Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Изменения в системе личных имен в сотных города Устюжны Железопольской XVI - первой трети XVII вв 21
1.0. Мужские некалендарные личные имена 21
1.1. Характеристика мотивирующих основ некалендарных личных имен 21
1.1.1. Внутрисемейные личные имена 26
1.1.2. Прозвищные личные имена 36
1.2. Некалендарные личные имена с точки зрения происхождения 50
1.3. Слово- и формообразование номинативных вариантов некалендарных личных имен 53
2.0. Мужские календарные личные имена 61
2.1. Характеристика состава календарных личных имен 61
2.2. Характеристика канонических и неканонических форм календарных личных имен 71
2.3. Характеристика словообразовательной структуры календарных личных
имен 76
3.0. Женские личные имена 81
4.0. Выводы к первой главе 87
ГЛАВА II. Изменения в составе и структуре именований в сотных города Устюжны Железопольской XVI - первой трети XVII вв 90
1.0. Характеристика структурных моделей именований 90
1.1. Модели именования мужчин в памятниках устюженской официально-деловой письменности 90
1.2. Модели именования женщин в памятниках устюженской официально-деловой письменности 101
2.0. Лексико-семантическая характеристика основ патронимов и прозвищ.. 108
3.0. Выводы ко второй главе 161
Заключение 163
Список использованной литературы 168
Источники и их условные обозначения 192
Словари, справочники и их условные обозначения 192
Сокращения 194
ПРИЛОЖЕНИЕ. 195
- Мужские некалендарные личные имена
- Мужские календарные личные имена
- Характеристика структурных моделей именований
Введение к работе
В последние десятилетия наблюдается повышенный интерес к проблемам антропонимии, что связано со сменой системно-структурной парадигмы языкознания, ориентированной на изучение «языка в самом себе и для себя», на антропоцентрическую, предполагающую изучать язык в тесной связи с человеком, с его сознанием, духовно-практической деятельностью [Голомидова 1998:3; Воркачев 2001:64]. Антропонимия представляет собой неисчерпаемый источник для изучения языка и культуры создавшего ее народа. Современным исследователям свойственно представлять процесс создания имени собственного как особую разновидность кодирования историко-культурной информации. При таком подходе антропонимия может рассматриваться как своеобразный культурный текст [Исаева 1988:167]. Для исторической ономастики особую значимость имеет положение о том, что имена собственные, имеющие конкретную пространственно-временную отнесенность, во-первых, содержат ценнейшие сведения о развитии языка как официально-делового, книжного, так и живого, разговорного, а во-вторых, являются источником этнокультурной и социокультурной информации.
Актуальным направлением современных исследований является историческая антропонимика, обратившаяся к изучению региональных антропонимических систем. Изучением антропонимии новгородских памятников деловой письменности занимались А.Н. Мирославская [1955], Р.Л. Сельвина [1976], муромских - В.И. Тагунова [1967], томских - В.В. Палагина [1968, 1974], пензенских - Т.А. Заказчикова [1977], пермских -Е.Н. Полякова [1979, 1991, 1995, 2001], нижегородских - Н.В. Данилина [1986], тверских - И.М. Ганжина [1992,1995, 2004], уральских - Н.Н. Парфенова [1991, 2001], смоленских - И.А. Королева [1995, 1996, 2000], Н.В. Медведева [1998], орловских - В.Е Татаркин [2005] и др.
Севернорусская антропонимия представляет собой огромный массив в общерусской антропонической системе. В настоящее время существует
5 большое количество научных трудов по истории ономастики Русского Севера. Антропонимия Пинежья исследовалась Г.Я. Симиной [1970, 1971], Белозерья - Т.В. Бахваловой [1972, 1985], Ю.И. Чайкиной [2003, 2005(1)], Карелии - И.А. Кюршуновой [1994, 2001, 2002, 2005 и др.], Архангельска -Т.В. Винниченко [2005, 2006], Вологды и Вологодского уезда - Е.Н. Баклановой [1970], Ю.И. Чайкиной [1984, 1995, 2004, 2005(1) и др.], И.Н. Поповой [2002], Н.В. Комлевой [2002, 2004], Устюга Великого, Тотьмы, Устюжского и Тотемского уездов -Ю. И. Чайкиной [1982, 2005(1)], С.Н. Смольниковым [1996, 2005] и др. Сохранившиеся источники по Устюжно-Железопольскому уезду лишь частично привлекались в работах Ю.И. Чайкиной [2004(2)], С.Н. Смольникова [2005(1), 2005(3)].
Изучение антропонимии памятников письменности Русского Севера ведется в разных направлениях.
Исследователи конца XX - XXI века обращаются к новым аспектам изучения онимической системы: И.Н. Попова [2002] рассматривает памятники официально-деловой письменности не только как лингвистический источник, но и как источник культурологической информации, дающей представление о ценностных параметрах локальной языковой картины мира. На синхроническом срезе (XVI - XVII вв.) антропонимию города-села изучает Н.В. Комлева [2002, 2004]. Современные исследователи занимаются изучением онимической системы древнерусского языка, например, работа Е.Н. Ивановой [2006], посвященная анализу топонимов и антропонимов, зафиксированных в памятниках монастырской письменности Белозерья конца XIV-XV вв. Проблема формирования антропонимической системы отдельного региона решается в работах Ю.И. Чайкиной [2005]. Особым направлением следует признать функциональный подход, разрабатываемый С.Н. Смольниковым [2005], предполагающий комплексное изучение старорусской антропонимии Русского Севера XVI-XVII вв. в трех аспектах: номинативном, коммуникативно-прагматическом и историко-стилистическом.
В данной работе предложен синхронно-диахронный подход к анализу антропонимии, зафиксированной в памятниках официально-деловой письменности - сотных г. Устюжны Железопольской XVI - XVII вв.
Важность и необходимость данного метода для исторического языкознания была обоснована В.А. Богородицким в начале XX века. В своей работе «Общий курс русской грамматики» В.А. Богородицкий, указывал, что на основании этого метода лингвист должен учитывать как современное языковое состояние, так и изменение, которое претерпевает каждый факт языка в процессе развития [Богородицкий 1904]. В современных исследованиях синхронно-диахронный подход используется при анализе лексических и лексико-фразеологических парадигм языковых единиц, представляющих качественные наименования лиц [Кругликова 1995 (1) и др.]. Актуальность данного подхода для анализа лексики бесспорна, так как позволяет проводить системно-динамическое исследование языкового материала, что важно для создания обобщающих трудов по исторической лексикологии.
Синхронно-диахронный подход в изучении антропонимии региона позволяет представить ее как динамическую развивающуюся систему. В задачи исследователя при таком подходе входит описание антропонимии в выбранный период путем сопоставления исследовательского материала из источников, следующих друг за другом по времени создания. Таким образом, выявляются не только языковые факты, свидетельствующие о состоянии антропонимической системы в данный период, но и анализируются происходящие в ней изменения. При этом важно не ограничиться выяснением языковых изменений, происходящих в системе в изучаемую эпоху, но и обратиться к факторам, импульсам (экстра- и интралингвистическим), обеспечивающим ее динамическое существование.
Отметим, что большинство работ по исторической ономастике ориентировано на синхронное или статическое изучение материала, тогда как изученение динамики антропонимической системы является лишь
7 второстепенной задачей подобных исследований. Среди работ, в которых наблюдения над изменениями, происходящими в антропонимии региона, являются приоритетной проблемой можно назвать кандидатскую диссертацию Т.В. Бахваловой [Бахвалова 1972]. Автор основное внимание уделяет динамике структурных моделей именований на протяжении трех столетий. Т.В.. Бахвалова отмечает наличие в антропосистеме региона структурных моделей, одни из которых отживают, уменьшаются в количественном отношении, другие являются наиболее продуктивными, а третьи только начинают свое существование [Бахвалова 1972:5].
Изменения в пермской антропонимии XVI-XVIII вв. становится объектом изучения в работе Е.Н. Поляковой [Полякова 2002]. Автор обращает внимание на изменения структуры мужских и женских именований, особенности формообразования, останавливается на проблеме образования фамилии как антропонимической категории [Полякова 2002:266-273].
Памятники деловой письменности Устюжны Железопольской, доступные исследователю, позволяют изучать изменения, происходящие в рамках более узкого временного отрезка - одного столетия.
Особое внимание следует уделить положению Устюженского региона на карте области. Устюженская земля находится на северо-западной границе Вологодской области и представляет собой часть территории Русского Севера. Исторически этот регион входил в разные сферы влияния (Новгород, Москва, Углич).
И.В. Пугачем были выделены ряд этапов на пути становления и развития самостоятельного Устюжно - Железопольского уезда [Пугач 2000].
На начальном этапе, до конца XIV века, Устюжна и Устюженский край входили в сферу влияния Новгорода. Свидетельством тому является церковно-административное деление, по которому Устюжна Железопольская и ее округа в XVI - XVII веках относилась сначала к Городецкой, а затем Устюжской десятине Новгородской епархии.
Второй этап начинается с конца XIV века. В это время Устюженский край попадает под власть московских князей. По первому завещанию Василия I 1406. г. Устюжна и Тошня составили удел князя Константина, сына Дмитрия Донского. В уделе Константина Дмитриевича впервые были объединены Устюжна и Углич. Устюженский край стал составной частью Угличского удела. В его составе он находился до конца первой четверти XVI века.
Третий этап продолжается со второй четверти XVI века по первую четверть XVII века. Это первый период самостоятельного юридического существования Устюженского уезда.
Четвертый этап начинается с середины 20-х годов XVII века и продолжается до 1685 года, когда Устюженский уезд «со всеми доходы» был «отписан» к Угличу. Главным фактором, сыгравшим решающую роль во временном упразднении Устюженского уезда, стало его значительное разорение и запустение в Смутное время.
Последний этап начинается с 1685 года, когда произошло восстановление его юридического статуса, все станы и волости Устюженского края были вновь выделены в самостоятельный «Устюжский уезд Железопольский», просуществовавший до 1927 года [Пугач 2000:11-24].
Пограничное положение устюженских земель, с одной стороны с Новгородской землей, и с другой - Белозерским княжеством (см. приложение 3, 4), не только предопределило направление миграции населения в Устюженские земли, но и оказало заметное влияние на особенности становления антропонимической системы региона, а также на формирование современных устюженских говоров, которые диалектологами относятся к группе межзональных говоров северного наречия [Кузнецов 1973].
Объектом изучения в данной работе являются антропонимы, отмеченные в памятниках деловой письменности второй половины XVI -первой трети XVII вв., одного из городов Русского Севера - Устюжны Железопольской, а предметом исследования служат процессы образования,
9 становления, изменения антропонимии Устюжны Железопольской на общерусском фоне в переходный период.
Хронологические рамки исследования охватывают период второй половины XVI - первой трети XVII вв., представляющий собой конечный этап существования языка великорусской народности и начальный этап формирования общенационального языка. XVII век считается наиболее важным этапом на пути становления русской антропонимической системы. По мнению большинства исследователей, именно в этот период происходят процессы, обусловившие развитие русской антропонимии. XVI век в этом процессе играл роль периода, соединявшего конечный этап развития языка древнерусской народности (XIV-XVbb.) с временем формирования национального языка (XVII в.). Поэтому весьма важным является рассмотрение процессов, происходящих в системе именований на рубеже веков.
Цель исследования - рассмотреть антропонимическую систему конкретного локального региона, города Устюжны Железопольской, с точки зрения синхронно-диахронного подхода.
Указанная цель работы определила постановку следующих задач:
1. Рассмотреть состав, семантику, происхождение, структуру мужских
некалендарных личных имен, представить анализ динамики именника по
данным направлениям в рассматриваемый период.
Изучить состав, фонетические и морфологические изменения в подсистеме календарных личных имен у представителей разных сословий (посадские люди, дворяне, крестьяне, священнослужители).
Описать именник женского населения Устюжны Железопольской, выявить особенности структуры, состава.
4. Произвести сопоставление календарного и некалендарного именников
населения Устюжны Железопольской с данными по изучению других
регионов.
5. Исследовать антропонимы (личные имена, патронимы, андронимы,
фамильные прозвания) с точки зрения мотивации производящих основ,
происхождения, провести сопоставительный анализ апеллятивной лексики
второй половины XVI - первой трети XVII вв.
6. Установить особенности развития и изменения структуры
официального именования в деловой письменности Устюжны
Железопольской, определить функции антропонимических компонентов.
7. Установить экстра- и интралингвистические факторы отмеченной
динамики антропонимической системы города Устюжны Железопольской в
изучаемый период.
Сложный, многоплановый характер объекта исследования требует комплексного подхода к изучению.
Методологическую основу исследования составляют принципы объективности, научности и историзма. Принцип объективности требует от исследователя умения «найти пути и средства проникновения в суть изучаемого, не.внеся при этом ничего внешнего» [Образцов 2004:16], то есть позволяет избежать субъективизма в выводах и оценках. Принцип историзма является особенно важным при интерпретации антропонимических процессов, с одной стороны, он требует рассмотрения изучаемых явлений в развитии, выявления тенденций этого развития, с другой стороны, предполагает характеристику изучаемого материала при учете важнейших социально-экономических процессов, происходивших в соответствующую историческую эпоху. Весьма важное условие соблюдения принципа историзма заключается в выборе соответствующих изучаемому явлению методов, подходов и методических приемов исследования.
В качестве основных методов в работе используются описательный и сопоставительный. Применение в работе также получили приемы классификации, реконструкции исходных апеллятивов, структурно-словообразовательного, лексикографического анализа. Значимым для
.11
настоящего исследования стало применение элементарной статистики и контент-анализа1.
Комплексное изучение языкового материала при соблюдении основных методологических принципов, использовании общенаучных и характерных для антропонимики методов исследования, позволило осуществить синхронно-диахронный подход к анализу антропонимии памятников письменности XVI-XVII вв.
Источниковую базу исследования составляют опубликованные и архивные материалы писцового делопроизводства г. Устюжны Железопольской XVI-XVII вв.
1. Сотная из книг И.И. Плещеева и Григория Зубатого Никитина сына
Беспятого на посад Устюжны Железопольской 1567 года (далее СУЖ1567.)
/Публ. Ю.С. Васильева, Н.П. Воскобойниковой) // Социально-правовое
положение северного крестьянства (досоветский период). - Вологда, 1981. -
С.136-177.
2. Сотная с писцовых книг Д.Г. Вельского на посад Устюжны
Железопольской 1597г. (далее СУЖ1597)/ Публ. Н.П. Воскобойниковой и
П.А. Колесникова // Крестьянство Севера России в XVI в.- Вологда, 1984. -
С.130-158.
3. Сотная на посад Устюжны Железопольской 1626г. (далее СУЖ1626)//
Архив СПб. ИИ РАН Ф.11. Д.116. Объем 215 листов. Формат 4.
Сотные Устюжны Железопольской XVI века можно отнести к числу уникальных памятников письменности. Как известно, источников этого времени сохранилось немного. Большинство описаний по другим русским городам отсутствуют вовсе. Последнее описание посада Устюжны Железопольской 1624-1626 гг. остается неопубликованным, хранится в архиве Санкт-Петербургского Института истории РАН и для антропонимического исследования используется впервые.
1 Метод контент-анализа (англ. content - содержание, analusis - разложение) - метод позволяющий получить достоверную информацию путем ее специальной выборки [Образцов 2004:103]. В данном исследовании применяется с целью выявления существующих тенденций, для определения частоты и объема использования отдельных смысловых единиц (антропонимов) в тексте (в нашем случае в сотных).
К исследованию также привлекается «Писцовая книга станов и волостей Устюжны Железопольской 1628-1630 гг.» (далее ГЖУЖу1628) / Публ. И.В. Пугача // Устюжна: историко-литературный альманах. - вып. 1-4. -Вологда, 1993-1999.
В общей сложности из данных памятников письменности выявлено и проанализировано около 4500 личных именований различной структуры.
Характеристика источников исследования. Сотные и писцовые книги представляют собой особую разновидность документов деловой письменности. Сведения о проведении переписей в России восходят к XIII-XIV веку, но наиболее ранние материалы сохранились от конца XV-XVI вв. Возникновение их было обусловлено необходимостью описания различного рода населенных пунктов (городов, сел, деревень и проч.), земельных угодий и состава населения с целью обложения его податями и повинностями.
По летописным данным уже княгиней Ольгой была проведена подобного рода описательная работа, она «установила места для сбора дани и определила ее размеры» [Мерзон 1956:4]. Затем, в период феодальной раздробленности, проводились периодические переписи тяглого населения. К концу XV века, в связи с созданием Русского централизованного государства, переписи превратились в «систематически проводимые мероприятия общегосударственного характера» [Мерзон 1956:5]. Самые значительные были предприняты в 80-х - 90-х гг. XV века, в 80-х XVI века и в 20-х XVII века. В последний из указанных периодов описание земель и населения шло по всему Русскому государству.
Результаты общих описаний вносились в писцовые книги. Писцовые книги были не единственным жанром подобного характера. Наряду с ними использовались дозорные книги, платеэюницы, сотные выписи (грамоты), приправочные книги.
Писцовые книги создавались, как правило, на целый уезд, состоящий из нескольких самостоятельных податных округов: станов, погостов-округов, сел-округов, отдельных волостей и вотчин. На основании этих книг
13 населению отмеченных внутриуездных административно-податных округов выдавались выписки из писцовых книг, содержавшие данные по этим округам и именовавшиеся сотными грамотами или просто сотными. В таком случае сотная - это копия-выписка с писцовых или дозорных книг [Васильев 1984:25].
Однако есть и другое мнение. Значительно возросшее число введенных в научный оборот сотных позволяет полагать, что они - документы более раннего происхождения, чем писцовые книги. Первоначально, видимо, результаты описаний фиксировались лишь в самостоятельных сотных. А писцовые книги (и сам термин) - документы более позднего времени, эпохи завершения процесса образования единого Русского государства (XVI в.). Появившиеся писцовые книги в XVI в. бытуют наряду с ранее существовавшими сотными. Но выписи из этих книг также именуются сотными. В XVII веке господствуют писцовые и переписные книги, термин «сотная грамота» постепенно выходит из употребления, а на места посылаются просто «выписки из писцовых книг» [Васильев 1984:25]. С этой точки зрения, сотная представляет собой самостоятельный документ.
Важно учитывать некоторые особенности антропонимии и принципов именования лица в сотных и писцовых книгах. Они заключались в том, что фиксации в них подлежало далеко не все население, а только непосредственные налогоплательщики - главы семейств, владельцы дворов и других облагаемых налогом объектов (сенокосов, промысловых угодий, хозяйственных, производственных и торговых строений) [Смольников 2005:48]. Лица, проживавшие в том или ином населенном пункте, но не являющиеся непосредственными владельцами земли, также могли упоминаться в писцовых и сотных книгах при описании других объектов обложения, ср.: «...а преж сего по нынешней лета 7075 году те покосы, которые из оброчных в роздачю розданы ниже посада на реке на Мологе в луке в Перемуте и в ыных луках кашивали наездом из деревень, что были черные, которые, по государеву указу, в роздачю ж розданы из Заручевья
14 Баженко Степурин и с Понарина Родионко да Ортемко Ивановы пожни Некрасовскую Говорухина на Федковскую Деревяного, и с Калентьева, Максимко Терентьев Суботкинскую Бакина пожню из Нагатина Фомка Мартьянов да Тимошка Гридин Быковых да Брюхановскую пожни» (СУЖ1567Д72). В редких случаях, вероятно, по каким-либо объективным причинам писцы отступали от общего принципа фиксации жителей дворов, называя не только землевладельцев, но и членов их семей [Смольников 2005:49]. Например: «...попадя Григорева жена Попова да сын ее Васюк 15 лет; а у него грамота благословеная архиепископа Пимина Великого Новагорода и Пскова; велено ему к пению попа наимовати, докуды сам взмужает и в попы станет» (СУЖ1567,141-142).
При характеристике анализируемых памятников письменности немаловажным оказывается установить автора (писца) документа, что позволяет интерпретировать лингвистические факты, содержащиеся в текстах делового содержания, более объективно и полноценно.
В лингвистической литературе, посвященной описанию севернорусских памятников деловой письменности XVI-XVIII вв., выделяются три группы писцов: профессионалы, полупрофессионалы и непрофессионалы [Колосов 2000:11]. В ряде работ авторы ограничиваются разграничением писцов на профессионалов и непрофессионалов [Городилова 2004:16]. Показателями профессиональности писца в таком случае являются:
-сфера профессиональной деятельности (делопроизводство, управление, торговля, промыслы и проч.);
-делопроизводственная компетентность (знание типов документов, их структуры, формы; наличие навыков и умений самостоятельного составления деловых текстов);
-ответственность перед вышестоящими инстанциями за результаты своего труда;
-возможность получения стабильного государева жалования за выполняемую письменную работу [Городилова 2004:17].
Под профессионалами в таком случае понимаются люди, для которых делопроизводство (написание, оформление и проверка документов) являлось основной и оплачиваемой сферой деятельности. К профессионалам относятся дьяки, подьячие, дьячки, писцы, площадные писчики, которые несли ответственность перед вышестоящими инстанциями за результат своего труда и, как и служилые люди, за свою работу получали определенное годовое жалование. Группу непрофессионалов составляют писцы - жители городов и острогов, служилые, посадские, крестьяне, воеводы, таможенные головы, обладавшие определенными правописными навыками, писавшие «для себя» или по просьбе других людей, но не состоявшие на окладе, то есть не имевшие постоянного денежного или иного жалования за выполненную письменную работу. Писцы-непрофессионалы не несли ответственности за написанные ими документы. В основе их письма лежат не специальные знания особенностей делопроизводственной деятельности, а подражание образцам, созданным профессионалами [Городилова 2004:17].
Список сотной с описания 1567 года был сделан во второй половине XVII века, около 1670 года и сохранился в материалах большого судного дела о поземельном споре посада с местными феодалами. Относительно данного источника известно, что в 1567 году описание посада проводили И.И. Плещеев и Григорий Зубатого Никитина сына Беспятого. Илья Иванович Плещеев принадлежал к старинному московскому боярскому роду. В 1549-1551 годах он был наместником в Костромской волости Нерехте, а в 1561 году описывал села Белоозера. В годы опричнины И.И. Плещеев находился в опале, в 1564-1566 годах был приставом у сосланного на Белоозеро князя М.И. Воротынского. Позже был казнен [Пугач 2002:13]. Судя по знатному происхождению, сведениям о прежнем опыте создания подобных документов и профессиональной деятельности, И.И. Плещеева следует считать писцом-профессионалом, что, вероятно, будет проявляться в следовании предписаниям приказного языка Московской Руси при выборе
средств именований людей разных сословий, вероятно, меньшем количестве написаний, отражающих какие-либо диалектные явления.
О личности второго писца нам практически ничего не известно. Вероятнее всего, это был кто-то из местных жителей. Обращает на себя внимание один факт. Сотная 1567г. начинается со слов «Лета 7070-пятого. Сотная с книг писма и меры Ильи Ивановича Плещеива да Григоря Зубатово Никитина сына Беспятова Устюжны Железопольские посаду..», а заканчивается: «...А у подлинной сотной Ильи Ивановича Плещеева печать приложена припись Зубатово Никиты». Это значит, что одним из составителей сотной был Григорий Зубатово Никитин сын Беспятова, а припись проверяющего была сделана, судя по всему, его отцом - Зубатым Никитой. Участие в создании документа двух родственных лиц, говорит скорее об их местном происхождении, однако не дает никаких сведений о социальном статусе этих людей.
Сотная 1597 года дошла до нас в двух списках, которые представляют собой скоропись второй половины XVII века. Опубликованный список был сделан по просьбе посадских людей: «Лета 7105-го февраля в 26 ден дана сотная с книг писм; и меры князя Дмитрея Григоревича Белсково с товарищи Устюжны Железополские посадским людем» (СУЖ1597,130). Подлинный список сотной хранился у устюженского челобитчика у Ефремка Белянинова: «1л. 1/ Список и сотные писма и меры князя Дмитрея Григоревича Белсково с товарищи Устюжны Железополские. А взяты се списки с устюженского челобитчика у Ефремка Белянинова, а подлинная сотная отдана ему Ефремку назад... /л. 2/ ...К сему списку Устюжны-Железополъской посадцкои человек Никифорко Михеев сын Осташихин вместе Устюжны-Железополскои челобитчика Ефрема Белянинова по его веленью руку приложил» (СУЖ1597,130). Сведения о составителях подлинной сотной содержатся в конце документа: «...А у подлинные сотные печат князя Дмитрия Григоревича Белсково. /л. 78/ Подлинная ж сотная за руками подячих Герасима Акинфава да Третяка Макеева» (СУЖ1597Д58).
Таким образом, следует сказать, что сотная 1597 года, также была составлена писцами-профессионалами (князь Д.Г. Вельский, подьячие Герасим Акинфов и Третьяк Макеев) или же под их руководством.
Список третьей сотной 1626 года был сделан не ранее 1628 года. В начале ноября 1627 года посадские люди просили выдать им сотную грамоту с новых писцовых книг. А затем жаловались, что в ней не описаны храм Рождества Пречистыя Богородицы и его слобода, которые всегда описывались в составе посада. Устюженский воевода князь Тимофей Васильевич Кропоткин провел расследование. Оно прошло довольно быстро. В феврале 1628 года в Москву отправили отписку, в которой старцы Воскресенского и Моденского монастырей, Шалочской пустыни и местные дворяне И.А. Отрепьев и П.В. Бирилев и их крестьяне подтвердили права посада. В сохранившемся списке с сотной 1626 года содержится описание Рождественского храма, дворов причта и хозяйственных угодий, однако описание слободы отсутствует [Пугач 2002:14]. Само описание посада Устюжны Железопольской проводилось в 1624-1626гг. «по государеву цереву и великого князя Михаила Федоровича» указу. Описывали посад, пашенные земли, пожни Устюжны Железопольской Дмитрий Федорович Скуратов, Иван Захарович Кутузов и подьячий Постник Трофимов [Пугач 2002:14]. Как видим, это описание проводилось по заказу государства, людьми, сфера профессиональной деятельности которых была связана с делопроизводством.
Исследуемые нами документы XVI - XVII веков - уникальные памятники письменности. Это один из редчайших случаев, когда до сегодняшнего дня сохранились материалы трех разновременных описаний одного и того же географического пространства.
Остановимся на содержании документов. Сотные 1567, 1597, 1626 годов представляет собой статистическое описание посада Устюжны Железопольской (дворы, земельные наделы, именования владельцев и проч.). Посад - торгово-промышленная часть города, расположенная вне городской
18 крепостной стены, где проживали в основном ремесленники и торговцы, существенную часть населения составляли духовенство и иные служители церкви, зависимое население монастырей и церквей, так называемые «церковные люди», прежде всего нищие, проживавшие в кельях при храмах. Кроме описания жителей посада, сотные содержат перечень владельцев лавок, пашен и пожен.
В 60-х годах XVI века Устюжна Железопольская была крупным городским центром Русского государства. По подсчетам И.В. Пугача, в ней было 912 дворов, 2 монастыря, 18 городских храмов. Абсолютное большинство дворов - 766 (84%) - принадлежало черным посадским людям, 134 (14,7%) - церковному клиру, 12 дворов (1,3%) были на государевом оброке. Все городское население, учитывая нищих, составляло более 5000 человек (Пугач 2002:28,44).
Конец XVI века для Устюжны Железопольской стал временем запустения и упадка. Число жилых дворов за 30 лет (с 1567 по 1597гг.) сократилось с 912 до 281, то есть более чем в 3,2 раза, а население почти в 2,3 раза. Запустение во многом стало следствием общероссийских социально-экономических и политических причин, вызвавших хозяйственный кризис 70-80-х годов XVI века. Однако на столь значительные размеры опустошения города оказали влияние и местные факторы, прежде всего моровое поветрие 1569 года и сильный пожар, который по всей вероятности произошел в первые годы после описания 1567 года [Пугач 2002:47-48,82].
Значительное количественное сокращение городского населения не привело к существенному изменению его сословной структуры. Основной категорией оставались посадские люди, за ними числились 76,9% дворов и 85,3%о людей. Однако произошли существенные изменения социального и имущественного облика посадских людей. Практически исчезли зажиточные дворы - их доля снизилась более чем в 12 раз, с 39,2% до 3,2%. «Лутчие» дворы вообще отсутствуют, а «середних» - только 7. Более чем в 2 раза, с
'у
27,8 % до 60,2 %, выросла доля «молотчих» дворов примерно в 6 раз, с 6,9% до 36,6%, - дворов бобылей и нищих. Почти наполовину уменьшилось количество дворов клира - с 50 до 26 [Пугач 2002:48-49]. Однако, несмотря на все изменения, которые в основном свелись к уменьшению количественных показателей, Устюжна Железопольская в конце XVI века оставалась преимущественно торгово-промышленным городом-посадом [Пугач 2002:30].
В период с 1597 по 1626 гг. происходили различные изменения сословной структуры городского населения Устюжны Железопольской. В итоге в 1626 году в городе насчитывалось 397 дворов. Большую часть из них составляли посадские дворы - 278, или 70%. Второй по численности была группа слободских дворов Рождественского храма - 43(10,8%) . За дворянами был 21 жилой двор (5,8%). 23 двора принадлежали священнослужителям и причетникам [Пугач 2002:50-51].
Научная новизна работы заключается в том, что впервые подвергается целостному изучению антропонимия одного из городов Русского Севера -Устюжны Железопольской.
В нашей работе совмещаются синхронный и диахронный подходы к анализу языкового материала, позволяющие представить антропонимию отдельного региона как особого рода динамически развивающуюся систему на протяжении одного столетия. Этимологизация составляющих компонентов позволила в некоторой мере восстановить картину развития края, его социальной, экономической, духовной, этнокультурной жизни.
Таким образом, необходимость более глубокого изучения антропонимии отдельного региона, недостаточная изученность процессов, происходящих в системе именований в переходный период, являющий собой наиболее важный этап в становлении современной антропонимической системы, определяют актуальность предпринятого исследования.
2 Молодший (молодчий, моложший) 'низший по званию, общественному и имущественному положению; не
знатный' [СлРЯХІ-ХуіІ,9:251)
3 В состав сотной 1626 года описание слободы не входит.
Теоретическая и практическая значимость. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы при изучении истории развития общерусской антропонимической системы, а также для сопоставления с антропонимией других исторических периодов и регионов. Наблюдения, представленные в работе, могут быть учтены при изучении особенностей развития и формирования говоров Устюженского края. Материалы научной работы могут найти применение при разработке вузовских спецкурсов и спецсеминаров по ономастике, в практике лексикографической работы при составлении исторических антропонимических словарей.
Апробация результатов работы проводилась на XXXV Международной филологической конференции (13-18 марта 2006 г., Санкт-Петербург, СПбГУ), на научно-практической конференции «Проблемы текста», посвященной 100-летию со дня рождения академика Д.С. Лихачева (ноябрь 2006г., Вологда, ВГПУ), на международной научно-методической конференции «Языковые и культурные контакты различных народов» (июнь 2007г., Пенза, ПГПУ им. В.Г. Белинского). Основные положения диссертации были обсуждены на заседании кафедры русского языка Вологодского государственного педагогического университета. Содержание диссертации отражено в шести публикациях.
Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав и заключения. Приложением к работе являются: список использованной литературы, источников, сокращений, таблицы частотности календарных личных имен и структурных моделей именований, карты.
Мужские некалендарные личные имена
В данной работе в качестве официальных личных имен рассматриваются все некалендарные имена, встречающиеся на месте первого компонента в структуре именования. В то же время мы учитываем точку зрения С.Н. Смольникова, отмечавшего, что принципы фиксации некалендарных имен языком деловой сферы рассматриваемого периода разработаны не были, поэтому составители документов, опираясь на собственных опыт, относили тот или иной антропоним либо к личным именам, либо к прозвищам [Смольников 2005(1)].
Самая многочисленная группа лиц, записанных в сотных, - это посадские люди, поэтому основная масса некалендарных личных имен встретилась в именованиях жителей этой социальной группы: Коротаико Гридин (СУЖ1567,156), Ворошня Иванов кузнец (СУЖ1567,156), Зычко Иванов молотник (СУЖ1567,150) и др. Незначительно число некалендарных имен у представителей церкви. Отмечаются только у тех, кто занимал низшие церковные должности: пономарь Овсянка (СУЖ1567,143), дьячок Посничко Гаврилов (СУЖ1597,137). Некалендарные имена встречаются также у крестьян и посадских людей, державших лавки или обрабатывавших пашенные земли, луга и пожни: лав. Браги Михайлова (СУЖ1567,163), «...да на другой стороне за Мологою на реке на Кобоже но обе стороны с посаду ж и из деревень наездом же кашивали безоброчно ж:... Таруска Тряское (..) Кушенка Деревягин с товарищы (..), Кропивка Гришка Обелмин (СУЖ1567,173)...», пашня Белянка Сергеева сына Панина да сына его Якушка (СУЖ1597,150), в Лычной луке пожня Данилковская Шешурки Давыдова сена 20 копен (СУЖ1567,169), Тихвина монастыря крестьянина Буторки (лавка) пуста (СУЖ1626, л.138об.), лав. Шемячки Кушацкого (СУЖ1б26,л.138об.), пож. Безсонка Безносово что бывала Васки Тормосова (СУЖ1626, л. 194об.) и др.
Таким образом, в сотной 1567 года среди именований жителей посада (979 именований) нами было обнаружено 194 некалендарных имени (86 неповторяющихся). К ним можно присоединить некалендарные имена, не встречавшиеся у посадских людей, но употребленные в именованиях владельцев лавок и пашен. В целом некалендарный именник составляют около 100 некалендарных имен.
В сотной 1597 года выявлено 411 именований посадских людей, из них 84 с некалендарными именами. Репертуар составляют 46 некалендарных имен. Для семантического анализа мы используем также некалендарные имена, которые встречаются только у бывших владельцев земельных наделов. Таким образом, в сотной 1597 года нами было выявлено 60 разнообразных некалендарных имен.
Количество некалендарных имен в сотной 1626 года весьма незначительно. Из 489 именований лиц на посаде нами было обнаружено 44 некалендарных имени, из них абсолютное большинство - это имена посадских жителей, два имени - священнослужителей. Особенностью сотной XVII века считаем употребление среди прочих, именований дворян, имевших свои дома в городе, однако некалендарных имен в именованиях данной социальной группы лиц не обнаружено. В целом репертуар составляют 24 имени, к которым следует также добавить 4 некалендарных имени, употребленных в именованиях настоящих и бывших владельцев лавок, пожен, пашен.
Состав анализируемых некалендарных имен в сотных Устюжны Железопольской неоднороден.
Неоднородность состава некалендарных имен стала объектом внимания антропонимистов с середины XX века (А.М.Селищев, Т.В. Бахвалова, Р.Д. Сельвина, Т.А. Заказчикова, А.Н. Мирославская, Ю.И. Чайкина, С.Н. Смольников, Н.В. Комлева и др.)
Специалисты отмечают, что XVI-XVII вв. «формируются две группы некалендарных имен, которые долгое время не находили общепринятых названий» [Чайкина 2004:49].
Первая попытка разграничения этих двух групп была предпринята A.M. Селищевым, однако, ученый ограничился лишь редкими замечаниями, в которых свидетельствует, что выбор слов для прозвища был свободнее, чем для личного имени, «издавна служили для прозвищ и сочетания слов» [Селищев 1968:107]. К сожалению, более четкие признаки этих групп им выделены не были.
Мужские календарные личные имена
Из текстов памятников нами были выявлены и проанализированы более 1500 именований с календарными именами, встретившиеся на месте первого компонента в именованиях жителей посада.
В сотной 1567 года самая многочисленная группа - именования мужского населения посадских черных тяглых пашенных и непашенных дворов, это 643 именования, к ним также следует добавить посадских людей, плативших оброк - 10 именований. Сравнительно незначительны по числу имяносителей другие социальные и податные группы населения. К ним относятся священнослужители - 34 именования; посадская беднота: «молодчие, убогие и нищие» (54 именования), которые «...питаютца по миру и о монастыре, а иные из них питаютца и своими промыслы, а делают дела монастырския и подати дают в монастырь на ладан и на свечи, и на иное на церковное сооружение, и на монастырской на всякой обиход, чем кого в котором году игумен з братею обложат» (СУЖ1567Д38), монастырские крестьяне (22 именования), проживавшие в различных деревнях Устюженского уезда: ...того ж монастыря в Середецком стану дер. Ветрениково на реке на Мологе, а в ней крестьян: в. Бориско; в. Гришка Василевы; в. Палка Семенов; в Иванко Петров (СУЖ1567Д39) и др., а также 22 именования людей монастырских нетяглых дворов, ежегодно плативших монастырю, «игумену с братею», «чем они кого обложат на церковное ж и на монастырское строєне и на ладан» (СУЖ1567,139).
В сотной 1597 года встретилось 25 именований священнослужителей с календарными именами: «А у церкви: в. поп Сергеи Данилов да диячек Сенка Третяков...в келье черной поп Елинарх Левонтьев; в. пономар Иванко...» (СУЖ1597,135); 11 - монастырских крестьян: «Тово ж монастыря деревня Хотыль на реке на Мологе...а в ней крестьян: в. Спирка Ларивонов; в. Якуш Остафев; в. Сергейко Олферьев; в. Олферко Прокофив...» (СУЖ1597,135); остальные именования с календарными именами (272) принадлежат жителям тяглых посадских дворов, в том числе монастырских слобод: «Да на посаде в Шилове улице Рождества Пречистые богородицы слободка, а живут в ней торговые люди и мастеровые: ...в. Тимошка Василев; в. Иванко Андреев...в. Васка Ондреев кузнец...» (СУЖ1597Д36), «В Ылинской ж улице слободка, что поставил моденскои николскои игумен Иосиф з братиею ...по челобитию посацких людей та слободка приписана к посацким к тяглым людем, а к Иле пророку дают руги по 10 рублей, а сами тянут государево тягло с посадцкими людми ровно: в. Тимошка Василев соляник молотчеи...в.Улянко Игнатев мясник молотчеи; в. Федка Степанов пашенной молотчеи...» (СУЖ1597, 141-142).
Характеристика структурных моделей именований
XVI-XVII вв. представляют собой важный этап на пути формирования нормы официального именования лица. Многообразие моделей именования лица в памятниках официально-деловой письменности убеждает ученых в том, что в этот период ведется активный поиск оптимальной антропонимической модели. В состав именования могло входить от одного до пяти более или менее регулярно повторяющихся компонентов, помимо личного имени, патронима, прозвища, могли содержаться указание на происхождение именуемого из какой-либо местности, должность, профессию, социальное и имущественное положение.
Для обозначения состава компонентов именования в науке используются термины структурная модель именования [Зинин 1969(1); Бахвалова 1972; Данилина 1986]; антропонимная формула [Семыкин 2000]. В связи с тем, что в состав именования в официальной письменности XVI-XVII вв. могли входить как антропонимические, так и апеллятивные компоненты, акуально разграничение «собственно антропонимных» и «антропонимно-апеллятивных» моделей именования лица [Пахомова 1984: 15]. Данный подход к характеристике структурных моделей именования лица в памятнике письменности ориентирует исследователя учитывать: 1) количественный состав компонентов, 2) принадлежность антропонимических компонентов к. системе некалендарных (русских) или календарных имен, 3) функциональную нагрузку каждого из членов именования, 4) статус каждого из компонентов с точки зрения его принадлежности к антропонимической или апеллятивной лексике. В данной работе применяются термины структурная и антропонимическая модель именования. Структурная модель именования помимо собственно антропонимических компонентов содержит дополнительные компоненты, антропонимический статус которых до конца не определен. Антропонимическая модель рассматривается как самостоятельная формула именования, а также как часть структурной модели. В состав антропонимической формулы входят личные имена, патронимы, фамильные прозвания, вторые личные имена, прозвища.
Антропонимический материал сотных Устюжны Железопольской, позволяет проследить, какие изменения происходили в составе компонентов официального именования лица на протяжении столетия.
До сих пор в науке не существует единого мнения относительно статуса названий по профессии, широко представленных в именованиях лиц в документах массовой переписи [Ганжина 1992:8]., памятники Устюжны Железопольской не являются исключением.
В исследуемых источниках мы столкнулись с большим количеством примеров, в которых указания на профессию человека, находятся в постпозиции по отношению к личному имени и патрониму, но у них отсутствует притяжательный суффикс -ое-, например: место пустое Тимошки Кожевника (СУЖ1597Д42), д. МитрОшки колчанника (СУЖ1626,л.83об.), д. Мишки котельника (СУЖ1626,л.103об.), д. Несторка колпачника (СУЖ1626,л.84) и др. В случаях постпозитивного употребления представляется затруднительным определить, что перед нами - собственное имя, профессиональное прозвище, или имя нарицательное, название профессии лица.
