Содержание к диссертации
Введение
Раздел I. Предварительные главы
Глава 1. Обзор источников 13
Глава 2. Тимуриды и Шибаниды 72
Глава 3. Поэзия и поэты 81
Глава 4. Некоторые особенности литературной жизни тимуридской и шибанидской эпох 90
Раздел II. Письменная культура Мавераннахра XVI — первой трети XVII вв.
Глава 5. Царственные поэты 102
Глава 6. Поэты Герата и их роль в культуре региона 140
Глава 7. Литературный круг Самарканда 174
Глава 8. Литературный круг Бухары 209
Глава 9. Письменная культура других областей Шибанидского государства 255
Глава 10. Связи Мавераннахра и Индии в сфере письменной культуры 272
Заключение 293
Список источников и использованной литературы 303
Список сокращений 317
Приложение
Введение к работе
Предметом данного диссертационного исследования стали источники по истории деятельности литературных кругов, сыгравших большую роль в культурной жизни Мавераннахра и Хорасана XVI — первой трети XVII вв.
В средневековых Иране и Средней Азии литература была превалирующим родом «культурной работы», ставя остальные виды культурной деятельности в зависимое положение. Учёные, врачи, музыканты, каллиграфы... Все эти представители различных профессий могли принадлежать к одному литературному кругу. Любовь к литературе объединяла их, а знание поэтики являлось обязательным в системе образования тех лет. Поэтому, читая средневековых поэтические антологии (тазкира\ мы обнаруживаем, что большинство их героев не являются профессиональными поэтами (число последних не так уж велико), но скорее относятся к категории адибов, то есть эрудитов, начитанных людей. Так, врач мог быть прекрасным поэтом, но вот поэт неподражаемым врачом стать не мог. Врач или учёный, будучи разносторонне одарённым человеком, мог писать великолепные стихи или музыкальные произведения, являясь, таким образом, активным участником культурной жизни своего города и повышая свой престиж в обществе. Увлечение литературой в рассматриваемый период было всеобщим: стихами можно было выразить всё, начиная с любовного объяснения и заканчивая прошением или нецензурным поношением. За удачный экспромт могли простить пролитую человеческую кровь, могли озолотить и возвысить. Литература была и средством пропаганды, и способом выражения своих мыслей, эмоций. В связи с этим, изучение деятельности литературных кругов является важным шагом на пути воссоздания историко-психологического портрета мавераннахрского общества избранного периода. Именно поэтому в данной работе автора в первую очередь интересовала система функционирования литературных кругов, ин тересовали биографии отдельных поэтов, сыгравших значительную роль в истории региона, взаимоотношения внутри поэтических сообществ, взаимные связи поэтических сообществ в границах одного региона, межрегиональные культурные связи. Особое внимание было уделено культурным связям Мавераннахра и Индии, усиление интенсивности которых отмечается во второй половине XVI в. Тем не менее, в связи с тем, что жанр тазкира — это жанр литературно-исторический, в целом ряде случаев автор не мог отбросить некоторые реалии литературоведческого и филологического порядка, предоставленные избранными источниками.
Актуальность исследования определяется недостаточной изученностью исторического значения деятельности литературных кругов в Ма-вераннахре XVI — первой трети XVII вв. Данное исследование представляет собой попытку сделать шаг по пути создания стройной и связной картины социальной и культурной жизни Мавераннахра в её преломлении через насыщенные богатым фактологическим материалом антологии указанного региона на протяжении ста тридцати лет.
Степень разработанности проблемы. Долгое время XVI в. относился к «тёмным векам» в истории среднеазиатской литературы. Самые именитые исследователи персидской литературы (органической частью которой тогда была литература Средней Азии) называли Джами (817— 898/1414—1492) «последним из могикан», после которого начинается эпоха упадка [Arberry, 1958. Р. 396; Browne, 1920. Р. 548; Занд, 1964. С. 213]. Тем не менее, исследования второй половины XX в. (ведущую роль в которых играли советские учёные) показали, что литературная традиция в Средней Азии не прервалась: мы находим там значительное число культурных деятелей, оставивших заметный след в истории региона, и потому заслуживающих самого пристального внимания.
Труды В.В. Бартольда, явившегося родоначальником систематического научного изучения Средней Азии, стали основополагающими ис следованиями для постижения культурного процесса в данном регионе [Бартольд В.В. Улугбек; Бартольд, Мир Али-Шир; Бартольд, 1927]. Что же касается основных вех на пути к изучению литературной жизни Средней Азии, то они были намечены в статье Е.Э. Бертельса «Литература на персидском языке в Средней Азии» [Бертельс, 1948]. Автор статьи даёт схематический очерк развития литературы в Средней Азии и констатирует полную на тот момент неосведомлённость учёных о подробностях функционирования литературной жизни тех лет. То время для историков среднеазиатской литературы было периодом поиска и введения в научный оборот наиболее важных источников для своих исследований. Е.Э. Бертельс считал, что на начальном этапе, во избежание блуждания в дремучем лесу огромного числа совершенно неизвестных имён, необходимо изучать жизнь и творчество отдельных авторов. Именно по этому пути пошло изучение среднеазиатской литературы в Советском Союзе. Так, изучением жизни и творчества Абд ар-Рахмана Джами занимались, по преимуществу, Е.Э. Бертельс (считавший поэта не эпигоном, но популяризатором, старавшимся привлечь внимание к развитию новых форм в персидской литературе) и А. Афсахзод [Бертельс, 1965; Афсахзод, 1988]. Изучением творчества Бадр ад-Дина Хилали занимался К. Айни. Им были подготовлены монография, посвященная Хилали, и сборник избранных стихов поэта [Айни К. Бадриддин Хилоли. Сталинабад, 1957; Хило-ли, 1958]. Изучением творчества Абд ар-Рахмана Мушфики занимался 3. Ахрори, издавший сборник избранных стихов поэта и монографию, посвященную его жизни и творчеству [Мушфики, 1958; Ахрори, 1978]. Творчеством Нахли Бухараи (о нём см. ниже) занимался Н. Сайфиев [Сайфиев Н. Нахлии Бухорои. Душанбе, 1969; Нахли, 1988].
Огромное значение имеют работы А.Н. Болдырева, введшего в активный научный оборот крайне важный источник по истории культуры Средней Азии на рубеже XV—XVI вв. — «Бада и ал-вака и » (fcMjJI fr} ) Зайн ад-Дина Васифи (о нём см. ниже). Им было издано факсимиле текста этого великолепного образчика мемуарной литературы, который он подробно разобрал в монографии, посвященной жизни и творчеству Зайн ад-Дина Васифи ([Болдырев, 1957]; см. также: [Болдырев, 1940; Болдырев, 1947; Зайн ад-Дин Васифи. Бада и ал-вака и . Т. 1—2. Критический текст, введение и указатели А.Н. Болдырева. М., 1961]; в 1970-71 гг. подготовленный Болдыревым критический текст был издан в Тегеране). Важное значение для изучения указанной темы имеет статья А.Н. Болдырева, посвященная переводам на персидский язык сочинения Мир Али-Шира Нава и «Маджалис ан-нафа ис» [Болдырев, 1952]. Кроме того, А.Н. Болдыревым была написана статья об одном из базовых источников данного исследования — «Музаккир-и ахбаб» Хасана Нисари [Болдырев, 1940/3]. В этой статье, учёный исследует список данного сочинения из собрания ИВ АН РФ, представляющий собой две тетради — В 2493 и В 4020. Эта рукопись «Музаккир-и ахбаб» из собрания института долгое время была известна под названием «Тазкира-йи Бухара и» (иН1 J в ). Именно А.Н. Болдырев установил истинное её название и значение. Однако, статья А.Н. Болдырева, будучи небольшой по объёму, не сообщает никаких сведений о биографии Хасана Нисари.
Нельзя не отметить важность для избранной темы статьи А.А. Семёнова, посвященной рассмотрению культурного уровня первых шибанидских правителей Мавераннахра [Семенов, 1956]. Эта статья изменяет представления о том, что первые шибанидские правители все до одного были необразованными кочевниками, неспособными оценить достоинство культуры завоёванных областей.
Обращаясь к нашей теме, трудно обойтись без работ A.M. Мирзоева. Особое значение имеет монография учёного, посвященная жизни и творчеству известного поэта конца XV — начала XVI в. Ка-мал ад-Дина Бина и ([Мирзоев А. Бинои. Душанбе, 1957] и авторизован ный перевод на русский язык: [Мирзоев, 1976]). Следует отметить, что в этом исследовании А. Мирзоев использовал в качестве иллюстрации жанра назира эпизод с четырьмя руба и на тему «свеча и мотылёк», заимствованный из второго нашего базового источника — «Тазкират аш-шу ара» Мутриби Самарканди [Мирзоев, 1976. С. 36; ТШ. Л. 2256—2266]. Неко торые интересные сведения о рассматриваемом периоде, а также о после дующем, XVII-м столетии, сообщаются в монографии Мирзоева, посвященной крупному поэту XVII в. Саййидо Насафи ([Мирзоев А. Сайидо ва макоми у дар таърихи адабиёти точик. Душанбе, 1947]; перевод на русский язык: [Мирзоев, 1954]). Кроме того, нельзя не отметить статьи A.M. Мирзоева об изучении таджикской литературы [Мирзоев, 1957], в которой автор делит изучение среднеазиатской литературы на два перио да. Первый период — 1925—1940 гг. Здесь автор особо выделяет известную антологию С. Айни, введшую в оборот ряд новых имён [Айни, 1926]. Второй этап — 1940—1957 гг. Здесь по-прежнему основное внимание исследователей привлекали персоналии. По вполне понятным причинам более подробно изучалась литература XX в. Таким образом, в 1957 г.
А. Мирзоев считал ближайшими задачами «среднеазиатского» литературоведения следующие моменты: 1. изучение и выяснение сущности литературы второй половины XVI, XVIII и первой половины XIX вв. 2. более углублённое изучение литературы первой половины XVI, XVII и второй половины XIX в. (эти исследования предполагалось вести по трём на . правлениям: издание монографий об отдельных представителях литера турной жизни (sic!), подготовка критических изданий и публикация избранных сочинений) 3. изучение литературных связей Средней Азии с другими регионами (Иран, Индия — здесь нельзя не отметить работу самого А. Мирзоева [Мирзоев А. Из истории литературных связей Маве раннахра и Индии во второй половине XVI — начале XVII в. М.,1963]).
Из вышесказанного следует, что к 1957 г. по интересующему нас периоду были предварительно изучены первая половина XVI и первая треть XVII вв. Вторая же половина XVI в. так и осталась terra incognito.
Наиболее удачной из всех работ на таджикском языке по данной теме можно считать книгу У. Каримова «Адабиёти точик дар асри XVI» [Каримов, 1985]. Эта работа является серьёзным шагом на пути реконструкции литературной жизни Средней Азии. Большую часть книги составляет довольно основательный анализ целого ряда источников, имеющих первостепенное значение для изучения среднеазиатской литературы XVI в. Во второй части книги автор касается основных особенностей развития литературных кругов в главных городах Мавераннахра, а также уделяет некоторое внимание литературным жанрам, существовавшим в то время. В этой монографии автор стремится обобщить накопленный предшественниками материал, поскольку необходимость этого уже давно назрела.
Некоторым штрихам культурной жизни Ташкента посвящены статьи К. Мунирова, А. Ирисова, А. Насырова и Р. Мукминовой (в них, в частности, упоминаются некоторые поэты) [Муниров, Ирисов, Насыров, 1983; Мукминова, 1983].
Из зарубежных исследователей хотелось бы в первую очередь отметить канадскую исследовательницу М.Е. Субтельни. Уделяя основное внимание вопросам экономической политики Тимуридов и Шибанидов, Субтельни касается и целого ряда аспектов истории культуры Средней Азии [Subtelny, 1983; Subtelny, 1986]. Хочется отметить, что М.Е. Субтельни является одним из немногих зарубежных специалистов, использующих в своих научных работах труды советских востоковедов.
Некоторые работы А. Шиммель весьма полезны для избранной темы [Schimmel A. Babur Padishah, the Poet, with an Account of the Poetical Talent in his Family II Islamic Culture. XXXIV. 2 (1960). P. 125—138; Schimmel A. Some Notes on the Cultural Activity of the First Uzbek Rulers II Journal of the Pakistan Historical Society. VIII, 3 (1960); Schimmel, 1973]. Здесь нельзя не отметить работу Г.Ю. Алиева, посвященную персидской литературе в Индии [Алиев, 1968], а также более позднюю небольшую по объёму монографию Низамутдинова [Низамутдинов, 1981].
О поэтических антологиях Хасана Нисари и Мутриби Самарканди, избранных нами в качестве основы изложения материала, был написан целый ряд статей (о МА: [Айни К. Тазкираи Хасани Нисори ва нусхахои он // Ахбороти шуъбаи чамъиятии АФ РСС Точикистон. №9. Сталинобод, 1956; Назиров У. Нисори ва тазкираи у «Музаккир-и ахбаб» // Мактаби Совета. 1971. №10; Тазкираи Нисори // Садои Шарк, 1973. №3]. О ТШ: первое упоминание — [Семёнов А.А. Собрание восточных рукописей АН УзбССР. Т. 1. 1952, №2753]; МукимовР., ВалихучаевБ. Чанд сухан оид ба як тазкира // Садои Шарк. 1961. №9; Мирзоев А. Баъзе кайдхо оид ба як макола // Садои Шарк. 1966. №2; Мутрибии Самарканди // Мактаби Совети. 1973. №2; Ахмедов, 1984; Бехруз, 1986]). Наиболее важными являются две последние статьи, но и они не лишены некоторых неточностей, которые автор настоящего исследования исправляет (сам, не будучи застрахован от совершения новых ошибок). Кроме того, мы надеемся восполнить отдельные пробелы в биографиях наших авторов за счёт активного использования сочинения Мутриби «Та рих-и Джахангири», избранного нами в качестве третьего базового источника. Надо сказать, что последнее сочинение ещё только начинает входить в активный научный оборот (нам не удалось обнаружить ни одной специальной статьи, посвященной этому источнику, а упоминания о нём в статьях о Мутриби мимолётны). Между тем, этот источник сообщает нам очень много ценных сведений, уточняющих данные «Тазкират аш-шу ара» Мутриби, а также даёт возможность более полно изложить биографию его автора.
Таким образом, мы можем констатировать, что, несмотря на обилие монографий и статей, избранная нами тема остаётся до сих пор неразра ботанной. Единственной монографией, сделавшей шаг к созданию общей картины функционирования литературных кругов (а не рассказ о месте того или иного крупного поэта в этой картине) явилась отмеченная выше книга У. Каримова.
Цели и задачи исследования. Цель данного диссертационного исследования — создание связной картины функционирования литературных кругов, игравших активную роль в социальной и культурной жизни в отдельных городах Средней Азии, на протяжении ста тридцати лет (XVI — первая треть XVII вв.), доказывающей, что указанный период не является эпохой культурного упадка исследуемого региона. В связи с этим, основной задачей, стоящей перед автором, было обстоятельное исследование трёх базовых источников, имеющих первостепенное значение для избранной темы, с учётом максимально возможного числа публикаций, посвященных культурной жизни Мавераннахра указанного периода. Вместе с тем, для уточнения сведений, сообщаемых в базовых источниках, мы использовали целый ряд вспомогательных источников.
Источники. В данной работе источники условно разделяются на три категории: базовые, основные и вспомогательные. Базовыми источниками являются три сочинения — «Музаккир-и ахбаб» ( ЬаЛ j ± ) Хасана Нисари, «Тазкират аш-шу ара» (Ij 1 SJ ) и «Та рих-и Джахангири» ( &JU ( JJIJI A.) Мутриби Самарканди. На наш взгляд, эти источники создают прочную базу для реконструкции литературной жизни указанного периода. В них приводятся сведения более чем о 600 адибах, сведения о литературных вкусах и стилях в Мавераннахре той эпохи. Основными мы называем источники, имеющие большое значение для изучения нашей темы и достаточно часто привлекаемые нами для уточнения сведений базовых источников. И, наконец, к вспомогательным мы относим источники спорадически привлекаемые для уточнения сведений базовых источников, а также источники, носящие справочный характер (например, трактаты по поэтике).
Методология. В основе исследования лежит сравнительно-исторический метод. Кроме того, использовались методы источниковедения (эвристика, герменевтика). Следует отметить, что при рассмотрении литературной жизни первой половины XVI в. мы будем принимать за основу преимущественно сведения антологии Хасана Нисари, а для второй половины XVI — первой трети XVII в. — сведения антологий Мутриби Самарканда
В данном исследовании будет применяться упрощённая транскрипция (долгие и краткие гласные слов персидского и арабского происхождения будут передаваться тремя русскими гласными — я, и, о; буква «» передаётся значком « », а « » — значком « »; в словах тюркского происхождения в суффиксах подобных « _&-», « _Аз» арабская буква «i» будет передаваться гласной ы). Использование подобной транскрипции объясняется тем, что при первом упоминании малознакомого имени или названия в скобках будет даваться его оригинальное написание (в том виде, разумеется, в котором оно приводится в источнике). В ряде совершенно очевидных случаев автор позволил себе заменить « » на « Д . В то же время, некоторые географические названия и имена собственные будут использоваться в традиционном написании, принятом в научной литературе.
В целях сокращения числа сносок ссылки на источники приводятся непосредственно в тексте в квадратных скобках. Для обозначения этих источников используются условные сокращения (см. Список сокращений). В целях уменьшения объёма диссертации в работу не был включён глоссарий непереведённых терминов.
Научная новизна данного диссертационного исследования заключается в одновременной основательной проработке трёх источников (см. выше), являющихся базовыми для реконструкции литературной жизни Средней Азии XVI — начала XVII вв.
Теоретическая значимость работы определяется выявлением значения литературных кругов и их влияния на политическую, социальную и культурную жизнь отдельных городов Мавераннахра, Хорасана и Бадах-шана. В работе показано, что рассматриваемый период не является эпохой упадка среднеазиатской литературы, как это ранее было принято в отечественной историографии- С этой целью в данной работе впервые вводится в научный оборот целый ряд эпизодов из избранных источников. Кроме того, имена некоторых адибов прозвучат на русском языке впервые — сведения о них пока можно почерпнуть только из наших базовых источников.
Практическая значимость. Материалы данного исследования могут быть использованы в качестве основы для чтения специальных курсов и создания учебных пособий по истории среднеазиатской культуры XVI — первой трети XVII вв.
Апробация. Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:
1. Хасан Нисари и его тазкере «Музаккир-и ахбаб» // 300 лет иранистике в Санкт-Петербурге. Материалы международной конференции. 28-30 апреля 2003 г. СПб., 2003. С. 32—35 (0,1 п. л.).
2. Жизнь и творчество среднеазиатских историков литературы XVI—XVII вв. Хасана Нисари и Мутриби Самарканди // Письменные памятники Востока. Вып. 1 (2). М., 2005. С.183—216 (3,2 п. л.). Структура и объём работы. Данное диссертационное исследование состоит из введения, двух разделов, десяти глав, заключения, списка использованных источников и исследований, списка сокращений, а также приложения. Общий объём работы составляет 349 машинописных страниц.
Тимуриды и Шибаниды
По определению академика В.В.Бартольда «государство, созданное Тимуром, представляет своеобразное сочетание элементов турецко-монгольской государственности и турецко-монгольского военного строя с элементами мусульманской, главным образом, персидской культуры» [Бартольд, Улугбек. С. 27]. Это была огромная империя, в которой должны были ужиться две противоположности: тюрки-кочевники, стремящиеся к свободе и сдерживаемые лишь мощным авторитетом предводителя, и оседлое население, «тесно увязанное и сцементированное административно-государственной бюрократической мусульманской традицией» [Акимушкин, 1997. С. 144]. Естественно, что один человек такое государство удержать не сможет. Поэтому государство считалось собственностью всего рода и было разделено на уделы, в которых царевичи были почти самостоятельными правителями. Глава династии вмешивался довольно часто: для усмирения мятежей, предотвращения отделения и замирения враждующих между собой царевичей. Неудивительно, что «огромная империя, созданная Тимуром, после смерти ее основателя стала распадаться на уделы» [Туманович, 1989. С. 76]. И, хотя в политическом отношении никому из потомков великого завоевателя не удалось добиться подобных ему успехов, тем не менее, в культурном отношении тиму-ридская эпоха является одним из самых блестящих периодов истории персидской культуры. По словам В.В.Бартольда, то, что «гератская культурная жизнь была выше самаркандской, в этом не могло быть никакого сомнения; менее ясно, насколько тимуридский восток стоял выше туркменского запада» [Бартольд, Мир Али-Шир. С. 210]. Надо сказать, что в те времена политическая раздробленность не мешала культурному взаимодействию. Гератская литературная жизнь была тесно связана с жизнью, кипевшей при дворах Узун-Хасана и Йа куба: целый ряд гератских поэтов писали касиды в прославление этих двух тюркских правителей, некоторые из них какое-то время даже жили при них. Так что с точки зрения литературной жизни Хорасан, Мавереннахр и Западный Иран представляли собой единый регион. Расцвет культуры в тимуридскую эпоху приходится на время правления Султан-Хусайна Байкары (873—912/1469—1506), когда Герат стал подлинным средоточием культурной работы, так что «даже из поэтов, создававших в это время «джагатайскую» поэзию в подражание персидской, самые даровитые жили в Герате, несмотря на отсутствие в Хорасане турецкого городского населения» [Бартольд, 1927. С. 95].
Казалось, что время остановилось, дабы запечатлеть столь блестящую картину культурного процветания. Однако за внешним блеском творческого подъёма скрывались политические неурядицы, приведшие в начале XVI в. к падению династии Тимуридов (771—913/1370—1507) и воцарению династии Шибанидов (906—1009/1500—1601). Так, в последние годы правления Султан-Хусайна обостряется борьба за власть между членами правящей династии. Основная борьба разворачивается между Султан-Хусайном и его старшим сыном, Бади аз-Заманом, в ходе которой главой династии был захвачен сын Бади аз-Замана, Мухам-мад-Му мин. В 903/1497 г. последний был задушен по приказу верховного правителя, что привело к дальнейшему углублению конфликта между отцом и сыном. В результате, «буквально накануне нового столетия хора-санское государство Тимуридов не только фактически, но и по юридическим нормам того времени распалось на два самостоятельных владения с двумя центрами — в Герате и Балхе. Каждый государь имел свой двор, армию, подвластные территории, управлявшиеся наместниками... Многоступенчатая система правления ослабляла и одного и другого правителя, поскольку сидевшие в мелких городах и крепостях наместники стремились отделиться» [Туманович, 1989. С. 89].
Этими неурядицами, вконец ослаблявшими мощь тимуридского го -74 сударства, воспользовался глава узбекских племён Шейбани-хан (правил 906—916/1500—1510), внук Абу-л-Хайра, к которому в свое время обращался за помощью в борьбе за власть Султан-Хусайн. «Предводитель Шибанидов Мухаммад Шейбани... выступил из Восточного Дешт-и Кипчака и в 1500 г. захватил Бухару, а в мае следующего года Самарканд, изгнав оттуда потомка Тимура Бабура... в 1505 г. Шейбани-хан завоевал Хорезм (Хиву) — область в нижнем течении Аму-Дарьи. В мае 1507 г. Шейбани-хан со своими военными силами выступил в пределы Хорасана и захватил Герат, Астрабад, Гурган и другие города. Тимурид Бади аз-Заман, сын и преемник Султан-Хусайна и последняя надежда в борьбе с кочевыми узбеками Дешт-и Кипчака, бежал в Азербайджан, оттуда в Турцию и кончил жизнь свою в Стамбуле. Власть Тимуридов в Средней Азии пала, и на большей части ее территории воцарилась новая династия, возводившая свой род к внуку Чингиз-хана Шибану (Сыбану), сыну Джучи-хана» [Кляшторный, Султанов, 2000. С. 241—242]. Однако продвижение Шейбани-хана на запад было остановлено шахом Ирана Исма илом Сафа-ви (907—930/1501—1524), в битве с которым в 916/1510 г. предводитель кочевых узбеков погибает. С головы Шейбани-хана была содрана кожа, набита соломой и отослана Баязиду II, а череп его Исма ил оправил в золото и использовал как чашу [Семёнов, Шейбани-хан. С. 78—79]. А.А.Семёнов так характеризует государственную деятельность Мухамма-да Шейбани: «Создавая свое государство, Шейбани-хан в основу государственной жизни положил степные традиции: государство считалось собственностью всего ханского рода, члены которого назывались султанами, а избиравшийся ими глава или старейшина рода — ханом. Хотя преимущественное право на ханский престол имел старший в роде, но это правило потом нередко нарушалось... и в правление того или иного хана нередко ханский титул присваивали и наиболее могущественные султаны, державшие себя независимо по отношению к своему сюзерену и враждовав -75 шие с ним. Бывало и так, что титул хана давался тому из наиболее энергичных и талантливых узбекских принцев (султанов), который, действуя от имени своего сюзерена (действительного хана), одерживал победы над внешними врагами и способствовал блеску и мощи государства. Последнее было разделено на несколько крупных княжеств, нередко дробившихся на более мелкие уделы. Их султаны иногда по смерти своих старших родственников занимали места последних в крупных княжествах. При султанах сюзерен назначал так называемых аталыков, своего рода дядек, с правами отца, на обязанности которых... лежало... наблюдение за удельным князем, помогать ему советами в деле наилучшего управления своим уделом» [Семёнов, Шейбани-хан. С. 78—79]. Кроме того, следующий за ханом по старшинству представитель царствующего рода избирался наследником престола. В качестве примера можно привести номинальное ханствование Кучкунджи-хана и фактическое распоряжение всеми делами государства его внучатого племянника Убайдаллах-хана [Семёнов, Первые Шейбаниды. С. 147].
Поэзия и поэты
В этом определении сказано «речь упорядоченная, передающая значение», с тем, чтобы различать поэзию и пустую болтовню, речь неупорядоченную и лишенную значения. И сказано «мерная», чтобы различать стихи (f J) и упорядоченную, передающую значение прозу (J"). И сказано «повторяющаяся», чтобы различать бейт, заключающий в себе два полустишия, и половину бейта, ибо наименьшее в поэзии — это полный бейт... И сказано «равновеликая», чтобы различать полный бейт и [пару] разных полустиший, каждое со своим метром. И сказано «конечные харфы ее подобны друг другу», чтобы различать рифмованное и то, что не имеет рифмы, дабы нерифмованную речь не сочли поэзией, пусть она и оказалась мерной» [Шамс-и Кайс, 1997. С. 76—77]. Этому же определению следует известный религиозный и культурный деятель тимурид-ской эпохи Хусайн Ва из Кашифи в своём труде «Бада и ал-афкар фи сана и ал-аш ар» («Чудеса мысли в искусстве поэзии»)41, приводя в то же время и другой взгляд на сущность поэзии: «часть современников придерживается мнения, что ши р — это речь, созданная воображением (му-хаййал), мерная, рифмованная (мукаффа), [произнесенная] с целью (ма -л-касд). А созданной воображением ее назвали потому, что польза стихов [зависит] от вымысла, иначе говоря, воздействия недостижимого на душу [слушателя]. В нем заключен источник появления мотивов поэзии (ма на), от него проистекают нововведения [любой] эпохи. А мерной ее назвали затем, чтобы отделить от неритмизованной речи, и зачислили ее в разряд рифмованной, чтобы отличить от мерной речи, в которой нет рифмы. А обладающей целью назвали для того, чтобы мерные части Корана и хадисов из этой категории исключить, ибо они находятся вне цели говорящего» [Кашифи, 1996. С. 263; Кашифи, 1977. Л. 26].
В первом случае мы имеем чисто научное, филологическое определение. Во втором — сочетание научного и философского толкований. Совмещая оба эти определения, получаем следующее: поэзия — это речь, порожденная воображением, снабжённая особым метром и рифмой, состоящая из бейтов с двумя одинаковыми по размеру и ритму полустишиями.
В известном сочинении Низами Арузи Самарканди «Чар макала» («Четыре беседы») автор даёт весьма прагматическое определение поэзии: «Поэзия — это искусство, при помощи которого поэт располагает возбуждающие представления и соединяет действенные суждения таким образом, что малое обращает в великое, а великое в малое. И красивое облачает в безобразные одежды, а безобразное заставляет сиять в красивом обличье. И внушением силы гнева и чувственности так подстрекает, что благодаря этому внушению темпераменты [людей] повергаются то в экстаз, то в депрессию, и это становится причиной важных дел в устройстве мира» [ Арузи, 1963. С.55; Арузи, 1375. С.42]. Здесь речь идёт о практическом применении поэзии, о мастерском владении словом, способным влиять даже на ход исторических событий. Действительно, «средневековые ученые досконально разбирались в том, какие эмоции возникают под воздействием искусства, в каком порядке их можно вызвать и каковы должны быть их последствия. Эти расчеты строились на учении о четырех темпераментах, в свою очередь вытекавшем из учения о четырех материях и четырех элементах. Это же учение лежало в основе медицинской науки (так что «познание пульса эмира», о котором рассказано в истории с воздействием поэзии Рудаки на эмира бухарского, — не фигура речи, а медицинский факт!) и музыки...» [Пригарина, 1991. С. 35—36]. Низами Арузи, между тем, пишет: «Итак, царю необходим хороший поэт, который бы увековечил имя царя и закрепил память о нем в диванах и тетрадях. Ибо когда падишах подчинится тому приказу, который неизбежен, от войск, казны и сокровищ его не останется и следа, и только имя его благодаря творениям поэтов обретает вечность» [ Арузи, 1963. С. 56; Арузи, 1375. С. 44]. Здесь деятельность поэта тесно привязывается к покровителю, ко двору. По словам Дж. Мейсами, средневековая персидская поэзия возникла и развивалась под покровительством иранских династий, причём такое положение дел сохранялось вплоть до начала XX века [Meisami, 1987. Р. VII]. Многие считали подобное положение дел негативным фактором и обращались к мистической поэзии, в которой находили внутренний личный опыт и способы борьбы с пагубным влиянием придворного покровительства. Тем не менее, исследования западной средневековой литературы показали, что покровительство двора было необходимым условием для появления выдающихся произведений [Meisami, 1987. Р. VIII]42. Ещё с саманидских времен деятельность поэтов была организованной. Поэты жили по большей части при дворах крупных феодалов. Возглавлял придворных поэтов малик аш-шу ара, избираемый обычно самим правителем в соответствии с личным вкусом [Бертельс, 1960. С. 125—127; Ворожейкина, Литературная служба. С. 142—143]. Малик аш-шу ара контролировал деятельность своих подчинённых, просматривая все их стихи и отбирая достойные. Без разрешения малик аш-шу ара новый поэт не мог быть допущен в цех придворных мастеров слова. Вот как охарактеризовал малик аш-шу ара великий Гёте: «Много поэтов собиралось при дворе Махмуда, называют число четырёхсот поэтов, которые подвизались тут. А поскольку всё на Востоке обязано покорствовать, повинуясь высшим велениям, то государь и поставил над ними царя поэтов, обязанность которого состояла в том, чтобы поверять, оценивать всякого из них, поощрять их трудам, сообразным дарованиям каждого.
Царственные поэты
Характеризуя создателя сильного узбекского государства кочевников, потомка Джучи и его сына Шибана, Абулхайр-хана (ум.872/1468), А.А.Семёнов пишет: «В какой мере был грамотен Абулхайр-хан, трудно сказать, но он был, несомненно, не чужд литературных интересов, а при завоевании крупных городов не проявлял обычной для того времени жестокости... ясно, что Абулхайр вёл себя в занятом им Хорезме не как грубый степной хан, а как культурный человек и имел общение с самым учёнейшим человеком своего времени Камаладдином Хусейн-е Хорезми, автором многих трудов и учеником Абу-л-Вефа, одного из великих суфийских шейхов Хорезма (ум. в 835/1431-32 г.)» [Семёнов, Культурный уровень. С. 52—53]. Тот же автор отмечает, что ещё до завоевания Хорезма узбеками местное население говорило на тюркском языке [Семёнов, Культурный уровень. С. 53]. Хафиз-и Таныш пишет, что Хусайн Хвариз-ми (потомок Наджм ад-Дина Кубра, ум. 839/1435-36) написал на тюрки понятный комментарий к «Касида-йи Бурда» (касида о плаще Мухамма-да) Абу Абдаллаха Мухаммад ал-Бусири (608—694/1211—1295), посвященный Абу-л-Хайру.
Внук Абу-л-Хайра, Мухаммад Шейбани, после смерти своего отца Будаг-султана, вместе с братом Махмуд-султаном попадает на воспитание к своему деду. Их обучением занимался прежний наставник Бу - 103 даг-султана — уйгур Байшейх. Ставя Шейбани-хана в один ряд с самыми выдающимися людьми тимуридскои эпохи, А.А.Семёнов отмечает: «И наиболее примечательным в этом богато одарённом человеке было то, что своё большое образование он сумел приобрести среди многих превратностей судьбы своей молодости, когда жизнь бросала его от преследования врагов усыновившего его деда то в Астрахань, то на берега Сырдарьи, то в Мангышлак, то в Бухару и Самарканд. И этот человек, прошедший суровую школу жизни, сын степей, оценил все значение науки цивилизованного оседлого общества» [Семёнов, Культурный уровень. С. 53]. Живя в течение двух лет в Бухаре, Шейбани активно занимался своим образованием под руководством Мухаммада Хитайи (одного из лучших чтецов Корана), а также был учеником суфийских шайхов Джамал ад-Дина Ази-зана и Мансура [Семёнов, Культурный уровень. С. 54]. Таким образом, в области богословия будущий завоеватель империи Тимуридов был подготовлен основательно.
Политический противник Мухаммада Шейбани, Бабур, крайне низко оценивает достоинства своего оппонента: «Несмотря на свою безграмотность (доел.: «простоту», «неотёсанность» (сЗДн ) — Б.Н.), [Шейба-ни-хан] учил Казн Ихтиара и Мухаммада Мир Юсуфа — знаменитых и даровитых гератских ученых — толковать Коран; взяв в руки перо, он исправлял писания и рисунки Султан Али-и Машхади и художника Бехзада. Иногда он сочинял несколько безвкусных стихов и приказывал читать их с минбара, а потом распоряжался вывесить эти стихи на базарной площади и брал с народа подарки. Хотя он вставал с зарёй, не пропускал пятикратных молитв и хорошо знал науку чтения Корана, но произносил и совершал много подобных глупых, неразумных, бессмысленных и нечестивых слов и поступков» [БН. С. 240; BN. Р. 323; ТС. С. 27—28]. Как видим, характеристика Бабура не полностью отрицательна: последний не отказывает Шейбани в благочестии и хорошем знании ремесла хафиза. Тем не менее, если не считать слова Бабура полным вымыслом их автора, то в них можно найти скрытый психологический подтекст, штрих к психологическому портрету Шейбани-хана. Дело в том, что по-настоящему образованный человек никогда не станет исправлять творения, созданные руками признанных мастеров своего дела: если он чувствует нехватку знаний в какой-либо области, то — либо смолчит, либо одобрит то, что признано. Если же он чувствует свою силу — он прекрасно может создать нечто лучшее и показать всем «как надо». Подобная же «бурная деятельность», скорее характеризует недалёкого человека, ухватившего немного знаний и считающего, что этого вполне достаточно. С этой точки зрения, характеристика, данная Шейбани-хану Бабуром не просто отрицательна, она — убийственна. Местами Бабур просто издевается над своим заклятым врагом. Так, единственным хорошим поступком, который совершил в своей жизни Шейбани, основатель династии Великих Моголов назвал то, что предводитель узбеков наказал виртуозного музыканта Хусайна Уди за «халтуру»: тот принёс негодный инструмент и играл плохо. Правитель «велел тут же на пиру надавать ему по шее» [БН. С. 211; BN. Р. 284].
Конечно, Шейбани-хан навсегда остался для Бабура врагом: «Почти сто сорок лет столичный город Самарканд принадлежал нашему дому. Неизвестно откуда взявшийся узбек, чужак и враг пришел и захватил его» [БН. С. 101], хотя в то же время он признает, что его противником «был такой опытный, видавший много битв и старый годами человек, как Шейбани-хан» [БН. С. 102]. Действительно неприятный осадок в душе оставляет эпизод со скоропалительной женитьбой Мухаммада Шейбани на одной из жён Музаффар-Хусайна, которая, вопреки ложному свидетельству ряда уважаемых людей, вовсе не была разведена с мужем.
Поэты Герата и их роль в культуре региона
Если в XV в. в сфере культурной жизни мы видим полное преобладание столицы тимуридского государства, Герата, продолжавшееся до захвата его войсками Шейбани-хана в 912/1507 г., то после данного события его монополия в этой области рушится и город превращается в поставщика культурных деятелей для основных центров интеллектуальной и духовной жизни государства Шибанидов, сохраняя при этом значение самостоятельного центра культурной жизни. Основными центрами литературной жизни шибанидского государства становятся Самарканд, Бухара, Балх, Шахрухийа и Ташкент. Тем не менее, Герат не утратил своего политического значения. Следует отметить, что 2&ша бана 916/ 30 ноября 1510 г. основатель династии Сафавидов, Исма илІ, разгромил войска Шейбани-хана и завладел всей провинцией Хорасан. С тех пор, Шибани-ды тщетно пытались вернуть себе хотя бы часть потерянной провинции. Дважды, в 935/1529 и 941/1535 гг., Герат переходил в руки Шибанидов, однако, всякий раз узбекам не удавалось удерживать его больше года. Таким образом, вплоть до 1587 г. Герат оставался административным центром Сафавидов, резиденцией одного из наследников престола и губернатора провинции, торговым центром на пути из Средней Азии в Индию [Burton, 1988. Р. 119]. 20раби И/19 марта и 5 джумада V 2 апреля 1588 г. Герат был захвачен войсками Абдаллаха II и оставался в руках узбеков вплоть до смерти последнего в 1006/1598 г. По словам Одри Бёртон, «переход Герата в руки узбеков в 1588 г. имел ряд серьёзных последствий. Он прибавил авторитета Абдаллаху II и придал ему достаточно уверенности для того, чтобы предпринять дальнейшие завоевания в Хорасане, Хорезме и Кашгарии. На многие годы затронул он узбекско-персидские отношения, оказав влияние и на отношения Персии с оттоманцами, русскими и моголами» [Burton, 1988. Р. 122]. В литературной жизни Маве-раннахра также принимали участие выходцы из Хисара, Бадахшана и Ферганы. Но поскольку Герат сохранял своё значение истока и поставщика культурной работы Шибанидов, то свой обзор мы начнём с событий, происходивших там.
По словам А.Н.Болдырева, «быстрое восстановление спокойствия в Герате после крушения тимуридской власти создало благоприятные условия и для быстрого восстановления спокойствия культурной жизни города... во время узбекского господства в Герате продолжались литературные сборища с участием прежних поэтов и «просвещённых» тимуридско-го времени. Однако теперь в качестве руководителей литературной жизни выступали победоносно вернувшиеся с Шейбани-ханом бывшие политические эмигранты, поэты Салих и Бинаи. Верховным уполномоченным Шейбани-хана по культурным делам в завоеванном городе явился староузбекский поэт, эмир Мухаммад Салих...» [Болдырев, 1957. С. 66].
Мухаммад Салих ( JU-= Лла ) был сыном Амира Нур-Са ида, бывшего видным государственным деятелем, но обладавшего скверным характером и творившего злые дела, и внуком Амира Шах-Малика, рукн ас-салтана Тимура [ТС. С. 340]. Нава и говорит, что Салих не похож на своего отца и у него достаточно внимания и вкуса, есть у него способности и к каллиграфии. Однако переводчик добавляет, что кончил Салих как и его отец [МН. С. 110]. Бабур пишет, что «у него есть газали со вкусом, но гладкости в них меньше, чем вкуса. Тюркские стихи у него тоже есть, он сочинял их недурно. Позже он отправился к Шейбани хану и тот, в общем, оказывал ему внимание. В честь Шейбани-хана Мухаммад Салих написал тюркское месневи... это очень слабое и плохое месневи... Мухаммад Салих был злой, жестокий и безжалостный человек» [БН. С. 210; BN. Р. 282].
Здесь Бина и и указывает на Васифи, о котором Салих ввиду своего семилетнего отсутствия в Герате ничего не знал, и перечисляет его успехи на поприще поэзии, чем приводит малик аш-шу ара в неописуемый восторг [БВ. С. 95—96]. Таким образом, мы имеем перед собой яркий пример деятельности главы поэтов. У правителя есть человек, которому вверено управление литературным процессом в аппарате придворных поэтов — малик аш-шу ара. У этого последнего тоже есть поверенный, который должен быть в курсе всего происходящего в сфере литературной жизни города, он, в частности, должен «ходить в народ», чтобы искать новые таланты, которым предстоит пополнить ряды придворных поэтов или стать желанными гостями на придворных маджлисах. Подобный пример мы можем видеть в деятельности Нава и и поэта Сахибдара, ежедневно являвшегося к великому амиру с докладом о том, что нового и интересного появилось в городе Герате [БВ. С. 387].
По мнению Нава и, Бина и не достиг в этом успеха из-за того, что у него не было пира, духовного руководителя [МН. С. 60]. Казвини уточняет, что Бина и хотел получить почёт и уважение у власть имущих, потому-то он и не добился результатов [МН. С. 232]. В середине царствования Сул-тан-Хусайна из-за ссоры с Нава и Бина и вынужден был уехать в Ирак, где служил при дворе султана Йа куба Ак-Куйунлу и «жил неплохо, был участником всех его собраний» [БН. С. 208; BN. Р. 280; ТС. С. 167].
