Содержание к диссертации
Введение
Глава I. История изучения монгольских правовых памятников 15
Глава II. Характеристика монгольских историко правовых памятников XIII-XVIII вв 52
1. «Яса» Чингис-хана 52
2. Уложение Юаньской династии 1320 г 62
3. Старый "Цааджин бичиг" 63
4. «Монголо-ойратский закон 1640 г.» 64
5. Халхаские степные законы на бересте 69
6. «Цааджин бичиг» 1627-1694 гг 76
7. «Халха Джирум» - памятник права халха-монголов 80
Глава III. Исторические предпосылки и условия появления "чагантэукэ" в монголии XIII-XVI вв 97
1. Хубилай-хан и тибето-монгольские отношения. Роль сакьяских лам в распространении буддизма 97
2. Монгольские источники о распространении буддизма в Монголии в XVI-XVII вв. и роль Хутугтай Сэцэн-хунтайджи (1540-1586).. 112
Глава IV. Характеристика "белой истории" 125
1. История изучения Cayan tetike - «Белой истории» 125
2. К вопросу датировки и атрибуции «Чаган тэукэ» 133
3. Списки «Чаган тэукэ» 137
4. Принципы издания и подготовки к публикации монгольских письменных памятников 170
Глава V. «Белая история» - историко-правовои памятник монголов XIII-XVI вв 177
1. Композиция и содержание памятника 177
2. Основные источники «Белой истории» 196
Заключение , 216
Библиография 220
Список сокращений 255
Приложение. Переводы и комментарии
- Уложение Юаньской династии 1320 г
- «Цааджин бичиг» 1627-1694 гг
- Монгольские источники о распространении буддизма в Монголии в XVI-XVII вв. и роль Хутугтай Сэцэн-хунтайджи (1540-1586)..
- К вопросу датировки и атрибуции «Чаган тэукэ»
Уложение Юаньской династии 1320 г
Исследовательскую литературу, посвященную изучению монгольским историко-правовым памятникам, можно условно разделить на три группы: исследования по общим вопросам истории Монголии, в которых монгольские историко-правовые памятники рассмотрены косвенно при решении других проблем. Эти данные использованы нами для исследования и характеристики памятников монгольского права.
Ко второй группе можно отнести специальные работы, посвященные изучению конкретных историко-правовых памятников.
К третьей группе относятся работы, непосредственно связанные с историей изучения «Белой истории».
Книга Е. Якушкина «Обычное право. Материалы для библиографии обычного права», изданная в 1875 г. [Вып. 1, Ярославль] является первой в России попыткой собрания и систематизации работ по вопросам обычного права народов России. Труд Е. Якушкина состоит из двух частей: 1) обширного предисловия (44 стр.) и 2) библиографического указателя (1-249). Наиболее ценной частью работы является 2-ая часть, поскольку она является самой ранней и обстоятельной попыткой дать описание того, что было написано и издано по обычному праву. Им приведено 1542 названия работ. В предисловии автор дает обзор литературы по обычному праву по следующим разделам: 1) о браке и свадебных обрядах, 2) о семейных отношениях, 3) об общинном владении, 4) об обязательном праве, 5) о суде, 6) об уголовном праве, 7) о наказаниях. Материалы библиографии состоят из следующих разделов: 1) библиографического перечня, содержащего наименование сочинений или статей по праву; 2) из указателей: систематического указателя предметов и вопросов обычного права, этнографического, географического и алфавитного указателя сочинений. Для нашего исследования особенно ценным является то, что в его материалы включены статьи и работы, посвящен 16 ные обычному праву монгольских народов, которые являются первой библиографией трудов, касающихся рассматриваемой в настоящем исследовании темы.
Вопросы обычного права монголов отчасти были затронуты Д.Я. Самоквасовым, который в предисловии к своей работе, обосновывая важность изучения обычного права народов Сибири и, в частности, бурят, писал: «Юриспруденция может ... открыть общие законы, управляющие отношениями людей, ... изучая законы, управляющие обществом, должно начинать с простейших социальных форм» [Самоквасов, 1876, с. II]. В предисловии к работе он писал о важности изучения юридических обычаев сибирских инородцев для науки права, для открытия и установления общих законов, присущих юридической жизни всех народов [Самоквасов, там же, с. II]. Он писал, что исследование и изучение обычаев кочевых народов должны быть систематическими, что необходимо собирать письменные материалы одновременно с непосредственным наблюдением и изучением живого, сохранившегося юридического быта. Проанализировав собранный им материал, Д.Я. Самоквасов, делает вывод, что у сибирских инородцев отчетливо сохранились черты родового быта. В Сборнике рассмотрены обычаи и законы следующих инородцев: 1) калмыков и татар Бийского округа, 2) инородцев кузнецкого рода, называемых ясашными татарами, 3) вогулов, остяков и самоедов, 4) тунгусов Нерчинского ведомства, 5) тунгусов ведомства князя Гантимурова, 6) бурят Верхоленского ведомства, 7) бурят Идинского, Тункинского, Балаганского и Кудинского ведомств, 8) бурят Хоринско-го ведомства, 9) якутов и 10) киргизов. В сборнике представлен материал по самым разнообразным вопросам, более всего в нем отражено гражданское право, в особенности вопросы заключения браков. Автор отмечает, что право сибирских инородцев подверглось большому влиянию русского юридического быта. Например, наказание лозами, арест. Инородческое этих законов состоит в том, что выкупы, плата или наказания производится не деньгами, а скотом, иногда рабами, одеждой, предметами вооружения (панцирями).
Из работ по изучению собственно памятников монгольского права по количеству и по глубине исследований выделяются труды по изучению «Ясы» Чингис-хана. И.Н. Березин в своей работе «Очерк внутреннего устройства Улуса Джучиева», изданной в Санкт-Петербурге в 1864 г. [Березин, 1864], впервые свел вместе, разбросанные по разным документам, фрагменты «Ясы» и перевел их на русский язык.
Вопросы создания, истории написания, аутентичности «Ясы», которая рассматривалась как один из основных источников для воссоздания ранней истории монгольского общества и становления монгольской государственности, рассмотрены в трудах В.В. Григорьева [Григорьев, 1842], Б.Я. Владимирцова [Владимирцов 1922, 1934], Хара-Давана [Ха-ра-Даван, 1929], В.А. Рязановского [1933], В.В. Бартольда [Бартольд, 1963].
"Ясе" посвящены труды П. Рачневского "Un Code des Yuan" [Ratch-nevsky, 1937] и Г.В. Вернадского "The scope and contents of Chingis khan s Yasa" ("О составе «Великой Ясы» Чингис хана") [Вернадский, 1938; 1939]. В последней работе даны 2 приложения: глава о "Ясе" из "Истории" Джувейни в переводе В.Ф. Минорского и сокращенное изложение "Ясы" (из Летописи Абуль Фараджа). Вклад Г.В. Вернадского заключается в том, что он доказал авторитетность сведений Джувейни для характеристики "Ясы". Наиболее ценным в его работах является то, что он дал перевод на русский и английский языки главы о "Ясе" из сочинения Джувейни.
Основные проблемы, затронутые исследователями в своих работах, касались историчности "Ясы", письменного свода G asay), предположительно составленного во времена Чингис-хана (1162-1227) и включавшего законодательные положения по делам государства, администрирования (поощрения и наказания), военного порядка, дипломатического обмена, даннической практики и т.д., которые составляли нормативную базу монгольского управления обществом [Vernadsky, 1938, с. 337-360; Morgan, 1986, с. 163-176]. Эти проблемы были освещении в статьях П. Поуха, Д. Айалона, П. Рачневского, Д. Моргана и П. Хенг-чао Чена.
Серьезным вкаладом в изучение «Ясы» явилась статья П. Поуха «Относительно содержания и реконструкции первого монгольского свода законов» [Poucha, 1970]. В данной работе он детально проанализировал источники, в которых сохранились фрагменты «Ясы», в итоге пришел к выводу, что наиболее авторитетным является текст, записанный Макризи. Также он рассмотрел вопрос о датировке «Ясы». По его мнению, основа этого закона была составлена в 1206 г. [Poucha, 1970, с. 377]. Он описал структуру содержания «Ясы», перевел отрывки из «Ясы» на английский.
Пересмотру некоторых вопросов, связанных с источниками и историей изучения «Ясы», посвящена статья Д. Айалона «Великая Яса Чингис-хана. Пересмотр» [Ayalon, 1971]. В ней он исследует основные данные исламских источников по «Ясе», сам термин «яса» (yasa, yasaq) и содержание «Ясы», отношение монголов и монгольской императорской семьи, к «Ясе», статус «Ясы» в мамлюкском султанате. Он убедительно доказал, что все исламские источники «Ясы» вытекают косвенно или прямо из труда Джувейни.
«Цааджин бичиг» 1627-1694 гг
В «Ясе» встречается ряд запретительных норм, не снабженных санкцией, например, запрещается есть из рук другого, пока тот не отпробует сам, есть в присутствии другого, не пригласив его принять участие в еде, перешагивать через огонь и через посуду с едой, опускать руки в воду, стирать одежду и т.п., являющихся нормами обычного права, отражающими начала степного гостеприимства, и указывающими на их бытовой характер.
Нормы частного права в дошедших до нас фрагментах «Ясы» немногочисленны. Например, пункт, предусматривающий наказание за третье банкротство, свидетельствует о том, что торговые отношения при Чин-гис-хане были достаточно развиты. По семейному праву в «Ясе» содержатся следующие постановления: в «Ясе» отмечаются многоженство и наложничество. Дети, прижитые от наложницы, считаются законными. По смерти отца сын распоряжается судьбой его вдов, кроме своей матери. Старшинство детей определяется старшинством жен. К наследственному праву из фрагментов «Ясы» можно отнести следующее: раздел имущества после смерти отца производится таким образом, что старший сын получает больше младшего, но младший наследует хозяйство отца. Дети от наложницы также получают наследственную долю по распоряжению отца. Запрещается пользоваться чем-либо из вещей умершего всем, кроме законных наследников [там же, с. 284).
Создание империи Чингис-ханом отразилось в пунктах, связанных с укреплением власти хана, с военной и административной организацией государства.
Нормы частного права, зафиксированные «Ясой», связаны с институтом полигамии и наложничества, представляют собой институты обычного права, свойственные кочевому быту. Раздел наследства между сыновьями с устранением дочерей, с преимуществом старшего и предоставлением отчего двора младшему сыну основан целиком на монгольских обычаях. Все это не могло быть создано заново, а представляет воспроизведение быта, нравов, обычаев монголов, что подтверждается и свидетельствами современников, оставивших описания обычаев монголов [там же, с. 284].
Влияние китайского права можно усмотреть в некоторых наказаниях, например, наказание за прелюбодеяние (суровое отношение к нему противоречит монгольским обычаям и соответствует китайскому праву), а также из системы наказаний - наказание палками, в отличие от традиционно монгольских побоев или наказания плетями [там же, с. 285].
Хаммер-Пургшталь в своей работе «История Золотой орды» первый отметил о существовании «Кудатку Билика» (Кутатку, Кудатгу Билика) Чингис-хана [Hammer-Purgstall, 1840, с. 192 и 467], упоминавшегося в персидском сочинении Мохаммеда Хиндушаха, относящегося к третьей четверти XIV в. Данный «Кудатку Билик» Чингис-хана, по мнению П. Мелиоранского, была книгой, приписываемой Чингис-хану, но не тождественной «Ясе» [Мелиоранский, 1901, с. 016, 020]. «Разница между содержанием «Ясы» и Кудатку Билика состояла ... в том, что в «Ясе» перечислялись и описывались разные проступки и преступления и указывались наказания, которым должно было подвергать виновных, а в «Кудатку Билике» определялся самый порядок следствия и судопроиз 60 водства в народном монгольском суде» [там же, с. 020]. Т.е. в «Кудатку Билике» должны были быть указания по следствию и судопроизводству. Он же считает, что этот «Кудатку Билик» не тождествен известным «Би-ликам» Чингис-хана, сохранившимся в отрывках в «Летописях» Рашид-ад-дина, поскольку в персидском документе везде стоит «Кудатку Билик», а не просто «билик», как в других источниках, во-вторых, в сохранившейся части билика Чингис-хана не содержится наставлений народным судьям, ничего не говорится о порядке судопроизводства [там же, с. 022]. П.Мелиоранский предлагает следующие варианты перевода «Кудатку Билик» как «Царское знание», «Царская наука» или «Знание, делающее, образующее царей» [там же, с. 023].
Следует упомянуть о Биликах (букв, знание, мудрость) Чингис-хана, приведенных Рашид-ад-дином, которые представляют собой не что иное как высказывания Чингис-хана, Гуюк-хана и Батый-хана и являются выражением общей жизненной мудрости, которые проливают свет на образ мышления и мировоззрения их авторов.
Ю.П. Верховский так писал о биликах: «Монголы переняли от китайцев обычай письменно записывать высказывания хана и издавать их после смерти, само собой разумеется, что делали подобные записи только тогда, когда этого желал сам хан, и когда он облекал подобные слова в ритмическую форму. Такие слова называли тюркским словом «билик». Билики Чингис-хана были учебным материалом. В Китае однажды вопрос о вступлении на престол был решен в пользу того претендента, который показал лучшие знания биликов ... Билики являются толкованиями или комментариями, а вернее, руководством как следует понимать то или иное положение «Ясы». Следовательно при рассмотрении «Ясы» не следует оставлять без внимания билики» [Цит. по: Poucha, 1970 - с. 412].
Монгольские источники о распространении буддизма в Монголии в XVI-XVII вв. и роль Хутугтай Сэцэн-хунтайджи (1540-1586)..
На развитие правовых норм монгольского государства значительное влияние оказал тибетский буддизм, который при Хубилае в XIII в. был принят в качестве оригинальной религии империи Юань. Контакты с тибетским буддизмом начались при Годане, сыне хана Угэдэя, младшего брата Гуюка. В удел Годана входили тибетские пограничные земли, его ставка находилась в окрестностях Ланьчжоу. После разгрома тангутско-го Си-ся в 1227 г. монголы заняли тибетские земли на территории современных провинций Ганьсу и Цинхай. Монгольская тактика посылки разведочных отрядов конницы в длительные походы для выяснения политической обстановки в те территории, где намечались военные завоевательные операции, применялась и к Тибету. В 1233 г. такой разведывательный отряд Дорда-дархана вторгся в Тибет. Чтобы выяснить обстановку Дорда-дархан отправил донесение в ставку Годана о влиятельности группировки иерархов монастыря Сакьяпа и сильных кланов феодальной знати. Получив это донесение Годан отправил в монастырь Са-кья приглашение Сакья-пандите посетить его ставку в окрестностях Ланьчжоу. Сакья-пандита со своими племянниками Пагба-ламой и Чаг-на прибыл в ставку в 1245 г., но встреча состоялась в 1247 г., когда Годан вернулся из Каракорума, где Гуюк был избран великим ханом.
Между Сакья-пандитой и Годаном начали складываться отношения «духовный наставник - милостынедатель» ( тиб. чод-йон, духовный наставник и милостынедатель), которые впоследствии получили оформление в виде концепции «двух законов» [Крапивина, 1994, с. 107].
При Сакья-пандите школа и владение Сакья завоевали прочное первенство и авторитет среди других школ буддизма и феодальных владений Тибета. В связи с монголо-тибетскими отношениями Сакья-пандита стал известен как крупный политический деятель. Что касается его проповеднической деятельности, то с нею связано реальное обращение монгольского двора в буддизм. Эта тенденция сохранилась и упрочилась при следующем, V-м сакьяском иерархе - Пагба-ламе (1235-1280). Паг-ба-лама, монашеское имя которого Лодой-Чжалцан, был учеником и старшим племянником Сакья-пандигы, сыном его младшего брата Самца Содном-Чжалцана (1184-1234).
В 18-тилетнем возрасте, в 1253 году, Пагба-лама был приглашен ко двору монгольского Хубилай Сэцэн-хана (1215-1294), взошедшего на императорский престол в 1260 г., и назначен его духовником [Roerich, 1953, с. 212].
Вершиной деятельности Хубилая, направленной на распространение и усиление роли буддизма, явилось принятие совместно с сакьяским Пагба-ламой1 закона о совместном управлении - верой и светской вла-стью, названного qoyor yosun - «два закона» . Пагба-лама при дворе Хубилая занимал особое положение: он был назначен главой буддийской церкви с присвоением титула «царя веры в трех странах», т.е. в Тибете, Монголии и Китае [БНМАУ-ын туух, 1966, 299-300], а буддийские монахи пользовались особыми льготами - освобождались от податей и повинностей.
О роли Пагба-ламы, о влиянии тибетских лам школы сакья на распространение буддизма в Монголии и об их связях с монгольскими ханами упоминается почти во всех монгольских исторических сочинениях, об этом факте писали многие исследователи, но наиболее важными из них являются работы П. Рачневского [Ratchnevsky, 1954], Ш. Биры [Бира, ] Чойжи [coyiji, 1992, с. 72-89], Ю.Н.Рериха [Рерих, 1967, с. 333-346], Крапивиной Р.Н. [Крапивина, 1994] и др.
Общеизвестно, что Пагба-лама непосредственное влияние оказывал только на императорскую семью. Это подтверждается тем фактом, что среди имен членов императорского клана встречается много личных имен буддийского происхождения, в то время как они отсутствуют в именах других монголов юаньского периода [Kwanten, 1971 с. 64-66]\ Быстрое и легкое принятие буддизма монгольским двором от Пагба-ламы, Г. Франке объясняет тем, что по сравнению с китайским буддизмом школы чань, который был слишком абстрактный и интеллектуальный, тибетский буддизм был более гибким и имевшим опыт распространения среди тибетцев. Кроме того, в буддизме чань так явно не выделялась политическая теория и понятие об универсальном императоре-чакравартине, посредством которых могло быть узаконено монгольское правление над всем миром и за пределами Китая [Franke, 1978, с. 59].
Все китайские, монгольские и тибетские источники единогласно признают, что Хубилай-хан был обращен в буддизм Пагба-ламой, от ко торого получил в 1264 г. тайное посвящение в обряды культа Хеваджры. Так, например, в «Джирукен-у толта-ийн тайилбури» приводится следующее сообщение о принятии Хубклай-ханом в 1264 г. буддийского посвящения от Пагба-ламы: «затем Хубилай-Сэцэн-хаган в сопровождении двадцати четырех человек, верных своей клятве, принял обет джээ вачира (Хеваджры) и назначил Пагба-ламу своим наставником» [Балданжапов, 1962а]. Хеваджра - божество-хранитель, особо почитаемый в сакьяских монастырях, культ которого тесно связан с культом Махакалы, хранителя и защитника буддийского учения. Махакала (mgon ро) стал хранителем-идамом Монголии. В «Юань ши» встречается несколько упоминаний о государственных религиозных буддийских церемониях, проводимых с целью «подавления злых духов и защиты государства». Они проводились ежегодно 15-го числа каждого второго месяца и заключались в совершении обхода вокруг императорского дворца. Еще одна церемония религиозного обхода, на этот раз вокруг города, совершалась с 14 по 16-е число первого месяца каждого года. Все эти религиозные церемонии проводились в виде масштабных помпезных праздников, сопровождаемых разными ритуалами, обрядами, религиозными представлениями и имели целью усилить престиж юаньских императоров как законных правителей [Franke, 1978, с. 60-61]. Эти религиозные процессии, которым придавало особую значимость участие в них императорской семьи, являлись проявлением на деле теории о «двух законах», разработку которой монгольская и тибетская историография приписывает Пагба-ламе и Хубилай-хану.
К вопросу датировки и атрибуции «Чаган тэукэ»
Как видим, данная шастра начинается с краткой генеалогии предков Чингис-хана, которая возводится к мифическому древнеиндийскому царю Махасамати и семи легендарным тибетским царям. Сыном последнего из них, а именно Далай Собин Ару Алтан Ширэгэту-хагана, назван Бортэ Чино, мифический предок монголов. Генеалогия реальных тибетских царей в ней отсутствует, а имеющиеся сведения зачастую расходятся с данными "Сокровенного сказания монголов", согласно которым предком Чингис-хана был Бортэ Чино, родившийся по изволению Вышнего неба, а также с официальной историей монгольской династии, изложенной в "Юань-ши". Авторы "Юань-ши" называют предком монгольских ханов Бодончара. Следовательно, идея о преемственности монгольских ханов от индийских и тибетских ханов заимствована автором шастры "Орунга" из тибетских исторических сочинений и монгольских летописей, написанных под влиянием буддизма, что свидетельствует о позднем времени ее написания. Как известно, искусственная преемственность между индийскими, тибетскими и монгольскими правителями закрепилась в монгольских летописях с XVII в., когда с распространением буддизма в Монголии буддийская идеология заняла господствующее положение и появилась необходимость "доказывать" буддийское происхождение монгольских ханов-чакравартинов.
Ни автор, ни время составления шастры не указаны. Но учитывая, что родословная монгольских ханов заканчивается временем правления Лигдан-хана, можно предположить, что она была написана в период жизни Лигдан-хана (1594-1634) до его смерти, т.е. до 1634 года.
Генеалогия монгольских ханов представлена в виде перечня имен. События же жизни Чингис-хана и Ху би лай-хана описаны более подробно. В частности, представляют интерес эпизоды, в которых объясняются происхождение всех титулов Чингис-хана (35 6-36 а), и упоминается свадьба дочери Чингис-хана Тэмугэ (36 б). Особое внимание уделено яшмовой печати, приведена подробная легенда о ее происхождении и значении (33 б, 34 б, 46 а - 47 б).
На листах 37 а- 37 б перечислены с сокращениями основные титулы и придворные должности, идентичные титулам и должностям, приведенным в "Чаган тэукэ". Упоминаются также 4 буддийских праздника, связанных с основными этапами жизни Будды, в честь которых совершались добродеяния (buyan), и 4 сезонных праздника по временам года, которые связаны с традиционными обрядами, сопровождающими основные периоды жизнтг кочевника (начало и конец сезона дойки, получение приплода и т.д.). Даты проведения буддийских праздников не совпадают с данными "Чаган тэукэ". Возможно, это объясняется тем, что у буддистов даты такого рода часто расходились, вследствие чего праздники проводились, как правило, в разное время [Вира, 1978, с. 82].
Подробно описаны обстоятельства бегства Тогон Тэмура из Пекина и прихода к власти минской династии. Эти события описаны более детально, чем в большинстве монгольских исторических сочинениях. Перечень императоров минской династии не полный и запутанный. Он заканчивается императором Хонгджи (монгольское название эры правления Хун-чжи, императора Чжу Ю-тана, храмовое - У-цзун, 1488 -1505). В конце сочинения приведен полный список монгольских ханов от Тогон Тэмура до Лигдан-хана, преемственность и последовательность которых нарушена и не точна.
По идейной направленности рукопись представляет собой летопись с ярко выраженной буддийской ориентацией, свидетельствующей о приверженности монгольских ханов двум законам правления.
Таким образом, можно сказать, тто Ганданская рукопись представляет собой сборник, который может быть рассмотрен как одна из разновидностей рукописной монгольской книги. Этот сборник дошел до нас в единственном экземпляре. Видимо, все три произведения были первоначально в XVII в. объединены в единый тематический сборник с определенной политической целью. Изучение состава данного сборника показывает, что все три произведения имеют внутреннюю идейную связь, а именно посвящены одной узловой проблеме - пропаганде единства церкви и государства, которое в XVI-XVII вв. вновь приобрело актуальное значение для государственной и церковной политики. Особая ценность сборника состоит в том, что, во-первых, он содержит древнейший список "Чаган тэукэ", во-вторых, в составе рукописи оказались новые источники, имеющие важное значение не только для изучения "Чаган тэукэ", но и монгольской историографии в целом.
II. Arban buyanu norn-im cayan tegiike neretti sudur-un ekin orusiba: ene sastir kemeku - "Эта шастра есть оригинал -утры, именуемой «Белая история» учения о десяти добродетели" - такс зо название списка, изданного Лю Цзиньсо в 1981 г. наборным способом. Этот список был выделен им в качестве основного из 8 разных списков "Чаган тэукэ", хранящихся в библиотеке Академии общественных наук г. Хух-хото Автономного района Внутренней Монголии КНР.
