Историография проблемы присоединения Туркестанского края к России Брежнева Светлана Николаевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава первая. Освещение русско-азиатских отношений до начала завоевания Туркестана в архивных документах .

1.1. Русско-азиатские отношения до начала планомерного наступления России на Туркестан с.57.

1.2. Подготовка присоединения Туркестанского края к России и ее освещение в архивных документах с.92.

Глава вторая. Присоединение Туркестана к России в дореволюционной историографии .

2.1. Описание военных мероприятий России по завоеванию Туркестана в мемуарной литературе с. 130.

2.2. Местные литературные источники о присоединении Туркестана к России с. 173.

2.3. Присоединение Туркестана к России в трудах дореволюционных историков-востоковедов с.212.

Глава третья. Советская историография о присоединении Туркестана к России .

3.1. Советская историография вопроса о присоединении Туркестана к России в 20-30-х гг. XX в с.283.

3.2. Советская историография вопроса в 40-50-х гг. XX в. в свете критики «школы Покровского» с.303.

3.3. Утверждение концепции советской историографии о «прогрессивном значении» присоединения Туркестана к России в 60-80-х гг. XX в с.364.

Глава четвертая. Постсоветская историография проблемы присоединения Туркестана к России .

4.1. Современная отечественная историография проблемы присоединения Туркестана к России с.446.

4.2. Формирование национальной историографии проблемы в бывших республиках СССР на рубеже ХХ-ХХ1 вв ..с.500.

Заключение с.557.

Использованные источники и литература с.576

• Русско-азиатские отношения до начала планомерного наступления России на Туркестан
• Описание военных мероприятий России по завоеванию Туркестана в мемуарной литературе
• Советская историография вопроса в 40-50-х гг. XX в. в свете критики «школы Покровского»
• Современная отечественная историография проблемы присоединения Туркестана к России

Введение к работе

Обоснование темы и задачи исследования. Историографические источники по исследуемой проблематике.

Актуальность темы исследования. Прекращение существования СССР и последующий за этим поспешный раздел научной собственности, ликвидация единых идей и концепций вызвали к жизни множество попыток создания «настоящей, правдивой» истории народов, некогда объединенных единым названием «советский народ». Избавившись от идеологического диктата Москвы, историки бывших среднеазиатских республик Советского Союза стремясь к созданию собственной истории, зачастую отказываются от всего того исторического наследия, которое веками создавалось исторической наукой. Значительными тиражами издаются весьма сомнительные с научной точки зрения, учебные пособия и другая псевдонаучная литература, что отнюдь не способствует развитию исторического знания. Поскольку все это происходит на фоне обострившихся межнациональных отношений, то Россию как правило обвиняют в геноциде, колониальном грабеже, попрании прав и интересов среднеазиатских народов. Основным вопросом, активно обсуждающимся в научной среде и в средствах массовой информации центральноазиатских государств, является вопрос о присоединении этих народов к России.

Историками центральноазиатского региона СНГ за последнее десятилетие написано немало трудов, посвященных вопросу присоединения к России, отражающих негативное восприятие действий России на этой территории. Россию обвиняют в насильственном присоединении Туркестана, считают, что утверждение России в регионе привело к свертыванию национальной экономики, ликвидации национальной независимости. Открытие русско-туземных школ в регионе объясняется тем, что правительству необходимы были преданные чиновники. В результате проведения русификаторской политики обеднела национальная культура, не было необходимости в капиталистическом развитии края и т.д.

Национальная история, написанная с подобных позиций, представляет собой крайний взгляд. Для историков данного региона характерны и менее жесткие точки зрения. Все зависит от того, что пропагандируют средства массовой информации и выступления первых лиц государства. Так, отвечая на вызов политической элиты, формируется национальная историография, основой которой является переосмысление прошлого посредством культивирования национально-патриотических взглядов, особенно в оценке истории взаимоотношений русского народа и народов Центральной Азии на протяжении предшествующих столетий. Потребность адекватного реагирования на вызов национальных историографии новых независимых государств, образовавшихся на постсоветском пространстве, становится реальностью и должна порождать ответные действия со стороны российской историографии.

В отличие от национальных историографии, которые стремятся начинать свою историю «с чистого листа», отрицая весь предшествующий опыт историографической науки, современная российская историография вопроса должна обеспечить преемственную связь в развитии исторической мысли, определить ее перспективы на каждом конкретном направлении.

С момента присоединения Туркестана к России создано немало исторических трудов, отражающих данный процесс в соответствии с определенным концептуальным подходом. В советские времена этап дореволюционной историографии характеризовался как «кризис буржуазно-дворянской историографии в период империализма» из-за нежелания большинства буржуазных историков рассматривать материалистическое понимание истории как высшее достижение исторической мысли и как качественно новый этап в развитии российской историографии. Проявление этого кризиса усматривалось в отказе от признания поступательного и закономерного хода истории, от исторического монизма, в игнорировании роли народных масс, классовой борьбы и революционного движения. Это была крайняя точка зрения, игнорировавшая объективную социальную ситуацию.

Со второй половины 80-х гг. XX в. в связи с началом «перестроечных процессов» среди историков утвердилось мнение о том, что выход из кризиса исторической науки заключается в изучении дореволюционной историографии. Современные историки считают, что «нет оснований характеризовать состояние российской историографии конца XIX начала XX в. как «кризисное»: на самом деле развитие российской исторической мысли шло по восходящей линии»1. Однако, многие современные исследователи относятся к наследию дореволюционных авторов некритически, без учета того, что историческая наука с того времени продвинулась далеко вперед. Такой подход может привести к простой реанимации устаревших концепций, он не дает дополнительного импульса для развития современной науки.

Большое внимание современные историографы уделяют развитию исторической науки в советский период. Следует отметить, что большинство современных историков сформировалось именно в это время. За последние 10 лет оценки советской историографии эволюционизировали от признания «некоторых негативных моментов» в деятельности советских историков, привнесенных культом личности И.В.Сталина до полного отрицания достижений в «феномене советской историографии». Например, Ю.Н.Афанасьев определяет советскую историографию как «особый научно-политический феномен, гармонично вписанный в систему тоталитарного государства и приспособленный к обслуживанию его идейно-политических потребностей»1. Такой подход отрицает какое-либо позитивное содержание в трудах советских историков. Однако, в предшествовавшей историографии был обобщен значительный фактический материал, осмыслен ряд важных вопросов эволюции исторической науки, ее периодизация, разработаны принципы и методы анализа историографических фактов. Советские историографы в объект исследования включали не только эволюцию исторической мысли, труды историков, концепции, их обоснование и аргументацию, влияние на процесс развития науки, но и такие важные элементы, как деятельность исторических учреждений, организационные формы исторических исследований, состояние источниковой базы исторической науки, совершенствование методики исторического исследования, воздействие на науку государственной политики.

Следует признать, что современная историческая наука приобрела немало новых черт, совокупность которых свидетельствует о ее вступлении в качественно новый период своего развития. Целью современных историографов является обобщение накопленного опыта как дореволюционных, так и советских историографов, отделение негативных моментов от позитивных.

Из всего этого вытекает актуальность темы исследования. Чтобы разобраться во всем многообразии мнений относительно вопроса присоединения Туркестана к России, необходимо взвешенно и объективно рассмотреть всю историографию проблемы и попытаться ответить на вопрос, - чем является вхождение Средней Азии в состав России - откатом назад или, напротив, движением вперед.

Анализ всей имеющейся литературы по данной проблеме приобретает особую актуальность еще и в связи с нарастанием угрозы исламского фундаментализма. Как никогда ранее необходимо объединение всех миротворческих сил, в том числе стран СНГ, тогда как некоторые историки своими измышлениями оказывают отрицательное воздействие на общественное сознание. В связи с этим необходимо изучение опыта сосуществования христианской и мусульманской религий в пределах одного государства, учет опыта и ошибок совместного проживания, анализ фактов, способных привести к проявлению негативных тенденций по отношению к христианским народам.

Степень изученности темы. Изучение проблемы присоединения Туркестанского края к России проходило в соответствии с основными этапами развития исторической науки в нашей стране. Историческую литературу, в которой в той или иной мере нашли отражение историографические аспекты рассматриваемой темы, с учетом генетики накопления знаний, специфики концептуальных подходов, особенностей развития историографической мысли целесообразно разделить на следующие группы:

- издания периода завоевания Туркестана и установления там административных порядков Российской империи;

- работы, написанные в период существования Советского Союза;

- исследования российских ученых постсоветского периода;

- работы центрально-азиатских ученых после получения ими суверенитета;

- труды зарубежных историков.

Характеризуя работы первой группы, следует отметить, что большая часть литературы о Туркестане, написанная в досоветский период, посвящена вопросам завоевания, походам российских войск, внешним сношениям царской России с рядом стран Востока, их экономике, этнографии. Первые работы по истории завоевания Туркестана были написаны участниками и очевидцами событий в виде небольших очерков, как правило, они отражали личные впечатления авторов и не носили научного характера. Тем не менее, мемуары являются ценнейшим видом источников, т.к. представляют собой достаточно объективное отражение действительности и большой фактологический материал. Почти все крупные военные сражения нашли отражение в статьях современников и участников событий, публиковавшихся в российских журналах «Русский вестник», «Русская мысль», «Вестник Европы», «Исторический вестник», «Русский архив», «Военно-исторический вестник» и других. Наибольшее количество мемуаров появилось в связи с такими крупными военными действиями, как взятие Ак-Мечети, Ташкента, Самарканда, Хивинский поход 1873 г., первая и вторая Ахалтекинские экспедиции1. Несмотря на то, что в мемуарах участников событий отражен весь ход военных действий, они носят характер простой фиксации фактов. Более объективно старались подойти к проблеме авторы, чьи произведения были напечатаны отдельными изданиями. В своих работах они не только описывали отдельные сражения, но и старались дать объяснения произошедшим событиям1.

Описывали ход военных действий и представители коренных народов. К ним относятся воспоминания участников и очевидцев событий, которые, как правило отражают мнение противников России2, за исключением работ бухарского просветителя Ахмада Дониша1, который стоял на позиции заимствования всего передового из России.

К сожалению, работы местных авторов не были знакомы российским исследователям проблемы. И это наложило определенный отпечаток на характер их исследований.

В русской востоковедческой историографии была проделана большая работа по освещению и изучению истории присоединения Туркестанского края к России. Авторы придерживались различных политических убеждений — от консервативных до либеральных. В творчестве многих из них в сложном сочетании переплетались негативные и позитивные тенденции. Русские авторы первыми сделали попытку выяснить и понять особенности социальной и политической структуры среднеазиатских ханств.

Значительное внимание русские авторы уделяли изучению военных событий в Туркестане. В отличие от многочисленных мемуаров работы российских историков-востоковедов представляют собой первый опыт научного осмысления проблемы. Для начального периода российского научного востоковедения было характерно расширение и систематизация научных исследований, а также использование результатов экспедиций и поездок.

Освещение начального этапа военных операций царизма в Туркестане нашло отражение в широком круге публикаций, начиная от заметок в периодической печати до солидных трудов. В числе последних следует выделить работы К.К.Абазы, А.И.Макшеева, Н.Г.Павлова, М.А.Терентьева, М.И.Венюкова2, в которых предпринималась попытка создать целостную картину движения царизма в Туркестанский край.

Осуществленный анализ показывает, что развитие российской историографии вопроса определялось идеологией и характером внешней политики царизма. Необходимо также подчеркнуть направленность материалов русских авторов на обоснование «цивилизаторской миссии» России по отношению к отсталым народам. В дореволюционных работах идея о высокой цивилизаторской миссии развития русского народа широко распространялась и как бы служила аргументацией для объяснения необходимости нести «блага» «непросвещенным народам». С этих позиций освещены вопросы присоединения Туркестана к России в работах В.В.Григорьева, М.А.Терентьева, М.И.Венюкова, А.П.Хорошхина и других3. В качестве побуждающих мотивов наступления России на Туркестан многие авторы указывают на англо-русское соперничество (А.И.Макшеев, М.А.Терентьев, Ф.Ф.Мартенс4, А.Н.Куропаткин5). Этой проблеме посвящены и специальные исследования русских историков-востоковедов1. Многие авторы уделяли внимание последствиям присоединения Туркестанского края к России, оценивая их как прогрессивные. Об этом, например, писали М.А.Терентьев, М.И.Венюков, А.К.Гейнс2, Л.Ф.Костенко3, И.В. Мушкетов4.

В начале XX в. русские авторы демонстрируют более критичное отношение к произошедшим в Туркестане изменениям, связанными с установлением там русской власти. В частности, с позиций критики русской администрации рассмотрены вопросы присоединения в трудах Д.Н.Логофета, В.П.Наливкина, И.И.Гейера5.

Следует отметить, что в большинстве работ данной группы превалирует фактический материал над его теоретическим осмыслением. Многие из них были скорее публицистическими, нежели научно-исследовательскими. Крупные монографические исследования российских авторов появились в начале XX в.

Указанный фактор определил и состояние историографической мысли. Предпринятый в исследовании системный анализ убеждает, что вопросы завоевания Туркестана Россией в работах российских исследователей XIX - начала XX в. в специальном историографическом ключе не разрабатывались. Они освещались преимущественно в общеисторическом плане. Можно выделить лишь исследования К.К.Абазы, М. Грулева, А.И.Макшеева, М.А.Терентьева, М.И.Венюкова, а также некоторых других авторов, в которых делалась попытка краткого историографического обзора. Но и она в большей степени сводилась к простому упоминанию трудов, посвященных тем или иным вопросам процесса завоевания Туркестана Россией, без их должной научно-историографической оценки.

Большой вклад в изучение истории Туркестана внес великий русский историк-востоковед В.В.Бартольд1. Труды Бартольда были в большинстве своем написаны еще до революции, но некоторые из них увидели свет уже в период становления Советской власти. Несмотря на то, что в своих работах ученый почти не затрагивает основных социально-экономических и политических проблем присоединения Туркестана к России, его труды являются ценнейшим источником для изучения проблемы. В частности, в них поднимаются вопросы причин наступления России на регион. Являясь представителем академического востоковедения, Бартольд был сторонником просветительской миссии России. За подобные высказывания ученый подвергся критике со стороны представителей молодой советской исторической науки.

Начальный этап советской историографии по изучаемой теме охватывает период с 1917 до середины 30-х годов. Он характеризовался становлением советской исторической науки и отрицанием работ русских историков дореволюционного периода, чьи труды были признаны «дворянско-буржуазными». Тон задавали работы родоначальника марксистской исторической школы М.Н.Покровского1. Увлеченность революционной идеей и негативное отношение к прошлому привели М.Н.Покровского к выводу о сугубо отрицательной роли «буржуазно-дворянской историографии» в оценке событий, связанных с процессом и результатами присоединения к России нерусских народов. Отсюда односторонность его оценок. Правильно определяя колонизаторскую сущность политики царизма, М.Н.Покровский не принимал во внимание социально-экономические факторы.

Выводы ученого получили дальнейшее развитие в советской историографии. Под влиянием М.Н.Покровского историками была создана большая часть работ, посвященных политике России в Туркестане. Основной акцент в этих исследованиях делался на завоевание царизмом территории Средней Азии.

В ряду научных работ данного этапа выделяются исследования П.Г.Галузо, В.Лаврентьева, Т.Р.Рыскулова, С.Д.Асфендиарова, В.Лебедева2. В них не ставилась задача историографического анализа вопросов включения Туркестана в состав Российской империи и исторической литературы периода царской колонизации края. Они были написаны в строго историческом аспекте. Процесс присоединения Туркестанского края к России рассматривался ими как откровенно завоевательный, а сам Туркестан считался колонией России. В концептуальном подходе отразились положения формулы «абсолютное зло». На формирование концепции завоевания повлиял и разрабатываемый в те годы формационно-классовый подход, некая монопольная универсальная методология, дающая возможность проникнуть и объяснить все проблемы и перипетии исторического развития.

С утверждением сталинского репрессивного режима общественные науки практически стали утрачивать свои исконные функции. Массовые политические репрессии, обрушившиеся на ученых, запрещение доступа исследователей к документальным источникам, силовое внедрение монополии коммунистической идеологии обусловили тот факт, что в период второй половины 30-х начала 40-х гг. исторические исследования были крайне малочисленными, небольшими по объему, отличались скудостью фактического материала и мировоззренческой зашоренностью. 30-е годы стали годами историографической «мутации» некой исторической парадигмы, призванной в конечном итоге стать официальной. Этот период характеризуется также начавшейся критикой «школы Покровского».

Большое значение в изучении среднеазиатской проблемы имеют труды А.Л.Попова1, который стремился показать не только завоевательную политику царизма, но и причины русского наступления на Туркестан. Он выделил две основные причины - экономическую и политическую. Статьи А.Л.Попова можно считать первой серьезной попыткой разработки среднеазиатской проблемы.

В работах историков этого периода2 еще сказывается влияние концепции «абсолютного зла», однако ученые постепенно отходят от данной трактовки. Она заменяется термином «наименьшее зло». Эта концепция была предложена И.В.Сталиным: вхождение народов в Российскую империю представляет собой выбор «наименьшего зла» вместо зла «абсолютного» . Основное содержание концепции заключалось в обосновании того, что принятие подданства России открыло перед народами Туркестана возможности прогресса. Данная концепция нашла отражение в работах М.П.Вяткина, Е.Б.Бекмаханова, А.Рябинского, И.Фиолетова1.

Пик процесса историографической «селекции» пришелся на 40-е годы, когда в связи с началом войны тоталитарный режим начал пересматривать культурно-ценностную систему прошлого, чтобы сплотить народы Советского Союза перед лицом фашистской агрессии. Начало 50-х гг. характеризуется пересмотром концепции «наименьшее зло». Из этой формулы, по наблюдению Л.Тиллета2, постепенно вымывается понятие «зло», приоритетным становится показ исторической обусловленности присоединения. Другой отличительной чертой тех лет явилось зарождение тенденции «цивилизаторской роли революционной России», приглушения завоевательных аспектов царизма в Туркестане. Увлечение историков «школы Покровского» трактовкой «завоевательной политики царизма» подвергается критике3.

Эта тенденция закрепилась и получила дальнейшее развитие в течение 50-60-х гг., сопровождаясь дискуссиями4 и возрастающим потоком публикаций5 по вопросам характера присоединения Туркестана к России, его «прогрессивных последствиях» и «добровольности» вхождения народов Средней Азии в состав Российской империи.

Находясь под бдительным идеологическим контролем, историки вынуждены были искусственно обосновывать концептуальный вывод о том, что только под влиянием революционных событий в России народы Туркестана смогли выйти из «вековой отсталости» к «вершинам исторического прогресса». В этом историки видели «важнейшее решающее прогрессивное значение присоединения Средней Азии к России»1.

В то же время, говоря о сохранении общей идейно-методологической направленности исследований на новом историографическом этапе, следует отметить, что предпринятое в 50-х гг. развенчание сталинского культа объективно способствовало относительному оживлению исторической науки. Положительным фактором в этом отношении стало частичное снятие секретности в архивах и расширение доступа ученых к документальным источникам. В результате существенно обогатилась фактологическая база работ, расширилось поле исследований, обозначилась тематическая дифференциация научных изысканий по узловым вопросам присоединения Туркестана к России. Большое внимание историки уделяли проблеме англо-русского соперничества в центрально-азиатском регионе2.

Однако под влиянием идеологического клише в исторической литературе возобладала точка зрения о прогрессивном значении присоединения Туркестана к России, что привело к появлению нескольких десятков одинаковых работ, в которых концепция прогрессивности была представлена без всякого критического осмысления1. Венцом разработки проблемы в данном ключе стала публикация сборника ташкентских историков «Материалы по истории присоединения Средней Азии к России» . Сама идея прогрессивности заменялась термином «прогрессивные последствия присоединения». Объяснялось это победой советского народа над фашизмом, когда «выявилась созидательная роль великого русского народа» в исторических судьбах народов многонациональной страны, и завершения в основном строительства социализма в СССР. Таким образом, признавалась классовая основа концепции.

Наращивание потенциала исторических знаний придало толчок историографическому осмыслению данной проблемы. В частности историографические аспекты получили освещение в трудах Н.А.Халфина, Г.А.Хидоятова, Н.Муллажановой, Л.Г.Левтеевой, В.Н.Алексеенко, Б.В.Лунина, Х.Н.Бабабекова, Д.Ю.Арапова, Т.С.Наврузова, Г.А.Ахмеджанова и др. Так, в кратком историографическом обзоре, приведенном во введении к монографии Н.А.Халфина, в русле марксистской методологии были обозначены ведущие тенденции развития исторической мысли в период присоединения Туркестана к России. Более подробный анализ дореволюционной исторической литературы дан им в его диссертации1.

Г.А.Хидоятов в своем монографическом исследовании наряду с дореволюционной литературой провел анализ работ английских историков. Их работы были подвергнуты критике. В частности, критиковалось положение об оборонительном характере английской политики на Среднем Востоке, которая, якобы, была вызвана ответными мерами на наступление России. Ученый утверждает, что обе страны преследовали в Средней Азии агрессивные цели.

Н.Муллажанова несколько расширила пространство историографического исследования. В ее диссертационной работе предпринималась попытка историографической классификации исторической литературы XIX - начала XX вв. Однако автор ограничился узким кругом трудов, касающихся исключительно Киргизии.

Л.Г.Левтеева и В.Н.Алексеенко обратились к источниковедческому анализу дореволюционной историографии. В частности, Л.Г.Левтеева исследовала проблему присоединения среднеазиатского региона сквозь призму изучения мемуарной литературы участников завоевательных походов. Значение труда Л.Г.Левтеевой состоит не только в том, что она впервые рассмотрела весь комплекс мемуарных источников по истории Туркестана, но и справедливо определила место своей работы среди исследователей по истории Туркестанского генерал-губернаторства, отметив, что «...воссоздание хода событий во всей их сложности и многообразии с помощью одних только мемуаров невозможно. Это является задачей исторических исследователей, объективно отражающих сущность исторического процесса»1.

В.Н.Алексеенко рассмотрел вопросы истории Средней Азии и Казахстана второй половины XIX - начала XX вв. на базе их освещения в российских дореволюционных журналах. Заслугой автора является то, что он впервые комплексно исследовал освещение вопросов среднеазиатского направления в прессе консервативного и либерально-буржуазного направления. Автор считает, что вопросы среднеазиатской политики практически не изучались официальной исторической наукой дореволюционной России. Место профессиональных историков заняли публицисты, чиновники и исследователи края. В этом с автором можно не согласиться, т.к. имеется достаточно обширная востоковедческая литература, освещающая проблемы взаимоотношений России и Туркестана.

Попыткой обобщить историческое наследие дореволюционной России и советской исторической мысли явился труд видного ташкентского историка, внесшего большой вклад в среднеазиатскую науку, Б.В.Лунина. Им составлены биографии наиболее известных дореволюционных исследователей Кокандского ханства, приведены библиографические сведения об их трудах. В соответствующей главе "Период после присоединения Средней Азии к России" в основном, говорится о поисках пропавшей библиотеки Тимура.

В диссертации Х.Н.Бабабекова рассматриваются в основном работы русских исследователей XIX в. о Кокандском ханстве. Для этого труда характерен принцип проблемного подхода к изучению в русской историографии таких важных вопросов истории Кокандского ханства как земельный вопрос, уровень и состояние сельского хозяйства, промышленности, ремесла и торговли. Им обстоятельно показана значимость опубликованных исследований и сообщений русских исследователей 60-70-х гг. Х1Хв. Несмотря на то, что в диссертации анализируются только работы русских авторов определенного периода (60-70-х гг. ХІХв.), в целом работа Бабабекова является определенным вкладом в изучение дореволюционной русской историографии Туркестана.

Изучению дореволюционной историографии Бухарского эмирата -самого крупного политического образования Средней Азии — посвящена монография Д.Ю.Арапова. Исследователем проведен критический анализ работ историков различных политических убеждений - от крайне правых взглядов до позиций буржуазного либерализма. Большое место уделено характеристике существовавших в русском востоковедении научных концепций и специфических особенностей. Середину XIX в. автор считает своего рода рубежом в изучении истории Бухары в России. Установление вассальной зависимости Бухары оказало воздействие на процесс изучения истории Бухарского ханства в русской востоковедческой историографии. Особенно остро в работах исследователей, по мнению автора, обозначилась проблема существования Бухары как протектората России. Автор считает, что русская востоковедческая историография накопила большой фактический материал по истории Бухарского ханства. Выводы исследователя позволяют лучше оценить значение обширного исторического наследия. Однако подлинно научными автор считает труды советских историков.

Истории изучения Бухарского эмирата посвящена диссертация Т.С.Наврузова «Социально-экономическая и культурная жизнь Восточной Бухары второй половины XIX в. (по материалам русских исследователей Н.А.Маева, Г.А.Арендаренко, В.И.Покотило)», также написанная в историографическом ключе.

О.Б.Бокиев в своем исследовании , посвященном изучению вопросов отражения в российской дореволюционной литературе процессов присоединения Северного Таджикистана, Памира и Горного Бадахшана к Российской империи, справедливо отметил, что среди российских исследователей не было единого мнения о мотивах и причинах наступления России на Среднюю Азию. К сожалению, О.Б.Бокиев лишь частично затронул проблему завоевания Туркестанского края, ограничившись таджикистанским регионом.

Анализу английской историографии вопроса посвящена диссертация О.И.Жигалиной2. Работы английских историков рассмотрены с позиций марксистской методологии. Основные концепции английской историографии по проблемам англо-русского соперничества в Центральной Азии подвергнуты критике, как «фальсификаторские».

Историками предпринимались попытки проведения анализа советской историографии по интересующей нас проблеме. Так, например, историографии присоединения Казахстана к России посвящена статья Ж.Махашева «К вопросу о прогрессивном значении присоединения Казахстана к России в советской историографии» .

Анализу всей имеющейся литературы советского периода по вопросу присоединения Туркестана к России посвящен труд Г.А.Ахмеджанова «Советская историография присоединения Средней Азии к России». Автор рассмотрел труды некоторых дореволюционных историков, правда, несколько фрагментарно, что можно объяснить тем, что это не входило в задачу исследования. С утверждением Г.А.Ахмеджанова о том, что дореволюционные историки занимались только восхвалением колониальной политики царизма можно не согласиться. Действительно, в дореволюционной историографии большое внимание уделено военной истории, однако, это не означает, что все дореволюционные авторы были сторонниками «цивилизаторской» миссии России. Несколько однобоко, с точки зрения критики М.Н.Покровского, рассмотрена историография вопроса раннего периода становления советской исторической науки. Прослеживая развитие исторической науки, автор приходит к заключению, что идея прогрессивности присоединения Средней Азии к России окончательно возобладала к концу 40-х гг. XX в., что объясняется победой советского народа над фашистской Германией. Как историк, рассматривающий проблему с марксистских позиций, Г.А.Ахмеджанов считает единственно верным объяснением взгляды В.И.Ленина, сосредотачивая на них свое внимание.

Анализ советской историографии по данной проблеме дан с позиций прогрессивности присоединения Средней Азии к России. Автор склонен считать, что проблема, связанная с прогрессивными последствиями присоединения Средней Азии к России могла возникнуть только в советской марксистско-ленинской историографии , следовательно, он признает классовую направленность концепции.

Работа Ахмеджанова является своеобразным итогом развития всей советской историографии по данной проблеме. Здесь с очевидностью продемонстрирована и идея прогрессивных последствий присоединения Средней Азии и роль «великого русского народа» в пробуждении революционного сознания трудящихся масс Туркестана. В целом труд Г.А.Ахмеджанова написан в конъюнктурной манере, присущей периоду конца 80-х гг. Несмотря на начавшуюся «перестройку» историкам этого периода было весьма сложно отказаться от идеологических установок партии и правительства. Тем не менее, монография Г.А.Ахмеджанова представляет собой большую ценность, т.к. содержит довольно глубокий анализ работ советских историков.

Оценивая в целом состояние историографии рассматриваемой проблемы на данном этапе, можно сделать вывод, что благодаря поисковой работе ученых в советский период были достигнуты определенные успехи в изучении исторической литературы дореволюционного времени. Подведены итоги развитию советской историографии. Однако, господствовавшие тогда методологические установки о «добровольном вхождении» народов Средней Азии в состав России и «прогрессивных последствиях» этого события, диктат коммунистической идеологии не позволили исследователям осуществить адекватный историографический анализ. Конечные выводы историографии данного периода носили тенденциозный, политизированный характер.

После развала СССР в характере и методологии научного познания определились решительные перемены. Освободившись от идеологического прессинга тоталитарного режима, исследователи получили свободу творчества. Вместе с тем, историческая наука потеряла гарантированного социального заказчика в лице государства, и это привело к некоторой растерянности ученых. Отказ от прежних методологических концептуальных воззрений потребовал создания новых направлений исторической мысли. В поисках истины ученые обратились к работам дореволюционных историков, причем часто их работы рассматриваются некритически. У отечественных историков наблюдается возрождение «имперской идеи»: всплеск интереса к имперской проблематике, ее смысловому значению, институциональному оформлению, формам проявления на российском геополитическом пространстве1. Современные российские историки развернули на страницах исторических изданий дискуссию об имперском аспекте российской истории. Составной частью этой дискуссии является вопрос о национальных окраинах России, в том числе и о Туркестане.

Интересующая нас проблема пока не нашла отражения в специальных исследованиях российских ученых. Она рассматривается в контексте изучения межнациональных отношений1 и проблемы «Россия - Восток»2, в которых основной акцент делается на анализ взаимовлияния России и народов Туркестана, вместе с негативными последствиями политики царской России показаны и прогрессивные стороны.

В работах российских историков, касающихся взаимоотношений России с Туркестаном довольно большое внимание уделяется анализу административного управления Российской империи на вновь присоединенных территориях. В дореволюционной литературе эта тема лишь затрагивалась, да и то не критически (Д.И.Романовский, Л.Ф.Костенко, М.А.Терентьев). Этот процесс оказался недостаточно изученным и в советской историографии, т.к. она больше внимания уделяла прогрессивным последствиям с точки зрения приобщения масс к революционности. Поэтому сейчас историки стараются восполнить этот пробел. Во второй половине 90-х гг. вышел в свет коллективный труд ученых Института российской истории РАН, посвященный вопросам становления и развития системы управления в национальных окраинах России1. Достоинствами работы являются рассмотрение становления и функционирования административной системы на примере всех национальных окраин обширного государства, а также попытка сравнительно-исторического анализа ее основных черт. Авторам удалось представить панораму генезиса и развития системы управления в национальных регионах. Материал подан не просто в последовательно-хронологическом изложении фактов, а проанализирован в логическом контексте внутренней эволюции того или иного рассматриваемого региона, в его зависимости от конкретно-исторической обстановки, характера вхождения края в состав единой империи, традиций и особенностей общественно политического строя того или иного народа.

Административная политика Российской империи в Туркестане нашла отражение в работах А.И.Яковлева, В.В.Корнеева, Д.В.Васильева. В большинстве своем историки подчеркивают положительное влияние Российской империи на Туркестанский край.

По прежнему актуальной остается проблема англо-русского соперничества в Туркестанском крае. Ей посвящено монографическое исследование Л.Н.Харюкова3.

Специального историографического исследования по проблеме присоединения Туркестана к России в современной отечественной исторической науке пока не появилось.

В исследованиях историков бывших среднеазиатских республик интересующей нас проблеме, напротив, уделено большое внимание. Она напрямую связана с обретением ими суверенитета и независимости.

Желание создать собственную историю связано с методологическими трудностями для национальных историков. Зачастую история среднеазиатских народов оказывалась погребенной под обломками советской истории. Чаще всего в поисках истины национальные историки отказываются от общего с Россией прошлого, стремясь опорочить не только Российскую империю и СССР, но и современную Россию. Выводы национальных историков относительно присоединения Туркестана к России носят негативный оттенок, Россию обвиняют в геноциде, колониальном захвате, уничтожении самобытности народов Туркестана.

Несмотря на обилие проблемных исторических работ достаточно сложно определить их концептуальные установки. Выделяются три основных направления научных исследований: отношение к проблеме, как к сложному противоречивому процессу, включавшему в себя как завоевание, так и добровольное подданство, исключительно завоевание и признание положительных моментов вхождения народов Туркестана в состав Российской империи.

Большинство работ общеисторического плана посвящены анализу «колониальной» политики российской власти в Туркестане. Выводы национальных исследователей, определяющих реформаторскую деятельность самодержавной власти, как «военно-колониальную», вполне оправданы, но совершенно отсутствуют попытки понять смысл такого неоднозначного явления, как «колониализм». Используемое авторами значение данного понятия сводится к классическим атрибутам марксистского определения - «пережиток империализма», «сырьевой придаток», «борьба за передел мира» и т.д., которое лишь частично может быть применено к оценке политики России в Туркестанском крае1.

Стремясь сформировать собственную концепцию в оценке процесса присоединения Туркестана к России, ученые центральноазиатского региона начинают переосмысливать предшествующее наследие с критических позиций. Так, например, казахский историк К.Данияров считает весь период истории Казахстана с 1824 по 1991 г. «колониальным». В своих работах историк подвергает критике не только труды советских, но и дореволюционных русских историков за исключением А.И.Левшина, работы которого интерпретируются им по-своему1. К.Данияров доказывает, что Казахстан был завоеван Россией и начался «медленный, истощающий материально, морально, духовно, культурно геноцид, который продолжался вплоть до декабря 1991 года» . Такой же крайний взгляд характерен для работ некоторых других историков3.

В последнее время историки центральноазиатского региона большое внимание уделяют историографическому аспекту проблемы, стремясь по новому объяснить все то, что было создано ранее, и создать собственную историографию, которая бы полностью отвечала установкам государственной политики. Так, в монографии Г.А.Ахмеджанова сделана попытка раскрыть процессы становления и развития новейшей центрально-азиатской историографии по проблемам присоединения Туркестана к России4. Автор сопоставляет различные подходы и точки зрения по завоеванию Россией Туркестана и установлению там по его мнению «колониального господства». В монографии фрагментарно рассмотрены труды дореволюционных историков, дан краткий обзор историографии англо-русского соперничества и его отражения в английской исторической литературе. Основной же акцент сделан на критическом анализе советской исторической литературы. Если иметь в виду то, что в советское время автором была написана монография «Советская историография присоединения Средней Азии к России», содержащая анализ советской литературы по данному вопросу, где утверждались прогрессивные последствия этого акта, то думается, автору не составило большого труда рассмотреть всю имеющуюся в его распоряжении литературу со знаком минус. Работа Ахмеджанова представляет собой пример того, как легко некоторые историки меняют свою точку зрения в угоду политической конъюнктуре.

В диссертации Ж.Б.Алымбаева1 рассмотрена историография дореволюционного периода. Вся работа пронизана духом критики советской историографии вопроса. Обращение к данной теме автор объясняет тем, что в советской историографии наблюдалась тенденция умалчивания военно-экспансионистской, грабительской, колониальной политики царизма в Туркестане. С этим утверждением автора нельзя согласиться, т.к. критика в адрес царского правительства в советской историографии звучала постоянно. В советский период, как считает автор, историографические труды были посвящены анализу исследований советской эпохи и носили классово-тенденциозный характер. За исключением последнего утверждения, все остальное не соответствует действительности. В советский период историками был создан большой историографический потенциал исследований, касающийся работ дореволюционного периода. Другое дело, что все дореволюционные авторы обвинялись советскими историками в слабости методологической базы и отсутствии научности. Подвергая критике работы советских историков, автор считает, что только после достижения центрально- азиатскими странами суверенитета появилась возможность «свободного творчества». Определяя цель своей диссертационной работы, автор пишет, что она направлена «на выявление позиций и взглядов авторов по проблемам мотивов и причин движения России в Среднюю Азию, на уяснение характера имперской завоевательной политики, на определение глубины антинародности и реакционности процесса покорения народов Туркестана»2. Так что изначально запрограммировано отношение к процессу присоединения как реакционному и захватническому. Указывая на относительный плюрализм мировоззренческих позиций и взглядов исследователей того времени, автор в то же время отмечает, что при объяснении причин и мотивов завоевания Россией Средней Азии они выполняли социальный заказ царского самодержавия. Вывод автора традиционен для историка, подкованного идеологией постсоветского суверенного Узбекистана: «...В целом в российской историографии в отличие от советской, отчетливо отражалась концептуальная линия, что аннексионистская политика царизма в Туркестане носила сугубо завоевательный характер, была нацелена на колонизацию Средней Азии»1. Работы дореволюционных авторов являются по мнению автора, доказательством несостоятельности советской концепции «добровольности», «настоянной на имперских амбициях коммунистического руководства бывшего СССР» . Положительным моментом диссертации является анализ и сопоставление трудов российских авторов XIX -начала XX вв. Однако цель, которую преследовал автор «показать колониальную сущность завоевательных походов России», сужает рамки в сущности неплохого исследования. Колониальную сущность завоевательных походов царской России никогда не отрицали не только дореволюционные, но и советские историки. Речь шла о последствиях этого завоевания, о деятельности российской администрации на завоеванных территориях, о распространении капиталистических отношений в регионе, о включении этих территорий в орбиту мировых отношений. Жаль, что описание русскими историками действий русской администрации в Туркестане осталось за рамками исследования. Что же касается концепции «добровольного вхождения народов в состав России», то она подвергнута критике правильно, как верно и утверждение автора об ошибочности взгляда на русскую дореволюционную историографию, как устаревшую и ненужную. Правда вопрос заключается в том, как интерпретировать все то историческое наследие, которое было создано историками Х1Х-начала XX вв. Диссертация Ж.Б.Алымбаева была выполнена в Ошском государственном университете (Кыргызстан), а защищена в Ташкенте. Это может служить подтверждением единых концептуальных воззрений киргизских и узбекских историков.

Диссертация А.М.Адилдабековой посвящена историографии вопроса присоединения Казахстана к России3. Автором предпринята попытка провести историографический анализ всех работ, написанных историками по данной проблеме - дореволюционной, советской и современной. По сравнению с диссертацией Ж.Б.Алымбаева рассматриваемая работа не носит столь жестко интерпретируемой направленности по отношению к России. Автор в целом верно определил концептуальные подходы каждого периода. В дореволюционный период в работах русских авторов доминировала точка зрения о «цивилизаторской миссии России» в Казахстане. Последствия присоединения Казахстана к России считались ими прогрессивными. Однако, в работах казахской интеллигенции начала XX в. обозначен критический подход к оценке присоединения, который подчеркивает вынужденность обращения казахов к России, тяжелые последствия колониальной политики. Проводя анализ советской историографии вопроса автор характеризует особенности становления концепции завоевания Казахстана, а затем постепенное становление концепций «наименьшего зла», и, наконец, концепции «добровольного присоединения и его прогрессивного значения». Проведенный анализ современной казахской историографии показывает, какое большое значение уделяется этому вопросу на современном этапе.

В диссертации О.М.Масалиевой1 подвергнута критике дореволюционная литература, посвященная истории среднеазиатских ханств. Правда, автор отдает должное российской исторической школе, т.к. она заложила основу для «осмысления вопросов истории Бухары, Хивы и Кокандского ханства». Однако, автор считает, что «общая направленность исторической мысли царского времени носила проимперский характер, была нацелена на обоснование «цивилизаторской миссии» России в колонизируемой Средней Азии»2. По мнению автора, подобный подход, несмотря на осуждение царского самодержавия, сохранился и в советской исторической литературе: «причем он усугубился превалированием политико-идеологических догм коммунистического учения, изначально порочной марксистской методологии»1. С автором можно согласиться в том, что советская историческая наука была отторгнута от мировой. Отношение советских историков к работам зарубежных авторов было только критическим, как к фальсификаторским. Хотя как показано в диссертации, за рубежом были созданы специальные научные центры, занимающиеся проблемами изучения среднеазиатского региона. Особенно их число возросло после второй мировой войны2.

Автор ставит перед собой благородную задачу восполнить существующий пробел в исторической науке за счет изучения англоамериканской историографии среднеазиатских ханств, которая имеет давние традиции. Обращение к англо-американской литературе как считает автор, позволит сопоставить различные точки зрения на исследуемую проблему, полнее использовать достижения мировой исторической науки. В этом с автором трудно не согласиться.

То, что касается проблемы завоевания Россией Туркестанского края, то этот вопрос, как пишет автор, является одним из основных направлений англо-американской историографии. По мнению исследователя в историографии США и Англии XX века по указанному направлению отсутствует единство мнений: исследователи оценивают факт завоевания Средней Азии Россией либо исключительно положительно, либо негативно. Справедливости ради следует отметить, что автор не считает англо-американскую историографию некоей панацеей, т.к. не все выводы зарубежных исследователей отвечают исторической действительности.

С диссертацией О.М.Масалиевой перекликаются исследования Д.А.Нишановой3. Исследователь проанализировала опыт освещения англо русского конфликта в Средней Азии конца XIX века в зарубежной историографии. Она отметила повышенный интерес к этой проблеме со стороны политических и общественных кругов Англии и США, указала на факторы, которые по мысли западных ученых, обусловили завоевание царской Россией Средней Азии.

Англо-американской историографии присоединения Казахстана к России посвящены работы казахских историков1. Так, например, К.Л.Есмагамбетов в своем исследовании рассматривает, как освещалось русское завоевание и политика царизма в работах американских и английских исследователей (Джефри Уилер, Ричард Пирс и др.) в различные историографические периоды. Автор приходит к выводу, что, по мнению зарубежных ученых присоединение Казахстана к России носило завоевательный характер. Современной англо-американской историографии проблемы присоединения Казахстана к России посвящены работы К.Р.Несипбаевой, в которых автор приходит к выводу, что зарубежные исследователи определяют наступление России на Среднюю Азию и Казахстан, как часть «европейской экспансии». К.Р.Несипбаева отмечает, что в большинстве своих работ английские и американские исследователи признают завоевание региона царской Россией как положительный момент.

Зарубежная историческая наука накопила богатый опыт системного анализа процессов, связанных с наступлением России на Туркестан. Зарубежные ученые давали собственную трактовку проблем, оставшихся неосвещенными в официальной историографии царского и советского времени. В советский период работы зарубежных исследователей были объединены под общим понятием «буржуазная историография».

Зарубежная литература подвергалась огульной критике и была практически недоступна широкой массе советских ученых. Перед авторами ставилась задача раскрытия «фальсификации» зарубежных исследователей, при этом часто игнорировались и рациональные аргументы1.

Изучение зарубежных историографических источников показывает, что на этапе становления зарубежной историографии по данному направлению исторической мысли основной акцент делался на объяснение мотивов продвижения России в среднеазиатский регион. Так, в опубликованной в Лондоне в 1899 г. книге Ф.Скрайна и Э.Росса «В сердце Азии» в качестве определяющего фактора называлось русско-английское противоборство.

Е.Л.Штейнберг выделял в английской историографии два течения: одно из них содержит апологию наступательной политики Англии в Афганистане и Иране, оправдывая агрессию Англии тезисом «о русской угрозе» Индии; сторонники другого считали опасность похода царской России в Индию преувеличенной и полагали возможным разрешением разногласий мирным дипломатическим путем3.

В 50-60-е гг. XIX в. Англия проводила по отношению к государствам, граничащим с ее колониальными владениями в Индии политику «мастерской бездеятельности» (masteriy inactivity). Кроме этого в английской историографии используются термины «no-advance policy" (непрогрессивная политика), "close-body policy" (закрытая политика). Она была ориентирована на политические и экономические средства подчинения независимых народов Среднего Востока, без ведения военных действий на территориии этих стран. Но в связи с обострением англорусских противоречий на Востоке происходит поворот политики Англии. Начинает превалировать агрессивный курс - «наступательный». Он основывался на применении военных средств в борьбе за колонии. До начала 80-х гг. XIX в. наступательную политику проповедовали преимущественно консерваторы (тори), а курс «мастерской бездеятельности» - либеральная партия (виги). В дальнейшем, однако, изменение политического курса не зависело от смены кабинетов, обе эти партии, находясь у власти, проповедовали ту политику, которая была выгодна их классу. Вместе с тем на протяжении второй половины XIX в. между приверженцами двух партий происходили дискуссии, принимавшие форму открытой идеологической борьбы в парламенте, в прессе, в научных учреждениях.

В 50-60-е гг. XIX в. доминирующим курсом была теория «мастерской бездеятельности» вигов. Но в последней трети XIX в. приоритетным становится наступательный курс тори.

В прессе мнение либералов представляла «Daily News», консерваторов - «Standard", "Morning Post". "Times" публиковала различные точки зрения, стремясь быть независимой.

Предшественниками концепции «мастерской бездеятельности» являлись А.Конолли, Дж.Макниль, А.Бернс - служащие Ост-Индской компании. Основатель школы - генерал-губернатор Индии Г.Лоуренс. Для начального этапа характерна оценка объективной ситуации на Среднем Востоке и оправдание колониальных претензий Англии.

Наиболее глубоко концепция была разработана в 60-90х гг. XIX в. Наиболее крупными идеологами этого периода были В.М.Торберн, Ф.Тренч, Дж.Кемпбелл (герцог Аргайл), М.Мак Колл, Г.Ханна. Каждый из них исследовал определенные аспекты «среднеазиатского вопроса». В.М.Торберн, Ф.Тренч, Г.Ханна, служившие в англо-индийской армии уделяли внимание военно-политическим аспектам политики на северозападной границе Индии и на Среднем Востоке; герцог Аргайл, возглавлявший ряд крупных научных и учебных центров Англии, использовал ряд источников, недоступных широкой общественности и анализировал в основном политические аспекты проблемы.

Идеологи школы «мастерской бездеятельности» стремились объяснить быстрое распространение российской политики в Средней Азии потребностями ее капиталистического развития, заинтересованностью в новых рынках сбыта. Таким образом, их точка зрения отражала реальное положение. В то же время они не без основания обращали внимание на то, что колонизация среднеазиатских земель усиливает позиции России в конкурентной борьбе с Англией. Вместе с тем, они отвергали тезис о «русской угрозе» Индии. Но для них была характерна идеализация английских колониальных захватов.

Крупнейшими идеологами наступательной политики являлись известный ученый и политический деятель Г.Роулинсон, Д.Маллесон, прослуживший 30 лет в англо-индийской армии, Э.Хэмли - военный историк, журналист, писатель и переводчик, Ч.Марвин _ английский журналист и военно-политический деятель, Ч.Мак-Грегор - военный деятель, начальник штаба англо-индийской армии и исследователь «среднеазиатского вопроса», Д.Булжер - активный член Королевского Азиатского Общества, редактор журнала, Дж.Н.Керзон - крупный политический деятель, будущий вице-король Индии и министр иностранных дел Великобритании.

Эта идея заложена в программном документе наступательной политики «Меморандуме по среднеазиатскому вопросу» Г.Роулинсона, обнародованного в 1868 г. Свою главную задачу автор этого меморандума видел в том, чтобы обосновать необходимость наступления Англии на Среднем Востоке в связи с опасностью для Англии в Индии со стороны приближающейся России. Русское продвижение, по мнению Роулинсона, означало подготовку к походу на Индию. Тезис об «угрозе Индии» приняли все представители этой школы. Все они пользовались английскими и англо-индийскими источниками за исключением Ч.Марвина, оперировавшего высказываниями в русской прессе и литературе.

Различные направления в английской историографии XIX в. соответствовали различным периодам английской политики на Среднем Востоке, взаимоотношениям Англии и России в этом регионе.

Для первой половины XIX в. было характерно преобладание теории «мастерской бездеятельности», т.к. англо-русские противоречия не оказывали решающего влияния на политику Англии на Среднем Востоке. Поэтому тезис о «русской угрозе» не выдвигался. Многие считали, что Россия не только не заинтересована в завоевании Индии, но и не сможет это осуществить, продвигаясь в Среднюю Азию, поскольку Туркестан являлся плохим плацдармом для развертывания дальнейшей агрессии.

Во второй половине XIX в. происходит расширение английской колониальной экспансии за пределами северо-западных границ Индии - в Афганистане, Иране и Средней Азии. В связи с этим начинает преобладать «наступательная политика».

Английская историография 60-90-х гг. XIX в. отразила борьбу двух основных направлений. Сторонники «мастерской бездеятельности» оценивали продвижение России в Средней Азии как следствие, с одной стороны, развития капитализма, с другой - англо-русских противоречий в Центральной Азии. Сторонники «наступательной политики» стремились представить продвижение царской России в Средней Азии как начало борьбы против английских владений в Индии, ссылаясь на отвергнутые правительством проекты генералов русской армии о завоевании Индии. При этом они игнорировали тот факт, что в этот период Россия была заинтересована в сохранении независимости Афганистана и Ирана в качестве буферных государств, что было связано с ближневосточной политикой России.

В 90-е гг. XIX в. выдвигалась то одна, то другая концепции в зависимости от политики Англии.

В последующем возрастающее внимание стало уделяться концептуальной оценке политики царского самодержавия в крае и ее воздействия на судьбы местных народов. Оценивая итоги установления русского управления в Туркестане, один из идеологов консервативного наступательного курса лорд Дж.Н.Керзон писал: «Водворение российского управления на большей части Средней Азии явилось истинным благом для всего рода людского. Были уничтожены отвратительная торговля рабами и все сопутствующие ей мерзости, был подавлен бандитизм, повсеместно удалось умерить и поставить под контроль мусульманский фанатизм и свойственную ему жестокость»1. Лорда Керзона никак нельзя назвать человеком, сочувствующим России, равно как и венгерского ученого проанглийской ориентации А.Вамбери, который писал, что установление владычества России было «счастьем для населения этой страны»2. Однако, они объективно отмечали положительные последствия присоединения к России Туркестанского края.

После установления коммунистического строя зарубежные исследователи вступили в полемику с советской историографией по вопросу интерпретации истории завоевания Туркестана. Характерны в этом отношении работы 50-70-х гг. известных западных ученых Дж.Бэргхорна, Э.Бэкона, Р.Конкуэста, Э.Оллворта, Т.Раковски Хармстоуна, Л.Тиллета, ДЖ.Уилера, Д.Хусона и др.1 Они обвиняли советскую историческую науку в тенденциозности, конъюнктурщине, предельной идеологизации рассматриваемых явлений.

Изучение проблемы завоевания Туркестанского края Россией является одним из основных направлений исследования Средней Азии за рубежом. В историографии Англии и США по указанному направлению отсутствует единство мнений: исследователи оценивают факт завоевания Средней Азии Россией либо исключительно положительно, либо негативно.

К примеру, В.Уолш2 оправдывает завоевание Средней Азии Россией. Э.Бэкон, С.Беккер3 и другие считают, что это обернулось серьезными последствиями для местного населения. Ж.Кунитс писал, что русские посредством своего господства уменьшили экономическую эксплуатацию местного населения4. В.Мандель же, напротив, полагал, что местное население подверглось еще большей эксплуатации со стороны колониальных властей5.

Особое внимание уделено в западной историографии уяснению причин наступления России на Среднюю Азию. Так, профессор университета Индианы Ю.Брегель пришел к выводу, что причины завоевания края -многоплановые и трудно выделить в качестве основной какую-либо одну из них1. Американский исследователь М.Раев полагает, что приобретением Кавказа Россия проложила себе путь в Среднюю Азию, объясняя ее появление в этих районах тремя мотивами: экономическим (поиск свободных земель для возделывания), стратегическим (обеспечение безопасности открытых границ на юге и юго-востоке государства), религиозным (защита единоверных народов, покровительство миссионерской деятельности по распространению христианства). М.Раев считает, что приоритет принадлежит экономическим соображениям2. Он не видит положительного влияния России на Туркестан, усматривая едва ли не весь смысл ее присутствия там в покушении на самобытность.

Основу взглядов современных западных исследователей составляет измененный вариант теории модернизации, который постулирует сознательное саморазвитие традиционных обществ под определенным влиянием внешних обстоятельств3. Очевидно сближение методологических установок и тематики исследований политики России в центрально-азиатском регионе в современных российской и зарубежной историографиях, при сохранении различий в источниковой базе. Тенденции развития имперской проблематики в западной историографии наиболее успешно были реализованы в работе А.Каппелера «Россия -многонациональная империя»1. Автор попытался сформировать целостную картину истории Российского государства, имперского этнополитического и этнокультурного пространства и его изменений под воздействием модернизационных процессов. Пожалуй, на сегодняшний день это самое удачное исследование сущности и форм проявления имперской идеи в Российском государстве.

Оценивая вклад западной исторической науки в изучение вопроса о присоединении Туркестана к России, необходимо отметить неординарность ее подходов по сравнению с российской историографией, глубокий теоретический анализ происходящих процессов, формулировку четких концептуальных установок в оценке характера отношений имперского пространства и присоединенных территорий.

Накопленный объем научных исследований свидетельствует об устойчивом внимании историков к проблеме присоединения Туркестанского края. Комплексный анализ историографической литературы убеждает, что представители различных научных направлений в разное время и с альтернативных методологических позиций затрагивали интересующую нас проблему. Но в основном она рассматривалась в общеисторическом плане. Историографические же аспекты оставались слабо исследованы.

Историографические работы последних лет, созданные историками бывших среднеазиатских республик, констатируют наличие дискуссионных проблем в истории присоединения Туркестана к России. К ним относятся вопросы о причинах наступления России на Туркестан, последствия присоединения Туркестана к России для населявших его народов, определение характера политики российской администрации на присоединенной территории, вопрос о статусе присоединенных территорий, понятийный аппарат проблемы. Созданные за последнее время историографические труды не позволяют получить полное представление о состоянии изучения вопроса. Отсутствуют работы, анализирующие ход, тематику, содержание и научную значимость процесса.

Также как и в другие периоды истории в работах сегодняшних национальных историков присутствует элемент политизации и мифологизации. Среди работ российских историков отсутствуют обобщающие историографические труды. В связи с этим перед отечественной историографией стоит задача сохранить верность принципу историзма.

Имеющийся научный багаж достаточно весом для того, чтобы провести анализ состояния научного знания на этом направлении. Автором предпринята попытка обобщения и представления в целостном виде итогов изучения проблемы, и с учетом достижений и выводов специалистов наметить перспективы дальнейшего исследования истории присоединения Туркестанского края в России.

В связи с этим требует уточнения понятийный аппарат проблемы. В дореволюционной отечественной литературе географическое обозначение региона, расположенного между Каспийским морем, Уралом, западными границами Китая, Ираном и Афганистаном, не имело жестких терминологических рамок. Как правило, эта часть внутренней Евразии именовалась Туркестаном. Термин «Туркестан» или «Туран» (страна турков) в литературе впервые встречается у арабских географов в IX в. Он означал земли между мусульманскими владениями в Мавераннахре и Китаем1. Тесное соприкосновение России с населением региона началось в XIX в. После того, как большая часть этих территорий во второй половине XIX века вошла в состав Российской империи, в употребление входят понятия Русский Туркестан, а также Восточный и Южный Туркестан, первый из которых принадлежал Китаю (Синьцзян), а второй включал северные районы Ирана и Афганистана. Западный Туркестан включал среднеазиатскую территорию России и северную часть Афганистана.

Появление термина «Средняя Азия» связывают с именем немецкого географа Александра Гумбольдта, посетившего регион на рубеже 20-30-х гг. XIX века. В его работах понятие «Средняя Азия» и «Центральная Азия», обозначавшие внутренние части азиатского материка, расположенные за Каспийским морем, использовались как синонимы.

Более точно местоположение Средней или Центральной Азии определил немецкий географ и геолог Фердинанд Пауль Вильгельм Рихтгофен, исследовавший природу Китая и установившего основные черты орфографии Азии. Географический ореол центрально-азиатского региона он ограничил территорией между Алтайско-Саянским нагорьем, Тибетом, Памиром и Большим Хинганом, которая характеризовалась им как область внутренних водных бассейнов, высохших или высыхающих и не имеющих стока к океану. Исходя из этого, он настаивал на понятии «Центральная Азия». Территориальный раздел центральной части Евразии между ведущими державами континента в XYIII-XIX вв. потребовал более точной локализации политико-географических понятий. Как следствие, термином Средняя Азия в отечественной литературе стали обозначать главным образом Русский Туркестан. Таким образом, Средняя Азия стала Средней Азией только после русского завоевания. То есть в культурном, политическом и геостратегическом отношении регион обрел самостоятельную ценность и определенность. Закрепилось это положение в связи с продвижением англичан с юга и разделом этого пространства по реке Амударье между двумя империями — Российской и Британской. Последствием этого оказалось то, что Средняя Азия перестала быть мостом между Востоком и Западом и сделалась водоразделом. Следует отметить, что в русской дореволюционной историографии не было достаточно четкого разграничения между Средней Азией и прилегающими к ней регионами Азии. Причем, это касается не только публицистических статей и очерков, но и официальных документов. Однако, по мере продвижения царизма в глубь азиатских степей постепенно выделяется, как бы, особая «среднеазиатская» политика. Значительную роль в этом сыграло присоединение казахских степей и Средней Азии, а затем и образование Туркестанского генерал-губернаторства.

Выражение «Центральная Азия» стали употреблять по отношению к территории Монголии и северо-восточного Китая.

Кроме понятий «Средняя Азия» и «Центральная Азия» в исторической литературе встречается термин «Средний Восток» который часто употребляли русские ученые и путешественники. Понятие «Средний Восток» (Туркестан, Бухара, Коканд, Хива, Восточный Иран, Белуджистан, Афганистан, Индия, Памир, Кашгария) сформировалось в результате англо-русского противоборства в Центральной Азии в XIX в. и нашло довольно широкое употребление в научной литературе и журналистике. В немалой степени этому способствовали труды лорда Джорджа Натаниела Керзона, который до своего назначения министром иностранных дел Великобритании был вице-королем Индии в 1899-1905гг. Эти страны объединяли такие важные факторы как религиозный (ислам), этнический (большинство персо-язычного и турко-язычного населения) и геополитический (непосредственная близость этих стран). Русский востоковед начала XX века А.Е.Снесарев рассматривает понятие «Средний Восток» как синоним «Средней Азии» и включает в него территории Казахстана, Средней Азии, Ирана, Афганистана, Синьцзяна, и в какой-то мере Тибет1. В начале XX в. все внутренние замкнутые бассейны Азиатского материка назывались «Внутренней Азией»2

В советский период различия в толковании понятий «Средняя Азия» и «Центральная Азия» стали более жесткими. После национально-государственного размежевания 20-30-х гг. термин «Туркестан» выходит из употребления. Этническая обобщенность этого выражения, подразумевавшего под населением региона, прежде всего его тюркскую часть, противоречила советской национальной политике. Создание союзных республик, в основе которых лежала идея приоритетного развития титульного этноса, привело к смене официальной терминологии. В результате территория Русского Туркестана стала именоваться Средней Азией и Казахстаном.

Средняя Азия стала рассматриваться как историческая и географическая часть Центральной Азии. Под термином «Центральная Азия» подразумевается теперь географическая область, включающая бывшие среднеазиатские ханства - Бухарское, Хивинское и Кокандское, западно-китайскую провинцию Синьцзян, Афганистан и северо-восточную провинцию Ирана - Хорасан1.

Обособление Казахстана от Средней Азии было обусловлено целым рядом причин. Северные области Казахстана вошли в состав Российской империи еще в XYIII в. и представляли собой наиболее интегрированную с центром часть региона. В географическом отношении северный Казахстан тяготел к Западной Сибири и степной полосе России. Этнонациональная структура республики с начала 30-х гг. характеризовалась численным доминированием русского населения. Особенности размещения промышленности и климатических условий обусловили выделение Средней Азии и Казахстана в различные экономические районы. В целом по социально-экономическим и этнокультурным показателям Казахстан занимал промежуточное положение между Россией и среднеазиатскими республиками СССР.

Распад Советского Союза поставил на повестку дня проблему самоидентификации новых независимых государств. Для республик Средней Азии и Казахстана положение осложнялось спонтанным характером обретения суверенитета и неподготовленностью к самостоятельному развитию. Огромная зависимость от России, экономическая нестабильность и гражданская война в Таджикистане обусловили нарастание в регионе интеграционных тенденций. В январе 1993 года лидеры Казахстана, Узбекистана, Туркменистана, Киргизии и Таджикистана на встрече в Ташкенте договорились о реализации ряда совместных проектов и приняли решение о том, что регион отныне будет носить официальное название «Центральная Азия».

Решения Ташкентской встречи ознаменовали появление на постсоветском пространстве нового регионального объединения с четкими географическими очертаниями. Симптоматично, что Казахстан недвусмысленно определил свою региональную и культурно-цивилизационную принадлежность в рамках СНГ.

Несмотря на то, что итоги Ташкентской встречи были восприняты в России как угроза ее национальным интересам, термин «Центральная Азия» получил широкое распространение в отечественной историографии1 и быстро вытеснил прежнее выражение «республики Средней Азии и Казахстан». Этому способствовали географическое и социокультурное единство региона, а также новый статус образующих его государств в мировом сообществе. Если до 1917 года Средняя Азия воспринималась как отсталая периферия Российской империи, в годы существования СССР — как союзные республики, находившиеся в сильной зависимости от центра, то после 1991 года страны Центральной Азии стали полноправными субъектами международных отношений. Свою роль в утверждении нового понятия сыграло и распространенное в начале 90-х гг. мнение о том, что Россия, вытесняемая Ираном и Турцией, теряет свое влияние в этом регионе.

Однако, термин «Средняя Азия» по-прежнему употребляется в отечественной историографии, хотя в обозначении территориальных рамок историки иногда расходятся. Так, например, О.И.Жигалина обозначает понятием «Средняя Азия» ту часть Внутренней Азии, которая охватывает среднеазиатские ханства (Хиву, Бухару, Коканд), а также Туркмению без Казахстана1. А В.В.Корнеев включает в эту географическую область современные государства Узбекистан, Таджикистан, Туркмению, Киргизию и южную часть Казахстана . По его мнению термины «Туркестанский край», «Туркестанское генерал-губернаторство», «Туркестан» использовались в официальных документах для обозначения российских владений в Средней Азии. Таким образом, историк идентифицирует понятия «Туркестанское генерал-губернаторство» и «Туркестанский край», что не является правильным. Термин «Туркестан» является более древним, нежели термин «Средняя Азия», Туркестанское генерал-губернаторство образовалось только в 1867 году.

Таким образом, в течение Х1Х-ХХвв. изменения политической карты региона приводили к периодической смене понятийного аппарата исторической науки. Суверенизация республик Средней Азии и Казахстана привела к формированию новой геополитической реальности, появление которой с неизбежностью отразилось на терминологии, а, следовательно, на исследовательских парадигмах российской историографии. Автор исследования считает, что, если речь идет о второй половине XIX века, уместно употреблять название «Туркестан» или «Средняя Азия», советский период должен быть представлен термином «республики Средней Азии и Казахстан», а в постсоветское время регион носит название «Центральная Азия», определенное ему лидерами государств на Ташкентской встрече.

Исходя из вышесказанного, для отражения специфики того времени, к которому относится исследование, целесообразным является употребление термина «Туркестанский край» или «Туркестан». Поскольку чаще всего русские и советские историки использовали понятие «Средняя Азия», то его также следует оставить для дальнейшего употребления.

Высокая научно-практическая значимость проблемы, ее актуальность и недостаточная разработанность обусловили выбор темы настоящего исследования. Целостное представление об историографии вопроса присоединения Туркестана к России необходимо получить при комплексном подходе, оценив итоги изучения данной темы на разных этапах развития отечественной и национальной историографии.

Объектом исследования является дореволюционная, советская и современная историография проблемы присоединения Туркестанского края к России.

Предметом изучения является сложный и противоречивый процесс накопления и развития научных знаний, движения исторической мысли по избранной теме, опубликованные исторические исследования, отразившие процесс присоединения Туркестана к России, формирование и развитие концептуальных подходов, их сравнительный анализ.

Цель диссертации состоит в системном историографическом анализе исторической литературы, направленном на выявление позиций и взглядов авторов по проблемам присоединения, его хода и последствий, постановке узловых проблем дальнейшего исследования истории присоединения Туркестанского края к России.

Исходя из данной цели, автор определяет следующий круг задач:

- проанализировать работы дореволюционных авторов и определить особенности оценки присоединения русскими исследователями, местными историками, их концептуальный подход;

- охарактеризовать особенности становления советской историографии присоединения Туркестана к России;

- провести сравнительный анализ концепций присоединения в историографии советского периода;

- определить основные направления проблемы в современной отечественной историографии;

- выяснить подход современных национальных исследователей к проблеме присоединения;

- дать классификацию и провести сопоставительный анализ всей имеющейся литературы по данной проблеме с учетом использования архивных материалов;

- показать значение терминологии в концептуальном подходе;

- определить неизученные или слабо освещенные вопросы и предложить рекомендации по организации будущей исследовательской работы.

В рамки реализации поставленной цели и определенных автором объекта и предмета исследования не входит связанная с ними, но требующая отдельного рассмотрения зарубежная историография проблемы.

Теоретико-методологическая база исследования. Строгая научная объективность может быть обеспечена лишь при выверенной методологии исследования. Радикальным сдвигом в методологической области можно считать изменение отношения историков к произведениям классиков марксизма-ленинизма, которые в советской исторической науке всегда рассматривались как методологическая основа, на которую нужно было опираться без всякого критического осмысления. В настоящее время необходимо учитывать как опыт историографического недавнего прошлого, так и новейшие изыскания историков, активно включающих в свой методологический арсенал результаты работы разных школ зарубежной исторической науки. Методологический аспект историографии проявляется еще одной гранью: интегрированность в современность, что расширяет ее социальную, политическую и идеологическую функции. В историографии с помощью комплекса подходов решаются научно-исследовательские задачи.

Основополагающими принципами всякого исторического и историографического исследования автор считает объективность и историзм, следование которым приводит к действительно достоверным научным результатам. Объективность в историографическом исследовании необходима для максимально возможной нейтрализации предвзятого отношения при интерпретации и оценке факта. Чтобы быть объективным, историограф должен стремиться избежать конъюнктуры, чему призван помочь принцип историзма. Историограф должен раскрыть факты, влияющие на позицию, взгляды, концепцию автора анализируемого исторического произведения, то есть изучить социально-субъективное, классовое, партийное в подходе автора к подбору исторических фактов и их интерпретации. Принцип историзма требует от историографа изучать историческое произведение в конкретно-исторических условиях его появления, оценивать заслуги автора по сравнению с предшествующим, а не последующим уровнем исторических знаний. Одновременно этот принцип запрещает историографу модернизацию исторических произведений, перенесение на них и их авторов «императивов» сегодняшнего дня.

С принципом историзма тесно связан принцип системно-структурного анализа, который предусматривает рассмотрение любого развивающегося явления как определенной системы, обладающей соответствующей структурой и функциональной значимостью. Он направлен на выяснение места указанного произведения в ряду ему подобных, появившихся в одно и то же время.

Эти основные принципы и составили методологическую основу исследования.

В целях реализации поставленных задач использовались такие методы исследования как проблемно-хронологический, синхронистический, сравнительно-исторический, историко-генетический и типологический. Автор старался также придерживаться метода морально-этического свойства - корректности, деликатности в оценке историографических фактов.

Хронологические рамки исследования охватывают весь период изучения рассматриваемой темы от начала наступления России на Туркестан (вторая половина XIX в.) до начала XXI века. Некоторые задачи исследования и концептуального построения диссертации предполагают обращение к историческим фактам и событиям, выходящим за пределы указанного периода.

Научная новизна диссертации состоит в том, что она представляет собой первое в отечественной исторической науке обобщающее исследование, специально посвященное анализу всего комплекса трудов в совокупности с архивными материалами по истории присоединения Туркестанского края к России от начала ее изучения до настоящего времени. В диссертации дана обстоятельная характеристика этапов историографии проблемы, изменения направленности, тематики и содержания ее изучения, выявлены ведущие тенденции, результаты и определены перспективы дальнейшего развития историографии присоединения Туркестанского края к России.

История развития всей научной мысли в исследованиях историков по данному вопросу в разные периоды рассматривается во всей противоречивости ее выражения, в диалектике сопоставительного анализа. В работе отмечаются позитивные и негативные стороны исторической литературы дореволюционного, советского и постсоветского периодов, определяется тот багаж исторических знаний, который прошел испытание временем, и подвергаются критике псевдонаучные выводы, послужившие питательной почвой для зарождения тенденций типа «колониального господства России в Туркестане», «уничтожения самобытности народов Туркестана», «ущемления национального достоинства и гордости туркестанских народов» и тому подобное.

Существенным признаком научной новизны диссертации является переосмысление и раскрытие слабо освещенных аспектов в историографии присоединения Туркестана к России, например, наличие и использование исламского фактора.

Практическая значимость работы обуславливается тем, что систематизированный в диссертации историографический материал, сделанные теоретические обобщения помогут восстановить существующие пробелы в историографии присоединения Туркестана к России и в освещении истории русско-среднеазиатских взаимоотношений. Она определяется также насущной необходимостью для историков, политологов, государственных и общественных деятелей составить объективное представление о научных результатах и перспективах изучения истории присоединения Туркестанского края к России как составной части военной, политической, социальной истории Отечества, а также содействовать теоретическому обоснованию общественно-политических преобразований.

Работа может быть использована также для демифологизации массового исторического сознания и укрепления его научности, воспитания патриотизма, в процессе преподавания общих и специальных курсов по истории России, при подготовке фундаментальных трудов по истории Отечества. Материалы данного исследования представляют интерес при подготовке общих и специальных курсов по историографии.

Источниковая база исследования. Анализ источников основан на общих принципах исторической науки, подразумевает объективность, историзм, учет всей совокупности обстоятельств их создания и научной судьбы (в том числе авторство, мотивы и цель, достоверность, политическое и научное значение). При опоре на указанные выше принципы и методы для рассмотрения широкого круга источников, анализируемых в диссертации, обеспечивается достоверность исследования.

В данной историографической работе использовались три группы источников. Первую, основную группу источников составляет научная историческая литература. К ней относятся опубликованные работы исследователей дореволюционного периода, оставившие информацию о ходе и результатах присоединения Туркестана к России; исследования советских ученых, внесших большой вклад в разработку многих аспектов присоединения, но не свободных от идеологических установок; труды современных российских историков, отражающих данную проблему с позиций сегодняшнего дня; работы национальных историков, рассматривающих проблему присоединения Туркестана к России в зависимости от позиции своего правительства. По характеру их можно разделить на два вида:

- Отчеты, донесения, периодическая печать дореволюционного периода, где находятся сведения об исторических событиях, характеристика военных действий, ход проведения реформ. Существенную часть составляют мемуары участников и очевидцев событий, как со стороны русских, так и со стороны представителей народов Туркестана. Этот специфический вид источников требует особо внимательного подхода и учета таких моментов, как время и условия их написания, документальная оснащенность, идейная и политическая позиция автора, его социальный статус и личная судьба.

- Научные труды и исследования - при анализе данного вида источников, важно определение концептуального подхода автора, необходимо учитывать субъективные и объективные факторы, влияющие на взгляды историков. Вторую группу источников составили архивные документы и материалы, непосредственно связанные с данной темой. Интересные данные были извлечены из Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), отдела письменных источников государственного исторического музея (ГИМ ОПИ), отдела рукописей Российской государственной библиотеки (РГБ ОР). Обширные и разнохарактерные архивные источники содержат ценные сведения по истории присоединения Туркестана к России, а также истории становления взаимоотношений России со среднеазиатскими ханствами.

К третьей группе источников относятся опубликованные источники. Прежде всего, следует отметить «Материалы для статистики Туркестанского края», «Положение об управлении Туркестанского края», «Материалы для истории Хивинского похода», «Полное географическое описание нашего отечества. Россия. Туркестанский край», которые опубликованы в дореволюционный период. Важной источниковой основой являются сводный «Туркестанский сборник» и сборник А.Г.Серебренникова, включающие соответственно 594 и 74 тома. В них содержится огромная источниковая информация, которая сконцентрирована в сброшюрованных вырезках из газет и журналов, цельных сочинениях и опубликованных документов. К сожалению, из-за того, что эти ценные источники в единственном экземпляре в настоящее время находятся в национальной библиотеке г. Ташкента, их данные использованы лишь частично. Ряд сборников документов и материалов был опубликован в советский период, среди которых представляет интерес сборник «Присоединение Туркмении к России».

В источниковую основу работы положены также издания по общим проблемам истории Туркестана, взаимоотношения России со своими окраинами.

Анализ самого материала, содержащегося в разных группах источников, опирается на проблемно-хронологический принцип, который позволяет комплексно рассмотреть поставленные вопросы, показать динамику, качественные изменения, результаты и перспективы в их изучении.

Привлечение разнообразных источников в их органической взаимосвязи и сравнительном сопоставлении, критическом отборе и анализе позволило выйти на адекватно объективный уровень раскрытия изучаемой темы.

Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты диссертации были изложены в двух монографиях (объемом 27 п.л.), ряде научных статей, тезисов докладов, учебных пособий, общий объем которых составляет 75,18 п.л. Основные положения и выводы докладывались на научных конференциях и семинарах.

Структура и основное содержание диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Русско-азиатские отношения до начала планомерного наступления России на Туркестан

Между Россией и Туркестанским краем существовали исторически давние связи. По утверждению Мухтара Бэкера1 торговые связи между русскими княжествами и среднеазиатскими ханствами начались еще в IX веке, хотя у историков есть основания полагать, что гораздо раньше. Наиболее ранние сведения о существовавших в 1Х-Х вв. исторических связях Туркестанского края с Русью находятся в сообщениях восточных путешественников, купцов, которые были частыми посетителями поволжских и славянских городов, а также государственных мужей. Много ценных данных о западных народах в виде пересказа сохранил автор географического словаря по имени Якуп, живший в XI11 в. Ряд сведений аналогичного характера имеется у арабо-среднеазиатских народов X в., побывавших с дипломатическими миссиями в Нижнем Поволжье. Торгово-посольские отношения народов, проживавших на территории Туркестанского края, с Русью продолжались и после ослабления Саманидского государства. Они не затрагивали вопросов политического характера во взаимоотношениях с русскими властями. Первенство в этом направлении перешло Хорезму, который являлся одним из развитых районов региона.

Торговые связи между Бухарой и русскими княжествами продолжали существовать даже во время монгольского господства2. Более широкое развитие посольские связи получают с конца XIV в. в период правления Тамерлана и его преемников. Для спокойного товарообмена между Русью и среднеазиатскими государствами Тамерлан контролировал территорию до юго-восточных границ Русского государства.

Начиная с XV в. роль связующего звена в отношениях Средней Азии с Русью стало играть Казанское ханство. После завоевания в середине XVI в. Московским государством Казанского и Астраханского ханств связи между Туркестанским краем и Россией становятся еще прочнее. Они стали осуществляться путем отправки посольств, причем инициатива в этом деле исходила как от среднеазиатских государств, так и от Московской Руси. Среднеазиатских ханов к сближению с Россией вынуждали войны, которые они вели между собой.

Регулярные связи московских царей со Средней Азией, точнее, с Хивой и Бухарой, начались в эпоху Шейбанидов. Начало им положило путешествие английского купца Дженкинсона в 1558— 1559 гг.1 Начиная с 1565 г. и до 1619 г. в Москву направлялись ряд посольств из Хивы и Бухары с целью добиться свободной торговли в городах Русского государства.

В 1557 г. Русь посетили бухарские и хивинские посольства с целью добиться свободной торговли в России купцам Бухары и Хивы. В свою очередь правительство Ивана Грозного, стремясь иметь тесные торговые связи с Туркестанским краем, при содействии англичан учредило так называемую «Московскую кампанию», где на дипломатической службе в качестве переводчиков, толмачей, писцов, проводников, гонцов и посланников использовались служилые люди из Вол го-Уральского региона. Письма и грамоты, предназначенные для восточно-азиатских стран и Индии, писались на тюркском языке, а пришедшие переводились на русский. В 1558 г. от России, впервые в качестве посла для ознакомления со Средней Азией в Бухару был отправлен англичанин

Дженкинсон, а в 1567 г. Иван Грозный послал И.Петрова и казанца Бурнаша Ялышева с товарищами «...проведать неизвестные государства до Китая». В 1561 г. в Москву из Бухарского ханства было направлено посольство, в котором принял участие ташкентский представитель Шейбанидов. А в 1574 г. ташкентский Шейбанид Мухаммед Дервиш посылал своего посланника в Москву от собственного имени.

С 1583 по 1590 год посольские связи России и Бухары заметно оживились, о чем свидетельствует следующий факт. За эти годы Россию посетили пять бухарских посольств. Они добивались развития русско-бухарской торговли и свободной торговли для бухарских купцов на Руси, в особенности в Казани и Астрахани. К этому времени Россия стала более могущественным государством, о чем свидетельствуют следующие данные. В 1589 г. к царю Федору Иоанновичу прибыл с письмом посол от эмира бухарского Абдалаха. В письме, по незнанию, не были отмечены царские титулы, а поэтому встреча посла с царем не состоялась и письмо царю передано не было. С послом встречался Борис Годунов, который объяснил обиду, нанесенную царю пропуском в письме царского титула. Расставаясь с послом, Годунов обещал ходатайствовать перед царем об установлении более тесных контактов между правителями. На этом на некоторое время обмен государственными посольствами прекратился, но отношения поддерживались между торговыми людьми.

В XVII в. между Бухарой и Россией происходил регулярный обмен посольствами. В течение этого века бухарские и хивинские посольства 16 раз посещали Москву и пограничные русские города, а русские были в Средней Азии 9 раз. В это время происходит становление российской дипломатической службы. Для этих целей был образован Посольский приказ.

В 1619 г. в Москву прибыло первое официальное посольство бухарского хана Имамкули, принятое царем Михаилом Федоровичем. В ответ было отправлено русское посольство во главе с дворянином Иваном Данилычем Хохловым, побывавшее в Хиве, Бухаре и Самарканде и вернувшееся в 1621 г. В наказе, данном ему, было сказано: «...если для допущения к хану будут требовать от него пошлин, то не давать их и возвратиться обратно. Если за обедом у хана будут находиться послы других государств, то требовать, чтобы ему, Хохлову, было дано место выше других, в противном случае не обедать». В 1669 г. при царе Алексее Михайловиче в качестве послов к хивинскому хану были отправлены И.Федотов и М.Муромцев. Почти одновременно с отправкой посольства в Хиву, было отправлено посольство в Бухару, которое возглавили братья Семен и Борис Пазухины. В письме к хану, царь просил освободить пленных русских и сдать их посольству. В этом письме также говорилось, что царь желает дружбы с бухарским правителем. Эмир Абдул-Азиз остался очень доволен посольством и в знак уважения к московскому царю отпустил с посольством 9 человек русских пленных, кроме того, сами Пазухины выкупили 22 человека. В 70-х гг. XVII в. для выполнения важных дипломатических задач в Туркестанский край ездили Байкрым Карманов, Байбир Таишев, Исенчюр Байкишев. В XVII-XVIII вв. известным дипломатом являлся Юсуф Касимов. В.В.Бартольд писал, что он много сделал для развития взаимоотношений России со среднеазиатскими странами.

Описание военных мероприятий России по завоеванию Туркестана в мемуарной литературе

В начале 60-х годов XIX в. в русской прессе проводилась идеологическая подготовка населения России к наступлению на Среднюю Азию. Либеральная буржуазия через журнал «Русский вестник» в 1862г. высказалась за завоевание Средней Азии. Журнал поддержала влиятельная консервативная газета «Московские ведомости», а также либеральная газета «Голос», которая призывала последовать примеру англичан в Индии.

Военный министр Д.А.Милютин также был сторонником военного выступления против Средней Азии. Вице-канцлер А.М.Горчаков мало занимался среднеазиатскими делами. Они находились в ведении Азиатского департамента Министерства иностранных дел, возглавляемого с 1861г. Н.П.Игнатьевым, бывшим главой миссии в Хиву и Бухару в 1858г. и сторонником решительных действий.

Еще в 1859г. генерал-губернатор Западной Сибири Гасфорд запросил у царя разрешение на занятие крепости Пишпек. 24 января 1859г. решением особого совещания это разрешение было дано, но реализация его была отложена на год. В конце августа 1860г. полковник А.Э.Циммерман с отрядом пехоты и конницы в 1750 человек, при 15 орудиях перешел р. Чу, и пошел на Токмак. 26 августа Токмак был занят, а в сентябре отряд Циммермана после пятидневной осады занял город Пишпек. В первой половине октября 1860г. подполковник Г.А.Колпаковский занял Узун-агач. Несмотря на победу, царские войска не могли укрепиться в Чуйской долине. Малочисленность царских войск привела к тому, что в 1861г. Токмак и Пишпек были вновь заняты кокандцами.

В 1862г. после присоединения киргизов, занимавших восточную половину Чуйской долины, к России, подполковник Колпаковский вновь занял Пишпек. Вторичное занятие Пишпека имело большое значение. Оно открыло возможность беспрепятственного движения на Аулие-Ата и было важным шагом на пути к соединению Сибирской и Сырдарьинской линий. В 1863г. оренбургский генерал-губернатор А.П.Безак вновь выдвинул проект о немедленном соединении Сырдарьинской и Сибирской линий. В феврале 1863 г. состоялось заседание особого комитета с участием министров, а также оренбургского и западносибирского генерал-губернаторов А.П.Безака и А.О.Дюгамеля, где было принято решение о соединении Сырдарьинской и Сибирской линий. Но финансовое и дипломатическое ведомства отклонили его. Кроме финансовых трудностей, на решения Особого комитета повлияли расхождения во взглядах обоих генерал-губернаторов на задачи и цели политики России в Средней Азии. Безак предлагал занять Ташкент и включить его в состав Российской империи, а Дюгамель считал более целесообразным добиться создания в Ташкентском оазисе самостоятельного ханства под покровительством России. Тогда инициативу взяло на себя оренбургское командование. Весной 1863 г. Колпаковским была произведена рекогносцировка Чуйской долины до крепости Аулие-Ата. В этом же году отрядами начальника Сырдарьинской линии полковника Черняева при молчаливом согласии Безака были заняты кокандские укрепления на Сырдарье: Сузак, Чулак-Курган. Таким образом, к 1863 году Кокандское ханство в основном утратило свое господство в Северной Киргизии и в районе Сырдарьи до Туркестана. Кокандское ханство не сумело отстоять в этих районах своих позиций, главным образом, из-за превосходства военных сил России. Продвижение русских войск еще более усилилось. Петербургское правительство, поставленное перед фактом, согласилось на соединение Сырдарьинской и Сибирской линий. 26 декабря 1863 г. был подписан царский указ, ознаменовавший переход от разведывательного этапа к тотальному наступлению Российской империи на Туркестан. На 1864 г. Военное министерство назначило выполнение этого утвержденного императором решения1.

В начале 1864г. отряд полковника М.Г.Черняева (2500 чел.) овладел г. Аулие-Ата, а затем был занят Чимкент. В июне 1864г. полковник Н.А.Веревкин занял г. Туркестан. Таким образом, соединение Сырдарьинской и Сибирской линий было завершено. Началось дальнейшее продвижение русских войск в Среднюю Азию.

Действия русских войск нашли широкое отражение в обширной мемуарной литературе. Мемуарные источники позволяют глубже понять некоторые особенности, присущие среднеазиатскому региону. По характеру внутреннего содержания мемуаров их можно подразделить на две составные части: 1)личные впечатления участников и очевидцев; 2)исторический фон, т.е. характеристика тех событий, которые автор передал, будучи современником, со слов и по рассказам других людей, данным периодической печати, документам и другим материалам. Безусловно, более ценной является первая часть мемуаров.

Точка зрения о том, что продвижение России в Среднюю Азию было продиктовано необходимостью защиты границ от кочевников, по-видимому, была официально признанной. Так в фундаментальном исследовании Хитрово «Свет, правда и народы России всех времен или полная история русского государства, жизнь русского народа со времени призвания варяжских князей; все войны, набеги, бунты, литература, музыка, театр, художества, до ныне благополучно царствующего императора Александра II, царя освободителя народов» читаем: «Цель завоевания Туркестанской области были вызваны крайней необходимостью обеспечить наши среднеазиатские владения от хищнических набегов и постоянных грабежей диких пограничных племен - хивинцев, бухарцев и др.» . То, что эта работа являлась официальной историей, говорит само за себя.

С позиции защиты границ России от кочевников-киргизов изложены события в книге Д.И.Романовского «Заметки по среднеазиатскому вопросу». Работа Романовского представляет интерес подробным описанием событий в период наступления русских войск начала 60-х гг. -1867г. в Средней Азии. Сам автор являлся участником многих из этих событий. К тому же в его книге часто даются ссылки на официальные источники (донесения местного начальства и др.), которые приведены полностью в конце книги. В предисловии автор пишет: «Сочинения Вамбери, труды наших ученых: Ханыкова, Никифорова, Кюльвейна, Данилевского и др. дают, конечно, довольно верные общие понятия о быте и характере жителей, но далеко недостаточны, чтобы отвечать на всю совокупность тех насущных вопросов, разрешение которых нам теперь предстоит» . Романовский дает объяснение по поводу хронологических рамок работы: «Период времени с 1854 по 1867г. особенно замечателен тем, что именно в этот период приводились в исполнение давно задуманные для устройства края предначертания, и совершилось все то, что непосредственно привело к современному положению наших дел в Средней Азии» . Романовский был сторонником просветительской миссии России в Средней Азии, он пишет что положение Средней Азии в описываемый период, т.е. к моменту завоевания Россией, гораздо лучше, чем 13 лет назад: «... среднеазиатское дело сейчас более в руках просветительства» 4. Поддерживая официальную точку зрения о том, что наступление в Средней Азии было вызвано защитой от внешних нападений, автор писал, что «необходимость прикрывать наши торговые караваны вместе с необходимостью противодействовать враждебному нам влиянию на киргиз среднеазиатских ханств»1 заставляла правительство строить в степи укрепления и организовывать военные походы против среднеазиатских соседей.

Советская историография вопроса в 40-50-х гг. XX в. в свете критики «школы Покровского»

С конца 30-х годов начинается критика так называемой «школы Покровского» и концепции «абсолютного зла». В «Постановлении жюри правительственной комиссии»1 от 22 августа 1937 года выражено было несогласие с данной формулой, и началась разработка новой концепции «наименьшего зла». Она означала, что для народов присоединение к России являлось наименьшим злом по сравнению с тем, что они могли попасть под владычество других народов. Например, Средняя Азия под власть Англии. Данная концепция призвана была «разоблачить» несостоятельность «школы Покровского». Поскольку в те годы историческая наука находилась во власти партийной идеологии, то многие исследователи всецело восприняли новое направление, тем более, что поступать вопреки интересам партии тогда было и небезопасно. После принятия постановлений ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 27 января 1936г. и от 14 ноября 1938г. по вопросам состояния исторической науки в СССР, начинается активная борьба за приведение исторического знания в соответствие с догмами «Краткого курса ВКП(б)». В частности, от советских историков потребовали серьезного и самостоятельного изучения истории отдельных народов СССР с акцентом на руководящую роль русского народа и русского пролетариата. Работы основоположника советской исторической науки М.Н.Покровского стали объявлять антимарксистскими, антиленинскими, ликвидаторскими, антинаучными и т.д. Следует заметить, что в период распространения культа личности Сталина критике трудов М.Н.Покровского и его последователей был придан односторонний негативный характер. Критика трудов М.Н.Покровского получила характер шумной кампании, причем некоторые исследователи, особенно публицисты, отошли при этом от принципа историзма. В пылу полемики они иногда отступали и от исторической правды, приписывали Покровскому ошибочные положения, выдвинутые другими историками, в то же время, забывая о реальном вкладе этого ученого в советскую историческую науку.

Чтобы придать критике М.Н.Покровского объективный характер в 1939 и 1940 гг. были изданы коллективные труды ученых института истории АН СССР: «Против исторической концепции М.Н. Покровского» и «Против антимарксистской концепции М.Н.Покровского»1. Атмосфера репрессий и беззакония, в которой готовились сборники, во многом объясняет, почему ученики М.Н.Покровского выступили с более резкой и необъективной критикой своего бывшего учителя, нежели представители старой школы. Именно от учеников М.Н.Покровского в первую очередь требовали неукоснительного соблюдения закрепленных в постановлении ЦК ВКП(б) от 14 ноября 1938г. «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)» директивных оценок Покровского. Именно их ряды в наибольшей степени пострадали от репрессий, поскольку принадлежность к школе Покровского рассматривалась чуть ли не как предательство интересов партии и народа.

Тон критике в первом выпуске задала вводная статья А.М.Панкратовой «Развитие исторических взглядов М.Н.Покровского», в которой скрупулезно перечислялись политические ошибки Покровского на всех этапах его жизни, полностью игнорировалось положительное значение научно-организаторской деятельности ученого, крайне необъективно оценивались научные работы, главная из которых «Русская история с древнейших времен», - по словам автора, «не представляла шага вперед... в деле выработки марксистско-ленинской схемы русской истории, ибо она игнорировала все важнейшие выводы марксистской теории»2. Однако, менее известно, какую интенсивную «проработку» выдержала А.М.Панкратова, прежде чем из-под ее пера вышла статья, столь резко расходившаяся со всем тем, что она раньше писала о Покровском3. Появлению статьи предшествовали арест ее бывшего мужа историка Г.Яковина, арест ближайших коллег по группе истории пролетариата

Института истории Комакадемии, закрытие редакции «Истории пролетариата СССР», неоднократные обсуждения» непартийного поведения» самой А.М.Панкратовой, закончившиеся 27 августа 1936г. ее исключением из ВКП(б) на партийном собрании ИКП истории, временной высылкой из Москвы в Саратов1.

Наиболее взвешенный взгляд на труды М.Н.Покровского содержится в статьях его ученицы М.В.Нечкиной, но и она обвинила М.Н.Покровского в том, что для него характерно «наклеивание ярлыков».

Своеобразной реакцией на первый выпуск сборника явилась статья известного историка Ем.Ярославского «Антимарксистские извращения и вульгаризаторство так называемой «школы» Покровского». Впервые опубликованная 12 января 1939г. в «Правде», она затем с незначительными дополнениями была перепечатана в качестве вводной статьи ко второму выпуску сборника. Если судить по названию, дословно заимствованному из постановления ЦК ВКП(б) от 14 ноября 1938г. «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском «Краткого курса истории ВКП(б)», эта работа должна была содержать анализ трудов историков школы Покровского. Однако, Ем.Ярославский ограничился крайне тенденциозным рассмотрением произведений главы школы. Сознательно повторив лишь негативные оценки и выводы, которые высказали авторы первого выпуска, он дополнил их надуманными обвинениями об игнорировании Покровским исторических фактов, отрицании им объективности исторических знаний, принижении роли большевистской партии, как руководящей силы революции и т.п. В итоге статья воплотила в себе такие отрицательные черты критики Покровского, как очернительство, навешивание ярлыков, передергивание, продемонстрировала открытый отход от принципов историзма в оценке творчества ученого.

Обвинения в адрес М.Н.Покровского Ем.Ярославский повторил, выступая 14 июля 1939г. на Всесоюзном совещании руководителей кафедр марксизма-ленинизма в Москве. Пересказав основное содержание своей обличительной статьи, он особо подчеркнул, что «тов. Сталин лично не раз указывал на то, что Покровский во многих своих работах не являлся марксистом» .

Современная отечественная историография проблемы присоединения Туркестана к России

В настоящее время в постсоветском пространстве мы наблюдаем разброс мнений историков по той или иной проблеме. Это объясняется желанием переосмыслить прошлое, найти объяснение событиям, происходящим в далеком и не очень далеком прошлом. Болезненно и трудно шел процесс отказа от советского прошлого, ломка устоявшихся догм и стереотипов. Сказалось и то, что историческая наука лишилась социального заказчика в лице государства. Безусловно, имело место шараханье из одной крайности в другую. Это относится и к самым общим вопросам истории, методологии и историографии, и в частности вопроса о присоединении Туркестана к России. По истечении десятилетия после произошедшего развала СССР можно попытаться подвести некоторые итоги.

Следует отметить, что для отечественной историографии вопроса характерны различные позиции историков. Ряд историков России преодоление кризиса идентичности видит в возвращении к «русской идее», реанимируя тем самым имперское сознание. Другая крайность, наблюдаемая в исторических исследованиях: переосмысление истории народов СССР в России создает в российском обществе своеобразный «комплекс вины» за свое «имперское» прошлое, чувство покаяния перед «наказанными» народами. И та, и другая тенденции вредно отражаются на исторических исследованиях, уводит от объективного восприятия исторического прошлого. «Имперская идея» в настоящее время переживает как бы второе рождение. В отечественной историографии наблюдается всплеск интереса к имперской проблематике, ее смысловому значению, институциональному оформлению, формам проявления на российском геополитическом пространстве. Исследователи стремятся расширить понятие «империя», как особого типа политической организации, использовать имперские характеристики при изучении российской исторической реальности. Все большую популярность в научной среде приобретает регионально ориентированный подход к проблеме империи, совмещающий анализ имперских унифицирующих механизмов с разнообразием реальной действительности1. Современные российские историки развернули на страницах исторических изданий дискуссию об имперском аспекте российской истории. Составной частью этой дискуссии является вопрос о национальных окраинах России, в том числе и о Туркестане. Историки склоняются к мысли о том, что имперское расширение не было следствием волевых решений правительства, но стало закономерным, а потому естественным, более того единственно возможным путем сохранения своей государственности. Американский историк Теодор Тарановски непременной обязанностью империи считал культурную цивилизаторскую миссию. Если следовать этому постулату, то российская империя, создавая и распространяя религиозную, этическую, духовную среду православия, впитывая и перерабатывая культуру присоединяемых земель, дала миру такое явление, как российская культура. Центральная власть на окраинах, в том числе и в Туркестане, умела гибко сочетать единство административного управления с поощрением культурного развития различных областей. Административные преобразования в национальных окраинах на современном этапе оцениваются, как одно из важнейших направлений эволюции имперского пространства, его переход на качественно новый уровень, основной характеристикой которого является выработка системы отношений с регионами.

Начиная с Петра 1 колонизационный процесс, сопровождающий всю российскую историю, постепенно приобрел черты экспансионизма. Экспансионистские притязания серьезно осложняли взаимоотношения России с ближними и дальними соседями, порождая недоверие к ее мощи и даже страх перед русскими завоеваниями. Российские монархи расширяли территорию за счет более слабых соседей, оставляя при этом собственно русские земли в запущенном состоянии. Такова общая канва, на которой базируется ряд работ обобщающего философского содержания и некоторые исторические исследования1.

Р.Шукуров, автор статьи «По дороге в Индию», опубликованной в 1995 г. в журнале «Родина» в защиту империи пишет следующее: «Все глобальные изменения в мире были результатом создания империй. В этом смысле империи нужны, и они будут существовать. Они в той же мере естественны, как и стремление человека к единству. И, за исключением частных случаев в Новое время, империи все же больше давали народам, чем отбирали у них» . В статье предпринята попытка осмысления взаимодействия Российской империи со странами Средней Азии. Соглашаясь с тем, что продвижение России в Среднюю Азию было явлением колониальным, автор, тем не менее, склонен считать решающими последствия этого события. В результате русского завоевания Средняя Азия стала водоразделом между Востоком и Западом, т.к. граница между двумя империями Российской и Британской прошла по реке Амударье. Другим важным последствием явилось изменение экономической и культурно-исторической ориентации среднеазиатского региона с юга на север. Интересно умозаключение автора по поводу неодинакового воздействия русского завоевания на различные народы, населявшие данный регион. Выбирая между двумя этническими элементами территории - тюркским (казахи, киргизы, узбеки, туркмены) и иранским (таджики), российские власти сделали ставку на первый. Дело в том, что таджикский элемент был более структурирован и основан на древних традициях. Тогда как тюркский этнос был моложе, мобильнее, менее обременен исторической памятью. При этом российская администрация опиралась на сведения профессионалов-востоковедов, собранные во время многочисленных экспедиций.

Что касается административного управления со стороны Российской империи то, по мнению автора, российская имперская власть «вела себя весьма продуманно, не вмешиваясь в уклад местной жизни по мелочам и, оставляя значительную часть суверенитета местной элите»1. Тогда же Россия впервые в своей практике применила договоры о дружбе. Причем, в каждом конкретном случае царская власть поступала в соответствии с конкретной ситуацией: над Хивой был установлен протекторат, существенно ограничивавший ее суверенитет, а с Бухарским эмиратом был заключен договор о дружбе, по сути являвшийся тем же протекторатом. Основным же результатом русского завоевания, по мнению автора, стало приобщение Средней Азии к европейскому универсализму и коренное изменение ситуации того исторического тупика, в котором регион оказался в XVIII веке. При этом интеллектуальная жизнь и мусульманские религиозные традиции были сохранены. Покорение Россией Средней Азии автор называет «полюбовным непроговоренным компромиссом, в котором имперское продвижение на Восток сопровождалось помощью русской армии местной знати в ее борьбе с социальными мятежами и набегами кочевников»1. При этом он ссылается на воспоминания последнего бухарского эмира Алимхана, написанные в Афганистане после 1920 г. В них бывший эмир с большим уважением отзывается о русской администрации и скорбит о падении монархии в России. Традиции были нарушены с приходом большевизма, при которых стала проводиться антирелигиозная политика. Отныне, считает автор, взаимный имперский компромисс стал невозможен.