Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Повседневная жизнь дворянских детей в родительских семьях и учебных заведениях по воспоминаниям XVIII - начала XX в 43
1.1. Место ребенка из дворянской семьи в повседневной жизни привилегированного сословия 43
1.2. Повседневная жизнь малолетних дворян в период их подготовки к служебным и семейным обязанностям 67
1.3. Обыденные представления дворянских детей о собственном будущем по мемуарам XVIII - начала XX в 97
Глава II. Круг общения дворянских детей в повседневной жизни по свидетельствам мемуаристов XVIII - начала XX в 117
2.1. Межнациональные взаимоотношения в повседневности дворянского детства в России XVIII -начала XX в 117
2.2. Повседневные контакты дворянских детей с народной средой XVIII - начала XX в 130
2.3. Встречи и общение дворянских детей с членами правящей династии и известными современниками в повседневной жизни 153
Глава III. Повседневные реалии дворянского детства в Российской империи по материалам воспоминаний XVIII - начала XX в 168
3.1. Государственная служба и вступление в брак как особенность повседневности дворянского детства в России XVIII - начала XX в 168
3.2. Влияние исторических событий на повседневность дворянского детства по мемуарам XVIII - начала XX в 185
3.3. Художественное творчество в повседневной жизни дворянских детей по воспоминаниям XVIII - начала XX в 199
Заключение 211
Список использованных источников и литературы 220
- Место ребенка из дворянской семьи в повседневной жизни привилегированного сословия
- Обыденные представления дворянских детей о собственном будущем по мемуарам XVIII - начала XX в
- Встречи и общение дворянских детей с членами правящей династии и известными современниками в повседневной жизни
- Художественное творчество в повседневной жизни дворянских детей по воспоминаниям XVIII - начала XX в
Введение к работе
Актуальность темы. Историческая повседневность детства – тема актуальная для современной отечественной истории. Повседневная жизнь российского дворянства ХVIII – начала ХХ в. даёт массу возможностей для более глубокого изучения исторически сложившихся условий жизни россиян, позволяет понять, как на протяжении более двух веков происходило формирование наиболее активной части общества.
Исторические аспекты повседневности дворянского детства мало изучены современной отечественной наукой. Отдав приоритет в изучении данной темы педагогическим дисциплинам, историки значительно сузили представления своей науки об особенностях менталитета представителей разных сословий российского общества. Обращение к картине повседневной жизни детей российских дворян ХVIII – начала ХХ в. в воспоминаниях современников позволяет по-новому взглянуть на роль истории детства в истории России.
Актуальность данной темы определяется её тесной связью с современностью. Когда рухнули представления о «советском человеке» как вершине эволюции человеческого развития, появилась проблема создания эталона, к которому следует стремиться культурному современному россиянину. Вспомнили о прежних идеалах, в том числе и о тех из них, что были присущи элите российского общества дореволюционной эпохи. Дворянство, долгое время создававшее социальные и культурные ориентиры для остальных слоёв населения России, вновь стало центром внимания исследователей, историков в том числе. Их интерес к различным проблемам дворянского детства связан также с интересом исторической науки к изучению элит различных обществ. Высокий уровень культуры, присущий привилегированному сословию российской империи, заставляет задуматься историка о механизмах его поддержания и передачи следующим поколениям дворян. Изучение повседневных структур дворянского детства помогает глубже исследовать и лучше понять принципы работы этого механизма. Исторически сложившаяся картина обыденной жизни дворянских детей позволяет выявить различные составляющие детства, не ограничиваясь описанием и анализом только воспитательно-образовательного процесса.
Объект исследования – корпус опубликованных и неопубликованных воспоминаний ХVIII – начала ХХ в. (68 произведений), содержащих сведения о детстве мемуаристов, их родственников и знакомых. Предметом данной диссертации является реконструкция реалий повседневности детства в дворянских семьях XVIII – начала ХХ в.
Хронологические рамки исследования – XVIII – начало ХХ в. Дети оставляют мало письменных свидетельств о себе. Историку, изучающему повседневность детства, приходится пользоваться косвенными данными, отражёнными или интерпретированными свидетельствами. Изучая эволюцию отрывочных и не всегда четко подаваемых представлений мемуаристов о детстве на протяжении указанного времени, можно получить вполне репрезентативный материал, по которому становится ясной степень вовлечённости детей в историческую повседневность эпохи и изменение позиций детства в ней.
Географические рамки диссертации ограничены Европейской частью Российской империи, включая Царство Польское и Северный Кавказ.
Степень изученности темы. Тема повседневности занимает заметное место в отечественной и зарубежной историографии ХХ в. Её теоретические и методологические основы были заложены в трудах историков школы «Анналов», Ф. Броделя, германской школы истории повседневности (Ю. Кокке, М. Штюрмера, Х. Медик и др.). В отечественной историографии теоретико-методологическую базу этого направления в истории создали Б.А. Романов, А.Я. Гуревич, Ю.М. Лотман, Л.П. Репина. Конкретным проблемам в области истории повседневности посвящены работы А.Б. Каменского, Н.Н. Козловой, О.Е. Кошелевой, Н.А. Миненко. Проблемы повседневной истории жизни детей наряду с другими вопросами рассматривались в работах Ю.М. Лотмана и Н.Л. Пушкарёвой.
Отдельные проблемы повседневности детства дворян получили освещение в трудах по истории воспитания и образования ХVIII – начала ХХ в. (от исследований Н.П. Черепнина и Н.И. Алпатова до современных работ Л.Б. Хорошиловой и О.С. Муравьёвой). Изучение этого круга проблем началось ещё в дореволюционной отечественной исторической науке в работах, посвящённых истории воспитательно-образовательных учреждений, и было продолжено в критических работах советских учёных. В их работах термин «повседневность» еще не упоминается. В современной российской историографии светское образование и воспитание дворян чаще всего рассматривается именно с позиций истории повседневности.
Методологическая установка, задаваемая историей повседневности, подчеркивает значимость каждого человека для истории. Изучение детства в биографиях исторических деятелей и личностей второго плана на сегодняшний день – наиболее распространённая форма обращения к истории повседневности.
В отечественной историографии наблюдается неослабевающий интерес к династии Романовых. Среди дореволюционных исследований своим вниманием к обыденной жизни детей Романовых выделяется монография И.Н. Божерянова, в историографии 1990–2000 гг. – статьи о царских детях Н.И. Павленко, А.Б. Каменского и Е.В. Анисимова, опубликованные в ведущих российских исторических изданиях.
Особый аспект исторической характеристики детства предложен в историко-антропологической монографии Ю.А. Раскатовой. Автор рассматривает детство как целостное историко-антропологическое понятие, обладающее особым набором системообразующих характеристик.
Методологическое значение для отечественных и зарубежных историков имеют исследования французского историка и демографа Ф. Арьеса. Он подробно останавливается на основных исторических закономерностях формирования представлений о детстве, как в обыденном сознании, так и в творчестве людей искусства и науки. На большом историческом материале Ф. Арьес доказал, что современное состояние повседневности детства и механизмы социализации, разработанные взрослыми, являются сравнительно недавним приобретением европейцев.
Ещё один исторический подход к изучению детства наметил в своих исследованиях американский учёный Л. Демоз. Он предложил свою концепцию всемирной истории, построенную на данных междисциплинарного исследования проблем детства, и назвал ее психоисторией.
К сожалению, в отечественной историографии работ по истории детства равных по масштабу и глубине исследованиям Ф. Арьеса и Л. Демоза не существует до сих пор. Хотя работы по истории повседневности возрастных групп, их положения в современных им обществах могли бы внести существенные коррективы в представления историков об этих обществах и о событиях ими пережитых.
В других областях социогуманитаристики, включая историческую антропологию и этнологию, проблемы повседневности детства изучаются через мозаику частных объектов. Отечественные историки и этнографы описывали обыденное течение детство у разных народов. Эти исследования представлены коллективными монографиями и сборниками, а также работами отдельных авторов. Есть дисссертация Е.В. Манузина по истории образования и воспитания, принятых в казачьей среде ХIХ – начала ХХ в. Анализ этой группы исследований показал, что для исторической науки принципиально важно выявить взаимообусловленность обыденных представлений о детстве и системообразующих характеристик общества. В современной науке значение системных взаимосвязей между детством и обществом подчёркивают работы Э. Эриксона, М. Мид и У. Бронфенбреннера.
Для более полного понимания исторически складывающихся особенностей повседневности детства очень важно выделить гендерные проблемы. Их изучение всё чаще приводит специалистов к необходимости раскрывать исторические аспекты представлений о поле. Наиболее близко к исторической интерпретации проблем повседневности детства стоят работы О.Ю. Солодянкиной.
В работах М.В. Ломоносова, Д.Е. Горохова, В.А. Беловой, Е.А. Кваши рассматриваются детская смертность и рождаемость. Авторы ставят вопрос о влиянии условий повседневной жизни на демографические процессы.
Историческая концепция повседневности детства опирается на опыт изучения детства как особого феномена в жизни человека. Одна из первых попыток философского осмысления природы феномена детства принадлежит В.С. Соловьёву. В отечественной философии 1930-1980-х гг. детство как самостоятельный предмет для размышлений не выступало, но, обращаясь к теме семейной жизни человека, исследователи затрагивали и вопросы детства. Начиная с 1990-х гг., тема детства вновь стала актуальной для отечественной философии. На стыке философии и истории педагогики создана работа В.М. Кларина и В.М. Петрова. Исследования М. Брауншвига и Р.Р. Лоскутовой созданы на стыке философии, педагогики и искусствоведения и посвящены проблемам отображения детства в искусстве и влияния искусства на развитие ребёнка.
Значительные исследования, посвященные повседневному миру детства, созданы филологами Н. Молосовым, М. Эпштейн, Е. Юкиной, Л.Э. Семёновой. Н. Павлова и Н.Б. Курнант рассматривают проблему отражения повседневности детства в автобиографических произведениях. В книге Ю. Хеннингсена обыденные практики детства рассматриваются через призму памяти мемуаристов.
Как видим, наукой накоплен солидный опыт изучения различных проблем повседневности детства. В истории можно найти новые способы обобщения данного опыта и использования системного метода и междисциплинарного синтеза для описания мира повседневности детства в его исторической конкретике. В данной работе, после изучения более трёхсот научных исследований так или иначе затрагивающих проблемы детства и анализа 66 мемуарных текстов, сделана попытка создать обобщённую картину повседневной жизни малолетних дворян ХVIII – начала ХХ в.
Цель и задачи работы. Цель исследования – характеристика повседневной жизни малолетних дворян как части российской истории и культуры XVIII – начала XX в. Для достижения данной цели были решены следующие задачи:
— изучена повседневная жизнь дворянских детей в родительских семьях и учебных заведениях по воспоминаниям XVIII – начала XX в.;
— выявлены и проанализированы свидетельства мемуаристов XVIII – начала XX в., которые позволили описать круг общения дворянских детей в повседневной жизни;
— рассмотрены и охарактеризованы повседневные реалии дворянского детства в Российской империи по материалам воспоминаний XVIII – начала XX в.
Основой методологической базы работы стал системный метод, который позволил анализировать повседневную жизнь малолетних дворян, характеризующую дух эпохи, её историю и культуру. Набор стратегий и практик, использованных в диссертационном исследовании, ориентирован на реализацию системного подхода и концепцию детства как целостного явления истории и культуры со своей эволюцией. Системному методу подчинены гендерный анализ, сравнительно-исторический метод, социально-психологический деятельностный подход, метод вчуствования, понимания и последующей интерпретации автобиографического текста. Применение такого методологического инструментария позволило произвести историческую реконструкцию повседневности дворянского детства. Говоря о предмете и методе истории повседневности, Н.Л. Пушкарёва подчёркивает, что именно такое сочетание методик и практик позволяет адекватно описать историю повседневности. Особое место в работе занимает структурно-функциональный анализ мемуарных текстов. Он используется для более полного выявления информационного ресурса мемуарных произведений, описывающих повседневность детства ХVIII – начала ХХ вв. О.М. Медушевская убедительно доказывает, что структурно-функциональный анализ считается современным источниковедением наиболее информативным методом изучения нарративов. Использованные методы и практики позволяют рассматривать личность ребёнка и его обыденную жизнь, отраженные в мемуарных произведениях, как объекты микроистории, в то время как использование мемуаров как вида источников даёт выход в макроисторию.
Характеристика источников. Основой источниковой базы работы явились неопубликованные и опубликованные мемуары, законы Российской империи, создававшие реалии повседневной жизни малолетних дворян.
Далеко не все мемуары содержат сведения по повседневной истории детства, так как малолетство не всегда было поводом для размышления и не всегда имело категорию ценности. Идеальными источниками, отражающими обыденность дворянского детства могли быть воспоминания, созданные самими детьми. Но их крайне мало в имеющемся комплексе источников. Поэтому изученные мемуары были разделены на группы по степени внимания их авторов к собственному детству. Группировка составлена по уровням возрастания внимания мемуаристов к повседневным реалиям начала их жизни.
Первая группа – мемуары, авторы которых рассматривают детство как пролог к будущей жизни. Мемуаристы уделяли сравнительно мало места (от нескольких строк до нескольких страниц) описанию повседневности детства (воспоминания В.Н. Головиной, С.И. Маевского и др.) Авторы вспоминали только яркие эпизоды и характерные черты повседневности детства, запомнившиеся им как наиболее важные с точки зрения взрослых. Мемуары этой группы предоставили основную часть информации о повседневных служебных обязанностей малолетних дворян.
Вторая группа – воспоминания, описывающие жизнь рода или семьи, так называемые семейные хроники, напр., воспоминания М.В. Данилова, Л. Ростопчиной и др. Повседневность детства не занимает в них заметного места, факты не излагаются единым массивом, но обыденные подробности жизни детей встречаются по всему тексту. Авторы таких мемуаров фиксировали изменяющиеся детали повседневности детства на примере нескольких поколений дворянского рода, что позволяет проследить изменения в жизни детей разных поколений и установить генетические взаимосвязи отдельных явлений детской повседневности между собой.
Третья группа – мемуары, полностью посвящённые описанию детства и его повседневного течения. В них авторы делают главными героям себя-детей (В.Г. Короленко, М.К. Арнольд и др.). Эта группа источников наиболее информативна для выбранной темы. Объём таких воспоминаний может варьироваться от нескольких страниц до нескольких томов. Они дают ценные сведения о деталях дворянского детства.
Четвёртая группа – воспоминания, авторы которых считали детство достаточно важным периодом жизни в общем контексте своей судьбы. Поэтому мемуаристы с большой степенью внимания относятся к обыденным подробностям своего детства (Ф.В. Булгарин, А.Д.Галахов и др.). В эту группу включена единственная неопубликованная рукопись воспоминаний врача М.Г. Зорина, которую удалось обнаружить в фондах Государственного архива Краснодарского края. «Рукопись воспоминаний врача М.Г. Зорина (1880–1943)» входит в состав коллекции документов по истории здравоохранения на Кубани. Даты в заглавии обозначают период, описанный мемуаристом. В воспоминаниях М.Г. Зорина представлены сведения о повседневной жизни екатеринодарских гимназистов. К этой же группе относятся мемуары М.И. Недбаевского, протограф которых находится в ГАККе и использован в работе наряду с опубликованным вариантом этих воспоминаний. Источники этой группы дали представление об оценке их авторами житейских подробностей своего детства.
Пятая группа — источники, основанные на воспоминаниях о повседневной жизни, созданные детьми. Это дневники А.Н. Цевловской (в составе произведений ее сестры Е.Н. Водовозовой) и М.К. Башкирцевой. Эти источники являются ценными свидетельствами о внутреннем мире дворянских детей и обстоятельствах их обыденной жизни. Особое место в группе принадлежит сборнику «Дети русской эмиграции». Он содержит короткие воспоминания детей о событиях начала ХХ в. Для данной темы важны те из них, которые написаны дворянскими детьми, ясно помнившими подробности своей жизни до революции 1917 г. Информация из этогих воспоминаний дала возможность взглянуть на повседневность детства более раннего времени глазами самих малолетних дворян изученной эпохи (своего рода «взгляд изнутри», «голоса» самих детей прошлого).
В работе собраны сведения о повседневной жизни 135 малолетних дворян, живших в столицах (47) и провинциях (46). Остальные 40 детей провели детство, постоянно переезжая из города в село и обратно. К работе были привлечены данные о мальчиках (84) и девочках (53). Мемуаристы описали случаи домашнего воспитания (75), детства, проведённого и дома и в учреждении (59), постоянного проживания в учебно-воспитательном учреждении с 5–6 лет (8), пребывания на положении приживал (11). Авторы вспоминали детство, проведённое в крайней бедности (22), в семьях среднего достатка (77 из 135) и в богатых семьях (34).
При фрагментарности многих текстов, в комплексе мемуарные источники широко представляют и достаточно полно освещают жизненное многообразие повседневности дворянского детства XVIII – начала XX в.
В источниковую базу вошли и законодательные акты из Полного Собрания законов Российской империи (СПб., 1830, 1-е изд.). Они отражали политику государства в отношении детства в ХVIII – начала XIX в. и определяли условия повседневной жизни малолетних дворян. В основу периодизации детства положен указ 1785 г. о совершеннолетии, действовавший в России до 1917 г. В нем подробно говорится, кого и в каких случаях считать малолетним или совершеннолетним.
Научная новизна исследования. Данная работа является первым в отечественной исторической науке специальным исследованием, посвящённым повседневной истории детей дворян Европейской части Российской империи в ХVIII – начале ХХ в. Новые результаты, определяющие вклад диссертанта в разработку данной проблемы, следующие.
1. В данной работе впервые доказано, что положение дворянского ребёнка в повседневной жизни семьи и общества может быть названо как положение исключённости. В иерархии взаимоотношений дворян малолетний долго занимал последнюю ступень. В ХVIII – первой половине XIX в. его возраст не давал никаких особых прав и привилегий. Дети содержались по «остаточному принципу», на их запросы, воспитание и образование выделялось только та часть средств, которая оставалась после удовлетворения нужд взрослых членов семьи. И хотя в законодательстве некоторые права малолетнего дворянина защищались (например, в отношении получения наследства), в повседневной жизни ребёнок был неполноправен. К нему могли применять ту же систему наказаний, что и к провинившимся крепостным. В ментальных установках дворян ХVIII – первой половины XIX в. на повседневном уровне отсутствовало представление о ребёнке как личности.
2. В данном исследовании сделан вывод, что руссоистские идеи, хорошо известные образованной элите с конца ХVIII в., стали оказывать заметное влияние на изменение повседневной жизни дворянских детей России только с середины ХIХ в. Во второй половине ХIХ – начала ХХ в. попытки некоторых родителей подчеркнуть неполноправие ребёнка встречали осуждение общества и возмущение самих детей.
2. Установлено, что обыденные стереотипы и представления о подготовке дворянских детей к служебной деятельности (мальчиков) и супружеству (девочек) существенные изменялись. В XVIII в. от дворянского ребёнка, поступающего на службу (вступающего в брак), требовался минимальный уровень знаний о мире, не всегда включающий даже необходимость умения читать и писать. К середине ХIХ в. не только повысился возрастной ценз для желающих начать служебную деятельность, но и потребовались профессиональные знания, полученные в специализированном учебном заведении. Для девушек, вступающих в брак, минимальным уровнем подготовки стало считаться окончание гимназии или института благородных девиц. Подобные изменения в представлениях о подготовке дворянских детей могут рассматриваться как стремление образованной части дворянского сословия идти по пути модернизации в ногу с требованиями времени.
3. В работе сделан вывод о том, что с изменением уровня повседневной подготовки детей дворян менялось их отношение к собственному будущему. В ХVIII – первой половине ХIХ в. дворянские дети следовали указаниям взрослых, определявших их будущую служебную карьеру и брак, а во второй половине ХIХ – начале ХХ в. они чаще сами стремились определить своё будущее, самостоятельно выстраивали обыденную стратегию поведения для достижения поставленной цели.
4. Повседневное общение с простолюдинами было характерной чертой обыденности детства дворянских мемуаристов. В диссертации выявлено, что обыденные контакты с простым народом позволяли детям определяться со своей национальной принадлежностью, несмотря на надэтнические условия дворянского быта.
5. В исследовании доказано, что в повседневной жизни XVIII – первой половине XIX в. малолетние дворяне могли выступать как самостоятельные фигуры в современной им исторической повседневности. Они становились субъектами истории и играли в жизни Российской империи достаточно активную роль.
6. В диссертации сделан вывод о том, что мемуаристы, ставшие в детстве свидетелями тех или иных исторических событий, высоко оценивали свои исторические свидетельства и уделяли значительную часть текста своим детским переживаниям, изменявшим ход их повседневной жизни.
7. В диссертации доказано наличие связи между повседневным отношением взрослых дворян к художественным талантам своих детей и постепенным расширением спектра выбора профессий в дворянской среде. В ХVIII в. на художественные таланты малолетних дворян не обращали внимания. В первой половине XIX в. их обучали художественным навыкам как способу свободного времяпрепровождения, а также для демонстрации достижений их воспитания в великосветских салонах. Развитие особой одарённости в сфере «ремесленнического труда» родителями пресекалась. Начиная с середины ХIХ в. художественные таланты дворянских детей начинают цениться и специально развиваться, что приводит к расширению спектра профессий, «приличных» дворянину.
Теоретическое и практическое значение результатов исследования заключается в возможности использования их в реконструкции социальной истории, в историко-психологических, историко-культурных и биографических исследованиях, истории ментальности и повседневности XVIII – начала XX в., научной работе и в учебном процессе вуза и школы.
Апробация результатов исследования. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры дореволюционной отечественной истории Кубанского государственного университета. Основные положения диссертации излагались соискателем в выступлениях на 4 международных и 1 региональной научно-практических конференциях. По материалам диссертации было выпущено 16 статей общим объёмом 7 п.л., в том числе две в издании ВАКа.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, каждая из которых содержит по три параграфа, заключения и библиографии.
Место ребенка из дворянской семьи в повседневной жизни привилегированного сословия
Человек входит в историю как представитель того или иного общества вообще и своего социального слоя, с которым он идентифицирует себя, в частности. В феодальном обществе Российской империи положение каждого человека было чётко определено его сословным происхождением. В соответствии с ним он имел определённые права в повседневной жизни и обязанности, строил свои взаимоотношения с окружающими. В рамках самого сословия существовала также иерархия положений и взаимоотношений. Дворянский ребёнок через свою повседневную жизнь был включён в эту иерархию и имел в ней своё место.
Вопрос о положении ребёнка в феодальном мире затрагивался в исследовании Ю.А. Раскатовой о черногорских детях, место которых она определяет довольно высоко: «Он являл собою во многом субъект, а не только объект воспитания и наказания»177. Исследователь не уточняет сословное происхождение детей, о которых идёт речь. Попытаемся определить место дворянского ребёнка в повседневной жизни российского общества.
Для большей точности постановки проблемы следует оговорить возрастные границы детства. Как доказал Ф. Арьес178, представления людей об этих границах менялись с течением времени и с изменением отношения к самому детству. Часто они не совпадали с нашими представлениями об этих предметах. В России XVIII - начала XX вв. также изменялись-представления о детстве и его границах: Проблему категорий «поколение» и «возраст» в отечественной науке затрагивал в своих исследованиях И.С. Кон179. Соглашаясь с Ф. Арьесом-. в том, что такие понятия как. «детство», «взрослость», «старость» универсальны и в истории их восприятия много куль-турно-специфического, он полагает, что разное восприятие и содержание понятия «возраст» может иметь место и в рамках одной культурно-исторической эпохи180.
В данной работе не рассматривается вопрос о восприятии понятия «возраст» в дворянской среде и их представления о границах детства. Подобная проблема сама по себе может стать темой самостоятельного исследования. В данной работе границы детства определим в соответствии с принятыми в то время юридическими нормами, установленными в Российской империи181. Такой подход вполне допустим, так как дворянство в основной своей массе, решая вопросы о наследстве, установлении опеки и пр., должно было опираться на юридическое определение возрастных критериев. Установленные юридические возрастные нормы не всегда совпадали с обыденными представлениями о фазах жизненного пути, но они были известны всем и все ими пользовались.
Периодизацию детства в соответствии с законодательством Российской империи приводит юрист той эпохи А.С. Вольман. Несовершеннолетними считались люди, не достигшие 21 года. А.С. Вольман выделяет три периода детства: 1) от рождения до 14 лет, 2) от 14 до 17 лет и 3) от 17 до 21 года182. Несовершеннолетних первых двух периодов по закону называли малолетними183. Эти нормы были едины для обоих полов184. В исследовании речь пойдёт о несовершеннолетних первых двух периодов, то есть о детях до 18 лет.
Положение ребёнка в привилегированном сословии может быть описано через его повседневные взаимоотношения со взрослыми. Ближайшие взрослые по отношению к нему — это»его родители. В XVIII - первой половине XIX в., по общему мнению мемуаристов, дети чаще всего были далеки от родителей в своей обыденной жизни185. Основой таких повседневных взаимоотношений служил этикет, нарушение которого в дворянской среде было немыслимо. Он выстраивал отношения в вертикальном направлении: старший -младший, властитель — подвластный. По воспоминаниям Е.П. Янь-ковой, дети «...не смели прийти, когда вздумается, а приходили поутру здороваться, к обеду, к чаю, к ужину или когда позовут за чем-нибудь»186. В.А. Соллогуб, вспоминая правила, принятые в их доме, писал, что дети в присутствии родителей «...держались почтительно и никогда не смели говорить "ты" ни отцу, ни матери»187. Эти отношения могли быть прерваны только смертью патриарха, но не изменены в связи с переходом во взрослое состояние. Поэтому можно сказать, что все дворяне, чьи родители были живы, считались детьми, что характерно для феодального общества.
В рамках патриархальных обыденных взаимоотношений господствует образ отца, первого лица, «который должен заботиться о своих детях, опираясь на свой авторитет, на авторитарный харак-тер своей власти, на казавшийся естественным свои престиж» . Т.П. Пассек в воспоминаниях давала хорошую иллюстрацию подобных взаимоотношений. Дядя мемуаристки Александр Иванович Кучин любил с шиком покататься на лошадях. Его отец Иван.Иванович несколькораз просил сынапоберечь лошадей, но тот не внял просьбе. Однажды, снова вернувшись на взмыленных лошадях, А.И. Кучин был вызван в кабинет к отцу. ШИ. Кучин, когда сын вошел, попросил его снять мундир. Сын послушался. «Пока на тебе жалованные царём кресты и мундир, я уважаю в тебе слугу царского, когда же ты их снял, то вижу своего сына и нахожу своим долгом проучить розгами за неуважение к словам отца». Попытка сына напомнить о том, что он взрослый, успеха не имела. И.И. Кучин настоял на необходимости выпороть его именно как своего ребёнка, а в случае неповиновения обещал отречься от него. Далее последовали слова, выдающие типично феодальный менталитет: «Кто не чтит родителей, тот не будет чтить ни Бога, ни долга»189. Почитанием отца сын доказывал почтение к феодальной структуре иерархии понятий (Бог, царь, отец, кодекс чести дворянина): понятие «отец» следовало за «Богом» и «царём». Сын выразил покорность наказанию, которому вздумал подвергнуть его отец, поэтому порка оказалась символической. И.И. Кучин лишь один раз стегнул сына пучком розог и после этого поднял его, со слезами и благословениями простив непослушного. Публичные телесные наказания для дворян были отменены Жалованной грамотой дворянству 1785 г., но отзвуки прежнего обычая сохранились в повседневной жизни семей благородного сословия. Эта обыденная практика возводилась в символ почитания родителей. Именно в качестве символа покорное перенесение наказания от рук патриарха входило в состав кодекса дворянской чести.
Мать также вписывалась в эту систему и могла играть роль патриархального главы. В рассказах Е.П. Яньковой говорится об одной из её знакомых, которая из тех же соображений, но уже не символически, проучила так сына-гвардейца за пристрастие к картам. Наказанный-«...весь день от стыда и-боли пролежал не вставая», однакоу сына на мать обиды в душе не осталось. Показательно то, что хотя экзекуции? были келейными, мемуаристкам, стало о них известно. Это произошло потому, что наказанные не постеснялись рассказать о наказании190. Они не считали его бесчестьем; так как переносили порку именно на положении детей, покоряясь родительской власти.
Вслед за родителями дети были обязаны почитать взрослых родственников и общаться с ними в повседневной жизни в исключительно уважительной манере, даже если сами родители по каким-либо причинам почтительности к ним не питали. Е.П. Янькова, вспоминала, что её отец был в ссоре со своей сестрой Марьей Михайловной Волконской и не разговаривал с ней. Однако, невзирая на это, он посылал детей в праздники и именины поздравлять её, говоря, что «она ваша родная тётка, вы обязаны её чтить, уважать и оказывать ей почтение, а что между нами, то нам двум и известно»191.
Обыденные представления дворянских детей о собственном будущем по мемуарам XVIII - начала XX в
Известно, что" жизненный путь человека определяется в годы детства, когда те или иные события, непосредственно переживаемые ребёнком и наблюдаемые его попечителями, редко понимаются ими-как определяющие и судьбоносные. Историк имеет возможность post factum, пользуясь соответствующими источниками, видеть в биографии избранного героя такие моменты. Особенно ясно они просматриваются в ситуациях, когда ребёнок поставлен перед необ-, ходимостью самостоятельно выбрать своё будущее, поставив цель или приняв решение. На эту необходимость его подталкивают действа собственного переживаемого им повседневного бытия, поскольку «каждый человек в непрерывном потоке своего исторического бытия каждодневно сталкивается со своей ещё не разрешённой задачей»342. То, как ребёнок справляется на уровне обыденности впервые с глобальной в масштабах своей жизни задачей, позволяет рассмотреть и понять истоки его будущей творческой позиции во взрослом мире. Попытаемся проследить как способность к целеполаганию и принятию решений в повседневной жизни изменялась у детей дворянского сословия на протяжении XVIII — начала XX в.
В XVIII в., как было показано выше, ребёнок в повседневности занимал приниженное положение по отношению ко взрослым того же социального происхождения, но и с крепостными его не смешивали. Почти на всём протяжении XVIII в. уровень грамотности дворянского ребёнка остаётся достаточно низким по причине отсутствия чётких традиций домашнего образования и только начавшей развиваться государственно-образовательной системы. Дети XVIIL в. не имели возможности ставить перед собой цель, надумать о своём будущем.
Мемуаристы, чьё детство пришлось на этот период, характеризуя поворотные моменты повседневной жизни, чаще всего используют следующие языковые конструкты: «меня взяли», «меня, отдали», «меня поместили». То есть ребёнка перемещали, не спрашивая согласия. Самим детям никакая активность в отношении собственной судьбы и в голову прийти не могла - всё в воле и власти родителей, благодетелей и иных подобных людей. Такой тип отношения к собственной жизни просматривается в воспоминаниях М.В. Данилова-, И.М. Долгорукова, Ю.В. Долгорукова, СИ. Мосолова, В.Н. Головиной и других.
Если даже возникает ситуация, в которой дети сами должны принять решение, то, конечно, они принимают его. Однако ни в ходе принятия решения по тому или иному вопросу, ни после разрешения ситуации они не пытаются разработать какую-либо повседневную стратегию собственной жизни хотя бы на ближайший период. Ребёнок просто разрешал тот или иной вопрос, не думая о будущем. Характерным примером такого ситуативного, как его можно охарактеризовать, повседневного мышления, может служить эпизод из жизни М.В. Данилова. Его в возрасте двенадцати или тринадцати лет привёз в Москву старший брат. Другой брат, ученик Артиллерийской школы, Василий, записал его в ученики туда же. Братья поселились в доме своего родственника Милославского, где кормились и ночевали. Вскоре Василия Данилова по решению начальства перевели для продолжения образования в Петербург, а Милославский уехал в Астрахань, и будущий мемуарист остался без пропитания.
Чтобы прокормиться; он взялся, вести уроки в двух семьях: в одной обучал мальчика арифметике, а в другой — собственного одноклассника Секерина, который был старше его по возрасту, плохо учился и слыл шалуном?43. Что будет с ним завтра, как. он будет жить и. чем. заниматься - такие вопросы перед М.В: Даниловым не стояли, хотя? он на практике убедился, что покровитель находится далеко не всегда. Свою карьеру он выстраивать тоже не пытался. Придёт время -начальство решит, кого и куда пристроить. Никаких размышлений о своей судьбе ни один мемуарист, чьё детство пришлось на первую половину или середину XVIII в., не приводит, ограничившись описанием действий попечителей.
Для дворянских детей этого времени было вполне ясно, что они будут заниматься тем же, что и их отцы. Несмотря на то, что круг выбора профессий для людей этого сословия расширился, большинство предпочитало повторять пройденный родителями путь. Подобный традиционализм обыденного мышления проявлялся в создании военных и чиновничьих династий. Дети направлялись родителями по ими пройденному пути. Часто сын мог начать карьеру при своём начальнике-отце, как Ю.В. Долгоруков, который в шестнадцать лет был определён адьютантом к своему отцу - генераД-по-ручику344.
Такая ситуация постепенно менялась в связи с повышением общего культурного уровня повседневной жизни дворянского сословия и усложнением детского воспитания и образования. В конце XVIII в. уже фиксируются первые попытки обдумывать свою жизнь, обыденное поведение и строить планы на будущее у детей, отданных в воспитательные учреждения. Оказавшись в казённой обстановке, не имея рядом покровителя, они были вынуждены самостоятельно обдумывать своё каждодневное поведение, ставить перед собой цели, зная, чтої достигать их придётся собственными/ силами. Подобную линию детского повседневного поведения можно проследить в воспоминаниях известного литературного деятеля первой половины XIX в. Фаддея Венедиктовича Булгарина, который родился в 1789 г.
Фаддей Булгарин, признавая себя по рождению поляком, сам отмечал, что «.. .до такой степени обрусел в корпусе, что ходил с товарищами в русскую православную церковь, даже учился православному катехизису в классах.... По-польски я почти забыл, и хотя понимал лёгкий разговор, но сам не мог уже объясняться, да и другие забыли, что я не природный русак. Когда случалось, что меня спрашивали, из какого я племени, ...то я всегда отвечал, что русский»345. Булгарин отмечал также в своих воспоминаниях, что процесс ассимиляции польской знати шёл достаточно быстро и политика правительства в этом вопросе была продуманной на перспективу: «Поляков ласкали, везде принимали и покровительствовали», а их дети и внуки от браков с русскими уже принимали православную веру и считали себя русскими346. Для польской аристократии, представители которой, приняв российское подданство, поступили на русскую службу, было в то время важнее сохранить положение своих фамилий и поправить пошатнувшееся благосостояние, чем заботиться о воспитании своих детей в польском духе. Булгарин приводит в своих воспоминаниях многочисленные сведения, позволяющие сделать такой вывод347.
Итак, Фаддей Венедиктович Булгарин происходил из знатной польской семьи, проживавшей в только что присоединённой к России области. Матери, приехавшей судиться в Петербург по ложному обвинению в «кривоприсяжестве»348, знакомые посоветовали отдать ребёнка в Сухопутный Шляхетский кадетский, корпус. Фаддей; воспитанный в семье любящих и заботливых родителей, где он «... пользовался полною свободою»349, трудно привыкал к повседневной кадетскош жизни. Конфликты и. наказания; шли- потоком, пока- не привели егона госпитальную койку. Его моральное состояние ухудшалось от постоянно терзавшей мысли, что родители, разлюбили его. Даже забота матери и её частые посещения до госпиталя и в госпитале не разубедили его. Десятилетний мальчик впервые сам попытался осмыслить свое положение. «Горе развивает разум: В госпитале я имел время на размышление и, разбирая моё положение, .. .я решился покориться судьбе, победить все трудности, сделаться самостоятельным и жить вперёд без чужой помощи»350. Это было его первое самостоятельное решение. Десятилетний Фаддей понимал, что ненавистный корпус покинуть не удастся; но своей обыденной жизнью в его стенах он может распорядиться по своему усмотрению. Это ему удалось, несмотря на то, что сочувствия и поддержки он не нашёл ни у одноклассников, ни у учителей. Решив учиться хорошо, Фаддей пошел по-пути, вызвавшему недовольство учителей: вместо того, чтобы записывать в тетрадь под диктовку материал и учить наизусть, он стал много читать и отвечать на вопросы «своими словами», заслужив славу лентяя. Кадеты ежедневно, вспоминал он, «...также дразнили и задирали меня, что доводило нас частенько до драки». Так он прослыл ещё и «шалуном»351.
Встречи и общение дворянских детей с членами правящей династии и известными современниками в повседневной жизни
«Verbum movit; exemplum tragit»505 - аксиома для человечества. ". Особо волнующим становится каждое слово и каждый поступок известного в обществе и почитаемого этим обществом человека. Встретить такого человека в ранние годы своей жизни, иметь возможность не только увидеть и услышать, но и пообщаться с ним в обыденной ситуации воспринималось и воспринимается как своего рода пометка судьбы для ребёнка. Став взрослым, человек никогда не забывает подробностей этой встречи, пытаясь понять, каким образом она привязана к его дальнейшей судьбе. Через такие встречи человек, переживший их, вплетает историю своей личной жизни в историю своего народа и в историю своей страны, в которых значимое лицо уже оставило свой заметный след.
Дети дворянского сословия имели уникальный шанс переживать подобные встречи в массовых количествах на повседневном уровне, чему способствовали независимо от них сложившиеся обстоятельства:
В России XVIII — начала XX в. самым надёжным пропуском в историю был личный контакт с монархом и его-фамилией. Многие мемуаристы в детские годы имели возможность лично встретиться С августейшей особой или членами его семьи.
Встреча ребёнка с монархом в мемуарах всегда излагается самым подробнейшим образом, как бы ни была она мимолётна. Даже если сам мемуарист не мог помнить её по причине своего младенчества в момент встречи, ему, видимо, много раз напоминали об этом взрослые. Они желали показать ему его избранность и удачливость по сравнению с другими детьми, которые лишены были в детстве такой возможности. Своим высочайшим вниманием монарх как бы благословлял мемуариста на верную и доблестную службу, предугадывая его судьбу. Память об этом событии передавалась в роду из поколения в поколение.
Именно так описаны встречи с монархом встречи отцом и дедом мемуариста Ф.П. Печёрина. Дед мемуариста Федор Иванович Печёрин был представлен Петру I своим двоюродным братом бароном Василием Петровичем Поспеловым, служившим денщиком у царя. «Великий, посмотрев на него и подняв волосы, лоб его закрывавшие, произнёс: "В этом малом будет путь"»506. Автор воспоминаний строит рассказ о деде как реализацию петровских предначертаний: Он повествует как Ф:И. Печёрин. делает карьеру-при дворе, добивается, благорасположенияі дочери Петра I императрицы Елизаветы, которая, обращаясь к нему, звала его «дядей»507. В знак своего благорасположения она женила Печёрина, бывшего в должности обер-мундшенка, на своей любимой плясунье Авдотье Семёновне Бакудниковой, происходившей из крестьян. Елизавета пожелала быть крёстной их единственному сыну, родившемуся в 1744 г., и дала ему имя Пантелеймон. Пантелеймон Федорович Печёрин в детстве «...очень-часто приводим бывал во дворец и всегда получал от императрицы что-нибудь для лакомства или игрушки»508. Пётр I напророчил карьеру его отцу, а Елизавета, заметив, как малыш-крестник обдирает кожицу с подаренного ему абрикоса, пророчит ему характер: «Дядя! Сын твой не по тебе, он будет очень разборчив»509. Мемуарист подтверждает пророчество: «Действительно, это свойство, нежность чувств вообще, имел он всегда в великой степени»510. Когда умерла от простуды мать П.Ф. Печёрина, императрица не оставила свою заботу о мальчике и поместила его в 1722 г. в Пажеский корпус. За его шалости в повседневной жизни при дворе наказания от императрицы «...были, какие только самая нежнейшая мать приказать может делать»511. За удачно выученные танцевальные па, которые маленький паж подметил у иностранного танцора, Елизавета подарила ему 300 червонцев «на апельсины»512. Ребёнок отдал деньги отцу, который, оставив ему «на апельсины» два червонца, остальное припрятал. Через несколько лет, после смерти отца, П.Ф. Печёрин нашел эти золотые нетронутыми513.
В общении с ребёнком в повседневной ситуации монарх может «забыть» о своём величии и быть с ним/«запросто». Такое поведение со стороны царственной особы понималось в детстве как нечто1-из ряда вон выходящее и запоминалось на всю жизнь. Именно в таком тоне удивления и восхищения Г.И. Ржевская описывает свои встречи с Екатериной II514, а И.С. Жиркевич с Павлом I и цесаревичем Александром Павловичем515. Так как монарх был «запросто» в общении с детьми, то и дети могли вести себя по-детски, чего они не могли себе позволить с учителями и воспитателями. Так, цесаревич Александр Павлович, посетив Сухопутный Шляхетский корпус, обратил внимание на миловидность И.С. Жиркевича и ущипнул его за щёку: «Купидон!» Мемуарист и через много лет помнил свой ответ: «А я закричал: больно ваше высочество!»516.
Обязательно при посещении учебных заведений монарх демонстрировал своё отеческое расположение, обращая внимание на житейские мелочи. Именно так вёл себя император Павел I по воспоминаниям И.С. Жиркевича: он зашёл в малолетнее отделение, где были дети от 5 до 8 лет, взял «с самой- последней скамейки на руки одного кадета, ... внёс его сам на кафедру и, посадив на стол, своими руками снял с него обувь; увидя на ногах... чистоту и опрятность, обратился к главной начальнице с приветом благодарности. Теперь ещё не могу забыть минуту бледности и страха, а потом душевного успокоения и слёз на лице... г-жи Бугсгевден»517. Такие сцены в XVIII в. лучше всяких наставлений воспитывали детей в духе верноподданничества, а лучшим способом продемонстрировать её было поступить на службу.
Художественное творчество в повседневной жизни дворянских детей по воспоминаниям XVIII - начала XX в
История, воссоздающая экономическую, политическую и соци альную стороны жизни человечества, была бы ничтожна, не найди она отражения в высших творениях человеческого духа — в произве дениях искусства. Они создаются малым количеством людей, способных в уникальных (а потому непрактичных) формах осмыс лить человеческое существование. То, как они сумели понять че ловечество, художники воссоздают в своих произведениях. Каждое художественное произведение - своего рода посредник между людь ми и художниками, осмысливающими их и своё существование в ис тории. Чтобы создать такого посредника, человек помимо природно го таланта должен быть наделён достаточным опытом и навыками в переживании повседневной действительности, без чего невозможно творчество. Когда художественные произведения созданы взрослы ми людьми, это так или иначе понимается их сообществом. Когда же художественное произведение создаётся ребёнком или совсем юным человеком, это воспринимается как чудо, феномен, не поддающийся объяснению и, поэтому, вдвойне поражающее человечество.
Дети-художники с выдающимися способностями были и в дво рянской среде. На протяжении большей части своего существования во времена империи XVIII - начала XX вв. дворянство неоднозначно воспринимало их наличие в своей среде.
В современном понимании ребёнок, наделённый несомненным художественным даром, - гордость и украшение семьи и всего рода. Но современное понимание совсем не идентично прошлому. Дво-рянство XVIII - первой половины XIX вв. относилось к этому факту скорее как к малоуместпому явлению в их повседневной жизни. Художник создаёт предметы материального мира, пусть даже и бесценные. Эти вещи украшали дом дворянина и его обыденную жизнь, по это всего лишь антураж для славной деятельности потомка своих благородных предков, чьи имена и поступки составляют страницы истории. Именно поэтому люди, создающие этот антураж - всего лишь ремесленники в глазах благородных. С ними общались, перед ними даже заискивали, но быть причисленным к ним или допустить их существование в своей среде — вещь малопочётная6х\ Известный скульптор и художник граф Ф.П. Толстой вспоминал о реакции окружающих на его решение поступить в Академию художеств: «Родные, особенно люди зрелого возраста, были вооружены против меня за то, что я избрал для моего служения отечеству неблагородную дорогу художника, в чём меня вообще многие из лиц знатных фамилий обвиняли, утверждая, что этим поступком бесчещу мою фамилию»656. Показательно то, что это решение он принял и выполнил в возрасте 21 года (совершеннолетие). А до этого он следовал решению своих родителей и покровителей (дяди П.А. Толстого и Н.Н. Салтыкова), которые предначертали ему карьеру военного. П.А. Толстой забрал девятилетнего племянника с собой в полк, обещая родителям к шестнадцати годам сделать из него майора. Служба стала уделом повседневности его детства. До 12 лет будущий художник служил и учился в полку, а после этого родители отдали его Морской корпус, который он закончил в 1802 г., успев совершить плавание в Швецию, Данию и Норвегию. Достигнув совершеннолетия и получив право самостоятельно распоряжаться своей судьбой, юный граф осуществил свою мечту. Своеобразна была реакция императора Александра I, который неожиданно с пониманием отнёсся к девиантному поведению Ф.П. Толстого: «Офицеров у меня много, и я могу их нажаловать, сколько мне угодно, а художников -нет»657.
Каждый дворянин-родитель желал видеть в своём отпрыске достойного продолжателя славных дел рода, по не ремесленника, создающего художественное обрамление для деятельности и обыденной жизни других. Поэтому деятельность детей-художников пресекалась в самом начале. Показателен в этом плане факт, описанный в воспоминаниях Н.Н. Мордвиновой. У неё был младший брат Александр, который «...с малых лет выказывал свой талант к живописи»638 и скульптуре. Их отец Николай Семёнович Мордвинов, адмирал, человек в высшей степени образованный, ценящий и понимающий искусство, воспринимал, однако, талант сына как семейное бедствие. Он говорил: «Как жаль, что этот талант не дан бедному мальчику, он был бы русским Рафаэлем»659. Своего сына он ви: дел государственным человеком, чиновником или воином, по никак не художником, поэтому мальчик «...никогда не имел хорошего учителя живописи»660. Учитель рисования в дворянской семье -заурядный факт. Некоторые из этих учителей были мастерами и выдающимися художниками, но возможность их уроков исключалась для детей, обладавших ярко выраженным талантом. Свои воспоминания Надежда Николаевна Мордвинова писала до второй половины XIX в., когда отношение к таким фактам действительности изменилось в повседневном восприятии в среде образованного дворянства. Поэтому строки, посвященные младшему брату и его талапіу проникнуты грустью и ощущением потери. Это выражается в особой ласковости, с которой Надежда Николаевна пишет о его детских произведениях: «Сколько картиночек я сберегла с пятилетнего его возраста, на которых так мило и ясно выражалось его пылкое живописное воображение!». Это же чувство печали сквозит и в отрывке, где контрастируют описание восхищения отца произведениями, созданными его восьмилетним сыном, и в фразе о бесполезности этого таланта для дворянина. Н.Н. Мордвинова вспоминала, ч іо отец произнес её, когда «...удивленный талантом ребёнка», положил для сохранности в кабинете между «...своими редкостями, собранными со всего света», осколок алебастровой вазы, на которой Александр «...скульптурировал ножичком..., лошадь и воина, который держал её за узду; фигура их была так прекрасна и поза так натуральна»661. А.Н. Мордвинов, став взрослым, только после смерти своей первой жены и своего отца получил возможность развивать свой талант662.
Следует отметить, что, несмотря на такое отношение к художественному таланту, дворянство вовсе не было против умения создавать произведения искусства. Но это должно было носить характер не серьёзной профессиональной деятельности, а домашнего увлечения. Полезный навык позволял приятно провести свой повседневный досуг и не более того. Исключался и другой момент: для художника-профессионала необходима критика и впечатления зрителей, то есть огласка, публичность его деятельности и его произведения. Как раз это и было нежелательно, это была не та слава, которой можно было украсить дворянское имя.
В первой половине XIX в. умения и навыки в области искусства в дворянской среде оставались делом келейным. Имел ли дворянин тот или иной художественный талант — им он украшал лишь свой семейный быт и досуг. Для женщин всё же имелся выход. Те из них, кто в совершенстве владел искусством вышивки и золотошвеи, могли поместить свои произведения соответствующей тематики в церкви (чаще всего домовой или поместной) в качестве пожертвования. Сестра мемуариста М.В. Данилова Дарья умела «... преизрядно вышивать всеми цветами и золотом, какое шитьё в тогдашнее время было в Москве в манере самое лучшее»663. Воспитанницы институтов благородных девиц поощрялись к совершенствованию в рукоделиях. Те из них, кто имел талант в этой области, должны были приготовить ко всевозможным праздникам подарки для maman (начальницы учебного заведения), высокопоставленных особ, попечителей институтов и царской семьи. Этот факт повседневной институтской жизни описан во всех воспоминаниях институток. При выпусках из работ воспитанниц устраивали выставки.
Похожие диссертации на Повседневная жизнь детей российских дворян по мемуарам современников XVIII - начала XX в.
