Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Зарубежная историография военно-морской деятельности СССР, 1945-1991 гг. : динамика, теория, источник, метод .
1. Зарубежная историография советской военно-морской деятельности: общие характеристики объекта исследования 35
2. Теория и методология исследований истории советского флота «холодной войны» 86
3. Развитие источниковой базы зарубежной историографии советской военно-морской деятельности 108
4. Зарубежные исследования советской военно-морской деятельности: поиск метода 118
Глава II. Советское военно-морское строительство 1945-1991 гг. в оценках зарубежной историографии .
1. Строительство советского флота в 1945-1955 гг.: поиск интерпретационной модели 138
2. Создание советского ракетно-ядерного флота, 1955-1975 гг. в отражении исследовательской парадигмы западной историографии 155
3. Новые тенденции советского военно-морского строительства, 1975-1991 гг. в трактовке зарубежных исследователей 238
Глава III. Советская военно-морская доктрина "холодной войны": интерпретации зарубежных исследователей .
1. Советская военно-морская доктрина послевоенного периода в интерпретации зарубежных исследователей 255
2. Становление доктрины океанского флота СССР, 1955-1975 гг.: проблемы интерпретации 268
3. Изменения в советской военно-морской доктрине в 1975-1991 гг. 331
Глава IV. Оценка возможностей советского флота зарубежной историографией .
1. Советский флот первого послевоенного десятилетия, 1945-1955 гг.: пределы возможностей 357
2. Военно-морская мощь СССР, 1955-1975 : содержание и характер угроз в оценках Запада 366
3. Флот Советского Союза в 1975-1991 гг.: смена оценочной парадигмы в зарубежных исследованиях 430
Глава V. Советский флот как инструмент внешней политики: зарубежная историография проблемы .
1. Задачи и формы применения флота СССР в интересах внешней политики 506
2. Отношения со странами Запада и советская военно-морская деятельность 545
3. Зарубежная историография роли флота во внешней политике СССР в странах «третьего мира» 571
Заключение 634
Список источников и литературы 643
Приложения 690
- Зарубежная историография советской военно-морской деятельности: общие характеристики объекта исследования
- Создание советского ракетно-ядерного флота, 1955-1975 гг. в отражении исследовательской парадигмы западной историографии
- Советский флот первого послевоенного десятилетия, 1945-1955 гг.: пределы возможностей
- Зарубежная историография роли флота во внешней политике СССР в странах «третьего мира»
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Постановка проблемы. Интеграция российской гуманитарной науки в систему мирового научного знания пришлась на период увлечения методологическими новациями, а затем и переоценкой их исследовательских перспектив, когда «переболев постмодернистским отрицанием научности истории, историческое сознание стремится прояснить возможности и пределы адекватной реконструкции прошлого». Ответ на этот новый вызов представляется невозможным без обращения к историографическому опыту, профессиональной и постоянной саморефлексии исследовательского сообщества.
Актуальность историографических исследований чрезвычайно возрастает в связи с расширением непосредственного общения ученых различных стран, перспективой реализации совместных проектов в рамках единого исследовательского поля. Необходимым условием для этого, залогом успешного решения поставленной исследовательской задачи в рамках любого избранного направления является обращение к достижениям мирового научного сообщества, как в области методологии, так и в сфере конкретных методик. Более того, вполне очевидной становится и близкая перспектива формирования единого, не разделенного национальными рамками сообщества исследователей-гуманитариев, объединенные усилия которого единственные способны дать адекватный ответ на вызовы глобальных проблем, перед которыми оказалось человечество, вступив в XXI век.
Необходимым условием реализации отмеченных перспектив является соотнесение накопленного профессионального опыта, взаимное освоение достигнутого уровня научного знания, знакомство с существующими исследовательскими парадигмами национальных сообществ ученых. Перечень всех этих задач решается в рамках историографических исследований, обеспечивая таким образом не только одно из необходимых и важнейших условий профессиональной самоидентификации историка, но и радикальное расширение горизонтов и возможностей изучения избранного предмета.
В этой связи чрезвычайно актуальным становится обращение к опыту зарубежного научного сообщества при изучении тем, слабо освоенных отечественной историографией. Одной из таких тем, в исследовании которых отечественная историография оказалась в «большом долгу», стала история «холодной войны». Одной из наименее изученных отечественными исследователями ее страниц, точнее, «белых пятен» является военно-морская деятельность Советского Союза в 1945-1991 гг. На фоне отсутствия полноценного исследовательского интереса к данной теме в советский и постсоветский период достижения зарубежных коллег являют собой разительный контраст. Зарубежная и, первую очередь, американская и британская историография, имеют уже более чем вековой опыт изучения военно-морской деятельности России. Так, первые работы, посвященные истории русского флота, появились в Англии еще в конце XIX века, в период напряженных отношений с Россией. Куда более обостренно в Англии и США был воспринят рост советского военно-морского флота в период после второй мировой войны, когда советский военно-морской флот превратился в важнейший стратегический фактор, эффективный инструмент внешнеполитического воздействия, мощное средство пропаганды модели общественного развития. Это новое явление было оценено западными исследователями как «один из самых драматических факторов послевоенного развития». Выход советского военного флота в Мировой океан был воспринят политической элитой Запада как прямой вызов не только его военно-морскому могуществу, но и самому образу жизни западной демократии.
Появление же советского флота в районах традиционного морского господства Запада привело к взрывному росту научного интереса к военно-морской деятельности Советского Союза, формированию новой профессиональной корпорации, результатом деятельности которой стали десятки конференций, семинаров и сотни публикаций. Актуальность обращения к данному явлению определяется не только онтологической его составляющей, но в гораздо большей степени – гносеологической. Зарубежные исследователи с самого начала оказались в сложнейшей ситуации. Ограниченность источниковой базы, ставшая следствием специфики предмета исследования, усугублялась высокой актуализацией полученного научного результата. Совокупность экспертных мнений служила одним из оснований выработки политических и стратегических решений, оборачивавшихся колоссальными финансовыми расходами. Экспертная составляющая в деятельности зарубежной историографии при ограниченности источниковой базы требовала дополнительных усилий в разработке методологических подходов и методического инструментария, специфических форм организации самой исследовательской деятельности, а, в совокупности, – формирования особой модели исследовательской практики и бытования научного знания.
Другим, не менее важным фактором актуализации избранной темы стало возросшее значение военно-морского флота как инструмента международной политики в современных условиях. Региональные военные столкновения выявили уникальные способности военно-морского флота по полномасштабному проецированию силы в желаемую точку мирового пространства. Флот благодаря своей мобильности и колоссальной ударной мощи превратился в оптимальное средство обеспечения национальных интересов. Эти же качества военного флота делают его незаменимым инструментом в борьбе с угрозами наступившего XXI в., прежде всего, с мировым терроризмом и региональным пиратством. Не менее важными являются возможности флота в обеспечении национальных интересов, связанных с освоением ресурсов Мирового океана, что составит в обозримой перспективе одну из основ развития цивилизации в наступившую эру. В этих условиях необходим особо взвешенный и обоснованный подход к решению проблем развития морской силы, учитывающий весь спектр мнений специалистов, экспертного и исследовательского сообщества, накопившего внушительный массив научного знания и создавшего широкий набор познавательного инструментария.
Степень изученности темы. Профессиональный интерес отечественных историков к зарубежной историографии советской истории начал формироваться в период «оттепели». Пришедшая вместе с ее политическими и общественными переменами открытость дали возможность сообществу советских историков обратиться к результатам исследований своих коллег за рубежом. На волне этого интереса, начиная с середины 1950-х гг., происходит постепенное формирование нового направления в отечественной исторической науке. Признание его профессиональным сообществом в качестве исторической дисциплины завершается к началу 1980-х гг. Особенностью развития данного направления в начальный период стала чрезвычайная степень его идеологизации, своего рода «идеологическая перегруженность».
В обширнейшем спектре проблем истории России/СССР, исследуемых зарубежной историографией, внимание советских историков оказалось сосредоточено, в первую очередь, на истории революционного движения. Вплоть до конца 1980-х гг. эта проблематика оставалась доминирующей. Основные результаты исследований были представлены в работах Г.З. Иоффе, В.И. Салова, Ю.И. Игрицкого, Б.И. Марушкина, Н.В. Романовского и др. Помимо указанных проблем в фокусе внимания советских историков находились и другие вопросы – внешняя политика Советского Союза, развитие советской экономики, национальное строительство в СССР, взаимоотношения государства и церкви и ряд других проблем.
Изменившееся в период «перестройки» отношение к зарубежной историографии привело к появлению целого ряда работ, лишенных прежнего «критического» отношения к исследованиям зарубежных ученых. Изменился сам характер, исследований, их тональность и стилистика. Место еще недавней «критики фальсификаций» заняло стремление понять «устройство западной исследовательской лаборатории», ее действительные преимущества и недостатки, оценить объем полученного научного знания, выявить новейшие тенденции развития, что нашло отражение в исследованиях Л.Г. Сухотиной, Г.И. Зверевой, Л.П. Репиной, И.В. Поткиной, Н.Б. Селунской и др.
В конце 1990-х – начале 2000-х гг. наблюдается определенное падение интереса к объекту исследования. Заметно сократилось число публикаций и представленных к защите диссертационных работ, изменился и спектр проблем, привлекающих внимание российских историков в настоящее время. Наряду с этим явно обозначилось стремление отечественных исследователей к изучению достижений зарубежной историографии в разработке актуальных вопросов новейшего периода истории России.
Изучение зарубежной историографии отечественной военной истории, включая историю флота, проходило в рамках отмеченных выше тенденций. Разница заключалась в том, что обращение советских историков к этой проблематике произошло достаточно поздно и носило выраженный периферийный характер. В 1960-е гг. в ряду других проблем внимание советских историков привлекла интерпретация западными исследователями событий «холодной войны» второй половины ХХ века. Однако интерес к этой проблематике оставался локальным. Лишь отдельные исследователи: А.О. Чубарьян, Н.И. Егорова, Н.Н. Маркина – продолжали разработку данной темы. Причину тому следует искать в том, что сама «холодная война» несмотря на кратковременные периоды «разрядки» не спешила становиться частью исторического прошлого. По этой же причине потепление в отношениях с Западом, начавшееся с приходом «перестройки» послужило катализатором разработки указанной темы советскими исследователями. Формирование нового восприятия зарубежной историографии нашло наиболее полное отражение в работах А.М. Филитова и А.О. Чубарьяна.
Стремление к максимальному освоению уровня научного знания, достигнутого зарубежной историографией, было характерно для ряда конкретно-исторических исследований. Среди них следует выделить наиболее близкие к избранной теме работы А.Б. Безбородова и И.В. Быстровой, посвященные развитию советского военно-промышленного комплекса. Авторы уделили большое внимание достижениям зарубежных коллег. В частности были определены основные направления западной историографии, специализировавшиеся на исследовании конкретных проблем советского ВПК, главные научно-исследовательские центры, круг ведущих специалистов, особенности источниковой базы и методики ее использования.
Зарубежная историография истории российского/советского флота как таковая достаточно долго не привлекала целенаправленного внимания советских исследователей, интерес к ней оставался инструментальным (краткие историографические обзоры в работах по специальным вопросам). Единственной работой, где зарубежная историография советского флота рассматривалась в качестве самостоятельного объекта, стало диссертационное исследование С.А. Мишанова. Автор на основе привлечения значительного массива историографических источников (свыше 350 публикаций) сумел решить поставленные в диссертации задачи, определив характерные черты и особенности западной историографии избранной проблемы, основные ее направления, концептуальную базу, источниковую основу, сильные и слабые стороны исследовательской практики зарубежных коллег. В то же время необходимо подчеркнуть, что проблематика развития советского ВМФ, и только применительно к довоенному периоду, рассматривалась С.А. Мишановым наряду с вопросами развития других видов вооруженных сил и родов войск и ограничилась тремя основными комплексами вопросов: концепции военно-морской теории межвоенного периода, главные этапы развития флота, оценка его состояния накануне Великой Отечественной войны. Сам факт появления диссертационного исследования С.А. Мишанова, несомненно, свидетельствовал о сохранении интереса российских историков к достижениям зарубежной историографии военной истории России/СССР.
В целом, проведенный анализ позволил установить, что интерпретация зарубежными исследователями военно-морской деятельности СССР периода «холодной войны» по сей день остается в отечественной историографии не затронутой даже фрагментарно. В то же время в предшествующий период в рамках изучения зарубежного советоведения в целом, был решен целый ряд важнейших исследовательских вопросов – определен объект исследования, выявлена его структура (различные направления в изучении истории России/СССР, историографические школы, центры и т.д.), выявлена значительная дифференцированность зарубежной историографии, положено начало анализу методологии, методики и источниковой базы. Значительные успехи были достигнуты в изучении зарубежной историографии «холодной войны» – определены основные направления и периодизация развития национальных историографий, динамика и структура исследовательского процесса, предметное содержание исследовательского поля. Все это в своей совокупности создает необходимый теоретический и методологических задел для осуществления самостоятельного исследования по избранной теме.
Объектом исследования является зарубежная историография советской военно-морской деятельности периода «холодной войны», сложившаяся и развивавшаяся в 1945-1991 гг. как комплекс работ, объединенный общими целями и общим предметом.
Предметом исследования выступает процесс создания и развития научных знаний как результат совместных усилий корпорации исследователей ряда стран Западной Европы, Северной Америки и Азии, изучавших советскую военно-морскую деятельность в период «холодной войны», 1945-1991 гг. Исследуемый предмет понимается как вид деятельности, имеющий свою структуру, организационные формы, динамику, факторы развития.
Цель диссертационной работы состоит в выявлении и анализе исследовательской парадигмы (способа постановки и интерпретации научной проблемы), сложившейся в зарубежном научном сообществе в ходе изучения военно-морской деятельности Советского Союза в период «холодной войны», 1945-1991 гг.
Достижение поставленной цели обеспечивается решением следующих исследовательских задач:
определить периодизацию изучения зарубежными исследователями советской военно-морской деятельности, выявить характерные черты и особенности установленных периодов, динамику исследовательского процесса и его факторов на протяжении «холодной войны»;
раскрыть основные характеристики профессионального исследовательского сообщества, направления и формы его деятельности;
выявить теоретические основы, методологические подходы и методический инструментарий изучения зарубежными исследователями советской военно-морской деятельности в период 1945-1991 гг.;
провести анализ источниковой базы зарубежных исследований, ее структуры и динамики на протяжении исследуемого периода;
установить основной набор исследовательских проблем, находившихся в фокусе профессиональной деятельности, модели их интерпретации, полученные результаты;
определить перспективы дальнейшего изучения зарубежной историографии данного направления, и связанные с этим перспективы исследований проблем советской военно-морской деятельности.
Исследовательская гипотеза, формулируемая в рамках данной диссертационной работы, предполагает понимание анализируемого историографического комплекса как реакции зарубежного научного сообщества на возникновение нового явления – военно-морской деятельности Советского Союза в условиях «холодной войны», 1945-1991 гг. Специфика задач, возникших перед зарубежным исследовательским сообществом, заключалась в том, что предмет исследований отличался высокой степенью актуализации, жестко определявшей главную из задач – оценку уровня исходившей от него угрозы. Однако в этих условиях, когда, казалось бы, задача должна была решаться исключительно усилиями разведывательных служб и профессионального экспертного сообщества с помощью специальных методов, советская военно-морская деятельность рассматривалась зарубежным научным сообществом как предмет исторического исследования. Данный выбор был продиктован стремлением к наиболее адекватной и объективной оценке изучаемого явления. Решение задач изучения советской военно-морской деятельности обеспечивалось функционированием специфической модели организации исследовательского процесса, отличавшейся факторами развития, структурой исследовательского сообщества, формами и динамикой деятельности, теоретическими основами и методологическими подходами, набором исследовательских методик.
Хронологические рамки исследования ограничены периодом 1945–1991 гг., в рамках которого происходит становление и развитие исследуемого историографического комплекса, создание его концептуальной основы, источниковой базы, основных направлений, формируется профессиональная исследовательская среда. Начальная и конечная даты также соответствуют общепринятым в отечественной историографии хронологическим пределам «холодной войны». Совпадение этих границ не было случайным. На протяжении всего исследуемого периода противостояние супердержав СССР и США на море было не столько фоном, сколько мощным определяющим фактором возникновения и развития зарубежной историографии советской военно-морской деятельности. Как результат, начало противостояния на море совпало с зарождением научного интереса к новому объекту исследования. Точно также окончание «холодной войны», прекращение прямого и масштабного противостояния морских сил двух супердержав в океане, привело к резкому падению интереса западных исследователей к проблематике советской военно-морской деятельности и, фактически, свело на нет данное направление в зарубежной историографии. Вследствие этого посвященные советскому флоту исследования зарубежных историков в последующий период (1990-е – 2000-е гг.) не привлекались в качестве историографического источника в рамках данной работы.
Методологическая основа диссертационной работы представлена совокупностью идей, нашедших распространение в современной отечественной историографии. Ядром ее является сочетание типизирующего и индивидуализирующего подходов, представляющееся наиболее адекватной методологической базой при обращении к зарубежной историографии. Данный выбор был продиктован спецификой объекта исследования – сочетанием высокого уровня организации и структурирования познавательной деятельности зарубежного научного сообщества, изучавшего военно-морскую деятельность СССР в период «холодной войны» и явно выраженной, иногда гипертрофированной, индивидуализации исследовательского процесса. При этом типизирующий подход обеспечил возможность выявления системообразующих черт в деятельности исследовательского сообщества, в то время как индивидуализирующий подход раскрывал специфическую «траекторию» движения исследовательской мысли. Как следствие, ключевое значение обретала проблематика профессиональных, межличностных коммуникаций, совокупность которых понималась как «экзистенциальное пространство творческой деятельности и коммуникативных практик сообщества ученых», что позволило сфокусировать внимание на той части предметного поля историографии, где, на наш взгляд, и происходит зарождение и оформление важнейших историографических событий – концептуальных моделей.
Обращение к системному подходу, позволило представить исследовательские усилия, разделенные временем, расстоянием и направленностью, как единую совокупность элементов, взаимодействующих посредством структуры коммуникаций для решения общего комплекса задач.
Важной составной частью методологии исследования стало уточнение содержательного наполнения ключевых дефиниций. Важнейшими в ряду используемых являются понятия «военно-морская деятельность», «военно-морское строительство» и «военно-морская доктрина». В исследуемой зарубежной историографии дефиниция «военно-морская деятельность» («naval activity») выполняла функцию несущего элемента понятийной конструкции. Анализ контекста применения данной дефиниции позволил установить, что ее содержание оказалось наиболее близко к современной трактовке этого понятия в официальных документах Российской Федерации: «деятельность государства по изучению, освоению и использованию Мирового океана в интересах обороны и безопасности страны с участием военной составляющей ее морского потенциала (Военно-Морской Флот и органы Морской охраны Пограничной службы Российской Федерации)». Однако существенное отличие трактовки зарубежными исследователями данного понятия заключается в его расширенном понимании, предполагающем использование, помимо собственной военно-морской составляющей, гражданского флота (исследовательского, рыболовного, торгового и пассажирского) для решения общих задач военно-морской деятельности.
Другая ключевая дефиниция «военно-морская доктрина» («naval doctrine») в ее наиболее широком понимании рассматривается как единая совокупность взглядов на цели и способы создания и развития военно-морских сил, морской мощи («navy», «naval power») страны, формы и методы их применения в мирное и военное время в интересах государства. Используемое в рамках данного исследование понятие «военно-морское строительство» соответствует термину «naval building» и подразумевает процесс создания и развития морской мощи государства, включающий не только строительство и развитие военно-морского флота, но и формирование всей необходимой инфраструктуры – судостроительных и промышленных предприятий, системы базирования и технического обслуживания флота, системы образования и профессиональной подготовки необходимых для этого кадров.
Определение предмета исследования и методологических подходов позволило сформировать набор методического инструментария. Наиболее продуктивными в рамках избранной темы, кроме общенаучных методов анализа и синтеза, классификации и типологизации представляются методы исторического исследования – историко-генетический и историко-сопоставительный. Кроме того, в рамках системного подхода использовались структурный, структурно-диахронный и функциональный анализ, количественные методы исследования (корреляционный анализ), биографический метод.
Источниковая база исследования представляет собой развитый историографический комплекс, ставший результатом деятельности сообщества исследователей, профессионально занимавшихся изучением истории советской военно-морской деятельности, и опиравшихся в своей работе на развитую теоретико-концептуальную структуру, использовавших комплекс различных методов исторического исследования. Развитие данного комплекса отличается характерной динамикой, дающей возможность проследить качественные изменения, имевшие место в развитии этого специфического направления зарубежной историографии.
Работы зарубежных ученых по истории советской военно-морской деятельности, как совокупный историографический источник, делятся на три основные группы. К первой, основной, отнесен весь корпус публикаций, посвященных военно-морской деятельности Советского Союза в период «холодной войны», разделенный на подгруппы, различающиеся по масштабу и глубине осмысления исследуемого предмета. В первую подгруппу включены обобщающие и специально-тематические монографические работы, а также диссертации. Для исследователя источник этого типа – самый «благодарный». Отличаясь наивысшей степенью концептуализации, развернутой аргументацией, репрезентативной источниковой базой и обширным справочно-библиографическим аппаратом, и монографии, и, особенно, диссертации дают полное представление об «исследовательской лаборатории» ученого и его вкладе в общий процесс приращения научного знания.
Вторую подгруппу историографических источников составили тематические сборники статей, издававшиеся, как правило, по итогам проведения конференций и семинаров. Публикация тематических сборников, равно как и проведение конференций, является выражением осознанной потребности коллективных усилий в исследовании общего предмета, соотнесения и критического переосмысления уже имеющихся точек зрения. По сути, это – одна из форм саморефлексии исследовательского сообщества, свидетельство важнейшего качественного момента развития, своего рода проявление зрелости историографического направления.
Третья подгруппа представлена статьями в периодических изданиях – самой «мобильной» и актуализированной формой публикаций. Особая ценность данного историографического источника заключается в его количественной составляющей, дающей возможность выявить динамические характеристики процесса исследования, состав специалистов, направленность их интереса. Особую подгруппу составляют рецензии – важнейший историографический источник, прямо свидетельствующий о возникновении дискуссий или появлении работ, привлекших особое внимание, что в равной степени может рассматриваться как своего рода вехи в процессе приращения научного знания.
Четвертая подгруппа, включает библиографические справочники – весьма ценный источник историографической информации, позволяющей выявить направленность исследовательского интереса, его динамику (хотя и не полную), типологию публикаций.
Вторую группу источников составили публикации документов органов власти США (документы Конгресса) и государственных учреждений США (министерства обороны, военно-морского министерства, управления разведки), а также военно-политического блока НАТО. Обращение к этим документам было продиктовано стремлением исследовать проблему влияния государственной политики на деятельность научного сообщества и степень использования результатов деятельности научного сообщества в процессе выработки политических решений.
Третья группа, будучи самой малочисленной, включает источники личного происхождения – мемуары представителей политической и военной элиты США, активных участников «холодной войны». Содержащаяся в них информация способствовала решению задачи по реконструкции политического контекста исследования советской военно-морской деятельности, выявления совокупности ее оценок, бытовавших в среде военных и политиков и оказывавших прямое влияние на процесс исследований.
Выявленный комплекс историографических источников обладает выраженной спецификой. Наряду с работами, имеющими очевидный исторический характер, в качестве источников привлекались исследования экспертно-аналитического содержания. Основанием для включения подобных работ в единый историографический комплекс стали следующие обстоятельства. Первым из них послужила общая для всех типов работ универсальность историко-генетического метода и диахронного анализа в качестве основных исследовательских инструментов. И если для работ первой группы указанные методы были необходимы в силу их характера, то в исследованиях экспертно-аналитической направленности историческая методика не являлась обязательной. И, тем не менее, авторы работ второй группы использовали ее очень широко. Так, известный американский военно-морской аналитик Норман Полмар (Norman Polmar) в своей статье «Размышления по поводу советской ПЛО» ставил задачу вскрытия особенностей системы противолодочной обороны советского ВМФ, которая сама по себе не подразумевала исторического аспекта. Однако автор построил исследование именно на историческом подходе: «Из-за особенностей исторического развития (подчеркнуто мной – А.К.) советского ВМФ и географии СССР… Советы развивают региональный или "зональный" подход к организации ПЛО…» Канадский исследователь Джордж Линдси (George R.Lindsey) в монографии «Растущие возможности советского ВМФ» решал задачи оценки советского флота также на основе исторического подхода, рассматривая его развитие в период с конца 1930-х гг.
В известной степени применение методов исторического исследования стало для работ экспертно-аналитической направленности вынужденным. Ограниченность источниковой базы, вызванная острой нехваткой источников советского происхождения, заставляла расширять используемый набор методов. Зарубежные специалисты при обращении к советской военно-морской деятельности стремились рассматривать ее в исторической ретроспективе. Зачастую экстраполяция выявленного исторического тренда становилась едва ли не единственной возможностью для экспертных заключений.
Другим основанием стал тот факт, что зарубежные исследователи избегали какой-либо закрепленной «жанровой специализации» в противоположность традиции, распространенной в среде советских (да и современных российских) историков. Давний и общепризнанный колумнист солидного издания публиковал исторические исследования, находившие признание профессиональных историков; университетский профессор истории выступал в качестве автора экспертно-аналитических статей; авторитетный аналитик и консультант правительственных организаций участвовал в написании исторических трудов. Данное обстоятельство формировало весьма специфичную среду, лишенную внутренних профессиональных рамок, открывая путь для плодотворного взаимодействия. Как результат, стиралась и грань между классическими историческими работами и публикациями очевидной экспертно-аналитической направленности.
И, наконец, объединение в общий историографический комплекс исследований собственно исторического и экспертно-аналитического содержания стало не только возможным, но и прямо необходимым вследствие авторского понимания историографического источника как зафиксированной (в том или ином виде), информации о развитии научного знания в отношении избранного предмета исследования. Более того, привлечение в качестве историографического источника публикаций экспертно-аналитической направленности (подчас, граничащих с публицистическими работами) способствовало раскрытию важнейших функций зарубежной историографии советской военно-морской деятельности, выявлению особой коммуникативной культуры и специфической среды внутри профессиональной корпорации.
Научная новизна диссертации в целом определена обращением к совершенно неисследованному явлению в зарубежной историографии – процессу изучения на протяжении периода «холодной войны» советской военно-морской деятельности совместными усилиями большой группы ученых различных стран. Конкретно новизна определяется сочетанием следующих факторов:
- предметом диссертационной работы впервые в отечественной историографии выступает специфическое направление зарубежных научных изысканий, в рамках которого осуществлялось исследование военно-морской деятельности СССР в период «холодной войны»;
- развитие изучаемого направления зарубежной историографии рассматривается как реакция научного сообщества на военно-морскую деятельность СССР, воспринятую как национальная угроза и специфический предмет исследования;
- в научный оборот вводится совершенно неисследованный массив историографических источников, обращение к которому позволяет восполнить картину развития зарубежной научной мысли, выявив ряд ее особенностей и форм деятельности;
- в рамках историографической работы использована методика комплексного применения количественных методов, позволяющих выявить ряд внутренней связей основных составляющих исследовательского процесса, наличия качественно и количественно различающихся периодов развития, динамику основных форм деятельности;
- в качестве самостоятельной задачи исследуется процесс складывания особой профессиональной межнациональной корпорации ученых, объединенной общей целью исследования единого предмета, выявляется и исследуется ее состав, структура, динамика, формы и направления деятельности, роль в исследовательском процессе отдельных исследовательских групп.
Основные положения, выносимые на защиту, заключаются в следующем:
Зарубежная историография военно-морской деятельности СССР в период «холодной войны» в своем становлении и последующем развитии определялась несколькими основными факторами – восприятием общественным сознанием Запада развития и действий советского флота как угрозы национальным интересам; оценками собственных военно-экономических возможностей противодействия этой угрозе, интересами конкретных политических групп; эффектом растущего научного знания о предмете исследования и опыта исследовательского сообщества.
Действие указанных факторов определило специфическую динамику исследовательского процесса, формирование двух периодов в его развитии, кардинально различающихся по количеству и типам публикаций, формам деятельности, степени участия в исследовательском процессе военных и гражданских ученых;
В процессе изучения советской военно-морской деятельности сложилось специфическое исследовательское сообщество, включавшее сотни исследователей из ряда стран Северной Америки, Западной Европы и Азии, отличавшихся базовым образованием, профессиональным опытом, направлением деятельности. Однако несмотря на указанные различия исследовательское сообщество характеризовалось развитой коммуникативной структурой, высоким уровнем целенаправленности исследовательских действий, эффективностью профессионального взаимодействия;
В развитии теоретических и методологических основ зарубежной историографии наблюдался перелом, произошедший в начале 1970- гг. и выразившийся в отказе наиболее активной части исследовательского сообщества от прямолинейных проекций геополитической и геостратегической теорий и в поиске новых подходов на основе заимствований моделей культурологии, интеллектуальной и антропологической истории, клиометрии, что прямо коррелировало с появлением в этот период междисциплинарных методологических подходов «новой исторической науки» в Великобритании и «новой научной истории» в США.
Интерпретация ключевых проблем советской военно-морской деятельности периода «холодной войны» проходила в ситуации дискуссионного противостояния двух полярных направлений – «алармистов» и «скептицистов» и постепенного формирования в 1970-е гг. третьего направления – «реалистического», занимавшего объективистскую позицию и способствовавшего постепенному уменьшению диапазона полярности взглядов двух первых направлений;
В своей профессиональной деятельности зарубежное исследовательское сообщество выполняло две важнейшие общественно-политические функции – общественному мнению Запада предлагалась объяснительная модель военно-морской деятельности СССР и формировалось широкое поле экспертных мнений, служившее основной для принятия решений военно-политической элитой в сфере развития вооружений и формирования «ответа» на «военно-морской вызов» Советского Союза.
Практическая значимость результатов диссертационного исследования определяется перспективой их использования в нескольких возможных направлениях. Первое из них – применение, как материалов исследования, так и его результатов при подготовке лекционных и, особенно, специальных курсов по истории России новейшего времени. Значимость перспективы подобного использования усиливается практическим полным отсутствием подобного материала в современных отечественных учебниках и учебных пособиях по соответствующим курсам. В равной степени речь может идти и о применении полученных результатов диссертационного исследования в разработке специальных профессиональных учебных курсов в морских и военно-морских учебных заведениях РФ. Второе возможное направление – применение полученных результатов в подготовке и проведении историографических исследований по широкому спектру проблем отечественной и зарубежной истории. Примененная в данной диссертационной работе совокупность исследовательских методов открывает новые возможности при обращении к аналогичным предметам изучения – деятельности профессиональных исследовательских корпораций, как в России, так и в зарубежных странах. Не менее значимым представляется и возможность применения полученных результатов в рамках третьего направления – в ходе исследований по всеобщей истории, в первую очередь, касающихся развития научного знания, взаимодействия научной и политической сфер в США. Содержание и характер полученного объема знаний о факторах, структуре, направлениях, теории, методологии и методике деятельности зарубежного исследовательского сообщества, обратившегося к проблематике советской военно-морской деятельности открывает новые перспективы исследований развития такого феномена как научное сообщество зарубежных стран второй половины ХХ века. Четвертое возможное направление применения полученных результатов имеет выраженный практический характер. Оно связано с разработкой исходных материалов для подготовки основополагающих теоретических и конкретно-практических документов по реформированию вооруженных сил Российской Федерации на современном этапе и, в первую очередь, определением дальнейших направлений военно-морской деятельности России на ближайшую и отдаленную перспективу.
Апробация результатов исследования состоялась во время участия соискателя в научных конференция и семинарах различного уровня, в том числе: «Двадцать лет перестройке. Эволюция гуманитарного знания». Международный образовательный форум (Москва, 2005 г.), «Конфликты и компромиссы в социокультурном аспекте». Международная научная конференция (Москва, 2006 г.), «Россия-СССР-СНГ: От единства к распаду». Х Всероссийской научно-практическая конференция (Москва, 2006 г.), «Индустриальное наследие». Международная научная конференция (Гусь-Хрустальный, 2006 г.), «Лосевские чтения» Международная ежегодная научно-теоретическая конференция (Новочеркасск, 2006 г.), «Человек и война». Межвузовская научно-практическая конференция (Тольятти, 2007 г.), «Российско-американские отношения в прошлом и настоящем. Образы, мифы, реальность» Международная конференция, посвященной 200-летию установления дипломатических отношений между Россией и США (Москва, 2007 г.), «Россия и мир глазами друг друга: история взаимовосприятия». Всероссийская научная конференция (Москва, 2008 г.) и др. Научный доклад по результатам исследования был представлен на заседании Центра по изучению «холодной войны» Института всеобщей истории РАН (май 2009 г.) Текст диссертационного сочинения был дважды обсужден на заседании кафедры истории России новейшего времени РГГУ и рекомендован к защите.
По теме диссертационного исследования опубликовано 37 научных работ, в том числе десять статей в периодических изданиях, рекомендованных ВАК, две монографии, два сборника документов. Общий объем публикации превышает 120 п.л.
Структура диссертации построена на основе проблемного принципа, что дало возможность поместить в фокус исследовательских усилий ключевую проблематику становления и деятельности зарубежного исследовательского сообщества по изучению советской военно-морской деятельности. Результаты исследования отражены в материале пяти глав, дополненных необходимым введением, заключением и приложениями.
Зарубежная историография советской военно-морской деятельности: общие характеристики объекта исследования
Интерес зарубежного научного сообщества к советской военно-морской деятельности возник практически с началом «холодной войны» и оказался тесно связан с общим ее ходом. В своем развитии он определялся следующими основными факторами - восприятием западным сообществом советской морской угрозы и перипетиями процесса формирования военных расходов Запада.
Еще не прозвучали «первые залпы» начинавшейся «холодной войны», а вопрос о развитии советской морской силы уже начал волновать зарубежных исследователей. Первой публикацией на эту тему стала статья основателя Института славянских исследований Университета Беркли (Калифорния) профессора Роберта Кернера (Robert J.Kerner) в январском номере журнала «Foreign Affairs» о целях военно-морской политики СССР.1 Известный специалист по истории России, отмечая, что «сотрудничество держав-победительниц является единственным путем к миру в будущем, как в Европе, так и на Дальнем Востоке», предупреждал: «совершенно очевидно, что достижение Советским Союзом цели господства на море с помощью самого мощного в мире флота будет означать отказ от политики совместных действий с США и Англией по обеспечению национальных и жизненных интересов, как это было в период второй мировой войны. Если это произойдет, это будет самым решающим поворотом в мировой истории»."
Другими словами, «холодная война» еще не началась, а западное сообщество с большим подозрением внимало первым признакам военно-морской деятельности Советского Союза. Чрезвычайная скупость информации, поступавшей из-за «железного занавеса», заставляла с удвоенным вниманием оценивать те немногие крупицы информации, оказывавшейся в распоряжении зарубежных исследователей. Одним из первых свидетельств амбициозных планов будущего советского военно-морского строительства, по мнению зарубежных исследователей, стал приказ Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина, изданный в связи с празднованием в СССР Дня ВМФ 22 июля 1945 г. Слова советского вождя о том, что «советский народ хочет видеть свой флот еще более сильным и могучим», расценивалась как прямое указание на будущую угрозу Западу.1
Не удивительно, что столь напряженные ожидания вскоре нашли свое подтверждение. Уже в июне 1947 г. командующий Тихоокеанским флотом США адмирал Луис Е.Денфелд (Lois Е. Denfeld) заявил прессе, что в Северной части Тихого океана обнаружены действия большого числа советских подводных лодок." А затем подобные сообщения посыпались буквально одно за другим. 25 марта 1948 г. военно-морской министр США Джон Л. Салливан (John L. Sullivan) сообщил, что «несколько русских подводных лодок были недавно замечены у берегов Америки».3 И хотя советское информационное агентство ТАСС через три дня опровергло это сообщение, известия о появлении советских субмарин не сходили со страниц западной прессы. Летом 1949 г. газеты сообщали о советских субмаринах в Арктических районах, а в феврале 1950 г. - уже у берегов Калифорнии.4 Журнал «Life» утверждал, что советские подлодки доставляли припасы участникам повстанческих движений в Индокитае и на Филиппинах, высаживали на побережье их лидеров.5
Такая болезненная и явно неадекватная реакция на советскую подводную угрозу объяснялась не столько ее действительными размерами, сколько сохранявшейся памятью о событиях только что закончившейся второй мировой войны. Появление советских подводных лодок в океане оживило страхи, порожденные в свое время действиями немецких субмарин в Атлантике, создавшими смертельную угрозу самому существованию Англии. Известие о находящихся в составе Балтийского и Северного советских флотов сотнях подводных лодок могло не только оживить былые, но и внушить новые, куда более масштабные, страхи, ведь Германия начала войну в океане, имея меньше 50 субмарин. В марте 1953 г. журнал «Time» опубликовал фрагмент выступления первого лорда британского Адмиралтейства Дж.П.Л.Томаса (J.P.L. Thomas), признавшего, что наибольшую угрозу для Англии в тот момент, по его мнению, представляли советские подводные лодки: «Известия о находящихся в строю 350 советских субмаринах заставляют британцев вспомнить, что адмирал Дёниц, располагая 300 подводными лодками, сумел блокировать Англию во время второй мировой войны»."
Эти растущие страхи имели еще одну весомую причину. После окончания второй мировой войны ведущие морские державы мира по экономическим соображениям начали обвальное сокращение своих флотов. Так, из состава ВМФ США уже к концу 1946 г. были выведены 57% эскадренных авианосцев, 86% эскортных авианосцев, 92% линкоров, 65% крейсеров, 62,5% эсминцев, 91% эскортных кораблей, 71% подводных лодок. Не менее масштабным было сокращение состава ВМС Великобритании.
Осознание разнонаправленности двух процессов — вынужденного сокращения морской мощи Запада и быстрого целенаправленного роста военно-морского флота СССР, наряду с информацией о появлении советских подводных лодок в океане сформировали основополагающий фактор зарождения данного направления в зарубежной советологии, изучающего военно-морскую деятельность Советского Союза в начавшейся «холодной войне». По мере дальнейшего роста советской военно-морской мощи, выхода флота СССР за пределы прибрежных морей, произошедшего в 1960-е гг., появления советских кораблей в самых удаленных районах Мирового океана, восприятие новой угрозы обострялось. «Это издание, - отмечал во введении опубликованного в 1969 г. сборника «Советская морская мощь» сотрудник Центра стратегических и международных исследований Джорджтаунского университета (Вашингтон, США) Роберт Килмаркс (Robert A. Kilmarx), - было подготовлено в ответ на растущую обеспокоенность, отраженную в речах и статьях многих военных и политических лидеров и представителей нашей судостроительной промышленности, союзов по поводу того, что Советский Союз может превзойти США в военно-морской мощи».
На протяжении практически всего периода «холодной войны» действенность этого фактора оставалась доминирующей, независимо от фаз и уровня противостояния блоков НАТО и ОВД, супердержав США и СССР.2 Суть этого фактора составлял предельно прагматичный вопрос: «Насколько серьезна новая угроза Западу?». Именно он оставался в основе всего спектра работ зарубежных исследователей - от магистерских диссертаций до монографий и коллективных трудов признанных авторитетов в области военной истории.
Другим фактором развития зарубежной историографии советской военно-морской деятельности, сформировавшимся в 1950-е гг. стало стремление западного, прежде всего, американского истэблишмента использовать рост советской морской силы в своих собственных, внутриполитических целях. Чаще всего это оказывалось связанным с перипетиями процесса формирования военных расходов. На это прямо указывал Барри Блечман (Barry М. Blechman), сотрудник Брукингского института (Вашингтон, США): «Внимание к развитию советской морской мощи, в большей степени, было продиктовано ситуацией в США и странах Запада, нежели изменениями в самом советском ВМФ... [часто] различные правительственные и частные группы [интересов] приходили к убеждению, что это соответствует их целям».1
Возникавшие при этом сложности в трактовке сути и уровня советской морской угрозы оказывались весьма велики, что подробно описал в своей работе «Тайная война в океанских глубинах: советско-американское противоборство на море» американский исследователь Томас Берне (Thomas S. Burns). «Пентагон стремится втянуть Конгресс в игры по сравниванию вооружений даже тогда, когда это сравнение некорректно... Конгресс выслушивает сообщения о том, насколько больше субмарин у Советов, и ни одного слова о том, что Советы строят подводный флот для борьбы с морской торговлей в случае начала войны, и что США не нужно столько же ПЛ, т.к. морские коммуникации Советов - незначительны... К сожалению, эта логика (понимание различий военно-морской доктрины СССР и США - А.К.) нечасто находит отражение в ходе дебатов в Конгрессе по поводу военно-морского бюджета, риторика этих дебатов полна искажений сути понимания морской мощи и господства на море. Пентагон указывает на то, что советский ВМФ быстро увеличивает свою численность... Затем Конгресс, уверовав в то, что количество советских кораблей есть показатель морской мощи, выделяет больше средств...»"
Создание советского ракетно-ядерного флота, 1955-1975 гг. в отражении исследовательской парадигмы западной историографии
Период 1955-1975 гг. в истории советского военно-морского флота стал временем наиболее радикальных перемен. Приход к власти Н.С. Хрущева привел к резким и масштабным изменениям не только во внутренней и внешней политике СССР, но и в развитии военного и военно-морского строительства. Именно в это время флот Советского Союза превратился из прибрежного в океанский, из артиллерийско-торпедного в ракетно-ядерный, из средства защиты прибрежных морей в инструмент активной политики государства в Мировом океане. Была сформулирована новая доктрина, ставшая основой развития флота вплоть до окончания «холодной войны».
В этот же период завершается и становление зарубежной историографии советского военно-морского флота - формируется ее теоретико-методологическая основа, комплекс основных используемых источников, складыается круг наиболее известных и получивших признание исследователей, основные исследовательские центры, набор наиболее распространенных методик, спектр постоянно изучаемых проблем. Итогом указанных изменений стало исследование наряду с прежними проблемами содержания и структуры строительства ВМФ СССР, качеств кораблей, такие вопросы как причины и факторы военно-морского строительства на новом этапе, поиск национального варианта его развития и влияния на этот процесс нового политического руководства Советского Союза.
Радикальнейшие изменения в ходе советского военно-морского строительства, начавшиеся вскоре после прихода к власти нового политического руководства и, самое главное, активное обсуждение этих изменений в среде военно-политического руководства СССР сразу же привлекли пристальное внимание зарубежных аналитиков. Частые и многословные выступления нового советского лидера Н.С. Хрущева с изложением его видения будущего военного флота и, самое главное, последовавшие вскоре кардинальные перемены послужили отправной точкой нового этапа в развитии ВМФ Советского Союза, как и изучения его за рубежом. При этом, правда, некоторые заявления нового советского лидера ставили в тупик западных экспертов. Известный американский историк и журналист Хэнсон Болдуин (Hanson W. Baldwin), посетивший Москву в 1956 г. в составе военной делегации, приводил одно из таких высказываний: «Членам делегации показалось странным, что ни на одной из встреч не оказалось офицеров флота. Во время приема в Доме Советской Армии Н.С. Хрущев неожиданно обратил внимание начальника штаба ВВС США генерала Нэтэна Твининга (Nathan F. Twining) на небольшие лодки, курсировавшие по искусственному озеру в парке. "Это и есть наш флот, - саркастически заметил советский лидер"...»1
Н.С. Хрущев со столь свойственной ему готовностью поломать стереотипы прошлого, сопоставимой лишь с неукротимым желанием немедленно получить результаты задуманного, обрушился на теорию и практику советского военно-морского строительства. Лидера страны не смущало полное отсутствие какого-либо сущностного знания в абсолютно новой для него области. На этот раз уверенность Н.С. Хрущева базировалась на глубоком убеждении в том, что тогдашнее руководство флота во главе с находившимся на этом посту еще со сталинских времен адмиралом Н.Г. Кузнецовым не осознало всей глубины революции в военном деле, порожденный появлением ракет и ядерного оружия. Выводы последовали незамедлительные. Крупные боевые корабли - линкоры, авианосцы, крейсера, составлявшие раньше ядро и основу могущества флота, по мнению советского лидера, после появления ракет превратились лишь в крупные мишени для ракет. Будущее флота принадлежало только подводным лодкам, авиации и малым боевым кораблям, вооруженным ракетами.
Эти идеи стали не только основой для многочисленных пропагандистских заявлений советского лидера, но и средством убеждения в переговорах. 07.09.1958 г. Н.С. Хрущев отправил письмо президенту США Д. Эйзенхауэру по поводу высадки в Ливане американской морской пехоты под прикрытием крупной группировки надводных кораблей: «Не кажется ли Вам, господин президент, что подобная отправка военных кораблей то в одном направлении, то в другом в наше время уже в значительной степени потеряла свой смысл, по крайней мере, в действиях против страны, обладающей современным оружием? Я не знаю, что говорят Вам Ваши военные советники, но нам кажется, они не могут не знать, что время надводных кораблей прошло. В эпоху ядерного и ракетного оружия небывалой разрушительной силы и быстроты действия, эти когда-то грозные корабли ныне пригодны лишь для визитов вежливости и орудийных салютов и могут служить лишь мишенями для ракет. Это может оскорбить чувства людей, связанных с флотом, но это остается непреложным фактом, который невозможно игнорировать». 1 Приводивший текст этого послания Н.С. Хрущева Джон Комью (John В. Chomeau) полагал, что оно было «большей частью блефом Москвы, не имевшей сил для противодействия операциям американского ВМФ, и было похоже, что сам Хрущев начал понимать, что его ставка на развитие ядерного оружия и сухопутных вооружений за счет ВМФ лишило его возможности использовать военную силу в безъядерном конфликте».
За рубежом идеи советского лидера получили самые различные интерпретации. Обладатель степени доктора советских исследований Йельского университета Раймонд Гартхоф (Raymond L. Garthoff) видел в этом обычную прагматику советского политического руководства: «Советы пришли к заключению, что большие надводные корабли - линкоры, тяжелые крейсера и авианосцы устарели с наступлением ядерной эпохи. Вне сомнений, к этому решению советских лидеров подтолкнуло очевидное отсутствие в составе собственного флота современных кораблей этих классов». В этом же виделись и истинные причины смены командования советского ВМФ: «Имеются сведения, хотя до сих пор и не подтвержденные, что одной из причин отставки адмирала флота [Н.Г.] Кузнецова в 1955 г. стала его поддержка программы строительства флота артиллерийских крейсеров, вместо программы их ракетного перевооружения». Этой же, «прагматической» версии действий советского руководства придерживался и лектор Военно-морского колледжа США, коммандер X. Дадли (H.G. Dudley).2 Хэнсон Болдуин (Hanson Baldwin) высказал предположение, что «замечания Хрущева, видимо, проистекали из его сухопутной ментальности и ограниченного мировоззрения с крестьянской основой, они отражали непонимание, даже страх жителя величайших в мире степей и равнин, для которого бескрайность океана — непонятна и пугающая».3
Канадский профессор Майкл Макгвайер (Michael MccGwire) полагал, что радикальные перемены в советском военно-морском строительстве были лишь частью «четырехступенчатой программы» развития флота (см.: Табли ца № 3): 1 этап - стартовый уровень (возобновление довоенной программы с внедрением улучшенных типов вооружения доступных в данный момент); 2 этап - начальный уровень внедрения (модернизация последних проектов предвоенной программы с целью внедрения советских копий западного оборудовании, в первую очередь — радаров); 3 этап - промежуточный уровень внедрения (проектирование относительно простых кораблей на основе опыта войны, возможностей скопированного зарубежного оборудования), 4 этап -уровень полного внедрения (эксплуатация исследовательского и конструкторского потенциала немецких специалистов и развитие послевоенного поколения собственных оригинальных проектов. Приостановка работ над проектами, перспективы вооружения которых еще не ясны).
Приход к власти Н.С. Хрущева нарушил стройную поступательность этого движения. Однако прагматизм нового советского руководителя, полагал Майкл Макгвайер, позволил ему правильно оценить не только экономические выгоды отказа от строительства «большого флота», но и колоссальные оперативно-тактические перспективы ракетного оружия. «Хрущев, считая военный флот "пожирателем металла", приветствовал любое решение, которое могло бы высвободить жизненно важное производство стали и мощности судостроение для мирного производства. Крылатые ракеты большой дальности... давали такой шанс. Они обеспечивали возможность надводным кораблям и бомбардировщикам наносить удары с большого расстояния, увеличивали тактическую мобильность подводных лодок, одновременно выполняя роль носителя ядерной БЧ, необходимой для гарантированной нейтрализации авианосцев. Исходя из экономической целесообразности и под влиянием собственного темперамента Хрущев пришел к выводу о возможности достижения полного оперативного успеха [применения крылатых ракет] и назначил [адмирала С.Г.] Горшкова командующим ВМФ для реализации этой программы».2
Сторонники другой версии изменений в советском военно-морском строительстве видели в ее основе борьбу «групп интересов». Замена адмирала Н.Г. Кузнецова на посту Главкома ВМФ адмиралом С.Г. Горшковым особенно привлекла внимание зарубежных исследователей. В ситуации сохранявшегося дефицита источников подобное событие давало пищу для многочисленных размышлений, попыток увидеть за этим глубинные процессы в советском политическом руководстве. Бывший военно-морской атташе Франции в СССР адмирал Морис Пелтиер (Marius A. Peltier) полагал причиной всему столкновение традиционных соперников - командования армии и флота: «После смерти Сталина, военные возглавляемые маршалом Жуковым, восстановили контроль над флотом... Этот процесс не прошел гладко, без борьбы между маршалами и адмиралами, кульминацией чего стала отставка командующего флотом адмирала [Н.Г.] Кузнецова. Видимо, Кузнецов требовал строительства флота большего, чем Хрущев и Жуков могли ему позволить. Похоже, что после снятия Кузнецова назначения на высшие должности на флоте были сделаны маршалом Жуковым более под влиянием требований партийного руководства, чем из-за стратегических, тактически и технических воззрений кандидатов... В результате сталинский океанский флот был принужден обрести "новый вид", который был естественно связан с самой современной техникой. Строительство крейсеров оказалось замедлено, акцент был сделан на развитии управляемых ракет и подводных лодок».1
Советский флот первого послевоенного десятилетия, 1945-1955 гг.: пределы возможностей
Общая оценка советской морской мощи к моменту окончания второй мировой войны не вызывала значительных разногласий среди западных исследователей. Советский флот, как представлялось, не имел сколь-нибудь значительной силы. Британский исследователь Мэйрин Митчелл полагала, что в конце 1940-х гг. «единственным кораблем, обладавшим реальной боевой силой был бывший английский линкор "Royal Sovereign"». Помимо этого некоторую ценность представляли собой корабли, полученные по ленд-лизу и часть трофейных немецких и итальянских кораблей. С течением времени эта оценка не изменилась. В 1973 г. доктор Ричард Эккли (Richard Т. Ackley) в своем диссертационном исследовании, посвященном советской морской мощи, писал: «По окончании второй мировой войны морская мощь Советского Союза не имела никакого значения в миро вой политике». В то же время военно-морское превосходство Запада оценивалось как подавляющее. «В 1945 г. морская мощь Запада представляла собой величайшую из когда-либо известных мобильную ударную силу, - подчеркивал преподаватель Военно-морского колледжа ВМФ США коммандер Джеймс Макнолти (James F. McNulty), - способную осуществить проекцию национальной мощи через океан в масштабах, которые казались немыслимыми всего пять лет назад... советский ВМФ в это время был безнадежно отсталым и не содержал никакой угрозы морской торговле Запада...»2
Более сложной оказалась оценка «сталинского флота», построенного к середине 1950-х гг. Тот же Джеймс Макнолти признавал, что к тому времени «советский подводный флот обрел доминирующее влияние на морскую стра-тегию только что созданного блока НАТО». Дэвид Фэйрхолл объяснял причину столь пристального внимания к советскому подводному флоту уже упоминавшимся «синдромом Дёница»: «В Британии влияние тех, кто еще помнит насколько преуспели германские субмарины в истощении нас во время второй мировой войны, привело к оценке размеров советского подводного флота с особенным беспокойством».4 Исследовав структуру подводных сил советского ВМФ, автор пришел к заключению, что «общая численность советских субмарин в 370-380 ед. еще не означает угрозы для коммуникационных линий Западной Европы.,, Максимально возможное число советских подводных лодок, способных вести борьбу с судоходством в океане, совершенно определенно не превысит 200 ед.» Британский историк напоминал, что «в разгар битвы за Атлантику германский флот насчитывал 430 подводных лодок, из которых лишь 230 ед. находились в океане...» 1
Но все же несмотря на явно гипертрофированное беспокойство по поводу огромной численности советского ВМФ оценка его возможностей была очень сдержанной, скорее, негативной. Наиболее полно критические взгляды тех, кого позднее назовут «скептицистами», были изложены в большом аналитическом обзоре профессора Стэндфордского университета Энтони Сокола (Anthony Е. Sokol) «Морская мощь и Россия». В прошлом — офицер военно-морского флота Австро-Венгрии и участник первой мировой войны, имея огромный опыт аналитической работы, профессор Э. Сокол впервые построил процесс оценки возможностей советского флота на основе комплексного и исторического подходов. Именно этот подход стал впоследствии основным для критики «алармистов». Американский исследователь помимо общеизвестных характеристик советского флота (численность, стратегия, тактика, уровень подготовки личного состава) предложил оценивать и такие факторы как, исторический опыт и традиции. Этот комплексный подход дал основания для критической оценки степени угрозы со стороны советской морской мощи. Соглашаясь с тем, что «особую проблему [для Запада] представляют советские подводные силы, а их атака на морские перевозки — огромную уг розу», американский профессор, все же полагал, что эта угроза «не так страшна, как это кажется на первый взгляд... Несмотря на громкие заявления советских лидеров, ни традиции, ни нынешний состав флота, ни логика нынешнего положения не указывают, что русские планируют использовать надводные корабли в открытом океане...» Единственной реальной проблемой Энтони Соколу виделась задача «обнаружить, сразиться и уничтожить русский надводный флот одним ударом, поскольку невозможно ожидать, что он будет искать сражения с нашим флотом в открытом море вместо того, чтобы держаться поближе к своим берегам и предпочтет укрыться в безопасных портах при малейшем приближении нашего флота...»
Куда более вероятной американскому исследователю представлялась попытка советского ВМФ «уничтожить систему базирования путем разрушения портов атаками с воздуха и ударами управляемых ракет, запускаемых с кораблей или суши... что гораздо более соответствует психологии русских, нежели стремление уничтожить нашу морскую мощь в морском сражении или же прямым нападением на торговый флот. Эти базы и терминалы в Евразии, как и сами эти страны, могут стать основной целью советской военно-морской стратегии.. .»3
В то же время советский надводный флот являл «существенную опасность государствам, граничащим с Россией на Балтике и Черном море. Численно превосходя флоты Швеции, Норвегии, Западной Германии и Турции этот флот может легко стать эффективным инструментом завоевания этих государств».4 Высказанные оценки профессор Э. Сокол дополнил целым рядом острых критических суждений. Эффективному использованию огромного советского подводного флота, по его мнению, неизбежно должны были воспрепятствовать «очевидные материальные затруднения (отсутствие необ ходимых баз в Норвегии и Европе, трудность пополнения запасов и восполнения потерь) и психологический фактор», под которым автор понимал «слабое понимание значения подводной войны и недостаточная способность ее вести», продемонстрированные русским/советским флотом в ходе двух мировых войн, когда «в условиях интенсивного германского судоходства на Балтике русские имели прекрасную возможность для действий субмарин, но почти полностью упустили ее...»1
По той же схеме Энтони Сокол оценивал и эффективность советской морской авиации: «Во время прошлой войны, она показала явное нежелание действовать вдали от своих берегов, даже тогда, когда это было необходимо... [В настоящее время] военно-морская авиация не имеет большого значения в советской военной стратегии, что также подтверждается отсутствием авианосцев. Тем не менее, в прибрежных водах она может служить эффективным средством обороны»."
Общим основанием для низкой оценки советского флота служили «нехватка внутри советского блока людей, связанных с морем и судостроением, составляющими естественный ресурс и резерв моряков», а также отсутствие необходимых исторических традиций. «Русские... как нация никогда не проявляли сильного стремления к морю. Это отношение естественно влияло на их военно-морскую мысль и действия на море... Действительно, в столкновениях с флотами Запада русский флот всегда был относительно неэффективен, он демонстрировал в ходе действий тот же комплекс неполноценности, что проявился в приказе царя Петра Великого, запрещавшем русскому флоту вступать в сражение со шведами до тех пор, пока он не будет иметь трех-четырехкратное превосходство в силах. Эти ментальные ограничения не способствуют ведению активных операций в открытом океане».3
Зарубежная историография роли флота во внешней политике СССР в странах «третьего мира»
Регион освободившихся стран, т.н. «третий мир» стал основным объектом действий советского флота в качестве инструмента внешней политики, что нашло самое прямое отражение в зарубежной историографии советской военно-морской деятельности в период «холодной войны». Рассматривая действия советского флота в регионе «третьего мира» в целом зарубежные исследователи отмечали активное его использование, в первую очередь, для «силовой дипломатии». Как отмечал один из признанных специалистов по данной проблематике Стивен Каплан, в 1957-1979 гг. боевые корабли советского флота использовались в 2/3 общего числа фактов применения Советским Союзом силовой дипломатии в странах «третьего мира». При этом в 90% случаев, когда использовались боевые надводные корабли, конфликты носили межгосударственный характер. Обычной формой в этом случае было военно-морское присутствие или визиты в порт.
Роль географического «центра приложения» советских военно-морских сил, с точки зрения зарубежных исследований была отведена Ближнему Востоку. По подсчетам Стивена Каплана в период с 1957 г., когда начинается использование военной силы в целях внешней политики СССР в странах третьего мира, около 40% всех случаев ее применения пришлось на страны южного берега Средиземного моря. Советский флот сыграл в этом решающую роль. Диаграмма присутствия советского флота в Средиземном море наглядно свидетельствовала об устойчивом росте количества его кораблей в период 1964-1973 гг.
Мотивы советского руководства и цели использования морской силы в Средиземноморье получили различную трактовку среди зарубежных исследователей. Анализируя самый первый факт использования флота в качестве аргумента «силовой дипломатии» в ходе сирийского кризиса 1957 г., эксперты министерства обороны США однозначно указывали цель этих действий -«усиления советского влияния в проблемном регионе». Доктор Роберт Хер-рик называл две цели - политическая («сохранение государственного престижа») и военная («ограничение возможностей ВМФ США по использованию авианосцев и ПЛАРБ "Polaris" из районов Средиземного моря»).3 График № 25. Присутствие советского ВМФ в Средиземном море, 1956-1980 гг.4
Двойственность целей использования советской морской силы в Средиземном море отмечал и профессор Брюс Уотсон, считая таковыми «снижение влияния западной военно-морской мощи в регионе» и «защита южного фланга СССР». Эти цели, как считал доктор Б. Уотсон, были «подчинены долгосрочной советской политике по обеспечению обороны Советского Союза, усилению международных позиций, использованию военной силы для изменений международной политической системы путем трансформации ряда стран в коммунистическую систему».
Доктор Джонатан Хоу полагал, что цели советского руководства исключительно политические - «нейтрализация эффекта американского присутствия» и «обретение престижа защитника определенных государств в ре-гионе». Аналогичную трактовку предлагали Кэри Джойнт и Олес Смолански: «Цель Советов - не положить конец военно-морскому превосходству США, но создать угрозу достаточную для того, чтобы устранить воєнно-морскую монополию США...»
Ричард Эккли указывал на исключительно экономический характер советских устремлений в Средиземном море - «участие в решении будущего арабской нефти, определении степени контроля над Суэцким каналом».4
Однако эта трактовка причин применения советской морской мощи в таком сложном регионе, каким на протяжении всего послевоенного периода оставался Ближний Восток, уже в начале 1970-х подверглась пересмотру. Доктор Олес Смолански полагал, что своим появлением и в Средиземном море, и в Индийском океане советский флот был обязан требованиям борьбы с американскими ПЛАРБ.1 О «необходимости защиты южного фланга СССР» как факторе советского военно-морского присутствия на Ближнем Востоке писал и Алвин Коттрелл.
Впервые корабли советского флота появились в Средиземном море в мае 1954 г. Как отмечают зарубежные исследователи, крейсер «Адмирал Нахимов» и два эсминца Черноморского флота под командованием вице-адмирала С.Г. Горшкова зашли с визитом в порты Албании. Глава государства Энвер Ходжа поблагодарил экипажи кораблей за поддержку его страны.3 Через три года советский флот впервые участвовал в акции «силовой дипломатии» во время сирийского кризиса (август-октябрь 1957 г.) В ответ на высылку американских дипломатов, обвиненных в подготовке антиправительственного переворота, 6-й флот США устроил демонстрацию силы у берегов Сирии. В конце сентября в сирийский порт Латакия вошли советский крейсер «Жданов» и эсминец «Свободный», их пребывание в порту длилось 10 дней. Одновременно Черноморский флот провел масштабные маневры. Уже эти первые внешнеполитические акции советского флота получили высокую оценку зарубежных исследователей, считавших прямым результатом этих действий сближение Сирии с СССР «более, чем с любой другой из стран "третьего мира".. .»4
Одним из событий, предопределивших поворот советского руководства к интенсивному использованию морской силы на Ближнем Востоке, стал, по мнению зарубежных историков, Ливанский кризис 1958 г. В июле этого года в условиях острого внутриполитического кризиса президент Ливана обратился к США за помощью, и «через 20 часов на побережье высадились 1800 морских пехотинцев США, с воздуха их прикрывала авиация, с моря — два ударных авианосца с кораблями поддержки. В течение недели число морских пехотинцев увеличилось до 15 тыс.». Как подчеркивал Стивен Киш, «этот кризис... показал, что кроме угрозы ядерными ракетами у СССР ничего нет, необходим военный флот для проекции силы и поддержки внешней политики».1 Джордж Драгнич (George S. Dragnich), изучив действия советского флота в Средиземноморье, полагал, что прямым следствием Ливанского кризиса стало размещение в Албании советских подводных лодок, но «если бы они появились на один-два месяца раньше, военно-политический эффект их появления был бы существенным...»" Майкл Макгвайер, обращая внимание на время появления советских подводных лодок в Албании (август 1958 г.), также полагал, что это стало следствием Ливанского кризиса. Анализ учений советских субмарин, по мнению канадского профессора, свидетельствовал об их нацеленности на удары по морским коммуникациям стран НАТО с Турцией.3
В качестве первой попытки «использовать флот в Средиземном море в качестве инструмента внешней политики» Стивен Киш рассматривал появление советской эскадры во время военного конфликта на о. Кипр в июле 1964 г. «Советский лидер Н.С.Хрущев предостерег Турцию от военного вмешательства в ход конфликта... Он делал подобные заявления и раньше, но на этот раз присутствие советской эскадры в Средиземном море придало его словам политический вес...» При этом доктор С. Киш подчеркивал, что «хотя нет свидетельств тому, что это заявление оказало реальное влияние на турецкое правительство, но факт остается фактом — Турция не предприняла активных действий на Кипре... Отчасти этот результат можно отнести на долю присутствия в этом районе советской эскадры...»4
Похожие диссертации на Зарубежная историография военно-морской деятельности СССР в период "холодной войны"
