Человек в условиях Гражданской войны на Урале :Историография проблемы Скипина Ирина Васильевна

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА І. Теоретические и методологические проблемы сторон гражданской войны на Урале С.38-128.

1.1 Портрет исследователя истории Гражданской войны на Урале С.38-70.

1.2. Формирование и совершенствование теоретической и методологической базы трудов российских историков С.70 —99.

1.3. Информационные возможности источников о жизни населения Ура-лав годы Гражданской войны С.99- 128.

Глава II. Исследователи о самоопределении и социальном антибольшевистского на урале (лето 1918-лето 1919гг.) С.129-288.

2.1. Историки о ценностных установках, планах «демократической» интеллигенции и попытках их реализации на Урале С.129-164.

2.2. Исследователи о нравственных принципах и социальном поведении офицерства в годы Гражданской войны С. 164 - 215.

2.3. Проблемы самоопределения и общественного поведения рабочих в период вооруженной борьбы в трудах российских историков.. С.216 - 248.

2.4. Ученые о менталитете и социальном выборе уральских крестьян в период военного противоборства С.248 - 288.

Глава III. «Советского человека» в годы гражданской войны С.289-393.

3.1. Гражданская позиция уральских управленцев в оценке российских исследователей С.289 — 325.

3.2. Проблемы формирования рядового «советского человека» в условиях Гражданской войны в оценке отечественных авторов С.325 — 353.

3.3. Историки о красных комбатантах на Урале С.353 — 393.

Глава IV. Самоопределение и социальное поведение населения урала в условиях главенства пролетарской диктатуры С.394-475.

4.1. Историки о социальной позиции горожан после краха Колчака С.394-417.

4.2. Исследователи о социальном поведении интеллигенции Урала после изгнания Колчака С.417 — 435.

4.3. Исследователи о самоопределении и социальном поведении жителей уральских деревень С.435 — 475.

Глава V. Историки о гражданской войне как факторе повсе дневной жизни населения Урала С.476-602.

5.1. Историки об общественной атмосфере на Урале С.476 — 499.

5.2. Исследователи о социальном статусе граждан региона С.499 - 543.

5.3. Историки о воздействии войны на частную жизнь населения Урала С.543-572.

5 .4. Кризис веры у населения Урала периода Гражданской войны в объяснении отечественных историков С.572 — 602.

Заключение с.603-612.

Список источников и литературы с.613-786.

• Портрет исследователя истории Гражданской войны на Урале
• Историки о ценностных установках, планах «демократической» интеллигенции и попытках их реализации на Урале
• Гражданская позиция уральских управленцев в оценке российских исследователей
• Историки о социальной позиции горожан после краха Колчака

Введение к работе

Гражданская война в России, во многом определившая дальнейшее развитие страны, является одной из самых изучаемых проблем. В последние годы увеличился поток информации по данной теме, обусловленный не только значительным числом исторических трудов, интеграцией гуманитарных исследований, сближением столичной и провинциальной науки, но и их содержательным изменением, расширением проблематики, обновлением теоретического и методического инструментария. Современные исследователи приступили к анализу воздействия войны не только на общество в целом, но и на конкретных людей, на их жизненные ценности, мотивы поведения, результаты и последствия их деятельности. Авторы равнозначными считают микро и макропроцессы, проявления общего и индивидуального, эволюционного и традиционного, объективного и субъективного во взаимоотношениях человека и общества. Изучение социальных проблем, ментальносте, вопросов самоидентификации, особенностей психологического восприятия действительности, поведения людей в сложных условиях войны, способов их выживания стало перспективным направлением в изучении темы, тем более.

Сегодня важно изучение творческой лаборатории исследователя с учетом того, что историк не только погружен в современную ему общественную и профессиональную среду, но сам выступает фактором их формирования и от него во многом зависит интерпретация событий. Если в советское время автор был «зажат» идеологическими установками, то сегодня он открыто высказывает свое «не типичное» мнение. Нельзя не замечать и поколения молодых ученых, формирование которых происходило на научных принципах, свободных от диктата одного методологического направления, в условиях ускоренного обращения информации и упрочения международных связей историков, что не могло не отразиться на их исследовательских интересах и оценках ими трудов своих предшественников. Это ярко проявилось во время дискус-сий по вопросам истории Гражданской войны.

Историки уже много сделали в области изучения историографии Гражданской войны, в том числе и на Урале. Ученые активно рассматривали вопросы организации исследований по теме, ее методологические и источнико-вые основы, особенности проблематики на каждом из этапов развития науки, выявляли дискуссионные и мало разработанные аспекты. Первые публикации научно-справочного, библиографического, рекомендательного характера появились в 20-е гг.3 Ряд публикаций носили характер рецензий.4 Исследования историографического плана появились и за рубежом. Авторы, утратившие связь с традиционной культурой и наукой, правда, сами признавали, что ис 6 пытывали объективные трудности, связанные с отрывом от России, которые, несомненно, негативно отразились на качестве их работ.5 В современной историографии продолжает подчеркиваться значимость работ, написанных сразу по следам или в ходе самих событий и содержащих значительное количество фактических данных по рассматриваемой проблеме. 6

Советские специалисты 1930 - 1950-х гг. продолжали заниматься выяв-лением трудов по истории Гражданской войны. Их авторы главное внимание сосредоточили на рассмотрении исследователями военных событий, классовой борьбы, прогрессивной роли большевистской партии и лично И. В. Сталина в борьбе, оставив социально-политические аспекты темы вне поля зрения. Работы, в которых хоть в какой-то степени находили отражение истори-ко-антропологические аспекты темы, изымались из употребления и попадали в разряд запрещенных. По мере укрепления марксистского методологического подхода в науке этой стороне вопроса уделялось все меньше внимания. Формационный принцип, надолго утвердившийся в науке, предполагал сосредоточение внимания ученых на исследовании объективных закономерностей. Такое положение приводило к искусственному сужению проблематики, создавало условия для сознательного искажения в объяснении событий. Сегодня нет единого мнения о ситуации, сложившейся в научных коллективах в 1930 —1950-е гг. Одни упрекают ученых в профессиональной непорядочности из-за сознательных ошибок, допущенных в освещении Гражданской войны в

России, и считают историков ответственными за укрепление тоталитарного строя, так как они являлись мощным рычагом давления на неугодных властям людей. Вторые допускают, что авторы сами оказались в плену господствовавших в обществе мифов и оказались просто некомпетентными. Третьи пытаются заполнить этот этап развития исторической науки новыми находками, включая в научный оборот труды, написанные в 30 - 50-е гг. Для современной историографии характерно появление исследований, в которых называются имена ученых, чьи труды не были опубликованы в период культа личности, а сами они подвергались репрессиям. Большинство исследователей сегодня считают: историки, работающие в 1930-е - 1950-е гг. в условиях огосударствления науки и строгой централизации исследований не имели возможности публично высказывать особое мнение, наука превратилась в составную часть тоталитарной системы, при этом оказалась подавленной репрессивными механизмами, и многие важные исследования затормозилось.

Во второй половине 1950-х - 1960-х гг., в свет вышло большое количество книг о Гражданской войне, что и предопределило написание специальных историографических исследований. А. Я. Гуревич отмечал, что в годы «оттепели» у исследователей появился интерес к теории, методам и законо-мерностям развития историографии. Впервые на необходимость исправления ошибок, допущенных в публикациях, написанных в период культа личности И. Сталина, указали Э. Генкина, Ю. Поляков, С. Якубовская, Н. Кузьмин, С. Найда, Ю. Петров, С. Шишкин. Ими была подчеркнута необходимость учета «человеческого фактора» в войне, влияние высокого морального духа большевиков в победе над врагом.9

Первой монографией, посвященной начальному периоду историографии Гражданской войны, стала работа И. Л. Шермана. Для ученых оказался очень важен его дывод о значимости литературы 20-х гг. для последующей разработки темы, так как многие достижения исследователей этого периода, в том числе и в сфере анализа микропроблем, во второй половине 30-х - первой половине 50-х гг. историки обходили вниманием. В. П. Наумов и С. Ф. Найда не отрицали необходимость изучения социальных сторон Гражданской войны: проблем голода, разрухи, неустроенности большинства населения страны и способов выживания в столь сложных обстоятельствах. Однако они не опровергали авторов, считавших, что такое положение являлось неизбежной платой за лучшую жизнь при социализме, и дальше положительной оценки работ о роли выдающихся большевиков в ходе революционной борьбы не пошли.10

А. Л. Литвин. Е. Ф. Кривошеенкова, Л. М. Спирин отметили позитивные перемены в анализе проблемы в 60-х - 80-х гг. Ученые считали достижением появление обобщающих трудов по истории Гражданской войны, подготовивших базу для разработки отдельных проблем. Важным считали исследование героического сопротивления красноармейцев и партизан на Востоке страны, противостояния политических сил, закономерно закончившегося формированием союза рабочего класса и крестьянства, при этом обойти роль «маленького человека» в ходе борьбы не удавалось. В свет вышли новые работы не только о героях, но и рядовых участниках борьбы. В. Д. Поликарпов настаивал на расширении хронологических рамок Гражданской войны, подчеркивая необходимость разработки истории начального периода борьбы, когда стало ясно, что избежать военного конфликта невозможно. Следуя тогдашним представлениям, историографы говорили о необходимости применения марксистско-ленинской концепции, сосредоточивались на рассмотрении закономерностей, стараясь не замечать неразработанность казуального в истории

Гражданской войны, подчеркивали актуальность социальной проблематики, но понимали ее как необходимость дальнейшего изучения объективных причин войны, хода и исхода борьбы. Историографы не подвергали сомнению выводы советских историков о том, что цели советского правительства по наведению порядка в стране отвечали интересам всего .трудящегося населения. Особое внимание уделялось работам, призванным способствовать формированию нового человека, носившим откровенно пропагандистский, воинственно-атеистический характер. При этом оценки публикаций не выходили за рамки линейного методологического подхода. Казалось, историки не замечали того, что жизнь продолжалась и в условиях войны, несмотря на разлуки, лишения и болезни.11 Появились работы, написанные целиком на основе публикаций периодики. Этот опыт был достаточно интересен, так как позволял обобщить сведения, вышедшие в разнообразных изданиях продолжающегося характера.

Серьезное историографическое направление по изучению социальных сторон Гражданской войны сформировалось на Урале, и труды О. А. Вась-ковского, Е. Б. Заболотного, В. Д. Камынина, Л. Фофановой, А. Т. Тертышно-го получили заслуженное признание. Важный вклад в изучение темы внесли и сибирские историки — М. Плотникова, П. И. Рощевский. Несмотря на ак туализацию социальной проблематики, историографы советской школы указывали на достижения ученых в освещении укрепления позиции советской власти в ходе войны за счет растущей поддержки ее всеми трудящимися страны.14 Авторы фиксировали внимание на фактах, содействующих победе советского строя. Роль человеческого фактора в войне объяснялась на примере нравственно чистых, справедливых лидеров большевистского движения, верящих в победу пролетарских идеалов. Человеческая деятельность, направленная на удовлетворение индивидуальных потребностей, проблемы самоопределения, проявлений недовольства некоторой части населения большевистской властью историографами не рассматривались, хотя труды, в которых данные аспекты находили отражение, все-таки выходили. Более важными, чем вопросы выживания человека в условиях войны, виделись закономерности исторического процесса, и эта традиция надолго укрепилась в советской историографии. Несмотря на то, что авторы не смогли освободиться от воздействия на них идеологического диктата, постановка социально-политических проблем сыграла важную роль в дальнейшем исследовании темы. Значительных успехов авторы достигли в обобщении итогов исследований, касающихся взаимоотношений рабочего класса и крестьянства, зависимости политической позиции крестьянства от уровня его зажиточности, обусловленности успехов военных действий на Восточном фронте от социально-экономического и политического положения в тылу, о влиянии высокого морального духа красноармейцев на их победы.

Во второй половине 60-х - 80-х гг. заметно активизировалось исследование истории политических объединений, что создавало условия для характеристики социального поведения основных групп населения Урала.18 Однако ученые, находясь в плену марксистского методологического подхода, оценивали деятельность небольшевистских партий и их лидеров как контрреволюционную. Авторы не отрицали перспективность рассмотрения влияния политических идей на поведение людей на разных этапах Гражданской войны. Результаты исследований о положении уральских рабочих в период Гражданской войны обобщили В.В.Фельдман, Н.М. Щербакова, В.Д. Камынин, В.П. Иванов, Т.Ф. Кобылкин, А.Д. Антонов.19 Историографические проблемы истории уральского крестьянства активно разрабатывали Я.Л. Ниренбург, Г. В. Пожидаева, И. Ф. Плотников, В. Н. Никитин, И. Шамшурина.20 В работах получили оценку публикации о процессе формирования союза рабочих и крестьян, который, по мнению ученых, являлся отражением объективных тенденций развития нового общества. Историографы не подвергали сомнению выводы ученых об окончательном повороте крестьянства в ходе Гражданской у і войны на сторону советской власти. Вышли в свет публикации по историографии подполья и партизанского движения в регионе.22 Результаты изучения влияния вооруженной борьбы на положение населения Урала выявили Н. Ф. Варгин, Л. М. Спирин, В. С. Скробов. Особенности рассмотрения Гражданской войны в национальных районах Урала проанализировали 3. А. Аминев, Р. К. Валеев.24 Л. И. Футорянский, М. Д. Машин, Я. Л. Нирен бург, Г. В. Пожидаевой оценили итоги изучения положения в казачьих районах в 1918-1921 гг.25

Заслуга ученых 1960 - середины 1980-х гг. состояла прежде всего в том, что им удалось обобщить материал по социальным проблемам истории Гражданской войны на Урале. Они сумели дать оценку трудов по социальным аспектам Гражданской войны при чем большинство историографов справедливо считали основным критерием оценки публикаций соответствие содержания источниковому материалу. Говорить о необходимости применения новых теоретических подходов было не принято. Практиковалось отношение к исторической науке как к политике, что обусловило замкнутость проблематики и, в конечном итоге, привело к застою в работе. К середине 1980-х гг. стало ясно, писали Е. Б. Заболотный, В. Д. Камынин, что советская историография исчерпала себя, ее развитие приостановилось, и во второй половине 80-х гг. не вы-шло ни одной крупной монографии. Промахом в историографии второй половины 50 - 80-х гг., считает В. Булдаков, был разрыв между теоретическими разработками и историческими источниками, что и послужило основой для фальсификации событий советскими историками.

Демократизация общества способствовала разрушению стереотипов, менялись принципы организации научных исследований, увеличились возможности научных центров и вузов, которые теперь сами могли определять направления своих исследований, что проявилось в ходе обсуждений проблем на научных конференциях, в ходе дискуссий и «круглых столов». Со второй половины 1980-х г. давление сверху практически прекратилось. Однако отказ от идей марксизма-ленинизма в историографии еще не произошел и как следствие, авторы не могли развернуть разработку социальных проблем истории Гражданской войны, а зарубежные исследования в этой области подвергались жесткой критике.

По мнению А. Я. Гуревича, в результате переосмысления историками своей роли в разработке проблем они сами оказались в центре методологического кризиса, так как им пришлось менять принципы своей деятельности. Ученые заговорили о том, что кризис начала 90-х гг. был характерен не только для России, но и для Европейских стран, но там он начался ранее, оказался не таким острым и закончился быстрее. Преодоление сложностей, которые возникли при изучении роли человека в ходе Гражданской войны, они связывают с тенденцией синтеза наук, способствующей обновлению методологического инструментария, а также с изменением представлений о самом предмете исторического поиска, ведь наряду с обществом столь же значительным предметом исторических исследований стал и сам человек.30

По мнению И.Д. Ковальченко, сложности, которые проявились в работе, были обусловлены умалением роли субъективных факторов в истории, отходом человека на второй план.31 Современные историки отметили, что авторы в свое время перестраивались с трудом, удаляя человека как объект исследования из своих сочинений. Стремление к объективации исторического процесса не всегда соответствовало мнению ученых, особенно тех, кто полу-чил образование до революции. Одни перестроились, и в их работах надолго утвердились марксистские подходы к изучению темы. В случае продолжения «старой линии» их вынуждали бросить исследования, либо писать «в стол» и оставлять сочинения до лучших времен, либо издаваться за границей, а те, кто проявлял неповиновение, могли оказаться за решеткой. Этим же принципам следовали и историографы. Они старались не замечать историко-антропологических проблем, поставленных историками. Достижением современных ученых является то, что они в большинстве случаев рассматривают антибольшевистскую и эмигрантскую литературу как часть российской историографии, объясняя это тем, что именно небольшевистские историки, следуя традициям российской историографии, уделяли серьезное внимание рассмотрению социальных сторон Гражданской войны, описанию действенной роли личности в происходящем и тем самым обогащали исследование темы. Особенностью историографии 1960-х гг. традиционно считается ослабление государственного контроля, которое способствовало активизации разработки социально-политических проблем Гражданской войны. Для периода 70-х гг., считает Л. Репина, была характерна разработка макропроблем, а для 80-х гг. — микропроблем истории, и только в 90-е гг. начался процесс сближения в изучении названных проблем, что позволяло создать целостное представление об изучаемом объекте.33 Историки отметили, что сохранившаяся политизация и плановость науки, строгая подчиненность коллективов вышестоящим указаниям отрицательно сказывались на работе. В публикациях продолжал применяться формационный подход, советский опыт канонизировался, отношение к капиталистическому миру оставалось враждебным, проповедовалось подчиненное положение личного интереса общественному. 34 Ученые мало внимания обращали на «человеческий фактор». В большинстве случаев они приходили к выводу: каждый живущий в то время испытал в той или иной степени тяготы войны, а пережитый опыт остался в памяти на всю жизнь. Независимо от того, какую из сторон, участвующих в конфликте, поддерживали участники, они были убеждены, что война не должна повториться.

В историографических разработках 1990-х - 2000-х гг. начался процесс критического осмысления методологии и организации исследований, заговорили о необходимости актуализации социальных проблем.35 Изучение темы стало рассматриваться в рамках развития самой исторической науки.36 В ис следованиях последних лет разработаны историографические аспекты многих социальных сторон Гражданской войны. Главным итогом исследований явился вывод о необходимости изучения истории с точки зрения опыта, пережитого человеком. Современная историография вышла из советской науки, больше того, сегодня успешно работают авторы, которые печатались и при коммунистах, поэтому важно рассмотрение истории условий жизни людей в период Гражданской войны в локальных социумах, учитывая опыт преемственности поколений исследователей, объясняющих этот вопрос.

На рубеже веков появились сильные региональные научные школы, занимающиеся социальными проблемами истории Гражданской войны. Особенно выделялись исследователи Новосибирска. Екатеринбурга, Томска, Иваново. Важный вклад в разработку теоретико-методологических аспектов темы внесли А. В. Бакунин, В. С. Прядеин, В. Ф. Мамонов, В. П. Соскин.38 Важным вкладом в историографию, содержащим оценку состояния науки на пороге третьего тысячелетия, стали работы Е. Б. Заболотного и В. Д. Камынина. На чалом нового историографического периода они считают вторую половину 80-х гг. XX в. Соглашаясь со своими предшественниками О. А. Васьковским и А. Т. Терышным, Е. Б. Заболотный и В. Д. Камынин подчеркивают, что новые методологические подходы утвердились в науке не с первого года перестройки, а в конце 1980-х гг. Историографы уловили характерные черты, сложившиеся в науке на пороге третьего тысячелетия. Е. Б.Заболотный и В. Д. Камынин отметили, что историческую науку разбудили публицисты: одни историки обвиняли публицистов в непрофессионализме, другие вступали с ними в полемику, а третьи поддерживали идеи проведения с ними «круглых столов». Однако, по мнению ученых, официальная историография в первые годы перестройки продолжала оставаться консервативной. Современная историографическая литература по истории Гражданской войны на Урале отличается широтой проблематики. О.С. Поршнева заметила общую тенденцию движения исторических исследований от объективистской к субъективистской концепции науки, к преодолению разрыва между изучением социально-экономической и духовной сферы жизни общества путем синтеза мировосприятия людей минувших эпох. Л. Репина уловила преодоление современными историками разрыва между объективным и субъективным видением событий, обеспечившим комплексное видение событий, рассмотрение их как многомерных, сложных, меняющихся под воздействием многообразных форм социальной динамики, с учетом хаотичного и стремящегося к самоорганизации, закономерного и индивидуального в исторических явлениях. 9

Уральские и сибирские ученые второй половины 80-х - 90-х гг. обратили внимание на периодизацию истории изучения Гражданской войны на Урале. Авторы выявили методологические, теоретические сдвиги на каждом из этапов изучения темы, учли изменение организационных принципов в работе коллективов ученых, установили ведущие тенденции и результаты изу чения истории Гражданской войны. Первый период — это время 1917 - конца 20-х гг. Периодом становления в исследовании Гражданской войны считается период 1917-конца 1920 гг. Ученые подчеркивают, что данный период характеризовался слабостью источниковой базы, плюрализмом мнений исследователей, значительной фотографичностью в описании событий, но и интересом исследователей к человеку, который впоследствии был надолго утрачен. Второй период охватил 30 - 80-е гг. Это была эпоха расцвета «концепции государственного социализма». В отношении последнего периода встречается самое большое число разногласий в среде исследователей. Ряд исследователей считают началом третьего периода время конца 1980-х гг. Вполне обоснованно выглядит предложение выделять последний период в изучении темы не с конца 1980-х, а тем более не с середины 1980-х гг., как это делали некоторые исследователи, а с начала 1990-х гг., когда преобразования советского общества получили необратимый характер. Это период свободы слова, возможности изучения событий с большей долей объективности. Предложенная уральскими исследователями О. А. Васьковским и А. Т. Тертышным и поддержанная другими авторами систематизация «работает» и сегодня. Ее придерживаются В. Д. Камынин, Е. Б. Заболотный, В. В. Московкин.40

Обобщающую работу по историографии Гражданской войны на Урале написал А. С. Верещагин.41 Публикации, подводящие итоги рассмотрения историками социально-политических проблем, которые пришлось решать населению Урала, подготовлены О. Ю. Никоновой.42 Проблемам противоборства политических сил на Урале и в Зауралье посвящены историографические тру ды В. В. Московкина, С. Ю. Малышевой, С. Васильченко, Е. П. Сичинского — вопросам военного строительства диссертация И. С. Баклановой.43 Вышли в свет историографические сочинения о белом движении. 44 В. В. Дубленных, И. С. Бакланова подвели итоги изучения военного строительства, значимости боевых операций красноармейцев в победе над врагом.45 Историографии уральского крестьянства посвящены исследования А. Н. Крупиной, В. Л. Те-лицына, А. Т. Тертышного и А. В. Иванова.46 В трудах В. Д. Камынина, В. И. Ильченко, С. Е. Алексеева и М. А. Фельдмана обобщены результаты разработки истории рабочего класса Урала. Историография казачества ак тивно изучается Л. И. Футорянским, Н. А. Хвостовым, Ю. В. Мамоновым. В последние годы появились серьезные историографические публикации А. А. Квакина, В. Л. Соскина, М. В. Главацкого, в которых рассмотрена литература о драматических переживаниях российской интеллигенции по поводу Гражданской войны. 49 Результаты анализа психологии, внутренних переживаний и поведения уральцев приведены в публикациях В. В. Пундани, Л. С. Приходько, Н. И. Музафаровой, А. А. Зайцева.50 Историографические аспекты национального движения на Урале разрабатывают С. Ф. Касимов, М. М. Кулыпарипов.51

Нельзя утверждать, что историко-антропологические проблемы истории Гражданской войны историографы не рассматривали. Они находили освещение в трудах немарксистских исследователей истории Гражданской войны уже в 1920-е гг. Продолжалось исследование «человеческого фактора» и в советский период. Другое дело, что в работах марксистских историков ведущим являлся классовый подход, социально-экономические отношения считались определяющими, а роль личности недооценивалась. В 1990-е - 2000-е гг. положение изменилось: наметились тенденции методологического и организационного плюрализма, расширился круг изучаемых проблем, вышло большое количество новой литературы. Характерными чертами современной литерату ры по теме являются де политизация, демократизация, равнозначные оценки, как идеального, так и духовного в истории, как экономического, социального, политического, так и индивидуального, обыденного, рядового. Идет процесс стирания различий между исследованиями в центре и в провинции, разрушаются национальные перегородки. За пределами исследований XX века долгое время оставалась литература, вышедшая по проблемам Гражданской войны в России за рубежом, и только сегодня к ней обращаются историки. Эта литература возвращается на полки библиотек, идет ее включение в научный обо Целью данной работы является комплексный историографический анализ знаний, наколенных в российской науке XX века, в сфере изучения истории выживания человека в условиях Гражданской войны. Анализ предполагает рассмотрение учеными физических и моральных трудностей выживания, внутренних переживаний, их проявлений в общественной и индивидуальной жизни, а также учет авторами тех динамичных изменений, которые происхо дили во всех сферах человеческого бытия, включая жизненные приоритеты, в том числе и последствий воздействия на людей пережитого опыта войны. Осуществление данной цели будет способствовать преодолению «обезличивания» российской истории, позволит рассмотреть человека как творца, способного не только подчиняться законам бытия,, но и влиять на реальность. Сегодня люди, как никогда, нуждаются в понимании, прежде всего, самих себя, что невозможно без изучения корней, без понимания опыта предшественников.

Для достижения поставленной цели определены следующие задачи: изучение теоретико-методологического инструментария, научных принципов, методов, самого процесса поиска учеными эффективных приемов исследования условий жизни и способов выживания людей в годы Гражданской войны, а также анализа последствий военного опыта; выявление воздействия внешних и внутренних факторов развития науки на работу историков; установление вклада в изучение рассматриваемой темы каждого поколения исследователей;

проведение анализа состояния источниковой базы проблемы, ее информационных возможностей и перспектив расширения, установления зависимости глубины изучения проблемы от информативных возможностей источников, в том числе и способов их научного анализа; рассмотрение истории формирования проблематики темы с учетом актуализации вопросов о положении «маленького человека» в условиях войны;

изучение освещения в исторических сочинениях ментальных, традиционных взглядов населения и их влияния, и на устойчивые и на меняющиеся элементы массового и индивидуального сознания, стереотипы поведения, результаты деятельности человека в условиях войны; анализ итогов изучения российскими учеными воздействия войны на повседневную, общественную и частную жизнь, установление полноты ре конструкции авторами социального и индивидуального поведения уральцев на разных этапах Гражданской войны, специфики самоопределения и поведения представителей различных социальных групп (горожан, крестьян, интеллигенции, военных, рядовых сторонников большевиков и управленцев, маргиналов);

рассмотрение достижений историков в сфере изучения культуры периода Гражданской войны, объяснения изменений жизненных приоритетов и человеческих ценностей, способов и последствий их реализации в условиях войны.

Объектом исследования стали опубликованные и неопубликованные труды отечественных историков, в которых нашли отражение вопросы жизнедеятельности человека в условиях Гражданской войны. Это в основном исторические исследования, созданные как в центре, так и на местах, а также работы зарубежных авторов, в том числе и эмигрантов, которые привлекались с целью формирования более полного представления о точках зрения исследователей по рассматриваемой теме. Использовались и материалы об организации научной работы, неопубликованные сочинения исследователей, а также фонды личного характера, характеризующие отношения между самими историками, а также историками и широкой общественностью.

Предметом исследования стал процесс накопления знаний по теме, анализ результатов научного поиска ученых, предполагающий оценку итогов работы авторов и их роли в объяснении событий. Изучение темы исследователями рассматривается в динамике: анализируется укрепление ее источнико-вой базы, оценивается эффективность теоретических подходов и методов, которые использовались в ходе изучения темы, выделяются основные этапы разработки проблемы с учетом как внешней ситуации, то есть воздействия общества на научные исследования, так и внутренней обстановки, царящей в творческих коллективах ученых. Главными сюжетами историографического анализа стали проблемы, в которых Гражданская война разрабатывается в контексте человеческого существования, в рамках опыта, переживаемого людьми, с учетом представлений современников о происходящих событиях, их менталитета, самосознания, самоидентификации, социального поведения, конкретных результатов и последствий их деятельности. При этом не только революционные проекты, но и сами люди, система их жизненных приоритетов, характерных черт обыденной жизни оказали влияние на настоящее и будущее России.

Хронологические рамки работы. С точки зрения исторической проблемы работа охватывает время с конца 1917 по весну 1921 гг. Мнение историков о хронологическом периоде Гражданской войны не является однозначным. Одни исследователи считают началом войны осень 1917 г., вторые - май 1918 г., есть другие точки зрения. Нет единства мнений и относительно завершающего периода военного противостояния. Большинством ученых выступление чехословацкого корпуса признается начальным, а крестьянские восстания 1921 г., после которых массовых выступлений против большевиков на Урале уже не наблюдается, - последним этапом вооруженного противостояния. Именно этому периоду и посвящен основной пласт литературы по рассматриваемой теме. С точки зрения рассмотренного историографического материала данная работа охватывает период 1917 — 2003 гг., который рассматривается в рамках периодизации, предложенной ведущими историографами Урала О. А. Васьковским, Е. Б. Заболотным, В. Д. Камыниным и А. Т. Тертышным. Они выделяют в развитии исторической науки после революции 1917 г. три основных периода: с 191? г. до конца 1920-х гг., 1930-1980-е гг. и с конца 1980-х г. до настоящего времени. Первый период характеризовался противоречивыми тенденциями в науке, явным противостоянием дореволюционных и советских историков. Во второй период взяла верх советская историческая школа и марксистско-ленинская методология, что привело к превалированию схематичных сочинений. Несомненно, что сочинения российских авторов, работавших за рубежом, не несли на себе печать едино образия, но они, также как и труды, написанные «в стол» и не вышедшие в свет, не могли оказать в силу своей недоступности серьезного влияния на изучение темы. Третий период отличается плюрализмом мнений историков, укреплением источниковой основы их трудов, разнообразием научных подходов в исторических исследованиях.

Территориальные рамки. В данной работе историческая проблема рассматривается на материалах Урала. Территориальные рамки работы определить крайне трудно из-за подвижности административных границ Урала в период революционных преобразований и частой смены властей. Географические границы данного сочинения включают Большой Урал (Вятскую, Оренбургскую, Пермскую, Уфимскую губернии) и часть Зауралья (Тюменскую губернию), так как эти регионы связаны геополитически и процессы, имевшие здесь место в 1917 - 1921 гг., не удалось изолировать. Административные территории на протяжении рассматриваемого периода несколько раз перекраивались: значительная часть Оренбургской и Уфимской губерний была включена в 1919 г. в состав Башкирии, два уезда Оренбургской губернии большевики передали в 1919 г. Уфимской губернии, а к Пермской губернии присоединили часть Вятской. Вновь созданная Екатеринбургская губерния считалась территорией Зауралья. Уфимская, Челябинская, Пермская, Екатеринбургская и Тюменская губернии в 1919 г. входили в состав Приуральского военного округа, образованного 3. октября 1919 г. В декабре 1919 г. Тюменская и Омская вошли в состав Омского военного округа. В 1923 г. Екатеринбургская, Пермская, Челябинская и Тюменская губернии вошли в состав вновь созданной Уральской области.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые на основе разнообразных методологических подходов и широком источниковом материале автором проведен комплексный анализ изучения историками условий жизни человека в период Гражданской войны на Урале. Обращение к фигуре самого исследователя позволило рассмотреть не только как он видел со

бытия, но и какие представления о войне старался сформировать у читателя. Впервые осуществляется анализ изучения историками влияния менталитета, традиций на самоопределение и социальное поведение граждан, с учетом разнообразных причин изменения настроений населения Урала, имевших место на протяжении гражданского конфликта. В диссертации впервые анализируются мнения исследователей о социальной структуре российского общества периода Гражданской войны, рассматриваются изменения, происходящие на каждом из этапов борьбы. Новизна диссертации заключается в подведении итогов изучения отечественными историками жизнедеятельности человека в период глубокого социального раскола, преодолевавшегося долгие годы, в анализе выявленных историками ценностных установок и планов по их реализации, существующих у разных категорий граждан, а также их изменений в годы войны, в выявлении дискуссионных моментов в изучении темы. Автор впервые обращается к рассмотрению исследователями социальной иерархии советского общества, влиявшей на общественную атмосферу периода Гражданской войны, при этом анализируются противоречия и сложности в освещении путей формирования «нового человека» в годы войны, имевшие место .і в публикациях. Новаторским является историографический анализ одновременного воздействия войны на общественную и частную жизнь людей. Дается подтверждение выводов историков документальными данными, которые приводятся в доказательство той или иной позиции, большинство источников вводится в научный оборот впервые. В работе подведены итоги изучения истории жизни и деятельности человека в обстановке войны, что необходимо для дальнейшего исследования как истории Гражданской войны на Урале, так и в стране в целом.

Методологической основой данной работы является цивилизационный подход. Он позволяет с наибольшей полнотой представить социокультурную канву происходящих процессов, учесть наличие объективных и субъективных, микро- и макрофакторов исторического процесса, оказывающих воздей ствие на людей. Цивилизационному подходу не противоречит многоуровневое и разностороннее видение социокультурного пространства. Цивилизаци-онный подход дает возможность учесть трансформации, происходящие в обществе, как в горизонтальном, так и в вертикальном направлениях на каждом их этапов его развития. Данный подход позволяет уловить процесс глобализации, имеющий место в историографии XX.

В исследовании были использованы традиционные и инновационные методы. Приходилось опираться на те общенаучные методы познания, которые позволяют рассматривать человека не только включенного в социум, но и активно воздействующего на него, признавая личность центром исследовательского поиска. Оказалось необходимым включение в методологический багаж достижений смежных областей знания - историографии, источниковедения, науковедения, философии, психологии, социологии, антропологии и других отраслей гуманитарного знания, занимающихся изучением взаимодействия человека и общества.

В работе использовались исторический, сравнительный, описательный, типологический, количественный, аналитический, статистический, математический и проблемно-хронологический методы. В процессе исследова- ния применялся метод исторического анализа. Нельзя не согласится с Л. Репиной, утверждавшей, что анализ ординарных и неординарных ситуаций дает возможность реконструкции истории самого индивида и его жизненного опыта, предрасположенности к тому или иному образу действий. Исторический анализ, по ее мнению, создает возможность для выявления позитивных и негативных последствий реализованного решения, перехода от анализа единичного к анализу нового поведенческого стереотипа, коллективного опыта, к рассмотрению структурных социальных изменений. Системно-структурный подход был необходим для выявления узловых моментов в изучении данной темы, объяснения явлений на уровне взаимосвязей и взаимозависимостей, это позволяло более полно учесть состояние изученности рассматриваемых проблем на каждом из этапов развития науки.53

В работе привлекались социокультурный метод и метод исторического синтеза, которые обеспечили возможность учесть как материальную, так и духовную составляющую проблемы. Социокультурный метод обеспечил построение интегральной модели, в которой человек не выглядит сформированным либо полностью социальными, либо только культурными факторами, а предстает реализующим свои представления и мысли в пространствах, которые могли быть и бесконечно большими, например, страна, регион, город, и предельно малыми, например, дом, семья, индивид.

Сложность исследования состояла в том, что оказалось необходимым обращение, и к макроистории, к воздействию войны на общество в целом, и к микроистории, к особенностям войны на заданном участке, к событиям, которые происходили с конкретными людьми, к рассмотрению места «маленького человека» в истории Гражданской войны на Урале. Несомненно, что основное внимание сосредоточивалось на микропроцессах, истории повседневной, частной жизни, что позволяло раскрыть поставленную цель более основательно. Микроисторический подход, как пишет М. Кром, позволил рассмотреть детали, казусы, присмотреться «к индивидуальным стратегиям людей, разглядеть ранее не замеченные тенденции или явления в жизни изучаемой эпохи».54 В нашем случае данный подход помог выявить значимость факторов, оказывающих серьезное воздействие на жизнь человека в условиях войны, оценить вклад конкретных ученых в изучение данной проблемы.

Весьма полезным в изучении темы стал историко-антропологический подход, который предполагает сосредоточиться на изучении микромиров, моделей поведения, привычек людей, взаимодействии их в группах, перейти от описания «исторических моментов» и громких событий к анализу рутины, создавая условия для всестороннего и глубокого анализа темы. Важное место при этом отводится изучению ментальности, повседневности, значимых для человека явлений, их воздействия на настроение и поведение людей, рассмотрению сложных взаимосвязей индивидуума и общества. Весьма эффективен для анализа места человека в истории и тендерный метод.55 Разработка вопросов, связанных с оценкой места личности в истории, долго сдерживалась не только укоренившейся и ставшей уже традиционной проблематикой, но и неразвитостью теоретических понятий в сфере антропологии, отсутствием методик изучения указанных выше проблем. И. Д. Ковальченко, Н. Л. Пушкарев, Н. Л. Пушкарева, Ю. А. Поляков, Н. Н. Козлова обратили внимание на то, что в исследованиях до сих пор частная, повседневная жизнь заслоняется политической борьбой, войнами, социальными сдвигами, в то время как эта сторона событий является одной из самых важных в истории.

Полезными оказались методы лингвистического анализа, позволяющие детально разобраться в языке эпохи, являющимся ярким отражением реальности рассматриваемого периода. М. Кром подчеркивает близость лингвистического и антропологического подходов: «Антропологический подход предполагает также особую чувствительность историка к языку и понятиям изучаемой эпохи, к ее символам и ритуалам. Эти понятия и представления людей прошлого могут обозначаться разными терминами («ментальность», «культу pa», «сознание» и т.д.), но в любом случае сохраняется установка на диалог с прошлым, на выявление его «инаковости», качественного своеобразия, отличий от времени, в котором живет исследователь». Нельзя не согласиться с И. Чечель, которая отметила, что антропологический метод дает возможность уловить модификацию представлений историков, учесть то, что их научные представления были обусловлены и социально.56 Однако антропологический подход не является универсальным. Ограниченность концепции менталитета, например, М. Кром видит в предположениях об однородной социокультурной среде: «с одной стороны, способность абстрагироваться от индивидуальных различий позволяет историкам ментальностей выдвигать правдоподобные объяснительные модели, с другой же стороны, получающаяся в итоге «ментальная» картина является несомненным упрощением реальной действительности».57

Рассмотрению индивидуального человеческого опыта как общественно значимого помогла герменевтика, способствующая проникновению во время, создающая условия для объяснения эпохи из нее самой, на основе письмен со ных источников, то есть самовыражения человека в текстах. Эффективным оказалось и использование принципа экзистенционализма. Основы его заложили К. Ясперс и Ж.П. Сартр. Последний говорил: «Под гуманизмом можно понимать теорию, которая рассматривает человека как цель и высшую ценность».59 Для исследователя истории и историографии Гражданской войны принцип гуманизма весьма существен при объяснении особенно стрессовых моментов: страданий, лишений, жестокой борьбы, бытия перед лицом смерти. Гуманизм необходим и для рассмотрения пограничных ситуаций, какими являются фронт и тыл, война и мир, жизнь и смерть, вера и безверие и многие другие, то есть того, что в стабильной мирной жизни не ощущается с такой остротой. Ведь в условиях войны человек по-иному смотрит и на себя, и на окружающую его действительность. В его сознании происходит переоценка ценностей, следовательно, формируются условия для появления нового типа личности.

Важное значение имело использование общенаучных методов исследования, оказавших воздействие на развитие теоретических концепций современной историографии, например, системно-структурного метода и метода синергетики. Синергетика дала возможность объемного и динамичного рассмотрения сложных исторических систем, с учетом их саморазвития и активного поведения подсистем, включенных в них людей, действующих в соответствии со своими интересами внутри подвижного социума, время от времени переживающего точки бифуркации, центром которых является человек.

Достижение цели, поставленной в диссертации, невозможно без использования междисциплинарного подхода, дающего возможность использования методических достижений других гуманитарных наук - отечественной истории, исторической антропологии, социологии, философии, культурологии, лингвистики, психологии. В работе оказались полезными общепризнанные методы источниковедческого анализа - выявление, отбор, научная критика источников. Выбор темы и подходов для ее изучения, определение круга источников, в целом «культура творчества историка» дают представление о том, с какой степенью основательности исследователю удалось объяснить условия жизни, особенности деятельности человека в обстановке войны, а также воздействие Гражданской войны на Урале и настоящее и будущее региона. Ни один из методов не стал универсальным, все они способны уловить, с той или иной степенью точности, отдельные стороны изучаемых человеком явлений.

Источниковой базой работы послужил комплекс исторической, истори-ко-экономической, обществоведческой, краеведческой, публицистической ли тературы, в которой с той или иной степенью основательности раскрываются вопросы существования человека в условиях Гражданской войны на Урале. Это сочинения теоретико-методологического характера, обобщающие работы по истории Гражданской войны, труды по конкретной проблематике, статьи, брошюры, диссертации и авторефераты диссертаций. Пришлось осуществить и переоценку публикаций, вышедших в прошлые годы, с учетом изменения научной парадигмы, кроме того, появилась возможность включить в историографическое рассмотрение ранее недоступные для анализа труды. Серьезным фактором, оказавшим влияние на изучение поставленной проблемы, явились публикации зарубежных коллег. Их исследования были привлечены для объяснения историографического процесса в России.

Спецификой современного историографического исследования является обращение непосредственно к документальному материалу, так как без привлечения достижений современного источниковедения трудно оценить уровень профессионализма авторов и качество исторических сочинений. В работе оказались полезными программные документы политических партий и общественных объединений, материалы делопроизводства как государственных, так и общественных структур. В работе оказались полезны сочинения, выступления, материалы переписки видных общественных и государственных деятелей - И.В. Ленина, Л.Д. Троцкого, М.В. Фрунзе, В.К. Блюхера, А.С. Бубнова, С.С. Каменева, М.Н. Тухачевского, принимавших деятельное участие в событиях, развернувшихся в рассматриваемый период на Урале. Оказались полезными законодательные акты правительств, власть которых распространялась на рассматриваемую в диссертации территорию, программные, уставные и директивные документы политических партий и объединений, данные их съездов, конференций, пленумов, а так же материалы переписки. Важные данные были почерпнуты в материалах переписки, периодических изданиях, источниках личного характера, в числе которых письма, жа лобы, воспоминания, политические, философские и публицистические сочинения.

Для определения собственной позиции, уточнения фактов, имеющихся в литературе, выявления возможностей дальнейшего изучения темы автор не ограничился только опубликованными источниками и включил данные центральных и местных архивов. Особую ценность представляют материалы центральных архивов. В Государственном архиве Российской федерации (ГАРФ) хранится значительный комплекс источников по организации исследований истории Гражданской войны на Урале, который помогает представить науку как часть общества, а также восстановить ситуацию, складывавшуюся внутри исследовательских коллективов на каждом из этапов разработки темы. В основном это материалы делопроизводства: приказы, протоколы, деловая переписка. Важные материалы содержит и фонд Наркомата юстиции. Они оказались весьма полезными при анализе правового положения граждан в период Гражданской войны. В их числе доклады о состоянии и подчиненности мест заключения, количестве заключенных и характере преступлений, а также мерах по их пресечению. В Российском государственном военном архиве (РГВА) хранятся полезные материалы, относящиеся непосредственно к рассматриваемому периоду 1918 - 1922 гг. Их характер весьма разнообразен. Это служебные записки, доклады с мест, данные разведки, обзоры и сводки наблюдателей и информаторов о состоянии воинских частей и настроении населения, материалы переписки, анкетные данные, выступления официальных лиц и рядовых участников событий на собраниях и конференциях разных уровней, письма «во власть». Особую ценность представили документы фондов Уральского военного округа, Управления армиями Восточного фронта, управления 2-й, 3-й, 4-й, 5-й армий Восточного фронта, Всероссийского главного штаба. В Государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) особенно важен был фонд о деятельности общественных организаций и политических объединений годы Гражданской войны.

Значительный фонд данных по истории Гражданской войны на Урале хранится в местных государственных архивах — Государственном архиве Свердловской Области (ГАСО) и Государственном архиве Тюменской области (ГАТО) и Государственном архиве общественных и политических объединений Тюменской области (ГАОПОТО). Оказались необходимы данные, непосредственно относящиеся к периоду 1918 — 1921 гг. и позволяющие получить обоснованные ответы на поставленные вопросы. Многие материалы уже стали объектом специального источниковедческого анализа. В работе оказались полезными документы делопроизводства ученых советов вузов Урала содержащие данные об организации, специфике творчества ученых в разные периоды изучения темы, а также личные фонды ученых, содержащие неопубликованные рукописи исследований, материалы издательств, содержащие подготовительные материалы к изданию документальных сборников и научных трудов. Особый интерес вызвали документы делопроизводства местных военкоматов, сведения статистических бюро, учреждений здравоохранения, народного образования, социального обеспечения, правопорядка, комитетов помощи голодающим. Большая часть неопубликованных источников вводиться в научный оборот впервые.

Данная работа имеет научную и практическую значимость. Рассмотрение социальных сторон Гражданской войны в крупных регионах России способствует анализу причин, сути, хода, итогов и исторического значения данного события, объяснению как закономерных тенденций, так и субъективных факторов войны, активизирует изучение проблем ментальности, повседневности, самоопределения и социального поведения людей в жестких условиях. Исследование указанных проблем расширяет поле для дальнейших исследований этого сложного периода, утверждая необходимость корреляции научного поиска с человеком, как жившим, так и живущим, с миром его чувств, переживаний, с его культурой, моралью. Такой подход позволяет уйти от противопоставления общественного и индивидуального, изоляции политики и идеологии от экономической и социальной жизни людей, приблизиться к анализу их органического сочетания. Актуализация микропроблем темы формирует поле для дальнейшего анализа, в котором индивидуальное не противоречит общественному, логично вписывается в систему коллективных отношений.

Историографическое изучение истории жизни населения Урала в период Гражданской войны способствует комплексному рассмотрению темы, актуализации исследований по истории условий жизни людей в период Гражданской войны, создавая базу для дальнейшего углубленного анализа проблемы, способствуя утверждению корреляции научного поиска с человеком, как жившим, так и живущим. Итоги данной работы могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории Гражданской войны, при чтении спецкурсов по политическому источниковедению и историографии истории России. Материалы диссертации стали основой методических разработок к курсу «История Отечества», были использованы при определении тем курсовых и дипломных сочинений. Исследование может стать пособием для преподавателей, аспирантов, студентов, учителей.

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры документоведения, историографии и источниковедения Тюменского государственного университета. Основные положения и результаты исследований были представлены на 20 международных, всероссийских и республиканских научных конференциях, состоявшихся в Москве, Екатеринбурге, Перми, Челябинске, Тюмени, Ишиме, Омске. Основное содержание диссертации изложено в 50 публикациях, общим объемом более 50 условных печатных листов. Материалы диссертации использованы при написании учебных пособий для студентов Тюменского госуниверситета, при подготовке лекций по источниковедению и историографии отечественной истории. Материалы диссертации использованы при написании лекций, которые были прочитаны студентам Тюменского государственного университета и слушателям курсов повышения квалификации при Тюменского областном государственном институте регионального образования, при написании статей для издания «Энциклопедия Тюменской области». 

Портрет исследователя истории Гражданской войны на Урале

Первые оценки состояния исследований по теме появились уже в 1920-е годы. Значительное место в них отводилось роли конкретных ученых и современников событий в освещении проблемы. Впоследствии литература 20-х гг. стала объектом специального историографического рассмотрения. Значительный вклад в изучение проблемы роли самого исследователя в освещении социальных аспектов Гражданской войны на Урале внесли О.А. Васьковский, А.Т. Тертышный, В.Д. Камынин, Е.Б. Заболотный. Авторы отметили широту проблематики публикаций, вышедших по истории Гражданской войны в первые годы Советской власти. Вместе с тем они отметили, что исследователь во многом зависел как от обстановки, складывавшейся в стране на том или ином этапе развития исторической науки, так и от уровня развития самих исследований по теме. Так, по мере становления марксистской историографии возможности ученых в анализе социальных проблем революционного периода все более ограничивались. О влиянии организационной скованности на исторические разработки говорили многие авторы. Как известно, монополия на научную деятельность взяла верх, властями последовательно осуществлялся принцип огосударствления науки, сопровождающийся ее идеологизацией, специалисты историки стали государственными служащими. Власти уделяли особое внимание формированию исторических школ, которые было легче контролировать, чем конкретных ученых. Большая роль в этом отношении от-водилась истпартам истпрофам и истмолам. Постепенно государственные органы стали контролировать все центры изучения истории Гражданской войны, начиная от крупных научных коллективов и кончая мелкими краеведческими обществами. Особенно жесткие меры принимались по охране архивных документов. Особую заботу руководство проявляло по отношению к работникам архивов. Ведь на них возлагались функции хранения материалов, большинство из которых были закрыты для исследователей. 4

Несмотря на усиление государственного контроля, относительное состояние свободы, характерное для дооктябрьского периода, продолжало господствовать в коллективах еще на протяжении нескольких лет. Десятки издательств выпускали книги, минуя государственную цензуру. Со временем контроль в издательской сфере наладили. Важную контролирующую функцию стал выполнять Главлит и его местные отделения. Важными центрами изучения истории Гражданской войны являлись редакции периодических изданий. В современном источниковедении имеются специальные исследования, посвященные отдельным группам периодики 20-х гг.5 По данным В. Т. Тормозова, только в журнале «Пролетарская революция» в 1921 - 1929 годах было опубликовано 28 рецензий на книги русского зарубежья.6 Журналы также использовались для публикации различных инструкций и рекомендаций для исследователей, от которых отходить не разрешали.7 Большое значение коммунисты уделяли роли печати в пропагандистской работе, которой была пронизана и исследовательская деятельность. Журналы, выходящие как в центре, так и на местах, призваны были освещать события так, как это было необходимо правящей партии. В этом отношении выделялись советские журналы «Пролетарская революция», «Большевик», «Борьба классов». В журнале «Пролетарская революция» имелся раздел «Материалы по истории контрреволюции», в котором размещались данные о новых публикациях. В обзорах литературы указывалось на важность работ пролетарских историков. Материалы по истории жизни населения под властью антибольшевистских режимов и первый период после освобождения края от Колчака рассматривались так же достаточно часто.

На местах имелись периодические издания, призванные по-ленински освещать историю Гражданской войны. Особенно много материалов помещалось в журнале «Уральский коммунист», издающемся в Екатеринбурге с 1922 г., в период подготовки к юбилейным датам. В местной периодике помещались и многочисленные инструкции, сковывающие исследовательский поиск рекомендациями и ограничениями.8 Публиковались и выдержки из работ небольшевистских авторов, вышедших в России, но с комментариями советских специалистов. К числу таких можно отнести публикацию отрывков из книги уральского кадета Л. А. Кроля «За три года», которую прокомментировал В. Быков. 9

Государство с первых лет взяло на себя функции формирования кадров специалистов. Особое внимание уделялось обучению группы историков партии, призванных выполнять функции агитаторов и пропагандистов. Большую роль в этом отношении отводили не только столичным высшим учебным заведениям, но и Уральскому коммунистическому Университету и Пермской коммунистической академии. Власть понимала важность формирования отряда ученых из среды рабоче-крестьянской интеллигенции. Пролетариям давали льготы при поступлении в вузы, тогда как потомков буржуазии в вузы практически не брали. Выдвиженцы быстро схватывали нехитрую суть «новых» исторических постулатов. Соотношение научных сил быстро менялось в пользу новобранцев. Основная их часть сформировала научные взгляды под влиянием сталинской идеологии в условиях разрыва с дореволюционными историческими школами и была либо убеждена в правоте своего дела, либо оказалась в плену надежд на сравнительно обеспеченную жизнь при условии поддержки режима.

Историки о ценностных установках, планах «демократической» интеллигенции и попытках их реализации на Урале

Историками не раз отмечался слабый уровень разработки роли российской интеллигенции, социал-демократии и социал-революционеров в событиях Гражданской войны. В небольшевистских публикациях 1920-х гг. «третий путь расценивался как один из самых перспективных в ходе борьбы, в то же время в советской историографии вся непролетарская политическая элита виделась сплошь контрреволюционной силой. Период лета 1918 - осени 1918 г., когда у руля временных правительств на Урале оказались представители «демократии», в марксистской литературе получил название «демократической контрреволюции», действия властей были названы антинародными и бесперспективными. Однако сегодня оценки событий значительно изменились.2

По мнению большевистских историков, временные правительства раздирали внутренние противоречия, они победили за счет чехословаков и не имели опоры в массах.3 В 20-е гг. Н. Е. Какурин связывал победы контрреволюции с тем, что советская власть не имела «достаточно времени для прочной советизации своего тыла».4 В начальный период Гражданской войны, подчеркивала В. В. Владимирова, в авангарде антибольшевистских сил стояли социалисты - революционеры и меньшевики, а монархическая реакция «шла на вторых ролях за правыми социалистами». По мнению исследователей, демократия не смогла сдержать анархию и эволюционизировала в сторону военной диктатуры, и ее мелкобуржуазные представители оказались за рамками власти. Морально-психологический облик демократической интеллигенции не являлся предметом специальных разработок большевистских историков, а ее поведение рассматривалось через призму марксистско-ленинского подхода. Интеллигенция виделась группой, далекой от рабочих и крестьян, объективным представлялось и движение демократии к краху. В оценках демократов преобладали негативные черты. Их обвиняли в непротивлении крупной буржуазии.5

С. Пионтковский видел в Комуче воплощение чаяний демократически настроенного населения Урала. Идеи демократии нашли отражение в политической декларации Комуча, которая предполагала создание в России капитализма смягченного государственным регулированием. Однако судьба этого правительства, считает С. Пионтковский, была предрешена: буржуазия считала Комуч красным, а большевики белым правительством. И. Майский считал главной опорой демократии города, интеллигенцию и «...партийные элементы из эсеровского и меньшевистского лагеря». Рабочие относились к Директории «более чем прохладно», а крестьянство вообще не интересовалось событиями в городе. Отношение к Директории, совершившей попытку объединения антибольшевистских сил, не отличалось уважением. В Омске, писал И. Майский, «Директория помещалась в небольшом двухэтажном здании ... и это было настоящим символом: так характеризовалось отношение сибирской власти к Директории... Ибо Директория являлась носительницей идеи всероссийской власти, а сибиряки почти все сплошь областники». Бывшие члены Сибирского правительства изображали директоров в виде «кроваво-красных революционеров».7 И. М. Майский считал судьбу демократии в России предрешенной из-за недостатка помощи демократии, нехватки у ее сторонников необходимых для борьбы сил. Аналогичное впечатление записал 6 октября 1918 г. в своем дневнике и П.В. Вологодский: «Сегодня я посетил Директорию. Все произвели хорошее впечатление. Один только В. В. Зензинов не произвел определенного впечатления. Он все время упорно молчал. Окружающие Директорию своим внешним видом произвели впечатление отрица-тельное - они отдавали совдеповщиной». И. Майский заявлял, что к осени 1918 г. борьба шла между диктатурой пролетариата и «реставрацией», никакой третьей силы, стоящей посередине, уже не было.9 Демократия закономерно скатилась к Директории, не сумев «собрать необходимых сил для своего утверждения в действительности...Очевидно, Россия оказалась уже перезревшей для демократии и созревшей для перехода от капитализма к социализму».10 Теоретически он принимал возможность демократического развития страны, но этот тезис не получил развития в советской историографии. Директория, по мнению В. В. Владимировой, имела «правый облик», с «примесью религиозно-правого уклона», и в октябре 1918 г. Екатеринбург находился в состоянии явного «двоевластья», а то и «троевластья» - большевиков, демократов и монархистов. В. В. Владимирова видела в борьбе большевиков с «демократической контрреволюцией» борьбу Февраля с Октябрем, а крах временных правительств привел к открытой борьбе пролетариата и буржуазии без «промежуточных», нерешительных демократов. А. Соколов, Н. Владимирова считали демократов промежуточными, нерешительными друзьями буржуазии, терпящими поражение под ударами реакции. Отвержение массами «демократических правительств», по их мнению, естественный процесс перехода к борьбе между классами буржуазии и пролетариата. В. Владимирова считала членов Директории готовыми пойти навстречу сибирской реакции, а та ненавидела директоров только за то, что среди них было два «горе-социалиста — Авксентьев и Зензинов». По мнению Н. Корнатовского, Я. Янсо-на, А. Анишева, у демократов не было крепкой опоры внутри страны, серьезными были и внутренние противоречия. Негодование «демократов» вызывали сторонники твердой руки, что усиливало противоречия внутри антибольшевистского фронта.

Уральский историк А. Таняев указывал на ведущую роль стран Антанты и чехословаков в создании Временного правительства Урала в Екатеринбурге. Прозападное правительство, конечно, считает историк, не стремилось улучшить положение трудящихся, и условия жизни уральцев ухудшились. А. Ос-лоновский, А. Орлов, А. Баранов, П. Быков представляли создание Временного правительства Урала сговором местной буржуазии. В работе Р. Силлинг говорилось об особенностях уральской буржуазии, которую не устраивали ни правая программа Омского правительства, ни позиция Комуча, ратовавшего за Учредительное собрание. Буржуазия Урала выступала за порядок, неприкосновенность частного капитала, но и понимала необходимость заигрывания с пролетариатом, который представлял собой организованную силу, способную отстаивать свои интересы. П. Лисовский отметил, что в Комуч в Самаре не смог сплотить нужные для победы силы, была создана Директория, которой по приезде в Омск не удалось найти взаимопонимания с сибирскими областниками. По мнению исследователей, налицо была разобщенность демократии. И. Тунтул сделал вывод о невозможности самостоятельного существования «третьей силы» в условиях острой классовой борьбы: соглашатели являлись лишь подмостками для установления буржуазно-помещичьей власти, «...учредиловская курица высидела Колчака». А. Ослоновский и А. Орлов заметили увядание «русской демократии», как только военным министром стал Колчак. Л. Сосновский и Н. Святицкий обратили внимание на конфликт, возникший между представителями мелкобуржуазных партий и колчаковцами, так как после переворота членов съезда Учредительного собрания выслали из Екатеринбурга. Переворот не был неожиданностью, но соглашатели, не рас-полагая реальной силой, вынуждены были отступить. Большое внимание анализу причин краха Директории уделял В.Д. Вегман. Рассматривая взаимоотношения директоров и сибирских областников осенью 1918 г. В.Д. Вегман приходил к заключению об отсутствии взаимопонимания между ними. Неудачные попытки создания «демократической контрреволюцией» новой власти В. Д. Вегман связывал с разобщенностью демократии.

Гражданская позиция уральских управленцев в оценке российских исследователей

В российской исторической литературе не сложилось портрета советского управленца периода первых лет советской власти, имеются лишь работы, освещающие революционный путь большевиков и относящиеся к историографии советского периода. В публикациях последних лет преобладают негативные характеристики советских управленцев.

В публикациях 1920-х гг. получила освещение государственная политика формирования кадров советских руководителей. В ее основе лежал ленинский идеал коммуниста. Именно коммунист, по мысли вождя, при поддержке властей должен стать лидером, примером для подражания. Публикации пестрели типичными примерами. В них руководители представлялись непреклонными борцами за правое дело пролетариата, готовыми пожертвовать жизнью ради победы. Особое внимание уделялось воспитанию подрастающей смены. Лидеры понимали: дело будет жить, пока есть те, кто принимает большевистские идеи. Авторы исходили их того, что жизненные ценности большевиков и их реальное поведение полностью соответствовало объектив- ному развитию общества. Лучшим «материалом» для формирования нового руководителя считались выходцы из бедняцких слоев, но допускалось проникновение в среду большевиков предателей, поэтому и среди них, даже в среде начальников, было распространено недоверие и подозрительность.4 Идеологи большевизма предлагали руководителям опираться на основные черты российского характера: преклонение перед героями, стремление к равенству, коллективизму, вера в справедливость. Необходимым условием формирования нового человека было советское государство, которым должны были управлять простые служащие, действующие в рамках выборных органов-советов, объединявших все ветви власти законодательную, исполнительную, судебную. Именно Советы призваны были регулировать отношения человека, общества и государства. Главным качеством лидера являлась приверженность делу коммунизма, а не деловые способности. Однако практика показала, что, кроме преданности революции управленцам необходимы были и профессиональные качества.

Уральская литература 1920-х гг. содержала значительный материал о большевиках, занимавших важные партийные и государственные посты во время войны. Среди публикаций о советских руководителях выделяются работы У. Манюка, В. Шах-Гильдина, Ф. Маркуса, А. Таняева.5 Анализ социального состава местных советов показал, что в органах власти преобладали члены партии, но образованных людей среди них оказалось мало.6 Авторы говорили о необходимости сосредоточения власти в руках немногих лиц. П. А. Россомахин писал о своих встречах в годы Гражданской войны с людьми разных типов даже среди большевиков. Трудиться приходилось круглые сутки: занимались формированием Красной гвардии, требовали от подчиненных дисциплину, действовали решительно в борьбе с контрреволюцией. В состав штаба города Туринска Тюменской губернии, где он тогда работал, входили 5 человек. Товарищ Николаев, являвшийся председателем Военно-революционного штаба, остался, отмечает П.А. Россомахин, работать в тылу у белых, но подпольщика выявили и расстреляли. Историк нарисовал портрет товарища: «Коренастый, плотный, богатырски сложенный, с большой бородой, грубым голосом, большими руками. Он по внешности производил впечатление сурового, черствого человека. Его твердость в проведении классовой, большевистской линии была всем известна.. .Живя от города за 3 км., т. Николаев большую часть суток проводил на работе в Совдепе». Здесь же присутствует и антипод Николаева - предатель Лишенко: «Вид Лишенко был чрезвычайно революционный: большая красная лента на бескозырке, за поясом две-три бутылочных гранаты, револьвер, открытый ворот и мрачный взгляд. Остальные одевались просто, имея при себе только револьвер и то не на виду». П. А. Россомахин откровенно пишет о деятельности штаба перед падением советской власти: пришлось надавить на местную буржуазию, собрать контрибуцию, расстрелять сидевших в тюрьме 5 человек. В их числе — царского сыщика, попа, призывавшего к свержению советов, и крупного спекулянта - Немецкого.8 Историки рассматривали процесс вовлечения женщин в советское строительство. Появились сочинения о новой роли женщины в обществе, ведь ее уравняли в правах с мужчинами.9

Авторы признавали, что некоторые советские руководители не были лишены вредных привычек, не отличались культурой поведения, показали себя как бюрократы, хапуги и пьяницы.10 Промахи местных руководителей замечали обыватели. В. К. Дебогорий-Мокриевич писал, что в Екатеринбурге большевики награбили миллионы казенных денег, захватили дорогое имущество и особняки богатеев, пользовались их автомобилями, опустошали винные погреба, катались «как сыр в масле». После ликвидации советской власти большевикам пришлось перекочевывать в Пермь, а там свои коммунисты», «своя власть», которые не хотели расставаться с «теплыми местами». В. К. Дебогорий - Мокриевич вспоминал о вооруженных стычках между пермскими и приехавшими из Екатеринбурга большевиками, приходилось военным усмирять «перегрызшихся товарищей». Страдали, считает мемуарист, обыватели, так как «...не проходило дня без новых повышений контрибуций, которые выплачивались под дулом револьвера либо острием штыка».11 Эсер Н. В. Святицкий считал, что большевистская централизация привела к падению инициативы у советских служащих, на местах процветали волокита и бюрократизм. Он говорил о необходимости сочетания централизма и де-центризма в руководстве регионом.1

В российской эмигрантской литературе возобладал образ политизированного большевика, способного для достижения своей цели на самые крайние меры. С. П. Мелыунов писал, что нельзя закрывать глаза на отход в варварство, где правит бал «ужас политического террора», «святого насилия», на то, что большевики сделали террор государственной политикой. Н. А. Бердяев считал, что советский лидер вышел из войны, отличался хваткой, новым отношением к жизни, решительностью. Он не был похож на старую русскую интеллигенцию. В нем не хватало доброты, не было расплывчатости и неопределенности.

Зарубежная историография не обошла вниманием нравственный аспект в образе новых руководителей. Исследователи в большинстве своем говорили о жесткости и безответственности революционеров.14 Бертран Рассел разделил руководящие круги страны на три группы. Первая, самая надежная, это гвардия старых революционеров-фанатиков большевистской идеи, которые после революции заняли самые высокие посты. Вторая группа - карьеристы, примкнувшие к большевикам из-за возможностей материальной и политической выгоды. Третью группу составляли люди, стремившиеся к стабильности и поддержавшие большевиков, как наиболее реальную силу в государстве Он отмечал, что большевизм - это религия, а не просто политическое движение. Участники этого движения невосприимчивы к доказательствам науки и совершают интеллектуальное самоубийство, так как у них больше желания разрушить старое зло, чем создать новое добро. Большевизм, по его мнению, продукт жестокости царского режима, войны и голода. Он уверен: для установления идеального строя, каким является коммунизм, люди должны быть подвигнуты надеждой, а не доведены до нее отчаянием.15

Историки о социальной позиции горожан после краха Колчака

Особую роль в победе большевиков историки отводили рабочим. Серьезное внимание и те, и другие уделяли авангардной роли пролетариата в борьбе с контрреволюцией, что нашло отражение в историографических сочинениях. Советские исследователи положительно оценивали публикации, в которых говорилось о поддержке большевиков рабочими Урала, о мобилизующей роли пролетариата в борьбе с контрреволюцией. В исследованиях В. Д. Камынина, В. В. Фельдмана, В. С. Скробова, Н. М. Щербаковой, Т. Ф. Кобылкина, М. А. Фельдмана, Л. А. Фофановой, В. Н. Ильченко, А. С. Верещагина, Н. И. Дмитриева подведены итоги изучения истории уральского пролетариата, организации и управления промышленностью в годы Гражданской войны.1

В литературе 20-х гг. изучение рабочих шло с учетом их «социальной природы» и уральской специфики. Авторами отмечалось ухудшение социально-экономической ситуации в регионе после освобождения Урала от Колчака в связи с разрухой, ответственность за которую возлагали на белых. В публикациях говорилось, что белые разрушили предприятия перед отступлением, уничтожались станки, оборудование, средства связи. В этих условиях, подчеркивали советские исследователи, остро встал вопрос создания прочного союза рабочих и крестьян, так необходимого не только для борьбы с контрреволюцией, но и для подъема разрушенного войной хозяйства. Книги пестрели лозунгами: «Смерть врагам революции!», «Вечная память товарищам, погибшим за правое дело».2 Часть исследований посвящалась борьбе большевиков с меньшевиками и эсерами. Всякое недовольство властями расценивалось как контрреволюция. Со временем, даже судя по большевистским изданиям 1920-х гг., недовольство рабочих властями возросло, а в среде коммунистов появился пессимизм.

Складывался классовый подход к изучению темы. В советской исторической литературе всегда много места отводилось освещению роли искренних сторонников большевиков. Такая позиция исследователей поддерживалась государством. Несомненно, что в центре внимания были рабочие и красноармейцы. В публикациях отмечалась возросшая роль женщин в промышленном производстве.4 Историки так и не признали того факта, что не все люди действовали в соответствии со своей классовой принадлежностью, и в рядах антибольшевистского городского движения встречались и рабочие, и крестьяне, и бывшие красноармейцы.

Однако появлялись публикации, свидетельствующие об осложнении социально-экономического положения рабочих после освобождения региона от белых. С. П. Сигов указывал на сокращение числа работающих предприятий: до войны их было 120, а в 1920 г. только 91, сократилась и численность работающих. В. А. Овсянников отметил ухудшение качества жизни уральского пролетариата. К конце Гражданской войны зарплата составила 68% довоенного времени, имела место уравниловка, даже квалифицированные рабочие получали 55 % от уровня 1917 г., цены росли, рабочие теряли заинтересованность в результатах труда. Такое положение соответствовало ситуации, складывавшейся во всей России. В соответствии с данными государственной статистики, число рабочих в стране значительно уменьшилось. Например, численность работающих в крупной промышленности сократилась с 2011 тыс. человек в 1918 г. до 1334 тыс. в 1919 г., в 1920 г. число рабочих еще сократилось и составило 1. 222 тыс. человек, а в 1921 г. численность тружеников крупной промышленности достигла 1185 тыс. человек. Падала и производительность труда, и объемы произведенной продукции. Так, так если валовая продукция всех крупных предприятий России оценивалась 1844, 8 млн. руб., то в 1919 г. только 954, 4 млн. руб., в 1920 г.. 818, 3 млн. руб., а в 1921 г. 1168 млн. руб.

В 1930 - 1950-е гг. в советских изданиях окончательно утвердилось идея не только об авангардной роли пролетариата, но и об его однородности, как экономической, так и политической, это позволило трудящимся, по мнению историков, без колебаний сделать бесповоротный и однозначный выбор в пользу советской власти.

В литературе второй половины 1950-х - 1980-х гг. много внимания уделялось героической борьбе и масштабности победы большевиков в регионах, которая обуславливалась поддержкой рабочего класса. Говоря о городском труженике как о проводнике замыслов РКП (б) авторы приводили примеры проявления энтузиазма уральцев, стремящихся к новой жизни, роста численности рабочих в партии коммунистов, занятия ими важных постов в советах в ходе выборов на Урале. В центре внимания оказались вопросы развития промышленности, организации производства, привлечения старых специалистов. Главное внимание уделялось ведущей роли коммунистов в восстановлении промышленности после войны. Исследователи рассмотрели борьбу большевиков с меньшевиками и эсерами в период после освобождения региона от Колчака, подчеркнув, что уральские рабочие приняли в ней самое активное участие.8 Специфика положения, сложившегося в рабочей среде после изгнания Колчака, нашла освещение в работах уральских исследователей О. А. Васьковского, А. Т. Тертышного, И. С. Капцуговича, И. В. Гусельникова, А.И. Лахмана, Т.И. Чесноковой, А.Я.Ниренбурга, Г.В. Пожидаевой.9 Ученым пришлось признать «колебания» части рабочих и участие «наиболее отсталых» в антисоветских мятежах уже после победы над Колчаком. Авторы основное внимание сосредотачивали на недовольстве горожан политикой белогвардейцев. Исследователи промышленности не смогли не заметить замирание светской и «военнизацию» городской жизни, которая имела место в годы вооруженной борьбы, так как основное внимание уделялось предприятиям, работавшим на обеспечение фронта. Уходя, выяснил, Н.И. Дмитриев, белые делали попытки эвакуации наиболее важных для них предприятий, что привело к разграблению многих производств, оттоку инженеров, квалифицированных рабочих, которые уходили с белыми частями. С заводов Алапаевского, Горноблагодатского, Невьянского, Нижнетагильского, округов, пишет Н. И. Дмитриев, уехали 25, 7 % служащих, а с предприятий Златоустовского округа от 15 до 64 % состава инженеров и техников и 13 % рабочих.10 Убытки, понесенные уральской промышленностью при эвакуации в 1919 г., считает историк, составили более 56 млн. рублей.11 При этом о горожанах и народном благосостоянии белые не задумывались.