Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проблема системного осмысления нормы в современной лингвистике 13
1. О философском понимании нормы в современном языкознании и множественности норм языка и речи 13
2. Дискуссионные вопросы трактовки понятия речевой нормы 21
2.1. Нормы речи как нормы текста 21
2.2. Нормы речи как нормы речевого поведения, или лингвопрагматические нормы 32
2.3. О взаимосвязи текстовых и лингвопрагматических норм 43
Выводы 61
Глава II. Понятие риторического приема, его системные свойства, отношение к системе языка и системе речи 64
1. Мотивированное отклонение от нормы, ее нейтрального варианта как базовый принцип построения риторических приемов и их системообразующее свойство 64
1.1. Отклонение от нормы и смежные понятия: отклонение от стереотипа, отклонение от стандарта, отклонение от нулевой ступени, нарушение нормы, колебание нормы и аномалия 64
1.2. Риторический прием: определение понятия и обоснование термина; дискуссия о целесообразности / нецелесообразности использования идеи отклонения при определении фигуры / приема 74
1.3. Принципы построения риторических приемов: определение понятия и проблема классификации 91
2. Моделируемость риторических приемов как системоприобретенное и дифференцирующее свойство 98
3. Риторический прием в его отношении к системе языка и системе речи. Понятие нейтрализации применительно к риторическому приему 117
3.1. Пути вхождения риторических приемов в систему языка (языковая нейтрализация риторических приемов) 117
3.2. Речевая нейтрализация риторических приемов в аспекте системности речи и их функциональная близость 128
Выводы 146
Глава III. Изоморфизм отклонений и синкретизм операторов их продуцирования как проявления системности риторических приемов 148
1. Из истории изучения механизма образования риторических приемов в аспекте проблемы их классификации 148
2. Понятие типа отклонения и проблема иерархии операторов 168
3. Синкретизм операторов в продуцировании риторических приемов 202
4. Изоморфизм риторических приемов с точки зрения механизма их образования 221
4.1. Отклонения с оператором расчленения 221
4.2. Отклонения с оператором замещения 221
4.3. Отклонения с операторами уменьшения 234
- отклонения с оператором усечения 234
- отклонения с оператором пропуска 242
4.4. Отклонения с операторами увеличения 247
- отклонения с оператором удлинения 247
- отклонения с оператором добавления 247
- отклонения с операторами совмещения 252
- отклонения с оператором повтора 271
4.5. Отклонения с операторами переноса 285
- отклонения с операторами синтагматического переноса 285
- отклонения с операторами парадигматического переноса 292
Выводы 354
Заключение 356
Библиография 360
Приложение. Принятые сокращения 413
- Нормы речи как нормы текста
- Моделируемость риторических приемов как системоприобретенное и дифференцирующее свойство
- Понятие типа отклонения и проблема иерархии операторов
- отклонения с операторами синтагматического переноса
Введение к работе
Реферируемая диссертационная работа посвящена обоснованию системного характера риторических приемов (далее - РП) русского литературного языка, под которым (языком) в данном случае понимается единство системы и ее функционирования.
Современный лингвист, занимающийся исследованием проблем элокуции как учения о словесном оформлении мысли, имеет в распоряжении богатое теоретическое наследие, в том числе многочисленные работы (от античности до наших дней), в которых описываются различные РП - прежде всего фигуры речи и тропы. Однако именно разработанность элокуции, породившая огромное количество терминов, как отмечает Г.Г. Хазагеров, служит препятствием к ее освоению [Хазагеров 2002]. Не является упорядоченным терминологический аппарат теории фигур, поскольку одно и то же явление по-разному терминируется в различных концепциях, в результате чего возникает не только нежелательная омонимия терминов, но и «размываются» границы между многими понятиями. Существует потребность в обобщении накопленного материала, систематизации выявленных особенностей построения элокутивных средств и их терминологических наименований.
Предложенные разными исследователями классификации фигур речи, будучи прогрессивными для своего времени, тем не менее не отражают все многообразие эмпирически наблюдаемых в литературной речи приемов. Отсюда возникает необходимость построения такой классификации РП, которая была бы адекватна современной языковой/речевой действительности и теории языка.
Объектом настоящего исследования являются риторические приемы современного русского литературного языка.
Предмет исследования - системные свойства и механизм образования РП как основа их идентификации и классификации.
Нельзя сказать, что проблема системности интересующих нас явлений не находилась в поле зрения ученых. Попытки систематизации тропов, фигур продолжаются, начиная с античности: Горгий, Аристотель, М.Ф. Квинтилиан, Г. Хировоск, Псевдо-Горгий, Коконд-риос, М.В. Ломоносов, А.С. Никольский, Н.Ф. Кошанский, К.П. Зеле-нецкий, М.Л. Гаспаров, В.И. Корольков, Ю.М. Скребнев, С.Ш. дю Марсэ, П. Фонтанье, А. Барон, М. Деги, Г. Плетт, Ж. Женетт, и другие. Эта проблема и сейчас волнует тех, кто занимается исследовани-
ем стилистических фигур, тропов и в целом выразительных средств языка/речи. Здесь можно назвать прежде всего Т.Г. Хазагерова и Л.С. Ширину, Г.Г. Хазагерова, СЕ. Никитину и Н.В. Васильеву, В.П. Москвина. Особого внимания заслуживают исследования, описывающие отдельные микросистемы фигур, построенных на основе общего принципа, - прежде всего, работы А.П. Сковородникова, Э.М. Береговской, И.В. Пекарской и их учеников, которые пишут о наличии лакун в теории элокуции: о неразработанности многих важнейших понятий, о необходимости системного подхода к их изучению. Значимыми для нашего исследования являются также работы Н.Д. Арутюновой, Ю.Д. Апресяна, Т.В. Булыгиной, А.Д. Шмелёва, И.М. Кобозевой, Т.Б. Радбиля, Н.Г. Бабенко, посвященные языковым аномалиям, а также В.З. Санникова, Б.Ю. Нормана, в которых характеризуются некоторые отклонения от постулатов и правил ведения диалога.
Теоретической основой исследования послужили также работы в области истории риторики (С.С. Аверинцев, В.И. Аннушкин, Н.А. Безменова, Т.В. Василенко, Н.Н. Василькова, А.А. Волков, В.П. Вомперский, М.Л. Гаспаров, СИ. Гиндин, Л.К. Граудина, Т.Ф. Дельская, Е.Н. Корнилова, Ю.М. Лотман, Е.В. Маркасова, А.К. Михальская, В.Н. Топоров, Н.М. Щаренская), неориторики (X. Перельман, Л. Ольбрехт-Тытека; Ж. Дюбуа, Ф. Эделин, Ж.-М. Клинкенберг, Ф. Мэнге, Ф. Пир, А. Тринон), лингвистической прагматики (Г. Грайс, Н.Д. Арутюнова, Д. Гордон и Дж. Лакофф, Е.В. Падучева), коммуникативной лингвистики (М.М. Бахтин, В.Г. Гак, И.Р. Гальперин, Г.А. Золотова, СА. Сухих, Е.И. Шендельс).
Методологической базой исследования выступает системный подход как общенаучное методологическое направление, в основе которого лежит философский принцип системности, понимаемый как универсальное положение о том, что все предметы и явления - это системы различных типов и видов целостности и сложности. Следовательно, системность - это объективное свойство материи, свойство, носящее всеобщий характер, а потому присущее и языку, и речи [Сидоров 1987]. Поэтому в процессе изучения приемов мы опирались как на постулаты общей теории систем о функционально-структурном изоморфизме объектов и явлений природы, целостности и функциональности системного образования (Л. фон Берталанфи, И.В. Блау-берг, И.Т. Исаев, В.Н. Садовский, B.C. Тюхтин, Ю.А. Урманцев, Б.Г. Юдин), так и на основные положения русской классической и за-
рубежной лингвистики: о языке как особой функциональной системе семиотического характера, о разграничении языка и речи (В. фон Гумбольдт, А.А. Потебня, Ф. де Соссюр, Л.В. Щерба и др.), о динамическом характере нормы и множественности норм (Н.Д. Арутюнова, Л.К. Граудина, Я. Мукаржовский, Е.В. Ширяев, В.А. Маслова, ВИ. Болотов).
Актуальность предпринятого нами исследования определяется: необходимостью перехода от изучения отдельных РП к описанию их системных свойств; потребностью в обобщении и систематизации накопленных в теории элокуции эмпирических данных об особенностях построения приемов, в описании закономерностей их функционирования в современном русском литературном языке; недостаточной разработанностью речедеятельностного подхода к описанию выразительного потенциала прагматически мотивированных отклонений от нормы; востребованностью теоретических изысканий для оптимизации преподавания дисциплин коммуникативного цикла.
В основу исследования положена гипотеза о том, что РП (включая тропы и фигуры речи) представляют собой систему. При этом мы принимаем концепцию, согласно которой система есть «...такое функциональное образование, целостность которого обеспечивается благодаря наличию конкретного способа согласования структуры с субстанцией» [Общее языкознание 1970: 30].
Цель исследования - описать совокупность риторических приемов современного русского литературного языка как системное образование.
Названная цель обусловила постановку следующих задач:
-
рассмотреть проблему системного осмысления понятия нормы в современной лингвистике в соотнесении с общефилософским пониманием нормы;
-
определить понятие риторического приема;
-
выявить и охарактеризовать системные свойства риторических приемов;
-
определить отношение риторических приемов к системе языка и системе речи;
-
охарактеризовать механизм образования риторических приемов;
6) предложить общую классификацию риторических приемов
на основе принципов их построения.
Материалом исследования послужили фрагменты литературной русской речи, рассматриваемые как воплощения моделей РП и взятые нами в контексте, необходимом для определения их функции. Речевой материал извлекался из текстов разной стилевой принадлежности XX - начала XXI века методом случайной выборки. Общий объем картотеки речевых фактов составил свыше трех с половиной тысяч единиц. Это не только речевые факты, которые рассматривались исследователями в рамках тропов (как явлений парадигматики) и фигур речи (как синтагматически образуемых средств выразительности речи), но и обнаруженные нами РП, которые не входили в предшествующие классификации.
В процессе исследования использовались следующие основные методы: описательно-аналитический метод, предполагающий анализ полученных результатов и их описание в рамках соответствующей теоретической концепции; моделирование как один из методов системного анализа; метод стилистического эксперимента; методы композиционного, контекстологического, дистрибутивного и компонентного анализа текста. Все эти методы применялись в рамках общенаучного системного подхода, согласно которому описание элемента объекта должно осуществляться с учетом места объекта в системе в целом. Избрание названной методики обусловлено целью и задачами данного исследования и состоянием его изученности.
Научная новизна исследования заключается в том, что оно представляет собой первое системное описание РП на основе осмысления нормы как системы. Наряду с обобщением известных фактов по теории нормы, теории элокуции, в нем представлены собственные разыскания, связанные с попыткой осмысления принципов и постулатов речевого поведения, описанием моделей РП и их нейтрализации как одного из проявлений динамичности системы приемов. Новыми являются структурные классификации ряда подсистем РП, наблюдения над особенностями их взаимодействия и функционирования, идеи, связанные с формулированием критериев, позволяющих отграничивать РП от речевых тактик. Новизна исследования также видится в том, что оно представляет собой опыт системного осмысления накопленного со времен античности материала с позиций современной теории языка.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что оно вносит вклад в развитие: междисциплинарной теории нормы (представляет обоснование системного характера речевой нормы в
соотнесении с общефилософским осмыслением понятия «норма»), неориторики (углубляет знания в области элокуции, помогает разъяснить не терминированные ранее речевые явления в рамках предложенной концепции РП, а также в определенной степени позволяет уточнить и упорядочить терминологию в этой области), лингвопраг-матики и теории речевого воздействия (описание РП, осуществленное с учетом принципов их продуцирования, позволяет не только интерпретировать все многообразие речевых фактов, представленных в современной литературной речи, но и объяснить их воздействующий потенциал).
Практическая значимость исследования связана с возможностью использования полученных результатов в процессе преподавания коммуникативных дисциплин («Риторика», «Стилистика», «Культура речи», «Русский язык и культура речи»), при разработке учебных курсов и тренингов по риторике для желающих овладеть искусством эффективного общения, поскольку системное осмысление теоретического материала - залог его успешного усвоения. Результаты исследования могут быть полезными как при совершенствовании имеющихся лингвистических словарей и справочников, так и при написании новых.
Практическую значимость работы также видим в том, что описание прагматически мотивированных отклонений от нормы (или ее нейтрального варианта) может способствовать решению такой задачи, как выработка конкретных и обоснованных рекомендаций по функционально оправданному использованию РП в различных функциональных сферах русского литературного языка, в том числе в СМИ.
На защиту выносятся следующие основные положения:
-
РП представляет собой прагматически мотивированное и моделируемое отклонение от норм языка/речи или их нейтральных вариантов с целью оказания определенного воздействия на адресата. Норма, языковая и речевая, осмысливается как системное явление.
-
Совокупность РП представляет собой системное образование, которое может быть описано только с учетом общефилософской категории нормы, востребованной современной теорией языка. В рамках этой теории выдвигается идея множественности норм, позволяющая обосновать системный характер речевой нормы и понятие ее нейтрального варианта, которое может быть осмыслено вслед за Ю.М. Скребневым как норма нерегулярности текстовой структуры.
-
Системными свойствами РП являются:
а) мотивированность (прагматическая обоснованность) откло
нения от нормы как перехода в речи к такому способу выражения
(устному или письменному), который не соответствует обычному,
регламентированному, или отклонения от нейтрального варианта
нормы как неэкспрессивного способа выражения в той или иной кон-
ситуации;
б) моделируемость как воспроизводимость по образцу;
в) способность к нейтрализации (снятию отклонения): а) кон
текстуальной, или речевой, - такое переосмысление отклонения, при
котором ненормативное на первый взгляд явление осмысливается как
речевая норма; б) языковой - такой процесс, при котором речевая еди
ница становится элементом структуры языка - нормативно-
экспрессивным (относительная нейтрализация) или нормативно-
нейтральным (абсолютная нейтрализация, при которой прием теряет
свой статус, т. е. перестает быть приемом);
г) функциональная общность (наличие общей прагматической
функции);
д) способность к взаимодействию (конвергенции) между собой.
Абсолютный (обязательный) характер отклонения от нормы
или ее нейтрального варианта и моделируемость РП - основное его отличие от речевой тактики.
-
Непротиворечивая классификация РП должна строиться на основе их сущностного принципа (особенности устройства). Таковым является принцип отклонения от нормы или ее нейтрального варианта. Способы, при помощи которых оно осуществляется, могут квалифицироваться как частные (операциональные) принципы, или операторы отклонения.
-
Реализация общего (базового) принципа отклонения дает нам РП, представляющие собой: 1) отклонения от языковой нормы или ее нейтрального варианта и 2) отклонения от речевой нормы или ее нейтрального варианта. В рамках каждого этого типа отклонений выделяются подтипы, которые коррелируют с соответствующими видами норм и осуществляются при помощи операторов: расчленения, замещения, переноса, уменьшения, увеличения. Последние три оператора могут быть детализированы. Описание модели РП подразумевает определение типа отклонения и соответствующего оператора (операторов).
-
Существует изоморфизм построения РП в отношении продуцирующих их принципов (общего принципа отклонения и операцио-
нальных принципов), что является проявлением одного из системных свойств этих приемов в современном русском литературном языке.
7. Системный характер РП подтверждается существованием многочисленных синкретичных образований. Синкретизм операциональных принципов может быть горизонтальным (операторы реализуются последовательно) и вертикальным (операторы реализуются одновременно). Можно говорить также о существовании синкретизма внутритипового (синкретизма операторов в рамках отклонения одного типа) и межтипового (синкретизма операторов, осуществляющегося в рамках отклонений разного типа). Приемы, реализуемые на основе двух и более операциональных принципов, названы синкретичными.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации излагались в докладах и сообщениях на научных, научно-практических конференциях различных уровней, в том числе международного: «М.В. Ломоносов и развитие русской риторики» (МГУ им. М.В. Ломоносова, 24 ноября 2004 г.), «Современная филология: актуальные проблемы, теория и практика» (Сибирский федеральный университет, 21-23 сентября 2005 г.; 10-12 сентября 2007 г.), «Языковая система и речевая деятельность: лингвокультурологический и прагматический аспекты» (Южный федеральный университет, 3-7 октября 2007 г.); «Системное и асистемное в языке и речи» (Иркутский государственный университет, 10-13 сентября 2007 г.); «Проблемы современной лингвистики и методики преподавания языковых курсов» (Кемеровский государственный университет, 4 июля 2008 г.); «Красноярский край: прошлое, настоящее, будущее» (Красноярск, 19-21 ноября 2009 г.). Материалы исследования были апробированы также в процессе преподавания курса «Риторика» студентам, обучающимся по специальностям «филология», «журналистика» и «юриспруденция» в Сибирском федеральном университете, что нашло отражение в опубликованных программах и методических рекомендациях по дисциплине; в процессе преподавания на курсах повышения квалификации профессорско-преподавательского состава по утвержденной Министерством образования и науки РФ программе «Коммуникативные компетенции преподавателя высшей школы в контексте модернизации профессионального образования в РФ».
По материалам диссертации опубликовано 36 работ, в том числе монография; учебное пособие; семь научных статей в рецензируемых журналах, рекомендуемых ВАК; ряд словарных статей, посвященных различным РП, в энциклопедических словарях: «Культура
русской речи» (Антиметабола, Апокопа, Геминация, Иллеизм, Кольцо, Редупликация, Хиазм, Эпифора), «Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочеты» (Канцеляризмы), «Стилистический энциклопедический словарь» (Парцелляция).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложения (принятые в работе сокращения).
Нормы речи как нормы текста
Как показывает анализ научной литературы, понятие речевой нормы применительно к тексту используется в нескольких значениях.
1. Речевые нормы определяются «...как обязательные в данное время закономерности отбора и организации языковых средств в зависимости от ситуации, целей и задач общения, от характера высказывания» [Плещенко и др. 2001: 89], т.е. приравниваются к функционально-стилевым нормалі.
Исследователи пишут, что «строгое отделение языковых от стилистических норм возможно только в теоретическом плане» [Ризель 1973: 75], так как «стилистический феномен наличествует и в системе языка, и в функционировании последнего, т.е. в речи, тексте, однако только в последнем он раскрывается полноценно» [Кожина 1993: 25].
В рамках языка (в узком смысле) стилистическая норма есть совокупность стилистически окрашенных средств, то есть стилистических ресурсов языка. Эта норма связана с представлением о единстве стиля как недопустимости столкновения в узком контексте средств с разными стилистическими маркировками. Намеренное столкновение разностилевых, контрастных элементов, являющееся отклонением от этой нормы, является, как отмечает М.Н. Кожина, стилевой нормой для современного фельетона. Стилистические нормы она определяет как «...исторически сложившиеся и вместе с тем закономерно развивающиеся общепринятые реализации заложенных в языке стилистических возможностей, обусловленные целями, задачами и содержанием речи определенной сферы общения; это правила наиболее целесообразных в каждой сфере общения реализаций принципов отбора и сочетания языковых средств, создающих определенную стилистико-речевую организацию» [Там же: 93-94]; «...то, что стилистически уместно, как раз и является нормативным для данного функционального стиля (или подстиля, жанра и т.д.)» [Там же: 96].
В рамках каждого функционального стиля действуют свои текстовые нормы как «типичные реализации текстовых категорий» [Матвеева 1991: 16]. Т.В. Матвеева полагает, что «применительно к текстовой категории имеет смысл говорить о списках составляющих ее типов языковых единиц, а не конкретных единиц ... , помимо списка в представление нормы должны включаться синтагматика типовых единиц и размещение в тексте, т.е. композиционные аспекты реализации текстовой категории» [Там же: 383]. Она пишет: «...повторяющиеся свойства определенного класса текстов (текстотипа) являются его объективными признаками и откладываются в сознании личности как текстовая компетенция и умозрительная модель этого текстотипа. Если эта информация извлекается из авторитетных текстов, характеризующихся эффективностью и высоким речевым качеством, т.е. из образцовых текстов, то типологические свойства текстотипа совпадают с его текстовыми нормами» [Матвеева 2000: 122-123].
Е.Е. Анисимова, не рассматривая вопрос об объеме и содержании понятия «текстовая норма», отмечает исторически изменчивый и императивный характер текстовых норм, что проявляется в необходимости их соблюдения при построении речевого высказывания (текста) в типовой ситуации коммуникации. Причем наименее императивными и чаще всего неосознаваемыми являются, по ее наблюдениям, текстовые нормы обиходно-разговорной речи. Наиболее императивными в целом исследователь считает текстовые нормы административно-деловой речи [Анисимова 1989: 5-7].
При описании функционально-стилевых норм сложным является вопрос о нормах художественной речи. И.Р. Гальперин писал, что индивидуально-художественный стиль «...не может, по самому содержанию понятия, быть системой, нормализованной общественным коллективом. Система индивидуально-художественного стиля характеризуется своим индивидуальным своеобразием отбора, организации и творческой обработки языковых средств» [Гальперин 1954: 80]. Однако в последнее время факт нормативности художественной речи все меньше ставится под сомнение.
При описании норм художественных текстов оперируют чаще понятием текстовой нормы, нежели нормы художественной речи. Е.Е. Анисимова полагает, что в сфере художественного творчества степень императивности текстовой нормы определяется степенью допустимой формализации художественного жанра [Анисимова 1989: 6].
2. Жанровые нормы.
Т.Б. Радбиль отмечает, что нормой текста (художественного) можно считать законы жанра, однако, как он сам пишет, существуют удачные литературные произведения, написанные с нарушением жанрового канона. Кроме того, для современной литературы, по его мнению, характерна жанровая неопределенность, и поэтому нарушение жанровых канонов «...должно быть признано, скорее, нормой, нежели аномалией. Аномальным в прагматическом смысле будет слепое следование "нормам жанра" - как провоцирующее неинформативность и тавтологичность и, как следствие, возможный провал в области художественного воздействия на читателя» [Радбиль 2005: 57]. Од нако сам факт отступления, и тем более прагматически оправданный, является приемом, который свидетельствует о существовании нормы.
Н.К. Гарбовский полагает, что жанровые нормы (нормы речевого поведения в определенных повторяющихся, или типичных, ситуациях общения) определяются, прежде всего, традицией. Поэтому их можно определить как «традиционные правила речевого реагирования на ту или иную социально осознанную ... ситуацию» [Гарбовский 1987: 15-16].
Понятие текстовой (жанровой) нормы использует Б.С. Шварцкопф. О текстовых нормах деловой речи он пишет: «...текстовые нормы регулируют закономерности реализации семантико-информационной структуры и правил линейного развертывания схемы жанра документа как особого семиотического феномена, т.е. определяют семантическую и формальную организацию текста документа и его частей». И далее: «Основные различия между текстовыми и языковыми нормами сводятся к следующему: для текстовых норм важны требования к построению определенных типов и частей текста, для языковых норм характерно ограничение возможности употребления языковых единиц в контексте документа. Автономность этих двух типов норм доказывается возможностью нормативности одних при нарушении норм других, ср.: возможность языковых ошибок в правильно построенном документе и, напротив, ошибочно построенный документ при общей языковой правильности» [Культура русской речи 1998: 221]. Говоря о текстовых нормах официальных документов, Б.С. Шварцкопф характеризует, прежде всего, композиционные нормы построения текста определенной жанровой принадлежности (какие структурные элементы должны иметь место, порядок их следования друг за другом и графическую схему расположения).
Таким образом, к речевым (текстовым) нормам исследователи относят нормы функционально-стилистические и жанровые (или жанрово-ситуативные нормы, в рамках которых рассматриваются композиционные нормы). Поскольку функционально-стилистическая (речевая стилистическая) норма определяет построение высказывания (текста) в отдельных функцио нально-коммуникативных сферах, а в рамках этих сфер существуют разные «жанровые формы» [Скворцов 1996: 54], можно заключить, что понятие стилистической нормы включает в себя понятие «текстовых норм для данного типа коммуникации» (Радзиевская Т.В. Цит. по [Кириллова 2001: 71]), которое коррелирует с понятием жанровые нормы [Седов 2001: 112], отсутствующим, как отмечает Е.П. Захарова, в нормативных справочниках [Захарова 1999: 79]. Недостаточное ранее внимание ученых к проблеме жанровых норм объясняют тем, что исследования лингвистов проводятся обычно по схеме, в которой пропущено жанровое звено: норма литературного языка - норма языка художественной литературы - норма индивидуального стиля [Чайковский 1987: 102].
3. Общие принципы текстопорождения.
В статье «Норма и аномалия в парадигме "реальность — текст"» Т.Б. Радбиль ставит вопрос о том, что считать «нормой для художественного текста именно как текста» [Радбиль 2005: 57]. По мнению исследователя, текстовые аномалии как нарушения норм художественного текста «...возможно определить в тех случаях, когда в произведении нарушаются некие общие принципы текстопорождения. Это, например, аномальная вербализация текстовых категорий (связность, цельность, единство и пр.), это аномальный ввод интертекста, это нарушения в области субъектной модальности текста (аномальный дейксис, аномалии хронотопа) и пр.» [Там же: 58].
Моделируемость риторических приемов как системоприобретенное и дифференцирующее свойство
«...Единственной реальностью, с которой лингвист непосредственно имеет дело, является текст, а интересующие его механизмы языка, лежащие в основе речевой деятельности человека, не даны ему в прямом наблюдении». Поэтому познать объект можно через моделирование, смысл которого «...состоит в том, чтобы вместо скрытых от нас свойств объекта изучить за-данные в явном виде свойства модели и распространить на объект все те законы, которым подчиняется работа модели» [Апресян 1966: 3].
Под моделью объекта понимают «другой объект (реальный или воображаемый), отражающий отдельные основные свойства исходного с той или иной степенью полноты» [Агеев 2002: 183]. Иными словами, «модель есть результат процесса познания, зафиксированный в мозгу или вне его на подходящей физической среде» [Пешель 1981: 13].
Понятие модели осмысляется по-разному применительно к языковым и речевым явлениям. Так под моделью предложения (его структурной схемой) понимают обобщенный инвариант, существующий в сознании носителя языка и включающий минимальную конфигурацию компонентов предложения, необходимых для реализации его предикативного значения. «Тем самым синтаксис естественно вписывается в общую последовательность (иерархию) изоморфных языковых уровней, располагающих парами основных единиц - ... таких, как фонема и аллофон на фонетическом уровне, морфема и алломорф - на морфемном и т.д.» [Норман 1994: 124]. Модель же высказывания определяется как регулярно воспроизводимая в живой коммуникации совокупность следующих признаков отрезка речи: а) способность быть отдельной репликой в диалоге; б) наличие модели предложения (структурной схемы), реализацию которой представляет собой данное высказывание, или в случае ее отсутствия — степень воспроизводимости высказывания как готового речения; в) типовая функция высказывания в контексте и обусловленный этой функцией характер реализации и распространения схемы (последнее -для высказываний, опирающихся на структурную схему предложения); г) характер тема-рематической организации; д) интонационное оформление; е) наличие и позиция вводных и вставных компонентов, междометий, модальных частиц, обращений [Дымарский 2005: 294-295]. Так, реплика Нади из фильма В. Меньшова «Любовь и голуби» Не пойду! имеет грамматическую модель (модель односоставного определенно-личного предложения), элиминацию темы (опущен обстоятельственный компонент; ср.: На свида ниє / на берег не пойду!) и характерный интонационный рисунок (произносится как бы по слогам с акцентным выделением первого и третьего слогов и резким понижением тона на втором). Другой пример - Ну что ты, конечно! (реплика из диалога). Это высказывание, как отмечает М.Я. Дымарский, не реализует какую-либо из грамматических моделей предложения и не обладает, с формальной точки зрения, актуальным членением (поскольку включает только междометие и вводный компонент, акцентирующий подразумеваемую тему). Оно окрашено стандартной интонацией согласия-подтверждения и представляет собой полноценное высказывание. Но, несмотря на различия между высказываниями, в обоих случаях можно говорить о стоящих за ними моделях в обозначенном понимании [Там же: 293-294].
Исследователи говорят также о модели текста как совокупности определенным образом организованных категорий [Матвеева 1991: 13]; графической модели (= схеме) коммуникативного процесса [Головин 1980: 29]; модели (= структуре) речевого акта, включающего отправителя (адресанта), получателя (адресата), собственно сообщение с его языковым кодом, канал связи, обратную связь, коммуникативный контекст и помехи [Иссерс 1999: 12].
Т.В. Шмелева пишет о модели речевого жанра (или речевой модели жанра) как эксплицировании в формулировках научной дефиниции интуитивного представления человека о «типовом проекте», каноне, схеме жанра [Шмелева 1997: 91], но она не ставит перед собой задачи теоретического обоснования правомерности выделения речевой модели наряду с языковой. Исследователь характеризует семь признаков модели жанра: коммуникативная цель, образ автора, образ адресата, образ прошлого и образ будущего, тип диктумного (событийного) содержания, языковое воплощение [Там же: 91— 96]. Тем самым речевая модель жанра предстает как системное описание жанрообразующих признаков, как некая схема, по которой могут получать характеристику различные жанры.
Таким образом, выделение языковых и речевых моделей не есть классификация лингвистических моделей, поскольку само понятие модели в этих случаях осмысляется по-разному.
Понятие модели используется и применительно к стилистическим приемам. Во многих определениях стилистического приема подчеркивается его абстрагированность (обобщенность), типизированность, а значит, воспроизводимость. Ср., например: стилистические приемы - «...это модели, абстрагированные от конкретных морфологических, лексических, фразеологических, синтаксических средств языка, имеющие особую выделительную, экспрессивную окраску» [Гальперин 2004: 122]; «...намеренное и сознательное усиление какой-либо типической структуры и/или семантической черты языковой единицы (нейтральной или экспрессивной), достигшее обобщения и типизации и ставшее, таким образом, порождающей моделью» [Харченко 1988: 163]; «стилистический прием представляет собой класс моделей, в основе создания которого лежит единый принцип. В каждом отдельном случае эта модель может иметь самые различные наполнения. Это и создает возможность объединения в рамках каждого такого класса моделей самых различных стилистических образований, различных с точки зрения структуры и с точки зрения передаваемой информации» [Чулкова 1978: 22]. М.Н. Кожина, рассматривая вопрос об отсутствии в языке особого стилистического уровня, пишет, что стилистические приемы могут строиться по известным моделям. И далее: «В структурном отношении они могут быть лексико-семантическими, словообразовательными, фразеологическими, грамматическими (в том числе синтаксическими), а также собственно текстовыми сущностями (выходящими за пределы предложения), например, композиционными» [Кожина 1993: 15-16].
Эпитет стилистический в терминологическом сочетании «стилистический прием» характеризует фигуры речи и другие явления не столько со стороны их структурного построения, сколько с точки зрения функционального предназначения : стилистическим называют прием, используемый с определенным стилистическим заданием, обладающий стилистической значимостью. Ср. следующие определения стилистического приема, где на первый план выступают именно функциональная его предназначенность и - следовательно - маркированность: «...стилистическим приемом можно считать любое использование языковых средств, сознательно подчиненное функции выдвижения, с целью создания художественного эффекта» [Азарова 1981: 31]; «...прием - это преднамеренный способ использования определенных языковых средств в целях достижения выразительного (экспрессивного) эффекта» [Маслова 1992: 347]; «назовем такой факт языка, который приобретает в определенном речевом акте экспрессивную функцию, стилистическим приемом» [Ситникова 1965: 5]; стилистическая фигура (синоним стилистический прием) - «фигура речи..., используемая в эстетической функции» [Москвин 2006а: 317] и др.
Вывод о принадлежности лингвистической природы фигур сфере языка и сфере речи был сделан В.И. Корольковым: «Можно думать, что фигуры как явление системы языка- это "всего лишь" общие, абстрактные синтаксические модели, представляющие собой некие последовательности морфологических классов слов, - рассматриваемые в отвлечении от конкретной лексико-фразеологической и семасиологической реализации. В этом аспекте фигуры - во всяком случае, значительная их часть - могут быть представлены в виде своего рода формул... Фигуры как явление речи— это уже не отвлеченные схемы, а построенные по "отложившимся" в системе языка моделям конкретные словесные образования, обладающие, помимо синтаксического и морфологического, также всеми другими лингвистическими аспектами, в частности, функционирующие - в масштабе целого текста - как явления стилистические, и в силу этого несущие определенный конкретный смысл» [Корольков 1973: 74].
Понятие типа отклонения и проблема иерархии операторов
Реализация общего принципа отклонения от той или иной нормы или ее нейтрального варианта дает тип отклонения, который осуществляется при помощи операторов. Тип отклонения - совокупность РП, основанных на отклонении от той или иной нормы и образующих подсистему РП.
Нами выделяются два родовых типа прагматически мотивированных отклонений: отклонения от языковой нормы или ее нейтрального варианта , и отклонения от речевой нормы или ее нейтрального варианта.
1. Один из возможных аспектов дальнейшей классификации отклонений от языковой нормы или ее нейтрального варианта — учет их реализации на разных уровнях структуры языка в его функционировании. При создании общей классификации уровневый параметр, по словам В.П. Москвина, «оказывается иррелевантным» [Москвин 2006а: 11], но при описании отдельных групп приемов его успешно используют (см., например, [Пекарская 20006]). Уровневый параметр (иерархичность отношений в системе языка) учитывается исследователями также при типологии языковых норм. Поэтому отклонения от собственно языковых норм или их нейтральных вариантов могут быть классифицированы в соответствии с частично отражающей структуру языка ти пологией нормы. Таким образом, в рамках отклонений этого типа выделяются (можно сказать, традиционно) следующие подтипы отклонений.
1.1. Отклонения от фонетической нормы или ее нейтрального варианта.
К фонетической норме относят нормы орфоэпические (нормы произношения), интонационные (нормы интонационного оформления высказывания) и акцентологические (нормы ударения) [Культура русской речи 2003: 368]. Следовательно, можно выделить три типа отклонении от фонетических норм : отклонения орфоэпические, отклонения интонационные и отклонения акцентологические.
Поскольку язык мы можем наблюдать лишь в действии, в его функционировании, стилистически значимые отклонения от орфоэпических норм рассматриваются исследователями, как «звуковые приемы». Процесс искажения привычной фонетической формы слова называют «словопреобразованием» [Арнольд 2002: 169]. Стилистические приемы, реализуемые на фонетическом уровне, А.И. Полторацкий именует «"сегментными" звуковыми приемами» [Полторацкий 1975: 111]. В античности звуковые изменения слова именовались претерпеваниями [Античные теории... 1996: 122]. Как мы уже говорили, тер-мин «претерпевания» Ю.В. Рождественский предлагает в современной риторике сохранить, причем (и это важно) понимать под ним такие фонетические изменения слова, которые не связаны с переменой его значения [Рождественский 1997: 246].
«Приемы трансформации звукового (и, соответственно, графического) облика слова» называют также метаплазмами [Москвин 20066: 376]. «Метаплазм — это операция, которая меняет звуковую или графическую сторону сообщения, то есть форму выражения в ее звуковом или графическом обличье» [Общая риторика 1986: 92]. Метаплазмы они рассматривают как «область фигур, изменяющих звуковой или графический облик слова или единиц более низкого уровня, чем слово...» [Там же: 66]. Однако под понятие метаплазма названные исследователи подводят также звуковые изменения, происходящие как в пределах одной лексической единицы, так и в пределах двух и более лексических единиц, составляющих фонетическое слово. Поэтому метаплазмы в понимании Льежской школы риторики - не только отклонения, связанные с «артикуляционной оболочкой слова», но и явление «синонимии слов, не имеющих общей морфологической основы» [Там же: 107]. К метаплазмам авторы «Общей риторики» относят аллитерацию, ассонанс («фонемные фигуры»), «слоговые фигуры» (верлан как перестановку слогов), архаизм, неологизм, создание новых слов, заимствование, анаграмму, палиндром, каламбур и некоторые другие приемы. Однако далеко не все из них являются отклонениями от фонетической нормы.
Н.А. Безменова в «Комментарии II» к «Общей риторике» пишет, что понятие метаплазма было введено еще в риторике А. Барона 1853 года, а его использование группой и. соответствует не только классической античной традиции риторики, но и французскому национальному наследию [Там же: 371]. В Россию учение о метаплазме, как считает Е.В. Маркасова [1999: 55], было перенесено в начале XVII в. Различие между фигурой, тропом и метаплазмом усматривали в том, что метаплазмы используются только «по необходимости», а тропы и фигуры применяются «для украшения» речи.
Риторическими отклонениями от орфоэпической нормы («звуковыми приемами», поскольку отклонение осуществляется в речи, а значит, можно говорить только о звуках, или аллофонах) вслед за Ю.В. Рождественским называем такое искажение звукового облика слова, которое не влечет за собой измененониє его денотативного лексического значения. Ср.: — Ну дык... -я начал придуриваться, подражая речи матери. - Ндравится (Р. Солнцев. Диалоги с Платоновой) - эпентеза, не повлекшая изменение значения слова.
Для нейтрального стиля произношения характерен средний темп речи, при котором говорящий не ставит задачи что-либо подчеркнуть, выразить свои чувства. Соответственно, прагматически мотивированное отклонение от этого стиля (например, прием ускорения речи как уловка в споре) также является РП.
1.2. Отклонения от лексической и фразеологической норм или их нейтральных вариантов.
Под лексической нормой имеем в виду точную закрепленность семантики слова, т.е. употребление слова в присущем ему лексическом значении, а также нормы сочетаемости слов; под фразеологической - использование фразеологизма (фразеологизма-идиомы и фразеологического сочетания ) в закрепленном за ним значении и без изменения его формы.
Отклонением от нейтрального варианта лексической нормы считаем так называемые «языковые тропы» (переносное значение таких слов, как правило, закреплено в толковых словарях). Например: Небо с мерцающими звездами будило эти мысли и у Стеши, и у Саши, и у всех десятиклассников ... (А. Кузнецова. Честное комсомольское) — ср. нейтральный вариант: вызывало мысли;
— ... Сын твой Алексей трех лет от роду, срам какой, голозадый бегает!
И запилила (И. Ильф. Ассортимент «четырех королей») — ср.: И давай беспрерывно попрекать.
«Языковой характер метафоры проявляется в закрепленности и воспроизводимости переосмысленного значения языковой формы в речевой цепи» [Те-лия 1977: 194]. Г.Н. Скляревская, изучив лексикографическую репрезентацию языковой метафоры, пришла к выводу о том, что «.. .выбор источника метафо-ризации и символа переноса ограничен и связан достаточно устойчивыми нормами и закономерностями коллективного языкового сознания» [Скляревская 1987:65].
Риторические отклонения от фразеологической нормы подразделяются исследователями на два типа: отклонения от содержания (значения) фразеологизма и отклонения от формы его выражения, например: Прочие гости, особенно художественные дамы, сладострастно по углам обсуждали создавшийся треугольник, выходя из себя, как тесто из квашни (Л. Улицкая. Сонечка) — «буквализация фразеологизма»; Вгоняя душу в трепет, / грехи порою саднят. / Зато уж точно крепок умом... /Хотя и задним (Б. Касенков) — расчленение фразеологизма со вставкой (ср.: крепок задним умом). Такого рода отклонения называют «преобразованием (обновлением) состава фразеологизма» [Голуб 1999: 123], «окказиональной реализацией фразеологизма» [Новикова 1985: 80] или (чаще) его трансформацией. Употребление фразеологизма в необычном для него значении обусловлено допущением сочетаний фразеологизма, во-первых, со словами такого лексического ряда, с которыми он как единица языка, имеющая определенное лексическое значение, в пределах нормы сочетаться не может, т.е. отюіонением от норм лексической сочетаемости, во-вторых, со словами, не совместимыми с ним по грамматическим категориям (вида, рода, одушевленности и неодушевленности и т.п.). Использование фразеологизма в необычной для него форме предполагает различные преобразования, изменения состава компонентов. Все эти отклонения, используемые с определенными стилистическими целями, достаточно хорошо описаны в современном языкознании, в том числе на материале русского языка (см., например: [Молотков 1966; Боиченко 1993; Гольцова 1993]).
отклонения с операторами синтагматического переноса
Термин «анаграмма» используется и в более широком значении. «Анаграмма, — читаем в «Теории красноречия...» А. Галича, - перестановка буквъ въ изв стномъ словЬ или краткомъ предложеніи, дающая другое слово и другой смыслъ» [Теория красноречия... 1830: 32]. Такое же понимание анаграммы у Е.В. Клюева: перестановки в смежных словах групп звуков или «миграция некоторой группы звуков в состав смежного слова»: пролетара дикта-туриата, близозоркостъ и далънорукостъ, петушка и кукух, деревостойкие морозы, мисолапые кошки и др. [Клюев 1999: 226—227]. Однако если так понимать анаграмму, то подобные окказионализмы можно трактовать и как результат контаминации: петушка = петух + кукушка.
Т.Г. Хазагеров и Л.С. Ширина понимают анаграмму более широко: как разновидность графической или звуковой инструментовки, состоящей в том, что одно слово или словосочетание образуется путем перестановки части букв или звуков другого: Мне мука, тебе — кума; Харитон Макеитин (Анти-ох Кантемир) [Хазагеров, Ширина 1999: 198-199]. Похожее определение анаграммы дается в словаре О.С. Ахмановой («слово или словосочетание, образованное путем перестановки букв, составляющих другое слово, как криптографический прием или же как стилистический прием образно-каламбурного сближения и переразложения слов»), но приведенный ею пример из русского языка А роза упала на лапу Азора [Ахманова 2004: 43] другими исследователями трактуется как палиндром [Хазагеров, Ширина 1999: 250]. Представленные примеры анаграммы (за исключением Харитон Макентин) не являются окказионализмами, поэтому прием образования окказионализма на основе перестановки звуков / букв или частей слов считаем целесообразным называть «приемом метатезного словообразования» (по аналогии с «приемом редупликативного словообразования»), например: - Что? Далыюрукость и кривозоркость (Д. Емец. Лед и пламя Тартара), ср.: дальнозоркость и криво-рукостъ. В.П. Москвин называет такие явления «фигурой метатезного словообразования» (каламбурной перестановкой частей слов): Это настрадал еще Предсказамус (из телепередачи); Нельзя ли у трамвала / Вокзай остановить? (С. Маршак) [Москвин 20066: 310]. Если же перестановка звуков / букв происходит в смежных словах, то оператор перестановки является промежуточным, он «работает» на контаминацию слов: Вертинка Пластинско-го (название стихотворения Б.С. Кузина), Наклонительное повеление (название стихов А. Левина). Для акрофонической перестановки (перестановки букв или слогов в словах) внутри- синтагмы или предложения, создающей слова с новым значением, используется термин контрапетрия. [Тихонова 2001:95].
Оператор синтаксического переноса может лежать и в основе-отклонений от синтаксической нормы. В стилистике и риторике отклонение от обычного расположения составляющих предложение слов или словосочетаний, в результате которого «переставленный» элемент оказывается выделенным и таким образом привлекает к себе внимание, приобретает стилистическую значимость, традиционно называют инверсией, стилистической инверсией, обратным (инверсным, инвертированным, риторическим) порядком слов, например: С самого рождения она была окружена чудесными игрушками, и игра, самостоятельная, не требующая иных участников, была главным содержанием ее жизни (Л. Улицкая. Сонечка) — ср.: ...и самостоятельная игра, не требующая иных участников, была главным содержанием ее жизни.
Поскольку об инверсии115 уже многое написано, проиллюстрируем лишь редкие случаи: Есть желание работать «не престижа ради, а Отечества для!» (Хак. 19.09.1997) - предлоги располагаются после существительного (ср.: ...неради престижа, а для Отечества); Хоть и хочется думать: не та это молодежь, что читает «МегаХаус», а та, что читать-то не умеет вовсе, — сделать вид, что нас вся эта мерзость не касается, что бунты пьяных ничтожеств — не наш формат, уже не получится. Коснулось потому что (МК. 15—22.04.1999) - подчинительный союз в конце придаточной части (ср.: ... потому что коснулось); Имея это в тылу, ни Китай, ни Европа в Россию не полезут. Пока (Предприниматель. 1999. № 21) - союз в конце предложения.
Паралогическим приемом считаем перестановку (мену местами) причинно-следственных отношений, как, например, в таком комическом высказывании: Камень, упавший в воду, всегда попадает в центр круга! (Телесемь. 15— 21.10.2007) - отклонение от формально-логической нормы: круг возникает в результате падения камня в воду, но не наоборот.
На оператореперестановки как типе переноса основан прием, близкий к хронотезии и состоящий в таком описании событий (и, следовательно, расположении слов), которое не соответствует их временной последовательности, что является отклонением от предметно-логической нормы. За этим приемом закрепился термин гистеропротерон (иные названия - гистерология, гистерон протерон, проти стерон) [Москвин 2006а: 85; Хазагеров, Ширина 1999: 219]. Классическим примером гистеропротерона является высказывание Вергилия «... Умрем /Ив гущу сраженья ринемся».
Оператор функциональной перестановки усматриваем и в следующем случае:
— Папа, а где моя черепашка?
- Так она с ребятами во дворе... Орехи колет (Телесемь. 20 26.11.2006) — ср.: ребята ею во дворе орехи колют.
Перенос (сдвиг, смещение) буквы на следующую строку как отклонение от графической нормы:
майор в отставке Камалъ
вернулся
вокруг февраль
дождь падает перед домом на залитый бензином асфальт
(Ф. Сваровский. Новый арабский фильм).
Оператор смещения характерен для отклонений от акцентологической нормы. Ударение в русском языке характеризуется подвижностью (способностью перемещаться в разных формах слова) и разноместностью (в разных словах может падать на разные слоги), что создает предпосылки для его целенаправленного ненормативного перемещения. К.С. Горбачевич заметил, что «...поэтические вольности в ударении чаще всего представляют собой либо отражение старых или диалектных (социально-профессиональных) акцентов, либо являются смелым утверждением продуктивных, но еще не принятых обществом языковых новообразований» [Горбачевич 1978: 94].
Отклонения с оператором смещения как типом переноса используются, как правило, в иронической функции для иллюстрации небрежного отношения к языку, неправильного произнесения слов (1) либо с целью речевой характеристики персонажа (2): 1) Где свой обогатить язык, / Запасы слов, оттенки речи? .. / О! Мной давно уже замечен /Живой языковой «родник»!.. / Он может все переиначить — / Оттенки, фразы и слова. / Как скажет: «Разрешите нАчать» /Потом: «людЯм нужны средствА». /Еще добавит: «совремЕнный» /И «надо указать о том...» — / Летят все правила, законы, / Разрушенные «родником» (Б. Котляров. Родник); 2) — ... Кто ж живым людям гробы робит? Кикимора! (Я. Шипов. Чужие воспоминания).
Смещение букв как отклонение от графического написания слова наблюдаем, например, в названии рассказа в детской рубрике: Безумные кле. сики (СГ. 30.10.2002).
На операторе смещения строятся следующие приемы, являющиеся отклонениями от предметно-логической нормы: Что же касается бен Ладена, его видели недавно в Москве, у картины знаменитого художника Веер-мейра Делъфтского. Он разглядывал в лорнет беременную голландскую женщину, читающую у окна письмо. Когда бен Ладена спросили, кто отец ребенка, тот загадочно улыбнулся и ответил: «Араб» (Завтра. 2001. № 40) — пространственное смещение; «Велика Россия, — думал Кутузов, - а отступать-то некуда - позади Москва, пробки...» (Телесемь. 15-21.10.2007) — хро-нотезия (термин А.П. Сковородникова [Сковородников 2005г: 115]) на основе смещения исторического деятеля XVIII-XIX веков в реальность XXI века.
Отклонения от речевой нормы или ее нейтрального варианта
На отклонении от обычной, линейной последовательности элементов текста (ср. с антиципацией на уровне предложения как отклонении от нейтральной синтаксической нормы) при операторе перестановки основан прием антиципации, при котором предвосхищающий (антиципирующий) компонент находится до прямого обозначения объекта (причем в самом начале текста), о котором идет речь, что можно считать отклонением от нейтрального варианта текстовой нормы. Антиципация как композиционный прием с целью создания эффекта обманутого ожидания представлена, например, в следующем стихотворении: За что Вы мне, доверчивой, достались?! /Наверное, подосланы судьбой, / И эта стерва, злобно усліехаясь, /Взялась поиздеваться надо мной. / Мои друзья, нисколько не таясь, / Честят Вас неприличными словами. / И правы. Вас все время тянет в грязь, / И я туда же — вместе с Вами! / Вы подло поджидаете потом, / Чтоб подвернуться в самый страшный случай.../ И я опять лежу в пыли лицом. /Вы... Кто позволил Вам меня так мучить?! / Молчала долго (трусость да заминки). /
