Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Методология выявления, учета, исследования культовых объектов как историко-культурных памятников кочевников Центральной Азии 37
1.1. Классификация памятников. парадигмы определения: визуальные и вербальные носители информации 37
1.2. Антропогеографические культовые объекты (АКО или святые места) 42
1.2.1. Краткая историография и состояние проблемы в Трансбайкалье 42
1.2.2. Классификация антропогеографических культовых объектов 51
1.2.3. К методологии исследования и сохранения АКО 56
1.3. Буддийские письменные памятники на тибетском и монгольском языках 66
1.3.1. Состояние проблемы 66
1.3.2. Изучение буддийского книгопечатания Монголии 70
1.3.3. Буддийское книгопечатание в Трансбайкалье 74
1.3.4. К вопросу структурирования книжных коллекций 85
1.3.5. Современные Информационные Системы в востоковедном источниковедении 94
Глава 2. Культовые объекты в структуризации пространства: человек- общество - природа 102
2.1.Традиционная система ценностей монгольских кочевников в степном законодательстве 102
2.2. Структуризация пространства в ритуальных текстах 107
2.2.1 Взаимоотношения человека с объектами окружающей среды в числовой символике ритуалов 107
2.2.2. Трактат Цансрая Дорже «Девять этажей счастья» 117
2.2.3. Тексты, посвященные хтоническим божествам Трансбайкалья 129
2.3. Материалы учета и исследования АКО 132
2.3.1. Восточно-саянский горный регион (Ока, Тунка) 135
2.3.2. Баргузинская долина 181
2.3.3. Ононская долина Читинской области. Тарей 220
2.4. История административного управления Трансбайкалья 247
2.4.1. Трансбайкалье -место встречи цивилизаций 247
2.4.2. Административное управление Монголии 249
2.4.3. Картография Монголии 254
2.4.4. Административное управление инородцев в России 255
2.4.5. Административное управление в советский период 260
Глава 3. Культовый объект и передача информации во времени 266
3.1. Топонимия сакральных объектов Трансбайкалья 266
3.1.1. Этногенез и топонимика сквозь призму этимологии 266
3.2.1. Ландшафт, иерархия и дистрибуция влияния 274
в топонимике региона 274
3.1.3. К проблеме сохранения исторической информации сакральных топонимов .287
3.2. Архетипы визуального памятования или основные формы маркировки АКО 295
3.2.1. Обоо 295
3.2.2 Сэргэ -коновязь 298
3.2.3. Зурам (сэмэлгэ) 305
3.2.4. Тамга 308
3.2.5. Субурган 312
3.3. Буддийская книга - вербальный носитель информации 316
3.3.1. Книга - реликвия и проявление Слова Будды 316
3.3.2. Коллекции рукописей ксилографов на тибетском и монгольском языках в государственном, общинном и частном владении 320
Глава 4. Экология пространства и социума 344
4.1. Трансбайкалье - особая экологическая зона 344
4.2. Ритуал и экологическая культура населения 347
4.3. Экология времени и пространства 354
4.4. Международные, федеральные и региональные нормативно-правовые документы сохранения культурного и природного наследия 363
Заключение 384
Литература 390
Источники на тибетском и монгольском языках 390
Исследования и материалы на европейских и восточных языках 392
Международные, федеральные и региональные нормативно-правовые документы 400
Список информантов 401
Список иллюстраций 402
- Классификация памятников. парадигмы определения: визуальные и вербальные носители информации
- Взаимоотношения человека с объектами окружающей среды в числовой символике ритуалов
- Этногенез и топонимика сквозь призму этимологии
- Международные, федеральные и региональные нормативно-правовые документы сохранения культурного и природного наследия
Классификация памятников. парадигмы определения: визуальные и вербальные носители информации
В период идеологических кризисов изучение памятников и отношение к ним общества имеют большое значение для определения приоритетных ценностей социума. Например, широко известно о повсеместной деконструкции коммунистических памятников в постсоветское время в странах бывшего СССР и социалистического содружества. Полевые исследования культовых объектов на территории Бурятии, Монголии и Внутренней Монголии в рамках проектов Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) и Международного института изучения кочевых цивилизаций ЮНЕСКО (МИИКЦ ЮНЕСКО)1 происходили в 1999—2001 гг. и охватили переломный период истории России, Монголии и Китая; период эпохальных перемен, крушения социалистических идей, переоценки ценностей. Это позволило зафиксировать некоторые наблюдения в динамике общественного отношения к памятнику. Рухнувшие идеологические надстройки как бы обратили колесо истории вспять, люди стали возвращаться к забытым, казалось бы, культам и ритуалам, которые, как оказалось, не потеряли значения для административно разделенных монгольских народов. Так, буряты, не тратя сил на разрушение коммунистических памятников (в столице Бурятии, Улан-Удэ, на центральной площади города сохранен и более того постоянно реставрируется памятник "Голова Ленина", и вообще не был разрушен ни один из коммунистических памятников), стали восстанавливать старые родовые культы и посвященные им памятники.
Многие ученые, исследовавшие проблемы монголоведения и номадизма, отмечали, что параметры исследований и оценочные критерии, выработанные с точки зрения стереотипов городских цивилизаций, не всегда приемлемы для изучения кочевой культуры. Необходимость в аргументации фактами для получения достоверного результата научного исследования заставляет обратиться с более пристальным вниманием к артефактам прошлого или памятникам истории и культуры кочевников. Как обнаруживается, общепринятое международное определение памятника совершенно не отражает специфики кочевой культуры и выработано целиком и полностью с точки зрения оседлых цивилизаций. В результате памятниками считаются монументальные архитектурные, скульптурные сооружения и предметы искусства.
Основные параметры определения памятника монгольских кочевников таковы же, как и у памятника оседлой культуры, однако необходимо отметить кочевую специфику. В толковом словаре русского языка В.Даля памятник определяется как «все, что делается для облегчения памяти, для того, чтобы помнить или поминать дело, не забыть чего-либо (Памятник законов, книга, выписки, припоминания, узаконенья. Памятник земледельца, овцевода, коновода, кузнеца, книга, содержащая правила сих промыслов). Памятник - это также: 1. Сооружение зодчества или ваяния в честь и память события, лиц. (Памятник Петру Великому, Памятник 1000-летия Руси. Надгробный, надмогильный камень, надгробье, голбец). 2. Остатки прошлого; устроенное, созданное кем-либо или напоминающее его. (Эта монета - памятник начала 1 века. Он оставил по себе один памятник: развалины недостроенного дома. Военные поселения наши - памятник Аракчеева)» [Даль, 1912: (3) 27].
В советской литературе бытовало понятие о памятнике в широком и узком смысле. В широком смысле — это объект, составляющий часть культурного наследия страны, народа. Совокупность памятников истории и культуры включает предметы, являющиеся (или способные быть) объектами музейного показа, а также недвижимые памятники. По типологическим признакам памятники могут быть подразделены на: 1) археологические; 2) памятники истории; 3) памятники архитектуры; 4) памятники монументального искусства; 5) памятники письменности, обладающие историко-познавательным или историко-художественным значением. Памятник в узком смысле - это произведение искусства, созданное для увековечения памяти о людях и событиях [БСЭ, 1975: 130-131].
В англоязычной литературе больше внимания уделяется не дефиниции памятника, а характеристике свойств памяти, значения памяти в биологической и социальной жизни человека (Encyclopedia Britanica, Encyclopedia of Religion). Для социального функционирования памяти особое значение имеют реликвии в реликвариях, т.е. акцент делается на внутреннем содержании памятника и его эмоционально-этическом значении для общества, что определяет памятник как реликварий. Таким образом, культовое значение свойственно памятнику изначально и в европейской культуре.
Представление о памятнике как о реликварий или реликвии подробно разработано в буддийских тибетских трактатах. Основным культовым значением в буддийском мире являются реликвии Будды. В индийской буддийской традиции реликвии подразделялись на три категории: 1) телесные останки Будды или других буддийских святых; 2) различные объекты, каким-либо образом связанные с ними; 3) реликвии Дхармы, встречающиеся в священных текстах - дхарани. Эти реликвии создавали возможность взаимодействия с Буддой, ушедшим в нирвану, дарили вдохновение и становились локусом для поклонения верующих. В тибетской литературе существуют трех-, четырех- и пятичастные классификации реликвий. Согласно Хайдуб-дже (1385-1438) , который ссылается на более ранних авторов, Будда завещал вкладывать в ступы: 1) реликвии дхармакайи (т.е. дхарани, сутры); 2) реликвии тела (Будды); 3) реликвии одеяний (образа). Эти три вида реликвий определяются соответственно как высшие, средние и низшие по значимости реликвии. Более подробные классификации представили: четырехчастную - Пятый Далай-лама (1617-1682), пятичастную - Падма Тинлэй (1641-1717) и Контрул Лодой (1813-1899)3. Несмотря на некоторые различия-в трактовке и дробности деления все авторы сходятся в том, что буддийские памятники представляют собой реликвии Тела, Речи и Сознания Будды. Их формальными проявлениями выступают культовые изображения-(скульптурные, живописные, графические) - как символ Тела Будды; тексты сутр и тантр — как символ Речи Будды; ступы - как символы Сознания Будды4.
При определении онтологии памятника и его дефиниции более значимыми. представляются артефакты прошлого, которые создавались человеческим обществом с целью передачи определенной информации, трансляции и утверждения некоей идеи во избежание предания ее забвению потомками. Такой памятник по своей сути является выражением определенной центростремительной идеи, формирующей единство общества; он является квинтэссенцией идеологии общества, внутренние взаимоотношения которого подчинены определенным нормам. Это качество памятника функционально близко юридическим документам и актам государственного устройства. Именно такое его качество, вероятно, имело главное значение в кочевом монгольском государстве, но данная тема заслуживает отдельного рассмотрения. Суть вопроса состоит в том, что возведение или создание памятника является отражением особенного, вплоть до культового, отношения общества к определенному лицу, предмету или явлению.
К особой категории памятников, которые ранее, до принятия нового Федерального закона №73, не имели юридический статус объектов культурного наследия или памятников, истории и культуры, относятся объекты традиционного поклонения, находящиеся в естественной среде (на природном ландшафте). Данные культовые объекты неразрывно связаны с природой, окружающей средой, более того часто главный культовый объект на местах традиционных поклонений ассоциируется с определенным природным объектом, наделенным магическими, священными качествами. Одновременно этот природный объект является носителем исторической памяти народа, так как с ним связываются факты, события, лица исторического или мифологического прошлого. Такие объекты почитаются из поколения в поколение как главные родовые, семейные святыни, то есть в их почитании члены сообщества заинтересованы кровно. Таким образом, при отсутствии так называемой «национальной идеи» в государственно-политическом управлении именно данные культовые объекты сохраняют консолидирующую роль для членов субэтноса. Именно в этой неформальной объединяющей силе культовых объектов хранится творческий потенциал народной традиции. Более пристальное отношение к подобным памятникам истории своего народа, фундаментальное их научное исследование может помочь в поиске рациональных и перспективных решений современных проблем общества в информационную эпоху.
Взаимоотношения человека с объектами окружающей среды в числовой символике ритуалов
Роль ритуала также заключалась в регулировании отношений человека и общества с природой и окружающей средой. Общественные ритуалы почитания антропогеографических культовых объектов, регулярно проводившиеся в определенных местах, как и обычное право, нормировали поведение членов общества не только внутри социума по отношению к другим членам сообщества, но и по отношению к окружающей среде, природе, животному и растительному миру, космическим объектам и т.д. Структура традиционного ритуала моделирует мироздание (созидание мира) в миниатюре на конкретный временной период, в котором кульминация действий связана с конкретным человеком. Поэтому состав или список обожествляемых персон у разных информантов не одинаков. В языческой традиции информация обычно передается устным способом, ритуальным действиям наставник обучает ученика во время ритуала, по принципу «делай, как я», «повторяй в точности, как было». На шаманских ритуалах непременно создается некая конструкция, как бы повторяющая изначальное мироздание, где есть стержень, или мировое древо, соединяющее миры высший, божественный небесный и низший, преисподняя, демонический с миром обитания человека. Зло соответственно изгоняется в свой темный мир посредством оси. Люди, заказчики ритуала, помещаются в центр земного мироздания, куда приглашаются сверхъестественные силы, божества и принимают угощения взамен на благосклонность и содействие в мирских делах. Поскольку на земле кроме человека обитает множество божеств, духов, всевозможных существ, а их могут видеть только люди-медиаторы, (согласно монгольской поговорке «нет на земле ни пяди без хозяина»), то соответственно первыми среди приглашенных должны быть хозяева данного конкретного места, у которых также существует иерархическая схема подчинения. Именно в этом состоит сложность классификационных делений шаманских или других языческих пантеонов.
Например, списки почитаемых хозяев местностей (эдзэнов гор или хадов) у разных хадаиш (священнослужителей) Восточно-Саянского горного региона при всей общности, несколько отличаются друг от друга. Бамбалаев Доржи Дубжирович, 72 года, родом из с. Балакта в своих призываниях совершает подношения следующим эдзэнам — хозяевам местности: Шаргай-ноен, Бурэн-хан, Хан-уула, Алтан Мундарга, Туураг шулуун, Орхобома (ущелье), Хара Ьарьдаг (гольцы на Сенце), Хатан-болдог, Номтын ундэр (по дороге на Аршан), Ганса нарЬан, Морин сагаан, Ринчен-Лпунбо, Халбын Улаан-хатан, Улзыта. Из ритуального призывания Буянтуева Шагдар-Сырен Сыреторовича, 75 лет, жителя Хойто-Гола, хадаши из рода хонгодоров, обнаруживается иной состав почитаемых хатов, который насчитывает 16-18 персонажей: Шаргай-ноен, Бурэн-хан, Хан-уула, Алтан Мундарага, Даян-дэрхэ, Хара Даваны Ханчин-тэнгэр, Шубугэ-Толгой, Бурхан-Халдун, Халбайн Улан-Хайрхан, Хан Ехе-Нагадай, Сагаан-ноен, Убэгэд, Мон-уула, Улаан-даван, Хан Тудэн-мэргэн, Тургэй Эзэн, Ангарын-хат. По сообщению других информантов активно почитаемыми на сегодня являются следующие объекты: Ринчен-Лхунбо, Хан-уула, Орхобоома, Хужирт Гурбан-хайрхан, Улаан-хайрхан, Улаан-шуулун, Тамгата, Обтой, Эрын-губоо, Хазалхы Улаан хайрхан, Буурал Сардык, Халбын Улан-хайрхан, Сархын нойон-уула, Тисын улан хирпис, озера Нойон-нур, Хатан-нур, Шубугэ-толгой, Ногон-уула, остров на Ильчир-нур.
Таким образом, воссоздание картины мира или ритуальной структуры мироздания остается, главным образом, духовным опытом шамана (или другого языческого жреца). Технология этого процесса все же не выходит на вербальный уровень.
В буддийской практике, которая, придя в регионы, «густо населенные шаманскими духами», создала свой метод унификации и структуризации ритуального пространства, все технологические моменты прописаны специальными руководствами в трактатах по теории и практике ритуала. Из всей совокупности буддийской литературы на тибетском и монгольском языках особую значимость для нашего исследования имеют тексты, имеющие непосредственное отношение к ландшафтным культовым объектам, так как они являются первоисточниками информации. Сочинений, посвященных теории и практике почитания хтонических божеств и ландшафтных объектов российского Трансбайкалья, существует не так много и обнаружение их это не только большая удача, но и кропотливый труд по их выявлению. Данный вид источников можно разделить на тексты по теории ритуала и практические обрядники.
Один из текстов, содержащий теоретические сведения и руководство к сооружению культовой конструкции на обоо принадлежит Лобсан Норбу Шерабу. Лобсан Норбу Шераб (тиб.: Bio bzang norbu shes rab), известный у монголов как Сумати Мани Праджня, учился в Тибете, жил в монастырях Внутренней Монголии и в Юнхегуне в Пекине. Его перу принадлежит текст под названием: «Методы реализации сосуда-сокровищницы и лабцзе, так называемая Великая Сокровищница, источающая сияние девяти желаний32» (тиб.: gter bum tshul dang lab rtse tshul gyi lag len dod dgu i dpal byor byung byi gter chen zhes bya ba bzgugs. Xyl. Printed in Peking 1867 year. 32 ff.). Это трактат о том, как должны проводиться ритуалы сокрытия драгоценных сосудов и возводиться лабцзе или обоо. По сообщению Лобсан Норбу Шераба, Падмасамбхава учредил в Тибете четыре вида лабцзе {обоо):
1) rgyal ро lab rtse rtser brtsegs — буквально: «царские обоо, воздвигаемые на вершинах гор» - посвящены абстрактным божествам высшего ранга, возводились «для устойчивого и мирного правления и упрочения государственной власти в соответствии с религией»;
2) bstan po i lab rtse gong khar - букв.: «обоо наставников на возвышенностях», воздвигались для «удачи в захвате скота и богатств, упрочения могущества и власти» правителей;
3) rmang po i lab rtse khel khar — букв.: «обоо попечения основателей», сооружались для «разграничения поколений потомков основателей, умножения людей, богатства, пищи» и были суть родовыми обоо;
4) phyugs po i lab rtse - букв.: «обо скотоводов», возводились на орных тропах «для избавления от людских болезней, эпидемий и упрочения благополучия».
Сумати Мани Праджня выделяет еще и пятый вид обоо:
5) lab rtse gnyan ро dang lab rtse ma bu bcu gsum - букв.: «обоо суровых и 13 обоо матери и детей».
При сооружении нового обоо необходимо было совершить целый ряд подготовительных действий: испрашивание земли с ритуалом усмирения духов земли, подношением жертв луусам и сабдакам в бумбах-сокровищницах, которые закапываются в землю под основанием нового обоо, установка срогшина (тиб.: srog zhing; монг.: yol modon) - осевого стержня обоо. Без всего этого с соответствующими надписями, заклинаниями и прочее, обряды, которые будут проводиться на обоо, не будут иметь силы добра, и даже напротив могут принести вред. Как и всякий тибетский трактат или ритуальный текст, сочинение Сумати Мани Праджни составлено на основе более ранних источников.
Этногенез и топонимика сквозь призму этимологии
Историческая значимость ономастического материала бесспорна, так как история имен тесно связана с историей общества, его экономической, политической и культурной жизнью. Плодотворность изучения антропонимии региона в историческом аспекте была прекрасно проиллюстрирована в трудах Ц.Б. Цыдендамбаева. Анализ родословных таблиц бурят XVIII-XX вв. позволил автору установить языковую неоднородность антропонимов, что является отражением процесса этногенеза в регионе. Исследователем были выделены четыре ономастических пласта:
1) монголо-бурятские и тюркские имена трех-четырех поколений легендарных предков бурят, являющиеся племенными или родовыми названиями, часто тотемного или топонимического характера;
2) бурятские и тунгусо-маньчжурские личные имена пяти-шести поколений;
3) бурятские и тибетские имена семи-восьми поколений;
4) тибетские, бурятские и русские имена двух-трех поколений бурят. Данный анализ позволил автору предположить, что хори стали отпочковываться как племя ориентировочно в VI в.н.э. Таким образом, антропонимикой бурят отражает влияние тюрков в VII-VIII вв., тунгусо-маньчжуров в XV-XVI вв., тибетцев посредством буддийского вероучения в XVI-XX вв. и русских в XX в. [Цыдендамбаев, 1981: 4-8].
В историко-культурных реалиях Сибири и Центральной Азии, в частности в регионе Трансбайкалья, где коренное население вело кочевой и бродячий образ жизни, исследователи истории не избалованы наличием письменных источников, поэтому большое значение приобретает изучение топонимики, а при изучении системы культовых объектов неизбежно пристальное обращение к микротопонимике края. РІменно материалы топонимики и микротопонимики Трансбайкалья подтверждают обоснованность утверждения известного русского географа Надеждина о том, что географическая карта должна быть одним из первых источников изучения истории.
По справедливому заключению Л.В. Шулуновой топонимическая стратиграфия является «свидетельством заселения края» и предоставляет «дополнительные сведения историко-этнографического плана о том или ином народе». Лингвистический анализ топонима с точки зрения его словообразования позволяет синхронизировать время расселения с этнической принадлежностью народа, осваивавшего территорию. Так, по наблюдениям Шулуновой, при определении этимологии субстратных топонимов возникают две ситуации: 1) основа и формант принадлежат одному языку; 2) основа и формант восходят к разным языкам. Например: ЗагаЬата (название населенного пункта в Боханском районе Иркутской области, русское написание Загатуй) от бур. загакан - рыба + суф. -та, Сахюрта (населенный пункт в Ольхонском районе Иркутской области) от бур. сахюур — кремень + суф. -та, или Шаралдайка (Слюдянский район Иркутской области) от бур. шаралдай — с желтизной + рус. суф. -ка [Шулунова, 1995: 56-58]. При субстратном словообразовании имени отмечается закономерное историческое предшествование основы топонима перед формантом. Иноязычная суффиксация свидетельствует об адаптации названий предшествующих этносов вновь освоившим территорию народом.
Свидетельством исторических предшественников, насельников региона является сохранение в современных географических названиях огромного количества имен тунгусо-маньчжурского происхождения. Известный бурятский языковед И.Д. Бураев настаивал на необходимости признания того факта, что в этногенезе бурят очень силен эвенкийский компонент. По мнению профессора, в Бурятии «из иноязычных наибольшее распространение получили названия, восходящие к эвенкийскому языку, что вполне увязывается с историей края». Так, продуктивными словообразующими формантами в эвенкийском языке являются аффиксы -ра (со значением обладания признаком), аффикс вторичного имени -нга, аффикс -кан (образует имена названия по месту жительства), аффикс -хан (уменьшительно-ласкательный), аффикс -каан (вторичная глагольная основа со значением подражания). Отсюда, например, происходят названия: Татаурово от туту — голубь, тутура - голубиный; Унгура — олений водопой, от унгками — поить оленей; Селенга — железистая, от селе — железо. Кулин — змея, кулинга - змеиный; Аамут — озеро, амуткан — приозерный житель. Бира - река, биракан - речка. Ая - добро, аякан — хорошенький. Читкан, Чита от чита - береза, Улюкчикан от улюки — белка.
Бураев также считал, что название поселка Агинское происходит от эвенкийского ага - поле, открытое место, степь. Могзон (название населенного пункта и одноименного озера) - буквально: длинное озеро. Тэгда - означает дождливый, Чикой — происходит от чоко — зелень, зеленая трава; Хилок — от килга — точильный камень; Дырен (название местности в верховьях реки Баргузин) — исток реки [Бураев, 1990: 3-8].
Один из наиболее известных исследователей бурятской топонимии М.Н. Мельхеев посвятил проблеме многие из своих работ. Из «Краткого топонимического словаря» Мельхеева (с. 109-180) в дополнение к свидетельству Бураева узнаем, что, название известной реки Ангары также происходит из эвенкийского языка: от анга - пасть животного, рот, ущелье, расщелина, промоина; Ангара - обладающая разинутой пастью, открытая, выходящая из расщелины. Ашинга - от эвенкийского асигта — ель, еловый лес. Ая, Аяя - бухта на берегу Байкала, буквально: добрый, хороший, приятный, удобный. Багдарин - название поселка и горы, от багда — белый, -ргш суффикс обладания; означает буквально признак по цвету — белая гора (известняк). Часто встречающееся название Бильчир означает место слияния двух рек. Икат - название хребта на правобережье Баргузина, происходит от эвенкийского икоат - место остановки для кормления оленей. Название реки Ингода в Читинской области - от эвенкийского инга — галька, песок на отмели, ингагда - галечник50. Ия - приток Оки - ие(н) - младший, меньший; Кадар - скала, утес.
О тюркских компонентах топонимии Трансбайкалья пишет У-Ж.Ш. Дондуков. В статье автора приведены любопытные сведения о родовом составе населения Тугнуйской долины, среди которых кроме представителей 8 хоринских родов присутствуют: загдай угтан - выходцы из чахар-монголов; онкод угтан — из ойратов; ботоголжо угтан - хамниганы; бандой угтан — выходцы из Тибета; зангин угтан — из Внутренней Монголии; соном-майдар — из Центральной Монголии; даха-боотэ — с острова Ольхон. Автор обращает внимание на то, что большинство названий имеет тюркское происхождение, что является свидетельством исторического прошлого, когда территория была заселена тюрками. Например, по мнению Дондукова, Сутай происходит от тюркского су — вода; название села Боом — от тюркского слова, означающего скала, утес, действительно, у села возвышается одинокая каменная глыба. Бэлыпэр — происходит от тюркского Beltir — перекресток, скрещение дорог, устье, место слияния двух рек. Зэрэн — от тюркского Зэр — земля, место; Нуурмай — от нуур — свет, сияние. Название местности Тамча, где был построен один из первых стационарных буддийских храмов, от слова там — древнетюркское стена, на современном туркменском это слово означает «обжитое, обустроенное место».; на уйгурском это 4-стенный дом с высокими стенами из толстых бревен и крепким забором. Название местности Алтай родственно с казахским Алатау и киргизским Алатоо, что значит «пестрые горы». Тура - в говоре тугнуйских бурят значит город, происходит от др.тюрк. тура — укрепленное жилище, крепость. Туран — тюрк, туран — стоянка, тур - стоять51.
Международные, федеральные и региональные нормативно-правовые документы сохранения культурного и природного наследия
Катастрофическое уменьшение количества историко-культурных памятников на территории России, Монголии, возрождение культурных традиций непреходящих ценностей вызывают необходимость координированных комплексных мер по исследованию, сохранению и рациональному использованию культурного наследия в связи с вопросом сохранения видового разнообразия природного и культурного ландшафта планеты. Проведение международной конференции по окружающей среде и развитию (Рио-де-Жанейро, 1992), межправительственной конференции по политике в области культуры в интересах развития (Стокгольм, 1998) свидетельствует о том, что в современном мире проблемы сохранения и исследования природы и культуры во всех ее проявлениях приобрели глобальный характер. Решение этих проблем должно осуществляться на всех уровнях. В глобальном масштабе стоит вопрос соотношения природы и культуры, культуры и развития. Сохранение культурного и природного наследия признано важнейшим фактором и условием устойчивого развития.
Достаточно четко наметилась главная тенденция развития международного права в области сохранения культурного и природного наследия - переход от частных, очаговых и видовых методов к комплексному решению проблем в планетарном масштабе, к созданию единой мировой сети особо охраняемых ландшафтов. Научное прозрение В.И. Вернадского о том, что «человек настоящего времени представляет из себя геологическую силу; сила эта все возрастает, и предела ее возрастания не видно», сделанное в начале прошлого столетия, стало очевидным для всех спустя несколько десятилетий. Даже более того, сегодня человек убедился в том, что сила его достигла грани саморазрушения и саморазрушение человека неизбежно влечет разрушение биосферы Земли. Завоевательный поход человека на природу приводит к катастрофическому сокращению видового разнообразия на Земле. На пятом всемирном конгрессе по ООПТ, состоявшемся в Дурбане (ЮАР), в сентябре 2003 г., было отмечено, что «характерные для биологического разнообразия экономические, культурные, эстетические и духовные ценности имеют важное значение для всех людей, а увеличивающиеся масштабы потерь биологического разнообразия серьезно ухудшат качество жизни будущих поколений, если эта проблема не будет восприниматься как требующая безотлагательного решения».
Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию (утверждена Конференцией ООН по окружающей среде и развитию, Рио-де-Жанейро, 3—14 июня 1992 г.) признала «комплексный и взаимозависимый характер Земли, нашего дома». Гуманистическая направленность документа выражена в первом принципе Декларации: «Забота о людях занимает центральное место в усилиях по обеспечению устойчивого развития. Они имеют право на здоровую и плодотворную жизнь в гармонии с природой». Принцип четвертый гласит: «Для достижения устойчивого развития защита окружающей среды должна составлять неотъемлемую часть процесса развития и не может рассматриваться в отрыве от него».
В развитии международного правового поля относительно сохранения природного и культурного наследия следует отметить еще один весьма важный момент - это постепенная международная унификация самого понятия «наследие» как терминологического определения, сближение и обогащение семантической нагрузки этой категории в соответствии с признанием многообразия и равноправия культур и традиций разных народов мира. Несмотря на серьезные достижения в этой области за последние годы легитимное признание значимости сохранения мультикультурной картины мира и необходимости равного представительства прав и интересов народов с гетерогенными культурными традициями требует серьезных дополнительных доработок.
Одной из важнейших нерешенных проблем является сложность унификации ценностных категорий, имеющих специфические локальные особенности. Прежде всего коренная, так сказать, номинация в обозначенной проблеме - это «наследие». Но представление о наследии, или наиболее ценных для социальной единицы объектах, тесно связано с образом жизни, а именно с типом ведения хозяйства и мировоззренческими идеологическими надстройками. Еще в недалеком, советском прошлом классификационной основой в идеологических построениях для нас служил классовый подход, в котором противопоставлялись имущие эксплуататоры и свободный трудящийся пролетариат. Сегодня социалистическим формам собственности отказано во всех преимуществах перед частной собственностью и вопросы о сущности наследия вовсе не связываются с классовой принадлежностью или другими социальными различиями. Сущность наследия также не может зависеть от столь лабильного и относительного показателя, как уровень экономического развития. Наибольшее влияние в вопросе о сущности наследия, вероятно, имеет тип хозяйствования, сформировавший общность, и принятое обществом представление о взаимоотношениях человека и природы. Если за точку отсчета взять представления о взаимоотношениях человека и природы, то возникает традиционная мировая дихотомия: Восток - Запад. Для восточного мировоззрения характерно восприятие неразрывного единства человека с природой как ее частицы. Западная философия признала человека венцом божественного творения и властелином природы.
В традициях старой Европы, тяготеющей к оседлой земледельческой культуре с достаточно высокой плотностью населения, понятие о наследии, естественно, было всегда связано с правом владения и пользования землей в четко ограниченных пределах и размерах, со статичными архитектурными сооружениями, а также с элементами их сопровождавшими. Эти стандарты были успешно культивированы Новым Светом и распространились вместе с усилением политического и экономического влияния США в мире. На форму решения проблемы сохранения наследия немаловажное значение имели также тип социального устройства общества и формы собственности, принятые данным обществом в недалекой исторической ретроспективе, до того, как его коснулись процессы всеобщей глобализации. Также и сама форма создания и функционирования правового поля, наряду с современными законодательными государственными структурами имела свои, так сказать, альтернативы, версии и варианты, соответствующие типам социального устройства. Именно о существовании собственных, оригинальных систем сохранения наследия свидетельствуют разновременные и многоликие памятники истории и культуры, объекты природного и культурного наследия разных народов в разных уголках нашей планеты, возраст которых часто исчисляется тысячелетиями. Думается, что опыт древних восточных цивилизаций (Индии, Китая, Тибета, Японии и др.) в деле сохранения и использования объектов природного, культурного, духовного наследия заслуживает более пристального внимания и изучения, нежели это было до сих пор.
Международная система сохранения природного и культурного наследия, имеющая европейские корни, зародилась в 1844 г. в Норвегии, когда была учреждена первая в мире национальная общественная организация по сохранению наследия. Спустя 45 лет на американском континенте, на северо-востоке США, был создан Массачусетский национальный траст (Massachusetts National Trust), заявивший о внедрении в практику охраны и использования наследия трастового (доверительного) подхода. В 1895 г. трое британских энтузиастов охраны исторических достопримечательностей Р. Хантер, О. Хил и X. Ронсли создают английский Национальный траст (The National Trust) с двумя региональными комитетами по Шотландии и Ирландии, ставшими со временем самостоятельными национальными трастами. За очень короткое время эта организация, заручившись поддержкой государства, становится самой массовой и в то же время авторитетной общественной организацией на Британских островах. Национальный траст Великобритании на сегодня остается одной из самых плодотворных наследиеохранных организаций в мире. Затем трастовые организации по сохранению и использованию наследия начинают активно создаваться в материковой Европе, Австралии, Океании, южной и юго-восточной Азии. На международном уровне проблема сохранения ценных объектов мировой истории и культуры стала рассматриваться на мирных конференциях в Гааге (Нидерланды) в 1899 и 1907 гг. по инициативе России, когда впервые была признана необходимость защиты памятников от военных действий. Одним из известных резонансов этих конференций, усиленных разрушительными последствиями первой мировой войны стала «Афинская хартия», принятая в 1931 г. Международной конференцией реставраторов (Ю.Л. Мазуров).
