Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Социально-экономическая и политическая история Владимиро-Суздальского княжества в трудах советских историков
1.1. Урбанизация и складывание феодальных отношений на северо-востоке Руси (вторая четверть XII - первая треть XIII вв.) в историографии 1920-х - 1980-х гг 14
1.2. Советские историки о взаимоотношениях княжеской власти и церкви в «Залесской земле» 41
1.3. Внешняя политика и внешняя торговля Владимиро-Суздальской Руси в оценках отечественных ученых 20-х - 80-х гг. XX в 59
Глава II. Духовная культура Северо-Восточной Руси XII -начала XIII вв. в науке советского времени
2.1. Изучение летописания Северо-Восточной Руси отечественными исследователями 1920-х - 1980-х гг 89
2.2. Агиографические памятники, исторические повести и торжественное красноречие Владимиро-Суздальского княжества в трудах советских ученых 138
Заключение 182
Примечания 189
Список использованных источников и исследований 201
Список сокращений 209
- Урбанизация и складывание феодальных отношений на северо-востоке Руси (вторая четверть XII - первая треть XIII вв.) в историографии 1920-х - 1980-х гг
- Советские историки о взаимоотношениях княжеской власти и церкви в «Залесской земле»
- Изучение летописания Северо-Восточной Руси отечественными исследователями 1920-х - 1980-х гг
- Агиографические памятники, исторические повести и торжественное красноречие Владимиро-Суздальского княжества в трудах советских ученых
Введение к работе
Актуальность темы исследования. К середине XII в. на территории бывшей Киевской Руси сложились полтора десятка отдельных княжеств и Новгородская республика. Крупнейшим из этих княжеств стало Владимиро-Суздальское. При Андрее Боголюбском далекая от Поднепровья «Залеская земля» заявила о себе как о политическом центре общерусского масштаба. Во Владимиро-Суздальском княжестве, по мнению многих ученых, начали формироваться основы Московского государства. Вот почему история и культура «Залесской земли» привлекали внимание многих советских исследователей. Они пытались выяснить особенности, этапы и сущность колонизации междуречья Волги и Оки, роль князей, церкви, боярства и горожан в истории Вдадимиро-Суздальского княжества, характер его духовной культуры во второй трети XII - начале XIII вв. При единодушном признании особой исторической роли Северо-Восточной Руси той поры трудов, посвященных осмыслению изучения ее прошлого, почти нет.
Степень изученности проблемы. Предметом исследования становились преимущественно работы знатоков северо-восточного летописания начального этапа политической раздробленности, да и то попутно. Так, Д.С. Лихачев, М.Н. Тихомиров и Я.С. Лурье рассматривали летописеведческие труды А.А. Шахматова и М.Д. Приселкова1. В.И. Буганов обращался к творческому наследию А.Н. Насонова и Б.А. Рыбакова2. В обзоре советской историографии отечественного летописания видный ученый подробно остановился на построениях А.А. Шахматова, М.Д. Приселкова, А.Н. Насонова, В.И. Буганов пришел к выводу, что в 20-х - 30-х гг. XX в. исследователи раннего русского летописания в основном следовали схемам А.А. Шахматова и не появилось фундаментальных трудов, которые можно было бы поставить в один ряд с монографиями великого ученого; труды того времени, как представлялось В.И. Буганову, носили характер «разработок по отдельным частным вопросам» .
Внимание В.И. Буганова привлекали и источниковедческие изыскания Н.Н. Воронина. Последний, как констатировал исследователь, разошелся с рядом своих предшественников во взглядах на начальные этапы владимиро-суздальского летописания.
Г.К. Вагнер попытался проанализировать подход Н.Н. Воронина к изучению архитектуры и литературы Северо-Восточной Руси (на примере сопоставления владимирского Дмитриевского собора со «Словом о полку Игореве»), С точки зрения Г.К. Вагнера, в трудах Н.Н. Воронина вырисовывается две линии связей архитектурного образа с литературным: семантическая (идея, замысел, сюжет) и формально-стилистическая (гиперболизм, эмблематизм, церемониальность)4.
Т.С. Царева посвятила изучению взглядов Н.Н. Воронина по вопросам культуры Владимиро-Суздальской Руси диссертационную работу. По мнению исследовательницы, новым в подходе видного историка к изучению письменных источников было то, что он рассматривал их во взаимодействии, открыв в этих памятниках отражение сословных интересов, борьбу различных течений общественной мысли, крепнущие идеи о национальном единстве. В оценке Т.С. Царевой Н.Н. Воронин выявил факторы расцвета искусства Владимиро-Суздальской Руси и его идейно-эстетическую направленность5.
Монографии Ю.А. Лимонова о летописании и социально-политической истории Владимиро-Суздальской Руси открываются историческими обзорами, где рассмотрены труды А.Е. Преснякова, М.Н. Покровского, А.Н. Насонова, Б.Д. Грекова, М.Д. Приселкова, Б.А. Рыбакова, Н.Н. Воронина и ряда других историков. Ю.А. Лимонов проследил эволюцию воззрений исследователей по проблемам социально-политической истории Северо-Восточной Руси. На его взгляд, если историки первых лет советской власти продолжали держаться постулатов «буржуазной» науки, то в последующем ученые стали рассматривать историю «Залесской земли» в русле «классовой борьбы». Ю.А. Лимонов указывал, что в 60-70-е гг. XX в. возросло
количество работ, посвященных частным вопросам истории Владимиро-Суздальского княжества. Так, исследователи изучали роль городов, статус местной церкви, социальную структуру Северо-Восточной Руси, ее внешнюю политику и международные связи.
Ученый отмечал огромный вклад А.А. Шахматова в изучение отечественного летописания, который выразился в применении метода логически-смыслового анализа текста, исходившего из обоснованной посылки, что летописи не являются механическим соединением литературных и исторических материалов, а обязаны своим происхождением определенной тенденции летописца»6.
Ю.А. Лимонов указывал, что А.А. Шахматовым были решены многие вопросы, связанные с историей владимиро-суздальского летописания. Так, на основе сверки редакций ЛЛ, летописца Переяславля-Залесского и Радзивилловского списка он установил существование особой РЛ, послужившей протографом для двух последних памятников.
Автор «Летописания Владимиро-Суздальской Руси» подробно проанализировал источниковедческие построения М.Д. Приселкова, указав при этом, что ученик А.А. Шахматова переоценил метод восстановления этапов владимирского летописания путем датировки известий южного источника.
Ю.А. Лимонов рассмотрел исследования о летописании Д.С. Лихачева, М.Н. Тихомирова, Л.В. Черепнина, Н.Н. Воронина, а также несколько обобщающих трудов. О трудах, посвященных Владимиро-Суздальскому княжеству, эпизодически идет речь в «Очерках истории исторической науки в СССР»7.
А.В. Петров выполнил обзор исторической литературы, посвященной княжеской власти Х-ХН вв. на Руси, в том числе ее северо-восточной окраине .
Представляют историографический интерес и работы В.А. Кучкина о А.Н. Насонове9, С.Н. Валка, Д.С. Лихачева и В.М. Панеяха о Б.А. Романове ,
Б.Н. Флори о В.А. Кучкине", АЛО. Дворниченко о В.В. Мавродине12, Е.В. Чистяковой о М.Н. Тихомирове13.
Таким образом, в историографическом ракурсе, и то зачастую попутно, рассмотрены лишь отдельные аспекты истории и духовной культуры «Залесской земли» времени ее политической самостоятельности.
Объектом диссертационного исследования является советская историография истории русских земель второй четверти XII - первой трети XIII вв.
Предметом диссертационного исследования служит изучение истории и духовной культуры Владимиро-Суздальского княжества в отечественной науке 1920-х-начала 1990-х гг.
Цель исследования - установить степень изученности основных проблем развития Владимиро-Суздальского княжества советскими историками.
Задачи исследования:
- выявить результаты исследования социально-экономической и
политической истории Владимиро-Суздальской Руси к началу 1990-х гг.,
определить вклад представителей советской историографии в изучение
проблем социально-экономической и политической истории, а также
духовной культуры «Залесского» края, под которой понимается летописная и
агиографическая традиции, древние формы исторического повествования,
ораторская проза.
выяснить, какие вопросы истории и духовной культуры Северо-Восточной Руси дискутировались в отечественной науке 1920-х - 1980-х гг.;
проследить эволюцию взглядов советских ученых на проблемы становления и развития Владимиро-Суздальского княжества;
наметить круг вопросов, которые нуждаются в дальнейшем исследовании.
Хронологические рамки диссертации, очерченные с учетом особенностей развития исторической науки в СССР, охватывают 1920-е -
1980-е гг.
Методологическая база диссертационного исследования определяется принципами историзма, позволившими изучать научные труды в конкретных условиях их появления и оценивать вклад того или иного автора в изучение темы сравнительно с его предшественниками. При рассмотрении процесса научного познания, обусловленного субъективными и объективными факторами, мы исходили из того, что познающий субъект всегда является порождением конкретной эпохи с ее особыми социально-политическими установками. Для выявления авторских позиций и условий, в которых изучалась тема, мы прибегали к сравнительно-историческому методу, предусматривающему, в частности, сопоставление взглядов ученых, периодизацию процессов изучения темы, и методу обобщений.
Источи и ковая база диссертации включает монографии, научные статьи, обобщающие и научно-популярные труды, посвященные истории В л ад имиро-Суздальской Руси.
Всю изучаемую нами литературу, хотя подчас и условно, можно разделить на две группы: работы, посвященные духовной культуре Владимиро-Суздальской Руси, и труды о социально-экономической и политической истории этого княжества.
Труд В.А. Галкина «Суздальская Русь», вышедший в свет в 1939 г., -первое обобщающее, хотя и небольшое, исследование о прошлом Северо-Востока русских земель до начала второй трети XIII в. Автор уделил повышенное внимание политической истории региона, не раз обнаруживая при этом проявления «классовой борьбы»14, что в историографии русского средневековья в то время стало обязательным15.
В книге А.Н. Насонова «"Русская земля" и образование территории Древнерусского государства...» в основном в историко-географическом ключе решаются и некоторые вопросы возникновения и развития
самостоятельного Ростово-Суздальского, затем Владимиро-Суздальского княжества (установление границ «земли», появление городов)'6.
Проблемам социально-экономической жизни древнерусских городов посвятил многие свои исследования М.Н. Тихомиров. Его интересовали образование этих городов, их хозяйственный и общественный строй, управление, состав населения, борьба горожан против феодалов, развитие культуры. В книге «Древнерусские города» автор коснулся и вопросов складывания административных центров Владимиро-Суздальского княжества . В другой своей монографии - «Крестьянские и городские восстания на Руси XI-XIII вв.» - М.Н. Тихомиров пришел к выводу, что восстание 1174 г. во Владимире явилось следствием дальнейшего усиления «феодальной эксплуатации»18.
Видный знаток истории и культуры Владимиро-Суздальского княжества Н.Н. Воронин в своем фундаментальном труде «Зодчество Северо-Восточной Руси XI-XV вв.» рассмотрел и некоторые проблемы политической истории региона. Внимание автора привлекли особенности княжеской политики, церковной организации, социального строя19.
В.А. Кучкин уточнил историю формирования территорий отдельных княжеств Северо-Востока Руси, время образования местных центров, их ареалы и этапы колонизации2.
Предметом монографического исследования Ю.А. Лимонова явились вопросы социально-политической истории Владимиро-Суздальского княжества. Автор подробно остановился на отношениях Юрия Долгорукого, Андрея Боголюбского и других местных князей с их соседями, союзниками и Киевом. Особое внимание ученый уделил «самодержавной» политике Андрея Юрьевича и его попытке создать независимую митрополию. Ю.А. Лимоновым обстоятельно изучены внутренняя и внешняя политика Владимиро-Суздальского княжества. Исследователя занимают и возникновение веча, его социальный состав, взаимосвязи «старых» и
«новых» городов21. Книга Ю.А. Лимонова как бы подвела итог изысканиям советских ученых по истории Владимиро-Суздальской Руси.
И.Я. Фроянов и А.Ю. Дворниченко в совместной монографии принимают города Северо-Восточной Руси за общинные союзы, включавшие все свободное население - от ремесленников до бояр .
Б.А. Рыбаков в книге «"Слово о полку Игореве" и его современники» дает характеристику политической жизни русских княжеств во второй половине XII в. Выдающийся историк подробно рассмотрел внешнеполитические аспекты правления Всеволода III23.
Усиление Владимиро-Суздальского княжества, рост его политического могущества при Андрее Боголюбском и Всеволоде Большое Гнездо нашли отражение и в местном летописании. Его изучение в советской историографии базировалось на разработанной А.А. Шахматовым методике, предполагавшей сравнение текстов между собой на протяжении всего повествования и вычленения их общих разделов. При этом сходство произведений объяснялось влиянием одних летописей на другие либо наличием у них общих протографов - «основных сводов», как именовал их А.А. Шахматов.
В изданной в 1940 г. книге М.Д. Приселкова впервые в отечественной историографии рассматривалось летописание всей Древней Руси, в том числе владимиро-суздальское. Несмотря на ограниченное количество источников реконструкции сводов, порой уязвимую аргументацию ряда вех развития «летописного дела», это исследование сыграло крупную роль в процессе изучения истории и культуры русского средневековья .
В труде А.Н. Насонова «История русского летописания,,.» один из разделов посвящен становлению северо-восточной книжной традиции25.
Первое специальное исследование владимирского летописания предпринял Ю.А. Лимонов. Ученый проследил историю зарождения погодных записей на Северо-Востоке Руси, попытался доказать существование летописцев Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского,
установить атрибуцию местных сводов, их источниковой состав и направленность26.
Владимиро-суздальская литература, по мысли некоторых исследователей, отразила напряженный поиск путей консолидации, объединения русских княжеств. Г.Ю. Филипповский в своей книге, посвященной книжности Северо-Восточной Руси, призвал изучать литературные памятники эпохи Андрея и Всеволода Юрьевичей во взаимосвязи, движении, развитии27. Во многих из этих памятников обосновывался приоритет Владимиро-Суздальской земли и ее династии на Руси.
В оригинальной книге Б.А. Романова «Быт и нравы Древней Руси», впервые изданной в 1947 г., высказано немало точных наблюдений по поводу «Слова» Даниила Заточника .
В монографии АЛ. Смирнова эпизодически рассмотрены отношения Владимиро-Суздальской Руси с Волжской Булгарией .
В статье А.Н. Насонова, опубликованной в 1924 г., рассмотрен статус князей Владимиро-Суздальской Руси, их деятельность, взаимоотношения с городами. Ученый первым из советских исследователей указал на огромное влияние, которое оказали города на политическую жизнь княжества30. С того времени эффектные, но весьма упрощенные выводы о «классовой борьбе», о политическом антагонизме между боярами Ростова и горожанами Владимира стали надолго достоянием отечественной исторической литературы.
Одна из ярких граней творчества Н.Н. Воронина - изучение летописания Владимиро-Суздальской Руси. Этой теме ученый посвятил немало статей. По его мнению, первые летописные заметки в Ростовской земле появились в 60-х гг. XI в. в связи с учреждением там епископии31. Древнейшим летописным памятником «Залесской земли» исследователь признает «Суздальский летописец». Он велся до 1160 г., когда центром летописания сделался Владимир. В представлении Н.И. Воронина при Андрее Боголюбском северовосточное летописание становится на путь «сознательной лжи», и вымысел
получил значение государственной доктрины. Как полагал ученый, борьба Андрея Юрьевича за создание идеологического центра протекала в рамках церковной литературы, утверждавшей богоизбранность Северо-Восточной державы. Наибольшее развитие получил культ Владимирской иконы, оформленный «Сказанием» о ее «чудесах» и учреждением нового праздника Покрова Богоматери, политический смысл которого ясно выражен во многих церковно-служебных произведениях .
Б.А. Рыбаков в одной из своих статей выявил черты сходства некоторых владимирских летописных текстов конца XII - первой половины XIII вв. со «Словом» Даниила Заточника. Согласно гипотезе историка, именно этот книжник и работал тогда над владимирской летописью. Изменение летописного стиля ученый связывал с «отставкой» Даниила, осмелившегося выступить в своем труде с обличительным поучением33.
Статья Г.В. Семенченко посвящена изучению «Жития Леонтия Ростовского» - древнейшего памятника владимиро-суздальской агиографии34. Исследователь попытался установить датировку и идеологическую направленность данного памятника.
Одновременно увидела свет статья Г.М. Прохорова о погодных записях на Северо-Востоке Руси. Ученый, сопоставив Радзивилловский список с другими северорусскими летописями, выделил три этапа владимирского летописания.
На протяжении второй половины 40-х - 70-х гг. XX в. постоянный исследовательский интерес вызывали «Слово» и «Моление» Даниила Заточника. Происхождению этих сочинений посвящены статьи Н.К. Гудзия, М.Н. Тихомирова, Д.С. Лихачева, М.О. Скрипиля, и других ученых.
Некоторые аспекты социально-политической истории Владимиро-Суздальской Руси затрагиваются в исследованиях такого же рода, принадлежащий И.Я. Фроянова и Ю.В. Кривошеева. В статьях Ю.А. Лимонова, В.А. Кучкина, P.M. Валеева, А.Х. Халикова, М.Е. Родиной
рассмотрены вопросы внешней политики и внешней торговли этого княжества.
В «Истории культуры Древней Руси» предпринят обзор торговых связей древнерусских княжеств, в том числе и Владимиро-Суздальского35.
Авторы статей «Словаря книжников и книжности Древней Руси» проанализировали такие памятники северо-восточной книжности, как «Слово» и «Моление» Даниила Заточника, «Житие Леонтия Ростовского», «Повесть об убиении Андрея Боголюбского», «Сказание о победе над волжскими болгарами», «Сказание о чудесах владимирской иконы»36.
Из обобщающий трудов выделяются также «Очерки истории СССР: Период феодализма: IX-XV вв.», «История СССР с древнейших времен до наших дней», три издания «Истории русской литературы», «Краткий очерк истории русской культуры с древнейших времен до наших дней».
При написании диссертации использовались и научно-популярные работы. Брошюра Н.Н. Воронина «Владимир: Боголюбово: Суздаль: Юрьев-Польской» дает краткий очерк истории этих городов37. И.А. Ковалев и И.Б. Пуришев составили путеводитель по Угличу, совершив обзор истории города и его окрестностей . И.В. Дубов на страницах одной из своих работ также предпринял исторический экскурс в прошлое северо-восточных городских центров39.
Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые предпринята попытка комплексно рассмотреть исследования советских ученых по вопросам социально-экономической и политической истории, духовной культуры Северо-Восточной Руси второй четверти XII - начала XIII столетий, определить итоги изучения этих вопросов и перспективы их дальнейшего изучения.
Практическая значимость работы определяется содержащимися в ней выводами и наблюдениями относительно хода и результатов изучения истории и культуры Владимиро-Суздальского княжества, а также места анализируемых работ в советской историографии Древней Руси.
Фактические данные и заключения диссертационной работы могут быть использованы при создании специальных и обобщающих трудов по истории отечественной исторической науки, лекционных курсов по истории русского средневековья.
Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации изложены в четырех статьях, а также в докладах (тезисы которых опубликованы) на международных конференциях (Новосибирск, 2002 г., Нижневартовск, 2005 г.), Всероссийских историко-педагогических чтениях (Екатеринбург, 2002, 2004, 2005 гг.), конференциях молодых ученых Сибири и Урала (Тобольск, 2001-2003, 2005 гг.), окружных (Сургут, 2002-2004 гг.) и межрегиональной (Нижневартовск, 2003 г.) научных конференциях.
Урбанизация и складывание феодальных отношений на северо-востоке Руси (вторая четверть XII - первая треть XIII вв.) в историографии 1920-х - 1980-х гг
В первые годы советской власти появился ряд исследований, в которых период политической раздробленности продолжал рассматриваться с позиций дореволюционной историографии. Так, А.Е. Пресняков в монографии «Образование Великорусского государства...», вышедшей в свет в 1918 г., историю Северо-Восточной Руси представлял в ракурсе эволюции княжеской власти, протекавшей посредством ее дробления и объединения страны не путем собирания земель, а «методом консолидации» прерогатив их правителей40.
Некоторые вопросы развития Владимиро-Суздальского княжества пытался рассмотреть с марксистских позиций М.Н. Покровский. Он полагал, что вся история этой части Руси знаменуется переходом от старой «дофеодальной формы эксплуатации» княжеской вотчины к новой «феодальной эксплуатации», которая осуществляется теперь «путем медленного, но верного истощения земли вирами и продажами». Самовластие правителей, усилившееся угнетение смердов привели к «антифеодальным» движениям, названных М.Н. Покровским «народными революциями»41.
По проблеме урбанизации (если видеть в ней повышение роли городов в развитии общества) в советской исторической науке на древнерусском материале выполнено немало работ, в том числе и специальных. Ученые преимущественно развивали марксистскую концепцию возникновения городов на Руси, рассматривая их как составную часть общей системы производственных отношений «эпохи феодализма». Однако ход урбанизации в отдельных древнерусских «землях» остался вне поля зрения историков. Нет специальных работ об этом процессе и на примере Владимиро-Суздальской Руси с ее развитой городской культурой и политически активным посадским населением.
В XI в., как думал Н.Н. Воронин, происходит усиление ростовского и суздальского боярства. Из его среды выдвигались местные князья, не отмеченные летописью. «Городские боярские центры (Ростов и Суздаль. -Е.А.) господствовали над погостской сельской периферией и являлись опорными пунктами киевских князей», - писал ученый42. По мнению ИЛ. Фроянова и А.Ю. Дворниченко, в конце X - начале XI вв. города Северо-Восточной Руси переживали сложный процесс «перестройки», который известен как «перенос» города. На смену городским общинам, базирующимся на родовых отношениях, пришли территориальные городские общины. Рождение нового города соединялось с формированием «области» вокруг него43. По мысли Н.Н. Воронина, бурные события XI в. подняли значение городов, ускорив сосредоточение в них крупнейших владетелей земли . С точки зрения Н.Н. Воронина, во Владимире не было того «городского патрициата», «первобытной аристократии», которая концентрировалась в Суздале и Ростове45. Город на Клязьме возник как княжеский замок. Место, выбранное для его возведения, с точки зрения М.Н. Тихомирова, свидетельствует о том, что Владимир формировался не как торговый центр. Водная дорога из этого города в Рязань едва ли имела большое значение для будущей столицы княжества. Внешним поводом к ее строительству А.Н. Насонов считал нападение булгар на Суздаль в 1107 г. В это время Юрий Долгорукий находился в Киеве и не мог защитить свою «отчину». Осажденные совершили вылазку и разбили неприятеля. Очевидно, на Клязьме укреплений не было. Однако защита от булгар едва ли являлась главной целью возведения города, ведь его заложили в 10 км выше устья Нерли. Следовательно, Владимиру надлежало охранять подступы к Ростово-Суздальской земле со стороны Черниговского княжества46. В перипетиях борьбы Олега Святославича с Мономашичами (1096 г.) И.Я. Фроянов и А.Ю. Дворниченко явственно различают «самостоятельные городские общины», обладающие мобильной военной организацией и консолидирующие вокруг себя большую территорию47. К этому же времени ученые отнесли и первое в истории Северо-Восточной Руси соперничество городов. (Оппонентами выступили Ростов и Суздаль). Правда, это мнение походит на домысел.
Юрий Долгорукий - первый самостоятельный князь «Залесской земли» -развернул широкое градостроительство в своей «отчине». По мнению Н.Н. Воронина, новой столицей княжества стал Суздаль, рядом с которым (в селе Кидекше) князь воздвиг каменную церковь. Тем самым, возможно, Юрий Владимирович намеревался отмежеваться от враждебных боярских кругов. В.А. Кучкин же полагал, что Суздаль становится старшим городом земли к середине XII в. Решающую роль в смене центров сыграло «окняжение» Суздаля, аккумуляция здесь феодальной знати, что способствовало росту города как средоточию господства над территорией всей земли .
Новые города, которые строил Юрия Долгорукий, заселялись не только русскими людьми, но и «иноплеменными элементами»: булгарами, мордвой, венграми, вступавшими в вассальную зависимость от князей. Н.Н. Воронин констатировал, что на смену старому боярству пришла новая служилая знать, «молодшая дружина» . В городах концентрировалась прочно привязанное к князю и зависимое от него население, ставшее впоследствии опорой княжеской власти .
А.Н. Насонов отмечал, что летописные сведения о Ростове и Ростовской земле до середины XII в. весьма скудны. Историка особо заинтересовали два сообщения. Под 1132 г. рассказывается о том, как «ростовцы» одолели новгородское ополчение на Ждан-горе, а запись под 1152 г. повествует об их успехе в столкновении с булгарами под Ярославлем. А.Н. Насонов на основании этих данных предположил, что в Ростове существовала военная организация, возглавляемая, вероятно, местной знатью. Городские полки имелись и в других центрах «Залесской земли», однако «ростовская тысяча» распространяла свою власть на всю «областную» территорию. Аргументация исследователя такова. Во-первых, Георгий Шимонович, посаженный в Суздале в качестве воеводы-кормильца при малолетнем Юрии Владимировиче, считался «ростовским тысяцким». Между тем известно, что княжич и его семья жили в Суздале. Из Киево-Печерского патерика узнаем, что Георгий Шимонович также жил в этом городе. Во-вторых, книжник, описывавший события, последовавшие за смертью Андрея Боголюбского, указывал, что центр, руководивший военными силами «области», был ростовским, хотя накануне почти в течение 20 лет Владимир являлся княжеской резиденцией. («Ростовцы» пытались остановить непрошенного князя «Михалку», «по повеленью ростовець» владимирский полк выехал против «князема»51).
Советские историки о взаимоотношениях княжеской власти и церкви в «Залесской земле»
В трудах 1920-х - 1980-х гг., посвященных истории Северо-Восточной Руси, видное место заняли церковно-государственные отношения. По словам крупнейшего исследователя истории и культуры Владимиро-Суздальского княжества Н.Н. Воронина, «работа киевской церкви» в Ростовской земле усиливается в связи с «движением» там смердов. Параллельно повышается интерес к этому краю со стороны южнорусских князей123.
«Проникновение христианства и вытеснение языческой веры вызвало прежде всего недовольство волхвов. Они хулили греческую веру и поднимали народ против христианских миссионеров», - констатировал один из первых советских исследователей Северо-Востока Руси В.А. Галкин, отмечая, что социальному протесту была придана религиозная оболочка124.
В первой половине XI в. в Ростове появляется печерский выходец епископ Леонтий. Его Житие рассказывает, что ему, как столетием ранее полулегендарным Федору и Иллариону, пришлось подумать о бегстве в Царьград, поскольку «изгнаша его вон из града». По предположению Н.Н. Воронина, этот святитель был убит «неверными», собравшимися «на святопомазанную его главу ови с оружием, другий с дрекольем»125. О чрезвычайной замедленности внедрения «феодальной религии» и прочности старого порядка, как полагал ученый, свидетельствует и деятельность Авраамия Ростовского, который уже в последней четверти XI в. вынужден был вести долгую борьбу с «чудским концом» города, упорно державшимся язычества. Однако князья и городские верхи, видимо, не оценили усилий епископа. (Последний, если верить его Житию, был обвинен как «волхв» и едва избежал княжеского суда).
В.А. Кучкин полагал, что рядом с Суздалем находились села, которые переяславский владыка Ефрем передал киевскому Печерскому монастырю. Этот факт, по мнению ученого, свидетельствует о проникновении в конце XI в. на Северо-Восток южнорусских «духовных феодалов».
«Видимо, уже в результате деятельности Мономаха позиции церкви в Ростовской земле укрепились, язычество было прочно подавлено», - находил Н.Н. Воронин. После смерти Исайи в 1090 г. епископская кафедра Ростова оставалась незамещенной в течение почти 47 лет. Епархия, как думалось ученому, управлялась епископом Переяславля Южного. Лишь около 1137 г. ростовскую кафедру занял грек Нестор. Его назначение, как представлялось Н.Н. Воронину, было в равной степени выгодным и Константинополю, и Юрию Долгорукому. Византия переживала лихое время. Армии крестоносцев, оказавшись под стенами ее столицы, с трудом были удалены в Азию, а венгерский король Геза готовился к вторжению в пределы империи. В сложившейся ситуации греки стремились укрепить церковно-политическое главенство над Русью. Изяслав Киевский поддерживал Гезу, на стороне же Византии выступали Юрий Долгорукий и Владимирко Галицкий. Этим Н.Н. Воронин и объясняет «грекофильство» младшего Мономашича и его прочную дружбу с новгородским епископом Нифонтом, который не раз вмешивался в борьбу Суздаля и волховской столицы, помогая Юрию и противясь военным замыслам Изяслава. Последний, пользуясь трудным положением империи, добился поставлення собором русских епископов в 1147 г. в митрополиты русина Клима Смолятича. Против этого решения выступил Нифонт Новгородский, а его ростовский «коллега», по допущению Н.Н. Воронина, собор бойкотировал. Следовательно, в борьбе с Изяславом Юрий использовал и силу церкви, встав на сторону империи в киево-византийском конфликте127.
Н.Н. Воронин даже предположил, что суздальский князь рассчитывал организовать независимую от Киева митрополию, почему и развернул широкое строительство церквей128. (Только в 50-е гг. XII в. были возведены пять храмов). Автор Типографской летописи, по версии Н.Н. Воронина, «церковник», под 1152 г. помещает сообщение об этом как своеобразное чудо «духовного прозрения» Юрия, обратившегося от бесплодной борьбы на юге к церковному устроению своего княжества. В такой сочувственной мотивировке, по мысли ученого, сказались и взгляды ростовского боярства, стремившегося к изоляции от Киева и политической самостоятельности129.
«Вживание» церковной организации в ткань северо-восточного общества, как полагал Ю.В. Кривошеев, происходило непросто. Христианизация русских земель к середине XII в. была еще далеко не завершена; языческие представления продолжали владеть сознанием не только простого люда, но и знати. По убеждению историка, Древняя Русь не видела в церкви и ее служителях какой-то надстройки, стоящей над обществом, а тем более главенствующей над ним. «Система архаичного сознания воспринимала христианство и его институт в свете старых воззрений, понимая их как нечто такое, что просто сменило культ язычества. Отсюда общество и относилось к церкви так, как этого требовала его доклассовая организация, т.е. церковные институты считались непременным атрибутом этого общества», - находил Ю.В. Кривошеев130.
Энергичный Андрей Боголюбский пытался сделать церковь инструментом своей политики. Если союз с горожанами и преданность дворянства, - по мысли Н.Н, Воронина, - обеспечивали позиции княжеской власти внутри Владимиро-Суздальского княжества, то для борьбы за гегемонию в системе всего Древнерусского государства нужен был авторитет религии . Своим личным «боголюбием» и усиленным строительством церквей Андрей подкупал духовенство, - полагал В.А. Галкин; «клирошаны» в свою очередь оказывали князю огромную поддержку132 (на наш взгляд, какое-то время. - Е.А.).
Андрей Юрьевич усердно пытался обосновать новый религиозно-политический миф «истинного» православия с тем, чтобы опорочить традиционные представления о «Русской земле», - полагал А.Н. Робинсон. В представлении известного литературоведа владимирскому князю было необходимо унизить авторитет «Царьграда», а «Русскую землю» приравнять к «землям» иностранным и даже иноверным, не обладавшим «истинным христианством», на которое уже безраздельно претендовал северо-восточный «самовластен».133
Русская церковь в XII в. продолжала находиться в зависимости от константинопольского патриарха: киевский митрополит являлся ставленником империи и ее агентом. Усиление государства Рюриковичей не входило в планы Византии. Амбициозному Андрею Юрьевичу ничего не оставалось, как вступить в борьбу с киево-византийской духовной гегемонией, укрепляя свою владимирскую церковь и создавая собственные «святыни».
Изучение летописания Северо-Восточной Руси отечественными исследователями 1920-х - 1980-х гг
До начала XX в. при изучении летописных текстов исследователи в основном прибегали к методу «расшивки». Его сторонники (главным образом П.М. Строев, К.Н. Бестужев-Рюмин, И. А. Тихомиров) понимали, что летописи представляют собой своды - соединения разновременных памятников, однако источники реальных летописей они определяли путем выделения из них отдельных частей, предположительно связываемых с тем или иным временем, местом и княжением. Метод, предложенный великим русским ученым А.А. Шахматовым (1864-1920), исходил из необходимости сравнения летописей между собой на протяжении всего повествования и вычленения их общих разделов. При этом существование сходных текстов объяснялось либо тем, что одни из дошедших до нас летописей влияли на другие (такое бывает крайне редко), либо тем, что у них имелись общие протографы - «основные своды», как именовал их А.А. Шахматов. Ни один летописный свод XI-XV вв. в своем подлинном виде не сохранился. Путем сравнения реальных летописей были, в частности, восстановлены (конечно, гипотетически) Начальный свод XI в., северо-восточные своды ХП-ХШ вв., Новгородско-Софийский свод первой половины XV в. и др.230
По словам выдающегося советского ученого М.Н. Тихомирова, «труды Шахматова создали эпоху в области изучения летописей, явились своего рода переворотом в самих методах изучения русских летописей, коренным образом изменили наше представление об этих памятниках»23 .
Именно А.А. Шахматову, на взгляд М.Н. Тихомирова, принадлежит заслуга изучения летописи комплексным способом как памятника и исторического, и литературного. Он первым применил филологический метод исследования, осуществив критику летописных сводов и детально изучив историю их текстов. А.А. Шахматов датировал первый владимирский свод 1185 г. Этот свод сохранился в составе ЛЛ, подвергнувшись, правда, в XIII в. редактированию в «проростовском» ключе. В основу свода, как полагал А.А. Шахматов, была положена какая-то южнорусская летопись, доведенная приблизительно до 1175 г. Владимирский книжник лишь дополнил ее записями из «Суздальского свода», о существовании которого свидетельствует ряд статей за 1176-1177 гг., принадлежащих, по мнению ученого, современнику событий. (Рассказ об ослеплении Ростиславичей этим книжником не был передан полностью - составитель оборвал «страшную» повесть на середине повествования). Поэтому А.А. Шахматов пришел к выводу, что в распоряжении сводчика 1185 г. находился какой-то «суздальский» текст232. Южнорусским источником первого владимирского свода, по предположению исследователя, явилась летопись Переяславля Южного.
Следующий такой свод (начала XIII в.), по мнению А.А. Шахматова, являлся компиляцией свода 1185 г. и летописи Переяславля Южного, но в редакции, возможно, оканчивавшейся рассказом о походе Игоря Святославича на половцев233. В этом своде А.А. Шахматов обнаружил следы «упорной редакторской работы». Например, в повествовании о событиях середины 1170-х гг. к имени Михаила Юрьевича (которому свод 1185 г. приписал главную роль в борьбе за наследство Андрея Юрьевича) систематически добавляется имя его младшего брата Всеволода.
А.А. Шахматов попытался установить, не было ли промежуточных редакций между Владимирским сводом 1185 г. и сводом, доведенным приблизительно до 1214 г. На взгляд исследователя, вполне вероятно существование редакции 1193 г., причем уже в ней текст свода 1185 г. читался в переработанном виде. Сравнив ЛЛ и Переяславскую (начала XIII в.) летопись234, А.А. Шахматов выяснил, что начиная с 1194 г., последняя передает текст Владимирского свода 1185 г. не так точно, как раньше. Свидетельство тому - пропуск двух известий под 1194 г., одного известия под 1195 г., обширных рассуждений по поводу пожара 23 июля 1193 г.235 Между тем, как отмечал А.А. Шахматов, до 1192 г. сокращения в Переяславской летописи по сравнению с ЛЛ весьма редки.
Говоря о РЛ, А.А. Шахматов отмечал, что она почти тождественна летописи Переяславля Залесского, причем местами составитель первой из них сокращает и даже опускает известия второй. Поэтому А.А. Шахматов заключил, что летопись Переяславля Залесского стала источником РЛ.
Для начальных этапов владимирского летописания характерно заимствование сведений из южнорусских источников, в частности, из летописей Переяславля Южного. А.А. Шахматов предположил, что в этом городе могли вестись две летописи - княжеская и церковная (или монастырская).236 Главный аргумент исследователя - характер рассказов, содержавшихся под 1169 и 1171 гг. во Владимирском своде 1185 г. и летописи Переяславля Залесского соответственно, о походе Михаила Юрьевича на половцев. «Это два разных рассказа об одном и том же событии», - заключал А.А. Шахматов. Под 1169 г. успех похода приписывается помощи «Божией матери Десятинной», а в 1171 г., оказывается, «Михалке» и Всеволоду помогала молитва «дедня и отня». Ученый не сомневался в том, что оба рассказа составлены переяславцами: и под 1169, и под 1171 гг. князья, участвующие в походе, неоднократно называются «нашими». На взгляд А.А. Шахматова, одна из переяславских летописей отразилась во Владимирском своде 1185 г., а другая - в более позднем своде такого же происхождения. Первая из этих летописей была княжеской, вторая - монастырской .
Последователь А.А. Шахматова М.Д. Приселков (1881-1941) предполагал, что непрерывные летописные записи во Владимире-на-Клязьме велись уже в 1158 г. К такому выводу исследователь пришел, анализируя Лаврентьевский свод. Из этого источника он выделил сообщения, повествующие о событиях на Северо-Востоке Руси. Первоначально такие известия были немногочисленны, да и они «они тонули в основном повествовании, излагающем из года в год события Южной Руси» . Под 1149-1152 гг. в летописи рассказывается о ратных подвигах Андрея Боголюбского, который, помогая отцу, участвовал в борьбе за Киев. «Вплетение этих припоминаний в ткань южнорусского повествования сделано с большим литературным умением, если не талантом», - находил М.Д. Приселков . Эти рассказы, по его мнению, были написаны во Владимире рукой летописца, которому принадлежит текст под 1175-1177 гг. На взгляд ученого, известие 1157 г. о кончине Юрия Долгорукого и провозглашении его старшего сына ростово-суздальским князем открывает внушительный ряд сообщений, повествующих о деятельности Андрея Боголюбского на северо-востоке Руси. По мнению М.Д. Приселкова, во Владимире в это время могли вестись какие-то записи, которые и были использованы в ЛЛ240.
Первый же владимирский свод, как считал ученый, появился не ранее 1177 г. Местный летописец, вставивший свои записи за время Юрия Долгорукого в повествование об общерусских событиях, основывался на источнике южного происхождения, который, по убеждению М.Д. Приселкова, был доведен до 1175 г. Тогда и возникла идея создать владимирский свод. Исследователь, правда, не говорит, кому она принадлежала. События середины 1170-х гг. (гибель Андрея Боголюбского, городские мятежи, двухлетняя война за владимирский «стол» Юрьевичей и Ростиславичей) отодвинули начало создания этого свода до 1177 г. Его составитель под 1175 г. поместил повесть об убийстве Андрея Юрьевича (с особым заглавием), а под 1176 и 1177 гг. мы читаем рассказ (разбитый на две части) о междоусобице во Владимиро-Суздальской Руси. М.Д. Приселков был уверен, что все три известия возникли одновременно и не ранее 1177 г. Автор «Повести об убийстве Андрея Боголюбского» просит молиться за «князе нашем и господине Всеволоде». С точки зрения М.Д. Приселкова, князем и господином для летописца брат убитого «самовластца» мог стать только в 1177 г.241
Агиографические памятники, исторические повести и торжественное красноречие Владимиро-Суздальского княжества в трудах советских ученых
По словам великого отечественного ученого Д.С. Лихачева, «вся русская литература XII - начала XIII в. является единым реальным целым, в котором произведения объединяются, соединяются между собой, продолжают друг друга, составляются на основе переписки нескольких писателей, живущих в разных концах Русской земли. При этом она становится литературой единой темы - темы русской истории, литературой единой идеи - идеи необходимости единения. Вся русская литература XII - начала XIII в. - по существу, одно произведение, которое мы могли бы назвать своеобразной проповедью единства Русской земли»333.
Книжность Северо-Восточной Руси этого времени, как указывал Г.Ю. Филипповский, отразила напряженный поиск путей консолидации, объединения русских княжеств. Ученый отмечал, что невозможно исследовать «бурное движение» эпохи Андрея и Всеволода Юрьевичей, обращаясь только к отдельно взятым произведениям, как бы изымая их искусственно из всего процесса развития общественно-политической мысли, идеологии, литературы второй половины XII в.; следует рассматривать все эти произведения во взаимосвязи, движении, развитии . «В своей неистребимой тяге к историзму в самом широком его понимании, в стремлении высветить корни, истоки национальной жизни, государственности, культуры» владимиро-суздальские книжники «смело выходили за рамки строгой фактографии и углублялись в почву национального предания, легенды фольклора и даже мифа», - писал ГЛО. Филипповский335.
Первые годы правления Андрея Боголюбского во Владимире были отмечены необычайно напряженной идейно-литературной борьбой, основной целью которой была аргументация приоритета Владимиро-Суздальской земли и ее династии на Руси. Эта борьба, как отмечал Н.Н. Воронин, протекала в рамках церковной литературы, обосновывавшей особое покровительство небесных сил северо-восточной державе, даже ее богоизбранность. Наибольшее развитие получает культ Владимирской иконы, оформленный «Сказанием» о ее «чудесах» и учреждением нового праздника Покрова Богоматери, политический смысл которого ясно выражен в связанных с новым культом церковно-служебных произведениях 6.
По мысли Ю.А. Лимонова, состав «Сказания о чудесах владимирской иконы Божьей матери» достаточно сложен. Этот памятник, по его мнению, складывался постепенно из разновременных рассказов . Небольшие, полные интересных бытовых деталей эпизоды посвящены событиям периода княжения Андрея Юрьевича во Владимире. Чтобы решить вопрос о времени возникновения окончательной редакции «Сказания о чудесах», Ю.А. Лимонов предлагал вначале датировать события, упоминающиеся во всех десяти рассказах, объединенных этим произведением.
Первый из них повествует о перенесении иконы Богоматери из вышгородского монастыря на Север. Детали рассказа о походе и точное описание маршрута в представлении Ю.А. Лимонова показывают, что эпизод был записан как будто вскоре после приезда князя в Ростовскую землю, т.е. около 1157 г.
Второй рассказ упоминает о церкви Святой Богородицы во Владимире. Она, как известно, строилась и украшалась в 1158-1161 гг.
Десятый отрывок посвящен установке владимирских Золотых ворот. ЛЛ упоминает об этой постройке впервые под 1164 г., не ранее которого, по предположению Ю.А. Лимонова, и было завершено «Сказание о чудесах»338.
В седьмом эпизоде, описанном в данном произведении, говорится о воеводе Андрея Боголюбского ростовском боярине Борисе Жидославиче и его сестре Марии, причем доброжелательно. Это сообщение показалось Ю.А. Лимонову достаточно любопытным. Ведь учеными неоднократно отмечалось, что «Сказание о чудесах» было составлено во Владимире при церкви Святой Богородицы. Из летописей также известно о той жестокой борьбе, которая разгорелась после смерти Андрея Юрьевича между влиятельными кругами Ростова и Владимира. Активным участником междоусобицы был и Борис Жидославич - видный представитель ростовского боярства. Составитель «Сказания о чудесах», происходивший, на взгляд Ю.А. Лимонова, из числа клира Успенского собора, не мог включить в свое произведение доброжелательный рассказ о ростовском боярине, который был одним из главных врагов Владимира и пригласил рязанских Ростиславичей, разграбивших главный храм столицы княжества. С точки зрения исследователя, этот памятник возник до 1175 г.339
Определенный интерес для датировки «Сказания о чудесах» представляет четвертый рассказ, где икона Святой Богородицы помогает при родах жене Андрея Юрьевича. Ю.А. Лимонов отмечал, что ребенок появился на свет после 1161 г., т.е. вслед за окончанием строительства Успенского собора. Историк предположил, что речь идет о рождении Юрия Андреевича. Под 1174 г. ЛЛ сообщает, что Андрей Боголюбский послал его княжить в Новгород. И в летописи, и в «Сказании о чудесах» о княжиче говорится как о «дете». Следовательно, - указывает Ю.А. Лимонов, - рождение Юрия падает на конец 60-х - начало 70-х гг. XII в.340
Рассмотрев эпизоды «Сказания о чудесах» и датировав упоминаемые там события, ученый определил и время составления данного памятника: не ранее рубежа 60-х - 70-х гг. XII в. и не позднее 1175 г.
А.Н. Насонов считал, что корни литературной традиции, культивировавшиеся при главном храме Владимира, ведут в один из городов Поднепровья, где «обычай» записывать «чудеса» существовал давно41. По мнению исследователя, «Сказание о чудесах» было создано между 1164 и 1185 гг. на основе записей клира, до нас не дошедших. Это произведение создавалось «едва ли не по указке Андрея Боголюбского, так как из 10 «чудес» 4 так или иначе касались самого Андрея»342. Кроме того, - отмечал А.Н. Насонов, - в преамбуле «Сказания о чудесах» изложена идея, близкая политическому сознанию владимирского «самовластца»: значение иконы Святой Богородицы выходит далеко за пределы «Суждальской земли».
По убеждению А.Н. Насонова, записи о чудесах иконы, вошедшие в «Сказание», велись либо в пути, либо вскоре по прибытии во Владимир. На это указывает обилие деталей и описание маршрута.
