Введение к работе
Данная работа выполнена на стыке нескольких языковедческих парадигм: лингвистической концептологии, эмотивной лингвистики, психолингвистики, лингвокультурологии, прагмалингвистики и теории дискурса. Объектом когнитивно-лингвокультурологического анализа в диссертации является восходящий к общебиологическому предписанию – инстинкту борьбы (агрессии) – эмоциональный поведенческий концепт (ЭПК), представленный в русскоязычном обыденном сознании ключевым словом «месть».
Предметом исследования является диалектика генетического (эмоционального) и этноязыкового кодов.
Актуальность диссертационного исследования обусловливается неразработанностью смыслового содержания названного концепта в русской лингвокультуре (он не представлен в известном словаре Ю.С. Степанова), а также необходимостью освещения теоретической проблемы, касающейся диалектики генетического (эмоционального) и этноязыкового кодов.
Генетический код – это «система зашифровки наследственной информации в молекулах нуклеиновых кислот, реализующаяся у животных, растений, бактерий и вирусов в виде последовательности нуклеотидов» (БСЭ). Термин «код», заимствованный биологами из лингвистики, предполагает определенную систему корреляций между формальными и содержательными элементами, обеспечивающую передачу информации от источника к реципиенту. Однако наследственная информация в строго научном смысле никем никому не передается (генетический код лишен коммуникативной функции), она воплощается в различных организмах, и человек представляет собой одну из форм ее существования (Жакоб 1992). Эта информация самоценна, поскольку обеспечивает свое воспроизводство, традиционно сводится к основным инстинктам (Лоренц 1994), если речь идет о homo sapiens, и относится к области его эмоционального бессознательного (Фрейд 1991, Нойман 1998 и др.).
Этноязыковой код – это «сформированная стереотипами этнокультурного сознания конфигуративная совокупность знаков и механизмов их применения с целью осуществления двух взаимосвязанных процессов: (а) образования и структурирования довербальных смыслов и (б) их вербализации в ходе обработки, преобразования, хранения и передачи внегенетической информации в рамках определенной коммуникативно-прагматической парадигмы» (Алефиренко 2002).
Диалектика генетического (эмоционального) и этноязыкового кодов освещается на материале номинативных, дескриптивных и экспрессивных единиц, представляющих ЭПК «месть» в русской лингвокультуре.
Номинативные и дескриптивные единицы – слова, свободные и устойчивые словосочетания, а также высказывания (тексты) – репрезентируют изучаемый концепт в русском этноязыковом сознании. Они, другими словами, являются тем, что обобщенный агент социального действия говорит о виндиктивной поведенческой реакции по имени «месть». (Прилагательное «виндиктивный-ая-ое» (от англ. vindictive – мстительный, карательный ) не является элементом русского этноязыкового кода и потому используется в работе для спецификации довербального эмоционально-когнитивного образования, которое предопределяет поведение индивида в конфликтной ситуации социального взаимодействия и которое при вступлении в знаковое инобытие обретает имена и, соответственно, аксиологические смыслы).
Экспрессивные единицы – высказывания (тексты) и сопровождающие их невербальные знаковые построения - выражают концепт в вербальном и паралингвистическом поведении носителей русского этноязыкового сознания. Они представляют собой то, что говорит виндиктивная поведенческая реакция по имени «месть» устами обобщенного агента социального действия в русской лингвокультуре.
Экспрессивные единицы являются продуктами порождаемой изучаемым концептом фрустрационно обусловленной осознанной и целенаправленной агрессивной знаковой деятельности, которая по прагматическим параметрам определяется в работе как виндиктивный дискурс (ВД).
Для проведения с выше названными единицами необходимых исследовательских процедур использовались толковые, фразеологические, этимологические и другие словари русского языка; Энциклопедический словарь русской цивизации; Старославянский словарь, Словарь славянской мифологии; Краткий словарь когнитивных терминов, Лингвистический энциклопедический словарь, психологические и философские словари; книги Ветхого и Нового заветов; Еврейская энциклопедия, Православная энциклопедия, Большая советская энциклопедия, Малая медицинская энциклопедия, Краткая энциклопедия славянской мифологии; русская художественная литература (как произведения классиков, так и работы современных писателей), публицистика, а также записи живой речи (далее – ЗЖР).
Целью настоящего исследования является построение теоретической модели эмоционального поведенческого концепта «месть» и ее верификация в контексте русской лингвокультуры. (Под моделью концепта подразумевается формализованный аналог изучаемой ментальной сущности, служащий инструментом ее познания и формой представления в общей теории языковой личности).
Поставленная цель исследования предопределяет необходимость решения следующих задач:
разработку релевантной проводимому исследованию дефиниции эмоционального поведенческого концепта;
описание структуры концепта «месть» с опорой на его номинативные и дескриптивные репрезентанты;
выявление иллокутивных свойств изучаемого концепта и идентификацию ВД как способа их социально значимого выражения;
освещение проблемы онтогенеза ВД, а также его ритуализации и косвенной презентации;
описание коммуникативно-прагматических параметров ритуализованных и косвенно-производных виндиктивных вербально-знаковых построений;
определение функций и структуры ВД.
Основным методом исследования является гипотетико-дедуктивный, связанный с излагаемым ниже предположением.
Концепт «месть» представляет собой универсальное (довербальное) эмоционально-когнитивное образование, которое меняет свой семантический облик в сознании, а также вербальном и паралингвистическом поведении под влиянием человеческой деятельности, предопределяющей формы культурно-исторического бытия и конкретные коммуникативно-прагматические ситуации.
Данное предположение, в свою очередь, опирается на опыт изучения человека, накопленный в философии, глубинной психологии, когнитологии, культурологии, а также эмпирические данные, которые верифицируются при анализе конкретного языкового материала. Последняя процедура является демонстрацией того, что конструируемая модель концепта в своих существенных свойствах соответствует изучаемой ментальной сущности, и модельная информация может быть экстаполирована на оригинал.
Кроме этого в работе используются методы индукции, интроспекции (или рефлексии над собой действующим), дискурс-анализа, компонентного (дефиниционного и контекстуального) анализа, интерпретации и лингвистического интервьюирования.
Методологической базой настоящего исследования послужили общетеоретические положения о диалектическом характере взаимодействия биологической и социальной компонент в развитии человека (Ф. Варела, М. Вартофский, Л.Л. Киселев, К. Клакхон, У. Матурана, А.И. Пигалев, З. Фрейд и др.), эмоционального и рационального в мышлении и языке (Ш. Балли, А.М. Буланов, А.А. Потебня, Б.А. Серебренников, В.И. Шаховский, А.Б. Шахнарович, Г.Х. Шингаров и др.), о роли языка в развитии человека и социальной роли общения (Л.С. Выготский, В. Гумбольдт, М. Коул, А.А. Леонтьев, А.Н. Леонтьев, А.Ф. Лосев, А.Р. Лурия, О. Розеншток-Хюсси, Е.Ф. Тарасов и др.). Кроме этого реферируемая работа опирается на разрабатываемые отечественными лингвистами концепции языковой личности (Г.И. Богин, Л.И. Гришаева, В.И. Карасик, Ю.Н. Караулов, Л.П. Клобукова, В.В. Красных, В.И. Шаховский и др.), основные положения когнитивной лингвистики (Н.Ф. Алефиренко, Н.Д. Арутюнова, С.Г. Воркачев, В.З. Демьянков, М. Джонсон, В.И. Карасик, В.В. Красных, Е.С. Кубрякова, Дж. Лакофф, Д.С. Лихачев, З.Д. Попова, Г.Г. Слышкин, Ю.С. Степанов, И.А. Стернин и др.), эмотивной лингвистики (Л.Г. Бабенко, С.В Ионова, Н.А. Красавский, Е.Ю. Мягкова, Л.А. Пиотровская, В.И. Шаховский, B. Volek и др.), психолингвистики (И.Н. Горелов, А.А. Залевская, И.А. Зимняя, А.А. Леонтьев, К.Ф. Седов, Ю.А. Сорокин, В.А. Пищальникова, Ch.E. Osgood, T.A. Sebeok и др.), лингвокультурологии (А. Вежбицкая, Е.М. Верещагин, С.Г. Воркачев, В.В. Воробьев, В.Г. Костомаров, В.А. Маслова, В.Н. Телия и др.), прагмалингвистики (В.В. Богданов, Д. Вандервекен, З. Вендлер, В.Е. Гольдин, Дж.Л. Остин, А.А. Романов, Дж.Р. Серль и др.) и теории дискурса (Н.Д. Арутюнова, Э. Бенвенист, В.И. Карасик, М.Л. Макаров, А.В. Олянич, А.А. Романов, П. Серио, Е.И. Шейгал и др.).
На защиту выносятся следующие положения:
1. Эмоциональный поведенческий концепт определяется как единица психического уровня организации знания, характеризующаяся биологической детерминированностью, социальной обработанностью и знаковой, в том числе и лингвистической, оформленностью; языковая семантика при этом рассматривается как арена диалектического взаимодействия бессознательного и ценностно-нормативных установок культуры.
2. Эмоциональный поведенческий концепт «месть» представляет собой ментальное образование, состоящее из эмоционального фона (гнев, ненависть, презрение, раздражение) и активирующихся на этом фоне скриптов, один из которых направляет агрессивную поведенческую реакцию индивида на источник фрустрации, а другой – на замещающий его объект.
3. Эмоциональный поведенческий концепт «месть» рассматривается нами как отраженная в сознании индивида модель поведения (деятельности), обеспечивающая его выживание во внутривидовой конкурентной борьбе, и описывается в терминах социального взаимодействия – с точки зрения мотива, цели, а также стратегий и тактик ее достижения. Целью предписываемой концептом деятельности является преобразование коммуникативного пространства и установление границы, отделяющей свое (безопасное) от чужого (враждебного) пространства. Достижение цели обеспечивается стратегиями устрашения и перверсии (лат. pervertere – губить, портить), т.е. нанесения угрожающему объекту физического и / или морального вреда.
4. Изучаемый концепт находит свое выражение не только в предметно-практической, но и возникшей на ее основе знаковой (невербальной и вербальной) деятельности, которая характеризуется фрустрационной обусловленностью, осознанностью, целенаправленностью, агрессивностью и по прагматическим параметрам определяется в работе как ВД.
5. Данный вид знаковой деятельности восходит к первым человеческим ритуалам и характеризуется сигнальной двунаправленностью: 1) устрашение, проклятие адресата-агрессора и 2) воодушевление на борьбу с врагом и сплочение субъекта речи и его сородичей в замкнутую группу. Развитие ВД связано с двумя уровнями противостояния субъекта (сообщества) угрожающему объекту: на первом уровне, связанном с угрозой нарушения / нарушением неким объектом границы, которой субъект (сообщество) отделяет свое (безопасное) от чужого (враждебного) пространства, вырабатывается стратегия устрашения, воплощающаяся в тактике угрозы; на втором уровне, после игнорирования сигнала угрозы противником (или нарушения клятвы членом данного сообщества), складывается стратегия проклятия и соответствующие ей тактики изгнания, поругания и злопожелания. Поскольку посредством ментально-знаковых презентаций первый и второй уровни относятся друг к другу как предшествующий и последующий опыты участия в ситуациях одного и того же конфликтного типа, то в виндиктивном высказывании очень часто стратегия устрашения реализуется вместе со стратегией проклятия.
6. Принципиально важную роль в развитии ВД играет совпадение / расхождение интересов индивида и общества в части права на реализацию себя в качестве карающей силы: первое (соответствующее ситуации военного типа) ведет к его ритуализации и стандартизации, второе (определяющее ситуацию иерархического типа) – к дестандартизации и латентности.
7. ВД присущи следующие функции:
эмотивно-регулятивная функция, которая признается доминантной и характеризуется амбивалентностью, связанной с деструктивным воздействием на оппонента и оптимизацией эмоционального состояния субъекта речи (и его соратников); названная функция воплощается в целом раде взаимосвязанных и противопоставленных по своей направленности и характеру воздействия на коммуникантов призводных функций: деморализующей и инспиративной, демобилизующей и мобилизующей, разобщающей и интегрирующей, патогенной и терапевтической, ноцицептивной и гедонистической; полагаем, что производными от эмотивно-регулятивной являются агональная (состязательная) и утешительная функции, а также функции социального контроля и дестабилизации общественных отношений;
онтологически присущая ВД сигнальная двунаправленность предопределяет возможность реализации данным видом речевой деятельности фатической (по Б. Малиновскому, направленной на создание уз общности между людьми) функции, которая заявляет о себе в тех случаях, когда агент социального действия устрашает и / или проклинает, как правило, отсутствующего в момент речи обидчика своего собеседника и, обозначая тем самым свою позицию в имевшем место конфликте, приближает себя к потерпевшему;
референтивная функция ВД сводится к представлению интенций говорящего в таких формах, которые через разные степени унижения адресата-агрессора и / или замещающего его объекта позволяют ему ощущать свою социальную значимость и заявлять об этом окружающим (в определенных ситуациях способствуя эвокации аналогичных ощущений у адресатов-наблюдателей, которых он считает своими); в результате реализации названной функции и создается карта ситуации социального взаимодействия, на которой адресат-агрессор и / или замещающий его объект оказываются на нижних, а говорящий (и его соратники) на верхних ступенях некой виртуальной или реальной системы иерархических отношений.
8. ВД, как и любой другой вид предметно-практической или речевой деятельности, имеет две стороны: внутреннюю (ментальную) и внешнюю (операциональную), в этой связи и описание структуры изучаемого феномена строится с учетом его внутренней организации, т.е. мотива, цели, стратегий и тактик ее достижения, и внешней, т.е. с точки зрения языковых форм воплощения последних.
Внутренняя структура ВД предопределяется его мотивом, целью, стратегиями и складывается из тактик угрозы, изгнания, поругания и злопожелания.
Внешняя структура ВД формируется из обслуживающих названные тактики коммуникативно-семантических полей. Ядро каждого коммуникативно-семантического поля занимают прямые - , околоядерное пространство - конвенциональные косвенные -, а периферию - неконвенциональные косвенные или транспонированные вербальные построения.
Научная новизна работы связывается с психоаналитическим подходом к проблеме концептуализации и вербализации знаний, получаемых человеком от природы. Этот подход расширяет исследовательское поле включением в него фактора подсознательного и освещением его диалектики с ценностно-нормативными установки культуры. Иными словами, данный подход показывает, как заданная природой эмоциональная поведенческая реакция, вступая в знаковое инобытие, обретает аксиологические смыслы, которые, в свою очередь, регулируют ее проявление в коммуникативных процессах. В таком ракурсе концепт «месть», насколько нам известно, не изучался ни в отечественном, ни в зарубежном языкознании.
Теоретическая значимость исследования определяется тем, что в нем выявляются социально-психологические закономерности дискурсивной деятельности носителей русской лингвокультуры по объективации концепта «месть» в их языковом сознании и коммуникативном поведении; предлагается модель названного концепта как совокупного продукта эмоционального бессознатального, когнитивного сознания и языкового (дискурсивного) сознания.
Результаты и выводы работы могут оказаться полезными для дальнейшей разработки актуальных проблем лингвоконцептологии, эмотивной лингвистики, психолингвистики и теории дискурса: осмысления понятия «эмоциональный концепт» с точки зрения природы, структуры, речемыслительного и коммуникативно-прагматического потенциалов стоящего за ним феномена; освещения дискурсивной деятельности человека в эмотивном, прагматическом, социотворческом аспектах, а также изучения ее креативной и репродуктивной составляющих.
Практическая ценность исследования связывается с возможностью использования изученного в нем материала в лексикографии, лингводидактике, а также в работе аспирантских семинаров и научных студенческих обществ.
Апробация работы. Основные результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры языкознания ВГПУ и научно-исследовательских лабораторий ВГПУ «Язык и личность» и «Аксиологическая лингвистика». Основные положения исследования докладывались на региональных межвузовских конференциях: «Языковая личность: проблемы обозначения и понимания» (Волгоград, 1997), «Кирилло-Мефодиевские традиции на Нижней Волге» (2002, 2004), «Наследие академика В.И. Борковского и проблемы современной лингвистики» (2002-2006), а также международных конференциях: «Reflexie aktualneho vyskumu ruskeho jazyka» (г. Нитра, Словакия, 1999), «Современные парадигмы лингвистики: традиции и инновации» (Волгоград, 2005), «Языковая личность в дискурсе: Полифония структур и культур» (Тверь, 2005), «Язык, культура, менталитет: проблемы изучения в иностранной аудитории» (Санкт-Петербург, 2005, 2006), «Язык. Культура. Коммуникация» (Волгоград, 2006), «Этнокультурная концептосфера: общее, специфическое, уникальное» (Элиста, 2006), конференции, посвященной 1900 – летию г. Силистра (г. Силистра, Болгария, 2006), «Русская словесность в контексте современных интеграционных процессов» (Волгоград, 2005, 2007), «Динамика и функционирование русского языка: факторы и векторы» (Волгоград, 2007), «Меняющаяся коммуникация в меняющемся мире» (Волгоград, 2008).
Основные положения диссертации изложены в 33 публикациях, в том числе в учебном пособии «Концепты основных инстинктов в русской лингвокультуре» (3, 5 п.л.) и монографии «Месть как эмоциональный поведенческий концепт (опыт когнитивно-коммуникативного описания в контексте русской лингвокультуры)» (16 п.л.).
Структура работы. Диссертация включает в себя введение, три главы, заключение, списки литературы, лексикографических и других источников и приложение.
