Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические предпосылки исследования 13
1. Проблематика исследования языковой категоризации действительности 13
1.1. Вопрос о понятийных категориях 13
1.2. Проблемы функционального подхода к анализу языковых фактов 18
1.3. Принципы структурной организации функционально-семантических полей и микрополей 21
2. Вопрос о структурно-содержательной природе и функциональном статусе категории лица 22
3. Категория лица и категория персональное: специфика функционально-структурной иерархии 25
4. Семантика категории лица 30
Глава 2. Особенности функционирования категории лица/персональности в русском языке 42
1. Специфика полевой структуры категории лица/персональности 42
2. Текстовые функции категории лица/персональности 62
Выводы 76
Глава 3. Особенности функционирования категории лица/персональности в португальском языке 79
Предварительные замечания 79
1. Центральные конституенты функционально-семантического поля лица/персональности 82
1.1 Личные местоимения как ядро функционально-семантического поля лица/персональности 84
1.1.1. История происхождения и эволюция личных местоимений 84
1.1.2. Структурно-содержательная характеристика семантических макрополей партисипантности/непартисипантности, микрополей субъектности/ объектности 90
1.1.2.1. К вопросу о категории падежа в португальском языке 96
1.1.2.2. Синтаксическая функция падежных форм 103
2. Периферийные конституенты плана выражения функционально-семантического поля лица/персональности 110
2.1. Миграционная группа инфинитива в составе группы вербалиев... 111
2.2. Миграционная группа местоименных слов 126
2.3. Миграционная группа прономинальных существительных.'. 129
2.3.1. К вопросу об истории прономинальных существительных в португальском языке 129
2.3.2. Особенности функционирования прономинальных существительных в современном португальском языке 132
2.3.3. Особенности функционирования прономинальных существительных в бразильском варианте португальского языка 138
2.4. Возвратное местоимение se (возвратный залог) 139
2.5. Безличные предложения как окраинная периферия функционально-семантического поля лица/персональности 148
Выводы 149
Заключение 153
Библиография 158
- Проблематика исследования языковой категоризации действительности
- Вопрос о структурно-содержательной природе и функциональном статусе категории лица
- Специфика полевой структуры категории лица/персональности
- Центральные конституенты функционально-семантического поля лица/персональности
Введение к работе
Данная диссертация посвящена исследованию категории лица с позиций функционального подхода, предпринятому на материале русского и португальского языков.
Наш выбор темы исследования обусловлен рядом обстоятельств.
Как известно, одна из главных задач функционального подхода, прочно утвердившегося в современном языкознании и направленного на выявление «основной и глобальной функции языка — выражения мышления в процессе коммуникации» (Колшанский 1977: 99), состоит в «специальной разработке динамического аспекта функционирования грамматических единиц и категорий во взаимодействии с элементами разных уровней языка, участвующими в выражении смысла высказывания» (Бондарко 1984: 89). В плане сказанного особую важность для исследователей представляют категории, формирующие предикативную ось предложения. В числе таких категорий находится категория лица, которая квалифицируется учеными как универсальная категория, «присущая всем языкам и свойственная одновременно и языку и мышлению» (Шалютин 1980: 7). Знаменитый немецкий лингвист Пауль Форхаймер, исследовавший более пятисот грамматик и словарей различных языков мира, писал: «I have not been able to find even one language or dialect that did not have it. Next to person we find number, but there are languages that have not developed number into category» - «Я не смог найти ни одного языка или диалекта, который бы не имел ее [категории лица. —КС]. За лицом следует категория числа, однако есть языки, в которых число не развито до степени категории» [пер. с англ. наш. — КС] (Forchheimer 1953: 1). «Лицо, — отмечал A.M. Пешковский, — есть необходимая категория языковой (да и не только языковой) мысли, присущая ей по самой ее сущности: ведь без лица говорящего не может быть и речи, лицо говорящее необходимо предполагает лицо слушающее, и оба эти лица необходимо предполагают внешний мир, их объемлющий, являющийся для них третьим лицом. Три лица - это три ос-. новных точки языкового сознания» (Пешковский 1956: 306).
Принадлежа к числу универсальных категорий, «в разных формах обнаруживающихся в языках разных систем» (Виноградов 1950: 43), категория лица, как, впрочем, и другие семантические (понятийные) категории, выражает не только индивидуальные особенности, возможности человека, участие/неучастие в коммуникации, но и ту социальную систему, в которую он включен, то есть выполняемые им социальные функции (Карасик: 1992), а также национальную этнокультурную специфику общения каждого языкового коллектива (Колшанский 2005: 29; Мечковская 1983: 118). Поэтому исследование данной категории на материале не одного, а двух или нескольких генетически родственных языков, органично вписывающееся в перспективные для современной науки «комплексные интегральные подходы к изучению языковых систем» (Володина 2007: 545), дает возможность «описания однотипной ситуации средствами разных языков» (Гак 1979: 17), позволяет «обнаружить такие закономерности и особенности в системе сопоставляемых языков, которые остаются скрытыми при их внутреннем изучении» (Бессара-бова 1995: 75), и способствует выявлению как универсальных типологических экспликаторов категории лица, так и идеоэтнических (национально-специфических) особенностей, характеризующих конкретную языковую картину мира (Рычкова: 2005).
Безусловная важность роли категории лица как «фундамента сказуемости» (Виноградов 1986: 373) в формировании коммуникативного потенциала предложения (высказывания) определила устойчивый интерес к ней как в традиционном (Аксаков 1875; Буслаев 1959; Андреев 1895; Шахматов-1941: Пешковский 1956; Якобсон 1972; Виноградов 1986), так и в современном языкознании. Основные свойства функционально-семантической специфики данной категории применительно к современному русскому языку изложены
в работах А.В. Бондарко (см.: Бондарко 1983; 1991; 2002), отдельные аспекты ее функционирования в русском и других языках получили определенное отражение в ряде монографических и диссертационных работ (см., например: Николаева 1985; Падучева 1985; Шелякин 1986; Химик 1990; Сердюк 2002; Золотова., Онипенко, Сидорова 2004; Володин, Храковский 1976; Бахтин 1991; Карасик 1992; Бессарабова 1995; Шишкова, Смирнова 2003; Могилев-ская 2000). Данные и другие исследования свидетельствуют о необходимости дальнейшего изучения категории лица на функциональной основе, поскольку именно функциональная грамматика, направленная на описание закономерностей функционирования языковых единиц во взаимодействии с разноуровневыми языковыми элементами, дает возможность рассмотреть функциональное положение категории лица в языковой системе в непосредственной соотнесенности ее плана содержания и плана выражения с учетом как лекси-ко-семантического и собственно грамматического аспектов, так и стилистических функций грамматических форм.
Вышесказанным определяется актуальность настоящего диссертационного исследования, объектом которого послужила категория лица, выступающая в рамках функционально-семантической категории персональное™, а непосредственным предметом анализа явилось исследование особенностей функционирования данной категории в русском и португальском языках. При этом наше обращение в качестве предмета исследования к португальскому языку объясняется прежде всего тем, что, хотя в современной португа-листике наблюдается определенный интерес к изучению грамматических категорий на функциональной основе (см., например: Zenenko 1981; Зененко 1987; Неустроева 1997; Антонов 2003), тем не менее категория лица в структуре португальского языка рассматривается преимущественно с позиции ее морфологического оформления без учета ряда специфических особенностей ее выражения на других уровнях языковой системы и из поля зрения иссле дователей зачастую выпадают особенности коммуникативного выражения категориального значения лица (см., например: Катащогина, Вольф 1968; Vilela 1999; Cedalla 2005).
Цель данной диссертационной работы - комплексное изучение категории лица в рамках функционально-семантической категории персональности на материале русского и португальского языков. При этом с учетом значительно меньшей изученности категории лица на функциональной основе в португальском языке по сравнению с русским, основной акцент в своей работе мы делаем на соответствующем исследовании данной категории именно на материале португальского языка, уделяя особое внимание семантическим и функциональным возможностям реализации рассматриваемой категории в коммуникативных отрезках, то есть в текстах и высказываниях. Фактические данные русского языка мы привлекаем в качестве иллюстративного материале при рассмотрении дискуссионных вопросов, связанных, например, с определением функционального статуса категории лица, описанием иерархической организации полевой структуры рассматриваемой категории и рассмотрением текстовой функции категории лица как важнейшего звена в коммуникативном процессе.
На достижение вышеуказанной цели исследования направлено решение ряда конкретных задач, в числе которых:
— установление функционального статуса категории лица в структуре функционально-семантической категории персональности;
— установление специфики полевой структуры категории лица в рассматриваемых языках;
— выявление центральных и периферийных средств выражения категории лица в рамках функционально-семантической категории персональности;
— выявление типологических признаков в плане выражения категории лица на функциональной основе и их внутриязыковых особенностей.
— выявление особенностей взаимодействия категории лица с другими функционально-семантическими категориями;
— рассмотрение текстовой функции категории лица как средства выражения авторской модальности.
Цель и задачи диссертационного исследования определили выбор комплексной методики анализа, включающей:
— метод дифференциации, основанный на учете соотношения «язык — мышление - действительность» (Гайсина 1981: 14);
— метод нелинейного функционального анализа, предполагающий рассмотрение языковых фактов в их системно-функциональных отношениях (Припадчев 1987);
— синхронно-описательный метод, предполагающий анализ всех характерных позиционных изменений и значений частей речи, что позволяет учитывать как традиционную семантическую реализацию категории лица в языковых элементах, так и характеризовать особые случаи функционирования категориального значения лица;
— синхронно-семантический метод, предполагающий выявление соотношений между семантикой лица и языковыми функциями, что позволяет исследовать семантико-функциональные особенности категорий понятийного и лингвистического планов.
Кроме того, в процессе работы использовались данные толковых двуязычных словарей и энциклопедических изданий.
Теоретической базой исследования послужили положения, разработанные в следующих отраслях лингвистики: в теории понятийных категорий, рассмотренной в работах О. Есперсена, И.И. Мещанинова, А.А. Потебни; в теории функциональной и коммуникативной грамматики, разрабатываемой такими лингвистами, как А.В. Бондарко, Г.К. Неустроева, В.Г. Гак, Г.П. Зе ненко, Г.А. Золотова и др.; в теории взаимодействия уровней языка, изложенной в работах Э.Бенвениста, Р.Якобсона, М.К.Б. Навеса, Р.Ленца.
Материалом для анализа послужили 3000 примеров (предложений-высказываний), включающих разноуровневые средства выражения категории лица, извлеченных нами методом сплошной выборки из произведений современной русской и португальской художественной литературы, публицистических и научных текстов, российской, португальской и бразильской прессы. Кроме того, фрагментарно в качестве иллюстративного материала использовались примеры из нормативных грамматик португальского языка, указанных нами в списке использованной теоретической литературы.
Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые предпринято комплексное исследование категории лица с позиции его се-мантико-функциональной значимости в системе русского и португальского языков; впервые проводится анализ отношений, осуществляемых категорией лица в рамках функционально-семантической категории персональное™ с учетом морфологического, синтаксического, семантического и коммуникативного аспектов. Новым в работе является выявление особенностей реализации категории лица в системе функционально-семантических полей португальского языка, что дополняет имеющиеся данные о языковом выражении категориального значения лица в данном языке.
Теоретическая значимость исследования заключается в функциональном подходе к рассмотрению содержательной природы категории лица, создающим теоретическую базу для комплексного анализа разноуровневых экспликаторов категориального значения лица. Диссертация вносит определенный вклад в теорию функциональной грамматики и коммуникативной лингвистики. Полученные данные о функционировании категории лица в системе функционально-семантических полей и способах формализации понятийных категорий языковыми средствами позволяют расширить современ ные представления в этой сфере и стимулируют дальнейшие исследования в функциональном направлении.
Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования ее материалов, наблюдений и выводов при дальнейшей разработке теоретических вопросов функциональной и коммуникативной грамматики, в вузовских курсах по общему и сравнительному языкознанию, теоретической грамматики португальского языка, в спецкурсах и спецсеминарах по проблемам функциональной грамматики и коммуникативной лингвистики, лингвистики текста, сравнительной грамматики иберо-романских языков, а также на практических занятиях по португальскому языку.
Апробация работы. Материалы настоящего исследования обсуждались на кафедре истории русского языка и сравнительного языкознания РГУ им. И. Канта, были представлены в докладах на научном семинаре аспирантов РГУ им. И. Канта (март 2008 г.), на межвузовских научных конференциях по проблемам теории языка и языковой коммуникации (июнь 2007г., июнь 2008 г.), состоявшихся на базе Военного университета Министерства обороны РФ, на Международной научной конференции «Оценки и ценности в современном научном познании» (Калининград, 2008 г.), а также представлены в шести публикациях автора.
В соответствии с поставленной целью в качестве основных положений, определяющих научную новизну и теоретическую значимость диссертационной работы, на защиту выносятся следующие:
1. Функциональный подход к анализу языковых фактов дает возможность принципиально различать понятия морфологическое лицо, синтаксическое лицо и более широкое — поле персональности как группировку разноуровневых языковых средств, служащих для выражения различных вариантов отношения к лицу, и позволяет рассматривать категорию лица как поле вую структуру, непосредственно соотносящуюся с функционально-семантическим полем персональное™.
2. План содержания функционально-семантической категории ли-ца/персональности отличается полифункциональностью: с одной стороны, она выполняет структурные функции согласования сказуемого и подлежащего, а с другой стороны, - собственно семантическую дейктическую функцию соотнесения участников ситуации, обозначаемой в предложении, с участниками речевого акта.
3. План выражения функционально-семантической категории ли-ца/персональности, имеющей универсальный характер, содержит типологическую основу, что весьма отчетливо прослеживается как в составе консти-туентов соответствующего функционально-семантического поля в русском и португальской языках, так и в их структурно-функциональной иерархии, особенно в центральной (ядерной) части поля, где приоритетное место принадлежит личным формам глагола и личным местоимениям. Данный факт не исключает, однако, наличия идеоэтнических (национально-специфических) особенностей в выражении категории лица, обусловленных внутриязыковой историей становления и эволюции грамматической системы рассматриваемых языков. К числу таких особенностей в португальском языке относятся личный инфинитив, занимающий в функционально-семантической поле ли-ца/персональности переходную зону от центра к периферии, а также проно-минальные существительные, находящиеся на периферии поля.
4. Функционально-семантическая категория лица/персональности находится во взаимодействии с другими функционально-семантическими категориями (категориями модальности, объективности/субъективности, локальности, ак-циональности и др.), что прослеживается как на уровне высказывания, так и на уровне целого текста.
5. На уровне целого (прежде всего художественного) текста функционально-семантическая категория лица/персональности выполняет текстообразующую функцию, вступая во взаимодействие с другими текстообразующими категориями, и в первую очередь с модальностью. При этом план выражения соответствующего функционально-семантического поля в тексте имеет такой же набор конституентов, как и в высказывании. Однако их структурно-функциональная иерархия определяется спецификой плана содержания авторской модальности, в основе которой находится характер отношения писателя к героям произведения — участникам речевой ситуации. Поэтому одной из наиболее наглядных особенностей плана выражения категории лица/персональности в художественном тексте является известная «размытость» формальных границ ее полевой структуры.
Структура диссертации определяется целью и задачами исследования и состоит из введения, трех глав и заключения. Справочную часть работы составляют библиографический список использованной литературы, словарей и энциклопедических изданий, а также источников.
Проблематика исследования языковой категоризации действительности
Структура языка приводится в движение рядом диалектических доминант, которые, влияя на функции всех уровней и компонентов структуры, обеспечивают ее существование и эволюцию. Человеческое мышление, язык как система и внеязыковая действительность (объективный мир) подчинены одним и тем же законам, поэтому они не могут противоречить друг другу в своих результатах. Как отмечал Э.Бенвенист, природа отношений между категориями мысли и языковыми категориями отличается многогранностью: «В той степени, в какой категории, выделенные Аристотелем, можно признать действительными для мышления, они оказываются транспозицией категорий языка. То, что можно сказать, ограничивает и организует то, что можно мыслить. Язык придает основную форму тем свойствам, которые разум признает за вещами. Таким образом, классификация этих предикатов показывает нам прежде всего структуру классов форм одного конкретного языка» (Бенвенист 2002: 111). Одновременно следует отметить тот факт, что язык содержит также возможность субъективности, так как речевой акт в каждый данный момент является суммой характеристик субъекта, показателем степени актуализации универсальных понятий в сознании индивида. Отсюда следует, что внеязыковая действительность, получая в процессе познания свое отражение в человеческом мышлении, затем в структуре языка, одновременно подвергается определенной структуризации и субъективации. По мнению А.В.Бондарко, «понятие языкового содержания невозможно сформулировать вне его связи с мыслительным содержанием. ...Языковое семантическое содержание - это мыслительное в своей основе содержание, а) выраженное средствами данного языка, б) структурированное языковыми единицами и их соотношениями, в) включенное, таким образом, в систему данного языка и образующее его содержательную сторону, т.е. выступающее как содержание языковых единиц, их комплексов и сочетаний в системе языка и в процессе его функционирования, г) отражающее различие и взаимодействие аспектов и уровней языка (что выявляется в дифференциации лексических, словообразовательных, морфологических и синтаксических значений), д) социально объективированное в данном языковом коллективе, е) заключающее в себе определенный способ представления (языковую интерпретацию) мыслительной основы содержания» (Бондарко 2007: 57). Таким образом, языковое отражение объективного мира и сам мыслительный процесс могут быть выделены как самостоятельные взаимовлияю-щие аспекты основного содержательного целого. Одной из первых попыток обосновать наличие универсальных понятийных категорий в языке можно считать идеи В. фон Гумбольдта о существовании «универсального компонента» языка, который в своих сущностных характеристиках совпадает с понятийными категориями (Гумбольдт 2001). Сам термин «понятийные категории» впервые ввел в научный оборот О.Есперсен, который писал, что «наряду с синтаксическими категориями, или кроме них, или за этими категориями, зависящими от структуры каждого языка, в том виде, в котором он существует, имеются еще внеязыковые категории, не зависящие от более или менее случайных фактов существующих языков. Эти категории являются универсальными, поскольку они применимы ко всем языкам, хотя редко выражаются в этих языках и недвусмысленным образом... За отсутствием лучшего термина я буду называть эти категории понятийными категориями» (Есперсен 2002: 58). Универсальные понятийные категории, отражающие категоризацию мира, в современном языкознании обычно понимаются как «смысловые компоненты общего характера, свойственные не отдельным словам и системам их форм, а обширным классам слов, выражаемые в естественном языке разнообразными средствами. Понятийные категории рассматриваются безотносительно к тому или иному конкретному способу выражения» (ЛЭС 1990: 384). В отечественной лингвистике разработкой теории понятийных категорий с середины 40-х годов занимался И.И. Мещанинов, трактовавший термин «понятийная категория» как компонент иерархической системы: грамматическое понятие - грамматическая категория — понятийная категория (Мещанинов 1945; 1978). Мещанинов считал, что системность выявления понятийной категории является ее существенным признаком и что понятийные категории связаны с объективной действительностью через универсальные категории и категории мышления. Ученый справедливо утверждал, что понятийные категории, являясь также и категориями сознания, в том или ином виде выражаются в языке, определяются в нем и оказываются тем самым также и языковыми категориями (Мещанинов 1978: 195 — 198). Обоснование того, что понятийные категории остаются в числе языковых, хотя и являются отражением в языке действующих норм сознания, отличает взгляды И.И. Мещанинова от концепции, сложившейся в трудах О. Есперсена и других исследователей. Ученый особенно подчеркивал, что «все, что получает в языке свое грамматическое выражение, становится грамматическим понятием» (там же: 196). Грамматическими же понятиями, по мнению исследователя, становятся те понятийные категории, которые выявляются синтаксически и морфологически, получая в морфологической и синтаксической структуре языка свою грамматическую форму. Именно система грамматических форм, как считает И.И. Мещанинов, позволяет говорить о выделении грамматических категорий, которые являются лишь частью грамматически выраженных понятий, наличествующих в языке (там же: 196 - 197).
Вопрос о структурно-содержательной природе и функциональном статусе категории лица
Согласно научной традиции, категория лица рассматривается в первую очередь как грамматическая категория, присущая глаголу (см., например: Пешковский 1956; Потебня Шахматов 1941; Виноградов 1986; Никитевич 1963; Юдин 1968; Лопатин 1984; Моисеев 1980) . «Личный глагол, - писал в свое время В.Ф. Андреев, - выражает независимое понятие конкретно, наглядно. Из всех формальных признаков verbi finite, наиболее способствующих конкретности, или наглядности, есть обозначение лица и числа... Глагол служит сказуемым не потому, что он имеет время, вид и залог, а главнейшее потому, что он способен указывать лицо; словом, в глаголе, служащем в предложении сказуемым, мы считаем главнейшим признаком лицо» (Андреев 1895: 256). А.А. Потебня, подчеркивая исключительную предикативность глагола и сопоставляя свойства имени и глагола, писал: «Глагол изображает признак во время его возникновения от действующего лица, а имя — нет» (Потебня 1958: 85).
Определения категории лица как грамматической категории глагола содержатся в академических грамматиках и лингвистических словарях. Ср., например, следующие определения: «Морфологическая категория лица — это система противопоставленных друг другу рядов форм, выражающих отнесенность или неотнесенность действия к участникам речевого акта» (Русская грамматика 1980, т. 1: 686); «Лицо - грамматическая категория глагола, обозначающая отношение действия (процесса) и его субъекта к говорящему лицу» (Ахманова 1966: 220); «Лицо - грамматическая словоизменительная категория глагола, обозначающая отношение субъекта действия (процесса, качества) к говорящему лицу» (ЛЭС: 271).
Серьезным основанием для такого подхода к пониманию структурно-содержательной природы категории лица могут служить, как полагают ученые, данные «исследований древних индоевропейских языков, обладавших разветвленной системой спряжения. Однако исследования других языков, например, многих языков Африки и Дальнего Востока, где глагол не обнаруживает никаких форм личного спряжения, поколебали веру в облигаторность выражения категории лица в глаголе» (Сердюк 2002: 17 - 18). Кроме того, многочисленные исследования семантики и функций местоимений в языке и речи (Мурыгина 1970; Падучева 1974; Шелякин 1986; Селиверстова 1988; и др.) дали ученым основание говорить о доминирующей роли местоимений в выражении значения лица. «Вряд ли будет преувеличением, — отмечает З.М. Мурыгина, - утверждение о том, что характеристика аффикса, являющегося показателем синтаксической категории лица как элемента организации структуры глагола, прежде всего зависит от возможности аналогичной интерпретации категории лица в классе местоимений и ею определяется (Мурыгина 1970: 45).
Следует иметь в виду и полифункциональный характер грамматической категории лица, «выполняющей, с одной стороны, структурные функции согласования сказуемого и подлежащего, а с другой стороны, собственно семантическую дейктическую функцию соотнесения участников обозначаемой ситуации с участниками речевого акта (Сердюк 2002: 16). Эта особенность категории лица, уже давно замеченная специалистами (см., например: Пешковский 1956; Виноградов 1986; Якобсон 1972), в принципе достаточно отчетливо прослеживается и в вышеприведенных определениях данной категории, что дает основание считать ее категорией, по самому своему существу связанной «с отношением обозначаемой ситуации и ее участников к ситуации речи» (Бондарко 1991: 30). Именно в этом аспекте рассматривается категория лица в современных исследованиях, построенных на функциональном подходе к анализу языковых фактов (см., например: Золотова 1973; 1982; Зо-лотова, Онипенко, Сидорова 2004; Падучева 1985; Бондарко 1976; 1983; 1984; 1991; 2002; 2005; Почепцов 2001; и др.). Данные и другие исследования, направленные на изучение акта речи в целом и высказывания как актуа-лизованного в речи предложения в частности, позволили ученым прийти к заключению, что на проблему способов и средств выражения категории следует смотреть широко, не ограничиваясь лишь рамками глагольного спряжения. «Категория лица, - указывает В.Г. Гак, — рассматриваемая нередко как одна из базовых категорий предикации, принадлежит предложению, реализуется на уровне синтаксиса в обязательной или возможной связи финитной формы глагола со словом, указывающим на субъект, будь то существительное, самостоятельное или служебное местоимение... Выражение категории лица не является прерогативой глагола: эта категория проявляется в высказывании в целом и лишь может (в тех или иных языках, в тех или иных случаях) конденсироваться в пределах морфологической формы глагола, образуя лично-спрягаемые формы» (Гак 1991: 73).
Специфика полевой структуры категории лица/персональности
На основе понимания предложения (высказывания) как коммуникативной единицы исследователями выделяется целый ряд средств выражения категории лица в русском языке, распределяющихся по свой функциональной значимости на центральные и периферийные, или, в соответствии с классификацией А.В. Бондарко, «персональные элементы 1-го ранга» и «персональные элементы 2-го ранга» (Бондарко 1991: 21 - 22). При этом основанием для соответствующей дифференциации является роль средств выражения категории лица в формировании субъектно-предикатной структуры предложения и его коммуникативного потенциала. Центральные средства выражают отношение к лицу, касающееся субъекта-подлежащего, а периферийные находятся за пределами субъекта-подлежащего, отношение к лицу в таких случаях касается субъекта, выраженного дополнением, а также объекта и атрибута. К числу центральных средств относятся: — личные глагольные формы 1-го и 2-го лица в изъявительном или по велительном наклонениях, указывающие на прямую связь действия с субъек том (лицом). Например: «Первый раз безухового вижу» (Д. Липскеров. «Осени не будет никогда»); «Берем на себя смелость заметить, что речь идет о самом существенном психическом феномене конца второго тысячелетия» (В. Пелевин. «Generation П»); «Эту штуку наденешь на пояс, - сказал он» (там же); «С самого детства меня доводишь] Издеваешься...» (Д. Липскеров. «Осени не будет никогда»); «Поедем знакомиться к бабушке с дедушкой (О. Робски. «Casual»); «И старайтесь обращаться к незнакомым людям на «вы», — добавила Сашенька» (Д. Липскеров. «Осени не будет никогда»); «Скажи, что пистолет посмотреть попросил, а он стрельнул» (там же); «Скажу ему, что из Сыскного управления запрос был...» (Б. Акунин. «Азазель»); «Откро ем уж заодно и причину, по которой так смутился коллежский регистратор» (там же). — личные местоимения, а также лично-указательные местоимения в форме именительного падежа. При этом следует заметить, что весьма часто данные местоимения функционируют в речи параллельно с личными глагольными формами. Как отмечают исследователи, их использование в предложении обязательно в том случае, если местоимение является «единственным синтаксическим средством отнесения сказуемого к определенному грамматическому лицу» (Шелякин 1986: 20). Такое употребление имеет место при сказуемых, не имеющих морфологического выражения лица: 1) при сказуемых, выраженных глаголами в форме прошедшего времени. Например: «Я выбил у нашего министра пять дней, чтобы дело раскрутить» (Д. Липскеров. «Осени не будет никогда»); «Но к этому ощущению я давно привык на работе» (В. Пелевин. «Generation П»); «Я не сумел сформулировать основного новообразия в психическом развитии младшего школьника (Вопросы психологии, 2004, № 5); «Но он был офицером и умел сдерживать эмоции» (Д. Липскеров. «Осени не будет никогда»); «if жестом велела ей уйти» (О. Робски. «Casual»); «Однако остальные «рыцари»... они куда смотрели?» (там же); «Я вас еще в Камергерском приметила» (Б. Акунин. «Азазель»). 2) при сказуемых, выраженных глаголами в форме сослагательного наклонения. Например: «Если бы не мы сами этого Березовского делали, я бы решил, что ты у него зарплату получаешь» (В. Пелевин. «Generation П»); «Я бы тебе не дал такую [вещь. —КС], но если ты мухоморы ел...» (там же); «А если бы ты увидел хоть малую часть тех, кто на тебя при этом смотрит, ты бы умер со страху» (там же); «Не будь я твоим отцом, я первым бы вырвал из своей груди пылающее сердце и отдал тебе!» (Д. Липскеров. «Осени не будет никогда»); «Радость бы тотчас улетучилась, если бы он не крутанул шеей в обратную сторону и не услышал в коридоре голос секретарши» (там же); «Если бы Серж был жив, он бы нянчил сейчас своего сына и смотрел на Светлану теплыми, благодарными глазами» (О. Робски. «Casual»); «А ты бы устояла, если бы он купил тебе дом в Марбелье?» (там же); «В успехе сомневаюсь — если б такой маньяк проявил себя раньше, я бы об этом знал» (Б. Акунин. «Азазель»); «А если бы я сказала «нет», разве что-нибудь изменилось бы?» (Калининградск. правда, 22 января 2008 г.).
Центральные конституенты функционально-семантического поля лица/персональности
По своей функциональной значимости в формировании субъектно-предикатной структуры предложения и его коммуникативного потенциала, как было отмечено нами выше, центральное место занимают личные глагольные формы в индикативе или императиве, указывающие на прямую связь действия с субъектом {digo, dizes, diz, dizemos, dizeis, dizem; dize, dizei — говорю, говоришь, говорит, говорим, говорите, говорят; говори, говорите):
«Considero um erro total о quinto canal de televisao» (DN, 01.02. 2009) - «Считаю большой ошибкой пятый канал телевидения» {considero — 1 л. ед. ч.); «Quando nao tratas bem os outros aconteceme coisas mas», disse a actriz numa entrevista durante о Festival de Cinema de Cannes» (CD, 28.05. 2008) - «Если ты нехорошо обращаешься с другими, с тобой происходят плохие вещи», - сказала актриса в одном из интервью во время Каннского кинофестиваля» {tratas — 2 л. ед. ч.); «Nao existe um acto па vida dos yaneshas que nao esteja ligado a uma planta", diz a etno-farmacologista Genevieve Bourdy» (DN, 14.02. 2009) -«He существует поступка в жизни янешей, который бы не был связан с растением» - говорит этно-фармаколог Женевьев Борди {existe, diz — 3 л. ед. ч); «Sabemos que ja somos melhores porque crescemos», defende Nene» (там же, 24.01. 2009) — «Мы знаем, что являемся лучшими, т.к. верим» - защищает Нене {sabemos, somos, crescemos - 1 л. мн. ч); «Os Estados Unidos consideram «deploravel» a decisao da justica paquistanesa de libertar о «pai da bomba atomica» paquistanesa, Abdul Qadir Khan» (там же, 11.02. 2009) - «США считают прискорбным решение пакистанского суда освободить «отца пакистанской атомной бомбы» Абдула Кадира Хана» {consideram — 3 л. мн. ч.); «Faga ja a sua pre-inscricao, clique aqui, participa ja» (CD, 27.08. 2008) - «Регистрируйся предварительно сейчас, нажимай сюда, участвуй сейчас» (faga, clique, participa - повелительное наклонение ед. ч.); «Fazei escolhas que manifestem a vossa fe; mostrai que compreendestes as insidias da idolatria do dinheiro, dos bens materials, da carreira e do sucesso» (там же, 26.11. 2008) - «Делайте выбор, который проявит вашу веру, показывайте, что понимаете опасность поклонения деньгам, материальным благам, карьере и успеху» {fazei, mostrai — повелительное наклонение мн.ч.).
При этом весьма часто в речи они употребляются, как и в русском языке (о чем мы говорили в предыдущей главе), параллельно с личными местоимениями, что, как правило, имеет стилистический характер (стремление особо выделить субъект действия, противопоставить действие одного субъекта действию другого субъекта и т.п.). Например: «7м que esudaste, tu sabes о que ё arte» (F., 139). — Ты, тот, кто учился, ты знаешь, что такое искусство; «Ей nao te disse nada, Carlinhos, mas olha, tenho vendido tudo para nao morrer de fome...» (там же, 140). - Я ничего тебе не сказал, Карлиньуш, но послушай, я все продал, чтобы не умереть с голоду...; «Е se ele quiser estabelecer о negocio dele em Antares, eu arrumo tudo о terreno para a fabrica, material da construcao a preco baixo» (там же, 74). - И если он захочет открыть свое дело в Антареш, я подготовлю землю под фабрику, строительный материал по низкой цене. нашей эры в Римской империи наряду с классическим, литературным латинским языком существовала и иная форма речи - разговорный живой язык широких слоев населения. Как отмечает М.В. Сергиевский, «сами римляне различали sermo urbanus, буквально «городскую речь», как литературный язык, и sermo vulgaris, rusticus или cotidianus, под которым они понимали язык обиходной речи или язык широких масс населения, не обладавших культурой литературного языка» (Сергиевский 1952: 71).
С момента экспансии Рима на территорию Иберийского полуострова народная латынь подвергалась воздействию местных говоров в процессе усвоения латинской речи. Сформировавшаяся иберо-романская латынь сначала создавалась вне всякого влияния литературного языка, который в то время только начинал становиться официальным языком государства. Впоследствии систематическая романизация провинций, проводившаяся всеми средствами императорского Рима (военная служба, школа, административные, судебные документы) привела к тому, что язык населения стал представлять собой уже «нивелированный влиянием литературной формы речи» (там же: 77).
«В процессе ознакомления с народной латынью, - отмечает М.В. Сергиевский, - стало ясно, что именно в ней наблюдаются те черты, которые близко стоят к явлениям романских языков. Это дало основание предположить, что источником романских языков явился не литературный язык (классическая латынь), а живая разговорная речь (народная латынь)» (там же: 72).a
