Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Молчание в структуре вербальной и невербальной коммуникации 13
1.1 . Молчание и слово: аспекты взаимодействия 17
1.2. Молчание в системе знаков невербального выражения смысла: умолчание, пауза, безмолвие, тишина 24
Глава II. Коммуникативно значимое молчание: семантика и стратегии 33
2.1 . Молчание: лингво-когнитивный подход 33
2.2. Молчание говорящего и слушающего 36
2.3. Молчание в социальном контексте 42
2.4. Молчание: вопрос об этнокультурной специфике 44
2.5. Субъект молчания 49
2.6. "Молчание-стратегии" 53
2.7. Реакция на молчание 58
2.8. Функции молчания в коммуникации 60
2..8.Характеристики коммуникативно значимого молчания: 63
2.9.1.Длительность как характеристика молчания 63
2.9.2.Эмоциональная окрашенность как характеристика молчания 63
2.9.3. Истинностный аспект молчания 67
2.9.4. Молчание как знак 69
2.10.Молчание в контексте культуры ("надкоммуникативное" молчание) 71
2.10.1.Молчание: мифолого-ритуальный тезаурус 71
2.10.2. Молчание в контексте религиозно мистической практики 76
2.10.3. Молчание как литературный прием и образ 79
Глава III. Дискурс молчания в ранней прозе Леонида Андреева (19001910-е гг.) 87
3.1 . Коммуникативное пространство рассказа "Молчание" 101
3.2. Мифологическое пространство рассказа "Молчание" 108
3.3. Молчание и дискурс 117
3.3.1 .Типология силентур в ранней прозе Л.Андреева 127
Заключение 134
Библиография 140
Источники исследования 152
Принятые сокращения 154
Приложение 155
- Молчание и слово: аспекты взаимодействия
- Молчание в системе знаков невербального выражения смысла: умолчание, пауза, безмолвие, тишина
- Молчание: лингво-когнитивный подход
- Коммуникативное пространство рассказа "Молчание"
Введение к работе
Известно, что многие биологические виды (причем не только приматы), располагают мозговым аппаратом, более чем достаточным для восприятия системы различных криков, которая условно может быть названа "языком". Тем не менее, эта система имеет отношение скорее к голосовым связкам, чем к языку. В человеке же, и только в нем, возникла потребность общения, несопоставимая с обменом сигналов у прочих видов, и она могла зародиться лишь потому, что человеку крайне много надо было сказать. В нем было нечто, чего не было ни в одном другом животном, а именно - переполняющий его внутренний мир, жаждавший быть выраженным, изреченным.
Молчание - противоречивый, многоплановый, крайне важный психолого-коммуникативный феномен. Проблема молчания - одна из центральных в человеческой жизни. Строго говоря, данное явление никогда нельзя считать понятым до конца, поскольку всякий раз в каждой новой ситуации молчание приобретает качественно новые характеристики и черты.
Человек социален, хотя зачастую и необщителен, и его принадлежность к определенному социуму никак не связана с его общительностью. В самых сокровенных глубинах каждого человека уже заложена информационная модель конкретного общества. Но верно и обратное. Индивидуум, который хочет высказать что-то очень свое, что-то новое, часто не находит в существующих речениях, в системе принятых словоупотреблений ничего адекватного тому, что он хочет высказать. Тогда индивидуум либо изобретает новый оборот речи, который может быть подхвачен достаточным числом других людей и закрепится в языке как общепринятый, либо не говорит, молчит.
О сущности молчания философы, гностики и мистики спорят тысячелетия, но попытки обобщить представления и знания о молчании, сколько-нибудь полно выразить понимание этого феномена начались не так давно. Правомерно считать, что XIX век - начало пристального внимания к феномену молчания. Именно тогда европейское сознание впервые серьезно сфокусировалось не только на слове как характеристике человека, но и на его (слова) отсутствии как на одном из неотъемлемых знаков и признаков человеческой коммуникации.
Тем не менее, активное исследование этого явления учеными, философами, лингвистами началось совсем недавно: на Западе - с середины XX века (см. работы Baden, 1952; Choisy, 1965; Steiner, 1967; Basso, 1970; Tyler, 1978; Burke, 1993 и другие), а в России - в последние два десятилетия, наиболее интенсивно - с н. 1990-х гг. [Некоторое время назад известный филолог и публицист Михаил Эпштейн справедливо говорил о том, что существует наука о языке - лингвистика, но не существует науки о молчании, которую он именует "сайлентологией". Именно с ее позиций автор предлагает исследовать природу речи:
"Ведь могла же у нас в 1930-е годы возникнуть группа сайлентологов, которые создали бы учение о паузах, о формах умолчания и замалчивания, о единицах молчания - "молках", определяющих глубину метафорических сдвигов и эзопова языка. Благо материала было предостаточно, вся страна молчала, и каждый молчал по-своему, в зависимости от того, чего он не говорил; значит, и смысл молчания был разный..." (Эпштейн, 1999)].
Тем не менее, наиболее активно исследуется проблема молчания в русле одного из направлений лингвистики - функциональной прагматики, а конкретно - в работах Н.Д.Арутюновой (1994, 2000), С.В.Крестинского (1989, 1991, 1990,1993), В.В.Богданова (1986), К.А.Богданова (1998), Г.Г.Почепцова (1986) и других. Отметим, что проблема молчания рассматривается здесь на уровне реальности человеческого общения и деятельности, мышления и сознания, т.е. на уровне речевой коммуникации и коммуникативного поведения.
Теоретической основой для изучения молчания, таким образом, является парадигма зарубежных и отечественных концепций, выработанных в русле как классического языкознания, так и функциональной прагматики, теории речевых актов и философской герменевтики.
Многие авторы, рассматривающие феноменологию молчания с философских позиций, признают, что молчание - такая же неотъемлемая характеристика человека, как и речь, и неотделимо от него. Молчание ни в коем случае не является антитезой речи, оно укоренено в повседневной бытовой и социальной жизни, оно появляется всюду, где взаимодействуют люди; молчание - знак человеческой коммуникации (ср.: "Речь - клевета. Молчание - ложь. За пределами речи и молчания есть выход". Так предполагает китайский афоризм, полностью снимающий оппозицию молчания и слова на уровне восприятия и семантики). Основной вопрос, отсюда, заключается не в том, существует ли молчание в принципе, а в том, каково его значение и удельный вес в каждом конкретном случае.
Поскольку молчание является неотъемлемой частью человеческого бытия, появляется в самых различных ситуациях, данное явление толкуется достаточно разнопланово. Молчание можно трактовать, как минимум, с трех позиций: этически (в рамках "сильной" и "слабой" этики - Арутюнова, 2000, с.62), с точки зрения физиологической и/или психологической обусловленности и эмоционально-чувственно. В любом случае, как это ни парадоксально, человек без молчания и вне молчания в принципе не может быть адекватен самому себе, своей изначальной коммуникативной сущности. Так, с одной стороны, общество постоянно требует известной доли вербализации и ставит человека в такие условия, в которых "раздаются" поведенческие маски и выполняются различные социальные роли. Несоблюдение конвенций вербализации выводит ситуацию молчания за рамки поведенческой нормы:
"...Парочка за соседним столиком была погружена в бесконечное молчание. Хранить молчание на виду у всех - дело нелегкое. Куда эти двое должны были девать глаза? Набрав воды в рот, смотреть друг на друга - что может быть комичнее? Пялиться в потолок? Это придало бы игре в молчанку еще более показной характер..." (Кундера, 2002, С.224).
С другой стороны, в каждом из нас как неотъемлемая часть существует то, что объективно не может быть высказано по тем или иным причинам. О невыразимой языком обычного анализа сущности молчания свидетельствует фольклор. Вот только несколько примеров (Даль, 1999, т.З. с. 340):
Молча легче.
Кто молчит, не грешит. Кто молчит, не спорит (а кто спорит, не
молчит).
Не стыдно молчать, когда нечего сказать.
Умный молчит, когда дурак ворчит.
Молчи, коли Бог разуму не дал!
Не та собака кусает, что лает, а та, что молчит, да хвостом виляет.
Кто молчит, тот двух научит.
Говорить беда, а молчать другая.
Крепкое молчанье ни в чем не ответ.
Доброе молчанье лучше худого ворчанья.
Доброе молчанье чем не ответ?
Молчанье золотое словечко. Молчанье знак согласия.
И за молчанье гостинцы дают.
Он и молчком ругнет.
Молчбою прав не будешь.
Приведенные примеры красноречиво свидетельствуют о противоречивой оценке человеком молчания в зависимости от ситуации и характеристик субъекта коммуникации. С одной стороны, молчание может оцениваться и позитивно (как золото, правда, не-грех, как ответ, т.е. как социально одобряемая позиция), и, наоборот, отрицательно (как неправота, не-ответ, ложь, признак небольшого ума и т.д.).
В повседневной жизни люди часто используют слова "молчание", "умолчание", "пауза", "тишина" в качестве синонимов, однако эти понятия с точки зрения семантики имеют различное содержание. Кроме того, молчание в некоторых случаях рассматривается и как нереализованная возможность говорящей речи - как потенция, как внутренняя речь.
В целом можно констатировать, что для рассмотрения феномена молчания термины "анализ", "определение", "понятие" наименее оптимальны и пригодны. Сущность молчания не может быть количественно описана и эмпирически доказана. К сожалению, степень точности при анализе молчания в системе привычных научных категорий практически равна нулю. Постулировать молчание и вводить его в строгие рамки научных дефиниций - изначальное заблуждение, поскольку экзистенциальный смысл молчания делает любое толкование условным, а существующая терминология сужает то значение и знание, которое несет в себе молчание и которое изначально не может быть формализовано. Таким образом, в данной работе делается попытка не столько анализа, сколько "разговора на языке молчания", погружения в его систему координат.
Исходя из сказанного, целью исследования является выявление и описание комплексной специфики коммуникативно значимого молчания в системе художественного текста (который мы рассматриваем как прообраз реальной коммуникативной, дискурсной модели). Таким образом, объектом изучения в диссертации является коммуникативно значимое молчание (т.е.
рассматриваемое в системе речи и дискурса), взятое в комплексе психологических, социальных, культурных характеристик и исследуемое в конкретном художественном тексте (на примере ранней прозы Л.Андреева).
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
Описание "основ" молчания, его коммуникативных характеристик в системе культуры и социума. Таковыми (основополагающими характеристиками) являются:
молчание говорящего и слушающего, молчание в социальном контексте;
молчание и его возможные вариативные характеристики в определенной этнокультуре (в данном случае мы выдвигаем гипотезу о возможной обусловленности молчания определенными чертами менталитета той или иной нации - по аналогии с речью);
субъект молчания (индивидуализированные параметры молчания);
стратегии использования молчания (цели и тактики) в общении;
возможные коммуникативные реакции на молчание;
функции молчания в коммуникации;
качественные параметры коммуникативно значимого молчания (длительность, эмоциональная окрашенность, истинность, знаковость).
Рассмотрение молчания в рамках культуры (в мифолого-ритуальном, религиозно-мистическом и литературном контексте).
Анализ молчания как поведенческой стратегии в художественном тексте (на примере прозы Л.Андреева 1900-1910-х гг.).
Актуальность данной темы объясняется, во-первых, очевидной значимостью молчания как единицы общения и поведения и, во-вторых, недостаточной степенью разработанности вопроса в отечественной психолингвистике и лингвистической прагматике. В данном случае следует упомянуть об отсутствии комплексного подхода к описанию молчания с как минимум трех точек зрения: лингвистической (прагматической, поведенческой), культурологической, текстовой и метатекстовой.
Научная новизна и теоретическая значимость исследования заключаются в следующем:
впервые выработано и представлено полное, комплексное определение молчания;
сделана попытка системно представить взаимоотношения молчания и слова в коммуникации;
разработана методика анализа молчания в русле лингво-когнитивного подхода (по модели фрейма);
исследованы и описаны лингво-культурные особенности молчания в ранней прозе Л.Андреева;
предложена авторская терминологическая система, которая, как представляется, дает возможность более адекватного постижения феномена молчания не только в литературном тексте, но и в рамках повседневной коммуникации.
Практическая значимость исследования связана во-первых, с возможностью применения данной модели анализа на любом другом лингвистическом материале и, во-вторых, с возможностью использования данного материала в учебных курсах по культурологии, теории коммуникации, психолингвистике, прагматике.
Материалом для исследования послужили текстовые отрывки из произведений русской классической литературы, поэтические тексты, современная драматургия и проза отечественных и зарубежных авторов. Основной акцент в работе сделан на исследовании малой прозы Леонида Андреева рубежа веков (1900-1910 гг.).
Методологической основой диссертации является системный подход, включающий когнитивный, пргматический, лингвистический и
лингвокультурологический подходы. Использованные методы: гипотико- дедуктивный, индуктивный, описательный, метод классификации, метод построения лингвистической модели, метод содержательного анализа текста, описательно-сопоставительный, метод дефиниционного анализа, элементы когнтитивной интерпретации (включая деятельностный, фреймовый подход к анализу молчания, предложенный А.Н.Барановым и А.А.Леонтьевым).
На защиту выносятся следующие положения:
В рамках комплексного, системного подхода молчание можно рассматривать как полифункциональную коммуникативную единицу,
выступающую в качестве коммуникативной стратегии в определенной ситуации социального взаимодействия (диалог или полилог). Качественные и количественные характеристики молчания (длительность, эмоциональная окрашенность, истинность/ложность, знаковость) варьируются в зависимости от характеристик субъекта молчания (пол, возраст, социальный статус), а также от особенностей коммуникативной ситуации. Молчание как речевой акт имеет спектр коммуникативных функций и набор реакций на применение данной стратегии.
По аналогии с речью, сущностные характеристики молчания могут быть обусловлены определенными чертами менталитета той или иной нации (гипотеза о национальной специфике молчания).
Коммуникативно значимое молчание, рассматриваемое в системе
(
художественного текста, может являться прообразом, условной моделью / молчания в реальном коммуникативном и культурном контексте.
Молчание в прозе Л.Андреева носит характер коммуникативно- поведенческой стратегии и является более коммуникативно нагруженным, нежели молчание в обычном акте общения (в силу определенных идеологических и мировоззренческих причин).
Молчание в прозе Л.Андреева имеет четко прослеживаемые
мифологические корни (связь с волшебной сказкой).
Молчание в прозе Л.Андреева является частью особой, "рубежной" ментальности, элементом "рубежной" картины мира, выстраиваемой в прозе автора (в частности, в малой прозе).
На фоне типов речи (TP), выделяемых в текстах определенного автора, могут быть выделены и типы молчания (ТМ), также характерные и значимые для его художественной картины мира.
Молчание в художественном тексте, взятое для анализа в рамках исторического и лингвокультурологического пространства, может быть
обозначено как "силентура" (от англ.< silent) - молчание в рамках j дискурса; молчание, "погруженное в жизнь"; молчание в системе I лингвокультурного семиотического комлекса. В рамках того или иного | дискурса можно говорить о зависимости молчания от социокультурных характеристик, паралингвистического и лингвистического окружения, т.е. о типологии силентур.
Апробация работы. По теме диссертации опубликовано 5 работ. Результаты исследования были представлены на всероссийских и областных научных конференциях (Москва, 2000; Ярославль, 2000, 2001). Диссертация обсуждалась на кафедре иностранных языков и литератур Ярославского Государственного педагогического Университета им. К.Д.Ушинского.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, списка источников, а также списка принятых в работе сокращений и Приложения (текст рассказа JI. Андреева «Молчание»). Объем диссертации составляет 153 печатную страницу.
Все примеры из художественной и публицистической литературы в работе выделены курсивом.
Молчание и слово: аспекты взаимодействия
Итак, очевидно, что молчание - абсолютное молчание (имеющее место при отсутствии дискурса со стороны субъекта коммуникации в тот момент, когда дискурс ожидается - Кибрик, 1991, С.49) - достаточно трудно определить с той степенью точности, которая не допустила бы его смешения с другими формами отсутствия речи/вербального выражения мысли - с вариантами, коррелятами молчания. Поэтому, в первую очередь, следует отделить коммуникативный акт молчания (KAM) от иных (но коммуникативных ли?) знаков невербального выражения смысла, т.е. от умолчания, паузы, безмолвия, тишины, немоты, что позволит впоследствии вывести "чистое", максимально адекватное сути рассматриваемого явления определение молчания.
1. Умолчание. В первую очередь эта речевая тактика затрагивает тот из постулатов ("максим") Г.П.Грайса, который касается истинности информации в оптимальном речевом общении (Грайс, 1985, С.217-237). На фоне умолчания антонимичной лексемой для глагола "умолчать" (т.е. "умышленно утаить") является "проговориться" - нечаянно сказать то, что не подлежит вербализации.
Русский фольклор предлагает следующие пословицы, касающиеся противоречивой прагматики умолчания: "Умолчание - молчаливая ложь. Умолчание - ложь молчания", и, с другой стороны, - "Умолчал, но не солгал. Умолчать - не значит солгать". Последние два варианта касаются этических
Таким образом, что-то обязательно вербализуется, а что-то (иногда достаточно важное и весомое) - нет. Умолчанное входит в общий контекст ситуации, обеспечивая тем самым ее коммуникативную "плотность": ведь очень часто за простыми этикетными фразами следуют некие "лакуны", о наличии которых собеседники одинаково осведомлены, и разъяснение смысла и содержания этих "лакун" не входит в прагматический рисунок данной коммуникативной ситуации [ср. общение влюбленных, когда у обоих "язык не поворачивается" сказать самое главное: "...Она обернулась, и вдруг в общую оживленную беседу врезалось молчание троих, втройне накаленное молчание..." (Саган, 1999, С. 198) "Лиза хотела ответить Лаврецкому - и ни слова не вымолвила, не оттого, что она решилась "спешить"; но оттого, что сердце у ней слишком сильно билось и чувство, похожее на страх, захватило дыхание". (Тургенев, 1988, С. 60) Сказать не могу я... Но слова, что тебе не скажу, Бурей волнуют грудь. причем одна пропозиция может входить в разные КА (ЛЭС, 1991, с. 412-413). Им не дано исхода. Остались лишь в сердце моем. (Аривара Нарихира, 2002)]
Умолчание выступает естественной коммуникативной нормой в случаях, когда общение обусловлено конвенциональными пропозициями, принятыми в данном социуме, и не может нормально протекать при их отсутствии (ср.: "Передай мне соль" - здесь подразумевается, что пищу едят с солью, и это делает пищу вкуснее; что в данном случае пища недосолена и т.д.).
Умолчание также наблюдается при несоответствии высказывания или последовательности высказываний деятелъностной ситуации, т.е. в том случае, когда происходит импликация личностного отношения коммуниканта к ситуации общения и/или к тому, о чем умалчивается. Часто в данном случае существует потребность заполнить паузу, создавая видимость актуальности фатического общения (Долинин, 1983, С.43). Мы, таким образом, в повседневном, бытовом общении сообщаем только самое актуальное, оставляя за скобками весь тот огромный пласт информации, без знания которой коммуникантами и на сообщение которой потребовалось бы огромное количество времени.
Умолчать, таким образом, значит умышленно или интуитивно не сказать о чем-либо. У.Эко в "Записках на полях "Имени Розы" называет фигурой умолчания ("ргегегШо") коммуникативную ситуацию, когда незачем рассказывать о вещи, которую все прекрасно знают, и тем самым - умолчанием - об этой вещи и рассказывается (Эко, 1989, С.446). Умолчание здесь - намеренная недомолвка, намек на невысказанное и недоговоренное.
В целом можно полагать, что умолчание используется тогда, когда информация: а) очевидна, б) неизвестна, в) несущественна, или г) если говорящий хочет ее скрыть или завуалировать (Кибрик, 1991, с.49-50):
"...У нее никогда не было от него никаких тайн , она умалчивала лишь о том, чего он сам не захотел бы услышать (Кундера, 2002, С.241).
Умолчание коммуникативно значимо и имеет соответствующие причины; в зависимости от обстоятельств адресат может либо однозначно восполнить имплицированную информацию, либо строить те или иные догадки относительно ее характера (Богданов, 1986, С. 17).
2. Пауза. В основной массе литературы пауза рассматривается как выделение какого-либо фрагмента, части текста в целой его совокупности. Это перерыв, остановка в речи, небольшой "сбой" в ритме, который слышен непрерывно, и этот "сбой" призван, осознанно или неосознанно для самого говорящего, оттенить, наполнить смыслом окружающий его текст, досказать что-то помимо слов (Крестинский, 1989, С.92). Пауза, как и тишина, часто квалифицируется как молчание коммуникативно незначимое - как задержка начала речевого акта, но не его отмена и, тем более, не его замена (в отличие от молчания). Пауза, таким образом, в большинстве случаев коммуникативно нерелевантна, хотя коммуникативная значимость пауз не исключена (Богданов, 1986, С. 17).
Пауза - естественный коммуникативный ход (например, чтобы собраться с мыслями, найти подходящее слово, сделать передышку и т.д.), но она искусственна, будучи использована как прием. В.Даль определяет паузу не только как внезапную остановку речи, но и как "знак молчания" (Даль, 1998, С. 678), т.е., очевидно, как маркер молчания в тексте (в частности, в драматическом произведении).
Паузация, естественно, может быть отнесена к числу важнейших фонетических средств речевого контакта (Фрейдина, 1993, С.43). Она участвует в привлечении внимания собеседника к высказыванию, а также в создании адекватной тональности общения. Интонологические эксперименты показывают, что более длительные паузы характерны для общения, протекающего в рамках доброжелательной тональности, что особенно ярко проявляется при диалоге. Увеличение длительности пауз также создает условия для более успешной передачи информации и обеспечения эффективности речевого воздействия. (Время паузы в диалоге воспринимается по-разному - и минутную паузу можно не заметить, а можно воспринять как вечность).
Молчание в системе знаков невербального выражения смысла: умолчание, пауза, безмолвие, тишина
Итак, очевидно, что молчание - абсолютное молчание (имеющее место при отсутствии дискурса со стороны субъекта коммуникации в тот момент, когда дискурс ожидается - Кибрик, 1991, С.49) - достаточно трудно определить с той степенью точности, которая не допустила бы его смешения с другими формами отсутствия речи/вербального выражения мысли - с вариантами, коррелятами молчания. Поэтому, в первую очередь, следует отделить коммуникативный акт молчания (KAM) от иных (но коммуникативных ли?) знаков невербального выражения смысла, т.е. от умолчания, паузы, безмолвия, тишины, немоты, что позволит впоследствии вывести "чистое", максимально адекватное сути рассматриваемого явления определение молчания.
1. Умолчание. В первую очередь эта речевая тактика затрагивает тот из постулатов ("максим") Г.П.Грайса, который касается истинности информации в оптимальном речевом общении (Грайс, 1985, С.217-237). На фоне умолчания антонимичной лексемой для глагола "умолчать" (т.е. "умышленно утаить") является "проговориться" - нечаянно сказать то, что не подлежит вербализации.
Русский фольклор предлагает следующие пословицы, касающиеся противоречивой прагматики умолчания: "Умолчание - молчаливая ложь. Умолчание - ложь молчания", и, с другой стороны, - "Умолчал, но не солгал. Умолчать - не значит солгать". Последние два варианта касаются этических
Таким образом, что-то обязательно вербализуется, а что-то (иногда достаточно важное и весомое) - нет. Умолчанное входит в общий контекст ситуации, обеспечивая тем самым ее коммуникативную "плотность": ведь очень часто за простыми этикетными фразами следуют некие "лакуны", о наличии которых собеседники одинаково осведомлены, и разъяснение смысла и содержания этих "лакун" не входит в прагматический рисунок данной коммуникативной ситуации [ср. общение влюбленных, когда у обоих "язык не поворачивается" сказать самое главное:
"...Она обернулась, и вдруг в общую оживленную беседу врезалось молчание троих, втройне накаленное молчание..." (Саган, 1999, С. 198)
"Лиза хотела ответить Лаврецкому - и ни слова не вымолвила, не оттого, что она решилась "спешить"; но оттого, что сердце у ней слишком сильно билось и чувство, похожее на страх, захватило дыхание". (Тургенев, 1988, С. 60) Сказать не могу я... Но слова, что тебе не скажу, Бурей волнуют грудь. причем одна пропозиция может входить в разные КА (ЛЭС, 1991, с. 412-413). Им не дано исхода. Остались лишь в сердце моем. (Аривара Нарихира, 2002)]
Умолчание выступает естественной коммуникативной нормой в случаях, когда общение обусловлено конвенциональными пропозициями, принятыми в данном социуме, и не может нормально протекать при их отсутствии (ср.: "Передай мне соль" - здесь подразумевается, что пищу едят с солью, и это делает пищу вкуснее; что в данном случае пища недосолена и т.д.).
Умолчание также наблюдается при несоответствии высказывания или последовательности высказываний деятелъностной ситуации, т.е. в том случае, когда происходит импликация личностного отношения коммуниканта к ситуации общения и/или к тому, о чем умалчивается. Часто в данном случае существует потребность заполнить паузу, создавая видимость актуальности фатического общения (Долинин, 1983, С.43). Мы, таким образом, в повседневном, бытовом общении сообщаем только самое актуальное, оставляя за скобками весь тот огромный пласт информации, без знания которой коммуникантами и на сообщение которой потребовалось бы огромное количество времени.
Умолчать, таким образом, значит умышленно или интуитивно не сказать о чем-либо. У.Эко в "Записках на полях "Имени Розы" называет фигурой умолчания ("ргегегШо") коммуникативную ситуацию, когда незачем рассказывать о вещи, которую все прекрасно знают, и тем самым - умолчанием - об этой вещи и рассказывается (Эко, 1989, С.446). Умолчание здесь - намеренная недомолвка, намек на невысказанное и недоговоренное.
В целом можно полагать, что умолчание используется тогда, когда информация: а) очевидна, б) неизвестна, в) несущественна, или г) если говорящий хочет ее скрыть или завуалировать (Кибрик, 1991, с.49-50):
"...У нее никогда не было от него никаких тайн , она умалчивала лишь о том, чего он сам не захотел бы услышать (Кундера, 2002, С.241).
Умолчание коммуникативно значимо и имеет соответствующие причины; в зависимости от обстоятельств адресат может либо однозначно восполнить имплицированную информацию, либо строить те или иные догадки относительно ее характера (Богданов, 1986, С. 17).
Молчание: лингво-когнитивный подход
Сознание, как известно, становится действительным как для других (в интенции), так и для нас самих, получая выражение в речевом высказывании, в тексте. Вместе с тем нельзя не видеть, что действительностью сознания в указанном смысле может быть и очень часто бывает невербальная коммуникация - средства общения, существующие повсеместно до, вне, помимо речевого выражения (а также часто дополняющих речь). Обратимся далее к специфике молчания как коммуникативного феномена.
В первую очередь необходимо определение понятия "диалог". Минимальное и наиболее простое толкование - разговор между двумя или несколькими лицами, или такой способ языкового общения людей, при котором обязательным признаком является мена коммуникативных ролей, т.е. чередование минимум двух речевых ходов (Сусов, 1987, С. 13) (естественно, можно допустить, что один из этих ходов является неречевым, т.к. ходом может являться и жест, и взгляд, и пауза, и молчание - все, чем могут обменяться участники диалога; более того, рассмотрение речевых интеракций и речевого целого было бы неполным без учета неречевых компонентов диалога или текста).
Диалог (Д.) более широко определяется как форма речи, состоящая из обмена высказываниями-репликами, на языковой состав которых влияет непосредственное восприятие, активизирующее роль адресата в речевой деятельности (РД) адресанта (ЛЭС, 1990, С. 13 5). Для Д. типичны содержательные вопросы и ответы, добавления и пояснения, формы согласия или возражения, формулы речевого этикета и конструктивная связь реплик (преимущественно соседних).
Для целей данного исследования особенно важно следующее. Во- первых, отсутствие Д. возможно при реакции говорящего не на речь, а на ситуацию речи или на обстоятельства, не имеющие отношения к данному речевому акту (РА). Д. - первичная, естественная форма языкового общения, для которой действует следующее правило: чем более Д обусловлен ситуацией, т.е. чем сильнее "общность апперцепционной базы" (ЛЭС, там же), тем меньше словарь этого Д. Начинает работать принцип экономии языковых средств, центр тяжести перемещается в сторону невербальных компонентов коммуникации - интонации, жеста, мимики. (В данном контексте необходимо различать интенциональные и неинтенциональные компоненты в невербальной коммуникации, т.е. исходить из существующего деления невербальной сферы на невербальное общение и невербальное поведение. Отсюда, невербальные компоненты коммуникации - НВК - делятся на (Леонтьев, 1999, С.210): а) поисковые процессы (собственно ориентировочные); б) процессы коррекции, определяющие набор кода общения; в) процессы регуляции, подтверждающие понимание; г) модуляции сообщения, т.е. реакции на изменение ситуации.)
Во-вторых, диалог можно рассматривать как такой способ языкового общения людей, при котором обязательным признаком является мена коммуникативных ролей, т.е. чередование минимум двух коммуникативных ходов. В определении диалога можно допустить наличие нескольких ходов, как минимум один из которых может являться/является неречевым. То есть молчание в диалоге естественным образом выступает коммуникативной стратегией, поскольку именно чередование речевых актов молчания и говорения (а также паралингвистических средств коммуникации - мимики, жеста и т.д.) образует дискурс - контекстуально обусловленный процесс общения.
Представляется необходимым сопоставление Д. и монолога (М). М. - форма речи, образующаяся в результате активной РД, рассчитанной на пассивное и опосредованное восприятие. Здесь особенно важно мнение Г.О.Винокура, который полагал, что любой отрывок монологической речи в той или иной мере диалогизирован, т.е. содержит стремление говорящего повысить активность адресата (ЛЭС, 1990, С.310). Исходя из сказанного, строгих и абсолютных границ между М. и Д. не существует.
Есть мнение, что монолога вообще не существует. И дело здесь не обязательно в том, что говорящий хочет повысить активность собеседника. Такой подход можно назвать "гипертекстуальным": ведь всякое высказывание есть реакция на что-то, что уже было сказано до нас ("нет ничего нового под солнцем"). Говорящий монолог (субъект монолога) уже этим самым полемизирует с кем-то, кто жил и говорил до него. Так, Гамлет, рассуждающий о том, "быть или не быть", полемизирует со своими собственными прежними мыслями и всем, что ему когда-либо говорили о сущности жизни и смерти (кстати, монологи Гамлета по-английски называются БоМ иев - рассуждения в одиночестве, наедине с самим собой; Гамлет в данном случае - и говорящий, и слушающий). Поэтому понятие "монолог" требует более строгого и адекватного определения. (Возможно, сущность монолога наиболее точно выражает коммуникативная ситуация, в которой ее субъект менее обычного (менее, чем определено конвенционально) ориентируется на окружающих.
Коммуникативное пространство рассказа "Молчание"
Анализируя коммуникативную составляющую рассказа Л.Андреева (динамику говорения-молчания), можно усмотреть в нем некоторые элементы сказочной (мифологической) картины мира. На этой основе, в частности, можно усмотреть наличие двух каналов коммуникации, которые можно обозначить как "свой" и "чужой" языки. В первом случае мы говорим об обычном, вербальном канале коммуникации, во втором - о молчаливом языке, который может быть понят только аналогичным молчащим субъектом внутри повествования. Герменевтическая проблема (непонимания и неистолкования героями друг друга и ситуации в целом) в данном случае может быть представлена как отсутствие кода, корреляций между "своим" и "чужим" языком.
Общий фон повествования в данном случае сориентирован не на активное, реальное действие, а на рефлексирующее сознание измученного чужим молчанием человека, стоящего на грани душевного срыва. Рассказ становится монологом по мере того, как герой ведет яростный диспут с самим собой и постепенно понимает, что у него нет ни малейшей надежды понять "чужой" язык (= молчание), ни отыскать истину, потому что в молчание погружен весь мир, в котором живет о. Игнатий. Оба - и мир молчания, и герой - чужды и до крайности противоположны друг другу.
Молчание в тексте рассказа можно рассматривать не только как "чужой" язык (иной канал коммуникации), но и как повторяющийся, лейтмотивный элемент повествования. Нагнетание "кругов молчания" (по принципу заклинания) позволяет последнему выйти за пределы данного рассказа и данной судьбы, "укрупнить" масштаб проблемы человеческого отчуждения, которая выросла из, казалось бы, совершенно обычного психологического состояния человека (когда тот не имеет единственного и необходимого ему в данный момент собеседника, ответа, пояснения).
Герой повествования - о. Игнатий - совершенно естественно расценивает молчание как тяжелое испытание и огромную беду для человека, живущего в обществе, в котором языковой /вербальный/ канал коммуникации является главным; как "чужой" язык. Молчание как коммуникативное и продолжительное явление, по его представлению, не входит в систему языка и речи. Возможно, эти представления архаичны и восходят к мифолого-сказочному языку, когда вся природа была говорящей и одушевленной. Не-речь, согласно этим представлениям, - это не-язык, а, следовательно, не-жизнь (как известно, на время ритуального молчания субъект молчания считался временно умершим) (Гронская, 2000, С.65). В пользу этого довода свидетельствует и тот факт, что издавна в мифологических системах разных стран мира противопоставление "слово - молчание" коррелирует с оппозицией "жизнь - смерть" (или, по крайней мере, "жизнь - не-жизнь"). Сознательное молчание Веры, исходя из сказанного выше, можно рассматривать как знак, символ ее последующего ухода. (Фольклорная традиция нередко выделяет молчание как наиболее очевидную черту "поведения" умершего; парадоксально, но у славян молчание - один из поведенческих атрибутов невесты во время свадьбы, и в этом смысле и на данном фоне можно говорить именно о любовной драме, развернувшейся с героиней в Петербурге).
Отсюда, как представляется, финал рассказа - ситуация всеобщего вселенского молчания - столь символична. Отец Игнатий не может сломать стену молчания - он уже не богоискатель (в смысле - искатель истинной веры), а, скорее, богоборец; он человек в пограничной ситуации. Но Бог также отвечает герою молчанием из темноты и бесконечности (обращаясь в никуда, но в итоге к Богу, о.Игнатий чувствует, как "в ухо вливается что-то могильно-холодное и студит мозг"). (Существует мнение, что разрыв с историческим христианством, заложенный в социальных и мистических исканиях русской интеллигенции, достиг на рубеже веков своего апогея - Генералова, 1998, С.45; в этом смысле, можно полагать, Андреев, как и многие другие из поколения 1880-90-х гг., был жертвой общего процесса "дехристианизации" русско-европейского мира). Слово Бога, если оно не произнесено, также становится несостоятельным, особенно тогда, когда вопрошающему человеку необходимо его услышать.
Молчание также является симптомом внутреннего одиночества, отказа от социальных отношений. Но в фольклорной традиции, как известно, вынужденное молчание и немота часто рассматриваются как наказание за нечто содеянное, неугодное высшим силам (судьбе, року, Богу). С другой стороны, молчание в рамках этой же традиции выявляет принадлежность молчащего субъекта к потустороннему миру и сверхъестественным силам вообще. В зависимости от коммуникативной ситуации немота - это либо невозможность, либо нежелание говорить (Богданов, 1997, С.110); человек, отказывающийся от речи, воспринимается как не-человек, как субъект, опасный и знающийся с нечистой силой.
Обращаясь к Вере, в тексте данного рассказа молчание можно интерпретировать скорее как проявление инстинкта самосохранения героини (добровольный обет молчания Веры): в среде говорящих и спрашивающих не-говорящему всегда опасно и, как минимум, неуютно оставаться молчащим/молчаливым. Большинство людей из-за намеренного сохранения молчания проявляют к таким персонажам непонимание и даже враждебность (ср.: в волшебных сказках молчащие девушки выходят замуж за прекрасных принцев и живут с ними долго и счастливо, но из-за молчания их неотступно преследуют злые свекрови - Тройская, 2000, С.63). Но именно Вера является источником молчания в рассказе: с ее не-говорения начинает устанавливаться власть всеобщего молчания над о. Игнатием. Молчание здесь, как можно полагать, для намеренно и сознательно молчащего субъекта является еще и способом уберечь близких от негативного и нежелательного, иногда - и опасного влияния на них.
Молчание, как уже не раз упоминалось, в принципе познается только на фоне слова - именно человек наделен молчанием также, как и речью. У Андреева молчание "душит" слово - так сказано в тексте рассказа; оно безжалостно к человеку, который стремится сломать табу бессловесности и пробиться к свету. С другой стороны, для повествователя молчание персонажа и само Молчание не является нулевым знаком, т.е. отсутствием внутренней речи и мыслительной деятельности. Персонаж в состоянии и в ситуации магического молчания не утрачивает связи с языком; его языковая способность в данном случае переходит в потенциально-пассивное, латентное состояние ("язык немеет").
Похожие диссертации на Онтология молчания : На примере ранней прозы Леонида Андреева
