Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Историография российской послереволюционной эмиграции в Китае 27
Глава 2. Российская эмиграция в Маньчжурии 63
2.1 .Возникновение и развитие эмигрантской колонии в 1920 - начале 30-х гг 63
2.2. Начало японской оккупации и объединительные кампании русских эмигрантов , 90
2.3. Установление японского контроля над эмигрантской колонией: Бюро по делам российских эмигрантов 105
2.4. «Эмигрантское правительство» 124
2.5. Русская культура в условиях японского оккупационного режима 133
Глава 3. Особенности становления и развития русских диаспорных групп в Северном Китае 164
3.1. Эмигрантские колонии Тяньцзина и Пекина в 20-х - первой половине 30-х гг 164
3.2. Русский антикоммунистический комитет 177
Глава 4. Шанхайская ветвь русской диаспоры в Китае 194
4.1. Формирование беженской колонии, становление диаспорных институтов 194
4.2. Эмигрантская культура в условиях города-космополита 214
4.3. Русские военные эмигранты 227
4.4. Эмигрантская община в условиях японской оккупации Шанхая 235
4.5. Русские беженцы китайской революции: исход из Китая 248
Глава 5. Русская социально-политическая мысль в Китае 263
5.1. Монархическая идеология 263
5.2. Русский фашизм: дальневосточный вариант 272
5.3. Проблемы российской государственности в контексте социологических теорий: солидаризм, социал-дарвинизм
и органическая теория общества 281
5.4. Гражданское согласие во имя процветания России:
сменовеховство, евразийство и «новый путь» младороссов 295
Заключение 311
Источники и литература 322
Приложения 357
- Историография российской послереволюционной эмиграции в Китае
- .Возникновение и развитие эмигрантской колонии в 1920 - начале 30-х гг
- Эмигрантские колонии Тяньцзина и Пекина в 20-х - первой половине 30-х гг
Введение к работе
Тема и ее актуальность. Глубокие перемены, происходящие в последние полтора десятка лет в российском обществе, потребовали от ученых разработки и обоснования новых концептуальных подходов к изучению прошлого, переосмысления многих страниц истории страны. Сегодня не подлежит сомнению тот факт, что история русского зарубежья является неотъемлемой частью как истории России, так и всемирной истории. Около двух миллионов беженцев Октябрьской революции и гражданской войны в России, рассеявшись по всему свету, создали социальный феномен, именуемый «Зарубежной Россией».
Российская эмиграция в Китае являлась одной из крупнейших составных частей Зарубежной России. Ее исследование дает уникальную возможность изучения межкультурного взаимодействия этносов, принадлежавших к разным цивилизациям. История российской диаспоры в Китае складывалась в контексте мировой колониальной истории. Присутствие на территории Китая иностранных концессий существенным образом повлияло на процесс адаптации эмигрантов, явилось одним из решающих факторов, обусловивших региональные особенности формирования и развития российских диаспорных групп. В результате массового исхода российской эмиграции из Китая в США, Австралию, Бразилию и другие страны выходцы из русского Китая влились в существовавшие там русские общины или создали новые.
Актуальность темы исследования обусловлена и тем обстоятельством, что в отечественной исторической литературе, посвященной вопросам адаптации российских эмигрантов в Китае, заметна тенденция к экстраполяции опыта маньчжурской колонии на историю диаспоры в целом. О необходимости выработки концептуального решения проблемы свидетельствует и тот факт, что в ряде исследований последних лет чрезмерно преувеличивается
4 закрытость и обособленность российской диаспоры в Китае. Между тем, диаспора имела несколько очагов локализации, и эмигрантские колонии Маньчжурии, Северного Китая и Шанхая существовали в различных политических и социокультурных условиях, что не могло не сказаться на особенностях их адаптации. Выяснение этих особенностей раскрывает механизм действия внутренних и внешних факторов, влиявших на процесс адаптации эмигрантов, позволяет комплексно осмыслить историю российской диаспоры в Китае.
Наметившееся в последнее десятилетие внимание исторической науки к проблеме диаспоры является закономерным. Ставшие характерной чертой современного мира процессы глобализации создают новые возможности для возрастания роли диаспор в государственной жизни и превращения их в особые адаптивные формы социальной организации. Как отмечает известный этнолог В.А. Тишков, диаспоры являются мощнейшими историческими факторами, способными «влиять на события самого высокого порядка (например, войны, конфликты, создание или распад государств, опорное культурное производство). Диаспоры - это политика и даже геополитика на протяжении всей истории, а в современный период особенно»1.
Другая причина, стимулировавшая интерес отечественных историков к диаспоре, связана с распадом Советского Союза, в результате которого около 29,5 млн. россиян оказалось за пределами государственных границ России 2. Русские в ближнем зарубежье оказались вне привычного правового и культурного пространства и превратились в дискриминируемое меньшинство. В связи с этим стала очевидной потребность теоретического осмысления понятия диаспоры, ее структуры и механизма, обеспечивающего процесс адаптации эмигрантов в инокультурной среде. История российской диаспоры в Китае дает уникальный материал для исследований в этой области.
О важности продолжения разработки темы свидетельствует и ряд международных научных конференций последних лет, материалы которых показывают, что феномен русского Китая активно изучается историками за рубе-
5 жом. Отмечая всплеск интереса к теме эмиграции на постсоветском пространстве, зарубежные исследователи объясняют этот факт не только желанием восстановить потерянные страницы истории, но и своеобразной реакцией общества на распад СССР.
Таким образом, тема российской диаспоры в Китае имеет несомненную научную значимость и актуальность. Постановка данной проблемы вытекает из потребностей развития исторической науки, так как без русского Китая была бы невозможной целостная объективная картина истории Зарубежной России. Тема миграции и адаптации сегодня остается приоритетной в исторической науке. Осмысление истории эмигрантских колоний в контексте диаспоры дает возможности для выявления общего и особенного в судьбах уже исчезнувших и существующих сегодня как в дальнем, так и ближнем зарубежье русских общин, создает теоретическую и фактологическую базу для исследований в области этнологии, культурологии и политологии.
Исследование исторического опыта культурного взаимодействия русского и китайского населения имеет практическое значение, так как его результаты могут быть учтены административными органами Дальнего Востока и других российских регионов при выработке политики в отношении китайских мигрантов.
Хронологические параметры диссертационного исследования - 20-е -середина 50-х годов XX в. - обусловлены историей формирования, развития и исчезновения российских диаспорных групп в Маньчжурии, Шанхае и Северном Китае.
Русское население присутствовало в Китае и до Октябрьской революции (резиденты русских концессий, служащие консульских учреждений, коммерческих и прочих предприятий), а первые беженцы стали появляться в Харбине уже в 1917-1918 гг. Однако массовый приток эмигрантов из России на территорию Китая начался в 1920 г. с наплывом разбитых белых армий и мирного населения после крушения колчаковской эпопеи в Сибири и «земской рати» в Приморье. В 1920 г. большевистское правительство отказалось
от прав экстерриториальности в Китае, поставив проживавшее там русское население перед выбором: советское гражданство или эмиграция. Именно в это время начинается структурирование диаспоры, формирование ее менталитета.
Последний этап истории российской диаспоры в Китае связан с разгромом Японии во Второй мировой войне и завершением гражданской войны в Китае победой КПК. Демонтаж институтов российской диаспоры в различных районах ее локализации шел не одновременно. Так, в Маньчжурии эмигрантские структуры были ликвидированы советскими властями после разгрома Японии в 1945 г. В Северном Китае некоторые русские эмигрантские организации просуществовали до установления в 1949 г. власти коммунистического правительства. Примерно в это же время (январь 1949 г.) началась массовая эвакуация русских эмигрантов из Шанхая, однако деятельность отдельных эмигрантских учреждений (Российская эмигрантская ассоциация и др.) продолжалась и на месте новой дислокации беженцев на Филиппинах (остров Тубабао) и закончилась в начале 1953 г.
В середине 50-х годов XX в. массовая репатриация эмигрантов из Маньчжурии в СССР, а также отъезд многих из них в другие страны завершили историю российской диаспоры в Китае.
Географические рамки исследования охватывают территории трех основных очагов локализации российской диаспоры в Китае - Маньчжурию (территория современной провинции Хэйлунцзян), города Тяньцзин и Пекин в Северном Китае, Шанхай, а также остров Тубабао на Филиппинах, на 4 года ставший пристанищем эмигрантов, эвакуированных из Китая.
Объектом исследования является российская диаспора, возникшая в Китае в результате массовой эмиграции беженцев из России после Октябрьской революции и гражданской войны, а также в результате перехода значительной части служащих КВЖД и иных российских учреждений и предприятий на территории Китая в эмигрантское состояние.
Предметом исследования стал процесс адаптации российских эмигрантов в основных центрах локализации диаспоры - в Маньчжурии, Северном Китае (Пекин, Тяньцзин) и Шанхае.
Целью диссертационной работы является системный анализ процесса адаптации российских эмигрантов в Китае на основе сравнительно-исторического исследования эмигрантских колоний в основных центрах локализации диаспоры.
В соответствии с целью были поставлены следующие задачи:
Рассмотреть политические, правовые и социально-экономические условия, в которых оказались русские беженцы в Китае.
Проанализировать процесс формирования и развития эмигрантских институтов, их функции и характер взаимосвязей в структуре российской диаспоры, определить основные периоды ее истории.
Выяснить степень интегрированности российских эмигрантов в принимающее общество и особенности адаптации различных социальных слоев.
Исследовать внешние и внутренние факторы, повлиявшие на процесс адаптации эмигрантов в трех названных центрах локализации диаспоры.
Определить особенности процесса адаптации эмигрантских колоний в трех основных очагах локализации диаспоры - в Маньчжурии, Шанхае и Северном Китае.
Выяснить состояние этнического самосознания российских эмигрантов.
Охарактеризовать политический менталитет диаспоры на основе анали-
за эмигрантской политической литературы и программных материалов партий и движений.
8 Гипотеза исследования основана на следующих предположениях:
В связи с тем, что российская диаспора в Китае была локализована в различных, политически неоднородных регионах страны и не имела единого органа самоуправления, история отдельных крупных эмигрантских колоний имела специфические особенности.
Степень интеграции российских эмигрантов в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае была различной в силу действия а) внутренних и б) внешних факторов, к которым относятся: а) количество и компактность расселения эмигрантов, их социально-экономический статус, наличие группового лидера, общность политической идеологии; б) политические и социокультурные условия, в которых существовали российские колонии в указанных центрах локализации диаспоры.
Методология диссертационного исследования.
Выбор методологических и методических принципов настоящей диссертации определился в соответствии с целями исследования и требованиями современной исторической науки.
В качестве методологического фундамента диссертации использован принцип историзма, требующий изучения всякого явления истории в его генезисе и развитии, конкретно - исторической обусловленности и индивидуальности. История российской диаспоры в Китае представлена а) в динамике - с момента формирования беженских колоний в основных центрах локализации диаспоры до их исчезновения; б) в контексте локальной истории Китая и мировой истории.
В условиях современного теоретико-методологического плюрализма отечественные историки используют формационный и цивилизационный подходы, теории модернизаций и альтернатив общественного развития, концепции циклического развития, синергетики и т.д. Для исследования проблем адаптации этнической группы, оказавшейся в иноцивилизационных условиях существования, наиболее продуктивным, на наш взгляд, является цивилизационный подход к истории, дающий большие возможности для
компаративного анализа и обобщений, позволяющий раскрыть специфику изучаемого объекта, множественность влияющих на него локальных и всеобщих, постоянных и преходящих факторов.
В соответствии с принципом объективности цивилизационный подход к истории позволил провести всесторонний анализ фактов, выявить ведущие тенденции исторического процесса в данных хронологических рамках и, таким образом, адекватно отразить историю возникновения, развития и исчезновения российской диаспоры в Китае.
Объективная картина истории российской диаспоры в Китае стала возможной, благодаря сочетанию методов сравнительно-исторического исследования и системного анализа диаспоры. В связи с тем, что российская диаспора в Китае не была сосредоточена в одном месте и не имела единого центрального органа самоуправления, в работе представлены наиболее крупные колонии, возникшие в местах компактного расселения эмигрантов - в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае. Компаративный метод позволил выделить специфические особенности исторического пути каждой из этих диаспорных групп. Методы системного исследования позволили осуществить структурный и функциональный анализ диаспоры, выявить внутренние и внешние факторы, определявшие особенности процесса адаптации эмигрантов в трех указанных выше центрах расселения. В этой связи функцию метода в настоящем исследовании выполняла концепция З.И. Левина, изло-женная в работе «Менталитет диаспоры» , в которой диаспора определена как живая система, обладающая структурой (пространственной организацией взаимосвязанных элементов), способная к результативному функционированию и обладающая механизмами самоорганизации. Элементы триады «структура - функционирование - механизм самоорганизации» находятся в органичном единстве и формируют адаптивную реакцию общественной системы. Системный подход ориентировал автора на раскрытие целостности объекта исследования и обеспечивающих его механизмов, на выявление многообразных типов связей сложного объекта и сведение их в единую теорети-
10 ческую картину. Исследование каждой из представленных в настоящей работе диаспорных групп включало а) анализ того, насколько поведение системы обусловлено как особенностями ее отдельных элементов, так и свойствами ее структуры; б) изучение механизмов взаимозависимости, взаимодействия системы и среды; в) выяснение характера иерархичности, присущего данной системе; г) рассмотрение динамизма системы, представление ее как развивающейся целостности.
Раскрывая сущностную природу, принципы функционирования и эволюции диаспоры, системный подход потребовал применения различных общенаучных методов, в том числе таких, как восхождение от абстрактного к конкретному, логический, индуктивный и дедуктивный, количественный. Являясь научным методом теоретического исследования, системный подход тесно связан с принципом историзма в силу, прежде всего, онтологических обстоятельств, так как имеет дело с развивающимися во времени системами.
Категория «диаспора» в контексте исторического исследования стала употребляться сравнительно недавно, и варианты ее понимания историками в целом отражают дискуссию, которую ведут вокруг этого термина этнологи. В отечественной и зарубежной научной литературе существует две крайности в определении диаспоры. Первая заключается в широком толковании диаспоры как части этноса, живущего за пределами страны своего происхождения. Как справедливо отмечает В.А. Тишков, такой подход к феномену диаспоры имеет ряд серьезных недостатков, так как не учитывает историческую ситуативность и личностную идентификацию, «неоправданно охватывает все формы иммигрантских общин и фактически не делает различий между иммигрантами, экспатриантами, беженцами, гастарбайтерами и даже включает старожильческие и интегрированные этнические общины»4. Вторая крайность, на наш взгляд, наиболее выпукло отражена в концепции Э. Мелконя-на, который считает, что диаспоры возникают лишь в результате этнической эмиграции (например, еврейская и армянская диаспоры) и тем самым отличаются от других этнических меньшинств, оказавшихся за пределами родной
страны по причинам политического, религиозного или экономического характера .
Автор данного исследования разделяет точку зрения З.И. Левина, определившего диаспору как «этнос или часть этноса, проживающие вне своей исторической родины или территории обитания этнического массива, сохраняющие представление о единстве происхождения и не желающие потерять стабильные групповые характеристики, заметно отличающие их от остального населения страны пребывания, вынужденно (осознанно или неосознанно) подчиняясь принятому в ней порядку»6. Думается, что эта дефиниция отражает суть функционального назначения диаспоры — сохранение этнокультурной идентичности.
Применительно к эмигрантскому населению, компактно проживавшему в районах локализации российской диаспоры в Китае, в работе используются также термины: «диаспорная группа», «диаспорное сообщество», «эмигрантское сообщество», «эмигрантская колония», употребляемые в контексте исследования как синонимы.
Термин «этническая община» употребляется в работе как своеобразный индикатор зрелости диаспоры (диаспорной группы), превращения ее из совокупности групп в целостный социальный организм, связанный общим интересом. Общинная организация предполагает наличие центрального института самоуправления, под руководством которого функционирует диаспорная группа.
Понятие «русская эмиграция» используется наравне с понятием «российская эмиграция» для обозначения всех выходцев из России, независимо от их этнической принадлежности. В таком значении термин «русская эмиграция» фигурирует в эмигрантских источниках, документах международных беженских организаций, на страницах западной и часто отечественной историографии. Аналогичным образом сложилась практика употребления термина «белая эмиграция», применявшегося для обозначения всех эмигрантов, не
12 признавших советской власти, независимо от того, являлись они сторонниками «белой» идеи или нет. Автор сохраняет эту традицию. Научная новизна исследования заключается в том, что:
В результате комплексного обобщающего исследования истории российской эмиграции в Китае в контексте диаспоры решена крупная научная проблема, имеющая важное историко-культурное значение;
предложена и обоснована оригинальная концепция истории российской диаспоры в Китае, позволившая провести системный анализ процесса адаптации эмигрантов; история российской диаспоры представлена в контексте политической истории Китая и мировой истории, выявлены ведущие тенденции исторического процесса в данных хронологических и территориальных рамках;
в результате сравнительно-исторического исследования определены региональные особенности процессов формирования и эволюции русских эмигрантских колоний в трех основных центрах локализации диаспоры - в Маньчжурии, Северном Китае, Шанхае;
выявлены внешние и внутренние факторы, обусловившие своеобразие процессов адаптации русских эмигрантов в Маньчжурии, Северном Китае и Шанхае и различную степень их интеграции в указанных районах расселения; уточнены статистические данные по истории русских эмигрантов в Китае;
на основе анализа как впервые вводимых, так и малоизвестных документальных материалов в работе рассматриваются аспекты эмигрантской истории, прежде не получившие глубокого освещения в научной литературе: участие русских эмигрантов в гражданской войне в Китае; объединительные кам-
13 пании эмигрантских лидеров и организаций; правовая политика японских оккупационных властей по отношению к русским эмигрантам; русские эмигранты в условиях японо-китайской войны (1937-1945 гг.); русские волонтеры в воинских и полицейских подразделениях Шанхая и др.;
предметом комплексного анализа стала социально-политическая идеология российской диаспоры в Китае, нашедшая отражение в социально-философских и политических трудах эмигрантских авторов, программных положениях политических партий и движений;
показано влияние регионального фактора на содержание эмигрантской социально-политической идеологии в Китае, по сравнению с европейскими центрами русского зарубежья; проведен анализ методологии, на основе которой эмигрантские авторы выстраивали свои социально-философские и политические взгляды. Большинство использованных в работе эмигрантских публикаций включены в аналитический обзор впервые;
представлена авторская периодизация истории русской диаспоры в Китае, учитывающая а) динамику политических событий, существенным образом повлиявших на судьбу диаспоры; б) институциональную эволюцию эмигрантских колоний; в) степень интеграции эмигрантов в указанных центрах локализации диаспоры. На защиту выносятся следующие основные положения:
В связи с особенностями социокультурных и политических условий в основных центрах локализации диаспоры, а также в силу действия внутренних факторов (характер расселения и численность беженского населения, его социально-экономический статус, наличие или отсутствие в колониях организующего центра (лиде-
14 pa), накал идейно-политической борьбы и состояние этнического самосознания) степень интеграции эмигрантов в российских колониях Маньчжурии, Северного Китая и Шанхая была различной.
Отсутствие единого правового и политического поля в Китае, противостояние политических группировок и борьба эмигрантских лидеров за власть оказались непреодолимым препятствием на пути объединения русских диаспорных групп в целостный социальный организм с единым представительным органом самоуправления.
Благодаря присутствию развитой инфраструктуры русской колонии в полосе отчуждения КВЖД, в Маньчжурии беженцы оказалась в особых социокультурных условиях, по сравнению со своими соотечественниками в других регионах Китая. Однако интеграция эмигрантов в самодостаточную этническую общину, способную обеспечить правовые и социально-экономические интересы русской колонии, тормозилась борьбой политических группировок, многие из которых стали объектом манипуляций в руках японских спецслужб.
Японская оккупация Маньчжурии оказала двоякое влияние на судьбу русской колонии. С одной стороны, эмигранты оказались в условиях тотального контроля со стороны оккупационных властей, стремившихся превратить белую колонию в своего союзника в предстоящей войне с СССР. С другой стороны, созданное японцами Бюро по делам российских эмигрантов стало своеобразным «эмигрантским правительством», обеспечивавшим этнокультурную целостность эмигрантской колонии, ее правовой и социально-экономический статус.
В Северном Китае (Тяньцзин, Пекин) факторами, тормозившими процесс интеграции беженцев в устойчивую этническую общину, являлись: небольшая численность колоний; включение значительной части эмигрантов в культурную среду европейских концессий;
15 политические разногласия эмигрантских руководителей и отсутствие авторитетной организации, способной объединить колонию. В силу указанных выше причин не имела успеха и объединительная политика японских оккупационных властей, сделавших ставку на Русский антикоммунистический комитет как центральный орган эмиграции в Северном Китае.
В Шанхае решающее влияние на процесс адаптации эмигрантов оказали внушительная плотность беженского населения и его компактное расселение на территориях Французской концессии и Международного сеттльмента. С одной стороны, политические и социокультурные условия западных концессий способствовали относительно быстрой стабилизации бытия беженской колонии, расцвету ее культурной и деловой жизни, с другой стороны создавали предпосылки для ассимиляционных тенденций в эмигрантском сообществе (международные браки, интенсивное освоение европейских языков, интеграция в деловую жизнь западных концессий). Не являясь целостным социальным организмом с точки зрения структуры, русская диаспора в Китае, тем не менее, сохраняла этнокультурную целостность. Деятельность ее институтов была направлена на сохранение русской дореволюционной культуры и духовных традиций; главной составляющей политического менталитета диаспоры (особенно первого поколения беженцев) был национализм. Национальная идея существовала в различных формах, но была направлена на решение единственной задачи - возрождение великой России.
По содержанию и методологии эмигрантская политическая и социально-философская литература, увидевшая свет в Китае, отражала основные идеологические направления, существовавшие в европейских центрах русского зарубежья. Вместе с тем географическая удаленность от Европы, включение русских эмигрантов в
орбиту китайской и японской политики, условия восточной культуры внесли специфические оттенки в социально-политическую идеологию русской диаспоры в Китае: одни эмигрантские идеологи видели «естественного союзника» России в Японии; другие подчеркивали генетическую связь русской государственной идеи с восточной (китайской) традицией, считали восточные территории России фактором, определяющим ее внешнюю и внутреннюю стабильность.
С учетом а) динамики политических событий, существенным образом повлиявших на судьбу русской эмиграции, б) институциональной эволюции эмигрантских колоний, в) степени интеграции эмигрантов в основных центрах расселения, в истории российской диаспоры в Китае прослеживаются пять периодов: I - 1920 — начало 30-х гг.; II - 1932 - 1937 гг.; III - июль 1937 - 1941 гг.; IV - декабрь 1941 - август 1945; V - 1945 - середина 50-х гг. XX в.
Источниковая база.
Решение задач диссертационного исследования стало возможным, благодаря изучению широкого круга исторических источников, многие из которых вводятся в научный оборот впервые.
Основной массив неопубликованных источников составляют эмигрантские фонды Государственного архива Хабаровского края (ГАХК), важнейшим из которых является фонд 830, содержащий уникальные документы Главного бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи (ГБРЭМ), созданного японскими спецслужбами в Маньчжоу-Ди-Го с целью контроля над эмигрантами и выполнявшего роль своеобразного «эмигрантского правительства». Материалы фонда охватывают весь десятилетний период существования Бюро - с момента возникновения 28 декабря 1934 г. по 1945 г. Приказы, распоряжения, доклады и отчеты Бюро, материалы съездов ГБРЭМ, переписка ответственных чиновников с эмигрантами и официальными лицами из Японской военной миссии (ЯВМ) представляют обширную
17 информацию об административной, политической, экономической и культурной деятельности этой организации, позволяют судить о характере взаимоотношений оккупационных властей с эмигрантами в условиях меняющейся внешнеполитической ситуации, о проблемах эмигрантского бытия. Деятельность одного из отделений ГБРЭМ представлена в документах фонда 1127 — Отделение Бюро по делам российских эмигрантов на ст. Пограничная. Материалы Комитета по переселению в Тоогенский район, сосредоточенные в фонде 832, содержат списки эмигрантов — переселенцев, их анкеты и прошения, переписку ответственных лиц по поводу сельскохозяйственного инвентаря, строительства жилья и школ.
Сведения о деятельности созданной японцами политической организации Кио-Ва-Кай содержит фонд 831 - Особый отдел Биньцзянского штаба Кио-Ва-Кай. Организация Кио-Ва-Кай, характеризовавшаяся ее создателями как «неофашистская», представляла собой своего рода государственную партию, призванную обеспечить идеологическое и политическое единство многонационального населения Маньчжурии. В документах фонда, охватывающих период с 1938 по 1943 гг., представлена деятельность Кио-Ва-Кай по организации политической пропаганды, военному воспитанию молодежи, созданию добровольных дружин.
Ценные документальные материалы по истории русской эмигрантской колонии Харбина представлены в 136 делах Харбинского комитета помощи русским беженцам (ХКПРБ), сосредоточенных в фонде 1128. Архив ХКПРБ содержит анкетные карточки беженцев, обратившихся в комитет по поводу получения вида на жительство, разного рода статистические данные, прошения о материальной помощи и трудоустройстве, сведения о благотворительной деятельности комитета. Разнообразную информацию о российских эмигрантах в Маньчжурии содержит личный фонд документов В.И. Чернышевой (ф.849). Начальник архивного отдела Управления НКВД В.И. Чернышева оказалась в Маньчжурии в 1945 г. по долгу службы и именно, благодаря ее
18 усилиям, были собраны эмигрантские документы и вывезены из Китая в СССР.
В Государственном архиве Российской Федерации хранится личный фонд И.И. Серебренникова - одного из видных общественных деятелей русского Китая, ученого, политика, и книгоиздателя (ф. 5873). В делах фонда собрана переписка И.И. Серебренникова с представителями дальневосточной эмигрантской интеллигенции - известным писателем и журналистом Вс. Н. Ивановым, профессором Юридического факультета Харбина Г.К. Гин-сом, популярным харбинским поэтом А. Грызовым, политиком и общественным деятелем П.В. Вологодским и др. Материалы фонда содержат записки И.И. Серебренникова о гражданской войне, вырезки из эмигрантских газет, переписку с Обществом Сибиряков (Чехословакия) и Обществом изучения Маньчжурского края (Харбин).
Фонд Р-7339 содержит личный архив известного русского писателя и публициста Be. Н. Иванова, в котором представлены документальные свидетельства его участия в съезде несоциалистических организаций во Владивостоке (1921 г.), статья о Н.Д. Меркулове, а также письма последнего к Be. Н. Иванову, содержащие критическую характеристику известных деятелей белого движения, ставших впоследствии ключевыми фигурами русской эмиграции в Китае, - генералов Глебова, Дитерихса, Семенова и др.
Выполнение задач диссертационного исследования стало возможным во многом благодаря включению в научный оборот исторических источников из архивов и библиотек США. Одна из крупнейших коллекций документов и материалов по истории Зарубежной России хранится в библиотеках Калифорнийского университета (Беркли, Калифорния). В архивной библиотеке Банкрофт (The Bancroft Library, Berkeley, California) находится личный фонд П.П. Балакшина, автора известного двухтомного труда по истории русской эмиграции в Китае . Материалы фонда (Peter P. Balakshin Papers, boxes 1,3) охватывают период с 1929 по 1989 гг. и представляют собой документальные свидетельства непосредственных участников событий эмигрантской истории,
19 ставшие основой для написания как «Финала в Китае», так и других произведений писателя. Обширная переписка П.П. Балакшина с эмигрантами показывает реакцию его корреспондентов на «Финал в Китае», полемику, развернувшуюся на страницах писем по поводу отдельных моментов истории русского Китая.
Разнообразная информация о русских эмигрантах в Маньчжурии, высказывания, характеризующие деятельность гражданской администрации Мань-чжоу-Ди-Го и социально-политические устои марионеточной империи, содержатся в интервью известного харбинского профессора Г.К. Гинса, хранящемся в отделе устной истории (Oral History Office) библиотеки Банкрофт и Публичной библиотеке Нью-Йорка.
Материалы расследования деятельности русской фашистской организации, созданной А.А. Вонсяцким на территории США (Коннектикут), имеются в личном фонде Т. Додда (Thomas J. Dodd Papers, box 2), находящемся на хранении в исследовательском центре Университета Коннектикута (The Dodd Research Center, University of Connecticut). В материалах фонда имеются сведения о сотрудничестве А.А. Вонсяцкого с «вождем» русских фашистов в Китае К.В. Родзаевским, об антисоветской деятельности двух «вождей» и их контактах с гитлеровскими фашистами.
Круг использованных в работе опубликованных источников включает: а) документы официального происхождения: акты международной политики, документы нормативного характера периода японской оккупации Маньчжурии (опубликованные правительством Маньчжоу-Ди-Го, Кио-Ва-Кай и Бюро по делам российских эмигрантов), материалы уголовно-следственных дел реэмигрантов и др.; б) эмигрантские материалы: сборники, письма, агитационные материалы Кио-Ва-Кай и БРЭМ (ГБРЭМ), дневники, монографии, статьи, календари, периодическую печать.
Среди опубликованных источников следует особо выделить документальные материалы, увидевшие свет в Китае в 20-40-е гг. прошлого века. Информация правового характера содержится в нормативных сборниках
20 «Положение об арбитражном суде при Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи», «Положение о служащих Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи», «Законоположение и правила о школах» и др.
Сборник материалов о деятельности ХКПРБ «Харбинский комитет помощи русским беженцам» содержит историческую справку, статистические данные, информацию о кадровом составе и динамику активности этой организации.
Разносторонняя информация по экономике Маньчжурии и предпринимательской активности русских на ее территории представлена в книге Е.Х. Нилуса «Исторический обзор Китайской Восточной железной дороги. 1986-1923 гг.», исследовании Л.И. Любимова «Очерки по экономике Маньчжурии», деловом сборнике «Коммерческий Харбин (1931-1932)». Последний содержит обширную информацию о состоянии различных отраслей экономики Харбина, разнообразные статистические данные, включая информацию о количестве русского населения города, которое подразделяется на эмигрантов, советских граждан и лиц, принявших китайское гражданство8.
Важную роль в понимании сущности политики японских оккупационных властей в отношении русской белой эмиграции в Маньчжоу-Ди-Го играют материалы, изданные особым отделом Кио-Ва-Кай и ГБРЭМ. Сборники Кио-Ва-Кай за 1938, 1939, 1942, 1943 годы разъясняют цели и задачи этой организации, раскрывают ее стратегию и тактику в работе с русским эмигрантским населением, позволяют проследить, как менялись акценты в ее идеологии в зависимости от политической конъюнктуры. Агитационные японские материалы для работы с эмигрантами в годы Тихоокеанской войны были опубликованы в брошюрах «Война за Великую Азию и задачи российской эмиграции», «Великая эпоха», «Международное положение (Великая Восточно-Азиатская война)», «Пути экспансии Коминтерна» и др. Уникальный памятник периода Маньчжоу-Ди-Го представляет собой юбилейное издание «Великая Маньчжурская империя», выпущенное совместными уси-
21 лиями Кио-Ва-Кай и ГБРЭМ. Обширные сведения об истории марионеточной империи, о роли русского населения в развитии экономики и культуры Маньчжурии, о структуре и деятельности Бюро по делам российских эмигрантов и т.п. выдержаны в традиционном для печатной продукции, выходившей в Маньчжоу-Ди-Го, прояпонском духе и рассчитаны на идеологическую обработку эмигрантского населения.
Представление о содержании воспитательной работы Кио-Ва-Кай и БРЭМ с эмигрантской молодежью дают материалы конкурса ораторского искусства, организованного в 1941г. газетой «Харбинское время», опубликованная правительством Маньчжоу-Ди-Го Программа преподавания гражданской морали для русских высших народных школ в Маньчжоу -Ди-Го и другие официальные издания.
Ценным источником по истории русских колоний Северного Китая явилась брошюра «Российский антикоммунизм в Северном Китае. 1937-1942 гг.». Издание, вышедшее к пятилетней годовщине деятельности Российского антикоммунистического комитета, выполнявшего роль эмигрантского центра в годы японской оккупации, дает сведения о целях и задачах этой организации, ее структуре, кадровом составе и политической идеологии.
Исключительное значение для изучения шанхайской ветви русской диаспоры в Китае имеет альбом В. Д. Жиганова «Русские в Шанхае», который можно классифицировать одновременно как исторический источник и как авторское исследование истории русской колонии в Шанхае в 20 - 30-е годы. Наряду с документальной информацией фотографического и фактического характера, в работе присутствуют авторские ценностные ориентиры и политические убеждения. Аналогичным образом можно характеризовать работу Е.М. Красноусова «Шанхайский русский полк», запечатлевшую хронику событий из истории русского подразделения в Шанхайском волонтерском корпусе, и исследование В.Н. Жернакова «Трехречье», содержащее сведения о расселении и структурной организации русских казаков в одном из граничащих с СССР районов Маньчжурии.
Исследование политического менталитета русской диаспоры в Китае стало возможным, благодаря изучению программ эмигрантских партий и движений, политических и социально-философских трудов эмигрантских авторов, среди которых бывший премьер-министр Приамурского временного правительства В.Ф. Иванов, известный писатель и публицист Вс.Н. Иванов, философ И.Б. Коджак, глава русских фашистов К.В. Родзаевский, декан Юридического факультета в Харбине Н.И. Никифоров, лидер дальневосточного сменовеховства Н.В. Устрялов и др.
Важнейшим источником для изучения проблемы российской диаспоры в Китае являются эмигрантские периодические издания. Использованные в работе газеты и журналы Харбина, Шанхая и Тяньцзина можно условно разделить а) по принципу принадлежности к политическим партиям и организациям; б) по уровню официального статуса (правительственные, официальные издания эмигрантских центральных органов); в) по времени выхода (до японской оккупации или во время оккупации). К партийным изданиям относятся: фашистские газета «Наш путь» и журнал (с конца 30-х годов - газета) «Нация», орган шанхайской организации младороссов «Новый путь», газета шанхайских легитимистов «Русское знамя», журнал харбинского Союза мушкетеров «Мушкетер». «Беспартийными» являлись литературно-художественные журналы «Рубеж» (Харбин) и «Воскресение» (Шанхай), харбинские газеты «Заря», «Русское слово» и «Рупор». Японский официоз на русском языке - газета «Время» (Харбин), издания ГБРЭМ - газета «Голос эмигрантов» и журнал «Луч Азии» (Харбин), орган Российского антикоммунистического комитета в Северном Китае - газета «Возрождение Азии» (Тяньцзин) публиковали информацию официального содержания и потому несли основную идеологическую нагрузку. Для всех указанных изданий в той или иной степени характерна националистическая и антикоммунистическая направленность. Эмигрантские газеты и журналы, вышедшие в условиях японской оккупации оказались в жестких тисках цензуры и потому сущест-
23 венно отличались по содержанию и идеологическому наполнению от периодики, увидевшей свет до оккупации.
Своеобразным справочником по Маньчжоу-Ди-Го и русской эмиграции являлся Русский настольный календарь, ежегодно выходивший в издательстве ГБРЭМ. В календарях печатались сведения исторического, политического, экономического, религиозного, культурно-просветительского характера. Особое внимание уделялось деятельности ГБРЭМ и других эмигрантских организаций, пропаганде японской идеологии и политики, русской национальной культуре. Не оставались без внимания на страницах ежегодника и этнические группы, существовавшие в рамках российской диаспоры и зарегистрированные в ГБРЭМ.
Среди опубликованных источников выдающееся место занимает юбилейный выпуск (№ 10) журнала «Политехник», изданный в 1979 г. в Сиднее Объединением инженеров, окончивших Харбинский политехнический институт. На его страницах собрана обширная информация об эмигрантских образовательных и научных учреждениях, литературе, искусстве, печати и т.д. в Маньчжурии.
В 90-х годах прошлого столетия некоторые эмигрантские документы были впервые опубликованы на страницах российских изданий. В качестве источника для диссертационного исследования использованы материалы сборника «Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920-1945)»9, в котором представлены документы из рассекреченных уголовно-следственных дел реэмигрантов из Маньчжурии.
В сборнике документов и материалов, вышедшем в 1999 г. под названием «Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг.»10 имеется ряд документов, представляющих дальневосточную эмиграцию: письмо «вождя» русских фашистов К.В. Родзаевского Сталину, фрагменты из постановления Правления Русского студенческого общества и брошюры «Азбука фашизма»; статьи и письма Н.В. Устрялова; материалы, проливающие свет на деятельность Дальневосточного отдела Российского общевоинского союза и службу
24 группы русских войск в Шаньдунских армиях маршала Чжан Цзунчана (Северный Китай).
К исследованию были привлечены источники личного происхождения, предоставленные автору бывшими харбинцами O.K. Войнюш (Санкт-Петербург) и Грэгом Гроссманом (Беркли, Калифорния, США), а также мемуарная литература и обширный круг вторичных источников, включающий научные монографии, авторефераты диссертаций, статьи отечественных и зарубежных авторов.
Совокупность использованных в работе источников дает возможность решить задачи исследования.
Научно-практическое значение работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы при подготовке обобщающих трудов по истории русской эмиграции в Китае и Русского Зарубежья в целом. Фактические и теоретические данные диссертации могут быть полезными при дальнейшем изучении феномена диаспоры и связанных с ней проблем адаптации мигрантов в новой социокультурной среде.
Сравнительно-историческое исследование крупных диаспорных групп поможет преодолеть сложившуюся в современной историографии тенденцию представлять историю русской диаспоры в Китае на основе опыта лишь одной из ее колоний (в Маньчжурии).
В условиях переходного периода, который переживает современная российская государственность, представленный в работе анализ эмигрантской политической идеологии приобретает актуальное звучание и может быть использован для написания обобщающих работ по истории эмигрантской социально - политической мысли.
Материалы диссертации могут быть использованы при написании научных трудов, учебных пособий и лекционных курсов по указанной тематике, для практической деятельности преподавателей истории, аспирантов и студентов.
25 Апробация результатов исследования.
Основные положения, выводы и отдельные сюжеты диссертации были опубликованы в монографиях «Российская диаспора* в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай (1920 - 1950-е гг.)», «Русские в Маньчжоу-Ди-Го: «Эмигрантское правительство»; научных и научно-популярных периодических изданиях: «Исторический архив» (Москва), «Вестник МЭИ» (Москва), «Вестник Евразии» (Москва), «Россия и АТР» (Владивосток), «Белая Армия. Белое дело» (Екатеринбург), «Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке» (Хабаровск); сборниках научных трудов и материалов международных и региональных научных конференций, проходивших в Москве, Красноярске, Владивостоке, Хабаровске, Биробиджане.
Структура диссертации. Особенности объекта и предмета научного анализа, постановка цели и задач исследования обусловили проблемно-хронологический принцип построения диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и приложений. В приложениях представлены уникальные эмигрантские документы из Государственного архива Хабаровского края и библиотеки Банкрофт Калифорнийского университета (США).
1 Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX-XX вв. Сборник статей. - М.: Институт российской истории РАН, 2001. -С. 24. Там же. С. 35.
3 Левин З.И. Менталитет диаспоры (системный и социокультурный анализ). - М.: Инсти
тут востоковедения РАН; Изд-во «Крафт+», 2001.
4 Тишков В.А. Указ соч. - С. 14, 16.
5 Мелконян Э. Диаспора в системе этнических меньшинств (на примере армянского рас
сеяния) //Диаспоры. - 2000. - № 1-2. - С. 11.
6 Левин З.И. Указ. соч. - С. 5.
7 Балакшин П. Финал в Китае. Возникновение, развитие и исчезновение белой эмиграции
на Дальнем Востоке: В 2 т. - Сан-Франциско; Нью-Йорк; Париж: «Сириус», 1958-1959. -
Т.1.-1958; Т.2-1959.
8 Коммерческий Харбин: 1931-1932. -Харбин: «Информатор» К.И. Судниченко, Б.г.; Лю
бимов Л.И. Очерки по экономике Маньчжурии. - Харбин, 1934; Нилус Е.Х. Исторический
обзор КВЖД. 1896-1923 гг. -Харбин: Изд-во Правления общества КВЖД, 1923.
9 Российская эмиграция в Маньчжурии: военно-политическая деятельность (1920-1945).
Сборник документов / Сост. Е.Н. Чернолуцкая. - Южно-Сахалинск, 1994.
*
*
Политическая история русской эмиграции. 1920 - 1940 гг.: Документы и материалы: Учебное пособие / Под ред. А.Ф. Киселева. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999.
Историография российской послереволюционной эмиграции в Китае
Октябрьская революция 1917г. в России и последовавшая за ней гражданская война выплеснули за пределы страны около 2 млн. человек, рассеявшихся по всему свету. Беженцы русской революции, представленные всеми социальными слоями и народами Российской империи, уходили за границу группами и в одиночку, добровольно и по приказу советской власти. В 1920-1922 гг. мощные эмигрантские потоки, включавшие разбитые белые армии и гражданское население, двинулись в Западную и Восточную Европу, Финляндию, порты Мурманска и Архангельска, Турцию и балканские страны, Китай, Корею и Японию. Последняя крупная волна беженцев эвакуировалась из Приморья в 1922 г. после крушения «земской рати». Из Европы и Азии путь многих из них лежал в Америку, Австралию и Африку.
Сегодня не вызывает сомнения тот факт, что история российской эмиграции является органической частью истории России. Российские диаспоры, возникшие в Европе, Америке, Австралии и Юго-Восточной Азии, представляют собой социальный феномен XX столетия, именуемый «Зарубежной Россией».
Хронологически историографию российской эмиграции в Китае можно разделить на два крупных этапа, отличающихся друг от друга как по методологии, так и по содержательной стороне исследований: советский период (20 - 80-е гг. XX в.) и постсоветский (с начала 90-х гг. XX в. по настоящее время).
Российская послереволюционная эмиграция стала предметом интереса советских историков и публицистов уже в 20-е годы. В 1923 г. в работе «Белое похмелье» В. Белов показал численность российских эмигрантов, условия их быта и политические настроения. Тема контрреволюционной деятельности белоэмигрантских группировок представлена в публикациях М. Покровского, А. Бобрищева-Пушкина, И. Лунченкова, А. Киржница, Н. Кичка-сова и др.
В годы сталинизма на эмигрантскую тему был наложен запрет и лишь в период хрущевской «оттепели» «Зарубежная Россия» вновь напомнила о себе в опубликованных воспоминаниях эмигрантов, возвратившихся в СССР после Второй мировой войны. В.В. Шульгин, Л.Д. Любимов, Д.И. Мейснер и другие авторы рассказали о драматической судьбе эмигранта, о ярких представителях русской культуры за рубежом, проследили путь эволюции политического сознания эмигрантов от неприятия советского режима до призна-ния в нем силы, возродившей могущество СССР .
В 70-80-е годы появился ряд серьезных научных исследований, посвященных, главным образом, политическому аспекту темы. В советской историографии, основанной на классовом подходе к оценке исторических явлений, беженцы социалистической революции по-прежнему изображались в виде массы врагов народа, окопавшихся за границей. Труды советских историков на тему эмиграции носили разоблачительный характер и представляли лишь те сюжеты, которые были позволены цензурой. Как правило, в рамки официальной идеологии хорошо вписывались антисоветская деятельность белых группировок, провалившаяся в результате блестящих операций советской контрразведки, банкротство политических идей эмигрантов, никчемность и безысходность бытия людей без Родины и т.п.. Среди исследователей этого периода, внесших весомый вклад в развитие историографии российской эмиграции, следует назвать Л.К. Шкаренкова, В.В. Комина, Г.Ф. Барих-новского, Г.З. Иоффе, С.А. Федюкина, Ю.В. Мухачева и др.3.
.Возникновение и развитие эмигрантской колонии в 1920 - начале 30-х гг
Отношения между диаспорой и принимающим обществом обусловлены их генетической разницей. Диаспора вынуждена искать способ существования в чужой этнокультурной среде, поэтому характер ее взаимодействия с обществом — реципиентом определяет процесс адаптации эмигрантов в новых социокультурных условиях. Беженцы, хлынувшие из России в Маньчжурию после Октябрьской революции и гражданской войны, селились в основном в полосе отчуждения КВЖД , поэтому они в меньшей степени, чем их соотечественники в других районах Китая, испытали на себе социокультурный конфликт Востока и Запада.
Полоса отчуждения КВЖД стала своеобразным русским островом в культурном ареале восточной страны. Русские инженеры, рабочие, администраторы, предприниматели, военные, учителя и т.д., заселившие города и поселки в полосе отчуждения, пользовались правами экстерриториальности и поэтому имели свое самоуправление и администрацию, подлежали юрисдикции русского суда, обучали детей в русских учебных заведениях. Октябрьская революция в России изменила статус полосы отчуждения. 27 сентября 1920 г. в «Обращении Правительства РСФСР к Правительству Китайской Республики» было заявлено об отказе России от прав экстерриториальности, от всех русских концессий и возвращении их Китаю «безвозмездно и на вечные времена» . Китайское правительство дипломатических отношений с Советской Россией устанавливать не спешило, но, тем не менее, приступило к «возвращению» своих прав в полосе отчуждения. Таким образом, русское население оказалось перед выбором: советский паспорт или статус эмигранта. Некоторые предпочли третий путь - китайское гражданство. В 1920-22 гг. начался стремительный рост русской колонии в связи с массовым притоком беженцев из России.
Как следует из доклада Русского общества в Маньчжурии и Монголии, подготовленного для специальной комиссии Лиги Наций, к началу 30-х гг. в Китае проживало около 125 тыс. россиян. В Маньчжурии русское население насчитывало примерноПО тыс. из которых около 60 тыс. имели статус эмигранта, до 50 тыс. получили советские паспорта. География расселения эмигрантов на территории Маньчжурии выглядела следующим образом: Харбин и ОРВП - 45 тыс., Трехречье и Барга — 6 тыс., Сахалян и Приамурье - 500, Мукден - 2 тыс, Дайрен - 200, Инкоу и Фушун -200, концессии и провинция - 6 тыс. человек1.
Крупнейшим эмигрантским центром на Дальнем Востоке был Харбин, город, построенный русскими людьми на китайской земле. Его история тесно связана со строительством и эксплуатацией КВЖД, поэтому город рос вместе с дорогой и уже к 1916г. из 68,5 тыс. населения города 34,2 тыс. составляли русские2. Согласно статистическим данным, опубликованным в деловом сборнике «Коммерческий Харбин», в начале 30-х гг. в Харбине проживало 30 044 русских эмигрантов, 26 633 советских граждан и 6793 россиян, принявших китайское гражданство3.
На первой стадии своего существования эмигрантская диаспора, как правило, представляет собой конгломерат людей или групп, связанных лишь силой обстоятельств и общей этнокультурной принадлежностью. Идет жестокая борьба за выживание, в ходе которой вырабатываются нормы совместного проживания, постепенно складывается структура общины. Несмотря на присутствие русского уклада жизни в полосе отчуждения КВЖД, сглаживающего остроту социокультурного конфликта между беженцами и населением Маньчжурии, изгои русской революции испытали на себе все тяжести борьбы за выживание на чужбине. Наиболее пластичным социальным слоем являлась интеллигенция, которая быстрее, чем другие представители эмигрантской диаспоры, адаптировалась в новой среде. Судя по анкетным карточкам беженцев, зарегистрированных в Харбинском комитете помощи русским беженцам, в составе эмигрантов, прибывших в Харбин в 1918-1923 гг. преобладали крестьяне (40,6%), мещане (24,7 %), казаки (15%) и рабочие (7,1%). Представители дворянского сословия составили не более 2,4%, примерно 2,5% обозначили себя как почетные граждане, лица купеческого и духовного сословий. Более половины беженцев, прошедших регистрацию в Комитете, в прошлом состояли на службе в белых армиях .
Эмигрантские колонии Тяньцзина и Пекина в 20-х - первой половине 30-х гг
До Октябрьской революции в России и крушения белого движения количество россиян в Северном Китае было незначительным. Даже в Тяньцзине, где русская колония была самой многочисленной, в 1914 г. она насчитывала около 130 человек . Русское население Пекина состояло главным образом из посольских служащих и их семей, а также лиц, представлявших Русскую Православную миссию. В Циндао небольшое русское общество было представлено деловыми людьми - коммерсантами, промышленниками, инженерами и т.д.
Центром притяжения русских деловых людей в Северном Китае стал Тяньцзин. Со времен средневековья этот город был известен как важный стратегический и торговый центр Китая. Расположенный на пересечении рек к юго-востоку от Пекина, окруженный крепостной стеной со сторожевыми башнями, еще в XV в. он получил официальное название «Страж небесного брода». В результате навязанных Китаю договоров с Англией и Францией в 1860 г. Тяньцзин был открыт для иностранной торговли и резиденции. Внимание русских предпринимателей Тяньцзин привлек в конце XIX столетия. В 1896 г. здесь открылось отделение Русско-Китайского (позднее - Русско-Азиатского) банка. Возникли крупные коммерческие предприятия, филиалы известных российских фирм, торговавших китайским чаем. Солидный капитал вложил в свое имущество в Тяньцзине А. Д. Старцев, бойко вели дела старинные торговые фирмы М.Д. Батуева, А.Б. Капустина и др.
До вступления Китая в мировую войну на стороне Антанты в Тяньцзине было восемь иностранных концессий - немецкая, австрийская, британская, японская, французская, итальянская, бельгийская и русская. Германия и Австро-Венгрия потеряли свои позиции в Китае в 1917 г. Россия отказалась от права на концессию в 1920 г. Бельгийская концессия просуществовала до 1929 г.3. В этом многонациональном конгломерате народов русские имели особый авторитет. В историю Тяньцзина вписаны имена русских воинов, защищавших его в 1900 г. от восставших ихэтуаней. Среди иностранных воинских частей, находившихся тогда на территории Тяньцзина, русские значительно преобладали численно и именно они сыграли главную роль в спасении многонационального населения города.
Присутствие иностранных концессий с их собственной администрацией, национальным колоритом и образом жизни придавало городу неповторимый облик «Европы в капле воды»4. На территории английской концессии ощущался дух Лондона, Оксфорда или просто района английского города с традиционным левосторонним движением. Здание муниципалитета имело вид английского замка с двумя пушками времен опиумных войн. Пересекая «французскую границу», можно было почувствовать себя в Париже. Однако это был не тот Париж, знаменитый своими увеселительными заведениями. Тихие аллеи аристократических районов, романтические переулки и католические монастыри, окруженные мрачными стенами, погружали в атмосферу романов Виктора Гюго. Русская концессия, располагавшаяся на берегу реки Хай Хе («Черная река») выглядела по домашнему просто и уютно. Ее достопримечательностями были большой парк, купола церквей и малиновый звон колоколов в воскресные дни. Итальянская концессия привлекала играми на «Форуме», немецкая - знаменитой кондитерской «Кизлинг»5.
До революции выходцы из России селились главным образом на территории Русской концессии, где им жилось вполне комфортно под защитой флага Российской империи. Благоустройством концессии занимался Муниципалитет, в управлении которого, наряду с русскими, были американцы, китайцы и англичане. Полицией концессии в течение длительного времени руководил весьма популярный в городе человек - Н.А. Жебрак. После того, как большевистское правительство отказалось от прав на концессию, китайские власти убрали русский флаг, упразднили старые консульские учреждения, но аппарат управления концессией оставили в прежнем виде. Сложилась парадоксальная ситуация: Русская концессия в Тяньцзине формально больше не существовала, но, вместе с тем, часть территории города продолжала называться «Русской концессией» и жила под руководством прежнего Муниципалитета. В 1924 г. в связи с тем, что Китай признал легитимность Советской власти, Муниципалитет пережил кадровые чистки. Места уволенных служащих заняли лица, более подходящие при сложившейся политической ситуации. Одним из тех немногих, кто избежал увольнения, был Н.А. Жебрак, оставшийся на службе в качестве советника по полицейским делам 6.
