Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Становление научного изучения усадеб (1901-1917 гг.) 18
1. Теоретические и методологические аспекты изучения русской усадьбы. 18
2. Журналы «Столица и усадьба» и «Старые годы» как центры усадьбоведения. 32
3. Проблематика изучения усадеб в литературе начала XX века. 54
Глава II. Генезис и эволюция советской парадигмы изучения усадеб 67
1. Смена дореволюционной парадигмы изучения усадеб в 1920-1930-е гг . 67
2. Литература об усадьбах в 1940-1950-е гг. 101
3. Усадьбоведческая историография в 1960-1980-е гг. 115
Глава III. Современное усадьбоведение: альтернативы развития 135
1. Теоретико-методологические основы усадьбоведения в 1990-е гг. 135
2. Основные направления изучения усадеб в 1990-е гг. 154
Заключение 187
Список использованных источников и литературы 194
- Теоретические и методологические аспекты изучения русской усадьбы.
- Проблематика изучения усадеб в литературе начала XX века.
- Смена дореволюционной парадигмы изучения усадеб в 1920-1930-е гг
- Теоретико-методологические основы усадьбоведения в 1990-е гг.
Введение к работе
Для современной российской науки характерен значительный интерес к истории русской усадьбы. Усадебная культура осмысливается как важнейшая органическая часть историко-культурного наследия России и трактуется как «глубоко национальная черта отечественной культуры», отражение «образа России».1
Усадьбы являются ценным в гносеологическом отношении пластом русской истории, их описания прочно вошли в отечественную литературу и мемуаристику. С усадебной культурой тесно связаны различные виды искусств и народное творчество. Интерес к ней в настоящее время проявляется многообразно: проводятся научные конференции, книжные и художественные выставки, действует Общество изучения русской усадьбы, издаются специальные номера журналов, проводятся усадебные празднества и др.
Изучение усадеб обусловило генезис соответствующего тематического направления - усадьбоведения, которое является неотъемлемой частью исторической науки.
Несмотря на значительную традицию изучения усадеб и большой интерес к ним в современном обществе и науке России, до сих пор отсутствуют специальные работы, предметом которых стал бы целенаправленный анализ историографического опыта русского усадьбоведения.
Вместе с тем до настоящего времени в современном усадьбоведении не преодолены негативные тенденции, существовавшие в советский период. Эволюция направления продолжается в основном за счет количественных изменений. Попытки модернизировать теоретико-методологические основы усадьбоведения, усилия по его интеграции в
процесс познания прошлого пока не изменили исследовательской ситуации принципиально,
В контексте этого приобретает важное гносеологическое значение осмысление историографического опыта отечественного усадьбоведения, изучение которого является необходимым условием для дальнейшего развития этой области знания, для совершенствования конкретных исследований и обозначения перспектив их развития.
Состояние историографического раздела является приоритетным показателем степени развития любого направления исследований, отражает процессы и наиболее значимые факторы, определяющие их эволюцию. Оценка ситуации зависит от степени корреляции проблемно-логического поля направления логике развития научного познания в целом. Применительно к теме настоящего исследования подобная проблема выражается в вопросе об адекватности опыта отечественной историографии усадьбоведения процессу эволюции исторической науки в XX веке.
Историография - фундаментальный компонент структуры усадьбоведения, непосредственно связанный с его теоретико-методологическими основами. Только комплексный, полный и объективный анализ существующих исследований позволит разрешить совокупность онтологических и эпистемологических задач, стоящих перед усадьбоведением: выявить направления и научные школы, модифицировать понятийно-терминологический аппарат, определить стратификацию знания об усадьбах и др. Без историографического обобщения работ невозможно составить объективного представления об усадьбоведении.
Анализ опыта изучения русской усадьбы позволяет расширить исследовательское пространство современной историографии и способствует достижению объективного знания о развитии отечественной исторической науки в целом.
К настоящему времени отсутствие комплексного
историографического исследования ощущается чрезвычайно остро и, в значительной степени, является фактором, сдерживавшим развитие отечественного усадьбоведения. Анализ историографических аспектов в современной науке имеет значительную гносеологическую актуальность, что предопределило выбор темы настоящего исследования.
До 1917 года исследования по историографии усадьбоведения отсутствовали. Это было детерминировано специфическими условиями генезиса научного изучения усадеб, формировавшегося на рубеже XIX и XX столетий.
Первичной формой обобщения стал библиографический учет усадьбоведческой литературы, без которого невозможно было провести комплексного историографического анализа проблемы. Фиксация работ подобной тематики возникла в начале XX века и имела спонтанный, несистемный характер. В частности, журнал «Старые годы» опубликовал список работ одного из основоположников русского усадьбоведения барона Н.Н. Врангеля.2
Библиографическое обобщения фонда усадьбоведческих работ продолжалось в 1920-е годы: издавались перечни работ В.В. Згуры;3 был опубликован первый библиографический указатель, посвященный усадьбам, который составил историк, генеалог и библиограф И.М. Картавцов.4 Его создание было детерминировано потребностями активного развития усадьбоведения в 1920-е годы. После выхода этого
указателя в советское время попыток библиографического учета больше не предпринималось.
В 1992 г. в контексте нового осмысления прошлого Государственная публичная историческая библиотека провела книжную выставку «Подмосковные усадьбы XVI - XX вв.: Москва и ее окрестности», на которой было представлено более 500 изданий. По ее материалам вышел в свет каталог, включавший дореволюционные и современные издания.5
Важным этапом в развитии библиографии усадьбоведения стал указатель Г.Д. Злочевского, опубликованный в журнальном варианте в 1999-2000 года. В него вошли «книги, статьи, тезисы докладов, газетные публикации 1992-1998 гг. о царских пригородных усадьбах, дворянских и купеческих имениях Подмосковья, в том числе находящихся ныне на территории столицы», всего более 1800 работ.6 Кроме того, Г.Д. Злочевский вел регулярный учет современной литературы об усадьбах.7 Эти указатели стали частью обобщающего историко-библиографического исследования Г.Д. Злочевского, охватывавшего период с 1787 г. по 1992 г.8 Цель автора заключалась в совершенствовании и дополнении информации об усадебной литературе; работа содержит обзор изданий с краткими аннотациями на некоторые из них, однако без обобщения и анализа опыта изучения усадеб в контексте общих историографических тенденций.
Методически библиография усадьбоведения в настоящее время находится на этапе создания эмпирической базы, накопления информации о вышедшей литературе. Несмотря на работы последних лет, эти данные еще не систематизированы, удобная в использовании информационно-поисковая система пока не создана.
Отсутствие полной библиографии отечественного усадьбоведения долгое время затрудняло развитие историографических исследований.
До 1917 г. и в советский период исследования об усадьбах не стали предметом всестороннего историографического анализа. Изучение проблемы носило фрагментарный, стихийный характер. В.В. Згура в 1920-х гг. дал оценку роли некоторых периодических изданий в изучении усадеб. Он, в частности, подчеркивал значение журнала «Старые годы» в становлении усадьбоведения.9 Вместе с тем, исследователь называл журнал «Столица и усадьба» «нелепым изданием», а его отношение к дореволюционному опыту было весьма скептическим.10
В 1920-е гг. было опубликовано несколько работ о Г.К. Лукомском11 - одном из крупнейших исследователей усадеб начала XX века, но его вклад в развитие усадьбоведения не осмысливался.
После разгрома Общества изучения русской усадьбы в 1930-х гг. ни библиографическим учетом, ни анализом историографических аспектов усадьбоведения в СССР практически не занимались.12 Только Т.А. Славина в монографии дала краткую оценку исследовательской
деятельности Г.К. Лукомского, а А.П. Банников охарактеризовал вклад журнала «Старые годы» в дело охраны памятников.14
Определенное внимание проблеме уделялось в эмигрантской историографии. Как правило, это были полумемуарные очерки.15
Период, начавшийся с конца 1980-х гг., несмотря на большое количество появившихся работ, не принес ощутимых результатов в области историографии. Первые исследования, обобщавшие опыт изучения усадеб, были опубликованы только в середине 1990-х годов. Их можно разделить на два направления: для одного характерно приоритетное внимание к биографиям исследователей, для второго - история изданий и анализ конкретных вопросов.
Наибольшее количество работ в современном усадьбоведении посвящено барону Н.Н. Вранг елю. Такой интерес закономерен, так как барон Н.Н. Врангель был заметной фигурой в мире искусства начала XX века. Сейчас не только переиздаются его работы, но также публикуются архивные материалы о нем.16 Наиболее обстоятельно его жизнь и деятельность описаны в работах А.П. Банникова, хотя о трудах ученого по усадьбам в них практически не упомянуто. В других публикациях, как
правило, рассматривались его биография и творческое наследие, в том числе в области искусствоведения.
В работах Г.Д. Злочевского изучен вклад в отечественную культуру другого известного искусствоведа начала XX века - П.П. Вейнера. В них подробно описывалась его деятельность в журнале «Старые годы» и в сфере изучения и защиты усадеб. Особо подчёркивался личный вклад П.П. Вейнера в охрану усадебных памятников.19
Неоправданно мало внимания в историографии уделяется жизни и деятельности другого выдающегося исследователя Г. К. Лукомского. Можно указать лишь небольшие по объему статьи с изложением основных биографических сведений и перечнями работ.
В связи с воссозданием Общества изучения русской усадьбы в 1990-е гг. появлялось много работ о его членах (А.Н. Грече, А.И. Некрасове, И.М. Картавцове, С.А. Торопове, А.В. Григорьеве и др.), в том числе воспоминания члена организации М.Ю. Меленевской. В этих публикациях, в основном, излагались их биографии и описывалась деятельность в Обществе изучения русской усадьбы, однако практически отсутствовал анализ научных взглядов. Более обстоятельные исследования посвящены только первому председателю общества В.В. Згуре.23
В конце 1980-х - начале 1990-х гг. активно изучалась деятельность Общества изучения русской усадьбы.24 Итогом этих исследований стала брошюра Г.Д. Злочевского «Общество изучение русской усадьбы», в которой в хронологическом порядке излагалась история деятельности организации и приводилась библиография изданных им работ. Обилие исследований об Обществе изучения русской усадьбы детерминировалось потребностью в осмыслении предшествующего опыта деятельности организации и идентификации современного усадьбоведения в условиях формирования нового исторического знания.
Определенное внимание в историографии уделялось журналам «Старые годы» и «Столица и усадьба». В предисловии к библиографической брошюре «Русская усадьба на страницах журналов «Старые годы» и «Столица и усадьба» давался краткий обзор истории этих изданий, раскрывался их вклад в изучение усадеб, приводились количественные данные. Однако роль журнала «Старые годы» в развитии усадьбоведения не была изучена с должной степенью подробности. Этот пробел восполнила статья А.А. Гудкова, в которой анализировались методологические основы и давался обзор проблем дореволюционного усадьбоведения, нашедших отражение в издании.
Анализ историографических проблем присутствовал в работах, посвященных отдельным сторонам усадьбоведения. Так, на примере Московского края были осмыслены основные теории и концепции усадьбоведения, характерные для первой трети XX века.28 Краткий обзор литературы, посвященной усадьбам, приводился в монографии Т.П. Каждан. Во введении к книге «Дворянской и купеческой сельской усадьбы в России XVI-XX веков» была дана общая характеристика усадьбоведческим исследованиям.30
Оба направления в историографии усадьбоведения синтезированы в работе B.C. Турчина. Автор, делая акцент на личности создателя журнала «Столица и усадьба» - В.П. Крымова, оценивал деятельность издания преимущественно в искусствоведческих категориях.31
Исследования по историографии русской усадьбы, разрозненные тематически и методологически, дают лишь фрагментарное представление о происходивших в усадьбоведении процессах и не могут заменить обобщающего историографического исследования проблемы.
Историографические аспекты отечественного усадьбоведения XX века до сих пор изучены недостаточно, методически несовершенно, в
содержательном отношении локально. Они не стали предметом всестороннего осмысления, в научный оборот не введен обширный эмпирический материал. Историография усадьбоведения в XX веке пока не заняла подобающего места в истории отечественной исторической науки.
Объектом настоящего исследования явилась совокупность историографических источников, посвященных русским усадьбам. В ходе их анализа был выделен ряд проблем, имеющих существенную гносеологическую ценность как для усадьбоведения, так и для исторической науки в целом. К ним были отнесены: понятийно-терминологический аппарат, типологизация усадеб, концепции и направления их изучения, методологические основы и парадигмы исследований, источниковедческое накопление эмпирических данных. Эти проблемы составили предмет анализа в настоящем исследовании.
Исходя из значительной актуальности темы и
неудовлетворительного состояния ее осмысления, целью настоящей диссертации является разработка целостной историографической модели отечественного усадьбоведения в XX веке.
В соответствии с поставленной целью в диссертации был определен следующий комплекс задач:
• показать эволюцию понятийно-терминологического аппарата усадьбоведения (в частности, изменения в дефиниции термина «усадьба»);
• проанализировать основные этапы, направления и концепции, существовавшие в отечественном усадьбоведении;
• выявить и определить гносеологическое значение основных проблем изучения усадеб.
Решение указанных задач позволит составить адекватное представление о генезисе и эволюции историографии отечественного усадьбоведения в XX веке.
Для решения поставленных исследовательских вопросов необходима методологическая основа, которая комплексно сочетала бы системный и цивилизационный подходы к изучению объектов. Системный метод позволил рассмотреть взаимосвязанные между собой элементы единой системы, что гносеологически адекватно соответствует специфике историографического исследования, для которого характерна тесная логическая, методологическая, тематическая связь между отдельными публикациями и их взаимное влияние. Системный метод предполагал целостность изучения избранного объекта, а также учет всех элементов, из которых данный объект состоит. Для заявленной темы системный метод позволил уделить первенствующее внимание процессам и явлениям, которые недостаточно анализировались в литературе: дискретности историографического развития, теоретико-методологическим аспектам, дискуссионности понятийно-терминологического аппарата, реализации различных парадигм в исследованиях об усадьбах и др.
При анализе эмпирической основы диссертации использовались традиционные принципы (в частности, историзм) и методы исторической науки: сравнительно-исторический метод, использованный для определения места усадьбоведческих исследований в системе отечественного историографического знания; синтетический метод, позволивший сопоставить концепции, теории и конкретные идеи между собой; герменевтический, способствовавший уяснению и интерпретации сведений конкретных источников и адекватному пониманию концепций усадьбоведения, теорий и методических моделей; критический анализ источников; ретроспективное моделирование концептуальных взглядов усадьбоведов.
Изучение историографии усадьбоведения в XX веке основывалось на широком круге опубликованных и архивных источников. Учитывая историографический характер поставленной проблемы, первоочередное
источниковедческое значение имели опубликованные материалы. Среди них - монографии, публикации источников, статьи в научных и научно- популярных изданиях, энциклопедические справочники, библиографические списки, газетные материалы. Полностью были изучены периодические издания в области усадьбоведения: журналы «Старые годы», «Столица и усадьба», а также сборники Общества изучения русской усадьбы «Русская усадьба».
Использованные материалы относятся к XX веку, среди их авторов -ведущие специалисты в области истории архитектуры, искусства, усадьбоведения, краеведения: П.П. Вейнер, барон Н.Н. Врангель, А.Н. Греч, В.В. Згура, Г.Д. Злочевский, Л.В. Иванова, Т.П. Каждан, И.М. Картавцов, М.В. Нащокина, А.И. Некрасов, Г.К. Лукомский, С.А. Торопов, А.И. Фролов, граф С.Д. Шереметев и др.
Сведения опубликованных источников органически дополнялись архивными материалами, которые целесообразно разделить на несколько групп в соответствии с видовой принадлежностью, широко принятой в источниковедении: творческие работы и подготовительные материалы к ним, переписка. Неопубликованные источники хранятся в фондах Российского государственного архива литературы и искусства (далее -РГАЛИ).
Творческие работы и подготовительные материалы к ним. К этой группе источников отнесены рукописи опубликованных, неопубликованных и незавершенных исследований по усадьбам. В частности, статьи В.В. Згуры.32 Эти источники позволили расширить представления об историографической ситуации определенных периодов, выяснить приверженность авторов к конкретным концепциям, проследить их участие в научных дискуссиях и эволюцию научных взглядов. Неопубликованные труды глубоко интегрированы в историографический
процесс, являются его неотъемлемым компонентом. Их изучение имеет важное гносеологическое значение, способствуя достижению более полного знания об усадьбоведении.
Переписка. Важное место среди архивных источников занимает личная переписка усадьбоведов и их коллег (барона Н.Н. Врангеля, Г.К. Лукомского, П.П. Вейнера, В.В. Згуры и др.).33 Например, сохранилось 10 черновиков писем В.В. Згуры П.П. Вейнеру за 1922-1923 гг., в которых он подробно информировал о деятельности Общества изучения русской усадьбы и интересовался мнением корреспондента о развитии усадьбоведения.
В письмах содержится обширный материал о личных и научных контактах, о сборе коллекций и источников для исследований, о научно-организационной деятельности, о результатах изучения усадеб, о нереализованных научных планах. Переписка представляет существенный интерес для изучения историографических аспектов усадьбоведения.
В отличие от опубликованных источников архивные материалы распределены неравномерно в хронологическом отношении. Основное их количество относится к концу XIX в. - первой трети XX в., что детерминировано интенсивностью исследований на рубеже XIX - XX вв. и отсутствием доступа к документам второй половины XX века, находящихся пока на ведомственном хранении или в частной собственности.
Тем не менее, сохранившаяся, выявленная и проанализированная в настоящем исследовании совокупность архивных материалов дополняет информацию опубликованных источников и способствует более
глубокому и верифицированному ее пониманию. Комплексный критический анализ всей совокупности источников, касающейся историографии усадьбоведения, дает возможность полностью разрешить поставленные в диссертации задачи.
Хронологические рамки исследования охватывают XX век, который являлся периодом наиболее активного развития отечественного усадьбоведения, становления анализа усадеб на научной основе. В начале прошлого столетия были заложены основы полноценного исследования усадеб, детерминировавшие систематическое осмысление памятников в 1920-х гг. и появление усадьбоведения как системы научного знания.
В исследовании не изучались работы, вышедшие после 2000 года, они привлекались в исключительных случаях, когда были органически связаны с ранее опубликованными исследованиями.
Научная новизна исследования состоит, во-первых: в разработке целостной историографической модели отечественного усадьбоведения XX века, ранее отсутствовавшей.
Во-вторых: в восполнении информационного пробела, существовавшего в отечественном усадьбоведении и историографии.
В-третьих: во впервые проведенной методологической идентификации концептуальных основ и парадигм исследований.
В-четвертых: в осмыслении эволюции понятийно терминологического аппарата, анализе основных этапов развития и направлений усадьбоведения в контексте развития исторической науки.
В-пятых: во введении в научный оборот неизвестных ранее сведений, в том числе - извлеченных из архивных документов.
Исследование было выполнено на основе анализа обширного эмпирического материала (около 2000 работ).34
В списке использованной литературы не расписывалось содержание периодических изданий «Старые годы», «Столица и усадьба», «Среди коллекционеров» и др., а также
Конкретная информация и выводы диссертационного исследования имеют большое практическое значение и могут быть использованы при разработке обобщающих трудов по краеведению, истории культуры, генеалогии, искусству, истории исторической науки, библиографии и книговедению. Большое значение имеет работа для методического и содержательного совершенствования основ усадьбоведения, его дальнейшего развития с учетом современных направлений исторической науки. Настоящая работа позволяет усовершенствовать лекционные курсы в высших учебных заведениях гуманитарного профиля, а также представляет существенный интерес для практической деятельности общественных организаций, занимающихся изучением усадеб и краеведением, искусствоведением, для работы музеев и библиотек.
Структура работы соответствует поставленными задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.
Теоретические и методологические аспекты изучения русской усадьбы.
Издания об усадьбах появились в России конца XVIII в. - первой половины XIX в. Как правило, почти все первые публикации об усадьбах инициировались их владельцами.36 Это были сочинения, написанные в жанре путевых заметок и описаний.37 По сути, они не относятся к усадьбоведческой литературе, так как в них отсутствовала научная проблематика, а конечной целью изданий было желание владельцев подчеркнуть и популяризировать свое богатство и знатность. В каком-то смысле, они фиксировали информацию об имениях и празднествах, в них проходивших. Работы этого периода содержат факты, информацию о состоянии имений в эпоху расцвета усадебной культуры, которые представляют источниковедческую ценность при их исследовании, и касаются, как правило, подмосковных дворцов.39
Во второй половине XIX века, после отмены крепостного права, начался процесс обеднения дворянства, упадка части имений. Рефлексия этого процесса еще не получила свое отражение в историографии. Соответственно, публикаций, содержащих сведения об усадебных приемах и праздниках, почти не стало.
Конец XIX - начало XX в. в отечественной историографии характеризовался повышенным интересом к истории российского дворянства.41 Специфика времени, экономическая и политическая нестабильность побуждали дворянство определиться в новых условиях, искать меры для предотвращения своего дальнейшего упадка. Экономически и политически разобщенное, оно искало пути сохранения и упрочнения сословных позиций. Соответственно, возрос интерес к культурно-архитектурному наследию сословия.
Активно и всесторонне изучались генеалогия и геральдика дворянских родов. Заметно выросло количество трудов - как научных, так и популярных. В контексте подобных историографических процессов усадебная культура, органично связанная с дворянством, оказалась одной из наиболее актуальных исследовательских проблем.
Сложилась общественно-культурная ситуация, которая характеризовалась обращением к культуре прошлого, вернее, к культуре, недоступной непосредственному восприятию, что становилось духовной потребностью не только специалистов, но и широкого круга лиц. Профессиональные историки, искусствоведы, архитекторы проявили заметный интерес к «усадебной» теме. Исследователи рубежа XIX-XX в. придерживались преимущественно позитивистской методологии, для которой характерны, прежде всего, - устремленность к отысканию документов (эвристика); их анализ (внешняя, подготовительная критика); внутренняя критика (критика толкования - герменевтика, негативная внутренняя критика достоверности - через проверку истинности и точности свидетельства и как ее результат - установление частных фактов). Далее позитивизм требовал синтеза выявленных достоверных фактов, который в духе соответствующей парадигмы достигался путем группировки выявленных ранее свидетельств и построения общих формул. Изложение результата исследования завершало создание исторического нарратива.42 Фактологичность исследований, стремление к систематизации и упорядочению информации, приоритетное отношение к эвристическому направлению позитивизма имел положительное значение на начальном этапе усадьбоведения. Без этого этапа познания в историографии отечественного усадьбоведения не смогли бы в дальнейшем развиваться альтернативные методологические подходы.
В работах об усадьбах в качестве вещественного источника выступали, прежде всего, сами строения: дома, церкви, павильоны, ротонды, руины и так далее. Из письменных источников использовались записки иностранцев и современников, эпистолярное наследие, а также устные свидетельства.
Ведущими исследователями русской усадьбы в начале XX в. были Георгий Крескентьевич Лукомский и барон Николай Николаевич Врангель. Их определения и трактовки эмпирического материала доминировали в усадебной историографии конца XIX - начала XX веков. Г.К. Лукомский (2 марта 1884 г. - 25 марта 1952 г.) был графиком, акварелистом, художественным критиком, историком искусства. В 1903 -1915 годах учился (с перерывами) в Императорской академии художеств, которую закончил со званием архитектора-художника. С 1909 г. участвовал в выставках. С началом Первой мировой войны участвовал в военно-инженерных работах в Галиции, одновременно изучая памятники архитектуры и истории этого края.
После Февральской революции - член Особого Совещания по делам музеев, в июле 1917 - ноябре 1918 г. председатель Царскосельской художественно-исторической комиссии, руководитель работ по изучению, описанию и реставрации памятников Царского Села, воспрепятствовал попыткам разграбления сокровищ его дворцов. С ноября 1918 г. возглавлял архитектурный отдел Всеукраинского комитета охраны памятников истории и старины в Киеве. В октябре 1919 г. выехал в Крым, вскоре эмигрировал, с 1921 г. жил в Берлине, с 1925 г. — в Париже, с 1940 г. - в Великобритании, активно участвовал в культурных начинаниях российской эмиграции, организовал 16 выставок своих работ, издал ряд исследований по истории русского и западноевропейского искусства и архитектуры. В 1920-х годах одновременно участвовал в советских периодических изданиях.43
Историк искусства барон Н.Н. Врангель (2 июля 1880 г. - 15 июня 1915 г.) - младший брат известного деятеля времён гражданской войны в России П.Н.Врангеля - в 1902 г. выпустил свой первый печатный труд -каталог знаменитой выставки русских портретов за 150 лет. В 1904 г. выпустил 2 тома подробного каталога Русского музея. В 1906 г. Врангель поступил на службу в Императорский Эрмитаж, публиковал статьи в журнале «Старые годы». В 1909 г. стал секретарем возникшего при его близком участии Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины.
Барон Н.Н. Врангель - автор статей, работ и монографий по истории искусства, организатор художественных выставок, член Общества библиотековедения, почетный корреспондент Императорского Румянцевского музея (1913 г.), в 1912 г. французское правительство отметило его заслуги орденом Почетного Легиона. С началом Первой мировой войны участвовал в деятельности Красного Креста, одновременно вел исследования в области искусства.
Одной из важнейших заслуг этих двух исследователей стало формирование терминологического аппарата усадьбоведения, для которого основополагающее значение имеет дефиниция самого понятия «усадьбы», которое отсутствовало в энциклопедиях конца XIX - начала XX века.45 Несмот ря на кажущуюся очевидность этого специфического явления, формулировка его точной, полной и инвариативной дефиниции представляет сложную эпистемологическую проблему. Она требует комплексного, общегуманитарного и междисплинарного подхода, составляя задачу определенного качественного уровня.
Проблематика изучения усадеб в литературе начала XX века.
Журналы «Столица и усадьба» и «Старые годы» не исчерпывают историографию русского усадьбоведения начала XX в. Деятельность изданий повлияла на общее развитие отечественной историографии усадьбоведения. Появился широкий круг работ, в которых анализировались аналогичные проблемы. Их жанр был различен: путевые заметки, монографии, путеводители и т.д. Круг авторов оказался достаточно широк. Среди них любители - не ставившие целей изучения проблематики усадеб; профессионалы - Т.К. Лукомский, барон Н.Н. Врангель, граф П.С. Шереметев, посвятившие немало сил и средств усадьбоведению; были владельцы поместий (например, граф С.Д. Шереметев). Они использовали последовательность описания усадеб, которую, как наиболее характерную в историографической парадигме начала XX века, можно выявить не только в журнальных публикациях, но и во многих монографиях и очерках.
С развитием историографии усадеб спектр использования источников и степень их использования менялись. Так, в работах СМ. Любецкого визуальное наблюдение усадеб служило только для краткого поверхностного описания имений.145
В работах И. Дмитровского собственные наблюдения помогали подчеркнуть художественную красоту имений и церкви в Дубровицах (имение СМ. Голицыных).146 Автор пользовался и письменными источниками, но использовал их формально - только цитировал, не проводя источниковедческий анализ. Поверхностно использовал при описании своих владений Михайловского, Введенского и др. письменные источники граф С.Д. Шереметев. Он приводил отрывки из писем и воспоминаний только как иллюстрацию. Так, пытаясь создать образ быта, духа прежней эпохи, граф приводил пространные отрывки из писем своих ближайших родственников.
По мере развития историографии глубокий анализ источника становился необходимостью. Г.К. Лукомский при описании имений в окрестностях Вологды ставил под сомнение авторство некоторых архитекторов (Ринальди, Кваренги), имена которых указывались в письменных источниках и литературе. Сами имения, здания усадеб выступали для Лукомского как богатый вещественный источник. По стилю архитектуры, по отделке комнат он определял время постройки или переделки усадеб.149 В своих монографиях, по сравнению с работами, опубликованными в «Столице и усадьбе», исследователь гораздо более последовательно проводил анализ источников.
Барон Н.Н. Врангель объездил множество имений в европейской части России и также использовал сделанные наблюдения и фиксации их состояния для подготовки обобщающей монографии. 5
Таким образом, привлечение различных типов источников было диспропорциональным. Предпочтение отдавалось вещественным памятникам, что обусловлено, с одной стороны, преобладавшей на этапе становления архитектурно-искусствоведческой направленностью развития усадьбоведения, а с другой - недоступностью и малоизученностью многих архивных материалов.
Проблема эвристики - сбора информации являлась одной из основных в историографии усадеб на рубеже веков. Граф П.С.Шереметев (1871 - 1943) пытался разрешить ее с помощью анкеты, которая была опубликована в «Летописи Историко-родословного общества» в 1905 году, и обращена к владельцам усадеб по всей России, пока время не стерло «следы прошлого и грозит лишить нас и будущие поколения достояния поколений минувших». Информация, собранная графом П.С. Шереметевым, является ценным источником в исследованиях по усадьбоведению.
Как и в журналах, в литературе много внимания уделялось охране и защите усадеб. Сначала эта проблема отражалась эпизодически, но с каждым годом обсуждалась все актуальнее.
В 1880 г. СМ. Любецкий, предвосхищая авторов начала XX в., обращался со следующим призывом: «По количеству важных событий в нашей истории, у нас, сравнительно, мало памятников, и тем заботливее должны мы сохранить их, как в материальном, так и в литературном отношении».153
В дальнейшем исследователи, подобно барону Н.Н. Врангелю, указывали на сокращение с каждым годом числа усадеб.154
Проблема сохранения усадебных памятников была основной для работ Г.К. Лукомского. Одна из глав его книги «Памятники старинной архитектуры России в типах художественного строительства» назывались «Вандализм». В ней Г.К. Лукомский, кроме осуждения такого прямого варварства, как ломание, бессмысленное разрушение, порицал бездушную перестройку древних памятников культуры.
Ю. Череда в статье «Звенигородский уезд», опубликованной в журнале «Мир искусства», подчеркивал культурное значение усадеб региона. Он связывал судьбу России, ее дальнейшее развитие, прежде всего, с духовной жизнью. Имение «Введенское», творчество Чайковского и Якунчиковой, объединенное с ним яркое тому доказательство: «И в далеких ранних мечтаньях своих о новой ожидаемой далекой любви, любви «святой небесной розы», непременно взгруститься ей [Якунчиковой] и о своем стареньком, кровном самом близком Введенском; и призовет она себе для новой жизни, для новой, небесной любви,- в новые друзья не «рыцаря бедного», с его безмолвным, холодным, дальним замком; и непременно угадает и призовет того, кто лучше «рыцаря бедного», кто ближе и кровней - какого-нибудь полубольного, полусвятого, полуземного князя Мышкина, с его Павловской дачей Лебедева».
Такая позиция была характерна для многих работ, публиковавшихся в журнале «Мир искусства». Методически позицию журнала можно охарактеризовать как художественно-эстетическую, являвшейся основой исследовательского интереса к искусству «второго порядка».
С конца XIX в. являлись предметом интереса путешественников, составителей путеводителей. В начале XX в. пристальный интерес к имениям проявил журнал «Мир искусства». На смену эстетическому интересу этого издания пришел вполне научный подход «Старых годов». После «открытия» им русской усадьбы, она стала для широкой публики неотъемлемой частью культурно-исторического мировосприятия. Со «Старых годов» началось изучение усадеб, сбор эмпирических данных, их интерпретация, осмысление роли отечественного усадебного строительства в истории отечественной архитектуры. Постепенно пришло понимание усадеб как культурного феномена, чье место и роль в истории России, ее культуры трудно переоценить. Усадьба воспринималась как отражение менталитета русской нации в контексте отношения ее к своему прошлому. То есть к 1910-м гг. сформировалось глубокое, многоаспектное толкование значения усадебной культуры.
Смена дореволюционной парадигмы изучения усадеб в 1920-1930-е гг
В Советской России, а затем в СССР, комплексное, объективное изучение усадеб было затруднено. Этому препятствовали, в первую очередь, политические и идеологические причины.
В начале 1920-х гг. исследовательская ситуация в усадьбоведении начала ухудшаться. Интенсивность исследований и количество специалистов уменьшались: одни (барон Н.Н. Врангель) скончались, другие (Г.К. Лукомский) эмигрировали.
Однако, пока тоталитарная система не сформировалась окончательно и влияние идеологии на науку не стало еще всеобъемлющим, усадьбоведение продолжало развиваться. Важным событием для отечественного усадьбоведения было возникновение особого центра исследования усадебных памятников. В декабре 1922 г. в Москве учреждено Общество изучения русской усадьбы (ОИРУ), просуществовавшее до начала 1930-х гг. Его первым председателем являлся молодой искусствовед Владимир Васильевич Згура (1903 - 1927). После его трагической гибели Общество возглавил А.Н. Греч, впоследствии репрессированный. В программном документе организации В.В.Згура, декларируя преемственность с дореволюционными исследованиями, писал, что «следует вспомнить «Старые годы», которым в лице П.П. Вейнера и его ближайших сотрудников принадлежит главная честь «раскрытия» русской усадьбы». Одним из важных направлений деятельности ОИРУ стала систематизация процесса изучения имений. Для этого предполагалось составление усадебной картотеки (алфавитной и топографической), карты усадеб, иконографической картотеки (отражавшей усадебную тему в живописи, графике, памятниках прикладного искусства), указателя источников (архивных и литературных материалов: дневников, записок, воспоминаний, переписки, описаний усадеб), библиографического указателя. Усадьбоведение воспринималось ОИРУ как одна из самостоятельных отраслей «историко-художественной» науки. Получили развитие теоретические и методологические достижения дореволюционного усадьбоведения. Кроме выпуска литературы по усадьбам, Общество проводило экскурсии по подмосковным усадьбам. При организации были открыты историко-художественные курсы по истории русского искусства.186
В период становления ОИРУ В.В. Згура активно переписывался с П.П. Вейнером,187 спрашивая его мнения и доказывая свой высокий профессиональный уровень. Возможно, это было необходимо для повышения статуса и создания преемственности деятельности новой организации с дореволюционными исследованиями. В 1923 г. бывший редактор «Старых годов» вступил в общество и стал главой его Петербургского представительства.189
ОИРУ занималось разработкой теоретико-методологических проблем, но проблемы совершенствования понятийно-терминологического аппарата в литературе 1920-х гг. практически не рассматривались. Понятие «усадьба» в 1920-х гг. употреблялось как устоявшееся. Об изменениях в отношении официальной науки к усадьбоведению на протяжении 1920-1950-х гг. наглядно свидетельствует эволюция трактовки термина «усадьба» в энциклопедических изданиях. Первая статья советского периода, написанная искусствоведом А.И. Некрасовым для «Большой советской энциклопедии», называлась «Усадьба русская (дворянская)». Хронологические рамки возникновения усадеб отодвигались к X-XI векам.190 Искусственное смещение периода генезиса усадеб связано, прежде всего, с методологией марксизма-ленинизма, желанием показать синхронность и преемственность в историческом развитии Западной Европы и Руси-России.
В энциклопедии также присутствовало определение «усадьба», согласно которому она являлась центром сосредоточения управления, руководства и организации нового, социалистического производства и быта сельскохозяйственного предприятия.191 Там же давался синоним: «Понятие «усадьба» часто заменяется понятием хозяйственного центра». Таким образом, слово «усадьба» обезличивалось, абстрагировалось от дворянской культуры. Не случайно в названии статьи А. Некрасова слов «дворянская» уточняло вид усадьбы, о котором шла речь.
Рост количества работ по усадьбоведению, наблюдавшийся в 1920-х гг. детерминировал их библиографический учет. Первый библиографический указатель, специально посвященный усадьбам, был составлен русским историком, генеалогом и библиографом И.М. Картавцовым (1895-1971). В первом разделе справочника собрана литература о подмосковных усадьбах в целом, во втором разделе -сведения об отдельных памятниках.193 В 1920-е гг. развитие усадьбоведения локализовывалось в нескольких направлениях. Одно условно можно назвать архитектурным, его генезис стал возможным в связи с практическими потребностями музееведения, различных областей истории искусства и культуры. В 1920-е гг. особенно востребованной оказалась источниковедческая концепция Г.К. Лукомского, хотя и в методически урезанном виде. Историография советского периода абсолютизировала материальную сторону усадеб, т.е. их архитектурно-художественный компонент. Его акцентирование мыслилось как оправдание и обоснование продолжения усадьбоведческих исследований в советский период. Публикации об усадьбах позиционировались музейной и краеведческой необходимостью.
Одновременно происходило изменение модели исследования. Первоочередной задачей В.В. Згура считал регистрацию усадеб.195 Для этого использовалась анкета, привнесенная, скорей всего, графом П.С. Шереметевым. ОИРУ, создало на ее основе свою анкету.196 Источниковедческое пространство усадьбоведения стратифицировалось следующим образом: 1. Название; 2. Местонахождение; 3. Последний владелец; 4. Преобладающий архитектурный тип; 5. Сохранность и использование в настоящее время; 6. Историческая справка; 7. Архитектура [перечисление и краткое описание памятников]; 8. Садовая архитектура и парк; 9. Внутреннее убранство усадебного дома; 10. Собрание; 11. Библиотека; 12. Архив; 13. Театр и театральное здание; 14. Библиография и архивные источники; 15. Архитектурный материал [планы, чертежи и прочее]; 16. Иконография.
Теоретико-методологические основы усадьбоведения в 1990-е гг.
Качественное изменение методологической ситуации в отечественной исторической науке 1990-х гг., освобождение ее от диктата идеологического монизма, совершенствование методического инструментария не могли не отразиться на положении усадьбоведения. В контексте новых методологических и гносеологических приоритетов были необходимы серьезные имманентные изменения и адекватные определение роли и места информации об усадьбах в историческом исследовании. В конце XX в. усадьбоведение вступило в период всестороннего теоретико-методологического и структурного обновления.
Историографически многие процессы отражались опосредованно. Публикаций, посвященных анализу теории усадьбоведения, в количественном отношении насчитывалось немного. Однако многочисленность, методическая и тематическая разнородность исследований позволяют выявить совокупность эпистемологических и методологических проблем, определяющих теоретический уровень современного знания об усадьбах.
Характерной чертой усадьбоведения в конце XX в. оказалось существенное методологическое разнообразие. Отсутствие идеологического диктата, расширение проблемного поля, осмысленный поиск новых парадигм исследования обусловили развитие тех методологических оснований, которые на протяжении XX в. проявлялись стихийно и эпизодически. Обращение к дореволюционным моделям познания способствовало усвоению соответствующих теоретических основ и методического инструментария. Уровень рецепции был вариативен: от поверхностного заимствования внешних форм и цитирования до глубокого проникновения в суть подхода, позволявшего синтезировать новое знание.
В конце XX в. методология исторического материализма, и реанимированный позитивизм начали утрачивать значение, вытесняясь культурологическим подходом, который являлся продолжением художественно-эстетического направления начала XX в. Его становление и развитие в начале 1990-х гг. стимулировал не столько поиск новой методологии усадьбоведческого знания, сколько анализ усадеб как неотъемлемого, в значительной степени самостоятельного компонента национальной истории и культурного достояния.412 Признание культурологического статуса за усадьбоведением требовало формулировки соответствующих методологических оснований анализа. Были получены познавательно ценные результаты, которые позволили раскрыть новые аспекты конкретной информации и достичь более глубокого понимания сущности явления. В трудах Л.В. Ивановой, М.В. Нащокиной и других исследователей413 с позиций культурологической методологии анализировалась история усадебного быта.
Историография усадьбоведения в начале 1990-х гг. находилась в русле общих тенденций, характерных для исторической науки. В усадьбоведении объект исследования стал рассматриваться с позиций исторической антропологии, ориентирующейся на методологические установки культурной антропологии. Предметом исследования становился культурно-исторически детерминированный человек - владелец усадьбы, взятый во всех его жизненных проявлениях. Однако в такой интерпретации задачи усадьбоведения ограничивались изучением стереотипов человеческого поведения, а анализ макропроцессов выводился за рамки исторического исследования. Вследствие этого, многие усадьбоведы исходили из необходимости изучения разных аспектов истории имений и их владельцев, не сводя ее к истории человеческой субъективности или истории поведения.414
Некоторые исследователи в рамках культурологического подхода использовали методологию реляционного структуризма,415 который предполагает описание и интерпретацию действий индивида (или группы) в социокультурных пространствах, выстраивающихся по ранжиру от макроструктур до структур среднего уровня и микроструктур «наверху», «внизу», «в центре» и на общественной периферии.416
Приоритетной характеристикой культурологического подхода являлось признание активной роли языка, текста и нарративных структур в создании и описании истории усадеб. В связи с этим, возросло использование архивных данных и литературных произведений как источников.417 Увеличилось количество публикаций мемуаров и воспоминаний, позволяющих реконструировать историю быта и повседневности усадебной жизни. Интенсивность культурологического дискурса применительно к усадьбоведению на протяжении 1990-х гг. изменялась. Она заметно возросла в конце десятилетия. К этому времени в значительном числе исследований декларировалась переориентация на изучение культурологической истории усадеб, предполагавшей конструирование социального бытия посредством культурной практики на микроуровне (усадебная культура).419 Главная задача исследователей состояла в том, чтобы показать, каким образом субъективные представления, мысли, способности, интенции индивидов действуют в пространстве возможностей, ограниченном объективными, созданными предшествовавшей культурной практикой коллективными структурами, испытывая на себе их постоянное воздействие.
К настоящему времени сложилась ситуация, в которой при недостаточной количественной частотности собственно культурологического изучения усадеб, во многих работах механически повторяется схоластическая, часто никак не связанная с конкретным содержанием и выводами, формула о культурологическом характере усадьбоведения.
В связи с этим, стало появляться гораздо меньше, чем в советский период, работ в рамках архитектурного направления, по сравнению с предыдущим периодом. Исследования подобной тематики продолжались в соответствии с принципами и по методологии предыдущего этапа усадьбоведения, однако наметился некоторый синтез с культурологическим подходом в контексте возрастания гносеологического влияния социокультурных факторов.420 Как и раньше, проводилось изучение архитектурных стилей имений, выяснялись или уточнялись имена зодчих, но архитектурный аспект ставился в зависимость от социокультурных и антропогенных факторов.
Сформулированная еще в начале столетия культурологическая концепция в 1990-х гг. не только развилась, закрепила методологические и эпистемологические позиции, но и стала одним из наиболее перспективных направлений развития усадьбоведения в России. Не исключена возможность ее интеграции в дальнейшем с позитивизмом, при которой элементы культурологической методологии могут быть синтезированы в источниковедческое изучение усадеб.
