Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Историография и вопросы теории 28
Глава 2. Развитие русской иммиграция в США в контексте американской иммиграционной политики в первой половине XX века 98
1. Иммиграционная политика США в первой половине XX века и ее влияние на русскую иммиграцию 98
2. Проблемы правовой адаптации и натурализации русской иммиграции в 1920- 1940-е годы 124
Глава 3. Социальная и политическая адаптация русской иммиграции в первой половине XX столетия 146
1. Адаптация русских иммигрантов в социальной и экономической сферах Соединенных Штатов Америки 146
2. Возникновение «русских колоний»: опыт коллективной адаптации 170
Глава 4. Формирование русской диаспоры в США в контексте российско-американских отношений 213
1. Русская диаспора в 1910- 1920-е годы 213
2. Русская диаспора в 1930 - 1940-е годы 258
Глава 5. Особенности организационного строительства русской диаспоры различных иммиграционных волн 304
1. «Американская Русь» - организационные основы русской трудовой колонии 304
2. Профессиональные союзы и объединения русской послереволюционной иммиграции в США 342
Глава 6. Общественная деятельность русской диаспоры 358
1. Возникновение и деятельность национальных организаций постреволюционной иммиграции из России в США в 1920-1940-х годах 358
2. «День русского ребенка» как общественный проект русской иммиграции 386
Заключение 405
Список источников и литературы 427
Приложения 453
- Иммиграционная политика США в первой половине XX века и ее влияние на русскую иммиграцию
- Адаптация русских иммигрантов в социальной и экономической сферах Соединенных Штатов Америки
- Русская диаспора в 1910- 1920-е годы
- Профессиональные союзы и объединения русской послереволюционной иммиграции в США
Иммиграционная политика США в первой половине XX века и ее влияние на русскую иммиграцию
В начале XX столетия Северная Америка переживала настоящий иммиграционный бум. По следам шотландцев, англичан, ирландцев в Новый Свет устремились выходцы из Центральной и Южной Европы. Изменение количественного и «качественного» состава переселенцев порождало острые общественные дискуссии, неоднозначную оценку происходивших процессов и в конечном итоге предопределяло политику государства.
В период с 1891 по 1924 годы Конгрессом США был принят сложный свод законов, призванных ограничить круг лиц, допускаемых в страну1. Исследование ситуации вокруг иммиграции, проведенное сенатской комиссией в 1907-1910 годах, позволило законодателям сформулировать основные принципы иммиграционной политики. Важным принципом доктрины становится официальное декларирование США как «приюта недовольных Старым светом». Мифология первых переселенцев, спасавшихся от политического и религиозного преследования, становится постулатом иммиграционной политики государства. С этого момента государственная мысль маневрирует между Сциллой свободного допуска всех угнетаемых и Харибдой ксенофобии населения, все меньше желающего разделить свое национальное богатство с новыми поколениями мигрантов. Политика США в области иммиграции вынуждена увязывать сохранение преемственности в политике предоставления убежища преследуемым с необходимостью их скорейшей интеграции в принимающее общество.
Возможности интеграции тесно увязывались с этническим и социальным составом переселенцев. Принимавшиеся законодательные акты рассматривали и оценивали всех потенциальных иммигрантов с точки зрения возможного вклада в развитие экономики, национального бизнеса и роста благополучия коренного населения. Иммиграция должна была состоять из здоровых (физически и умственно) людей. При рассмотрении экономических преимуществ, привносимых иммиграцией, особое внимание должно было уделяться сохранению возможностей трудоустройства и неизменности образа жизни уже работающих граждан страны .
Значительные изменения в иммиграционном законодательстве произошли в 1920-е годы. На смену периоду отдельных законов и попыток федерального регулирования иммиграции из ряда стран (Китай, Япония) приходит комплексная политика количественного и качественного ограничения иммиграции. Неслучайно, в эти годы в американской законодательной практике начинают применять термины eligibility, т.е. «желательности» и «пригодности». В значительной степени реакция законодателей была обусловлена влиянием Первой мировой войны и послевоенным развитием событий в Европе.
Начало войны ознаменовало усиление позиций сторонников ограничения иммиграции и, прежде всего, ее сокращения из стран Азии, Центральной и Юго-Восточной Европы. Своеобразным итогом долгой внутриполитической борьбы, ознаменовавшим конец эры «открытых дверей», стало принятие Конгрессом США 5 февраля 1917 года закона, известного как «регулирующего иммиграцию и местожительство иностранцев в Соединенных Штатах». Он отменял предшествующий закон 1907 года и подробно формулировал требования для въезда иностранцев в США, а также повышал ответственность за их неисполнение.
Закон вводил «Азиатскую запретную зону», включавшую Индию, Индокитай, Афганистан, Аравию и другие страны Южной и Юго-Восточной Азии. Роль основного барьера для нежелательной центрально-и южно-европейской иммиграции отводилась тестам на грамотность, попытки введения которых относились еще к концу XIX века1. Ряд конгрессменов настойчиво пытался провести этот тест на протяжении 25 лет и, несмотря на известное противодействие и четыре президентских вето, все-таки добился своего. (Заметим, первое вето было наложено президентом У.Х. Тафтом еще в 1913 году). По мнению исследователей, расистская сущность закона намного перевешивала желание привлечь в страну образованных людей. Официальная трактовка объясняла введение теста как практически реализуемое средство сокращения общего числа иммигрантов.
Закон от 5 февраля 1917 года вступил в силу 1 мая того же года. Он предусматривал тест на грамотность и запрещение въезда в страну лиц старше 16 лет, не умевших читать по-английски или на каком-нибудь другом языке и диалекте. Иммигрант должен был прочитать не менее 30 и не более 40 слов повседневного характера, напечатанных простым и разборчивым шрифтом. На практике использовались, как правило, отрывки из Библии (без учета религии прибывшего) или другие архаичные тексты, что создавало дополнительные трудности для испытуемых.
Эффективность этого метода оказалась трудно определимой. В год его введения и вступления Америки в войну иммиграция сократилась с 295 тыс. в 1917 году до ПО тыс. в 1918 году. Однако после окончания войны иммиграция стала нарастать, увеличиваясь с 141 132 человек в 1919 году до 430 001 в 1920 году, и до 805 228 в 1921 году. Такое развитие событий потребовало поиска новых запретительных мер, которые постепенно трансформировались в систему количественных ограничений2.
Вместе с тем Закон 1917 года содержал важные положения, предусматривавшие введение ограничений на въезд лиц, не соответствующих определенным психическим, моральным, физическим и экономическим нормам. Так, запрещался въезд в США мужчинам и женщинам, прибывающим с «безнравственными целями», алкоголикам, бродягам, иммигрантам, «защищающим или проповедующим незаконное разрушение собственности», а также лицам, являющимся членами или каким-либо образом связанным с организациями, преследующими эти цели1. Закон сохранил положение 1903 года о недопущении в США «анархистов или лиц, защищающих или убежденных в необходимости свержения правительства насильственным путем».
Параллельно произошло увеличение налога, взимаемого с иммигранта по прибытии, с $ 4 до $ 8, хотя в ходе дебатов в Конгрессе США звучали предложения об его увеличении до $ 102. За привоз в страну лиц, не соответствующих установленным нормам, наказаниям и денежным штрафам в размере от $ 25 до $ 200 подвергались судоходные компании, а непригодные лица отправлялись обратно.
Адаптация русских иммигрантов в социальной и экономической сферах Соединенных Штатов Америки
В современной научной литературе встречаются различные оценки численности русских иммигрантов в США в первой половине XX столетия. В условиях большого массива доступных данных государственной и ведомственной статистики ситуация на первый взгляд удивительная. В отличие от европейских государств, затруднявшихся порой определить даже примерное количество русских, находившихся в их пределах в 1920-е годы, американская статистика стремилась вести учет всех прибывавших граждан и их последующего экономического и социального бытия. Почему же тогда даже ведущие ученые начала века, располагая данными переписей и отчетов иммиграционных служб, сокрушались, что так и не удалось установить точное число иммигрантов из России, найти «метод исследования русских, проникнуть в их внутренний мир, понять их, вступить с ними в контакт и получить от них то, с чем они прибыли»1.
Данные американских государственных учреждений свидетельствуют, что с 1901 по 1949 годы в США приехало 2 603 826 иммигрантов из России. Этот процесс не был равномерным.
Прибывавшие в США после 1917 года русские иммигранты значительно уступали в численности своим предшественникам, трудовой эмиграции начала века, что позволило американским историкам говорить о русской иммиграции как о феномене начала столетия. В 1901-1920 годах из России, преимущественно с окраинных территорий, в США выехало 2,5 млн человек2. Начиная со второй декады столетия русская иммиграция становится заметным явлением американской жизни. Объемы эмиграции продолжали нарастать, что предопределило увеличившееся влияние русской иммиграции на процесс формирования американской нации.
Численность иммигрантского населения из России не была стабильной. За период 1911-1932 годов на родину вернулось 99 820 российских иммигрантов, хотя въехало в этот период в два раза больше -184 471 человек. Пик отъезжавших пришелся на 1921 год - 11 085 человек, в дальнейшем этот показатель снижался: в 1922 году - 2891 человек, в 1923 году - уже 1611 и т.д. О том, что реэмиграция была добровольной, красноречиво свидетельствуют данные депортации. За 1911-1932 годы из США было выслано всего 1976 выходцев из России, из которых в 1920 и 1921 годах соответственно 267 и 380 человек3.
Перепись 1920 года проиллюстрировала значительное численное преобладание выходцев из Европы среди некоренного местного белого населения.
Новым явлением стало численное преобладание выходцев из Центральной, Южной и Восточной Европы над прибывшими из Северной Европы. Из 13 млн иностранных выходцев 86 % прибыло из Европы, причем 46 % от общего числа из Центральной и Восточной ее части. При этом численность итальянцев, русских, поляков и австрийцев - ведущих наций «новой иммиграции», составивших 34 % пришлого белого населения -превосходила четыре ведущих нации «старой иммиграции»: немцев, ирландцев, англичан и шведов1. В этническом составе населения наметились кардинальные сдвиги, так как еще в 1880 году соотношение иммигрантов из Северной и Центральной Европы было 81,7 % и 4,3 %.
Согласно переписи 1920 года «русские» иммигранты составляли 10,2 % рожденного вне США белого населения или 1 400 489 человек. Национальность иммигрантов определялась по стране рождения. Насколько недостоверной была такая «этническая идентификация» для всех иммигрантов свидетельствует сопоставление данных по странам и языкам для представителей Центральной Европы. Из 397 282 выходцев из Венгрии, зафиксированных переписью 1920 года, венграми «по языку» было 268 112. Из 575 625 австрийских иммигрантов немецкоязычными оказалось только 201 603.
По российской иммиграции данные давали крайне недостоверную картину. Достаточно сказать, что 56,5 % этой группы назвали родным языком иврит или идиш2. Вызывает сомнение и отнесение всей группы русских по языку в количестве 392 049 к «этническим русским».
Еще более сократило бы число собственно русских наличие точных сведений о том, из каких частей Российской империи они происходили. Проблема учета иммигрантов по происхождению значительно усложнилась территориальным переустройством после Первой мировой войны. Изменение 25 европейских границ, возникновение новых стран привело к невозможности сопоставления данных по целому ряду государств.
Данные о странах происхождения всего белого населения иностранного происхождения предусматривали включение родителей (родившихся за пределами США) и их детей. Согласно этим подсчетам выходцы из России составляли 10,6 % от общего числа или 3 871 109 человек3, уступая только количеству иммигрантов из Германии и Ирландии (составлявших соответственно 19,9 % и 11,4 %) и значительно опережая Англию, Швецию и Норвегию (6,3 %; 4,0 % и 2,8 %).
Характер российской иммиграции к 1920 году подчеркивался и соотношением первого и второго поколений в составе иммигрантской массы. В среднем для всей иммиграции в США этот показатель (рожденных в стране) составлял 62,3 %. Для Германии он был равен 73,6 %, Ирландии -70,8 %. Нации, традиционно относимые к «новой иммиграции», не дотягивали до среднего значения. Среди них максимальный показатель был отмечен у Австрии - 53,8 %. По России он составил 47,8 %!.
Важным признаком для определения этнического состава иммиграции является родной язык. Особый интерес этот показатель представляет для российской иммиграции, объединявшей представителей различных народов.
В 1920 году в США русский язык впервые входит в десятку наиболее распространенных языков (9-е место) среди групп белого населения, родившегося за рубежом. Согласно переписи русский язык в качестве родного назвали 731 949 человек (или 2 % белого иностранного населения). В 1910 году таких было 91 341 человек (или 0,3 %)2.
Чтобы полнее оценить «этническую мозаику» российской иммиграции достаточно сопоставить данные по стране рождения и родному языку иммигрантов, относивших себя к русским. По переписи 1920 года русский язык назвали в качестве родного 361 863 чел., родившиеся в России, родившиеся в Австрии - 12 117, Польше - 8781, Англии - 1327, Венгрии -1255, Литве -1157, Канаде - 984, Румынии - 936, Чехословакии - 928, Югославии - 427 человек. По мнению исследователей, среди «русских», родившихся в России, значительную часть - 50-60 % составляли евреи .
Таким образом, в 1920 году русских (считая по «родному языку») находилось в США 731 949 человек, из них 392 049 родились за пределами России.
Русская диаспора в 1910- 1920-е годы
Иммиграция в США российских подданных протекала в условиях слабо развитых связей между двумя государствами. На протяжении XIX столетия отношения между странами осуществлялись в основном посредством эпизодических контактов и случайных посещений высокопоставленных путешественников.
В 1871 году в США был тепло принят великий князь Александр Александрович, а в 1878 году Россию посетил генерал Улисс Грант (18-й Президент США). Русский и американский народы практически не знали друг друга и не интересовались заокеанскими территориями. В библиотеке Конгресса насчитывалось шесть сотен книг о России, русский язык преподавался только в Гарварде, в Чикагском университете читался курс о России.
Неразвитость дипломатических контактов вызвалась рядом факторов, в том числе отсутствием достаточно образованных, подготовленных и информированных специалистов, знающих Россию. Получить представление о том, что происходит за океаном, было делом крайне трудным. За исключением корреспондента «Ассошиэйтед Пресс» в Санкт-Петербурге газеты двух стран не имели постоянных представительств, продолжая в лучшем случае ретранслировать полученную из самых разных источников информацию, а чаще дезинформировать население, порождая и культивируя стереотипы. Незнание порождало сомнения в самой возможности плодотворных отношений. Еще до прихода к власти будущий президент США В. Вильсон, слабо знакомый с положением дел в России, отмечал крайнюю редкость, а то и невозможность возникновения меж столь разными государствами как Америка и Россия, уз дружбы, связывающих такие страны, как Америка и Великобритания .
Начавшийся в России промышленный рост в конце XIX столетия способствовал развитию экономических контактов, однако кардинально не изменил течение двусторонних отношений. Об интенсивности экономических отношений свидетельствовал объем торговли между странами. Русские покупали один процент, продававшихся за рубежом американских товаров, при аналогичном объеме поставок русских изделий в США.
Медленное развитие американо-российской торговли едва не было разрушено дискуссиями о самом злободневном вопросе двусторонних отношений. В течение длительного периода камнем преткновения для налаживания политических связей не раз становился «еврейский вопрос». Американская сторона была крайне озабочена судьбой своих граждан еврейской национальности, решивших посетить Россию. Напомним, что российские власти отказывались признавать за американскими евреями, являющихся гражданами другого государства, каких-либо особых прав и отличий по сравнению с их российскими единоверцами. На территории российского государства американские граждане еврейского происхождения подвергались всем унизительным процедурам и преследованиям, которые были узаконены по отношению к российским евреям, что вызывало бурю возмущений у американских властей.
В 1911 году в Соединенных Штатах произошел всплеск антироссийских настроений, наложивший отпечаток на развитие двусторонних связей. Американский еврейский комитет при активном участии иммигрантов из России выступил с призывом к российским властям об отмене черты оседлости и антисемитского законодательства. В центре внимания американской общественности по-прежнему оставался вопрос о правовом положении (защите) граждан США еврейского происхождения во время их пребывания в России. Американская сторона располагала документами, содержавшими информацию о злоключениях американских граждан (натурализованных бывших российских евреев), которых при посещении родины штрафовали, заключали в тюрьмы или высылали в черту оседлости. Результатом продолжительной агитационной кампании, митингов, газетных публикаций и активных выступлений граждан стала отмена торгового договора между США и Россией с 1913 года.
Несмотря на большой общественный резонанс отмена договора имела мало практических последствий. Надежды на изменение внутреннего законодательства под влиянием извне были беспочвенны. Комментируя принятые решения о расторжении торгового договора, российский министр иностранных дел С.Д. Сазонов отметил, что Россия никогда не признает ни одного еврея с паспортом, но он был «готов рассмотреть соглашение, по которому Соединенные Штаты содействовали бы переселению всех евреев из России в Соединенные Штаты»1.
Для поддержания сложившихся торговых отношений были заключены квази-соглашения. Развитию двусторонних экономических связей должно было способствовать и учреждение в 1913 году российским правительством Российско-американской торговой палаты. В конце того же года Американская ассоциация производителей открыла свой филиал в России.
Такое положение вполне отражало реалии двусторонних отношений. Как отмечали американские историки, в 1913 году ни американцев, ни русских особенно не интересовали взаимные церемонии, будь то инаугурации или трехсотлетие. Не было никаких намеков на то, что тихие взаимоотношения между Соединенными Штатами и Россией способны изменить ход истории. Американские историки считают, что к моменту президентства Вудро Вильсона (1913 год) ему досталась провальная политика в отношении Российского государства, проводившаяся в период с 1832 по 1912 годы, и ее продолжение не выглядело многообещающим2. На этом фоне продолжавшаяся эмиграция граждан Российской империи за океан по-прежнему воспринималась как явление «не только вредное, но и незаконное». Необходимость упорядочивания этих отношений медленно вызревала в недрах российской бюрократической машины. В донесении консула Н.В. Богоявленского вопрос о русской эмиграции именовался не иначе как «больной вопрос», отрицательные стороны которого остро давали о себе знать количественно на восточном и качественно на западном побережье Америки.
В отчете российского МИДа за 1907 год говорится о наметившемся сдвиге в представлениях отечественной бюрократии и постепенном осознании, что «эмиграционное движение есть явление, вызванное глубокими экономическими и иными причинами, и что борьба с ним мерами административного стеснения не может привести ни к каким положительным результатам. Все заставляет признать, что эмиграционная политика должна стать частью нашей экономической политики и что в этом отношении должен быть избран путь, на который стали западноевропейские государства, задавшиеся целью путем соответствующего упорядочения эмиграционного движения не только парализовать причиняемый их стране вред, но и использовать его в интересах торговли и промышленности»1.
Упорядочение эмигрантского движения должно было включать ряд изменений. Но, прежде всего, требовалось признание морального права граждан империи на лучшую жизнь и обеспечение себя всем необходимым. Тезис принципиально чуждый российской государственности, настроенной прежде всего на самосохранение и воспроизводство собственной структуры ценой жизни и благосостояния собственных граждан.
Для представителей дипломатического корпуса, имевших возможность видеть иммиграционное движение не только из России, мысль о «нормальности» и приемлемости иммиграции как одного из способов решения социально-экономических проблем уже не казалась крамольной. В отчетах российского МИДа конца первого десятилетия прошлого столетия все чаще отмечалась необходимость нормализации процесса трудовой эмиграции. Ключевым положением политики в этой области должен был послужить факт признания не самодовлеющего значения важности сохранения населения страны для заселения обширных территорий, но «общей способности данного государства дать средства к существованию посредством ли обработки земли или каким-либо иным способом» .
Профессиональные союзы и объединения русской послереволюционной иммиграции в США
Современники отмечали высокий образовательный уровень постреволюционной иммиграции, резко выделявшейся на фоне остальной русской колонии. Оказавшись в чужой стране, русские иммигранты чувствовали естественную тягу к объединениям, подчеркивавшим их прошлый профессиональный статус, сословную принадлежность или участие в военных действиях.
По мере укоренения иммигрантов на американской почве росло число русских общественных организаций, способствовавших решению наиболее острых проблем иммигрантов из России.
Так, общество русских врачей в Нью-Йорке объединило в середине 20-х годов 120 русских иммигрантов, имевших медицинское образование, у многих из них был более чем 20-летний опыт работы в России. Языковой барьер и юридические препоны оставались почти непреодолимым препятствием для продолжения профессиональной деятельности. Поэтому главной задачей Общество было добиться разрешения на ведение российскими иммигрантами врачебной практики в Америке. Назначались собственные представители в медицинские советы при отдельных штатах.
В ряде случаев эта работа дала позитивные результаты. В Нью-Йорке после снятия запрета на ведение практики иностранными врачами положение русских медицинских специалистов несколько улучшилось.
Наиболее характерные черты возникновения и существования русского профессионального объединения отразила история Союза русской присяжной адвокатуры в Соединенных Штатах Северной Америки. Жизнедеятельность Союза протекала длительное по меркам эмиграции время.
Основатели Союза русской присяжной адвокатуры в Соединенных Штатах Северной Америки прибыли вместе со значительной группой беженцев из Константинополя в 1923 году. Председатель Константинопольского Совета присяжных поверенных Н.С. Кюринский и члены Совета Н.П. Измайлов и Я.И. Лисицын обратились через газету «Новое Русское Слово» к коллегам по цеху с призывом вступать в создаваемый Союз и принять участие в его учредительном собрании. Попытка воссоздания организации, возникшей в изгнании, но уже в новой стране, оказалась удачной. Собрание, на котором присутствовало 15 человек, состоялось 6 декабря 1923 года. К концу следующего года число членов выросло до тридцати. В Союз вошли присяжные поверенные и помощники присяжных поверенных из Киева, Санкт-Петербурга, Москвы, Ростова-на-Дону, Николаева, Екатеринодара, Харькова, Симферополя, Керчи, Тифлиса, Новочеркасска, в основном проживавшие в Нью-Йорке и лишь изредка выезжавшие на заработки в провинцию1.
После утверждения русского и английского (Russian Lawyers Association in USA) названия организации и ее устава, выборов Правления Союза было направлено извещение в Парижский и Берлинский союзы русской присяжной адвокатуры о возникновении Союза русской присяжной адвокатуры в Соединенных Штатах и желательности установления контактов. Оба европейских объединения послали приветственные послания и отчеты о своей деятельности для ознакомления2.
С момента возникновения Союз русской присяжной адвокатуры в США принимал активное участие в русской общественной жизни. В свободное от работы время и по мере «остававшихся от физической работы сил» члены Союза читали лекции и доклады, участвовали в культурно-просветительской деятельности организаций «старой колонии» и общеколониальных мероприятиях. В первые три года состоялось 21 собрание членов Союза, из которых только два не имели кворума. В день 60-летия Судебных уставов Императора Александра Второго 20 ноября 1864 года в присутствии 400 слушателей и представителей двенадцати русских орга-низаций Нью-Йорка состоялось торжественное заседание, на котором члены Союза Н.П. Измайлов, Н.С. Каринский и Я.И. Лисицин сделали доклады, посвященные истории и значению судебной реформы. По свидетельству современников, Нью-Йорк был единственным местом в мире, где эта годовщина отмечалась горсткой когда-то могущественных «шестидесятников»1.
В качестве основной задачи Союза русской присяжной адвокатуры в США было оказание помощи своим членам в адаптации к новым условиям жизни и, прежде всего, содействие в профессиональной адаптации и продолжении юридической практики. Попытки установления связей с местными коллегами затруднялись незнанием языка и «полным отсутствием знакомств и связей в Америке». Тем не менее, первые контакты с американскими адвокатскими организациями установились уже весной 1924 года.
Возникновение русской профессиональной ассоциации было с сочувствием встречено Американской Юридической Ассоциацией (ABA). По просьбе Ассоциации ей были предоставлены списки членов Союза и направлены основные положения о «видах содействия им со стороны американской адвокатуры». По существу пожелания сводились к необходимости содействия в приспособлении членов Союза к американской жизни (ознакомление с английским языком и американским правом, поиск соответствующей силам работы, организация библиотеки). Вопросы оказания материальной помощи не поднимались, так как планировалось, что члены Союза своим трудом будут зарабатывать себе на жизнь .
Вхождение в местную профессиональную среду протекало медленно. Большинство из вновь прибывших зарабатывали на жизнь физическим трудом, иногда дополненным преподаванием в русских школах. Тяжелый труд не оставлял времени и сил на овладение языком, тем самым лишая иммигранта перспектив профессионального роста. Наиболее тяжелым было положение пожилых иммигрантов, не владевших языком и не имевших специальности, пригодной в Америке. Из всех членов Союза трое имели заработок, связанный с музыкой и живописью, еще восемь занимались конторской работой.
Союз ставил целью восстановление для своих членов в новой среде привычного уровня жизни, круга общения, интересов, схожих с представителями местной адвокатуры, участие в общественной жизни. В таком контексте прямая материальная помощь противоречила поставленным задачам и могла приниматься только в случае крайней нужды. Средством «поднятия нематериального уровня» должно было стать установление тесных связей с местными профессиональными организациями в контексте контактов родственных организации. Существование Союза русской присяжной адвокатуры, тесно спаянного навыками сословной жизни в России и сословной этикой, должно было поддержать коллективный характер профессиональной адаптации и служить подтверждением того, «что отдельные члены не обратятся в жалкий объект благотворительности, в раздробленную пыль, которая не в состоянии охранить достоинство человека члена сословия» 1.
Русские адвокаты устанавливали контакты с местными юридическими фирмами и выступали экспертами в области русского права. В течение первых трех лет деятельности Союза было зафиксировано 18 случаев дачи экспертных оценок членами Союза русской присяжной адвокатуры в США. В основном дело касалось страховых обществ и банков. Только двоим членам Союза удалось устроиться в контору адвокатов в качестве клерка и советника по русскому праву. Постепенно стала расти практика консультирования членами Союза американских адвокатов по
Союз русской присяжной адвокатуры в Соединенных Штатах Северной Америки. Очерк возникновения и жизни (6 декабря 1923 - 1 мая 1926). Нью-Йорк, 1926. С. 7. отдельным делам . В конце 1925 года в Союз поступили первые $5 - или 10 % от вознаграждения, полученного членом организации за проведенную экспертизу.
