Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Старообрядчество тобольской губернии в конце XVIII - начале XX в.
1. Размещение, численность и социальный состав 21
2. Основные тенденции развития старообрядческихогласий 43
3. Молитвенные здания как организационные центры старообрядчества в крае 69
Глава II. Власть и старообрядчество тобольской губернии в конце XVIII - начале XX в .
1. Эволюция правительственной политики по отношению к старообрядчеству 95
2. Реализация законодательства о старообрядческих браках и семье на территории Тобольской губернии 118
3. Преследование старообрядческих руководителей 133
Глава III. Православная церковь и старообрядчествов тобольской губернии
1. Единоверие как способ борьбы Русской Православной Церкви состарообрядчеством 151
2. Миссионерская деятельность православных священнослужителей среди старообрядцев 187
Заключение 211
Примечания 217
Список источников и литературы
- Основные тенденции развития старообрядческихогласий
- Молитвенные здания как организационные центры старообрядчества в крае
- Реализация законодательства о старообрядческих браках и семье на территории Тобольской губернии
- Миссионерская деятельность православных священнослужителей среди старообрядцев
Основные тенденции развития старообрядческихогласий
Филиалы Преображенского кладбища и в той или иной степени связанные с Москвой федосеевские общины были по всей стране, всюду, где имелись признаки промышленно-капиталистического развития. В начале XIX в. влияние федосеевской организации распространяется среди населения Тобольской губернии, в том числе и поморцев. В частности, фе-досеевщину приняла тюменская поморская община во главе с Козьмой Пономаревым и Василием Барашковым171. В 1805 г. в Тюмени состоялся собор «сибирских и градотюменских от разных предел христиан», участники которого заявили о своем присоединении к федосе-евщине.
В сведениях духовенства и чиновников и поморцы-даниловцы, и федосеевцы значатся под одним и тем же именем «поморцев». Поэтому различить их, если нет указаний на особенности вероучения, бывает трудно. Можно лишь утверждать, что старообрядцы федосеевского согласия, кроме указанных мест, имелись также в Веденской, Черемуховской, Арла-гульской, Салтосарайской волостях Курганского округа, в г. Тюмени и в Тугулымской, Ка-расукской, Каменской волостях Тюменского округа, в Омутинской, Заводоуковской и др. волостях Ялуторовского округа, а также в Тарском, Омском и Ишимском округах. В 80-е гг. XIX в. в д. Кокушки Ялуторовского округа существовала небольшая община федосеевского согласия, одним из руководителей которой был Авксентий Родионович172.
Нельзя не заметить, что беспоповские согласия Тобольской губернии, как и местная поповщина, в конце XVIII - начале XIX в. оказались связанными с процессами торгово-промышленного развития, зарождения и роста капиталистического уклада. Одним из глав 64 ных центров беспоповщины в регионе стала Тюмень. Здесь в XVIII в. активно шло формирование товарно-денежных отношений, а в XIX в. это наиболее типичный буржуазный город Сибири173.
Также как и у часовенных, важные вопросы представители поморского согласия решали на соборах, проходивших в XIX в. на территории Тюменского уезда. Известны соборы в Тюмени 2 января 1805 г., в д. Пашенке 4 февраля 1810 г. и 30 января 1877 года 174. В 1877 г. (14 сентября) в той же деревне проходил собор старообрядцев филипповского согласия. Старообрядцы беспоповщины ежегодно устраивали соборы (собрания) в д. Моревой и др. Одним из влиятельных наставников поморской общины Тюменского округа в XIX в. был Вар-софоний Иванов Макаров, автор многочисленных посланий, посвященных полемике между отдельными согласиями беспоповцев .
Часть старообрядцев беспоповцев д. Ключи Мостовской волости Ялуторовского округа образовали в XIX в. спасово согласие. Спасовцы (нетовцы, кузьминцы) не перекрещивали приходящих к ним в согласие, не считали возможным совершать таинства крещения, причащения и брака без священника и допускали обращение для этого к священнослужителям официальной церкви176. Под покровительством богатых купцов в селении Ключи Мостовской волости Ялуторовского округа «спасовцы» основали женский скит. В пяти верстах от нее, в с. Мостовском, «около большого яра», располагалась еще одна женская община, которая была «отраслью Ключевской».
Во время Мостовской (Введенской) ярмарки (21 ноября) сюда приезжали скитские старцы с Поволжья, Иргиза и Екатеринбурга, а «особливо из Шарташа». Время было выбрано не случайно, т.к. на ярмарку приезжали богатые старообрядческие купцы, такие, как содержатель винокуренных заводов в Ялуторовском округе Колмаков, Ботов, Скажутины, привозившие богатые пожертвования: деньги, муку, рыбу, вино и т.п. Как правило, они останавливались в д. Ключи, здесь же хранили товары «до отправки по принадлежности». Бывая в Ключах, старцы «правили разные службы и потребы», а, впоследствии, основали «женское убежище» в отдаленном доме. Наставники «из Расеи» приезжали в Ключи, привозили и дарили книги, учили иноческому житию. В общину стали принимать для обучения чтению, пению и письму по старинным книгам, а также рукоделию, и воспитания сирот и бездомных детей. Плата за обучение бралась лишь с детей, имеющих родителей.
Участники женской общины сеяли «хлебец, но понемногу, потому, что земля с покупу, да и для работы они иногда должны прихватывать крестьян». Земледелие было далеко не главным источником существования общины. «За постой и услужение» старообрядческое купечество «с щедростию» одаривало общинниц деньгами, хлебом и другими припасами. Скитницы занимались чтением молитв «за крещеных», «неугасимой» (чтение в течение 40 дней псалтыри по умершим, «ночью и днем, не гася свечей пред образами»), чтение «по жи 65 вым и умершим заупокойных канонов и псалтыри в продолжение года». Это было занятие для «особо избранных чтиц». Платили за это «большие деньги по 100 и более рублей, смотря по состоянию заказчиков». Еще одним источником существования женской ключевской общины было рукоделие: ткали холсты, скатерти, вязали, делали половики, ковры и пр. на продажу. Летом во время сельскохозяйственных работ нанимались «в работы к соседям». Но главным средством к жизни состояло в сборе пожертвований, для чего сестры выезжали из Ключей по разным местностям.
«Сестры» были «довольно начитаны и хорошо обучены старцами для споров с православными, имели немало книг, на которых и основывали свои мнения». Старообрядцы-беспоповцы разных толков принимали их с большим почетом и радушием, оказывали самое глубокое почтение и предупредительность. Так, например, оповещенные о прибытии двух монахинь с. Ключи старообрядцы и даже православные жители д. Савиной Брылинской волости Курганского округа, собрались в дом их остановки, «одетые все прилично, по-праздничному», где подходили к вновь прибывшим монахиням и низко кланялись. Монахинь усадили за стол в почетном углу, на котором лежали старинные книги в кожаных переплетах и рукописи. Одна из них «с торжественностию» поднялась с места и, обратившись к публике, сказала громко: «спаси вас Христос, усердные ревнители древле православного учения и обрядов, что вы собрались на нашу братскую беседу. Мы приехали повидаться и по любви поговорить с вами; узнать, как вы держитесь учения тех древних отцов наших, которые пребывали и спасались в истеннем православии? Не предаетесь ли никонианству? Ныне, ведь, время антихристово, последняя пора; на нашу веру древнюю гониба; антихристовы слуги (миссионеры) шныряют везде и верных обольщают». После этого она взяла со стола Книгу о вере и начала читать: «Теперь идет восьмая тысяща лет от сотворения мира, значит кончина скоро, Антихрист уже на многих наложил свою печать, а печать эта заключается в триперстии, в щепети никонианской... Многие лишаются образа Божия, голя свои брады. Имя Исус, нареченное ангелом, переменили, книги старые сожгли или заперли в кладовые. Так то попрана наша древняя вера. Время ныне конечное». Эта речь произвела у слушателей «должное впечатление», так как послышались возгласы: «Попрана! Попрана! Везде новшества!». Наставница продолжала: «Поэтому православные, советую вам бегать никонианства, даже самих мирских людей (православных), чтобы с ними не оскверниться, чтобы не пасть в их ересь. В этом, впрочем, вы и так немало прегрешаете. К примеру, молвить: вот вы часто входите в их домы, молитесь их образам, едите и пьете с ними, но ведь это грехи тяжкие, трудно замаливать. Разве такие мы должны иметь образа? Таким ли молились наши предки? Нет. Они почитали только образа чувственные (так беспоповцы называли медные, старинные иконы), медные, литые или резные с двуперстным сложением; крестам кланялись восьмиконечным, а не четыреконечным латынским».
Молитвенные здания как организационные центры старообрядчества в крае
Уже в начале второго десятилетия XIX в. правительство Александра 1 начинает сворачивать курс либерализации по отношению к расколу. Ограничивается свобода отправления богослужения по старообрядческому обряду как в целом по России, так и в Тобольской губернии. 7 ноября 1817 г. было принято постановление, запрещающее старообрядцам строить для своих нужд церкви, часовни и молитвенные дома25. Была отклонена программа легализации беглопоповской организации Урала и Сибири, предложенная екатеринбургскими старшинами во главе с Я. М. Рязановым в 1818 г., согласно которой старообрядчество должно было быть включено в государственную, а не в церковную систему2 .
В конце правления Александра I с целью организации контроля за расколом на местах и установления единства действий светских и духовных властей весной (13 марта) 1825 г. в Петербурге, а затем и в губерниях, создаются секретные комитеты по делам раскольников. Их «рекомендации» приобретают решающее значение для судебных инстанций . Таким образом, смягчение правительственной политики по отношению к расколу, действовавшее с 60-х гг. XVIII в., исчерпало себя еще в царствование Александра 1.
При Николае I одной из важнейших задач правления стало укрепление «господствующего положения православной церкви» в соответствие с официальной теорией С. С. Уварова, где основными составляющими провозглашались «самодержавие, православие, народ-ность» . С конца второго десятилетия XIX в., в условиях поворота к открытой реакции во внутренней политике самодержавия, наметилось ужесточение отношения к старообрядчеству. Синод, МВД, полиция и другие силовые структуры призваны были совместно стремиться к удержанию народа в православии29.
В ноябре 1838 г. в столице, а затем и на местах (в 21 губернии) был учрежден Секретный Совещательный Комитет «по делам о раскольниках, сектантах и отступивших от православия» в составе епархиального архиерея, председателя палаты Государственных имуществ, жандармского штатс-офицера и начальника губернии30. Большинство постановлений о раскольниках разрабатывалось Секретным Комитетом и не включалось в Свод законов, а подчас даже противоречило обнародованным31. Общая характеристика секретных совещательных комитетов как органов внесудебной расправы с религиозными диссидентами дана в исследовательской литературе .
Административно-судебный надзор за старообрядцами на местах строился по следующей схеме: местные административно-судебные инстанции доносили о происшествиях, и проводили предварительное следствие, о результатах которого рапортовали губернским секретно-совещательным комитетам. Если дело было особой важности, то губернатор доносил об этом министру внутренних дел, который добивался его решения в Комитете Минист 100 ров и Высочайшего «утверждения» .
Кульминационным моментом николаевской политики на территории Тобольской губернии следует считать создание Секретного Комитета в 1847 г. (15 марта). Его деятельность носила ярко выраженный полицейский характер. Все проводимые им мероприятия были направлены на установление строжайшего надзора за старообрядцами, на пресечение их «противозаконных» действий34. Активную деятельность по присоединению старообрядцев к единоверию развернула также Тобольская консистория. Насаждение единоверия проходило чаще всего насильственным путем, при помощи полиции, и встречала упорное и стойкое сопротивление крестьян Тобольской губернии.
Период правления Николая I характеризуется изданием многочисленных законодательных актов в отношении старообрядцев35. Они были систематизированы в Своде законов Российской империи, изданном в 1832 г. в 15-ти томах. О карательной направленности политики говорит тот факт, что основная часть законов в отношении старообрядчества вошла в третий раздел Устава о предупреждении и пресечении преступлений .
Борьба с расколом во второй четверти XIX в. шла по нескольким направлениям. Первое направление правительственной политики определяло место раскола среди других конфессиональных групп. Конфронтация старообрядческих согласий с господствующей церковью и самодержавием определила в конечном итоге признание их антигосударственной направленности. В 1835 г. раскольники были разделены по степени опасности на несколько разрядов. К вреднейшим сектам, наряду с последователями иудаизма и сектантами (молоканами, духоборцами, хлыстами и скопцами), были отнесены последователи беспоповщинских согласий, чья «особая» опасность проявлялась в отрицании брака и молитвы за царя, их «жестокие хулы на церковь, таинства и власть нынешнего времени», признаваемые антихристовыми. К вредным сектам относились беспоповцы, которые отвергали священство и таинства, но признавали брак и молитву за царя. И, наконец, поповщина, признававшая священство, вошла в состав менее вредных сект, как представлявшая «больше надежд к обращению»37. Таким образом, основанием подобного деления старообрядческих согласий стало отношение к господствующей церкви и царской власти. В 1837 г. (12 апреля) Секретный Санкт-Петербургский комитет восстановил оскорбительное для старообрядцев название «раскольник» в официальных документах3 . Таким образом, самодержавие определяло старообрядчество как социально и политически опасную категорию населения. Этими соображениями министерство внутренних дел руководствовалось в своей дальнейшей борьбе с расколом.
Реализация законодательства о старообрядческих браках и семье на территории Тобольской губернии
Первая попытка проникнуть в здание не увенчалась успехом. На требование городничего отворить двери никто не отвечал. Привлеченные криками и шумом, к месту события стали собираться тюменские обыватели. В это время на улице послышался крик: «ловите, ловите». Оказалось, что понятые и солдаты ловили бежавшего из окна человека, «босого, в одной рубахе и подштанниках», который, воспользовавшись наступавшей темнотой, скрылся223. По приказу городничего городовые, взломав двери, проникли внутрь.
В доме все было уже прибрано, а пять женщин (хозяйка дома Наталья Егорова Проскурякова, «ее тетка», мещанки Голенецкие и Дубровская) и двое мужчин «в полукафтанах духовного покроя» делали вид, «как бы все в доме после сна». Один из них на вид был около 30-ти лет «с русою бородою и длинными волосами, раздвоенными посреди головы надвое». Второй был постарше, лет 50-ти «с седою бородою и такими же, только покороче, волосами, ростом повыше перваго»224. По расспросам оказалось, что они крестьяне Шайтанских заводов Красноуфимского уезда Пермской губернии, пришли в этот дом ночевать и никакого богослужения при них в этом доме не происходило. При этом первый, Павел Плюснин - «довольно благообразный ... отличается от рабочего класса тем, что говорит тихим слабеньким голосом, руки белые и нежные», а второй, поселенец Потап Егоров, — «во всем грубее».
В присутствие священника И. Тихомирова и настоятеля Троицкого монастыря архимандрита Владимира полицейские приступили к обыску. П. Плюснин, которого полиция принимала за Савватия, во время обыска попытался «что-то сунуть» проходившей мимо Н. Проскуряковой. У нее из рук «тотчас же были отобраны» три металлические печати с вырезанными на двух креста Спасителя и слов «ее агнец Божий вземляй грехи мира сего» и проч.», а на третьей - буквы «П. П. С. и по краям - Савватий епископ Тобольский».
В ходе обыска в доме Проскуряковой сыщики обнаружили походную церковь, архиерейское облачение, предметов богослужения, полный круг церковных старопечатных книг и чемодан с бумагами и личными вещами Савватия. Конфискованное имущество сложили в три сундука и вместе с задержанными отправили в полицию . Усердие городничего в процессе конфискации оставшейся после Савватия церкви и ее принадлежностей было настолько велико, что он и в куске черного драпа, купленного Проскуряковой себе на пальто, видел будущую рясу Савватия или его протодиакона (Памвы).
18 мая в присутствии миссионера И. Тихомирова, архимандрита Владимира, окружного начальника Стефановского, городского головы Решетникова, стряпчего, городничего, и не-которых тюменских купцов и мещан были осмотрены «забранные вещи» . В числе «бумаг», найденных при обыске, были и два «послания христолюбивому архипастырю Савватию». Одно из них было написано архимандритом Авраамием, в котором он поздравлял Савватия «с принятием архиерейского сана» и желал «всех благ, каких только может желать самому себе человек-христианин». Второе послание было написано от более чем ста сибирских ста-рообрядцев-поповцев, просивших Савватия «присоединить их к своему согласию». Особое внимание властей привлекло Соборное послание на имя Савватия, епископа Тобольского, подписанное многими австрийскими архиереями, которым они передавали в его управление, помимо Тобольской епархии, и всю территорию Сибири «за неимением достойных лиц» . Все конфискованное имущество, за исключением книг, было приблизительно оценено в 1000 рублей серебром (988 руб. 50 коп.).
По мнению тюменского городничего и присутствовавших на допросе Тихомирова и архимандрита Владимира, один из арестованных, «имеющий от роду около 27 лет», и был епископом Савватием, который назвался «непременным работником» Шайтанского завода Г. Яковлева Красноуфимского уезда Павлом Плюсниным228.
Миссионер И. Тихомиров, единственный, как предполагалось, видевший епископа Савватия и беседовавший с ним еще в январе 1863 г. в доме О. Проскуряковой, нашел в одном из арестованных лишь «небольшое сходство» с «наружным видом» своего бывшего собеседника, тем более, что звали того Василий Михайлов. А как выяснилось из письма, найденного при обыске в доме Н. Проскуряковой и адресованного Стефану Васильевичу (мирское имя Савватия) из Нижнего Тагила, некий Василий Михайлов Носов был пойман верхо-турским исправником с архиерейской ризницей в доме купца Василия Чаусова. Поэтому И. Тихомиров предложил «для уточнения вытребовать пойманного Василия Михайлова из Нижнего Тагила для сличения с надлежащим пойманным»22 .
Лишь 23 мая местные власти поняли, что Савватия им взять не удалось: именно он «из опасения быть схваченным выскочил в окно в одной рубашке» и бежал, оставив в доме Проскуряковой пальто, картуз, перчатки и чемодан с бумагами. Как позднее выяснилось, Савва-тий без труда добрался до Ирбита, а оттуда при помощи местных староверов выехал в Моек-ву с документами на имя купца Дмитриева .
Расследование этого дела было поручено 4 июля 1864 г. председателю Тобольского губернского суда В. Андронникову, что говорит об исключительной важности этого дела. Тобольский архиепископ Варлаам принимал в нем непосредственное участие. Ему докладывали о всех результатах продвижения следствия. Так, 11 августа 1864 г. Андронников сообщил ему имена австрийских иерархов, перечисленных в «настольной грамоте» и послании освященного собора, о чем тот спешно доложил Синоду. В сентябре 1864 г. в его распоряжение поступили материалы допросов проходивших по этому делу лиц и содержание всех писем, адресованных епископу Савватию .
Миссионерская деятельность православных священнослужителей среди старообрядцев
Как видим, несмотря на все усилия, поправить свое финансовое положение единоверческим приходам было сложно. Насильственно загоняемые в единоверие старообрядцы оставались равнодушны к церкви, так что основная надежда была на желающих «откупиться» от навязываемой обрядности. Откровенный цинизм многих единоверческих клириков еще сильнее отталкивал от церкви прихожан, которые и так в большинстве своем были загнаны в единоверие вопреки собственному желанию117.
Основным направлением церковной политики исследуемого периода по отношению к етароверию стала не проповедь православия, а надзор за старообрядцами и православными. Поэтому светские и духовные власти видели в единоверческом духовенстве орудие их про-тивораекольнической политики, а их основную функцию - в борьбе с расколом118. Оно обязывалось доносить в Тобольскую консисторию о случаях уклонения в раскол, заключения старообрядческих браков, распространения своего вероучения в их приходах119.
Насаждение единоверия встретило активное сопротивление старообрядцев. В своих донесениях миссионеры подчеркивали упорство и твердость крестьян, их готовность проявить даже фанатизм, но не присоединиться к единоверию. Некоторые миссионеры обращались за помощью к полиции, что вызывало еще большее возмущение старообрядцев. Отка 183-зьгеаясь от единоверия, старообрядцы мотивировали это насилием со стороны местных властей и желанием иметь священника, независимо от архиерея, а если и зависимого, то лишь от светской власти120. Многие крестьяне, присоединившиеся к единоверию, продолжали тайно оставаться в расколе, а чаще всего открыто порывали с единоверием. Привлекаемые к следствию, причем неоднократно, такие крестьяне оставались крайне упорными, и многие из них находили смелость обличать действия полиции121.
Ясную оценку в дореволюционной историографии получил и вопрос о качественной стороне многочисленных обращений старообрядцев в православие и единоверие. М. И. Василевский в своей монографии «Государственная система отношений к старообрядческому расколу в царствование императора Николая 1», написанной на основе прежде всего правительственных источников, вынужден был все же признать, что результатом мер николаевского правительства по борьбе со старообрядчеством было не уменьшение раскола, а уход его в подполье, принятие формы тайного раскола122.
Политика репрессий в отношении старообрядцев создавала благоприятную почву для злоупотреблений и вымогательств православного духовенства, администрации и полиции. В. И. Байдин отмечал, что «православные священнослужители сами не всегда были заинтересованы в ликвидации старообрядчества в своих приходах, ибо извлекали из этого ощутимые материальные выгоды». Обычно такие факты оставались скрытыми, так как ни старообрядцы, ни приходское духовенство не были заинтересованы в их разглашении. Всплывали они редко123. Наличие аналогичной ситуации отмечает Н. Н. Покровский для Сибири XVIII в.124 В ходе исследования нам удалось выявить факт вымогательства единоверческого духовенства и преследования старообрядцев в Тобольской губернии, что позволяет наглядно обрисовать нравственный облик клириков. Вследствие обвинения священника единоверческого Со-еновекого прихода Исавра Гусева в распространении раскола в 1869 г. был привлечен к суду крестьянин Семен Черемисин. В его доме земским заседателем Г. Лялиным был произведен обыск, в ходе которого были найдены в кладовой дома «в виде моленной» и «в потайнике, в завозне, по входе в оную в углу с правой стороны, под полом в яме» богослужебные книги «в разных чехлах», «узел с сосудами, лжицами и сухари из искрошенной белой просфоры».
И хотя 14 книг Черемисина консисторией были признаны «к употреблению относительно единоверия годными», да и вещи «соблазнительного или вредного влияния» для православия не имели, владельцу их не вернули. Бьшо предписано отправить их в библиотеку семинарии для изучения в миссионерском классе, рукописи «сжечь», части просфоры -«спустить в реку Иртыш», а медную кадильницу, чашечку и ложки возвратить владельцу . Однако Черемисин, обвиненный единоверческим священником в именовании себя раскольническим попом, совращении православных и исполнении противных церкви догматов и треб, все еще находился под следствием. В октябре 1871 г. он подал прошение на имя архи 184 епископа Варлаама, в котором писал: «... почему я для священника Исавра Гусева, сделался исключением из общаго, веем осязательно и чувствительно понятно...: Я по крестьянскому своему быту, как человек по летам своим которых имею от роду шестьдесят, далекий от всех сует мирских и сберегающий на черный день копийку, живу благодаря Всевышнему, лучше других, к тому же еще и старообрядец. На этом-то исключительном лишь основании священник Исавр Гусев давно распространял свои виды на меня, напоминая нередко мне о не-минуемо-сведуемой ему с меня гонорарии, угрожая в противном случае своим преследованием. И так как требования его стали учащаться и сделались для меня трудными, то я в требуемом сверх сил моих, ему отказал и этот отказ как объяснилось теперь разразился грозной тучей надо мной... Я не отрекаюсь, и не скрываюсь, что я старообрядец, да и самый закон вины в том не находит. — Но за что же меня преследуют? Зачем стеснена моя прежняя независимая свобода? ... Следствием, которое продолжается третий год, я в совращении кого-либо в раскол не завинен, не обнаружен в дерзостях противу православной церкви или ея священнослужителей...». Доведенный до отчаяния Черемисин решился дополнить картину незаконных действий единоверческого духовенства епархии новыми фактами и сообщил о венчании в январе 1871 г. Гусевым «блидницы» крестьянской девки д. Трошиной Плетнев-ской волости Ялуторовского округа А. Чемакиной «чрез шесть дней после выкинутая из чрева младенца» с крестьянином Омутинской волости деревни Усольцевой Г. Лазаревым. Однако консистория приказала «оставить без последствий» прошение Черемисина. Священник И. Гусев за венчание в январе 1871 г. Анны Чемакиной на шестой день после «рождения ею блудно прижитого младенца» не был привлечен к ответственности, потому что об этом стало известно от лица (С. Черемисина), который сам находился под следствием. По закону дело о поступках священника могло быть начато только после окончания следствия над Черемиси-ным, которое, как известно, затянулось до 1875 г. Консистория не нашла «надобности еачи-нать по сему выводы следствия» еще и потому, что донос на И. Гусева «был сделан по прошествии шести месяцев» после совершения, что освобождало его от ответственности «даже в случае и подтверждения онаго». Окончательного приговора в деле нет, поэтому неизвестно, как сложилась судьба Черемисина. Последняя запись была датирована 9 октября 1875 г., и она свидетельствовала, что дело о Черемисине из Окружного Ялуторовского суда так и не пришло. Таким образом, следствие по доносу единоверческого священника на С. Черемисина продолжалось не менее пяти с половиной лет. В то время как сообщение о действиях Гу-сева, порочащих сан, во внимание не принимались .
