Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Формирование российской диаспоры на дальнем востоке в 1920-1945 гг . 25
1.1. Динамика эмиграционных потоков в 1920-1945 гг. 25
1.2. Основные центры российской диаспоры в 1920-1945 гг.: Харбин, Шанхай, Сеул, линия КВЖД 39
1.3. Количественный и качественный состав российской диаспоры в Китае, Корее, Японии и Маньчжурии в 1920-1945 гг . 60
ГЛАВА 2. Социальная адаптация российской диаспоры в 1920-1945 гг . 84
2.1. Правовое положение российских эмигрантов в регионе Дальнего Востока 84
2.2. Хозяйственно-экономическая деятельность российских эмигрантов 97
2.3. Проблема реэмиграции в СССР в 1920-1945 гг. 119
ГЛАВА 3. Организационные структуры российской диаспоры на дальнем востоке в 1920-1945 гг . 136
3.1. Общественные организации российской эмиграции и их деятельность в 1920-1930-е гг. 136
3.2. Научно-учебные и культурные организации российской диаспоры 157
3.3. Военно-экстремистские формирования в 1920-1945 гг. 188
Заключение 214
Список использованных источников и литературы 221
- Основные центры российской диаспоры в 1920-1945 гг.: Харбин, Шанхай, Сеул, линия КВЖД
- Количественный и качественный состав российской диаспоры в Китае, Корее, Японии и Маньчжурии в 1920-1945 гг
- Хозяйственно-экономическая деятельность российских эмигрантов
- Научно-учебные и культурные организации российской диаспоры
Основные центры российской диаспоры в 1920-1945 гг.: Харбин, Шанхай, Сеул, линия КВЖД
В конце 1922 года начался массовый исход белых войск из Приморья, что явилось пиком эмиграционного потока на Дальнем Востоке, первая фаза которого пришлась на период 1918-1921 гг. и протекала достаточно вяло; вторая фаза - 1922-1923 гг., когда в Китай, в основном в Харбин, переместилась значительная часть беженцев двумя путями - морем (30 кораблей под общей командой Г. Старка и Безуара, на борту этого каравана находилось около 7 тысяч беженцев) и сушей.
В ноябре 1923 года флотилия Старка вошла в устье реки Янцзы, однако китайские власти запретили высадку на берег. В нарушение этого запрета адмирал Г. Старк высадил 3 тыс. человек и дал приказ судам следовать в Манилу. Данная группа российских беженцев, высадившаяся в Янцзы, заложила основу русской колонии в данном регионе, которая впоследствии стала значительной частью российской диаспоры в Китае.
Одной из крупнейших составляющих российской диаспоры на Дальнем Востоке в 1920-1945 гг. являлась ее военная часть: т.е. солдаты и офицеры бывших белых армий, эвакуированные их командованием за рубеж и дислоцированные на китайской территории. "По прибытии в Китай белые войска безусловно разоружались местной администрацией; вооруженных людей китайские власти на свою территорию не пускали. Солдатам и беженцам оказывалось покровительство и энергичная помощь. Их кормили, для их временного размещения под Гирином и Чанчунем устраивались лагеря; перевозили беженцев туда на повозках, реквизированных у местного населения. 21 октября из Владивостока и Приморья в Китай и Корею выехало 9 тыс. беженцев. 29 октября на Хуньчунь и Корею эвакуировались 7 тысяч русских беженцев. К концу октября в лагерях для беженцев в Гиринской провинции скопилось до 10 тыс. русских, размещенных китайцами так, что жизнь их сложилась очень тяжелой: антисанитарные условия, холод, недоедание (паек- одна чумизная каша и картофель). Редкие данные о численности беженцев, приводимые белой прессой, отражали лишь вершину айсберга; более точное, хотя и тоже неполное, данные о численности населения Харбине в 1922 г. -185.042 чел." . Эвакуация российских белогвардейских воинских контингентов за рубеж носила добровольно-вынужденный характер, осуществлялась в основном методом компактной передислокации войск, хотя многие военные беженцы, прежде всего казаки, переходили российско-китайскую границу в индивидуальном порядке.
Стремительное массовое бегство из Владивостока осенью 1922 г., вызванное падением белого правительства Дальневосточной Республики, событийно очень напоминает бегство врангелевских войск и гражданских лиц из Крыма в ноябре 1920 г. При этом эвакуация оказалась даже более массовой: китайскую границу перешло 7000 человек военных и гражданских лиц2.
Необходимо отметить то обстоятельство, что на формирование российской диаспоры в Китае и других странах Дальнего Востока оказала большое влияние интервенция стран Антанты в 1918-1922 гг. в данном регионе, вследствие которой многие российские беженцы покинули территорию СССР в надежде переждать бурные события Гражданской войны за рубежом, под защитой войск Антанты; но затем вернуться в СССР им уже не удалось. "Конечно, не все харбинские русские мечтали о контрреволюции. Многие устали от насилия и были не прочь обосноваться в Манчжурии надолго. Некоторые обвиняли Японию, Англию, Францию и Соединенные Штаты за то, что их интервенция во время гражданской войны породила несбыточные надежды и лишила родины тысячи русских, которые иначе спокойно жили бы при советском режиме".
Число беженцев из России значительно возросло в результате падения Омского правительства (1919 г.), общего поражения белого движения и победы советской власти в Забайкалье (1920 г.) и на Дальнем Востоке в целом (1922 г.). 14 декабря 1918 г., по данным переписи, российских подданных в Харбине с пригородами проживало 38.024 чел. (18.962 мужчин и 19.062 женщин).4 Восточная волна примерно в 250.000 человек прокатилась через Сибирь к Дальнему Востоку. Около 1000.000 обосновалось в Манчжурии, где и до 1917 г. было немало русских, другие двинулись дальше и осели в Китае, Корее или Японии. Брызги всех четырех волн долетели до Канады (40.000), США (20.000), Южной Америке (3000) и Австралии (1700).
Эмиграционный поток российских эмигрантов на Дальнем Востоке является одним из наиболее крупных; он характеризовался тем обстоятельством, что основные очаги российской диаспоры в Китае сформировались в начале 1920-х гг. на основе уже имевшихся центров расселения российских граждан - вдоль линии КВЖД, в Шанхае, Харбине и т.п. Другой отличительной чертой миграционного потока российских беженцев являлось наличие больших организованных фрагментов эмиграции (например, флотилия адмирала Старка), значительный процент военнослужащих, а также добровольно-вынужденный характер эмиграции: большинство чинов белых армий, членов белогвардейских правительств и т.п. уезжали за рубеж из-за страха репрессий со стороны красных партизан и ВЧК.
Основной дальневосточный поток российских беженцев осел в Китае. Из 250.000 русских, эмигрировавших на Дальний Восток в 1918-1922 гг., чуть больше половины осело в Китае, в основном в Манчжурии и открытых портах - таких, как Шанхай, Тяньцзинь и Циндао. В Японию отправились лишь немногие - по словам царского дипломата Дмитрия Абрикосова, "отчасти из-за того, что попасть в Японию было труднее, отчасти из-за того, что русские, не знаю почему, в Китае обычно легче осваиваются".5 К тому же Китай находился рядом с СССР, что делало надежду на скорое возвращение более очевидной: перейти границу из Манчжурии на советскую территорию было несравнимо проще, чем возвращаться на родину морем из Японии. А надежды на скорое возвращение домой в 1920-е гг. у большей части российских беженцев были еще очень сильны. Поэтому фактор близости к СССР способствовал концентрации российских беженцев в районах Северного Китая в 1920-1930-е гг.
Количественный и качественный состав российской диаспоры в Китае, Корее, Японии и Маньчжурии в 1920-1945 гг
Эмигрантский Харбин 1920-1930-х гг. представлял из себя остаток как бы территории бывшей Российской империи XIX - начала XX века, сохраняя ее антураж, символику, стиль и манеру жизни. "Здесь, на улицах Харбина, при полном параде ходили бывшие генералы, полковники, штабс-капитаны, прапорщики и рядовые русской армии, многочисленные атташе разных экзотических стран, самозванные китайские генерал-губернаторы с маузером на боку, низкорослые и очкастые японские советники в штатском, которые через несколько лет надели форму с поперечными погонами и с длинной самурайской саблей под мышкой. На улицах города красовались вывески на русском языке. Сами улицы носили русские имена, а над городом блестели маковки церквей и восьмиконечные православные кресты. Здесь по-прежнему обращались "ваше благородие" и "ваше превосходительство". Здесь был как бы сколок Российской империи, где время остановилось октябрьским переворотом".
В рамках российской диаспоры на Дальнем Востоке историческое время действительно в определенном смысле застыло, остановилось; в данном регионе мира в наибольшей степени и полноте сохранился внешний образ дореволюционной жизни России. Впрочем, власти многомиллионной Китайской империи равнодушно смотрели на существование в своей стране подобных островков ушедшей России: они никакой опасности для них не представляли. "Харбин производит впечатление совсем патриархальное. Даже не дореволюционный, а прямо довоенный стиль жизни. Что-то совсем старомодное -словно "страна воспоминаний" из "Синей птицы".35
В российской диаспоре на Дальнем Востоке сохранялось православие; в годину суровых испытаний российские эмигранты нашли духовную опору в вере. В Харбине в 1920-1930-е гг. действовало много православных церквей: 22 храма; большинство из них было построено до 1917 года. На западной линии КВЖД в 1945 г. действовало 17 православных церквей; на восточной - 12 и на южной - 6 храмов. Вместе с харбинскими храмами по линии КВЖД было выстроено 64 православных храма.
Российская эмигрантская диаспора в Харбине являлась одной из старейших из наиболее крупных диаспор зарубежной России. Русское население в Харбине в 1917 г. составляло свыше 150 тыс. чел. В 1923 г. число русского населения в полосе отчуждения составило 400 тыс. чел. Состав пестрый, главным образом, рабочие и служащие КВЖД. Их число в 1916 г. - 19136, в 1920 г. - 23638, в 1921 г. - 20595, в 1922 г. - 18203 (включая китайских рабочих). По отчету управления КВЖД на 1 января 1923 г. среди 18362 агентов КВЖД - 6652 русских 60%. Еще в 1917 г. в северной части Северо-восточного Китая было 63 русских предприятия, за исключением добывающих. В 1922 г. в Харбине и по линии - 105: мукомольные (33), маслобытные (59), винокуренные (7), свеклосахарорафинадные (1), кожевенные (2).Число служащих 10 тыс. Многие работали в сфере быта, свыше 25 тыс.37
Со второй половины 1935 г. сдача жилья в наем стала еще менее доходной из-за массового выезда эмигрантов из Харбина советских граждан. В результате снизилась арендная плата, потребовался ремонт множества освободившихся квартир и т.п. 17 августа 1955 г. было заключено соглашение между Правлением Общества русских и китайских землевладельцев и домовладельцев с Бюро по делам российских эмигрантов о сотрудничестве.
Российская диаспора в Харбине в начале 1930-х гг. быстро криминализировалась, что было связано с необходимостью выживать в крайне сложных социальных условиях. "Гремучая смесь красных и белых была только одним из компонентов изменчивой харбинской атмосферы. В городе процветала контрабанда. Произведения искусства, меха и драгоценности, конфискованные большевиками во время революции, просачивались через Сибирь в Харбин и там продавались. Княжна Ольга Бодиско увидела в витрине советского магазина на Китайской фарфоровый чайный сервис ее матери. Искусство соединялось с наркотиками. Корейские и японские дельцы везли опиум из района Уссури и продавали китайским и русским торговцам, которые обслуживали растущую местную клиентуру. Вокруг так и вились "тайтику ронин" (странствующие самураи на континенте) и японские уголовники - их отличало странное сочетание идеализма и жадности, которыми будет пропитано все японское правление в Манчжурии после 1931 г."40 При этом правовая защищенность российских эмигрантов была даже ниже китайских граждан: российские беженцы не имели ни связей во властных структурах Китая, ни денежных средств для их подкупа.
В 1932-33 гг. в Харбине ощущалось "материальное оскудение городского населения, особенно русской его части", что привело к падению доходности домовладений из-за недополучения арендной платы с одновременным ростом расходов. В этих условиях Харбинское общество землевладельцев и домовладельцев предпринимало усилия для облегчения положения как своих членов, так и "вообще всех домовладельцев г. Харбина".
Российская диаспора в Харбине в 1930-е годы оказалась в крайне сложном положении: Китай захлестнула волна преступности и это негативно отразилось на положении российских эмигрантов: "К началу 30-х годов Харбин уже стоял на грани анархии. Мужчин было в нем вдвое больше, чем женщин. Количество смертей среди русских находилось в таком же отношении к количеству рождений, что объяснялось абортами, убийствами и алкоголем. Безудержные грабежи и похищения людей (иногда при потворстве полиции) вынуждали состоятельных граждан нанимать телохранителей".42 "Русский Харбин" периода 1930-х гг. оставил достаточно мрачное воспоминание в памяти российской дальневосточной диаспоры, став символом беззакония и криминальности.
Для "русского Харбина" была характерна высокая активность российских эмигрантских военно-политических организаций, наличие большого количества экстремистских структур российского зарубежья. "В Харбине было больше военизированных эмигрантских организаций, чем в любом другом городе Дальнего Востока, и их присутствие создавало там горячечную контрреволюционную атмосферу, что отличало этот город от Шанхая и Тяньцзиня. Многим харбинцам освобождение России от большевизма представлялось близкой реальностью; детей, родившихся после революции или вывезенных из России в младенческом возрасте, учили, что нужно готовиться к освободительной войне".43 Соответственно, Харбин в большей степени, чем другие центры российской эмиграции, привлекал и внимание советских спецслужб - ОГПУ, а затем НКВД.
Российская диаспора в Харбине в 1920-1930-е гг. стала фактически гротескным монстром "русского зарубежья" - выразив в преувеличенном виде все язвы и пороки эмигрантской "России № 2". "Харбин мог предложить русскому эмигранту почти все - и для тела, и для души. Многочисленные киоски продавали не только местные газеты - такие, как "Заря" и "Харбинское время", но и "Правду", "Известия", "Крокодил". Немало было русских учебных заведений, от детских садов до первоклассных институтов, большей частью финансируемых КВЖД (в Харбине действовали институт ориентальных и коммерческих наук, педагогический, юридический и политехнический институты). На тумбы клеились афиши, оповещавшие об исполнении произведений Бородина, Римского-Корсакова, Чайковского Харбинским симфоническим оркестром и Харбинской оперной труппой (оба коллектива действовали при КВЖД). Ресторан Унтербергера и Железнодорожный клуб предлагали попробовать жареного фазана (по цене, эквивалентной 45 центам за штуку - еда маньчжурских бедняков), черную икру (импортируемую по дешевке из СССР, который из-за дипломатической изоляции испытывал в 20-е годы трудности с ее продажей) и водку "Нега" местного производства
Хозяйственно-экономическая деятельность российских эмигрантов
Российская эмиграция на Дальнем Востоке в 1920-1930-е гг. активно втягивалась в криминальный бизнес данного региона, в основном построенный на торговле наркотиками и спекуляции: "Вся "деловая" жизнь Чанчуня сосредоточивалась главным образом на контрабандной торговле опиумом и "живым товаром". Опиум шел из русского Приморья и с юга Китая в Манчжурию -южную и северную, через Чаньчунь. Японцы не только смотрели сквозь пальцы на торговлю опиумом, но даже не препятствовали существованию опиекурилок в китайском городе. Главными поставщиками опиума были корейцы и русские железнодорожники КВЖД. На этом деле наживались все".
Российская диаспора в Китае в 1920-1930-е гг. достаточно эффективно использовала свои теневые структуры в целях наживы, точнее - получения хоть каких-то средств к существованию. При этом лидировали российские военные, в большей степени привыкшие к организованности и дисциплине, во многих случаях - владевшие личным оружием.
В то же время, российская диаспора на Дальнем Востоке обладала определенными капиталами и материальными ценностями, вывезенными в большинстве случаев эмигрантами в индивидуальном порядке из советской России. Так, автор раздела "Война и крушение Российской империи" в коллективном труде "Великая Маньчжурская империя. К десятилетнему юбилею. 1932-1942" отмечает, что в 1920-1921 гг. в Харбин нахлынули, в числе других беженцев, и состоятельные люди, бывшие коммерсанты с большими капиталами, заключавшимися в золотой монете, драгоценных камнях, дорогих мехах, запасах разных товаров. "Эти люди, - пишет он, - старались вложить свои денежные средства в покупку и строительство домов, в учреждение новых мануфактур, фабрично-заводских предприятий и проч."74
Перед российской эмиграцией на Дальнем Востоке с самого момента образования диаспоры встали трудные вопросы социально-экономической и бытовой адаптации, на решение которых были направлены ее основные усилия в первой половине 1920-х гг. "Перед этой массой беженцев сразу же по прибытии в Китай во весь рост встали проблемы быта, устройства своей, пусть временной, как они полагали, жизни в чужой стране с ее глубокими расовыми, религиозными, нравственными и бытовыми различиями по сравнению со всем тем, с чем приходилось сталкиваться когда-либо ранее. Большинство смотрело на свое пребывание в Китае как на временное - на полгода, на год, - надеясь вскоре, когда "все нормализуется", вернуться назад в Россию, к своей прежней привычной жизни. И только часть наиболее дальновидных отдавала себе отчет в том, что все происшедшее с ними - это надолго. Однако даже "временное устройство" было серьезной проблемой".
Социально-бытовая адаптация российских казаков-эмигрантов в Китае проходила намного быстрее и легче, чем у представителей интеллигенции или деловых кругов. Казаки-эмигранты системно воспроизвели привычным им социально-хозяйственный мир и в нем существовали на протяжении двух с половиной десятилетий. Линейные казаки занимались хлебопашеством и животноводством, преобразив прежде пустынный край, в котором они завели пашни, развели тысячи и тысячи голов лошадей, рогатого скота, баранов, свиней и верблюдов и заложили прочную материальную основу своего многолетнего существования в Манчжурии. Особенно в этом отношении славился район Трехречья.
В докладах Совета Харбинского общества русских и китайских землевладельцев и домовладельцев и материалах ревизионной комиссии содержатся данные об активной помощи правления нуждающимся российским эмигрантам.76 Шанхайский и Харбинский бело-казачий союзы пытались организовать выдачу пособий нуждающиеся эмигрантам. Многие казаки обращались в "Казачий союз" с просьбой о выдаче пособий. Руководство "Казачьего союза" в Шанхае обращалось с письмами в газеты "Шанхайская заря" и "Россия" с призывом о выделении пособий особо нуждающимся российским эмигрантам.79
Харбинское общество землевладельцев и домовладельцев активно действовало в 1930-е гг. Обществу удавалось облегчить положение необеспеченных русских домовладельцев. Так, в 1935 г. в результате его действий недоимущим по оценочно-налоговому сбору была предоставлена отсрочка, часть домовладельцев получила кредиты от Банка домовладельцев, по ходатайству правления Общества Городское управления Великого Харбина сложило оценочный налог за 1934 г. с лиц, пострадавших от наводнения, и пр.80
В июле 1925 г. в Шанхае начались забастовки служащих, матросов, портовых рабочих, муниципальных служащих. При этом от китайских и иностранных учреждений (главным образом - британских) стали поступать заявки на "политически благонадежных" рабочих, готовых выступить в роли штрейкбрехеров.8 В данной ситуации российская диаспора выступила в роли резервуара рабочей силы: Комитет создал "Бюро труда", при этом, однако, специально проверявшее эмигрантов на предмет отношения к советской власти и большевикам и, в случае наличия неудовлетворительных сведений, исключил претендентов из списка.
Комитету помощи русским беженцам в Шанхае удалось провести значительную работу по трудоустройству эмигрантов: с начала июля по 10.7.25 г. зарегистрировано 1450 чел., устроено на работу 970 чел. со средним окладом 3 мекс. долл. в сутки, 480 - отказано. После прекращения забастовки охраняли свои рабочие места около 500 чел.83 Российские военные формирования получали денежное жалование от китайских властей. 4
Российская диаспора в Китае находилась в прямой зависимости от отношения к ней со стороны сельских властей. Так, "отзывы китайской сельской верхушки о поведении белых" на китайской территории были достаточно положительными.
Научно-учебные и культурные организации российской диаспоры
В Харбине в 1923 году Я. Варшавским был организован камерный театр. За театральный сезон с 27 мая по 20 сентября 1923 г. коллективом этого театра было сыграно ПО спектаклей, были поставлены три камерных вечера. Среди спектаклей были сыграны: "Поток", "Идиот", "Иван Миронович", "Царевич Алексей" и др.54
Большой популярностью в российской дальневосточной диаспоре пользовалось творчество поэта Всеволода Иванова, возрождавшего в своей художественной деятельности образы допетровской Руси, что соответствовало общему ностальгическому настрою российской эмиграции на Дальнем Востоке.55 В 1929 году российский дальневосточный поэт Арсений Несмелов выпустил книгу стихов "Кровавый отблеск", ставшую бестселлером российской диаспоры в Китае и Манчжурии.5
В мире Зарубежной России 1920-1930-х гг. российская диаспора на Дальнем Востоке имела ярлык "провинциальной": часто деятели культуры и науки не получали признания в европейских центрах зарубежья потому, что они являлись выходцами из Харбина, Шанхая, Тяньцзина и т.п. Так, например, известный поэт и литератор Арсений Несмелов, живший и работавший в Харбине, по этой причине не публиковался в Париже и Белграде, и был малоизвестен в российских европейских эмигрантских центрах.57
Признанным мастером живописи был Н.Л. Кошевский, который окончил в Париже художественную школу "Академи Жюльян". Его учителями были известные французские профессора Лоран, Пугеон и Бошар. Во Франции картины Кощевского неоднократно награждались медалями на больших выставках. Парижская пресса отмечала яркий талант и особенности художественного письма русского художника. Во время пребывания Кошевского в Голландии, где он изучал живопись, пять его картин купил один из художественных музеев, имевших лучшую коллекцию картин в стране.
В 1931 г. Кощевский вернулся в Китай. Он стал изучать китайское искусство и прошел наглядный курс антропологии у профессора СМ. Широкогорова. Живя в Китае, Кощевский продолжал участвовать в парижских салонах, выставляя там свои картины. Особую известность получила его картина "Человек из Шаньдуня". Кощевский был и хорошим скульптором. В Китае его полотна видели многие города: Пекин, Тяньцзинь, Шанхай и, конечно же, Дайрен. Летом 1940 г. в мастерской художника побывала Хаиндрова. "Не замечая времени. - писала поэтесса, - забыв о срочном деле, которое меня ожидало, переходила я от одного яркого полотна к другому, все более и более убеждаясь в том, какой большой художник по странной прихоти судьбы очутился в заурядном в художественном и культурном смысле Дайрене".58
Русские живописцы тоже вносили свой вклад в культурную жизнь Дайрена. Их преимуществом было то, что язык кисти не требовал переводчиков. Особое место среди них занимал П.И. Сафонов, получивший образование в Московской школе живописи, ваяния и зодчества. Офицером он участвовал в первой мировой войне, а затем и в гражданской войне в Сибири и на Дальнем Востоке. Все пережитое нашло отражение и в его произведениях. "Талант его многогранен, -писал один критик, - на одном холсте он поражает взгляд сочностью красок, игрой света и тени, на другом - он захватывает передачей бытовой сцены и жанром, выполненным с большим мастерством. Может быть, мимо этих картин равнодушно пройдет иностранец, которому никогда не понять, что такое мороз в сорок градусов, может быть, эти картины, как вечные памятники недавнего прошлого, некоторым придутся не по сердцу, но для российского эмигранта все творчество П.И. Сафонова есть могучий, страстный призыв к новой борьбе за освобождение нашей России"59. В картине "Бой на Волге" на фоне бескрайнего простора реки на переднем плане орудийный расчет армии Директории. В "Бою под Кармановым" нарисован пейзаж окрестностей Уфимской губернии, где стройными цепями совершают перебежку уфимские стрелки. А вот как критик описывал живописное полотно "Село Дуван после боя": "Художник хотел показать, что в рядах белых были "не генералы в золотых эполетах и широких лампасах, не "купцы толстопузые", не помещики, приехавшие из "Ницц-Биариц", а дрался простой народ...". Картины Сафонова послужили иллюстрациями к известной книге Серебренникова. Историк справедливо посчитал, что произведения Сафонова наиболее зрительно покажут печальный для белых конец гражданской войны".60
На скромной должности в крупной иностранной фирме служит в Дайрене Т.А. Потапов. Его дело не имело никакого отношения к искусству, но он был художником и, по признанию критиков, мог считаться настоящим мастером. Искусством начал заниматься в 1923 году. Руководил "Студией Апполон" и художественным кружком Христианского союза молодых людей в 1933 г., у него были хорошие ученики. Потом переехал в Шанхай, где терпел нужду: он продал много своих произведений иностранцам. Работая в фирме, все свое свободное время он отдавал искусству, шлифуя свое мастерство. Хаиндрова писала о нем в "Рубеже": "Почти все его произведения написаны разумом. И, технически, он идет по одному пути с более современными европейскими мастерами, которые не пишут, как русские, нутром; изучая природу, они не идут от природы к себе, а наоборот, от себя к природе".61
В российской диаспоре на Дальнем Востоке бурно развивалась музыкальная жизнь в 1920-1930-е гг.: "Летом в саду Железнодорожного собрания по вечерам играл симфонический оркестр под управлением дирижеров Эммануила Меттера и Слуцкого, духовный оркестр, которым руководил Винчи. В осенне-зимний период шли оперы, оперетты, спектакли, драмы, выступал квартет в составе: Н.А. Шиффблат - 1-я скрипка, В.ЛД. Трахтенберг - 2-я скрипка, И.Э. Кениг - альт, И.М. Ульштейн - виолончель".
