Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Ономастический концепт: теоретико-методологические основы его исследования 12
1.1. Имя собственное как концепт 12
1.2. Типология картин мира и место ономастического концепта в них 24
1.3. Структура ономастического концепта и методы его анализа 34
Выводы 48
Глава 2. Концепт Кавказ в наивной и научной картинах мира 50
2.1. Концепт Кавказ в наивной картине мира 50
2.1.1. Концепт Кавказ в песенном дискурсе 50
2.1.2. Ассоциативный эксперимент на лексему Кавказ как возможность выявления его семантического поля 59
2.2. Концепт Кавказ в научной картине мира 78
2.2.1. Кавказ в истории России: ценностная составляющая концепта 78
2.2.2. Деривационная парадигма лексемы Кавказ как экспликатор когнитивных признаков в российском лингвокультурном пространстве 82
Выводы 97
Глава 3. Концепт Кавказ и его репрезентация в прозе Г.Л. Немченко .. 100
3.1. Г.Л. Немченко и Кавказ в его творчестве 100
3.2. Кавказская лексика как компонент концепта Кавказ 105
3.2.1. Кавказизмы-апеллятивы и особенности их рефлексии в тексте 105
3.2.2. Индивидуально-авторская метафоризация кавказизмов 118
3.2.3. Кавказские онимы как репрезентанты концепта Кавказ 124
3.3. Кавказскость как когнитивная база концепта Кавказ 135
3.3.1. Способы экспликации когнитивной базы концепта Кавказ 135
3.3.2.Адыгство как вариант кавказскости и его составляющие 137
3.3.3. Кавказская идентичность и межкультурная коммуникабельность как нравственный императив авторского концепта писателя 158
3.4. Структура концепта Кавказ в авторской картине мира Г.Л. Немченко 176
Выводы 181
Заключение 184
Список сокращений, принятых в тексте и приложении 189
Библиографический список
- Типология картин мира и место ономастического концепта в них
- Ассоциативный эксперимент на лексему Кавказ как возможность выявления его семантического поля
- Кавказская лексика как компонент концепта Кавказ
- Способы экспликации когнитивной базы концепта Кавказ
Типология картин мира и место ономастического концепта в них
Несмотря на накопленные многими веками знания, до сих пор существуют разные точки зрения на наличие лексического значения у собственного имени. По словам М.Э. Рут, «несмотря на непрекращающиеся споры о лексическом значении имен собственных, мнений остается столько же, сколько спорщиков». Причина, по мнению лингвиста, кроется в неоднозначности представления «семантики онома» и отсутствие методики исследования для каждого типа онома [Рут 2001: 59].
Многоаспектное рассмотрение данного вопроса выделило 3 основные группы ученых, по-разному анализирующих данную проблему.
Самая распространенная трактовка этого вопроса связана с именем философа Дж.Ст. Милля (1865), указывающего на чисто идентифицирующую функцию собственных имен, за содержанием которых отсутствует денотативный признак: они «подобны меловой отметине на доме: имеют цель, но лишены значения» [цит. по Арутюновой 1977: 190].
Сходную точку зрения с Дж. Ст. Милллем имеют такие ученые как О. Функе, А. Гардинер и Б. Рассел, а в нашей стране А.А. Реформатский, Н.И. Толстой, О.С. Ахманова, Б.А. Серебренников, А.А. Уфимцева, Е.М. Галкина-Федорук, Н.Д. Арутюнова и т.д. Опираясь на теорию Дж.Ст .Милля о «неконнотативности» (отсутствие коннотаций) имен собственных, лингвисты этого направления полагают, что имена собственные «называют предмет, но не приписывают ему никаких свойств. Относясь к индивидным предметам, собственные имена никак не характеризуют их, не сообщают о них ничего истинного или ложного [Арутюнова 1977: 190], не заключая в себе ни понятия, ни значения, «они являются только различающим знаком» [Галкина-Федорук 1956: 53].
Вторая группа ученых, таких как О. Есперсен, Г. Сёренсен, М. Бреаль, В.И. Болотов, Ф.И. Буслаев, А.А. Потебня, С.И. Зинин и др., считает, что значения имена собственные получают только в речевом контексте.
Так, в своем известном труде «Философия грамматики» датский лингвист О. Есперсен критикует позицию Дж.Ст. Милля на наличие разницы между семантикой онима и семантикой апеллятива, аргументируя это тем, что значение имен собственных, также как и значение многих имен нарицательных, можно определить исходя из их лексического окружения. Более того, по мнению лингвиста, в различных контекстных ситуациях имена собственные обладают, точнее «коннотируют» большее количество признаков, чем имена нарицательные [Есперсен 1958].
Сходной позиции придерживается и отечественный лингвист В.И. Болотов, который считает, что значение онима возникает исключительно в речи и при отнесении имени только к одному лицу-денотату, предполагает его локализацию во времени, пространстве и социальных полях. По сравнению с лексическим значением имени нарицательного, значение имени собственного «возникает в речи и разнится от одного социального поля к другому», сообщающему «именам определенную эмоциональную окрашенность, стилистическую отнесенность и идеологическую насыщенность» [Болотов 1986: 105].
Тем не менее, отмечается тот факт, что в речевом контексте не все онимы могут иметь лексическое значение. В зависимости от отношения к тому или иному ономастическому классу, одни имеют больше способностей к обретению значения, другие – меньше. Так, одни онимы могут являться уникальными например, топонимы [Березович 2001], другие могут обозначать целый ряд референтов, например, антропонимы [Толстой 1997].
Третья группа в лице таких лингвистов, как Л.В. Щерба, В.А. Никонов, М.В. Горбаневский, И.В. Крюкова, М.Н. Морозова, А.В. Суперанская, Л. Ступин, А.С. Щербак и др., признают наличие значения у онима как в языке, так и в речи, но при этом оговариваются, что это значение отлично от значения имен нарицательных. «Лексическое значение имени собственного в языке – это общее понятие о ряде или классе предметов, каждый из которых (из предметов) может быть назван данным именем; в речи же это общее значение имени собственного каждый раз дополняется конкретным содержанием о том или ином отдельном предмете» [Ступин 1969: 224].
По мнению А.В. Суперанской, значение имени собственного отличается от значения имени нарицательного, и для того, чтобы понять сущность онимов, «необходимо установить, к какому предмету они относятся, узнать понятийную соотнесенность этого предмета, а уж потом установить, что данный предмет называется так-то». И далее: «поскольку имя собственное явление более социальное, чем имя нарицательное, одной этой связью его значение не исчерпывается. Помимо чисто лексического компонента, в значение ИС входят компоненты и экстралингвистические, в том числе эстетический, аффективный, морально- и социально-оценочный» [Суперанская 2009: 266; курсив наш – С.С.].
Мы придерживаемся последней точки зрения, поскольку она учитывает оба взгляда на интерпретацию семантики онима: во-первых, диалектическую связь социального и индивидуального в его семантике в языке и в речи, и, во-вторых, различное наполнение денотативного и сигнификативного содержания в семантике разных тематических разрядов онимов.
Современные работы с опорой на традиционное понимание ономастической лексики теперь в имени собственном усматривают не только наличие семантики, но и понимают его как определенное «вместилище» знаний [Горбаневский 1996], как корпус неязыковых, т.е. фоновых знаний, ассоциаций, представлений исторического, этнографического и культурного плана [Чесноков 2002], как символ, обладающий расширеннной ассоциативной сетью потенциальных значений [Карабулатова 2007: 22], как средство сохранения исторической памяти народа и орудие формирования и выражения ономастического знания в человеческом сознании [Щербак 2008: 11]. Эти и подобные определения привели к появлению новой концепции имени собственного и к возникновению термина «ономастический концепт».
Понятие ономастический концепт, по мнению А.И. Белоусовой, было введено в научный оборот в 2003 году И.Э. Ратниковой в ее монографической работе «Имя собственное: от культурной семантики к языковой» [Белоусова 2011: 4]. Тем не менее, суждения об ономастическом концепте еще раньше появились в работах ономатологов. Так, у М.В. Голомидовой в первой главе ее монографии исследуется концепт «онома» как языковой концепт, представляющий собой одну из устойчивых универсалий в любом языке. Специфика данной ментальной структуры, по мнению автора, заключается в том, что в ее организации языковая семантика смыкается с неязыковой информацией, которая «складывается под воздействием специальных знаний о мире» у того или иного этноса [Голомидова 1998: 15]. Иными словами, содержание концепта онома не тождественно лексико-грамматической категории имени собственного, поскольку вбирает в себя не только чисто лингвистическую информацию, но и неязыковые знания. То есть, формирование концепта на базе онима связано с перцептивными образами в сознании человека о том или ином носителе имени.
Ассоциативный эксперимент на лексему Кавказ как возможность выявления его семантического поля
Чтобы наиболее объективно представить ассоциативное окружение концепта Кавказ и, следовательно, создать его концептуальное поле, как уже говорилось выше, был проведен АЭ № 2. Хотелось бы сразу отметить, что, в количественном отношении на стимул Кавказ испытуемые АЭ № 2 дали почти в три раза больше реакций, чем испытуемые АЭ № 1. Мы считаем, что это обусловлено тем, что респонденты АЭ № 2 представляют собой более старшее поколение, что свидетельствует о большем жизненном опыте, более развитом интеллектуальном уровне и большей осведомленности об окружающей действительности, в том числе о данном регионе. Также в АЭ № 2 даны более разнообразные реакции, нежели в первом. Помимо красоты природы и духовной культуры горцев, Кавказ ассоциируется с красивыми девушками (7), с воровством невест (3), с трагической историей кавказского народа (2), с такими качествами кавказцев, как гордость (6), честь (7), достоинство (3), доброта (4), отзывчивость (2), почитание старших (5) и т.д. Есть также и отрицательные ассоциации (16): война (6), клановая политика (2), негатив (2), понты (1), маленькая зарплата (1), деградация (1), беспредел (1), бандюки (1), много наглых людей (1).
Таким образом, участники АЭ № 2, так же как и участники АЭ № 1 в абсолютном большинстве наделяют концепт Кавказ положительным значением: неотрицательные реакции составляют 448 единиц, отрицательные – 16.
Сравнение между собой результатов пяти экспериментируемых аудиторий, позволило четко выделить две основные группы с доминирующими ассоциативными признаками лексемы Кавказ: студенты Майкопа и испытуемые АЭ № 2 в первую очередь ассоциируют Кавказ с горами, родным местом и красотой природы, в то время как студенты Саранска, Белгорода и Казани в абсолютном большинстве связывают данный регион с горами, войной и названием территориальной единицы. Также, в результате сравнительного анализа мы выделили обоснованную закономерность: от жителей Майкопа как определенного региона Кавказа получено наибольшее количество положительных ассоциаций в адрес кавказцев и ассоциаций, связанных с Кавказом как с родным местом, родиной, домом. В целом, при сопоставлении и сложении полученных ассоциаций обоих АЭ были выявлены следующие ведущие когнитивные признаки исследуемого концепта:
Все ассоциативные признаки и их связи, полученные экспериментальным путем, образуют ассоциативное поле исследуемого концепта Кавказ. Структурно это поле делится на ядерную и периферийную зону. К ядерной зоне относятся первичные, наиболее яркие образы, обладающие наибольшей чувственно-наглядной конкретностью. Периферийная зона является более абстрактной. В периферии находится все то, что привнесено культурой, традициями, народным и личным опытом [определение зон по теории Ю.С. Степанова 2007, В.И. Карасика 2004 и др.].
Ядро концепта состоит из трех сегментов. Первый сегмент представляет собой самую большую группу лексем, обозначающих природный фактор (472 ед.). Помимо собственно определения природы, указывается ряд специфических признаков, характеризующих ее. Так, в сегменте природа можно выделить 5 компонентов: горы, пейзаж, море, солнце. То есть, у испытуемых (независимо от возраста и места проживания) как коллективных носителей русского языка Кавказ, прежде всего, ассоциируется с природным объектом горного рельефа, который славится своей живописной природой, чистыми реками, свежим воздухом и южным климатом.
Вторым является сегмент территория, который репрезентируется лексическим материалом, составляющим две тематические группы: собственно административно-территориальная единица: территория, регион, страна, название государства, край, город, местность и т.п. конкретная административно-территориальная единица: аул Уляп, город Железноводск, Краснодарский край, Республика Адыгея, Республика Ингушетия, другая Россия и т.п. Особое внимание привлекает третий сегмент – родина, дом. Для этого сегмента характерно то, что все ассоциаты конкретизируют значимость Кавказа для себя лично (мой дом, родной дом, моя родина). Интересен тот факт, что подобные ассоциации давали также случайно ставшие испытуемыми лица из Москвы, Абинска и даже города Светлогорска Республики Беларусь. Неразрывно с сегментом родина связан четвертый сегмент – общество. Эта связь осуществляется посредством актуализации семы «принадлежность». Эта связь двусторонняя: с одной стороны, респонденты ассоциируют отношение данного региона как географического пространства с обществом в целом (моя родина, наш дом), с другой, репрезентируется национальная принадлежность субъекта, проживающего на территории Кавказа (черкесы, земля адыгов, армяне). Этот сегмент можно разделить на две лексические группы, находящиеся в гипо-гиперонимических отношениях: этнос в целом: люди, многонациональный народ, народы Кавказа, жители Кавказа, горцы и т.д. конкретизация этноса: кавказцы, адыги, черкесы, армяне, грузины и т.д.
Таким образом, ядром концепта является представление респондентов о Кавказе как о территориальном пространстве с горным рельефом и прекрасным пейзажем, на котором проживают народы со своей неповторимой внутренней духовной культурой.
Ближнюю периферию ассоциативного поля образуют лексические единицы, включающие оценки и эмоции респондентов. Все полученные реакции мы разделили на два микрополя: содержащие положительное отношение и отрицательное отношение к данному концепту. Положительное отношение проявляется в основном к характеристике кавказского этноса и красоты природы Кавказа, отрицательное – как к характеристике этноса, так и к политической обстановке в данном регионе: положительное отношение: отзывчивые люди, доброжелательность, гостеприимность, красивые девушки, прекрасные люди, несгибаемость, вольность, почет, благодать, сказочное место, райский уголок, могучий и т.д. отрицательное отношение: беспредел, деградация, клановая политика, наглые люди, хачи, бородатые люди, грубые, не такие как мы, русские, бандюки и т.д.
Также к ближней периферии поля мы относим сегмент этническая культура, который характеризует некоторые особенности духовной жизни кавказцев. Данный сегмент можно разделить на две тематические группы: традиционные этнические порядки: обычаи, традиции, свадьбы, аталычество, куначество, почитание старших, гостеприимство, воровство невесты, адыгагъэ, адыгэ хабзэ и т.д. этническая культура Кавказа: танцы, песни, лезгинка, къафэ, Магомет Дзыбов (народный певец), джигитовка, сказания, фольклор, нарты, золотое шитье, Ася Евтых, геральдика и т.д.
Сегмент война и негативные явления на Кавказе представлен синонимичным рядом смерть, теракт, терроризм, опасность, неспокойствие, танки, руины, жестокость и т.д. На наш взгляд данный сегмент несет в себе бльшую смысловую нагрузку в периферийном ряду по сравнению с другими группами, поскольку его семантический инвариант эксплицирует важное представление российской и нероссийской общественности о политической ситуации как на Кавказе, так и в стране.
В целом, ассоциативный эксперимент фиксирует положительную оценку географического положения Кавказа и его жителей; этот регион наделяется респондентами такими коннотациями, как сильный, мощный, воинственный, великий, таинственность, гордость, нечто прекрасное и т.д.
Кавказская лексика как компонент концепта Кавказ
Сам когда-то в любимом романе «Вороной…» предрекал: «Уехал казак на чужбину далеко, ему не вернуться в родительский дом» [Н. Вольный горец: 151-152].
Жизнь каждого из народов Кавказа, как писал Рашевский, это жизнь в экстремальных условиях природы, истории и культуры, в ситуациях природных, культурно-исторических, лингвистических и государственных пограничий, наложившей несомненный отпечаток на характерный облик любого из кавказских народов [цит. по: Гаджиев 2010: 69].
Также неслучайно глубокую по мысли цитату Г.Д. Гачева о влиянии природы на национальную картину мира приводит в своей работе А.Ю. Шадже [1996: 135-136], которую мы не можем не повторить, предваряя этот анализ когнитивных признаков кавказскости в адыгском варианте: «Первое, оче-видное, что определяет лицо народа, – это природа, среди которой он вырастает и совершает свою историю. Она – фактор постоянно действующий. Тело земли: лес (и какой), горы, пустыня, тундра, вечная мерзлота, климат умеренный или с катастрофическими изломами, животный мир, растительность – предопределяет и последующий род труда…, и образ мира: …например, роль гор как мировых координат – в искусстве народов Кавказа» [Гачев 1988: 47; курсив наш – С.С.].
В мифологии мира среди первичных символов, накопленных генетической памятью нашего подсознания, «гора рассматривается в качестве вместилища божественного вдохновения. Её вершина – это центр мира, точка соединения неба и земли. Гора – это символ трансцедентности, предел восхождения, духовного возвышения» [Жюльен 1999: 79]. Роль гор Кавказа как мировых координат следует увидеть не только в искусстве народов Кавказа, но во всех сферах жизни его этносов, уходящей в глубину веков, сказавшейся особенно глубинно на первоначальном этапе развития их традиционной культуры, влияние которой и отражают выделенные Р.А. Ханаху сгустки, пучки, комплексы разных признаков жизненного её проявления у горцев Северного Кавказа.
Образ Кавказа в творческом мире Г.Л. Немченко многогранен. Говоря о его перцептивном восприятии в сознании писателя, он предстает как самое прекрасное место на земле, где особенности горного рельефа определяют своеобразие менталитета и характер народов, населяющих его, к которым он так неравнодушен. Природа Кавказа в творчестве автора – это фон, который он воспринимает и зрительно, и акустически. Описывая горные хребты Кавказа, их неприступность, красоту закатов и рассветов, множественные реки, пересекающие его, долины автор использует такие изобразительные средства, благодаря которым текст становится особенно красочным и насыщенным. Большое внимание автор уделяет горным хребтам, особенно двуглавой горе Эльбрус, символизирующей удвоенную силу, мощь и красоту. Писателя явно восхищают пейзажи Кавказа и он гордится, что он родился и живет в таком прекрасном месте:
И на макушке очередного бугра мы вдруг очутились чуть не вровень с облитою алым, осиянною голубизной верхушкой Эльбруса.
Вглядываясь в царственную, с венцом на серебряной раздвоенной главе гору, долго молчали… Сказать, что красота неземная – всего лишь отметить факт, потому что это мы на грешной земле, а там все чище, девственнее, недоступнее, целомудреннее… И в самом деле - возвышенней [Н. Счастливая черкеска: 100]. (64) …в полной мере оценить щедрость Создателя может, и в самом деле тот, кто хоть короткое время жил здесь и питался удивительными плодами этой земли, видел на синем горизонте ослепительно-белые пики ледяных гор, слушал умиротворенными вечерами сокровенное тюрюканье сверчков в отяжелевших к осени виноградниках, смотрел на крупные звезды над головой и на такую полную луну, такую в этих краях большую и яркую, что тут уж никак не ошибешься, что там на ней на самом деле произошло… [Н. Газыри: 357].
(65) Бушевала и билась мутная Белая, даже над тяжелыми волнами летели ошметками грязи, но когда переехали ее, дождь сперва поутих, а потом совсем прекратился, и на горизонте возникла светлая дымчатая полоска, сперва очень узкая, а потом чуть пошире. Налилась тонко светло-розовой желтизной, и на ней очень четко проступили вуали голубовато-серые, как сухая синяя глина, с белыми разводами снега по бокам и молочными ледяными пиками горы, чуть не весь Кавказский хребет – ну, как на ладони. Испокон веков горы представляли собой символ «духовной высоты и центр мира, место соприкосновения неба и земли, символ превосходства, вечности, чистоты, постоянства, подъема, устремленности, вызова», «самоочевидный символ мужского начала» [Тресиддер 1999: 62-63], и все это естественным образом находит яркое отражение во внешних и внутренних характеристиках истинного горца.
Способы экспликации когнитивной базы концепта Кавказ
Таким образом, анализ показал, что ценностный компонент концепта Кавказ, имплицитно реализуясь в таких языковых единицах как паремии, воплощает в себе ценностную систему кавказского народа, что является важнейшим свойством лингвокультурологического концепта.
Подводя итоги, мы считаем, что структурная организация когнитивных признаков концепта Кавказ в творчестве Немченко отражает как денотативные значения данного онима, так и индивидуально-авторские коннотации, дополняющие уже существующие определения этого понятия, а наличие ценностного компонента, с присущими ему национальными и культурными признаками, наделяет имя концепта Кавказ статусом лингвокультурного концепта.
Выводы Кавказ является ключевым словом-концептом, цементирующим гипертекст Г.Л. Немченко и последовательно формирующимся в самих текстах кавказского цикла писателя, миротворческая деятельность которого, заключенная в попытке консолидации кавказского и российского общества в рамках мирного урегулирования межэтнических отношений представляется особенно важной и отвечает вызовам времени. Представленность онима Кавказ как концепта в творчестве Г.Л. Немченко позволяет эксплицировать знания и представления автора о Кавказе и отражает ментальные особенности писателя как языковой личности – носителя русской культуры. Представляя национальный колорит, характерный для кавказских народов, автор использует кавказскую экзотическую лексику – кавказизмы. Благодаря вводу кавказизмов как идентифицирующих факторов создается этнокультурная маркированность текстов писателя. В прозе Г.Л. Немченко показан богатый материал кавказской специфической лексики, в состав которой входят слова, обозначающие онимы и этнонимы (абадзехи, абазины, адыги и т.п.); слова, называющие предметы быта (анэ – стол; бэлагъ – лопатка; гомыль – дорожная пища и т.п.), слова, называющие одежду и головные уборы (сае – женский национальный костюм; ичиги – мягкие кожаные сапоги и т.п.). Их можно встретить в описаниях о народе, их внешних и внутренних качествах (адыгагъэ - адыгство), описаниях особенностей традиционной и этикетной культуры (адыгагъэ - адыгство; нэмыс – честь; адыгэ хабзэ – обычай; закон), искусства (джэгу – игрище; гъыбзэ – песня-плач), традиционной кухни (пастэ – мамалыга; щипс – соус; щелям – пышки и т.п.), которой так славится Кавказ, и многих других реалииях самобытности и нравственного облика горцев. К доминирующим когнитивным признакам концепта Кавказ можно отнести такие этнические элементы, характеризующие и определяющие Кавказ, как рыцарский кодекс чести «адыгэ хабзэ», культ оружия, почитание старших, целомудренность девушек, черкеска как символ мужества и доблести, белая бурка как символ добра и мира, сэмэур (самовар), явившийся символом единства русского и кавказского этносов и др. Качественно новое значение в прозе писателя обретает лексема газыри - от первоначального значения «трубки для хранения пороха» до авторской интерпретации – «жанра малой прозы, маленьких рассказов».
Еще одним из средств экспликации концепта Кавказ является ономастическое пространство текста. Сквозь призму авторского мировидения невозможно представить этот край без тех имен и названий ономастических единиц, за которыми закреплены значимые для писателя образы. Ономастическое пространство в текстах Немченко представлено в двух разрядах онимов: антропонимах, куда входят реальные и ирреальные онимы и топонимах, куда входят хоронимы, ойконимы, оронимы и гидронимы.
Отношение русского писателя к Кавказу выражено также в представлениях насущных проблем Кавказа, надежд и чаяний на долгожданный мир и содружество, в описаниях уникальной природы и обозначения этого удивительного края как его родного дома и малой родины. Структурная организация концепта Кавказ в прозе Немченко представлена с лингвокультурологической стороны и включает в себя три компонента: понятийный, образный и ценностный. В состав данной структуры вошли как уже сложившиеся в русской языковой картине мира концептуальные признаки, так и индивидуально-авторские репрезентанты.
Так, понятийная сторона исследуемого концепта представлена следующими признаками: территория России, горная система, территориально-административная единица, центр туризма и спорта, курортная зона, природные ресурсы. Образный компонент отражает перцептивные представления и выражается в антропоморфности Кавказа, то есть наделении его чувствами и эмоциями живой одухотворенной сущности.
Ценностный компонент, как главная составляющая лингвокультурного концепта, включает многочисленные концептуальные признаки, зафиксированные в кавказском фольклоре, и отражает значимые установки и ментальные ориентиры, заключенные в культурный код народов Кавказа.
Таким образом, в результате исследования перечисленных когнитивных признаков, эксплицирующих концепт Кавказ в творчестве Г.Л. Немченко, были выявлены доминантные концептуальные характеристики, отражающие особенности авторского представления о Кавказе и его многонациональном народе.
