Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Общая характеристика переводов художественных произведений с русского языка на бурятский и монгольский языки 10
1.1. Переводный фонд произведений 10
1.2. Некоторые вопросы теории художественного перевода с русского на бурятский и монгольский языки 22
Глава II. Особенности перевода на бурятский и монгольский языки лексико-фразеологических и изобразительно-выразительных средств русского языка 56
2.1. Особенности передачи различных единиц лексики 56
2.2. Передача на бурятский и монгольский язык слов с переносным значением и фразеологизмов 88
Заключение 124
Библиография 130
- Переводный фонд произведений
- Некоторые вопросы теории художественного перевода с русского на бурятский и монгольский языки
- Особенности передачи различных единиц лексики
- Передача на бурятский и монгольский язык слов с переносным значением и фразеологизмов
Введение к работе
Актуальность исследования. Мир, в котором живет другой народ, говорящий на другом языке, его культуру и, в частности, художественную литературу возможно познать посредством перевода -это подтверждено всей историей взаимоотношений между народами разных стран.
Перевод - это сложный и многогранный вид человеческой деятельности. Хотя обычно говорят о переводе «с одного языка на другой», в действительности же в процессе перевода происходит не просто замена одного языка другим. В переводе сталкиваются различные культуры, разные личности, разные склады мышления, разные литературы, разные эпохи, разные уровни развития, разные традиции и установки. Переводом интересуются культурологи, этнографы, психологи, историки, литературоведы, и разные стороны переводческой деятельности могут быть объектом изучения в рамках соответствующих наук. В виду этого в науке о переводе -переводоведении - могут выделяться культурологические, когнитивные, психологические, литературоведческие и прочие аспекты.
Конечно, не всякий перевод полностью выражает предмет познания, то есть оригинал. Художественный перевод есть воссоздание произведения, написанного на одном языке, средствами другого языка. И переводоведение, исследуя и обобщая живой опыт практики, занимается определением характера этого воссоздания, а также средств, какими поставленная перед переводом задача выполнена.
Для переводчика чрезвычайно важное значение имеет прежде всего языковой аспект. Дело в том, что тему, разработку образов, композиции, сюжета, фабулы он получает как бы в готовом виде.
Поскольку творческое своеобразие переводимого произведения, его стиль с наибольшей отчетливостью проявляются в его языке, переводчик прежде всего имеет дело с языковым уровнем произведения, который в трудах филологов с полным основанием называется первоэлементом художественного произведения. Для того, чтобы верно воспроизвести литературно-художественный и идейный уровни художественного текста переводчику необходимо предельно внимательно отнестись и каждому слову, каждой строчке, строю фразы, изобразительным средствам. При передаче их на свой родной язык переводчики встречаются со многими трудностями.
Бурятские и монгольские переводчики в течение многих десятилетий переводили в некоторых случаях одни и те же произведения классической русской и советской литературы, встречались с одними и теми же переводческими проблемами и сравнительное изучение их опыта имеет весьма большое значение, ибо бурятский и монгольский языки являются близкородственными языками. Этим определяется актуальность нашего исследования.
Целью данной работы является изучение состояния переводов произведений с русского языка на бурятский и монгольский языки, выявление лексических, лингвостилистических особенностей перевода художественных произведений с русского на бурятский и монгольский языки в практике переводов, обобщение опыта решения переводчиками некоторых конкретных вопросов адекватного воспроизведения художественного текста на другом языке.
В соответствии с общей целью в работе ставятся следующие задачи: во-первых, определить степень точности переводов и литературной обработки текстов переводимых произведений, во-вторых, наметить общие тенденции и различия в передаче языковых единиц на другой язык; в-третьих, выявить то положительное, что имеется в переводах, и типичные недостатки, которые встречаются в них, в-четвертых, на конкретном материале переводов на бурятский и монгольский языки осветить вопросы передачи национально-специфических реалий, территориальных, социальных и профессиональных диалектизмов, переносных значений слов, фразеологизмов, троп, художественных деталей и экспрессивно-стилистических коннотаций слов и других речевых единиц.
Материалом для проведенного исследования послужили переводы художественных произведений с русского языка на бурятский и монгольский языки, осуществленные главным образом в 40-80-х годах прошлого столетия.
При проведении исследования применены комплексные методы и приемы, используемые в современном языкознании: описательно-аналитический, семантико-стилистическии, сопоставительный и метод сплошной выборки.
Теоретической и методологической базой исследования явились труды известных переводоведов А.В. Федорова, К.И. Чуковского, П.М. Топера, В.М. Россельса, И.А. Кашкина и других, а также российских монголоведов, языковедов Ц.Б. Цыдендамбаева, Л.Д. Шагдарова, Г.Ц. Пюрбеева, С.Ш. Чагдурова, У-Ж.Ш. Дондукова, Ц.Б. Будаева, литературоведов А.Б. Соктоева, В.Ц. Найдакова, С.Ж. Балданова и других, монгольских учёных академиков Б.Ринчена, Ц. Дамдинсурэна, Р. Гурбазара, Д. Дашдаваа, Г. Акима, Ц. Хасбаатора и других.
Научная новизна работы состоит в том, что впервые предпринята попытка монографически исследовать особенности перевода художественных произведений с русского на бурятский и монгольский языки. Выявлены особенности передачи разных пластов лексики, образного строя переводных текстов, особенности употребления фразеологизмов, тропов и других изобразительно-выразительных средств произведений.
Научно-практическая значимость сводится к тому, что результаты исследования могут быть использованы в деятельности монгольских и бурятских переводчиков, в научных исследованиях по бурятской литературе, языку и стилю бурятских писателей, а также при разработке спецкурсов в вузах и при сравнительно-сопоставительном изучении бурятского и монгольского языков.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании отдела языкознания Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, ее основные положения докладывались на научной конференции, посвященной памяти д.ф.н. В.Ц. Найдакова (Улан-Удэ, 1998); Региональной научной конференции «Цыбиковские чтения-7» (Улан-Удэ, 1998); Всероссийской научной конференции «Санжеевские чтения-4» (Улан-Удэ, 1999); По диссертации опубликованы четыре статьи.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.
Как отмечено в работе В.Ц. Найдакова «Становление, развитие и распад бурятской советской литературы (1917-1995)» ко времени Октябрьской революции у бурят не было общенациональной развитой письменности, собственно литература находилась в зачаточном состоянии. Но в послереволюционный период путь, пройденный бурятской литературой, характеризуется необычайно ускоренным развитием.
Лучше обстояло дело в Монголии. Но и здесь раньше не было таких крупных писателей, которые появились в послереволюционное время, отсутствовали некоторые современные жанры художественной литературы.
В эти годы Бурятия, как и другие национальные республики, совершила скачок от патриархально-феодального уклада к социализму. И в период этого «перескока» через целые стадии общественного развития, в эту переломную эпоху у бурят создается новая литература. За 29 лет (1917-1937) литература Бурятии успевает выработать ряд жанров, ранее неизвестных или очень слаборазвитых в дореволюционное время. Становление жанров происходило одновременно в нескольких направлениях. Например, в жанре рассказа рядом с остро-сатирическим рассказом появляется социально-бытовой, рассказ приключенческий развивается вместе с психологическим. Также обстояло дело и внутри других жанров.
Ускоренное развитие бурятской литературы обеспечено, прежде всего, новыми социальными условиями. Но, с другой стороны, в развитии литературы, выработке жанров в Бурятии и Монголии большую роль сыграли переводы художественных произведений прежде всего с русского языка.
Как известно, развитию переводческого дела в наших республиках существенный толчок дало письмо Максима Горького Эрдэни Батухану, представителю старой бурятской интеллигенции. 12 мая 1925 года, будучи министром просвещения МНР, Батухан обратился к М. Горькому с письмом, в котором спрашивал о принципе, которого следует держаться при переводе на монгольский язык произведений русской художественной литературы. Ответное письмо М. Горький отправил 19 мая 1925 года. В нем он отметил, что монгольскому народу было бы наиболее полезно проповедать принцип активности, ибо именно активному отношению к жизни Европа обязана всем тем, чего она достигла в новое время. Этот совет был услышан и в Бурятии. Бурятские писатели и переводчики, как и монгольские их коллеги, в этот период неуклонно следовали этому совету при отборе произведений для перевода.
Например, в Бурятии прежде всего переводились произведения, прославляющие человека-борца за свободу и справедливость. Так, в 30-х годах Солбонэ Туя начал переводить повесть Д. Фурманова «Мятеж", а Б. Абидуев - роман Н. Островского «Как закалялась сталь». Были переведены и изданы повесть А. Неверова «Ташкент -город хлебный", произведения Пушкина «Дубровский", «Пиковая дама", «Повести покойного Ивана Петровича Белкина", И.С. Тургенева - «Муму", Л.Н. Толстого «Кавказский пленник", Горького -«Песня о соколе", «Пепе", «Челкаш", роман «Мать» и т.д.
Первые бурятские повести появились лишь в 30-х годах. И переводы 30-х годов имели важное значение в утверждении в бурятской литературе жанра повести. Большинство писателей и поэтов: Б. Абидуев, Б. Базарон, Д. Дашинимаев Ц. Дон, Ц. Галсанов, Ж. Тумунов, Ч. Цыдендамбаев, Д. Чернинов, Б. Санжин, Ц. Дондокова и другие выступали переводчиками русской и советской литературы. Благодаря переводам, они имели возможность ближе познакомиться с творческой лабораторией больших писателей, устранять имевшиеся в их собственных произведениях недочеты.
Под влиянием русской литературы ведущей тенденцией литературного процесса в Бурятии становится реализм, наряду с которым появляются произведения, тяготеющие к романтизму, сентиментализму и натурализму.
В начальный период развития бурятской литературы ощущалось сильное влияние фольклора, характерным признаком художественного метода которого является отсутствие индивидуализации в том смысле, как ее принято понимать в реалистической литературе. И художественные переводы помогли бурятским писателям психологически индивидуализировать характеры, а также язык героев.
За прошедший период на бурятский и монгольский языки переведены десятки художественных произведений с русского языка. В эти десятилетия в Бурятии и Монголии сложился большой отряд переводчиков с русского языка. Однако накопленный ими огромный опыт в достаточной степени еще не обобщен. В становлении новой отрасли монголоведного языкознания - переводоведения сделаны лишь первые шаги и в этой области много еще нерешенных вопросов.
По проблемам, касающимся перевода с русского языка на бурятский, до недавнего времени имелись обстоятельные обобщающие статьи Ц.Б. Цыдендамбаева и К.М. Черемисова и более десятка статей по частным вопросам переводоведения. Лишь в 1995 г. появилось монографическое исследование Д.Л. Шагдаровой «Бурятский художественный перевод», в котором, кроме библиографии по художественному переводу, в качестве приложения даны: 1) «Перечень переведенных произведений, изданных отдельными книгами», 2) «Произведения бурятской прозы, переведенные на русский язык», 3) «Прозаические произведения, переведенные с русского языка на бурятский».
В монгольском же языкознании исследований по художественному переводу намного больше. Этому вопросу в свое время пристальное внимание уделяли выдающиеся монгольские филологи академики Б. Ринчен и Ц. Дамдинсурэн, сами являвшиеся прекрасными переводчиками. В дальнейшем проблемами перевода занимались Р. Гурбазар, Д. Дашдаваа, Г. Аким и др.
Переводный фонд произведений
Родственные народы буряты и монголы всегда жили по соседству, и культурные связи между ними никогда не прерывались. Не имея собственной «античности», монгольская средневековая литература обращалась к литературной традиции Индии и Тибета. Еще в XIII-XIV вв. в монгольском мире под влиянием древнеиндийской и тибетской филологии заметное развитие получило переводческое дело. Уже при пятом великом хане Хубилае в столице империи Пекине был создан Комитет по переводу. В то время с санскритско-тибетских вариантов были переведены на старомонгольский язык сборник рассказов Шантидэвы «Бодхичарьяаватара», «Банзарагча», «Двенадцать деяний Будды», «Субашид» и другие сочинения.
Интенсивное развитие переводческой работы в XIII-XIV вв. ослабевает после распада Монгольской империи. Однако ее возрождение происходит в XVH-XVIII вв. Клерикализация общества, вызванная интенсивным распространением буддизма, налагает свой отпечаток и на тематику переводимых произведений. В 1576 г. общемонгольский хан Тумэн-засагту принял буддизм у тибетцев. Затем его примеру последовали южномонгольский Алтан-хан, северномонгольский Абатай-хан, а несколько позже - западные монголы и буряты.
В 1741-1742 гг. по приказу императора Цянь Луна был составлен известный тибетско-монгольский терминологический словарь «Источник мудрецов». Над ним трудилась коллегия переводчиков, состоящая из 40 человек, под руководством Чжанчжа-Рольбий-Дорчже.
Хотя основатель буддийской религии Шакья-Муни не оставил ни одного письменного сочинения, существует много книг, которые считаются записями его проповедей. К проповедям написаны многочисленные комментарии и все эти сочинения сложились в буддийский канон из двух больших частей - «Ганджур», объемом 108 томов, и «Данджур», объемом 226 томов. Таким образом, буддийский канон включает в себя 334 тома, в которых содержится около 6000 сочинений, в том числе художественные произведения, подчиненные религиозным и иным целям. В них имеется проповедь ламаизма, а также сюжеты и мотивы выдающихся образцов древней и средневековой литературы народов Востока. К ним относятся монгольские редакции циклов обрамленной литературы, сборников джатак - рассказы о перерождениях Будды, о хождениях в загробный мир, жизнеописания выдающихся деятелей буддизма, многочисленные комментарии к богословским трактатам, различные сборники афоризмов и поучений. В этих сочинениях высшей целью духовных исканий человека считается перерождение после смерти в буддийском раю - царстве вечного блаженства Сукхавади и обретение здесь нирваны.
В стихотворных предисловиях, послесловиях и обстоятельных комментариях содержались наблюдения по переводу с санскритского и тибетского языков. Так, в небольшом предисловии составителей терминологического словаря «Мэргэд гарахын орон» («Источник мудрецов») излагается теория перевода с тибетского на монгольский язык и дается система терминов пяти отраслей буддийского знания. Как признают исследователи, правила перевода, выработанные в «Источнике мудрецов», в последующем стали каноническими и оставались неизменными вплоть до революций в Монголии и России. Касаясь порядка расположения слов в предложениях при переводах с тибетского языка, как указывается составителями, следует сохранить тибетский порядок слов там, где это не противоречит смыслу. В противном же случае рекомендуется изменять порядок слов в соответствии с законами монгольского языка. Иногда при переводе получается много лишних слов, поэтому «Источник мудрецов» рекомендует выбросить те слова, которые не помогают передаче смысла, а в некоторых случаях для достижения ясности смысла и выразительности речи вводить слова, не заданные оригиналом.
В словаре, наряду с грамматическими вопросами, уделено внимание и лексико-семантическим аспектам. Собственные имена пандитов, чудотворцев, царей, сановников и мирян, а также названия стран, цветов, фруктов и деревьев рекомендуется давать в индийском и тибетском оформлении, сопровождая их для ясности словами «пандита» (ученый), «хан», «цветок» и т.д. Иносказательные имена небожителей, людей и других объектов предлагается переводить буквально, так как в противном случае исчезает их выразительность.
Слова диспута спорящих сторон надо переводить, хорошо вникая в мысли обеих сторон и в ход дискуссии. Эмоционально-экспрессивные слова и выражения рекомендовалось передавать эквивалентными монгольскими словами, способными затронуть человеческую душу. Если окажется, что некоторые переводы допускают разное толкование, то необходимо при переводе исходить в целом из концептуальных положений переводимого автора. «Источник мудрецов» всячески подчеркивает недопустимость смешения при переводе взглядов разных учений, школ и т.д.
Имеется ряд указаний по переводу прозаических и поэтических произведений. Как сказано в «Источнике...», перевод некоторых хвалебных гимнов и молебствий известной в монгольском языке аллитерацией не возбраняется, однако при переводе великих наставлений Будды не следует допускать этого.
При переводе энциклопедических сочинений «Ганджур» и «Данджур» и был использован терминологический словарь «Источник мудрецов». «Ганджур» состоит из шести больших разделов, каждый из которых занимает несколько томов. Всего в эту энциклопедию включено 1161 сочинение, в том числе художественные произведения. К ним относятся, например, сутры - беседы Будды с учениками о нравственности и философии. Сборник «Ульгэр-ун далай» («Море притч»), включавший эти беседы, пользовался большой популярностью среди населения Монголии и Бурятии. Это сочинение состоит из 52 глав, в которых фигурируют Будда и его ученики. В них Будда рассказывает своим ученикам подходящие к случаю притчи.
Некоторые вопросы теории художественного перевода с русского на бурятский и монгольский языки
В разработке теоретических вопросов перевода имеются два основных направления. Одно из них главное внимание уделяет художественно-эстетической стороне перевода, способам, средствам передачи с одного языка на другой образности, изобразительности и, естественно, все это излагается в терминах, принятых в литературоведении. Другое направление рассматривает вопросы перевода в лингвистическом плане, ставит целью изучение закономерностей, существующих в отношении между языковыми средствами подлинника и перевода.
До последнего периода преимущественное положение занимало художественно-эстетическое направление, что было отмечено, в частности, А.В. Федоровым в книге «Введение в теорию перевода», авторами книги «Основы общего и машинного перевода» И.И. Ревзиным и В.Ю. Розенцвейгом. Они указывают, что данная особенность является характерной не только для русской, но и для зарубежной, в частности, для западноевропейской филологии.
Художественно-эстетическим направлением обоснованы многие важные принципы перевода. Однако это направление оказалось не в состоянии создать целостную научную систему. Для построения теории перевода, как комплексной общефилологической дисциплины, потребовалось также разработка ее лингвистических основ. В частности, А.В.Федоров писал, что всякая задача, поставленная в переводе (идейно-познавательная - применительно к научной литературе, идейно-эстетическая - применительно к литературе художественной), решается только языковыми средствами. Идейно правильное истолкование подлинника, проникновение в его художественное своеобразие, высокая культура переводчика - все эти и другие требования художественно-эстетического направления -необходимые предпосылки для решения задачи, но средство ее решения - это язык. «И поскольку в переводе, в отличие от оригинального литературного произведения, не встают такие задачи, как поиски темы и героя, как создание сюжета, как композиционное построение и т.п., постольку работа над языком становится основной и единственной сферой, в которой развертывается творчество переводчика как истолкователя и выразителя авторского замысла. Образы подлинника, выраженные определенными языковыми средствами, могут быть переданы, «перевыражены» в переводе только с помощью определенных же (пусть во многих случаях формально далеких) средств другого языка. Тем самым не только для практики перевода, но - тем более - для теории его является необходимостью глубокая лингвистическая основа, знание закономерностей, существующих в отношениях между определенными языками». (А.В. Федоров, 1968. 5-6 с).
По общему признанию, существование таких закономерностей, в частности, подтверждается опытами машинного перевода, которые стали возможными вследствие того, что имеющиеся пропуск с некоторой математической последовательностью. В связи с разработкой теории машинного перевода «компетенция» лингвистики в изучении перевода еще более расширилась. Так, если А.В. Федоров, по его словам, берет языковую проблематику перевода в пределах лексики, грамматики, включая также стилистику, то И.И. Ревзин и В.Ю. Розенцвейг считают, что объект лингвистического изучения перевода близок объекту структурного анализа языка вообще (Ревзин, Розенцвейг, 1964, с.22).
Несмотря на различие позиций, направлений, для нашей литературы, посвященной вопросам перевода, понимание языка как действительного сознания, признание того, что язык (как и мысль) является выражением объективной действительности и это делает выражаемое им содержание общезначимым, дает возможность все более полно раскрывать закономерности перевода.
Бурятские и монгольские языковеды, писавшие по вопросам художественного перевода, не отвергая принципов литературоведческой интерпретации переводческих вопросов, с самого начала придерживаются именно лингвистического подхода к переводу. Адекватность, эквивалентность, верность, точность, полноценность - это самые важные, доминантные категории перевода. И при сопоставлении бурятских и монгольских переводов прежде всего встает вопрос об адекватности перевода. Для того чтобы компетентно судить об адекватности перевода следует остановиться на понятии «единица перевода».
Как известно, в языкознании имеются единицы, которые имеют названия фонемы, морфемы, лексемы, словосочетания, предложения и сложносинтаксические целые. Как обстоит в этом отношении дело в переводах?
Нам кажется, при доминирующем языковедческом подходе к переводу в нём можно обнаружить те же единицы, что и в языке и речи. Во всяком случае попытка выделить совершенно особую, собственно переводческую единицу до сего времени не увенчалась успехом.
Таким образом, по нашему мнению, единицей перевода может оказаться единица любого языкового уровня. Возьмем, например, фонему, звук. В романе Шолохова «Поднятая целина» одна старуха звук с почти постоянно произносит как ш: «штало быть, папаша, болежный! Чарича небешная! Что же ему ишделали?» и т.д. Встает вопрос о том, как передать такую субституцию фонем. Её надо изучить, посмотреть, как такое своеобразие передается разными переводчиками. И в этом случае фонема предстает как единица перевода.
Или возьмем отдельное слово. Слово герой в названии романа Лермонтова «Герой нашего времени» бурятский переводчик оставляет без перевода, а монгольский - переводит словом баатар. Как справедливо отмечает Д.Л. Шагдарова в своей монографии, слово герой в значении исключительный по смелости или по своим доблестям человек не подходит для заглавия романа Лермонтова. Термин герой применим к Печорину в значении главное действующее лицо романа: выразитель своей среды и эпохи . Несмотря на то, что в бурятском языке слово герой не имеет того значения, которым наделяет его Лермонтов, Д. Чернинов решил оставить его в заимствованном виде, рассчитывая, что читатель придаст этому слову нужное значение, исходя из содержания всего произведения. Думается, такое решение является правильным. Другие варианты: «Манай уеын хун», «Манай уе сагай хун» были бы менее выразительными.
Особенности передачи различных единиц лексики
Полная невозможность найти какое бы то ни было соответствие слову подлинника - явление относительно редкое. Оно возникает, главным образом, тогда, когда слово оригинала обозначает чисто местное явление, которому нет соответствия в быту и в понятиях другого народа (Федоров 1968, с. 162.).
Основные общие положения об адекватности перевода были суммированы ещё A.M. Горьким. Он говорил: перевод является творческим процессом и представляет собой воссоздание не буквы, а духа оригинала художественными средствами русского языка. Но как всякая отвлеченная формула, всякое обобщающее понятие, этот принцип вызывает различное толкование и воспринимается по разному (Оболевич, 1962, с. 167).
Никто не оспаривает того факта, что перевод без потерь невозможен, но это справедливо в отношении любого и всякого вида коммуникации - внутриязыковой или межъязыковой, в процессе коммуникации всегда возникают потери, потому что источник и реципиент (тот который воспринимает сообщение) никогда не обладают тождественным языковым и культурным багажом. Даже в беседе двух ученых, обсуждающих вопросы их узкой специальности, потери могут достигать двадцати процентов. Естественно, что и при переводе с языка на язык какие-то потери неизбежны. Но задача переводчика состоит в том, чтобы свести их к минимуму.
Таким образом, по-настоящему вопрос заключается не в том, возможен ли перевод, а в том, как оказалось возможным в таком большом числе случаев получить такие удачные переводы. Тем, кто полагает, что говорящие на разных языках и думают по-разному, перевод вполне может показаться делом чрезвычайно трудным, едва ли возможным. Тем не менее, переводы продолжают осуществляться, и межъязыковое понимание имеет место, и для этого есть несколько веских причин.
То же следует сказать и в отношении художественной литературы. И здесь также имеется множество языковых фактов, которые в монгольских языках не имеют адекватных соответствий.
Случаев, когда единица ИЯ по своему набору характеристик соответствует полностью единице ПЯ, сравнительно немного. К ним относятся прежде всего слова основного фонда типа укан вода, сакан -снег, улаан - красный, сагаан - белый, ниидэхэ - летать, мулхихэ -ползать и др. Общими для русского и монгольского языков могут быть некоторые языковые категории, например, слова-числительные, слова, обозначающие пространственные отношения, местоименные слова, общественно-политические и другие термины, появившиеся в годы развития бурятского литературного языка, в том числе интернациональные и русские заимствования. Если такие полные соответствия, занимая одинаковое место в парадигматических системах русского и монгольских языков, обладают также и тождественными синтагматическими функциями, называются полностью конгруэнтными.
Однако подавляющее большинство сопоставляемых языковых и речевых явлений относится к неполным соответствиям. К ним, в частности, относятся: 1. Соответствия со смысловым и стилистическим инвариантом. Например, цвести - Ьалбарха. В предложении калбарыш, турэл Буряадни! - Цвети, родная Бурятия слова калбарыш, цвети имеют одинковый смысловой инвариант - преуспевать, процветать и оба относятся к возвышенному стилю. Слова шукалха - жрать имеют смысловой инвариант принимать пищу и оба относятся к просторечному стилю. 2. Соответствия со смысловым инвариантом. Так, закатиться жаргаха имеют смысловой инвариант - опуститься за горизонт (о солнце) , однако, в отличие от русского корреспондирующего слова, бурятское слово относится к возвышенному стилю. То же можно сказать и о словах взойти - мандаха подняться над горизонтом (солнце) . В русском языке имеется целый ряд слов со смысловым инвариантом - лицо женского пола в возрасте, переходном от отрочества к юности и взрослости : девушка, девица, девка, деваха, дева, барышня, мадмуазель, мисс и др. Все они, имея одинаковый смысловой инвариант, различаются стилистически. В бурятском же языке им соответствует в основном слово басаган, например: юноши и девушки - эдиршуул ба басагад; девка - служанка Гринёвых -Гринёвтоной зараса басаганиинь; молодая девица - залуу басаган; старая дева - гэртээ хугшэрпэн басаган и т.д. 3. Соответствия, не сохраняющие смысла, Например, слову загорать в бурятском языке соответствуют харлаха, дурэхэ, но при употреблении слова загорать в переносном значении пребывать в вынужденном безделии это значение не сохраняется. Прежде, чем перевести, например, предложение переводчик должен хотя бы приблизительно знать, какого рода из указанных соответствий имеются у составляющих данного предложения. Если же в ПЯ нет прямых соответствий к отдельным словам или словосочетаниям, он должен продумать прежде всего вопрос о том, как передать смысловой инвариант языковой единицы. Например, возьмем строчку из одного стихотворения Богдановича: «Во всех ты, Душенька, нарядах хороша». Здесь почти все слова, за исключением, может быть, личного местоимения требуют для перевода предварительной подготовки. В частности, слово наряд в РБС-54 переведено гоёлой хубсакан, гоёлто, закапай хубсакан, закал (автор статьи - Д.Ч. Чернинов); в РМС-82 - гоёл; {гоёлын) хувцас; смешной наряд инээдэмтэй хувцас; РМС-60 - гоёл, гоёлын хувцас.
Передача на бурятский и монгольский язык слов с переносным значением и фразеологизмов
Общеизвестно, что художественная литература отображает жизнь в конкретных образах. И основным средством создания образа, первоэлементом художественной литературы является язык. В одних случаях образность достигается на основе прямых значений слов, а других — за счет переносного употребления слов и специальных образно-изобразительных средств — троп. У многих стилистически нейтральных слов русского языка прямые значения совпадают со значениями бурятских слов (вода — укан, ржать — инсагаалха, клеить — няаха).В таких случаях переводчики, конечно, не затрудняются. Но эти же слова при употреблении в переносных значениях с экспрессивной окраской, как правило, не имеют соответствий в бурятском языке: вода — многословие, пустословие; ржать — смеяться; клеиться — идти на лад (Шагдарова, 1995).
Передача таких слов, как правило, несущих стилистическую нагрузку, представляет большую трудность. Наиболее распространенным приемом перевода русских слов с переносным значением является приведение их бурятского эквивалента, имеющего значение, которое соответствует прямому значению русских слов. При наличии благоприятного контекста данные слова воспринимаются в переносном значении. Особенно хороший эффект такой прием дает при переводе названий произведений. Приведем сопоставительную таблицу, показывающую переводы таких названий в наших языках.
Как видно из таблицы, во всех приведенных случаях названия произведений переведены дословно. Однако полное смысловое наполнение таких названий с ёмким, развернутым переносным значением происходит, конечно, после прочтения всего произведения. Поскольку в названии произведения таится ключ к правильному осмыслению всего произведения, большое внимание уделяется их правильному переводу. В журнале «Орчуулах эрдэм» («Искусство перевода», 1988, № 5) Ц. Данзан, поддерживая принцип смыслового перевода, в то же время ратует за то, чтобы в передаче смыслового значения подобных названий сильно не отходить от оригинала. Здесь необходимо проповедывать принцип «Угэнд итгэхгуй, утганда итгэх» - «верить не слову, а смыслу». Эту свою мысль он иллюстрирует переводами названий кино. Так, фильм «Москва слезам не верит» было переведено как «Амьдрал нулимсанд дургуй», т.е. букв. «Жизнь не любит слезы». Здесь видно стремление переводчика избежать дословщины типа «Москва нулимсанд итгэдэггуй». По-видимому, он также полагал, что Москва - это неодушевленный объект и ему не свойственно плакать. Однако, по Данзану, слово амьдрал жизнь не подходит этому контексту, ибо получается, что в жизни отсутствуют негативные явления. Автор справедливо полагает, что перевод названия фильма неудачный. В то же время он не предложил и свою версию. Может быть, применительно к бурятскому языку следовало перевести: «Бархираашъе haam, Москва хайрлахагуй».
Название другого фильма «Служебный роман» было переведено словосочетанием «Ийм нэгэн явдал», букв. «Один такой поступок» {или случай), что, по справедливому мнению критика, и вовсе далеко отходит от оригинала. Автор предлагает свой вариант - «Алтаны хег». Это, конечно, ближе к оригиналу. Но нам представляется не совсем уместным здесь слово хвг, которое, по Лувсандэндэву, означает: «1) что-либо смешное; хвгийн амътан странный субъект, чудак; 2) позор; хвгвв тарих срамиться. Омонимичное ему слово хвг обозначает занавеску из толстого материала, кошмы (у барана или козла-производителя для предупреждения преждевременной случки с матками); хвг зуух надевать занавеску (на барана, козла). В фильме речь идет о негласном любовном романе, случившемся между женщиной-руководителем учреждения, сухим, некрасивым существом, и одним из сотрудников, многодетным вдовцом. Исходя из этого, в данном случае нам кажется был бы более адекватным перевод «Албан газарын янаглал».
По старомонгольской традиции сочинениям давались поэтические названия. При этом использовались слова, обозначающие источники света, излучения: мунхгийн харанхуйг арилгагч зул - лампадка, рассеивающая тьму невежества , гийгуулэгч нар - освещающее солнце , сарны гэрэл - лунный свет , эрдэниин шидэт цагаан болор - белый хрусталь, обладающий волшебным свойством , шил толь - стеклянный словарь и т.д. Авторы исходили из того, что слово, как свет, обладает свойством распространять, развивать содержание, смысл.
В некоторой степени данная традиция поддерживается ныне в монгольской поэзии. Например, поэт Нямдорж назвал свой первый сборник стихов «Уулэн бор» (доел, облако-серый), которое литературовед Л. Герасимович перевела как «Серые тучи». Ц. Данзан находит такой перевод слишком приземлённым. Автор предостерегает, чтобы, если кому-то доведется перевести книгу Герасимович на монгольский язык, в контрпереводе не назвал бы сборник сочетанием «Бор уул - По сравнению с ним «Уулэн бор» с самого начала крепко запечатлевается в памяти.
