рукавицах; лупить как Сидорову козу; гнуть в бараний рог; злой как собака; Мон.ФЕ: хонинд орсон чоно шиг (как волк в овчарне); зуудаг нохой (кусачая собака);
3. Неприязнь, враждебность: Англ.ФЕ: a cat-and-dog existence; give smb rats; a snake in the grass;a sly fox; as cunning as a fox; Русс.ФЕ: как кошка с собакой; спускать собаку; черная кошка пробежала; два медведя в одной берлоге не уживутся; человек человеку волк; Мон. ФЕ: хонъ чоно хоер (как овца с волком); нохой гахайдаа хурэх (докатиться до уровня собаки и свиньи); хун хундээ чоно (человек человеку волк);
4. Хитрость, коварство, лицемерие: Англ.ФЕ: A wolf in a sheep s clothing; a sly dog; pluck a pigeon; wriggle like a cut snake; crocodile s tears; as slippery as an eel; to play the fox; a sly fox; as cunning as a fox; a snake in the grass; РуссФЕ: кума лиса; гусь лапчатый; лисой прикидывается; крокодиловы слезы; волк в овечьей шкуре; змея подколодная; змей - горыныч; змей — искуситель; хитрый как лиса; Мон.ФЕ: оготны нухээр багтах (пролезть сквозь мышиную норку); нохой хун (человек-собака);
5. Испуг, страх: Англ.ФЕ: timid as a hare; scared as a rabbit; РуссФЕ: труслив как заяц; заячья душа; как загнанный зверь; пуганая ворона; Мон.ФЕ: туулай зурх гаргах (заячье сердце); харцаганд ээрэгдсэн болжмор шиг (как воробей, гонимый ястребом);
6. Легкомыслие, беспечность: Англ.ФЕ: a gay dog; a loose fish; a gay bird; light as a butterfly; РуссФЕ: как ночной мотылек; Мон.ФЕ: дэнгий эрвээхэй (как ночной мотылек);
7. Сбиться с пути, потеряться: Англ.ФЕ: a lost sheep; РуссФЕ: заблудшая овца; Мон.ФЕ: нохойн замаар орох (вступить на собачий путь); алдуул мал (потерянный скот);
8. Беспокойство, неловкость, суета: Англ.ФЕ: Like a cat on hot-bricks; as nervous as a cat; like a cat in a strange garret; get butterflies in one s stomach; a fish out of water; lead a dog s life; РуссФЕ: словно муха укусила; мышиная беготня/возня; вертеться волчком; как угорелая кошка; пустить волчка в голову; Мон. ФЕ: оромний от шиг (как червь в пенках на молоке); оттэй тэмээ шиг (как верблюд с червями); суу долоосон голог шиг (как щенок,облизаеший молоко);
9. Упрямство, глупость: Англ.ФЕ: Act the goat; stubborn as an ass; act the ass; as silly as a goose; РуссФЕ: упрям как осел; как свинья в апельсинах; бред собачий;куриные мозги; курья голова; глуп как гусъ;глуп как сивый мерин; бред сивой кобылы; Мон.ФЕ: илжиг шиг (как осел); эргуу хурга шиг (как глупый ягненок); ухаанд нъухнаухэх (с дохлым козлом в уме); мал толгойт (голова как у скота); доргуй бух (упрям как бык без кольца в ноздрях); ухэр шиг зорууд, тэнэг (глупый/упрямый как корова);
10. Мрачность, тоскливость: Англ.ФЕ: a sad dog; as grave as an owl; as melancholy as a cat; be kittle cattle to\shoe; РуссФЕ: кошки скребут на душе; мухи дохнут; Мон.ФЕ: хийморийг нъ ямаахивэх (коза сжевала весь настрой);
11. Болтливость: Англ.ФЕ: Shoot the bull; let the cat out of the bag; to chat like a magpie; Русс.ФЕ: трещать как сорока; Мон.ФЕ: шаазгай шиг шагшрах (как сорока щелкать языком);
12. Подлость, нахальство: Англ.ФЕ: Yellow dog; a black sheep; be lower than a snake; black beast; make a beast of oneself; a dirty dog; Русс.ФЕ: подложить свинью; собачья душа; собачий огрызок; Мон.ФЕ: нохой хун (человек-собака) ;
13. Неблагодарность: Англ.ФЕ: to nourish a viper in one s bosom; Русс.ФЕ: отогревать змею на груди; Мон.ФЕ: ороедсон чоно ор ходрох (сжалился над волком, а в ответ тот ринулся на тебя); тэжээсэн бяруу тэрэг эвдэх (вскормленному теленку телегу сломать);
14. Неуклюжесть: Англ.ФЕ: Dance like an elephant; a bull in a china shop; РуссФЕ: неуклюжий как медведь; как сонная муха; писать как курща лапой;слон в посудной лавке; Мон.ФЕ: тэмээний шийр тэерэх (обнять ноги у верблюда); хогшин тэмээ хэвтэж байгаа юм шиг (как лежащий старый верблюд);
15. Медлительность: Англ.ФЕ: at snail s gallop; РуссФЕ: черепашьим шагом; тянуть кота за хвост; Мон.ФЕ: ухэр тэрэг шиг (как телега, запряэгсенная быком); бээрсэн аалз шиг (как паук промерзший);
16. Странность, эксцентричность: Англ.ФЕ: an odd fish; Русс.ФЕ: белая ворона; Мон.ФЕ: бохгуй тэмээ (верблюд без горба); эвэртэй туулай (заяц с рогами).
17. Непонятный, скрытый: Англ.ФЕ: a dark horse; РуссФЕ: темная лошадка; Мои. ФЕ: битуу моръ (замкнутая лошадь);
18. Безобразный, некрасивый: Англ.ФЕ: ugly duck; РуссФЕ: гадкий утенок; Мон.ФЕ: хоотэй толог шиг (как теленок с сажей)
Модели культурных кодов для зооморфных ФЕ
Зооморфные коды культуры — это совокупность обусловленных культурой стереотипных представлений о свойствах, характеристиках или особенностях поведения животных, которые выступают как источник осмысления человеком мира. Зооморфные ФЕ в первую очередь содержат высказывания о человеке — центральной фигуре любой языковой картины мира [Телия 2006].
Проведенный нами анализ зооморфных ФЕ позволяет представить соотнесенность идиом с культурными кодами в рассматриваемых языковых картинах мира и выявить модели, по которым проходит "сцепление" кодов различных этносов. (Полный список моделей смотрите в Приложении).
1. Зооморфный + деятельностный: у1иг..- follow smb like a sheepdance like an elephant;; Рус: мухи не обидит; комара не обидит; Мон.: шаазгай ишг ишгшрах (как сорока щелкать языком); унэг гуйцэх (догнать лису);
2. Зооморфный + качественный: Анг.: as quiet as a lamb; a tame cat; Рус: старый волк; хитрый как лиса; Мон.: хогшин чоно (старый волк); эргуу хурга шиг (как глупый ягненок);
3. Зооморфный + природный: Анг. ЯКМ: a snake in the grass; a fish out of water; Рус ЯКМ: морской волк; Мон. ЯКМ: газрын битэг адил (как земляной червь);
4. Зооморфный + артефактный: Анг.: like a cat on hotbricks; a cat in pan; Рус: волк в овчарне; собака на сене; Мон.: уургын моръ шиг (доел, как конь для аркана);
5. Зооморфный + антропный: Анг.: a willing horse; as nervous as a cat; ; Рус: дело телячье; светская львица; Мон.: ямаан омог(козлиный гнев);
6. Зооморфный + соматический: Анг.: crocodile s tears; get butterflies in one s stomach; Рус: крокодиловы слезы; орлиный нос; Мои.: туулай зурх гаргах (заячье сердце). (Всего 42 наборов. См. Приложение).
Монгольские коды: зооморфный соматический деятельностный качественный природный религиозный артефактный числовой кулинарный
Наложение культурных кодов позволяет говорить об универсальности одних и этноспецифичности других. Суммируя культурные коды, использованные в рассматриваемых ФЕ, мы получаем следующую картину:
Зооморфный Соматический Деятельностный Качественный Природный Религиозный артефактный числовой Пространственный Цветовой Английские коды культуры: Русские коды: временной растительный зооморфный соматический деятельностный качественный природный религиозный артефактный числовой кулинарный пространственный цветовой временной архитектурный
Анализ показывает, что все коды в данных трех ЯКМ соотносимы друг с другом.
Исходя из результатов соотнесенности зоонимов с кодами культуры, мы приходим к следующим выводам:
Выражение в языковой картине мира универсальных этнических мировоззрений подтверждается функционированием зооморфных ФЕ, характеризующих человека, в разносистемных языках: монгольском, русском и английском. Универсальными для данных трех ЯКМ являются 11 из 42 наборов кодов культуры: зооморфно-деятельностный, зооморфно-качественный, зооморфно-природный, зооморфно-артефактный, зооморфно-антропный, зооморфно-соматический, зооморфно-временной, зооморфно-зооморфный, зооморфно-антропно-артефактный, зооморфно-антропно-соматический, зооморфно-зооморфно-антропный. Для русского и английского языков 6 наборов культурных кодов совпадают: зооморфный, зооморфно-числовой, зооморфно-религиозный, зооморфно-пространственный, зооморфно-цветовой, зооморфно-антропно-природный; для английского и монгольского языков — 2 набора: зооморфно-антропно-пространственный, зооморфно-зооморфно антропный; а для русского и монгольского языков существуют 4 общих набора кодов: зооморфно-гастрономический, зооморфно-антропно-духовный, зооморфно-антропно-временной и зооморфно-антропно-числово пространственный.
Несмотря на эту общность, существуют также некоторые различия в менталитетах данных этносов. В английском языке отсутствуют кулинарный, временной и, растительный коды, в русском языке — растительный и архитектурный коды, а в монгольском — пространственный, цветовой и архитектурный коды. Только в английском языке присутствуют зооморфно-архитектурный, зооморфно-числово-качественный, зооморфно-весовой, зооморфно-артефактно-качественный, зооморфно-качественно-архитектурный, зооморфно-цветово-соматический, зооморфно-зооморфно-артефактный коды культуры; только в русском языке — зооморфно-духовный, зооморфно-антропно-цветовой, зооморфно-деятельностно-пространственный, зооморфно-артефактно-гастрономический, зооморфно-зооморфно-зооморфный, и только в монгольском языке - зооморфно-антропно-растительный, зооморфно-временно-временной, зооморфно-антропно-числовой, зооморфно-соматическо-качественный, зооморфно-гастрономическо-деятельностный коды культуры. Таким образом, можно сказать, что этноспецифйчные различия позволяют судить об особенностях менталитетов, детерминированных культурно-историческими, религиозно-мифологическими, географическими и природно-климатическими факторами.
