Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Приходы Егорьевского уезда Рязанской епархии
п. 1. Общая характеристика приходов Егорьевского уезда . 30
п. 2. Процесс образования новых приходов (на примере села Шарапово) 46
Глава 2. Состав приходского духовенства. Определение на священно-и церковнослужительские места
п. 1. Штаты приходских причтов 74
п. 2. Определение на священно- и церковнослужительские места 79
а. Возраст и образовательный ценз 83
б. Наследование мест и родство в причте 89
в. Действие наследственного принципа в XVIII - начале XX вв. на примере Шатурского и Ялмонтского приходов 93
п. 3. Межсословные браки 114
п. 4. Вступление в духовное звание иносословных 117
Глава 3. Прохождение службы
п. 1. Служебные перемещения
а. По "служебной вертикали" 119
б. Территориальные перемещения 122
п. 2. Круг служебных обязанностей
а. Повседневные обязанности 126
б. "Особенные должности" 131
в. Учительская деятельность 138
п. 3. Награды и штрафы
а. Награды 143
б. Штрафы 152
п. 4. Выход за штат 172
Глава 4. Материальное обеспечение приходского духовенства 176
п. 1. Казенное жалованье 177
п. 2. Местные средства
а. Кружечный доход 182
б. Оброчные статьи и ценные бумаги 184
в. Земельный надел 188
г. Дома священно- и церковнослужителей 199
п. 3. Пенсии 202
Заключение 209
Список источников 216
Список использованной литературы 217
Приложения 220
Введение к работе
История Русской Православной церкви представляет в настоящее время чрезвычайно плодотворную область для исследования по ряду причин. Во-первых, не подлежит сомнению тот факт, что церковь играла значительную роль в истории России, особенно если учесть, что вплоть до Октябрьской революции она не была отделена от государства. Однако несмотря на это (а, точнее, именно по этой причине), как до, так и после 1917 г. из-за идеологических соображений взвешенная оценка роли церкви в жизни Российского государства была невозможна.
В последние годы (с конца 1980-х - начала 1990-х годов) наметилась тенденция к серьезному изучению истории православной церкви, к постепенному введению в научный оборот ранее не использовавшихся источников по этой проблематике, и в первую очередь источников архивных, хранящихся в центральных архивах. Но до сих пор, по-прежнему, из поля зрения исследователей выпадает низовое звено церковной организации - приход, а равно ценнейшие фонды провинциальных архивов.
Между тем, отношение многомиллионного населения России к церкви зависело не только (и не столько) от распоряжений Св. Синода или деятельности высших церковных иерархов, от жаркой полемики в столичной прессе, сколько от приходского духовенства, с которым это население непосредственно сталкивалось в повседневной жизни.
Во-вторых, хотя специальных работ по истории приходского духовенства практически нет, оценок, порой взаимоисключающих, можно встретить немало. Основные причины неудовлетворительности этих оценок вообще и их противоречивости в частности заключаются в следующем:
- часто обращение к истории церкви и духовенства носит не научный, а публицистический характер, связано с острой идейной полеми кой, и поэтому оценки продиктованы политическими и конфессиональными пристрастиями авторов (это касается как дореволюционного, так и современного периодов);
- чаще всего характеризуется какая-либо одна сторона деятельности или положения духовенства, причем без детальной проработки широкого круга источников делаются обобщения относительно всего - если не всего дореволюционного, то по крайней мере синодального - периода, применительно к территории всей империи и т.д. При этом нередко даже не учитывается тот факт, что приходское духовенство включает в себя разные группы, отличающиеся по своему статусу.
Исходя из сказанного, в основу своего исследования я хочу положить следующие принципы:
- исследование должно быть конкретно-историческим, т.е. исходить из реалий менявшейся на протяжении XIX — начала XX вв. эпохи, должно быть нацелено на выяснение и объяснение роли и места приходского духовенства в жизни России, а не на изначально запланированное осуждение или апологию;
-исследование должно коснуться, по возможности, всех сторон жизни и деятельности разных категорий приходского духовенства (по крайней мере, к этому надо стремиться).
Изучая историю приходского духовенства, желательно иметь возможность проследить ее в развитии, а для этого требуется выбрать достаточно пространный отрезок времени. В качестве нижней грани мною выбран рубеж XVIII - XIX вв., на который пришлось окончательное формирование духовенства как замкнутого сословия1 и реформа системы духовного образования 1808-1814 гг., принципиально изменившая
основы формирования причтов церквей. К тому же именно к концу XVIII в. относится и появление той административно-территориальной единицы (Егорьевский уезд Рязанской губернии), материалы которой я намерен исследовать.
Вместе с тем я сохраняю за собой право обращаться и к источникам, относящимся к предшествующему периоду (т.е. к XVIII веку в целом), поскольку именно оттуда берут свое начало многие тенденции, касающиеся как различных сторон жизни приходского духовенства, так и государственной политики в церковной сфере. Верхней гранью исследования является 1917 г. — время крушения того государственного строя, неотъемлемой частью которого являлась Русская Православная церковь.
Для того, чтобы решить поставленные задачи без отказа от широких хронологических рамок исследования, необходимы строгие пространственные ограничения, поэтому речь пойдет лишь об одной из епархий -Рязанской, имеющей много общего по национальному, сословному и конфессиональному составу с большинством православных епархий России (за исключением столичных и окраинных).
Архив Рязанской духовной консистории хорошо сохранился и насчитывает более 30 тыс. единиц хранения, что отвечает главному условию - наличию широкой источниковой базы.
Однако, детально проработать в рамках одной диссертации весь архив Рязанской консистории за 100 с лишним лет также невозможно, поэтому необходимы дальнейшие ограничения. Представляется необходимым ограничиться изучением приходов одного из 12 уездов данной губернии (епархии). Я остановился на северном Егорьевском уезде. Но при этом, взяв его за основу, проанализированные по этому уезду данные считаю необходимым сопоставить с известными мне данными по другим уездам Рязанской губернии (прежде всего данным по наиболее отличавшегося от Егорьевского - южного Данковского уезда).
ИСТОРИОГРАФИЯ
Серьезных работ, посвященных истории приходского духовенства в XIX веке, в дореволюционный период было создано мало, так как сама эпоха в то время еще не успела отойти в прошлое. Кроме того, между церковью и светским обществом лежала глубокая пропасть и в условиях их взаимного острого неприятия работы, касавшиеся приходского духовенства, носили не столько исследовательский, сколько публицистический характер - резко критический с одной стороны и апологетический с другой. Редким исключением являются труды профессора Казанской Духовной Академии, доктора церковной истории П.В. Знаменского и прежде всего его монографии "Руководство по русской церковной истории" и "Приходское духовенство в России со времени реформ Петра"1. П.В. Знаменский в своих исследованиях коснулся самых различных сторон церковной жизни, подробно рассмотрев как политику государственной власти (особенно Петра I, преобразованиям которого ученый уделил особое внимание, поскольку они определили всю дальнейшую историю русской православной церкви, сделав ее частью государственного аппарата), историю церковных учреждений, так и собственно приходского духовенства. К сожалению, работы П.В. Знаменского охватывают только часть рассматриваемого мною периода.
Из дореволюционных работ также следует отметить труд Д.И. Агнцева "История Рязанской духовной семинарии. 1724 - 1840"2, имеющий прямое отношение к моей теме и содержащий богатый фактический материал.
С 1917 г. и до конца 1960-х гг. история русской православной церкви практически не рассматривалась советскими учеными. Едва ли не единственным исключением является работа Н.М. Никольского3.
Однако ее научная ценность очень мала: Н.М. Никольский, примыкавший к школе М.Н. Покровского, написал ее сугубо для ведения антицерковной и антирелигиозной пропаганды и к тому же огромную часть раздела о XIX - начале XX веков посвятил почему-то старообрядчеству и сектантству; истории собственно православной церкви за вторую половину XIX - начало XX веков посвящено всего несколько абзацев. За исключением двух-трех наблюдений бытового характера (например, что не было принято сыновьям, имевшим более высокий статус, поступать в тот же приход, где служил отец), "История русской церкви" Никольского представляет набор идеологических штампов и бездоказательных обвинений.
Несколько работ по интересующей меня проблематике появилось на рубеже 1960-х - 1970-х гг., к ним относятся статья С.С. Дмитриева "Православная церковь и государство в предреформенной России"4, книга Е.Ф. Грекулова "Церковь, самодержавие, народ" и сборник статей "Церковь в истории России (IX в. - 1917 г.). Критические очерки"5. Всех авторов объединяет, прежде всего, принадлежность к историкам-марксистам. Как и все советские историки, они разделяли (должны были разделять) положения т.н. "научного атеизма", более того, зачастую считали его пропаганду главной своей задачей, как и Н.М. Никольский. Отсюда вытекает известная необъективность этих историков, их полемическая заостренность как против русской православной церкви, так и против религии вообще. Их внимание сконцентрировано на рассмотрении церкви как важной части структуры государственной власти. Для них также характерно использование преимущественно публицистики и опубликованных материалов; архивные же фонды, по сути, остались невостребованными.
Наиболее ценной из них является пространная статья С.С. Дмитриева, насыщенная разнообразным фактическим материалом. В отличие от того же Е.Ф. Грекулова, ученый вообще не затрагивал основ собственно христианского вероучения, его интересовали роль церкви как части государственного аппарата, подчинение церковной организации самодержавной бюрократической машине, защита церковью существовавшего строя и негативные явления, из этого вытекавшие. Статья выдержана в спокойном, объективном стиле. Однако избранная С.С. Дмитриевым тема оказалась чрезмерно обширной как по временному охвату, так и по проблематике, и подробно рассмотреть все затронутые им вопросы историк не смог; отсюда неравномерность, подробное освещение отдельных явлений (история Библейского общества) и краткое упоминание или пропуск других (так, он вообще не упомянул ни указа Павла I 1797 г., закрепившего сословную замкнутость духовенства, ни реформу духовных учебных заведений, проведенную М.М. Сперанским). Некоторые вопросы были им затронуты, но едва ли решены (так, вряд ли возможно судить об уровне жизни приходского духовенства на основании только материалов публицистического характера).
В 1989 г. вышла в свет коллективная монография "Русское православие: вехи истории", по своей структуре сходная с упомянутой выше работой "Церковь в истории России". В ней авторы попытались отойти от однозначно негативной оценки роли православной церкви в русской истории, расширить круг привлекаемых источников. Однако из-за длительного перерыва в изучении истории церкви во многих случаях они ограничились старыми идеологическими штампами, черпая сведения во многом из публицистики. Хотя в работе и были использованы архивные источники, но только из центральных архивов и по крайне узкой проблематике.
На рубеже 1980-х - 1990-х гг. начался новый этап в изучении истории церкви отечественными учеными. Во-первых, исчезла необходимость придерживаться заранее заданных идеологических рамок, т.е. появилась возможность именно исследования вместо обличения. Во-вторых, появилась возможность учета того позитивного, что сделано зарубежными исследователями (в т.ч. представителями русского зарубежья). Большое значение имело издание на русском языке двухтомного фундаментального труда проживавшего в эмиграции русского профессора И.К. Смолича6, созданного им в 1960-е гг. и являющегося и по сей день крупнейшей работой по истории православной церкви синодального периода. И.К. Смолич, сочетая личную религиозность, несомненную научную объективность, глубокий всесторонний анализ и широкую эрудицию, рассмотрел такие темы, как взаимоотношения церкви и государства, епархиальное управление, приходское духовенство, духовное образование и т.д., включив в свою работу многочисленные таблицы, статистические данные, обширную библиографию по затронутой проблематике. Однако необходимо учитывать, что И.К. Смолич, во-первых, не мог по объективным причинам использовать материалы, содержащиеся в российских архивах, а во-вторых, он указал и наметил только основные направления исследований по разным проблемам, поскольку даже в таком капитальном труде, как его "История русской церкви", было невозможно подробно осветить все стороны жизни церкви и приходского духовенства.
Из современных отечественных историков должен быть упомянут СВ. Римский, автор ряда статей и монографий, посвященных
положению Русской Православной церкви в XIX в. , ценность которых заключается в широком использовании архивных материалов (правда, только центральных архивов).
Раздел общего характера о приходах и приходском духовенстве имеется в монографии В.А. Федорова1 "Русская Православная Церковь и государство. Синодальный период. 1700-1917", основанной на широком круге опубликованных и сточников.
Упомянутые несмотря на свою несомненную важность, историю низового звена церковной структуры освещают в очень краткой, предельно обобщенной форме, что, в свою очередь, наглядно свидетельствует о наличии серьезного пробела в историографии истории Русской Православной церкви. Это обстоятельство не могло не обратить на себя внимание современных исследователей, и в самое последнее время стали появляться первые работы, посвященные истории прихода и приходского духовенства, основанные на изучении в том числе и региональных архивов9. Как видно даже из названий перечисленных работ, они затрагивают самые разные сферы жизни и деятельности приходского духовенства и отдельных епархий в целом, и уже этим показывают перспективность дальнейших исследований, основанных на местном материале. Но при всей их несомненной важности следует отметить, что аспекты церковной истории, рассматриваемые упомянутыми авторами, не имеют прямого совпадения с проблематикой моей диссертации.
К наиболее интересным для меня по постановке проблематики и сследованиям, касающимся приходского духовенства, я отношу серьезное исследование П.С. Стефановича "Приход и приходское духовенство в России в XVI-XVII веках"10, рассматривающее юридические, социальные и экономические аспекты положения приходского духовенства и основанное на изучении большого комплекса источников, в том числе и архивных. Но в нем рассматривается значительно более ранний период отечественной истории, существенно отличающий от того, который исследуется в моей диссертации.
Серьезный интерес представляет для меня также монография Т.Г. Леонтьевой "Вера и прогресс: православное сельское духовенство России во второй половине XIX - начале XX вв."11, основанная на материале Тверской епархии и, отчасти, использующее сведения по ряду других епархий, таких как Петербургская, Ярославская, Московская и др. Эта работа обращает на себя внимание не только обилием интересного фактического материала, но и взвешенными, лишенными односторонности оценками состояния приходского духовенства в пореформенной России.
Иследование принципов определения на службу священно- и церковнослужителей нередко требует знания родословий представителей православного духовенства. В этой связи интерес для моего исследования представляет работа А.В. Матисона , в которой содержатся как ценные указания по построению исследования по данной
13 проблеме, так и интересные наблюдения по отдельным сторонам жизни и быта приходского духовенства.
Но среди современных работ имеются и такие, которые более следуют "моде", чем представляют глубокие и всесторонние исследования, например, работы Л.Ю. Зайцевой . Хотя несомненным плюсом является тот факт, что Л.Ю. Зайцева обратилась к местным архивам (бывшей Тобольской епархии), отрицательные стороны ее работ составляют непозволительно широкие обобщения на основе немногочисленных фактов, выхваченных даже из истории рассматриваемого ею региона и главное — непонимание того явления, о котором она пишет и проистекающие отсюда обобщения по исключительно внешним признакам2.
Таким образом, анализ рассмотренных работ наглядно свидетельствует о наличии серьезных пробелов в историографии, посвященной истории Русской Православной Церкви в синодальный период, и прежде всего о недостаточной изученности истории церковных приходов и приходского духовенства.
14 ОБЗОР ИСТОЧНИКОВ
При работе над диссертацией были использованы следующие категории источников.
Законодательные и нормативные документы, которые позволяют судить о статусе приходского духовенства, его правах и обязанностях, регламентируют порядок прохождения им службы и т.д.
Среди данной группы источников наибольшее значение имеет "Устав Духовных Консисторий" (2-е изд., СПб., 1871), изданный под редакцией Ф.В. Ливанова. Каждый параграф данного устава прокомментирован составителем на основе использования Полного Собрания Законов Российской империи, "Духовного регламента", указов Св. Синода и тому подобного материала.
Кроме того, в этом издании был опубликован ряд важных значение для нормативных актов, таких как:
- "Инструкция благочинным приходских церквей";
- "Положение о сокращении приходов и церковных причтов" (1873);
- "Правила о пенсиях священнослужителей и их семейств";
- "Уставы учебно-духовных заведений".
Среди использованных источников данной категории следует также назвать "Циркулярные указы Св. Синода. 1867 - 1900 гг."1, касающиеся самых разных сторон службы и быта духовенства, и "Сборник правил о средствах содержания духовенства и о разделе их между членами причта" .
Основной корпус источников составляют такие категории как
материалы официального епархиального делопроизводства и
приходская документация, хранящиеся в Государственном архиве
Рязанской области (ГАРО) и вводящиеся в данной работе в научной
оборот впервые.
Мною были использованы материалы следующих фондов:
- фонд 627 - Рязанская Духовная Консистория;
- фонд 634 - Рязанская духовная семинария;
- фонд 1280 - Правление Рязанской духовной семинарии;
- фонд 625 - Рязанское епархиальное женское училище.
Следует отметить некоторые особенности формирования этих фондов. Материал, содержащийся в фонде Рязанской Духовной Консистории сгруппирован по времени, по столам Консистории (1 - 5) и частично по характеру документов, причем даже в перечне 256 описей фонда не указан принцип группировки материала в рамках данной описи. Так, например, клировые ведомости церквей Рязанской епархии за 1850-1915 гг. сосредоточены в описи № 240, тогда как более ранние разбросаны в произвольном порядке по ряду других описей.
Работа по составлению описей фонда велась в 1950-е гг. и была выполнена не на высоком профессиональном уровне: названия дел даются в большинстве случаев в самой общей и зачастую неточной форме, в ряде случаев они вообще не соответствуют документам (например, в заголовке значатся аттестаты учеников семинарии, а реально в деле содержатся данные по службе одного из учителей; дано заглавие "исповедные росписи города Рязани", тогда как на деле документы относятся к Рязанскому уезду, и т.д.). В некоторых случаях налицо грубые ошибки такого рода: "архангельский дом" вместо "архиерейский", "прошение о вступлении в двадцатый (!) брак" вместо "во 2-ой брак", "Сенад" (неясно, чей указ имеется в виду - Св. Синода или Сената), дело, касающееся имущества "умершего царя (!) села NN"
(вместо, разумеется, иерея). Затруднен поиск необходимых данных и неудачной разбивкой материала (документы за один и тот же год в ряде случаев бессистемно разбросаны по нескольким описям). Кроме того, достаточно значительное число дел оказалось пропущено при первоначальном составлении описей и затем они были вписаны опять же без определенной системы. Некоторые документы (прежде всего, метрические книги за вторую половину XIX - начало XX века) оказались переданы в состав других архивов (архива ЗАГС, Государственных архивов Липецкой и Московской областей).
К сожалению, многие дела из-за времени, но главным образом -неудовлетворительных условий хранения (архивохранилище помещается в бывшем храме Казанского женского монастыря) сильно испорчены: выпали некоторые листы, из-за сырости рассыпаются или утрачены края документов.
При ссылках на соответствующее архивное дело будет принята следующая система: фонд, опись, дело и связка (последнее обусловлено опять же условиями хранения), а также листы (однако это возможно не во всех случаях, поскольку многие дела не нумерованы).
Круг очерченных в дипломе вопросов предполагает, что особую ценность для их изучения имеют разные виды приходской документации: клировые ведомости, исповедные росписи, метрические книги.
Клировые ведомости.
Прообразом клировых ведомостей являлись именные списки священно- и церковнослужителям и их детям, введенные в 1769 г. В этих списках показывались члены причта данной церкви, равно штатные и заштатные, а также их дети мужского пола, и возраст всех этих лиц. Их информативность, как видно из вышесказанного, была ниже, чем информативность исповедных росписей, в которых значились также и женщины. Впоследствии форма клировых ведомостей неоднократно менялась. Так, в клировых ведомостях Егорьевского уезда за 1812 г. по одному из благочинии указывалось также родство между членами причта и уровень образования у тех немногих, кто его получил; по другому же благочинию ничего этого не значилось. В одних приходах указывалось, женат тот или иной член причта, вдов или холост - в других, соседних, это опускалось. Усовершенствованные формы клировых ведомостей приживались медленно. Например, за 1825 г. в клировых ведомостях половины Егорьевского уездов уже значились женщины, всем членам причта проставлялись отметки о наличии или отсутствии образования, о поведении и штрафах, о времени определения их на службу и о родстве; равно указывались в них и дети, обучавшиеся в духовно-учебных заведениях, с показанием их фамилий. В то же время в части Егорьевского уезда по-прежнему ограничивались скудным набором сведений образца 1769 г. В 1829 г., наконец, была установлена та форма клировых ведомостей, которая, с некоторыми изменениями и дополнениями просуществовала до конца изучаемого периода. Клировые ведомости делились на три части. В первой содержались следующие сведения: о церкви (наименование, время построения и кто именно ее построил, материал, число престолов, колокольня, утварь, состояние церкви - т.е. крепка ли она или требует починки), о том, сколько именно членов причта при ней состоит, об их содержании, о земле и домах причта, о принадлежащих церкви постройках, о наличии приписных церквей, о расстоянии до консистории, благочинного и ближайших приходов, о различных церковных документах (с какого года хранятся метрические книги и исповедные росписи, и в целости ли, когда составлена опись церковного имущества, о приходно-расходных книгах, о книги для записи брачных обысков с показанием в ней чистых и исписанных листов).
Во второй части писались сведения о членах причта: имя, отчество, фамилия, чей сын (священника, диакона и т.д.), возраст, образование, когда и кем был определен и посвящен и куда именно, "какие проходил и проходит особенные должности", когда, кем и за что именно награжден, о наличии грамоты или указа об определении на место, холост, женат или вдов, сведения о жене и детях (взрослые сыновья и вышедшие замуж дочери в ведомости не вносились). Благочинный заполнял графы о том, насколько хорошо тот или иной священно- или церковнослужителей читает, поет и знает катехизис, а для окончивших семинарию священников и диаконов - о количестве читаемых ими проповедей, о поведении членов причта, их жен и детей (во время учебных каникул), и, наконец, о штрафах - когда, за что и чем именно кто был штрафован, и не состоит ли кто в настоящее время под судом или следствием. Была также графа про участие в военных действиях. После штатных членов причта шли сведения о заштатных священно- и церковнослужителях и сиротствующих семьях, причем о заштатных подробных сведений биографического характера не приводилось.
В третьей части клировых ведомостей шло перечисление составляющих приход села и деревень, с указанием дворов и числа душ мужского и женского пола, равно как и раскольников. Крестьян писали по помещикам, т.е. в такой-то древне помещика такого-то крестьян дворов столько-то, а в них столько-то душ. Кроме того, показывалось расстояние деревень от церквей и обозначались препятствия к сообщению (например, река), если таковые имелись. Клировая ведомость подписывалась всеми членами причта: "К сей ведомости Егорьевского уезда села Ялмонт Никольской церкви священник Василий Затишин руку приложил", причем это делалось таким образом, чтобы часть подписи была на каждом листе. Один экземпляр клировой ведомости отсылался в Консисторию, второй оставался в церкви, становясь на следующий год фактически черновиком для ведомости за новый год. При формальном переписывании такого "черновика" составители иногда забывали обновлять изменившиеся данные; другие же данные - например, сведения о взрослых детях членов причта, живущих вне пределов прихода, а тем более епархии - просто не стремились уточнять и проверять. Ошибка, раз вкравшаяся в ведомости, впоследствии могла повторяться годами. Поэтому необходимо сразу же подчеркнуть, что в клировых ведомостях могут быть большие погрешности, обусловленные как недостатком сведений у составителей, так и являвшиеся результатом уже отмеченного формального отношения к составлению любых официальных бумаг для начальства, а порой и какими-либо личными интересами4. Так, например:
- отнюдь не всегда из клировых ведомостей можно узнать время построения церкви: записи вроде "построена неизвестно когда и кем" встречаются многократно. То же самое касается данных о составе причта: "причта издавпо положено" столько-то;
- чрезвычайно неединообразно велись записи о земле и вообще о составляющих материального обеспечения;
- многочисленные неточности и небрежности встречаются в
послужных списках священно- и церковнослужителей. Иногда опускаются даты, иногда год определения причетника и год его посвящения в стихарь сливаются в один, иногда даты даются точные, иногда - только год; в раннее время часто опускается фамилия, а если она есть, то и в раннее, и в много более позднее время нередко исчезает отчество; зачастую говорится об обучении в духовном училище, но каком именно (Рязанском, Зарайском и т.д.) - не сказано; кратковременная служба порой вообще забывается.
- совершенно нельзя доверяться означенному в ведомостях возрасту: у стариков даты отличаются от истинных порой на 5 и более лет, а разница в год-два-три присутствует у всех возрастов сплошь и рядом.
Вот несколько примеров существенных неточностей. Священник села Колычево Егорьевского уезда Димитрий Иоаннов Постников был рукоположен в 1836 г., однако на протяжении многих лет ставил неверную дату - "1826", т.е. на десять лет меньше (и это при том, что он лично заполнял ведомость) .
Причетник Александр Михайлов Перехвальский решительно "забыл" свою кратковременную службу в качестве сторожа Данковского собора (должность церковнослужителя) в более поздних ведомостях; он же писал, что служил некоторое время в селе "Ивановское", тогда как на самом деле давнее название села - "Новоивановское". Помянутое же А. Перехвальским с. Ивановское являлось центром совершенно другого прихода, хотя и в том же Данковском уезде6.
Клировые ведомости Данковского уезда за 1850 г. сохранили интереснейшие карандашные пометки какого-то высокопоставленного лица (видимо, из членов Консистории). Он скрупулезно сравнил все ведомости 1850 г. с ведомостями 1849 г. и выявил массу неточностей. Ведомости пещрят его отметками о том, что возраст такого-то лица за год не изменился, а другой, наоборот, стал на два года старше. Много раз он указывал на пропущенные фамилии, на неуказание того, на чьем содержании дети - ученики училища или семинарии, на пропуск отметки о грамотности дочерей, на разнящиеся от предыдущего года даты, "нелепые", по его мнению, отметки благочинных о штрафах, на неправильные записи в третьей части ведомостей (пропущены помещики, ничего не сказано о наличии или отсутствии препятствий на пути к приходской церкви и т.д.); посчитав общее число исписанных и чистых листов в обыскных книгах за эти годы, он в ряде случаев обнаружил, что разница составляет несколько листов (причина заподозрить священника в подлоге) и т.д. и т.п. Учитывая несомненно высокое положение дотошного читателя клировых ведомостей (в одном месте, подчеркнув запись о плачевном состоянии ветхой церкви, он написал: "послать указ благочинному"), можно не сомневаться, что за эти небрежности и ошибки последовали взыскания. Однако на качестве заполнения клировых ведомостей это никоим образом не сказалось.
В 1879 г. последовало изменение, весьма полезное для исследователя. Было предписано показывать всех детей, а не только живущих при родителях, с указанием их статуса. Впрочем, часть священно- и церковнослужителей проигнорировала это предписание, а некоторые приняли половинное решение: писали взрослых сыновей, напрочь опуская замужних дочерей.
Примерно к этому времени стали давать полные послужные списки и для заштатных священно- и церковнослужителей - однако, опять же, это делалось не во всех случаях. Все зависело от усмотрения заполняющего ведомость: с 1880-х гг. стали писать не просто статус отца, но и где именно он служил (т.е. "сын священника села Старое Кленское Раненбургского уезда"). Но некоторые этого не писали. Опять же, в начале XX века стало принято писать точные даты рождения жены и детей - некоторые следовали этому, некоторые - частично, а некоторые и для самих себя ставили точные даты. Таким образом, из клировых ведомостей двух соседних приходов за один и тот же год можно получить далеко не равноценные сведения. Другими словами - данные клировых ведомостей, с одной стороны, очень информативны и богаты важными сведениями по истории приходского духовенства, с другой - требуют сопоставления и проверки на основе дополнительных источников.
В работе над диссертацией основное внимание уделено клировым ведомостям церквей прежде всего Егорьевского уезда и взятого для сравнения Данковского уезда . Кроме этого были просмотрены клировые ведомости по Раненбургскому и Скопинскому уездам за 1850 - 1913 гг.9, и по городу Рязани за 1830 - 1860-е гг10. Ведомости по остальным уездам привлекались эпизодически.
Исповедные росписи.
Отсутствие клировых ведомостей за XVIII - начало XIX веков в известной степени могут заменить исповедные росписи (иначе -духовные книги). Они были введены при Петре I (указ 1718 г., повторявшийся в 1720-е гг.)11 и в них показывались все прихожане данного прихода, по дворам, с указанием возраста и отметкой об . исповеди (маленьких детей, которые еще не исповедывались, также отмечали). Из исповедных росписей можно почерпнуть следующие сведения: о составе причта, возрасте и родственных связях - священно и церковнослужителей, о составе прихода (деревни, помещики, категории и число прихожан). Однако здесь следует сделать несколько оговорок. Во-первых, как и в случае с клировыми ведомостями, существовали различные методы ведения исповедных росписей. Если в некоторых местностях вносились все данные о священно- и церковнослужителях, где бы они не исповедывались, то в других соответствующие сведения содержались в исповедной росписи того прихода, где жил исповедывавший священник. На это иногда давалась ссылка в конце исповедной росписи, иногда - нет. Кроме того, указанный в исповедных росписях возраст следует принимать с большой осторожностью, поскольку он систематически то завышался, то занижался, и в гораздо больших масштабах, чем в последующее время в клировых ведомостях. Иногда это делалось, очевидно, намеренно (занизить возраст сыну для уклонения от воинского набора или, наоборот, завысить для того, чтобы можно было определить его, скажем, в диаконы раньше установленного возраста), но в большинстве случаев потому, что приходилось опираться лишь на память, особенно для родившихся до введения метрических книг. Особенно катастрофически обстояло дело с возрастом пожилых людей: если некоторых крестьян в 80 лет писали 100-летними, то и для престарелых духовных лиц и их жен возраст зачастую превышал истинный на 10, 15 и более лет. Кроме того, встречались и ошибки в именах и отчествах. В работе были использованы исповедные росписи Владимирского (впоследствии Егорьевского) уезда за 1748, 1763, 1770, 1783, 1794 гг. и росписи Данковского уезда за 1771 и 1790 гг. Метрические книги. Книги для записи рождающихся, брачующихся и умирающих были введены опять же при Петре I, но стали вестись повсеместно далеко не сразу. Так, метрические книги Данковского уезда (с 1729 г.) считаются одними из самых ранних по всей России. Как и клировые ведомости, и исповедные росписи, метрические книги сохранились не за все годы и не по всем приходам. Кроме того из-за неоднократных изменений границ Рязанской губернии (затем области) они пострадали больше других материалов, оказавшись в нескольких архивах. Метрические книги представляют несомненную ценность потому, что являются едва ли не единственным источником точных дат - рождения, брака, смерти. Они оказывают неоценимую помощь в восстановлении родственных связей духовенства, прежде всего - по бракам; лишь они дают данные по восприемникам, поручителям на свадьбе (что, как совершенно справедливо отмечено в работе А.В. Матисона, даёт основу для определения отдаленных степеней родства12).
Сплошной обработке были подвергнуты метрические книги Егорьевского уезда - за 1779, 1797, 1801, 1807 ; к ряду других метрических книг я обращался эпизодически.
Среди материалов официального делопроизводства, отложившихся в архиве Рязанской Духовной Консистории, следует отметить журналы и протоколы Консистории.
Ценный материал содержится в прошениях об определении на службу (в священники, диаконы, дьячки, пономари, просфорницы), на основе которых можно выявить критерии отбора кандидатов, а также некоторые подробности, касающиеся их биографий. Такие прошения сохранились за период с 1770-х гг. по 1820-е гг.
Несомненно важны ежегодные рапорта благочинных о состоянии церквей и духовенства, содержащие как богатые сведения статистического характера, так и мнения благочинных по различным вопросам (например, анализ нравственного состояния прихожан).
Очень значительную часть фонда Консистории составляют дела по обвинению представителей духовенства в самых разнообразных нарушениях. Из них можно получить ценную (правда, к сожалению, несколько однобокую) информацию, касающуюся нравственного облика и некоторых сторон быта духовенства.
К той же категории материалов официального делопроизводства, но имеющих отношение к Рязанской духовной семинарии и уездным духовным училищам относятся журналы Правления семинарии, списки учеников, балловые ведомости, классные журналы и аттестаты, на основании которых можно судить о численности и составе учащихся (поскольку указывается их происхождение - т.е. "сын священника собора г. Пронска NN") и уровне получаемого ими образования. Это относится и к материалам фонда Рязанского епархиального женского училища. IV.
Особую категорию составляет официальное периодическое издание Рязанской епархии "Рязанские епархиальные ведомости". Их издание было начато в сентябре 1865 г. благодаря бывшему в то время архиепископом Рязанским и Зарайским Иринарху (Попову). "Рязанские епархиальные ведомости" состояли из двух отделов: официального и неофициального. В официальном отделе печатались указы Св. Синода, распоряжения епархиального начальства об определении на должности, перемещениях, увольнении за штат, наградах, сообщения о смерти штатных и заштатных священно- и церковнослужителей и их вдов-пенсионерок, а также разрядные списки учеников семинарии и духовных училищ (последних - не все каждый год) и журналы епархиальных и окружных съездов духовенства. В неофициальном отделе печатались материалы исторического характера (преимущественно по Рязанской епархии), проповеди, статьи к юбилеям отдельных священнослужителей, некрологи, корреспонденция с мест, отчеты о поездках Преосвященного и т.д.; так, на страницах неофициального отдела велась ожесточенная полемика о принципах организации эмеритальной кассы. Кроме того, перепечатывались статьи и заметки из епархиальных ведомостей других епархий и некоторых иных церковных изданий. Активно сотрудничала с "Епархиальными ведомостями" и часть местного приходского духовенства, публиковавшая на их страницах свои статьи и заметки.
Редактором "Рязанских епархиальных ведомостей" был кафедральный протоиерей, цензором назначался также один из городских священников. Выходили ведомости два раза в месяц (1-го и 15-го числа), соответственно 24 номера в год. Поскольку издание началось с 1 сентября 1865 г., нумерация была своеобразной - по редакционному, а не календарному году, т.е. № 1 выходил 1 сентября. Только с 1878 г. этот порядок был изменен и редакционный год был совмещен с календарным. Издание "Рязанских епархиальных ведомостей" прекратилось в 1917 г.
V. Историко-статистические материалы.
В этом разделе прежде всего надо отметить 4-томный труд И.В. Добролюбова "Историко-статистическое описание церквей и монастырей Рязанской епархии, ныне существующих и упраздненных, со списками их настоятелей за XVII, XVIII и XIX ст. и библиографическими указаниями" (Зарайск - Рязань, 1884-1891).
В 1880-е - 1890-е гг. священник соборной церкви г. Зарайск Иоанн Васильев Добролюбов предпринял труд по описанию всех церквей и монастырей Рязанской епархии. Собранный им материал был издан в четырех томах, по три уезда в каждом томе. И.В. Добролюбов описывал церковь следующим образом. Сначала давались сведения о первом упоминании того или иного села или городской церкви, как правило - по писцовым книгам XVI - XVII веков, с подробными цитатами; затем сообщалось о судьбе церкви - когда она была построена, когда и кем перестраивалась или вместо нее строилась новая; при этом иногда сообщался и другой материал, который автор по какой-то причине считал заслуживающим внимания. И.В. Добролюбов писал о том, какой штат был положен при церкви ранее и какой - по последним штатам; давал сведения о численности прихожан (иногда с характеристикой их материального положения), о церковной земле, процентных билетах и т.д. Завершал справку о церкви перечень некоторых использованных источников (бедный в первом томе, более обширный в последующих) и список священников с указанием дат их служения в этой церкви. Как исходный материал по конкретному приходу, дающий отправную точку для дальнейший исследований, труд И.В. Добролюбова при работе по данной теме бесценен. Тем не менее необходимо остановиться на некоторых недостатках его труда. Во-первых, при собирании и обработке такого огромного количества материала, им были неизбежно допущены некоторые ошибки, пропуски и т.д. Так, он писал, что село Середниково принадлежало первоначально к приходу села Калушка и о самом селе Калушка ничего не писал14. Но это неверно: Калушка представляла характерный тип погоста, т.е. селения одних священно- и церковнослужителей, и постепенно просто слилась с крупной деревней Середниково, при том, что церковь оставалась на прежнем месте. Или, к примеру, он совершенно пропустил Христорождественскую церковь села Круглое Данковского уезда, приход которой был образован в 1878 г. (писал он в 1880-е гг.). В некоторых случаях И.В. Добролюбов допускал ошибки в списках священников: или неверно прочитав имя "Антониев" вместо "Антипиев", или приняв за местного священника священника либо соседнего села, либо села с похожим названием - так, он ошибочно поместил священника села Колычево Рапенбургского уезда А.В. Примогенитова в список священников одноименного села Егорьевского уезда. Или, указав священника в самом тексте, он пропускал его в списке после текста (Афанасий Васильев из Радушкино15). Один раз произошел совсем курьезный случай, когда он принял жену священника Александру Львову за священника Александра Львова16.
Немало потрудились над искажением текста и наборщики. Так, в книге очень много опечаток, и если одни из них исправляются легко, в некоторых случаях невозможно установить, какая, скажем, дата имелась в виду. Об уровне безграмотности наборщиков свидетельствует тот факт, что в одном из томов они набирали "род.", "родился" вместо правильного "р.", "рук.", "рукоположен" (!). Иногда неточен был с датами и сам И.В. Добролюбов (в чем ему помогали ошибки в клировых ведомостях - см. случай Д.И. Постникова).
Наконец, безусловно очень ценная, информация И.В. Добролюбова необходимо должна уточняться в каждом конкретном случае. Так, в приводимых им списках священников наличествует большое количество пропусков и лакун (что отметили и частично пытались восполнить еще в "Рязанских епархиальных ведомостях"); кроме того, приводимые им сведения доходят только до начала - середины 1880-х гг.
Интересно привести здесь оценку самим И.В. Добролюбовым своей работы: "Не считаем свой труд законченным, - писал он в предисловии к 1-му тому, - но почтем его достигшим своей цели, если он послужит хотя в некоторой степени проводником к распространению в обществе новых сведений о местностях, имеющих какое-либо значение в истории
Рязанского края, а для будущих историков его окажется не лишенным значения"17. К этой же категории следует отнести составленные М.С. Барановичем "Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Рязанская губерния" и подготовленное И. Вильсоном издание "Рязанская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859 г."18, которые дают ценный материал о населенных пунктах и различных категориях жителей Рязанской епархии.
VI. Публицистика. Вопрос о приходском духовенстве стал бурно обсуждаться, начиная со времени подготовки и проведения буржуазных реформ 1860-х годов. Среди многочисленных работ, проливающих свет на разные стороны жизни церкви и духовенства, особо следует выделить серию очерков Н.С. Лескова19, нашумевшую в те годы работу И.С. Беллюстина "Описание сельского духовенства" и статью Н. Руновского "Литература 60-х годов в ее суждениях по вопросу о быте духовенства"21, поскольку она содержит обобщение высказываемых в те годы в печати различных точек зрения на такие важные вопросы как сословное устройство белого духовенства, реформа духовных учебных заведений, судоустройство и судопроизводство в духовном ведомстве.
VII. Мемуары. В работе над дипломом были также использованы мемуары Н.П. Гилярова-Платонова "Из пережитого"22, содержащие ценную информацию и интересные наблюдения о быте и нравах провинциального духовенства в 1-ой половине XIX в.
Общая характеристика приходов Егорьевского уезда
Егорьевский уезд как самостоятельная административно-территориальная единица возник в 1778 - 1779 г. в ходе реализации губернской реформы Екатерины П. В 1778 г. с. Высокое, известное еще с XIV в1, и находившееся на пересечении двух важных торговых путей (Москва - Касимов и Коломна - Владимир), было преобразовано в уездный город Егорьевск, вошедший в состав Рязанской губернии2. Тогда же определились границы уезда. К нему отошли 19 приходов, расположенных на юге Владимирской и Муромской епархии, 17 -расположенных на востоке Коломенской и Каширской епархии, 3 - в Рязанской и Шацкой епархии, 1 приход - при соборной церкви г. Егорьевска.
В дальнейшем (вплоть до 1917 г.) границы уезда практически не менялись4, если не считать передачу в состав соседнего Рязанского уезда прихода села Гостилово в 1840-е годы.
Первоначально приходы в течение нескольких лет сохраняли связи со своим прежним епархиальным начальством, а потому территория уезда естественным образом разделилась на два благочиния: одно включало так называемую "Владимирскую половину", второе -"Коломенскую половину"; три "рязанских прихода".
Штаты приходских причтов
До начала XVIII века никаких правил, регулирующих численность приходского духовенства, не существовало. И.К. Смолич писал, что порой в небольших приходах (по числу душ) было больше священно- и церковнослужителей, чем в крупных, и число одних священников могло доходить до 5 - 7 человек. В этом в полной мере убеждают нас приводимые И.В. Добролюбовым данные переписных книг XVII века: во многих приходах значатся по четыре, пять действующих священников. В огромном Ялмонтском приходе1, на 1724 г. состояло шесть священников (на 1693 г. их было четверо). Число же церковнослужителей тем более ничем не ограничивалось.
Первые штаты для приходского духовенства были утверждены Петром I в 1722 г. и совпали с проведением первой ревизии. Согласно ним:
- на приходы в 100-150 дворов полагался один священник
- в 200 - 250 дворов - два священника
- в 250 - 300 дворов - три священника, при определенных условиях2.
В приходе могло состоять при любых условиях не более двух диаконов, и то только в крупных, в меньших - один диакон. На каждого священника полагалось по два церковнослужителя (т.е. один дьячок и один пономарь). Следовательно, максимальное количество священно- и церковнослужителей на приход, допускаемое по штатам - три
Первоначально входил в Патриаршую (Синодальную) область, затем во Владимирскую и, наконец, с 1779 г. - в Рязанскую епархию священника, два диакона, три дьячка и три пономаря, т.е. всего одиннадцать священно- и церковнослужителей (минимальное - один священник и один причетник).
Однако при введении этих штатов весьма значительное число священно- и церковнослужителей оставалось сверхштатными, или "излишними". Эта проблема решалась следующим образом: сверхштатные священнослужители (т.е. священники и диаконы - но прежде всего священники, диаконов всегда было немного) причислялись к духовному сословию, т.е. были изъяты из подушного оклада, равно как и штатные. Однако если у штатных священнослужителей из подушного оклада были изъяты и их сыновья, сыновья "излишних" священнослужителей записывались в подушных оклад. При благоприятных обстоятельствах (рост числа прихожан, но прежде всего - выбытие штатного священника) "излишний" священник мог быть переведен в штатные.
Излишние же церковнослужители, равно как и их дети, безоговорочно записывались в подушный оклад. В штатные церковнослужители (дьячки, пономари) было предписано производить детей священнослужителей. В ряде случаев "недействительным церковникам", положенным в подушный оклад, удавалось занять места священнослужителей; однако они оставались в подушном окладе до проведения следующей ревизии (1743 г.), когда были из него исключены.
Служебные перемещения
В XVIII веке, как это было показано в разделе о селе Ялмонт, из-за одинаково низкого уровня образования не являлось существенным, с какой должности начинать службу. Все члены причта имели (теоретически) возможность продвинуться по службе, т.е. любой дьячек и пономарь мог достигнуть диаконства и священства. Более того, во многих, если не в большинстве случаев, карьера будущего священника начиналась именно с пребывания в должности причетника. На то существовали объективные причины: устойчивый принцип наследования мест, отсутствие системы духовного образования и, наконец, политика правительства.
Во-первых, каждый приход представлял собой своеобразную "вотчину" одной (двух, трех, если крупный приход) семей, цепко державших в своих руках все места - от священнических до пономарских. "Чужаки" вторгались в эту "вотчину" чрезвычайно редко. Следственно, на места в причте могли претендовать только сыновья самих же членов причта -как уже было сказано, никакого специального образования для этого не требовалось. Поэтому каждый член причта не только желал, но и имел возможность передать место сыну. Однако со времени первой ревизии были установлены жесткие штаты приходов, и при одной церкви при любом раскладе не могло состоять более трех священников, двух диаконов, трех дьячков и трех пономарей, и то только в очень крупных приходах; обычно же было один-два комплекта. Детей же у священно- и церковнослужителей было много, и старшие из них становились взрослыми ранее, чем их отец умирал или выходил за штат. К тому же существовали (и, как правило, соблюдались) нормы для рукоположения: 25 лет для диакона, 30 - для священника.
В допетровское время это не было большой проблемой, и взрослые дети могли спокойно жить при отце; но XVIII век был временем постоянных "разборов", когда угроза выбыть из сословия (и, прежде всего, на военную службу) была как никогда реальной. Поэтому первоочередной задачей было определить подрастающих детей на любое, пусть и причетническое место - лишь бы защитить их от этой угрозы.
Ввиду этих обстоятельств, священник стремился определить на места как можно большее количество детей: и в диаконы, и в дьячки, и в пономари. Со смертью или уходом за штат отца один из них перемещался на его место, а на его место приходил следующий, и т.д. Таким образом, срабатывала "лесенка": предположим, диакон становился священником, дьячек - диаконом, пономарь - дьячком, кто-то из еще не служивших определялся в пономари. Разумеется, в таком развернутом виде "лесенка" действовала далеко не всегда, но обычно одно передвижение на ступеньку вверх влекло за собой другие.
Поэтому обычно будущий священник начинал службу причетником либо диаконом; поскольку семейное положение могло быть разным (священник, например, умер рано и его дети не могли наследовать место), на открывающуюся вакансию мог претендовать его брат, племянник (хоть троюродный), вообще не его родственник, а представитель другой укоренившейся в данном приходе семьи. Малолетних детей умершего стремились зачислять на причетнические места; но со временем они могли повысить свой статус. Впрочем, здесь порой срабатывали "ловушки": например, старший сын священника становился пономарем или дьячком, а затем отца сменял один из младших сыновей, и старший так и оставался до конца жизни причетником, как затем и его дети.
