Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Коммуникативная личность и ее лингвистическая реконструкция: диахронический аспект
1.1. Коммуникативная личность как когнитивный и дискурсивный конструкт 17
1.2. Тендерный аспект в изучении коммуникативной личности 28
1.3. Понятие тендерного стереотипа коммуникативной личности 38
1.4. Художественная литература как источник эмпирических данных для реконструкции коммуникативной личности 42
1.5. Творчество Шекспира как отражение реальной жизни культурно-исторической эпохи XVI-XVII вв 52
1.6. Реконструкция мужской и женской тендерной идентичности предшествующих эпох: обзор имеющихся исследований 63
Выводы по первой главе 70
ГЛАВА II. Гендерная коммуникативная компетенция женщины XVI-XVII вв .
2.1. Социально-ролевой статус женщины XVI-XVII вв. и его отражение в номинативной деятельности говорящих 73
2.2. Основные тендерные стереотипы коммуникативной личности женщины XVI-XVII вв 84
2.2.1. Тендерный стереотип "Mother" 84
2.2.2. Тендерный стереотип "Daughter" 94
2.2.3. Тендерный стереотип "Sister"/"Cousin" 101
2.2.4. Тендерный стереотип "Maid'7"Virgin" 107
2.2.5. Тендерный стереотип "Bride" 123
2.2.6. Тендерный стереотип "Wife" 135
2.2.7. Тендерный стереотип "Widow" 151
2.2.8. Тендерный стереотип Companion" 157
2.2.9. Тендерный стереотип "Prostitute" 167
2.3. Структура коммуникативного акта с участием женщины 176
Выводы по второй главе 188
Заключение 191
Список использованной литературы 196
Список принятых сокращений и цитированных источников 217
Список принятых сокращений и использованных словарей 219
Приложения
- Понятие тендерного стереотипа коммуникативной личности
- Творчество Шекспира как отражение реальной жизни культурно-исторической эпохи XVI-XVII вв
- Основные тендерные стереотипы коммуникативной личности женщины XVI-XVII вв
- Тендерный стереотип "Maid'7"Virgin"
Введение к работе
Тендерные исследования, разрабатываемые в лингвистике с 60-х гг. XX в., становятся более фундаментальными в связи с тем, что в них начинает активно применяться методология и понятийно-терминологический аппарат когнитивной лингвистики, дискурсивного анализа и других лингвистических дисциплин. Сущность современного продуктивного подхода к анализу ген-дера обобщена Г.Е. Крейдлиным: ««Эпистемологический кризис», «релятивизм», «научная беллетристика», «описательность» и многие другие малоприятные и тревожные диагнозы ставились и тендерной лингвистике и. тендерной невербальной- семиотике на разных этапах их рождения и- становления. <...> Постепенно тендерная лингвистика и невербальная семиотика, взятая в ее тендерном аспекте, начинают отходить от наиболее крайнихи; ортодоксальных, в частности; агрессивно феминистских, подходов* к мужским и женским языкам и к мужскому и женскому невербальному знаковому поведению» (Крейдлин2005: 208).
В рамках научного изучения тендера тендерная идентичность человека (его маскулинность или фемининность) рассматривается не как неизменная природная, сущность, а как динамичный изменчивый продукт человеческого общества, воплощенный в постоянно воспроизводимых тендерных практиках. Само введение в научный обиход термина тендер (gender) в; его противопоставлении термину пол (sexus) было обусловлено необходимостью; отделить социальное проявление пола от других его значений (Jespersen 1922; Parsons 1955; Reik 1960; Garfinkel 1967; Goffrnan 1976; 1979). В качестве исходного теоретического постулата в данной работе принимается выработанное в указанных трудах определение тендера как социального конструкта.
Согласно современной лингвистической трактовке тендера, язык не просто отражает тендерные различия, но и сам создает их, вернее, люди с помощью языка создают свою собственную тендерную идентичность в соответствии с тем или иным социальным порядком или ожиданием. Тендерная
идентичность определяется как одновременно процесс и результат «встраивания» индивида в то или иное социальное и культурное сообщество в соответствии с принятой в нем модельной коммуникативной личностью мужчины или женщины. Лингвистический анализ тендерной идентичности учитывает понимание человеком того, что значит быть мужчиной или женщиной, и выражение этого понимания на языковом уровне, которое изменяется от поколения к поколению в разных социальных, этнических и религиозных группах (Бакушева 1995; Горошко 1996; Кирилина 1999; Потапов 2000; 2002; Халеева 2000; Безрукова 2004; Кон 2004; Крейдлип 2005; Tannen 1990; 1994; Butler 1990; Cameron 1995; 1997; Bergvall 1996; Coates 1996; Freed 1996; Wodak 1997; Eckert 2003 и др.). Исследователи тендерного факторав лингвистике занимаются сегодня его различными проявлениями на разных уровнях языка и в разных типах дискурса (Табурова 1999; Васюк 2002; Зыкова- 2002; Прокудина 2002; Бирюкова 2003; Паскова 2003; Талина 2003; Короленко 2004; Лизенко 2004; Луганская 2005; Тарасова 2006; Шмелева 2006; Черкун 2007 и др.).
В гуманитарных науках начинает формироваться диахронический подход к изучению тендера. Имеется социологическое исследование по реконструкции на базе анализа художественной литературы модельных личностей мужчин и женщин и соответствующих моделей брака различных, эпох (Rockwell 1974); предложена философско-социологическая реконструкция личностей мужчины и женщины в Древней Греции и-их сексуального поведения (Фуко 2004); проведена историко-культурологическая реконструкция архетипов женщины в мифах и сказаниях (Эстес 2006), а также в древнеирланд-ской культуре (Михайлова 2004). Ю:С. Степанов, поднимая проблему исследования этимологии явлений культуры, указывает, что необходимый для этого метод был предложен еще древнегреческим философом Фукидидом. Это метод реконструкции прошлого путем обратного заключения на основании рудиментов («культурных пережитков»). Переводя1 вопрос в плоскость лин-
6 гвистики, Ю. С. Степанов пишет: «Правило Фукидида <...> распространяется и на реликты, сохранившиеся в языке» (Степанов 1997: 44).
Целью данной диссертации является лингвистическая реконструкция женской коммуникативной личности XVI-XVII вв. — ее воссоздание по языковым данным как человека говорящего.
В основе исследования лежит гипотеза о неодинаковости тендерной идентичности в разные исторические эпохи. Данная гипотеза выводится из понимания понятия «человек» в рамках антропоцентрической парадигмы гуманитарных наук, в которой определение сущности человека ставится: в зависимость от исторических и социально-культурных условий его жизни;. Социальные исследования подтверждают, что человеческая природа не создана раз и навсегда, она меняется в ходе исторического времени и является структурой, в пределах которой происходит чередующееся самосоздание-человека. «Начиная с древнегреческих философов; было принято думать, что в человеке есть нечто такое,,что составляет его сущность; это нечто и называли*всегда «человеческой природой». <.. .> Совсем недавно эти традиционные воззрения были поставлены под сомнение. Причиной такого поворота явилось все возрастающее значение исторического исследования человечества. Изучение истории человечества показало, что современный человек так сильно отличается от человека более ранних эпох, что гипотеза о некоей вечной «природе человека» очень далека от реальности» (Фромм 2004а: 299). Равно как не существует единой неизменной «сущности» человека, так же нет и «универсальной истории», так как «история не есть данность,,это не просто каталог всего, что происходило в прошлом; но сознательное усилие абстракции» (Фукуяма 2004: 222). Стандарты, на которых эта абстракция основывается, могут меняться, поэтому сегодня историки ставят перед собой новые задачи, в частности, создать историю женщин, меньшинств, историю будничной жизни и т.п.
Эти новые задачи могут быть решены в том числе и путем анализа художественной литературы, поскольку «в форме художественного произведения действительные обстоятельства помещены в иное измерение, в котором
данная реальность обнаруживает себя как она есть, то есть высказывает истину о самой себе» (Маркузе 2003: 325). Истины художественного мира трактуются как рационализированные истины реального мира, которые, если бы не были сформулированы автором, не дошли бы до последующих поколений читателей. При этом подчеркивается, что более развитое современное общество совсем по-другому оценивает истины прошлого. «Лишая значения издавна хранимые образы трансцендирования путем встраивания их в безграничную повседневную реальность, общество тем самым свидетельствует о том, насколько возросла способность управлять неразрешимыми конфликтами - насколько трагедия и романтическая ностальгия, архетипические мечты и тревоги стали подвластны техническому разрешению и разрушению. Дон Жуан, Ромео, Гамлет, Фауст, как и Эдип, стали пациентами психиатра» (Маркузе 2003: 334). Тенденция к росту и развитию личности проявляется в постоянном движении* общества, в возникновении в нем новых структур и взаимоотношений между людьми,, в том числе и новых тендерных- идентич-ностей.
Тендерная идентичность женской коммуникативной личности XVI-XVII вв. рассматривается в диссертации на материале произведений В. Шекспира. Как и в вышеупомянутых работах, посвященных диахроническому моделированию человека, наш анализ направлен не на описание каких-либо реальных женщин, а на выявление тендерных женских стереотипов данной эпохи. При реконструкции женской коммуникативной личности нами моделируется то, что А.В. Кирилина называет «семиотическим коллажем». Он представляет собой набор выявляемых исследователем различных тендерных составляющих, относящихся к изучаемой культуре (Кирилина 1999: 48). Источником примеров служит академическое издание полного собрания сочинений В. Шекспира, включающее все тексты его безусловно атрибутированных произведений в современной английской орфографии (The Riverside Shakespeare: Complete Works. - Ed. by G. Blakemore Evans, Boston: Houghton Mifflin, 1974).
Актуальность исследования обусловлена важностью дальнейшего изучения тендерной идентичности и того, каким образом она создается, поддерживается и воспроизводится при помощи языка. Представляется своевременным исследование варьирования тендерной идентичности в различные исторические эпохи, поскольку оно позволяет обосновать сам факт существования тендера как феномена, описать различные типы фемининности и маскулинности, выявить закономерности их возникновения и чередования»друг с другом. Диахронический подход, широко используемый в лингвистических исследованиях (Семенюк 1972; Гухман 1984; Шапошникова 1999; Викулова 2001; Игнатьева 2001; Григорьева 2003; Морозова 2004; Солдатова 2004; Капустина 2005; Москалюк 2005; Палаева 2005; Учайкина 2005; Чечетка 2005; Зелякова 2006; Зотеева 2006 и др.), зачастую заставляет ученых заново осмыслить задачи и объект исследования, поскольку «эпоха, лежащая между временем создания текста и временем его сегодняшнего филологического прочтения, требует в соответствии с опытом современных достижений иного осмысления» (Викулова 2001: 8).' Несмотря на то что пьесы Шекспира уже становились эмпирическим материалом для некоторых лингвистических работ (Брылева 1990; Плотникова 1997; Куницына 1998; Ефремова 1999; Бух-тояров 2004; Палий 2004; Nash 1989; Short 1989), комплексного диахронического исследования его персонажей как коммуникативных личностей, по нашим данным, до сих пор не проводилось.
В качестве объекта исследования выступает дискурс персонажей в пьесах В. Шекспира.
Правомерность использования художественного дискурса как объекта для исследования реальной действительности и реальной коммуникации является хорошо обоснованным и доказанным в науке фактом. Кроме уже упомянутых историко-культурных и социологических оснований для этого имеются также философские, литературоведческие и лингвистические основания. Выявленная еще Платоном и Аристотелем подражательная (миметическая)
природа художественного творчества была детально объяснена в понятиях художественной истины и художественного реализма (Степанов 1976; Тимофеев 1977; Лихачев 1981; Васильева 1983; Гинзбург 1987; Караулов 1987; Якобсон 1987; Лотман 1992; Азнаурова 1998; Серль 1999; Льюиз 1999; Кастанеда 1999; Мисонжников 2001; Сапожникова 2001; Эко 2003; Бентли 2004; Казанова 2003; Фуко 2004; Хёйзинга 2004; Плотникова 2006; Natanson 1962; 1998; Gabriel 1975; Toolan 1989; Short 1989; Rogers 1966; Rockwell 1974; Lewis 1983; 1986; Roulston 1998; Bender 1994; Chace 1994; Dekker 1994; Henkle 1994; Levenson 1994; Polhemus 1994; Raleigh 1994; Todorov 1994 и др.).
В научном шекспироведении Шекспир признается одним из наиболее реалистических драматургов всех времен. На точность отражения Шекспиром реальной повседневной жизни своего времени указывают многочисленные публикации (Аникст 1963; 1964; 1974; Дубашинский 1965; Гражданская 1992; Урнов 1997; Бентли 2004; Watson* 1960; Farrell 1975; Bamber 1982; Forker 1990; Desmet 1992; Grady 1994; Hunter 1997; Ziegler 1997; Kastam 1999; . Neumann* 1999; King 2000; Crane 2001 и др.). В пору их создания сюжеты Шекспира воспринимались зрителями как вполне реальные истории: «Ни, Шекспир, ни Мольер не воспринимались их современниками как писатели» (ВЛ: 91). Со временем в оценке творчества Шекспира стали превалировать эстетические параметры, что вполне закономерно. «Решающую роль в упрочнении представлении о драме как произведении, предназначенном не только для сценической постановки, но и для чтения, сыграло «открытие» во второй половине XVIII столетия Шекспира как* великого драматического поэта» (ВЛ:91).
В литературоведении установлено, что образ автора как сложная эстетическая категория участвует в формировании все более усложняющегося эстетического измерения, благодаря чему эстетическая ценность каждый раз по-новому воссоздается во взаимодействии произведения и читателя (Бахтин 1979; Борев 1981; Кожин 1985; Антипьев 1998, Гартман 2004 и др.). Неучет
этого фактора приводит к идеализации эпохи Шекспира, отражающейся, в частности, в интерпретации его произведений современными режиссерами.
Осмысление научной мыслью глубоких расхождений между «подлин
ным» произведением и его более поздними интерпретациями привело к воз
никновению в 80-х гг. XX в. нового направления в литературоведении - «но
вого историцизма» (New Historicism). Его основателем является
С. Гринблатт, который буквально потряс литературоведческое сообщество и
рядовых читателей своими работами, посвященными переинтерпретации про
изведений В. Шекспира (Greenblatt 1988а; 19886; 1991; 2000; 2001; 2004). Ес
ли классическое литературоведение выделяет исторический и. художест
венный дискурс, то новый историцизм преступает условную границу, разде
ляющую историю и художественную литературу. Целью нового историцизма
провозглашается литературоведческая реконструкция подлинных (а не репре
зентированных последующими эпохами) отношений между людьми, живши
ми в то или иное конкретное время. Стремление к аутентичному прочтению
художественных произведений и восстановлению на их основе исторической
истины, породило многочисленные исследования в рамках нового истори
цизма (Henkle 1994; Chace 1994; Polhemus 1994; Raleigh 1994; Roulston 1998;
Todorov 1994; White 1995; Lenker 2001 и др.).
Представляется обоснованным продолжить эти разработки в лингвистическом русле, следуя за рядом уже имеющихся работ. Так, Е.Б. Яковенко была поставлена проблема изучения языкового/ образа человека в. Библии (Яковенко 2001; 2006). Н.А. Ласковой произведена семантическая реконструкция концепта «Женщина» в XIV в. на основе произведений' Дж. Чосера (2003). Ю.С. Григорьева реконструировала на материале древнеанглийской героической поэзии концептосферу «Воинственность», свойственную социуму VIII-X вв. (2003). И.В. Палаева реконструировала тендерную концептосферу средневекового социума на основе анализа языка среднеанглийского периода (2005). Т. Шиппи произведена реконструкция человека говорящего IX-X вв. на материале эпоса «Беовульф» (Shippey 1993).
В лингвистике традиционно признается правомерность использования художественной речи для анализа естественной речи. М.М. Бахтин обосновывает ценность художественного диалога для изучения живого высказывания на основе понятия внутренней социологичности художественного произведения (Бахтин 1979). Положение отом, что речь персонажей близка, «подобна» речи реальных людей, доказывается в целом ряде исследований (Караулов 1987; Земская 1987; Сапожникова 2001, Меркурьева 2004, Плотникова 2006 и др.). Это положение развивается в рамках феноменологического подхода к соотношению человека и персонажа, согласно которому писатель рассматривается не просто как творец художественного мира, а как феноменолог-исследователь жизни, создающий новый мир на основе рационализации эмпирического и фиксации выводимых из него сущностей. В этом постижении сущностей, в том числе и сущности человека говорящего, состоит когнитивная функция художественного творчества (Плотникова 2006: 93). Из трех выделяемых С.Н. Плотниковой типов персонажа - миметического, концептуального и перемещенного - наиболее полное человеком соотносится миметический персонаж. Поэтому в диссертации объект исследования ограничен дискурсом миметических персонажей в пьесах Шекспира.
Предметом настоящего исследования являются когнитивные и дискурсивные параметры женских тендерных стереотипов XVI-XVII вв., воссоздаваемые на основе анализа сплошной выборки высказываний женщин, обращенных к женщине и о женщинах в пьесах В. Шекспира.
В диссертации ставятся следующие задачи:
обобщить теоретические представления о тендерном факторе в языке;
обосновать теоретический подход к лингвистической реконструкции коммуникативной личности в диахроническом аспекте;
определить основные тендерные стереотипы женщины XVI-XVII вв.;
выявить концептуальную, пропозициональную и тематическую структуру женского дискурса в соответствии с основными тендерными стереотипами женщины XVI-XVII вв.;
>}
5) выделить сущностные характеристики коммуникативного акта и структуры беседы с участием женщины в XVI-XVII вв.
Теоретической базой исследования являются современные теоретические представления о когнитивно-дискурсивной деятельности и определяющих ее сценариях, о различных видах коммуникации, о коммуникативной личности, ее стереотипах, ее компетенции, о принципах речевого общения и поведения, о применяемых говорящими дискурсивных стратегиях и тактиках (Винокур 1989; Плотникова 2000; 2005; Залевская 2001; Попова 2001; Стернин 2001; Дементьев 2002; Красных 2003; Макаров 2003; Иссерс 2003; Карасик 2004; Йокояма 2005; Воркачев 2005; Крейдлин 2005; Ляпон 2005; Шаховский 2005; Шейгал 2005; Schank 1977; Dijk 1978; Minsky 1980; Sacks 1986;Grice 1989 и др.).
В работе используются следующие методы: метод концептуального анализа, метод пропозиционального анализа, метод моделирования когнитивных сценариев, интерпрегативный метод, контекстуальный анализ, метод лингвистической интроспекции, описательно-сопоставительный метод.
Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней впервые осуществлено комплексное лингвистическое исследование женской* коммуникативной личности в диахроническом аспекте. Впервые выделяются тендерные стереотипы женщины XVI-XVII вв. на основе анализа манифестации фемининности в дискурсе данной эпохи. Выявлен ряд экзистенциальных концептов, концептуальных метафор и когнитивных сценариев, определяющих сознание женщины XVI-XVII вв. и влияющих на тематическую организацию ее дискурса, а также на ее ценностную тендерную самоидентификацию. Определены особенности коммуникативного акта и структурной организации беседы с участием женщины данной эпохи.
На защиту выносятся следующие положения:
1. В диахронической перспективе человек говорящий исследуется не как реальная, а как модельная (базисная, типическая) коммуникативная личность. В разные культурно-исторические эпохи в понятие коммуникативной
личности и ее тендерной идентичности (фемининности или маскулинности) вкладывается существенно различающееся содержание. Правомерность лингвистической реконструкции женской коммуникативной личности XVI-XVII вв. на материале произведений В. Шекспира обосновывается философской, социологической, литературоведческой; историко-культурологическойлИ лингвистической трактовкой художественного произведения как источника надежных эмпирических данных для изучения реальной действительности и реальной коммуникации.
Производимый коммуникативной личностью дискурс не просто отражает, но и создает ее тендерную идентичность. «Быть женщиной» XVI-XVII вв. означает порождать дискурс в соответствии с определенным тендерным стереотипом. Тендерный стереотип является когнитивным источником социального и дискурсивного взаимодействия, который постоянно воспроизводится разными говорящими в разных ситуациях общения. Тендерный стереотип воспроизводится также в дискурсе миметических персонажей художественных произведений, созданных в данную конкретную эпоху. Женский персонаж, гендерно-определенный при помощи дискурса, говорит, «как все», то есть как все женщины этого времени. Поэтому тендерные стереотипы, реконструируемые из дискурса женских персонажей Шекспира, позволяют воссоздать признаки фемининности XVI-XVII вв.
Номинации, с помощью которых к-женщине обращается Другой - ее собеседник, — свидетельствуют о том, что у женщины XVI-XVII вв. репертуар тендерных ролей меньше по объему, чем у современной женщины, и в этом репертуаре семейные роли преобладают над публичными. Даже совпадающие с современными женские тендерные роли этой эпохи имеют свое особое, отличающееся от современного, концептуально-пропозициональное содержание. Женщина XVI-XVII вв. это «другая», в когнитивно-дискурсивном отношении, мать, жена, дочь, сестра и т.д. - «другая» в том смысле, что она ведома другими экзистенциальными концептами, важными для ее социально-
го преуспевания («Законнорожденность», «Девственность», «Право Первородства», «Добродетель», «Повиновение» и т.д.). Экзистенциальные концепты устойчиво тематизируются (в разговорах о бастардах, девственности, приданом, почитании мужа и т.д.). Выявленные лингвокогнитивные аспекты коммуникативного процесса с участием женщины XVI-XVII вв. определяют ее тендерную коммуникативную компетенцию.
В коммуникативном акте с участием женщины XVI-XVII вв. собеседник прежде всего идентифицирует в ней ее социальный статус, воспринимаемый им как ее «должность» («должность» матери, жены, дочери, сестры, девственницы, невесты, вдовы, компаньонки, падшей женщины). Институ-ционализация коммуникативного акта носит всеобъемлющий характер и включает частный семейный дискурс. Наблюдается тендерная асимметрия в пользу мужчин - коммуникативное неравноправие женщин при инициации, развертывании и завершении беседы, контроль мужчин над женскими высказываниями, их вербальная агрессия по отношению к женщинам.
Фемининность рассматриваемой эпохи неотделима от каждой говорящей, о чем свидетельствует ее «встраивание» в рамки когнитивных сценариев, детерминирующих, что для женщины обязательно/необязательно, возможно/невозможно, должно/не должно, желательно/нежелательно. Стереотипная тендерная самоидентификация фиксируется в языке и реконструируется посредством анализа диагностирующих номинаций и дескрипций, рефе-ренциальной интенсивности, концептуальных метафор и других средств, объективирующих тендерные характеристики женщины и тендерные ожидания по отношению к ней. Восприятие говорящей собеседником как обычной, «нормальной» женщины, понимание говорящими друг друга и поддержание ими беседы на обоюдно приемлемую тему являются доказательствами стереотипной фемининности женщины в исполняемой ею тендерной роли.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что его результаты способствуют углублению теоретических представлений о природе
коммуникации в целом и коммуникативной компетенции языковых личностей других эпох в частности. Вносится определенный вклад в развитие тендерной лингвистики: уточняются понятия тендерного стереотипа, тендерной идентичности, фемининности, тендерной идентификации и самоидентификации. Разработанная методика диахронического исследования тендерной коммуникативной компетенции может быть применена при анализе художественного дискурса других исторических эпох с целью выявления особенностей языкового сознания людей прошлых столетий. Лингвистические работы подобного рода имеют и теоретико-прикладной характер, позволяя подтвердить или опровергнуть данные исторической науки.
Практическая значимость работы заключается в том, что ее результаты могут найти применение в преподавании вузовских курсов дискурсивного анализа, когнитивной лингвистики, истории английского языка, социолингвистики, теории межкультурной коммуникации, теории зарубежной литера-туры. Результаты и материалы исследования могут быть использованы при;' руководстве курсовыми и дипломными работами.
Апробация работы. Основные результаты исследования обсуждались на заседаниях кафедры английской филологии Иркутского государственного лингвистического университета (2004-2007 гг.). По теме диссертации сделаны доклады на межвузовских конференциях молодых ученых в Иркутском государственном лингвистическом университете: (2005-2007 гг.), на Всероссийской конференции «Методология лингвистических исследований вьРоссии» в Новосибирском государственном университете (октябрь 2006 г.). Основные положения работы нашли отражение в 7 публикациях, в том числе в публикации в ведущем рецензируемом научном издании. Общий объем публикаций составляет 2,4 печатных листа.
По структуре диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы. Во введении обосновывается выбор темы и ее актуальность, формулируются цели и задачи работы, перечисляются ос-
16 новные методы анализа, определяется теоретическая база диссертации и излагаются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Коммуникативная личность и ее лингвистическая реконструкция: диахронический аспект» рассматривается понятие коммуникативной личности, определяются понятия тендера, тендерной идентичности и тендерного стереотипа как составляющие внутренней структуры коммуникативной личности, доказывается правомерность использования художественных произведений в качестве материала лингвистических исследований, в частности пьес В. Шекспира для реконструкции модельной личности XVI-XVII вв., дается обзор некоторых исследований по реконструкции женской и мужской тендерной идентичности предшествующих эпох.
Во второй главе «Гендерная коммуникативная компетенция женщины XVI-XVII вв.» выявляются особенности номинативной деятельности говорящих по отношению к женщине XVI-XVII вв., выявляется ее социально-ролевой статус в процессе коммуникации, рассматриваются особенности коммуникативного акта с ее участием, в результате чего реконструируется модельная коммуникативная личность женщины эпохи Шекспира, дискурсивно представленная в девяти основных тендерных стереотипах.
В заключении обобщаются результаты проведенного исследования, формулируются вытекающие из него выводы и намечаются перспективы дальнейшего изучения данной темы.
Приложения содержат материал, необходимый для иллюстрации ряда теоретических положений диссертации.
Понятие тендерного стереотипа коммуникативной личности
Понятие тендерного стереотипа коммуникативной личности Феномен «стереотип» представляет собой достаточно сложное явление, по-разному трактуемое как в лингвистике, так и в других гуманитарных науках. Стереотип в обобщенном понимании определяется как устойчивое мнение о ком-либо или чем-либо. Под процессом стереотипизации понимают образование и использование стереотипов в мыслительной деятельности. Существуют национальные, профессиональные, тендерные, возрастные, территориальные, социальные стереотипы и т.д., то есть стереотипы, характерные для сознания определенной профессиональной, возрастной, тендерной, национальной, социальной группы, определенной территории (Стернин 2001: 38).
Впервые детальный анализ стереотипа с когнитивных позиций проводит Дж. Лакофф, исследуя этот феномен в его соотношении с прототипом. Согласно Лакоффу, структуру прототипа составляют те признаки, концепта, которые в наибольшей степени характеризуют соответствующий объект как «подлинный», «настоящий» представитель данного класса, например «настоящая» мать. Стереотип же трактуется как набор концептуальных признаков, который может быть неточной репрезентацией соответствующего объекта и в значительной степени отклоняться от прототипа. В качестве примеров распространенных в США стереотипов Лакофф приводит стереотипы политика (the stereotypical politician is conniving, egoistical, and dishonest); холостяка (the stereotypical bachelor is macho, dates a lot of different women, is interested in sexual conquest, hangs out in single bars), японца (the stereotypical Japanese is industrious, polite, and clever) (Lakoff 1987: 84-86).
Большинство исследователей признают, что стереотип всегда соотнесен с групповыми чувствами и действиями и закреплен в коллективном сознании, в результате чего возникает единство стереотипов у тех или иных социальных групп, общностей и представителей культур. Исходя из этого, стереотип трактуется как стандартное мнение о социальных группах или отдельных лицах, обладающее логической формой суждения (пропозиции) и в упрощаю щей и обобщающей форме с определенной долей эмоциональной окраски приписывающее определенному классу лиц свойства или установки или отказывающее им в них (КСКТ: 117). Лингвистическое понимание стереотипа связано прежде всего с коммуникативным поведением личности, что соотносится с такими абстрактными ментальными сущностями, как концепт, пропозиция, когнитивные сценарии и т.д. В контексте социального взаимодействия стереотип рассматривается как модель поведения, связанная с определенным детерминированным выбором той или иной стратегии и тактики поведения, это некоторое «представление» фрагмента окружающей действительности, фиксированная ментальная «картинка», являющаяся результатом отражения в сознании личности «типового» фрагмента реального мира, некий инвариант определенного участка картины мира (Красных 2003: 231).
Тендерный стереотип как частный случай стереотипа определяется как знание о лицах разного пола, приписывание им определенных признаков, положительной или отрицательной, этической или эстетической оценки и является основным параметром определения тендерной идентичности личности в данной культуре. Кроме того, под тендерным стереотипом понимают «культурно и социально обусловленные мнения и пресуппозиции о качествах, атрибутах и нормах поведения обоих полов и их отражение в языке» (Кирилина 1999:98).
А.В. Кирилина полагает, что тендерные стереотипы, реализующиеся в концептах «мужественность» и «женственность», являются составной частью концептуальной системы личности и входят в состав, ее моделей сознания. Они могут быть исчислены по данным языка и обнаруживают как стабильность, так и определенную изменчивость и динамику, которые также могут быть исследованы при помощи диахронического анализа (Кирилина 2000: 18). Исследователи тендерного фактора в языке отмечают, что в современных эгалитарных демократических обществах наблюдается тенденция к смешиванию мужской и женской тендерной модели поведения и поэтому сегодня разумнее говорить не о половых или тендерных стереотипных различиях, а о разных стилях тендерного коммуникативного поведения, мужском (маскулинном) и женском (фемининном), и соотносить коммуникативные стереотипы не с полами, а с этими стилями. Однако в менее развитых индустриальных и патриархальных обществах наблюдается больше различий в нормах поведения, определяемых культурой для тендерных ролей (Крейдлин 2005: 42).
Поскольку структура общества XVI-XVII вв. являлась строго патриархальной и иерархической, женские тендерные стереотипы легко просматриваются в художественных произведениях данного исторического периода. Общеизвестно, что в эпоху Шекспира женские роли в драматических произведениях исполнялись юношами, поскольку театр был прерогативой исключительно мужчин. Персонажи Шекспира сами говорят об этом: Клеопатра страшится, представив: And I shall see I Some squeaking Cleopatra boy my greatness / Г th posture of a whore. Гамлет сетует, что юноша, исполняющий женские роли, стал выше, и голос его вот-вот сломается: By r lady, your ladyship is nearer to heaven than when I saw you last, by the altitude of a chopine. Pray God, your voice, like apiece of uncurrent gold, be not cracked within the ring. Следовательно, женская тендерная идентичность воспринималась как часть представления, которую было необходимо сыграть и которую актер-мужчина был обязан адекватно изобразить.
Творчество Шекспира как отражение реальной жизни культурно-исторической эпохи XVI-XVII вв
Творчество Шекспира как отражение реальной жизни культурно-исторической эпохи XVI-XVII вв. В творчестве Шекспира нет ни одной стороны английской жизни, которая не получила бы отражения. И.В. Гете любил повторять, что основой произведений Шекспира служит правда и сама жизнь» (Дубашинский 1965: 5). Так, пьеса-хроника «Ричард И» раскрывает обстановку при дворе Елизаветы I и восстание 1601 г. под руководством ее фаворита графа Эссекса; события столетней войны Англии и Франции и внутренние феодальные войны Алой и Белой Розы с точностью представлены в пьесе «Ричард III», историческую базу которой составляют «Хроники Англии, Шотландии и Ирландии», написанные Р. Холиншедом в середине XVI века (Гражданская 1992: 18). Работая над пьесой «Борис Годунов», А.С. Пушкин брал пример с Шекспира при воспроизведении «физиологии народа, его образа-мыслей и чувствований, поверий и привычек». У Шекспира, по его мнению, «мудрено отъять достоинства большой народности» (Дубашинский 1965: 6). Герои Шекспира поют народные песни, популярные для своего времени (Яго — «Король Стефан был бережлив», Дездемона - песню покинутой девушки «Зелена ива»), рассказывают всем известные истории (привратник Макбета — о повесившемся земледельце и портном, урезавшем французские брюки) и т.д. К 300-летию со дня смерти Шекспира в 1916 г. вышло двухтомное исследование «Шекспировская Англия», в котором художественное описание общественной и частной жизни эпохи, ее религиозных течений, идеологии, культуры, быта представлены как реальные стороны современной ему действительности. На точность отражения Шекспиром реальной повседневной жизни своего времени указывают многочисленные исследователи (Аникст 1963; 1964; 1974; Дубашинский 1965; Гражданская 1992; Урнов 1997; Бентли 2004; Watson 1960; Farrell 1975; Bamber 1982; Forker 1990; Desmet 1992; Grady 1994; Hunter 1997; Ziegler 1997; Kastan 1999; Neumann 1999; King 2000; Crane 2001 и др.).
Как отмечает Э. Бентли, в наибольшей степени, прямое отражение человеческих отношений в реальном мире свойственно драматическим произведениям. «Драма даже не скрывает своей связи с грубыми, «нерафинированными» элементами, «безотчетно» интересующими нас, и в этом отношении она представляется менее утонченным жанром, чем лирическая поэзия или роман» (Бентли 2004: 30). Именно в драме реальность сгущена допре-. дела, каждая-реплика и жест героя несут определенную смысловую нагрузку, цель которой показать людям их самих. «Искусство соответствует формуле «жизнь минус что-то», если мы подходим к нему с сугубо коллективным критерием продолжительности во времени. Но оно по прежнему будет означать «жизнь плюс что-то», если мы подойдем к нему с такими качественными критериями, как чистота жанра, напряженность, рельефность, строгость и т.п.» (Бентли 2004: 103).
С другой стороны, - продолжает Бентли - в драме существуют герои, которых постоянно изменяют зрители. Так, с момента создания Шекспиром Гамлета и до сегодняшнего дня люди отождествляют себя с ним. С. Т. Кольридж и И.В. Гёте видели в Гамлете точную копию себя, хотя между собой похожими не были. В.Г. Белинский видел в Гамлете великого русского бунтаря, качествами которого, несомненно, обладал и сам. Совершенно очевидно, что Шекспир, создавая Гамлета в 1600 г., не представлял его в роли русского бунтаря, и последующая интерпретация шекспировского героя Белинским в XIX веке обусловлена зарождающимся протестом русского народа против жесткого самодержавия. Кроме того, сегодня читатели всего мира представляют Гамлета высоким и худощавым, хотя в пьесе откровенно сказано, что он тучен и задыхается, и именно таким его видели зрители эпохи Шекспира (Бентли 2004: 62).
Постепенно откровенное несоответствие героев Шекспира их образам, создаваемым во все новых театральных постановках и кинофильмах (римей-ках), стало обращать на себя внимание литературоведов. Начиная с 80-х гг. XX в., профессор университета Беркли (США) С. Гринблатт издает ряд книг, посвященных переинтерпретации произведений Шекспира (Greenblatt 1988а; 1988b; 2000; 2001; 2004; 2005). Его целью было вернуть в научное литературоведение подлинного Шекспира, показать, какими в действительности были его герои и, соответственно, реальные люди, послужившие их прототипами: Разрабатываемая . Гринблаттом и его последователями теория получила название «новый историцизм» (New Historicism) (Myers 1989; Stephens 1992;, Gallagher 2000; King 2000).
Основные принципы нового историцизма, в терминах Гринблатта, «методологические предположения» ("enabling presumptions"), сводятся к следующему:
1. Литература рассматривается как явление историческое, поскольку литературное произведение - это не усилие одного конкретного сознания решить определенные социальные проблемы или найти нечто, что можно рассказать другим. Литература —это. социальный и культурный конструкт, сформированный многими сознаниями, поэтому понять ее можно лишь через анализ культуры и общества. ("Literature is historical, which means (in this exhibition) that a literary work is not primarily the record of one mind s attempt to solve certain formal problems and the need to find something to say; it is a social and cultural construct shaped by more than one consciousness. The proper way to understand it, therefore, is through the culture and society that produced it").
Основные тендерные стереотипы коммуникативной личности женщины XVI-XVII вв
Тендерный стереотип "Mother" Проведенный выше анализ социально-ролевого статуса женщины через номинативную деятельность говорящих позволяет выделить основные тендерные стереотипы женщины XVI-XVII вв., которые будут охарактеризованы ниже. Анализ по методу сплошной выборки дискурса женских персонажей Шекспира, выполняющих тендерную роль матери, показывает, что этот дис курс является в гораздо большей степени оценочным по сравнению с аналогичным современным дискурсом. В обычных бытовых обстоятельствах употребляются слова с мелиоративной семантикой: Come hither, my dear Hamlet, sit by me (H); No more, sweet Hamlet (H); I prithee now, sweet son (TC).
Если даже наедине со своим ребенком мать не только общается с ним, но и одновременно дает ему положительную оценку, то в присутствии других людей оценочность еще больше усиливается. Материнский дискурс становится образным, в нем появляются изысканные риторические фигуры:
Queen: О gentle son, I Upon the heat and flame of thy distemper I Sprinkle cool patience (H); Elizabeth: Ah, my poor princes! ah, my tender babes! I My unblown flow rs, new-appearing sweets! I If yet your gentle souls fly in the air / And be not fix d in doom perpetual, I Hover about me with your aery wings I And hear your mother s-lamentation! (RT);
Tamora: Rue the tears I shed, / A mother s tears in passion for her son; I And if thy sons were ever dear to thee, / O, think my son to be as dear to me! (ТА).
Подобная оценочность материнского дискурса свидетельствует, на наш взгляд, о его институциональном характере. «Нормальная» мать XVI-XVII вв. должна именно так говорить со своим ребенком и о своем ребенке, пока он остается «хорошим» с точки зрения социума. В частности, после смерти Джульетты леди Капулетти произносит длинную речь, обращенную как к умершей дочери, так и к присутствующим, институционально заданную обстоятельствами (фактом похорон):
О те, О те, ту child, ту only life! I Revive, look up, or I will die with thee! I Help, help! Call help ... Alack the day, she s dead, she s dead, she s dead! ... О woeful time! ... Accurs d, unhappy, wretched, hateful day! I Most miserable hour that e er time saw I In lasting labor of his pilgrimage! / But one, poor one, one poor and loving child, I But one thing to rejoice and solace in, I And cruel Death hath catch d it from my sight! (RJ).
Данная речь, полная экспрессивных образных средств и возвышенной лексики, резко контрастирует с предыдущими высказываниями леди Капу-летти, обращенными к Джульетте, когда та была «плохой» с точки зрения общественных норм, отказавшись выйти замуж по приказу отца. Отец грозит отречься от Джульетты, выгнать ее на улицу нищенствовать. Мать активно его поддерживает, употребляет по отношению к дочери такие слова, как fool, желает ей смерти:
Talk not to me, for ГИ not speak a word. / Do as thou wilt, for Г have done with thee (RJ);
Ay, sir, but she will none, she gives you thanks. 11 would the fool were married to her grave! (RJ).
На наш взгляд, такие резкие перепадьь в материнском дискурсе обусловлены не каким-то злым умыслом или сверхъестественной лживостью некоторых конкретных матерей, а их «другим», отличающимся от современного сознанием. Для матери XVI-XVII вв. ребенок является «хорошим» или «любимым», если он соответствует общественным ожиданиям, а не потому, что он рожден ею, что он - ее ребенок.
Так, мать может сказать сыну, что если бы он был уродливым, хромым, кривым, глупым, смуглым и с родимыми пятнами на коже, она бы не любила его. Но поскольку ее сын прекрасен и одарен природой и фортуной, то такой ребенок достоин материнской любви:
Constance: If thou that bid st me be content wert grim, / Ugly, and sland rous to thy mother s womb, I Full of unpleasing blots and sightless stains, I Lame, foolish, crooked, swart, prodigious, I Patch d with foul moles and eye-offending marks, / I would not care, I then would be content, I For then I should not love thee; no, nor thou I Become thy great birth nor deserve a crown. I But thou art fair, and at thy birth, dear boy, I Nature and Fortune join d to make thee great (KJ).
Мать любит законных сыновей, тех, кого общество принимает и уважает. И та же мать приказывает убить своего незаконнорожденного черного ребенка:
Nurse: A joyless, dismal, black, and sorrowful issue! I Here is the babe, as loathsome as a toad I Amongst the fair-fac d breeders of our clime. / The Empress sends it thee, thy stamp, thy seal, / And bids thee christen it with thy dagger s point (ТА); Aaron: It shall not die. Nurse: Aaron, it must, the mother wills it so (ТА); Мать может отказаться от сына по идеологическим причинам, что в очередной раз подтверждает приоритет социума над личностью в эту эпоху:
Countess: Не was my son, I But 1 do wash his name out of my blood (AW).
Особенности сознания матери XVI-XVII вв. находят выражение в темах ее дискурса. Мать любит своего ребенка не просто так, а за нечто конкретное, например, за доблесть на войне. Данный концепт тематизируется, в частности, в дискурсе Волумнии, которая говорит, что легче бы смирилась с доблестной смертью своих одиннадцати сыновей за отечество, чем с трусливой праздностью двенадцатого:
Volumnia: I had rather had eleven die nobly for their country than one voluptuously surfeit out of action (TC). Вместе с тем общество ожидает от матери, что она должна дать своим детям определенные качества, в частности, красоту и умение общаться с людьми: Richard: Whoever got thee, there thy mother stands, / For well I wot, thou hast thy mother s tongue (THS); Petruchio: It is extempore, from my mother-wit (TSH); Moth: My father s wit and my mother s tongue assist me! (LLL); Casca: Have not you love enough to bear with me, I When that rash humor which my mother gave me I Makes me forgetful? (JC);
Тендерный стереотип "Maid'7"Virgin"
Тендерный стереотип "Bride" В пьесах Шекспира нет ни одной девушки, которая бы не стремилась к замужеству как к своей главной жизненной цели; это позволяет предположить, что самой желанной и привилегированной женской тендерной ролью в обществе XVI-XVTI вв. являлась роль жены. Подавляющее большинство браков в пьесах заключается между партнерами примерно одинакового социального и материального положения: принц женится на принцессе, его приближенные на ее придворных дамах, испанец-чудак на деревенской девушке; сыновья сэра Роланда де-Буа на дочерях герцога, пастух на пастушке, шут на деревенской девушке; Порция выходит замуж за Бассанио, а ее служанка за его слугу и т.д. Нет неравных браков, например, между господином и служанкой, которые станут описываться в литературе в последующие эпохи.
Для женщины обретение статуса жены происходит по когнитивному сценарию брака, привычному для обыденного сознания того времени и абсолютно странному для современного сознания. Сущность этого сценария состоит в том, что кто-то, владеющий соответствующим социальным правом, назначает человеку мужа или жену. Как правило, мужа дочери назначает отец, который с потенциальным женихом заключает договор и сообщает об этом невесте. Она, в свою очередь, должна подчиниться воле отца и полюбить назначенного ей мужа. Таким образом, если прототипический когнитивный сценарий современного брака строится по концептуальной зависимо сти "Love" — "Marriage", то прототипический сценарий брака в пьесах Шекспира строится по концептуальной зависимости "Marriage"— "Love".
Отец, мать или иной представитель отца объявляет девушке, кто будет ее мужем. Одновременно с приказом выйти замуж он отдает приказ полюбить данного человека. При этом подразумевается, что он самим фактом своего согласия жениться на ней доказал свою любовь к ней: Page: Now, Master Slender. Love him, daughter Anne (MWW); Capulet: Tell her, I She shall be married to this noble earl (RJ); Baptista: And bid Bianca make her ready straight; / And if you will, tell what hath happened: I Lucentio s father is arriv d in Padua, / And how she s like to be Lucentio s wife (TSH); Leonato: Daughter, remember what I told you. If the Prince do solicit you in that kind, you know-your answer (MAN); Mrs. Capulet: Well , think of marriage now ... The valiant Paris seeks you for his love (RJ); Simonides: Either be rul d by me, or I ll make you - I Man and wife. I Nay come, your hands and lips must seal it too; I And being join d, I ll thus your hopes destroy, I And for further grief- God give you joy! (P);
Theseus: Now, my fair sister, / You must love one of them (TNK);
Pericles: You shall prevail, I Were it to woo my daughter, for it seems I You have been noble towards her. Lysimachus: Sir, lend me your arm. / Pericles: Come, my Marina (P).
Мать Джульетты обучает ее, как она должна смотреть на Париса и что в нем увидеть, чтобы сразу же полюбить его. А отец Джульетты заверяет Париса в том , что его дочь, как ей и положено, выполнит приказ отца и полюбит назначенного им мужа:
Lady Capulet: What say you? can you love the gentleman? I This night you shall behold him at our feast; / Read o er the volume of young Paris face, I And find delight writ there with beauty s pen; / Examine every married lineament, / And see how one another lends content; /And what obscur d in this fair volume lies I
Find written in the margent of his eyes. / This precious book of love, this unbound lover, / To beautify him, only lacks a cover (RJ);
Capulet: Sir Paris, I will make a desperate tender/ Of my child s love. I think she will be rul d / In all respects by me; nay more, Г doubt it not (RJ).
Кроме отца безоговорочным правом назначать подданному мужа или жену обладает стоящий у власти правитель (король, герцог и т.п.): Duke: Sir Valentine, I Thou art a gentleman and well deriv d, I Take thou thy Silvia, for thou hast deserv d her (TGV); King: Take her by the hand, / And tell her she is thine (AW); King: Why then, young Bertram, take her, she s thy wife (AW); Leontes: I ll not seek far I For him, I partly know his mind to find thee I An honorable husband. Come, Camillo, I And take her by the hand, whose worth and honesty I Is richly noted; and here justified I By us, a pair of kings (AW); Duke: Go take her hence, and marry her instantly (MM); Caesar: The power of Caesar, and I His power unto Octavia (AC); Назначая мужчину мужем, правитель одновременно отдает ему приказ любить жену: Duke: Well, Angelo, your evil quits you well. I Look that you love your wife; her worth worth yours (MM); Duke: Joy to you, Mariana! Love her, Angelo! (MM); Caesar: There s my hand. I A sister I bequeath you, whom no brother I Did ever love so dearly. Let her live I To join our kingdoms and our hearts, and never I Fly off our loves again! (AC); Подобно тому, как отец дает гарантию жениху в любви своей дочери, так и правитель гарантирует своему подданному любовь назначенной ему в жены женщины: Duke: Sir Thurio, fear not but that she will love you (TGV); Theseus: Your two contending lovers are return d, I And with them their fair knights. Now, my fair sister, / You must love one of them (TNK);
Theseus: Fairest Emily, I The gods by their divine arbitrement / Have given you this knight: he is a good one / As ever strook at head. Give me your hands. I Receive you her, you him, be plighted with I A love that grows as you decay (TNK);
Следует отметить, что назначение женщины чьей-либо женой делается в резкой манере - в форме директивов и декларативов - и не предполагает последующего несогласия. Причиной этого служит осознание власти говорящим, который вправе распоряжаться женщиной как своей вещью.
Тендерный стереотип невесты «вырастает» из тендерного стереотипа дочери, дискурсообразующим когнитивным сценарием которого является повиновение воле родителей. В целом, тендерный стереотип "Bride" в данную эпоху базируется на концептуальной метафоре «Daughter is property". «Владелец» женщины (чаще всего отец невесты) ведет переговоры о ней как о своей «собственности» с потенциальным «покупателем» — женихом. В этих переговорах «продавец» декларирует свое право на женщину: Egeus: As she is mine, I may dispose of her (MND); Egeus: And she is mine, and all my right of her/ I do estate unto Demetrius (MND); Page: I told you, sir, my daughter is dispos d of(MWW); Page: She is no match for you (MWW); Duke: Thou know st how willingly I would effect /The match between Sir Thurio and my daughter? (TGV); Capulet: And you be mine, I ll give you to my friend (RJ); Theseus: What say you, Hermia? Be advis d, fair maid./ To you your father should be as a god; I One that compos d your beauties; yea, and one I To whom you are but as a form in wax, I By him imprinted, and within his power, /To leave the figure, or disfigure it (MND).
