Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА І. ГОРОДОВОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ЕКАТЕРИНЫ II В ИСТОРИОГРАФИИ. ИСТОЧНИКИ ИССЛЕДОВАНИЯ 13
1.1. ИСТОРИОГРАФИЯ 13
1.1.1. Цели городской политики Екатерины II и представления императрицы о роли городского сословия и функциях города в государстве 16
1.1.2. Проблема сословного структурирования общества в России второй половины XVIII в 21
1.1.3. Екатерининская городская политика и законодательство XVII -
первой половины XVIII вв. Значение и роль Жалованной Грамоты городам 1785 г 43
1.1.4. Учреждения для управления губерний 1775 г. и административная реформа Екатерины II 52
1.1.5. Влияние иностранного права и идей западноевропейских философов на «Наказ Комиссии о сочинении проекта нового Уложения» и законодательство Екатерины II. 62
1.1.6. Социально-экономическое развитие русского города второй половины XVIII в.. 79
I. 2. ИСТОЧНИКИ 92
ГЛАВА II. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СОЦИАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
ЕКАТЕРИНЫ И: ГОРОД И ГОРОЖАНЕ 100
11.1. «Третье сословие» в «Наказе» Екатерины II 100
11.2. Вопрос о развитии городов и земледелия в «Наказе» 105
11.3. Типология городов в работах И.Г.Г.Юсти и Екатерины II 115
11.4. Строительство и управление городов в работах И.Г.Г.Юсти и Екатерины II 119
11.5. Вопрос о торговле и ремесленных цехах в работах Екатерины II и европейских философов XVIII в 121
И.6. Влияние трудов У.Блэкстона на социальное законодательство Екатерины II 127
И.7. Русское общество XVIII в. и проблемы сословной терминологии 141
ГЛАВА III. ГОРОДОВОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО 60-90-х годов XVIII века 162
111. 1. Петровское законодательство в отношении городского насления 163
111.2. Законодательство в отношении городского населения в 1730-е- начале 1760-х гг 169
111.3. Законодательство>катерины II в отношении горожан 171
111.3.1. Запись в посад и налогообложение купечества по законодательству 1762-1775 гг 171
111.3.2. Манифест 17 марта 1775 г. и подготовка положения «о выгодах купеческих» 175
111.3.3. Запись в город после 1775 г 199
111.3.4. Запись иностранцев в купечество и мещанство. Городская реформа в остзейских губерниях 210
111.3.5. Реформа магистратов в 70-е гг. XVIII века 217
111.3.6. Купеческие привилегии в законодательстве 70-80-х гг. XVIII века 223
Заключение 235
Список использованных источников и литературы 247
I. Неопубликованные источники 247
II. Опубликованные источники 249
III. Литература 251
Примечания 267
- Цели городской политики Екатерины II и представления императрицы о роли городского сословия и функциях города в государстве
- «Третье сословие» в «Наказе» Екатерины II
- Петровское законодательство в отношении городского насления
Введение к работе
История реформ - традиционная тема исследований в исторической науке. Реформы XVIII века - наиболее плодотворного, но и самого противоречивого в этом отношении -особенно интересны в свете поставленного ими вопроса об историческом пути России. Он до сих пор занимает центральное место в общественной мысли.
Данное диссертационное исследование посвящено одному из аспектов реформаторской политики Екатерины II - городу как объекту реформ и городовому законодательству как средству их реализации. Наш интерес к этой проблеме вызван той ролью, которую город играет в развитии общества как пространственная, хозяйственная, социокультурная среда обитания и бытия человека. Как пишет А.А.Сванидзе, во все эпохи город повсюду выступал как центр своего времени, как своего рода «общественное ядро», которое воплощает уровень и особенности общества, его социальной стратификации и культуры в широком смысле слова . Вопрос о природе и специфике городского развития имеет принципиальное значение для Европы, считает А.Л.Ястребицкая, для более глубокого познания механизма движения мировой истории и оформления европейской цивилизации, ее хозяйственных, социальных, культурных, политических основ, регионального своеобразия, ее этнокультурного облика . Горожане (или буржуазия в первоначальном значении этого слова) и город принадлежат к центральным явлениям, которые охватывают историческую действительность на всем ее протяжении и не могут быть разделены на части3.
Город XVIII в. в Западной и Центральной Европе имел свою специфику, проявившуюся в его отношениях с государством. Меркантилистские тенденции в политике и идеологии европейских государств заставили последние поощрять экономическую деятельность горожан, касалось ли это усиления государства или социально-экономического ослабления дворянства. Однако как только государства начали регламентировать торговлю и ремесло и вносить изменения в исконные сословные привилегии и городское право, города восприняли это вмешательство как неправомерное и стали защищаться4. Это положение верно для России только в своей первой части. Характер русского города был обусловлен особенностями его возникновения (административных центров, а не комплексных структур, имеющих и административные, и экономические, и военные функции) и ролью в истории России. Эта роль определялась спецификой социальной структуры русского общества, уходящей корнями по крайней мере в эпоху татаро-монгольского завоевания. Итогом ее развития к началу XVIII в. стало общество особого типа, где принадлежность к тому или иному социальному слою определялась не рождением или имущественным положением, а
4 видом службы по отношению к государству. В этой системе город служил источником финансов и бесплатных человеческих ресурсов для государства, находившегося в состоянии войн и, как следствие, территориальных изменений . Хотя, например, И.И.Дитятин, автор труда, где впервые анализировались особенности города и положения городского населения в России, полагал, что по своему происхождению древнерусские города аналогичны западноевропейским, их развитие и устройство он считал сходными только в период до образования Московского государства, когда горожане попали в зависимость от государства, а город потерял свое самостоятельное политическое и местное значение. Таким образом, по И.И.Дитятину, история русского города - история регламентации, преобразований торгово-промышленного городского населения верховной властью и пассивности посадской общины. Государство интересовалось лишь сбором податей и выполнением служб, а если и населением, то лишь его численностью и полнотой, но не качеством5. П.Н.Милюков на том основании, что русский город не являлся продуктом внутреннего экономического развития, противопоставил его западноевропейскому. Настоящее торгово-промышленное население, полагал историк, жило вне города, на посаде и в слободах, а на юг от Оки все без исключения города были оборонительными пунктами с преобладанием военного элемента .
Хотя, с одной стороны, характер развития городов не изменился и в XVIII в., но во второй половине столетия, в эпоху, которую называют периодом «просвещенного абсолютизма», складываются особенные взаимоотношения города и власти. В официальных документах («Наказе», Жалованной грамоте городам 1785 г.), по словам В.Р.Тарловской, возникает некий идеальный образ города. Рассуждения «Наказа» Екатерины II о законе, который бы определил, что есть город, «кто в оном почитается жителем и кто составляет общество того города» (ст. 393), отвечают духу и практике «просвещенного абсолютизма», -в этот период город выделяется «как некий особый организм» с присущими ему чертами. Политика шла не от реальности к закону, а наоборот, поэтому в ряду системообразующих факторов городской жизни особо выделяется роль государственной политики, внедрение новых элементов культуры, неоднородность развития города на территории России7.
Города создали облик современной Западной и Центральной Европы, ее хозяйственные, социальные, политические основы. В Средние века сформировалась особая городская культура, ставшая впоследствии источником либеральных идей и породившая гражданское общество современного типа. Главной отличительной чертой средневекового «европейского города» (если использовать конструкцию идеальных типов Макса Вебера)
Отношения города и власти в России в XVII-XIX вв. проанализированы в монографии: Hittle J.M. The Service City. State and Townsmen in Russia, 1600-1800. - Harvard: Harvard Univ. Press, 1979.
5 было отделение города от сельской округи, означавшее определение пространства, на котором функционировало особое городское право (это положение верно для германских и итальянских городов, утверждал австрийский историк Отто Бруннер в статье, посвященной
типологии «русского» и «европейского» города ). Причем с расцветом городской общины совпал подъем цехов, существование которых в Киевской и Московской Руси недоказуемо9, как и отделение города от округи.
В отличие от европейских, города на Руси, по мнению О.Бруннера, были центрами относящихся к ним волостей, а их социальная структура ничем не отличалась от социальной структуры сельской округи. На обеих территориях жили одни и те же группы населения: свободные и несвободные. Таким образом, отсутствовало правовое различие между населением города и деревни, а закрепощение затронуло все слои общества: дворянство было обязано военной службой государю, а горожане, точнее, посадские, постепенно лишались свободы передвижения (окончательно - по Уложению 1649 г.). Эти и другие черты русского города позволили бы причислить город России к «восточному» типу, если следовать типологии М.Вебера. Но факт отсутствия собственного права, автономии и особого сословия горожан - обладателей этих привилегий - вообще не позволил Веберу признать существование города в России10. Между тем, по мнению О.Бруннера, правильнее говорить о неком повсеместно распространенном в древности типе города, к которому принадлежали как древние русские, так и европейские города раннего средневековья. В этом случае можно было бы рассматривать европейский и античный город как исторически исключительные формы, отделившиеся при определенных условиях от универсального городского типа - «восточного», так как он находился за пределами Европы и частично сохраняется до сих пор. Своеобразие раннеевропейского города, по О.Бруннеру,проявлялось во взаимоотношениях городской общины с властью. Они выражались в расположении резиденции местного правителя не в центре, а на окраине поселения11. В городской общине, таким образом, оставалось пространство для развития собственной социальной структуры и особого «гражданского» этоса, что позволило европейскому городу четко отделиться от феодально-крестьянской округи, в отличие от городов других культур. Но это не исключает связей высших городских слоев с дворянством посредством землевладения, браков и стиля жизни, превращения городских родов в поместные дворянские, или наоборот, дворян - в бюргеров12.
Отношения между господином города и городской общиной в Европе, таким образом, зиждутся на представлении о праве как о стоящем над человеком и Богом данном порядке. Долгое и эффективное функционирование права в Европе зависело от подвижных
отношений между духовной и светской властями, предотвращавших любое явление, которое можно было бы отнести к феномену «цезаропапизма». Очевидно, однако, что в России эти предпосылки отсутствовали. Свою концепцию О.Бруннер аргументировал известньм положением о типологическом отличии русского феодализма от европейского и родственной связи первого с феодальными формами исламских государств как формами
«государственного феодализма» .
Эти особенности социальной структуры, в частности, институт «службы», давно заслужили пристальное внимание современной западноевропейской и американской историографии, продолжившей во многом (например, проблематикой и предметом исследования) традиции русской дореволюционной исторической науки. В ней русский город давно занял прочное место объекта исторического исследования как индикатор глубинных исторических процессов. В самой России особенности городского развития, отсутствие городской культуры «европейского» типа привели к тому, что интерес к феномену города в русской общественной мысли и, как следствие, у ученых-гуманитариев был развит недостаточно и до сих пор носит непостоянный характер.
Стремление в определенной мере восполнить этот пробел способствовало выбору в качестве объекта исследования для данной диссертации городового законодательства России второй половины XVIII в. Оно рассматривается здесь предельно широко: в него включено не только то, что осталось на поверхности исторического процесса, т.е. законодательные акты, опубликованные в Полном собрании законов Российской империи, но и планы, наброски, законодательные проекты, подготовленные лично Екатериной II, другими лицами и различными учреждениями: Комиссией о Коммерции и частной комиссией о среднем роде людей при Уложенной Комиссии- 1767-1771 гг., а также Сенатом. В данной работе представлено то направление в законодательстве Екатерины II, которое своей целью имело создание городского сословия как части «полицейского государства». Для этого направления характерна тенденция унификации, отвечавшая политическим и социальным представлениям императрицы.
Предметом исследования в диссертации являются заимствованные Екатериной II и положенные в основу ее реформаторской программы идеи социального устройства общества, а также концепции экономического развития, созданные западноевропейской политико-экономической и философской мыслью, выработанные в ходе политических и литературных дискуссий в XVII-XVIII вв. Будучи осмыслены и переработаны в соответствии с представлениями императрицы о действительности, они легли в основу реформаторских
7 программ, планов и проектов, были отчасти воплощены в городовом законодательстве ее царствования.
Такая формулировка предмета исследования не означает, что данная работа целиком находится в рамках так называемого «идеалистического» подхода, берущего свое начало в философии права и понимающего абсолютизм исключительно через сферу идей, политику и законодательство. Автор диссертации стремится придерживаться описанной А.Н.Медушевским тенденции исследования абсолютизма, состоящей в соединении «идеалистического» подхода с социологическим, называемым также веберовским. Для этой тенденции характерна разработка вопросов социальной стратификации и социологии власти абсолютистских режимов, изучение различных факторов, влияющих на их развитие, в том
14 ТТ " -г»
числе экономических и социальных . Для анализа социальной терминологии России второй половины XVIII в. в работе использована теория американского лингвиста Э.Сепира, согласно которой полный словарь того или иного языка можно рассматривать как комплексный инвентарь всех идей, интересов и занятий, привлекающих внимание изучаемого общества .
Данное исследование необходимо предварить экскурсом в область используемых здесь понятия «город». Его семантическое поле достаточно обширно. Оно включает в себя город не только в территориальном, но и в экономическом и административном смысле. М.Вебер в своей работе «Город» указал на два значения этого термина: экономическое и территориальное. И если в первом смысле городом можно назвать любое поселение, где есть рынок, то во втором определяющим является политический аспект, а именно особое правовое положение жителей внутри городской черты16. В советской исторической науке принимались во внимание критерии города, отвечавшие, скорее, первому значению слова «город». Например, о необходимости выработки четких критериев для научного определения города в различные эпохи писал Я.Е.Водарский. С его точки зрения, эти критерии должны характеризовать степень развития в городе промышленности, торговли, отрыва населения от земледелия и наличие какого-то минимального (для города) числа жителей. Только после этого возможно определить и сравнивать численность и удельный вес городского населения в разные эпохи на научной основе . Исходным для данной работы является второе значение слова «город»: структура, сосредоточившая в себе определенный социальный слой, который в европейской традиции называется «третьим сословием». При этом в данном исследовании городами, по предложению Б.Н.Миронова, считаются те поселения, которые называются таковыми в источниках, что позволяет понять, почему современники считали их городами, а себя - горожанами18. Поэтому при анализе законодательства основное место уделяется
8 правовым актам, регулирующим социальное устройство городских жителей. В задачи нашей работы входит и рассмотрение термина «третье сословие» и его применимости к законодательству второй половины XVIII в.
Хронологические рамки исследования ограничены годами правления Екатерины II: с 1762 по 1796 г. В такой относительно короткий отрезок времени сложно уловить динамику социально-экономических процессов, но наш выбор оправдан тем, что эти годы составили целую эпоху в общественно-политической истории России. В правление императрицы Екатерины II происходят существенные изменения в отношениях государства и общества, в основе которых лежало реформирование социальной структуры, формирование сословий. Главная роль законодательства в этом процессе обусловила значение личности Екатерины II как его непосредственного творца, что и позволяет сконцентрировать исследование на годах ее правления. Но и отрезок времени в 34 года показывает, как возникшие в иных условиях и для иных целей идеи воспринимались, адаптировались (или сохранялись в неизменном виде), так или иначе искали своего воплощения в России.
Значение XVIII в. (и его второй половины) для осмысления одного из коренных вопросов русской мысли и европейского самосознания - вопроса об отношениях России и Запада - несомненно: в эту эпоху произошел многократный рост масштабов участия России в жизни Европы, а европейцев - в жизни России . Проблема влияния западноевропейских идей и их заимствования в период правления Екатерины II была поднята еще в работах В.О.Ключевского и В.А.Бильбасова20, но только в начале XX в. в работах А.А.Кизеветтера и В.А.Григорьева наметился отход от ее недооценки. Ученых интересовал в первую очередь аспект применимости «чужеземных» идей к реальности России второй половины XVIII в. В советской исторической науке проблема иностранных влияний- на екатерининское законодательство до О.А.Омельченко не изучалась, ее упоминание ограничивалось замечаниями об «обирании» Екатериной II европейских философов. И до сих пор системного анализа этой проблемы как одной из основополагающих для осмысления внутренней политики Екатерины II не проведено.
С учетом сложного спектра проблем, актуальности и недостаточной изученности предмета, целью диссертации является анализ екатерининского понимания города как составной части государственного устройства, функций города в империи и институтов управления городом. В конечном итоге в центре внимания в диссертационном исследовании оказывается изучение замыслов императрицы в области сословного устройства городского населения как части создаваемой в ходе реформ второй половины XVIII в. новой социальной структуры России.
В задачи настоящей работы входит выяснение представлений императрицы о значении городов в жизни государства и роли городских жителей в экономике и социальной структуре, выявление происхождения этих представлений и их зависимости от философских, экономических и социальных идей эпохи, установление связи между екатерининским законотворчеством и законодательством. Обращаясь к истории идей, мы берем за основу концепцию, согласно которой язык, миф, историческая и научная мысль создают, а не отражают «реальный мир». Формулировка.концепции принадлежит немецко-американскому философу-неокантианцу Э.Кассиреру. В отечественной науке она развита в трудах тартусско-московской семиотической школы на примерах воздействия текстов литературы и искусства на человеческую личность. Природа и особенность этической мысли такова, считал Э.Кассирер, что она никогда не может ограничиться принятием «данного», поэтому «великие политические и социальные реформаторы постоянно сталкивались с необходимостью подходить к невозможному как к возможному» . В связи с этим встает вопрос о соотношении идеала и реальности: будущее становится «идеалом», предпосылкой высшей культурной деятельности, но не просто ожиданием, а императивом человеческой жизни, который выходит за пределы практических нужд, а в своей высшей форме - за рамки эмпирической жизни вообще .
Исходя из идеи «общего блага» («блаженства каждого и всех»), достижение которого считалось обязанностью государя, императрица Екатерина II представляла себе будущие законы таким образом, что они «должны служить и Азии и Европе», несмотря на разницу «в климате, в людях, в привычках, даже в мыслях», и быть «платьем», которое бы годилось для всех . Следовательно, условием достижения «общего блага» было создание универсальных законов. Трудность воплощения этой задачи состояла к том, что, согласно авторитетному в " середине XVIII в. политическому учению Ш.Монтескье, законы должны были соответствовать «физическим свойствам страны, ее климату... качествам почвы, ее положению, размерам, образу жизни ее народов... степени свободы, допускаемой устройством государства, религии населения, его склонностям, богатству, численности, торговле, правам и обычаям» , - почти невыполнимые условия в реальности Российской империи. Но императрица была уверена, как отмечает американский историк Дэвид Гриффите, в том, что добродетель происходит из порядка, и чтобы сделать людей добродетельными, следует упорядочить их жизнь до самой последней мелочи. Ее убежденность в том, что человеческое счастье определяется законами, в сочетании с необыкновенной увлеченностью деталями делает Екатерину II одним из последних просвещенных монархов, а ее Грамоты 1785 г. - одним из последних памятников
просвещенного абсолютизма25. По замыслу императрицы, эти Грамоты должны были стать законом, оформляющим сословную структуру в России; последняя являлась необходимым условием модернизации, на путь которой вступила Россия на рубеже XVII-XVIII вв.26, социальной основой формирования административного аппарата . С другой стороны, именно сословия европейского типа считались гарантией от деспотического правления28. В отличие от монархии, основанной на «установленных неизменных законах», деспотия управлялась волей государя . Сама природа монархического правления, согласно учению Монтескье, «требует наличия нескольких сословий, на которые опирается власть государя». Благодаря этому, государство получает большую устойчивость, его строй оказывается более прочным, а «личность правителей - в большей безопасности»30.
Описанная схема представляет собой модель - продукт мыслительной и идейной деятельности императрицы, а по сути - утопию русской социальной философии. Но, как отмечает А.Б.Каменский, Екатерина, неплохо знавшая политическую историю европейских стран, не просто видела перед собой некие модели, пригодные для использования, но вполне ясно представляла процесс их складывания, а следовательно, могла оценить достаточно критично31. Поэтому очевидно, что Екатерина II не заимствовала рассмотренную схему из французского социального устройства, ибо она, с одной стороны, вступила бы в противоречие с критикой французского общества, которая раздавалась из лагеря почитаемых (с некоторыми исключениями) Екатериной французских просветителей. С другой стороны, сословное устройство Франции обнаруживало существенный изъян: оно не делало различия между городскими жителями и крестьянами. В социальной реальности России XVIII века это было невыполнимым условием: идеальное «третье сословие» Западной Европы было принципиально несовместимо с русской реальностью ввиду закрепощенного положения тех, кто должен был бы составить значительную его часть. Этим объясняется четкое разделение между «средним родом людей» и «земледельцами», установленное «Наказом». Также следует учитывать, что императрица не собиралась предоставлять сословных прав духовенству32.
Сословия при Екатерине II стали со всей очевидностью неотъемлемыми частями абсолютизма как институты, передающие волю регулярного государства. Последнее обеспечивалось вторжением государственного управления в изолированный мир дворянской власти и городских общин через «благочиние», публичный суд, регулирование крестьянских повинностей, ослабление запрета на внецеховое ремесло, а также стремление поставить всех
* Мнение о заимствовании Екатериной II сословной модели Франции распространено и в современной историографии. См., например: Hildermeier М. BUrgertum und Stadt in Rufiland 1760-1870. - Koln/Wien, 1986. - S. 59.
подданных в распоряжение нужд государства. Власть создала себе вполне пригодную базу, на которой могла основываться система местного управления. Корпорации в России становились «государственными сословиями», подобно прусским . И в этом смысле влияние немецкого полицейского права, «науки о государственном благочинии», на социально-политическую мысль и законодательство второй половины XVIII в. было гораздо глубже, чем французской философии или английского права. Однако неспособность государства заставить работать на «общее, благо» созданную им же социальную структуру свидетельствует об утопичности моделей государственного устройства екатерининской эпохи. Ю.М.Лотман писал, что одной из основных черт русской культуры послепетровской эпохи было «своеобразное двоемирие: идеальный образ жизни в принципе не должен был совпадать с реальностью»34. Социальное законодательство екатерининской эпохи было, как и многие законодательные акты эпохи Просвещения, продуктом не столько реальности, сколько представлений о том, какой она должна быть. Многие концепции Просвещения, по мнению Э.Кассирера, были символическим построением, предназначенным для описания и воплощения нового будущего для человечества, то есть утопией. Поэтому в философии Просвещения утопия стала и самостоятельным жанром, и мощным орудием против существующего политического и социального порядка 5.
Новизна данной работы обеспечивается осуществленным впервые комплексным исследованием городового законодательства в рамках программы реформ екатерининского царствования, в общем контексте ее сословной политики, в единстве с задуманными и созданными императрицей, Сенатом и различными комиссиями проектами городских преобразований и в контексте общественно-политической мысли эпохи. В диссертации установлено происхождение нескольких статей «Наказа», введены в научный оборот проекты и черновые записки Екатерины II, а также сенатский проект 1775 г. «о выгодах купечества и мещанства». На основе обнаруженных автором законодательных актов - нескольких указов 1775 г. - в диссертации представлен новый взгляд на сословно-податную реформу 1775 г. Рассмотрение программных документов и законодательства второй половины XVIII в. в контексте поставленных императрицей целей позволяет поставить реформы екатерининского царствования в России в контекст европейской общественно-политической мысли XVIII в.
Данная диссертация состоит из введения, трех глав (разбитых, в свою очередь, на разделы), заключения, списка сокращений и списка использованных источников (неопубликованных и опубликованных) и литературы. В первой главе рассматриваются использованные в работе источники и анализируются существующие в отечественной и зарубежной литературе точки зрения на рассматриваемую в диссертации и смежные
проблемы (это необходимо, так как центральная проблема исследования связана с другими аспектами политики Екатерины II). Во второй главе осуществляется текстологический и содержательный анализ программных документов императрицы, ее собственноручных проектов (по большей части неопубликованных) и проектов различных лиц в области создания «третьего сословия», устанавливается их связь с актуальными политико-экономическими сочинениями философов XVIII в. На основе выводов, полученных во второй главе, в третьей проводится анализ городового законодательства второй половины XVIII в. в контексте современных идей, в соответствии с его целями и итогами. В заключении подводятся итоги изучению взглядов Екатерины II на город и исследованию сущности социального законодательства в России в екатерининскую эпоху.
Попытка возвратиться к «истории идей», столь распространенной в дореволюционной историографии, заставила нас ограничиться изучением городского законодательства, его источников, проектов. Поэтому в данной работе не затрагиваются вопросы реализации законодательства, его воплощения в жизнь и влияния на последующее развитие русского города. При этом мы не только не отрицаем значения этой проблемы, но, более того, считаем ее необходимой частью исследования реформ второй половины XVIII в., заслуживающей, однако, отдельной разработки, в первую очередь, теоретической (социально-экономическое развитие городов России второй половины XVIII в., на наш взгляд, достаточно хорошо
"5*7
изучено в советской исторической науке ). Город как объект исследования неотъемлемо
связан с вопросами развития торговли, промышленности, экономики в целом, которые, хотя и
не исследуются специально в рамках данной работы, требуют обращения к ним по ходу
исследования. Вне данного исследования остались также ремесло и цехи в екатерининском
законодательстве, поскольку эта проблема несколько обособлена от центральной темы —
исследования. В данной работе ремесленники рассматриваются в совокупности с городским
населением как подлежавшие общим с ним законам. Вопрос о цехах находится в тесной связи
с устройством городской полиции, или «благочиния», законодательство о котором требует
особого изучения. Рамки и задачи данной работы не позволили глубоко исследовать
законодательство административной реформы, которая шла на протяжении почти всего
царствования, начавшись новыми штатами 1763 г. и продолжаясь устройством новых
городов, губерний и наместничеств вплоть до 1796 г. При этом очевидно, что изменение
административного устройства также было причиной изменений
в социальном статусе населения и одним из главных факторов, вызвавших к жизни строительство, планировку и перепланировку городов империи.
Цели городской политики Екатерины II и представления императрицы о роли городского сословия и функциях города в государстве
Екатерининская городская политика, как пишет А.Б.Каменский, представляется органичной частью внутренней политики и реформ второй половины XVIII в. Особенностью последних является целостность, продуманность, наличие плана и единой программы18. Екатерину II как реформатора отличает от ее предшественников то, что при вступлении на престол она была человеком со сложившимися и вполне определенными убеждениями и политическими взглядами, которые мало изменились за 34 года царствования, хотя корректировка в них, несомненно, произошла . Это обеспечило внутреннюю связь реформ, в т.ч. городской и административной, со всей внутренней политикой Екатерины И. Впервые ее целостность отметил Е.Анучин в «Историческом обзоре развития административно-полицейских учреждений в России». Реформы екатерининского царствования он представил как воплощение одной программы, реализовывавшейся в три этапа: издание Наставления губернаторам в 1764 г., созыв Уложенной .Комиссии в 1767 г., издание Учреждений 1775 г. Анучин считал, что пути дальнейшего реформирования - развитие местного управления и выборного начала в суде и администрации - выработала Уложенная Комиссия20. Он обращает внимание на то, что Учреждения 1775 г. были не «цельным созданием», а только о ной частью обширной, но неосуществленной системы разработанных Комиссией законов .
В.А.Григорьев представлял законодательство Екатерины II прежде всего как систему. Целостный анализ этой системы оказался очень продуктивен, поэтому в своей рецензии на монографию А.А.Кизеветтера о Жалованной Грамоте городам Григорьев критиковал историка за недооценку Учреждений 1775 г. Он был убежден, что «два законодательные акта, разделенные десятилетним промежутком и составленные одним и тем же лицом, не оказали влияния один на другой, - это невероятно a prion» . По рукописям Учреждений Григорьев доказал, что вступительный манифест документа аналогичен по своей сути вступительному манифесту Жалованной Грамоты городам . Кроме того, некоторые статьи Жалованной Грамоты городам прямо ссылаются на Учреждения 1775 г. Все вышеизложенное позволило Григорьеву объединить Учреждения для управления губерний, Устав благочиния, Жалованные-грамоты дворянству и городам и неосуществленный - проект Жалованной -грамоты сельским обывателям как части одной целой «широко задуманной реформы всего местного управления», в котором Учреждение 1775 г. было первым звеном24. Таким образом, Григорьев первым указал на единообразие и внутреннюю связь между основными документами екатерининского царствования. По его мнению, их комплекс составил бы «стройную картину» реформы местного управления25.
Эта точка зрения в современной историографии получила развитие в работах американского ученого Дэвида Гриффитса. Жалованные Грамоты дворянству и городам и проект Грамоты сельским обывателям 1785 г. ученый представляет целой политической программой, отражающей видение общества, присущее императрице, которое не было ни про-, ни анти-дворянским, -городским или -крестьянским. Оно являлось отражением образа регулируемого общества (well-regulated society), строго организованного по сословному признаку. Рассмотренные все вместе, Грамоты составляют конституцию в «дореволюционном» смысле этого слова, целью которой было законодательно предоставить свободу в том смысле, в котором императрица понимала это слово. Только в этом случае она могла бы называться «абсолютным монархом», а не деспотом, а Россия могла стать в одинряд с государствами Центральной и Западной Европы . Как отмечает в связи с этим А.Б.Каменский, Жалованная Грамота городам, будучи частью комплексной программы реформ, только в таком контексте может быть оценена адекватно27.
Уже «Наказ» Д.Гриффитс считает попыткой создать конституцию, так как его идея -предоставление и обеспеченное законами, образующими конституцию, сохранение политической свободы, в отличие от свободы «естественной» . Поэтому Д.Гриффитс полагает, что известное высказывание императрицы о ее «республиканской душе» не было лицемерным, а отвечало терминологии той эпохи . Проявлениями «республиканского духа» императрицы были, например, реформа образования (деспоту просвещенные подданные не нужны)30, организация Вольного экономического общества, но главное - стремление к созданию «среднего рода людей» . Современники не определяли ее царствование как либеральное или консервативное, так как это предполагало существование ясной идеологической альтернативы . Проблемой политического устройства в ту эпоху была не дихотомия «самодержавная власть - республиканизм», а «деспотическая власть -республиканизм», что Екатерина понимала лучше других33. Но Французская революция полностью отвергла ее абсолютизм с «республиканской душой»34, и после 1789 г. либерализм обрел современные коннотации . Из «Наказа» следует, что императрица не видела принципиальной разницы между монархиями и республиками: Швецию, Великобританию и Польшу она классифицировала как монархические республики . -«Конституция» в «дореволюционном» значении слова могла бы дать жителям Российской империи возможность чувствовать себя гражданами, равными перед законом, а не предметами, предоставленными власти правителя. Историк подчеркивает значение «Наказа» на протяжении всего царствования: служил основой законодательства и даже рассматривался как его часть (к нему применялось слово «закон») . Однако императрица предпочла законным взаимоотношениям между правителем и подданными привилегии, или «гражданские права», на основе социальной функции. Они были узаконены в Жалованных Грамотах 1785 г.38
class2 ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ СОЦИАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
ЕКАТЕРИНЫ И: ГОРОД И ГОРОЖАНЕ class2
«Третье сословие» в «Наказе» Екатерины II
О.А.Омельченко называет «Наказ» «компендиумом теории и политики «просвещенного абсолютизма» . Значение его в том, что, будучи опубликован от имени верховной власти, он стал не только выражением личной позиции императрицы, но и актом официального значения, официальным документом политики и доктрины абсолютистского государства2. Именно поэтому «Наказ» привлекается в качестве главного источника для реконструкции взглядов императрицы на проблему развития города и «третье сословие», их место и значение в государстве. В частности, мы рассматриваем представления Екатерины II о городском населении, ремесле, торговле и промышленности. Это предполагает определение круга сочинений европейских философов, оказывавших влияние на общественно-политические и экономические взгляды императрицы на протяжении ее жизни, выявление и текстологическое изучение непосредственных источников «Наказа», откуда были произведены непосредственные заимствования.
Прежде чем обратиться к анализу текста «Наказа», надо упомянуть полемику, которая велась вокруг «третьего сословия» в 1760-1770-ые гг. и в которую Екатерина II была активно вовлечена. Ш.Монтескье в сочинении «О духе законов» писал: «Самая торговля противоречит этим законам ХМоскрвии]. Народ там состоит из одних рабов - рабов, прикрепленных к земле, и рабов, которые называются духовенством или дворянством на том основании, что они - господа первых. Таким образом, в Московии нет третьего сословия, которое должно состоять из ремесленников и купцов» (XXII, 14) . Так Монтескье определил недостаточность городского развития и отсутствие «третьего сословия» как составные части главной проблемы - деспотизма, обрекавшего Россию на постоянную экономическую и политическую отсталость. В 1760 г. анонимно вышла книга «Lettres russmnes», написанная, как позже было установлено, академиком Ф.Г.Струбе де Пирмоном. Сочинение, название которого было парафразом «Lettres persiennes» Монтескье, предназначалось для иностранных читателей, и целью ее было доказать, что Россия заслуживала не меньше уважения с их стороны, чем любая другая европейская держава. Представление о социально-экономической структуре у Монтескье было, по словам Струбе, ошибочным, так как города России полны ремесленников, купцов и других людей, которые не являются ни дворянами, ни духовенством4. Из этого следовало, что в России существовало «третье сословие», вполне сравнимое со своим европейским аналогом, и поэтому ее нельзя считать восточной деспотией! Хотя в первые годы правления, как пишет Д.Гриффитс, Екатерине было свойственно смотреть на свою страну через розовые очки, особенно когда дело касалось критики со стороны иностранцев (например, известен ответ Екатерины на книгу аббата д Отроша «Поездка в Сибирь» - «Антидот»), она не согласилась со Струбе и вынуждена была признать вслед за Монтескье, что, в русских городах действительно не хватало населения, которое бы подходило под понятие «третьего сословия»5. Представления императрицы о социальном составе городского населения были достаточно четкими: на полях, напротив слов Струбе о том, что русские города кишат рабочими и торговцами, она приписала: «Morbleu! это значит, крепостными, или отпущенными на волю, или беглыми»6. Действительно, еще в 1775 г. генерал-губернатор Лифляндии гр. Ю.Ю.Броун, отказав вяземскому купцу в записи в рижское мещанство, обосновал это, в частности, тем, что «в российском государстве только два чина, а именно дворянский и крестьянский»7. Деление посадского населения на купцов и мещан в зависимости от имущественного ценза в 1775 г. является, по мнению Д.Гриффитса, свидетельством верной оценки значимости проблемы императрицей8.
В «Наказе» городским вопросам посвящены главы XIII «О рукоделии и торговле» (ст. 293-346), XVI «О среднем роде людей» (ст. 376-383) и XVII «О городах» (ст. 384-403). Н.Д.Чечулин считал, что непосредственным источником для 48 из 54 статей главы XIII был «Дух законов» Ш.Монтескье, что глава XVI принадлежала личному творчеству императрицы9, а 17 из 20 статей главы XVII заимствованы у И.Г.Г.Юсти из «Оснований силы и благосостояния царетв» {часть I, книга ИГ, ет. 350-407). За исключением четырех-последних статей, говорящих о цехах, XVII глава не содержит «ничего такого, чего бы не было в соответствующих главах у Юсти», труд которого вышел незадолго до «Наказа». В целом Чечулин правильно полагал, что между этими сочинениями нельзя назвать ни одного труда в этом роде, который также пользовался бы известностью. В то же время, по его мнению, все положения из трудов Юсти, использованные в «Наказе», он считал «литературной собственностью» Юсти. Сам он ниоткуда их заимствовать не мог, по крайней мере, прямо, так как являлся одним из первых и известнейших создателей науки полицейского права: «не он брал у других, а у него брали»10. Однако исследования показали, что Юсти сам находился под сильным влиянием Монтескье и стремился распространять его идеи через свои сочинения. Хотя их представления о таких принципиальных вопросах как свобода, право выбора и значение климатического фактора различались11, в том что касается более частных вопросов, Юсти многое заимствовал из «Духа законов». Это осложняет проблему идентификации источника заимствования. Так, например, Юсти в сочинении «Существенное изображение естества народных обществ и всякого рода законов»12 (русский перевод 1770 г.) вслед за Монтескье решительно отклонил принадлежащее естественному праву определение закона как воли или приказа правителя. Критерии, предложенные Монтескье для установления права, были ничем иным, как преследовавшимся полицейскими распоряжениями отказом от всеобщих и вечных правил ради конкретных жизненных обстоятельств, индивидуального и исторического бытия и политических и социальных обстоятельств. Поэтому учение Монтескье нашло понимание прежде всего в полицейской науке. Юсти описывал «законодательную власть в вопросах полиции» и говорил о полном вытеснении старого «права» «полицейскими законами» . Об отношениях идей Юсти и Монтескье в «Наказе» пойдет речь ниже.
Петровское законодательство в отношении городского насления
Юсти четко установил функциональную связь между сельским хозяйством, городскими промыслами и торговлей (I, ст. 358): «Так как города происходят из промыслов государственных жителей, то и намерение всех жительствующих тут людей... есть не иное, как то, чтоб содержать союз между народным в государстве пропитанием. В удовлетворение же сему должно им брать у землепашцов собственные их плоды и произведения, делать из оных совершенные товары, снабдевать ими сельских жителей и все общество, избыток разсылать по иностранным областям» . Мы полагаем, что именно из сочинения Юсти, а не Монтескье, как думал Н.Д.Чечулин, была заимствована Екатериной эта идея для главы XIII «Наказа» «О рукоделии и торговле» и выражена в ст. 294: «Не может быть там ни искусное рукоделие, ни твердо основанная торговля, где земледелие в уничтожении или нерачительно производится». Чечулин полагал, что в главе XIII «Наказа» присутствуют заимствования только из Монтескье, но, разумеется, не смог найти у него аналогичного высказывания, и поэтому назвал положение ст. 294 «ходячей мыслью» того времени , в то время как ее источником был труд Юсти . Юсти полагал, что «все старания о приращении городов будут безплодны, если и сельскаго домостроительства не станут в тоже самое время приводить в совершенство». (I, ст. 360)33. Похожий смысл имеет и ст. 313 «Наказа»: «Земледелие есть первый и главный труд, к которому поощрять людей должно: второй есть рукоделие из собственного произращения». Ст. 297 - «Земледелие есть самый большой труд для человека. Чем больше климат приводит человека к избежанию сего труда, тем больше законы к оному возбуждать должны» - действительно является почти дословной цитатой из «Духа законов» Ш.Монтескье (XIV, б)34. Практически те же слова находим в труде Юсти: «подданные и кроме промыслов и торгов имеют великое множество других и при том легчайших средств к наживу имения и к доставлению себе всяких выгод и приятностей житейских», поэтому необходимо лишить их этих возможностей, препятствующих искусству и трудолюбию (ст. 312)35. По всей видимости, эта мысль была заимствована Юсти у Монтескье, а затем попала и в «Наказ». В отличие от Монтескье, Юсти не указал только на источник других способов, кроме промыслов и торгов, приобрести себе «имение» и доставить «выгоды и приятности» - благоприятный климат. Примечательно, что глава, откуда Екатерина II заимствовала цитату, у Монтескье называется «О земледелии в жарких странах», где
" Для этого у него были основания. Например, Д.Дидро в статье «Земледелие» (французской «Энциклопедии») писал: земледелие - «самое первое, самое полезное, самое обширное и, быть может, самое важное из всех искусств» (Дидро Д. Земледелие // Дидро Д. Собрание сочинений. - Т. VII. - М.-Л. 1939. - С. 306) «климат позволяет» уклоняться от этого труда, что явно не относилось к России. Возможно, что и ст. 303 «Наказа», которую Чечулин также считал заимствованной именно из «Духа законов», связана на самом деле своим происхождением с указанной статьей Юсти: «Есть народы ленивые. Чтоб истребить леность, в жителях от климата рождающуюся, надлежит тамо сделать такие законы, которые отнимали бы все способы к пропитанию у тех, кои не будут трудиться». Таким образом, имело место своеобразное «перекрестное заимствование» из Юсти и Монтескье, и установить происхождение статей главы XIII окончательно невозможно, но влияние Юсти и на эту главу «Наказа» очевидно. Воспринятые через призму сочинения Юсти принципы Монтескье в «Наказе» превращались Екатериной в универсальные, подходящие для всех народов.
В 1750-е гг. в Россию начали проникать физиократические идеи, причем именно положение о земледелии как основном виде экономической деятельности человека, полагает Р.Джоунс, привлекало в них Екатерину II. Автором, сформулировавшим эту идею, считают французского ученого и политика Кене36. До этого, со времен Петра І, в государственной идеологии господствовали доктрины, сформулированные в протестантской Германии Г.Лейбницом, С.Пуффендорфом и Х.Вольфом. Сочетая картезианский рационализм и естественное право с лютеранской концепцией ответственности и долга, эти теории не делали особого различия между обществом и государством: у субъектов нет прав по отношению к суверену, только обязанности; суверен, напротив, несет ответственность за благосостояние подданных. В России это приводило к оправданию власти правящей элиты за счет представления ее и монарха как защитников государства и народа, но это давало возможность оставаться России в идеологической орбите Северной Германии, где этатизм сочетался с камерализмом. Но екатерининское правительство былолишено возможности использовать камерализм и бюрократию, подобно государствам Центральной Европы, для решения проблемы отсталости . Этого бы не позволила административная система, не располагавшая достаточным аппаратом чиновников на огромной территории. Именно с этим связывает Р.Джоунс особую популярность при дворе Екатерины идей физиократов, главными выразителями которых были Н.И.Панин и Г.Н.Теплов. Последний сомневался в способности государства в проведении экономического порядка, который не отвечал бы физической и человеческой природе. Кроме того, в противоположность Монтескье, физиократы считали, что исправить недостатки монархического правления могут не институты и законы, а мудрость как личное качество монарха .
Из документов, где отразилась «физиократическая мысль» в России, наиболее известна переписка князей Голицыных по крестьянскому вопросу. В одном из писем 1765 г. Д.А.Голицын, русский посланник при французском дворе, писал о вреде, который приносил избыток в городах дворовых, оторванных от земледелия, - «источника и основы довольства и процветания государства» . Составленные в 1760-е гг. в Комиссии о коммерции проекты создания «третьего чина» исходили именно из приоритета сельского хозяйства и зависимости от него остальных отраслей экономики. «Главным основанием коммерции» в России Г.Н.Теплов считал «изобилие продуктов и произращений плодов земли». Поэтому первым из трех средств к поправлению коммерции должно было стать, по его мнению, «умножение земледельцев», затем «исправление искусства земледелия» и лишь на последнем месте стояла забота собственно о коммерции4 . «Предложение о учреждении новой Комиссии для коммерции и государственной Экономии» (принадлежащее, как нам представляется, Н.И.Панину) указывало на «земные продуты» как на источник «вступающего в коммерцию всякаго товара», поэтому надо, чтобы «земледельство всяким образом поощряемо было, а особливо то, которое доставляет нам продукты, в коих состоит наиглавнейшая надобность и от коих зависит умножение народа» . Неизвестный автор «Мемориала российской коммерции» утверждал, что от земледелия зависят «крепость и подпора государству, богатство и сила» .
