Содержание к диссертации
Введение
Глава I. ПОХОРОНЫ КАК СОЦИОДУХОВНОЕ ОТНОШЕНИЕ К УМЕРШИМ ЛЮДЯМ
1. Официальная процедура 22
2. Региональная практика 72
Глава II. КЛАДБИЩЕ КАК СОЦИОМЕМОРИАЛЬНЫИ ИНСТИТУТ ПОГРЕБАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ
1. Организация некрополя 110
2. Содержание мест погребений 148
Заключение 171
Примечания 177
Источники и литература 209
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Погребальная культура, охватывающая весь комплекс социальных проявлений отношения к умершим и их памяти, является важной и неотъемлемой частью жизни общества, его духовного наследия.
Различные аспекты и артефакты этого огромного пласта социального бытия были предметом внимательного изучения многих историков культуры, искусствоведов, археологов, этнографов и др. специалистов. Однако лишь исторический ракурс исследования позволяет увидеть целостную картину развития погребальной практики.
Ценно и то, что данная область знания носит междисциплинарный характер. Здесь происходит не только взаимообогащение смежных отраслей науки, но и развитие специальных исторических дисциплин: источниковедения, эпиграфики, памятниковедения, генеалогии, краеведения и др.
Следует отметить и важное прикладное значение осмысления похоронного дела прошлого. На современном этапе развития государства ритуальная отрасль коммунального обслуживания населения сталкивается со многими проблемами, решением которых обеспокоено было общество еще много лет назад. Среди этих вопросов можно отметить такие, как проблемы содержания старых закрытых кладбищ, тесноту действующих, вандализм и хищение элементов надгробий.
Особую актуальность теме исследования придает высокая степень потенциальной опасности утраты важного вещественного исторического источника - мемориальных надгробных сооружений, характерного явления погребальной культуры. В этих символах памяти умершим, теперь уже ставших фактически памятниками истории и архитектуры малых форм, преломились общественные вкусы, представления о загробном мире, отразились этика и сознание эпохи.
Постижение исторического опыта погребальной культуры важно и по-
тому, что в современном российском обществе присутствует стремление к обретению утраченных ритуалов прощальных церемоний, поиску и приведению в порядок забытых могил предков, тяга к возрождению старинных архитектурных форм надгробий. Изучение этого наследия прошлого может дать достойные примеры для подражания и облагородить данную практику.
Помимо этого обращает на себя внимание латентный воспитательный потенциал кладбищ. Именно здесь человек по-особому осознает себя в обществе, чувствует свою сопричастность ходу истории, переосмысливает собственные дела и поступки. Память о смерти возводит мысль к будущему, побуждает самосовершенствоваться, смотреть на окружающий мир, его блага и несчастья как на приготовление к вечной жизни. В связи с этим кладбища во все времена были местом поучительным.
Как и в прошлом, немалая часть населения, наряду с участием в религиозных похоронных обрядах, слепо следует различным устоявшимся суевериям, а поминальные трапезы нередко превращаются в пьянство. Все это приводит к выхолащиванию истинно-церковной традиции почитания памяти усопших и не может не взывать к раскрытию подлинного смысла религиозной похоронно-поминальной обрядности.
Комплексное исследование погребальной культуры российской провинции конца XVIII-начала XX веков позволит выявить эмпирический материал для исторических аналогий и теоретических обобщений.
Объектом исследования выступает погребальная культура как особая совокупность социальных отношений к умершим и их памяти, воплощенных в процедуре и практике прощания с почившими, а также организации и содержании мест погребений.
Предметом данной работы является история погребальной культуры российской провинции, преимущественно связанной с православной религией, имевшей статус официальной.
Хронологические рамки диссертации включают период с 1770-х гг.
по 1917 г. Исходная дата связана с выходом в это время ряда важных общероссийских указов, направленных на упорядочение погребальной практики после эпидемии чумы 1771 г. Конечная же обусловлена коренной сменой государственного строя в России.
Географические границы диссертационной работы охватывают территорию Курской губернии, типичного провинциального региона средней полосы России, который преимущественно населяли православные.
Историография проблемы исследования представлена работами, посвященными различным сторонам погребальной культуры.
Интерес к изучению похоронных обрядов и мест погребений нашел свое воплощение в археологических, этнографических и некрополистиче-ских работах.
Несмотря на то, что предметом внимания археологов были главным образом древние курганы и могильники, их деятельность, развернувшаяся в XIX веке, несомненно обращала взоры ученой общественности и на необходимость изучения погребальной культуры более позднего времени. Труды пионеров курской археологии А.И. Дмитрюкова, Д.Я. Самоквасова, К.П. Со-сновского и других представляют большую ценность и сегодня1.
В новейший период было немало проведено и опубликовано археологических работ, посвященных изучению погребальной обрядности, организации некрополей и специфике надгробных сооружений, многие из черт которых сохранились и в последующих столетиях2. Большой находкой для Кур-щины стало обнаруженное в ходе раскопок у церкви села Капыстичи Рыль-ского района экспедицией областного музея археологии старейшее в регионе белокаменное надгробие А.К. Зелениной, скончавшейся в 1642 г.3.
Тем не менее стоит признать, что ввиду своей внутренне сложившейся специфики археологические исследования явлений и предметов погребальной культуры Курского края рассматриваемого нами периода практически не касались.
Вторую группу исследований составляют труды российских этнографов. Многие из появляющихся с середины XIX века подобных изысканий дореволюционного периода, как, например, работы А.В. Терещенко, Н.И. Костомарова, М. Забылина, отличает подробное и занимательное изложение обрядов и народных традиций, лишенных однако каких-либо научных выводов и обобщений4.
Глубоким анализом проникнуты специальные работы начала XX века Д.К. Зеленина, где автор, в т. ч., используя материалы писателей Е.Л. и Р.Л. Марковых о посмертной обрядности в Курской губернии, реконструирует историю народного обычая «греть покойников» и выдвигает свою концепцию о различии двух разрядов умерших: 1) почитаемых предков («родителей») и 2) скончавшихся «неестественной смертью» (т. н. заложных покойников). С последними Зеленин отождествляет, в частности, русалок как душ женщин и детей, в основном умерших в молодом возрасте5.
Среди трудов данного периода, непосредственно относящихся к Курской губернии, отметим также работы А.С. Машкина и М.В. Таряникова. Как и у ряда вышеупомянутых авторов, их работы носят описательный характер лишь обрядовой стороны погребальной практики, рассматриваемой в общем контексте народных обычаев6.
В постреволюционный период этнографические исследования погребальной обрядности продолжились. Из наиболее важных трудов 1920-х гг. выделим профильную работу В. Смирнова, собравшего не только большой фактический материал по Костромскому краю, но и насытившего его своими собственными размышлениями и серьезным анализом. В частности, автор подчеркнул типичность похоронного обряда Костромской губернии для Центральной и Северной России7.
Немалый интерес представляет статья этнографа-сибиреведа Г. Виноградова, исследовавшего народное понимание смысла и значение погребального обряда, соединение различных компонентов в его трактовке. Проел еже-
на связь мировоззрения старожилого населения Сибири с верованиями жителей Русского Севера8.
В последние десятилетия вышел ряд обобщающих, профильных и сравнительных исследований, посвященных изучению как различных компонентов похоронно-поминальных обрядов регионов, так и специфике обрядности у отдельных этнических групп.
В обобщающей работе Г.С. Масловой указывается на символический смысл и особую функциональную направленность одежды в погребально-поминальных обрядах, которая отличалась особым характером покроя, цветом и способом изготовления. Отмечается также стойкость традиции среди старшего поколения XX века запасать себе смертную одежду9.
Исследование цикла посмертных ритуалов и осмысление явлений погребального цикла в рамках феномена русской национальной культуры - т. н. народного православия / христианства, находит свое отражение в сравнительных монографиях Г.А. Носовой и Т.А. Бернштам.
В первой из них автор подробно рассматривая историческую эволюцию религиозно-обрядовых форм, сопутствующих важнейшим событиям в жизни человека, показывает механизм формирования эволюции синкретических верований: соединения автохтонной мировоззренческой основы с понятым народом по-своему христианским вероучением, а также обогащения христианского содержания этническим, национальным и культурно-историческим компонентом, — как универсальный путь развития всех религиозных систем. Говоря о вариативности и региональных различиях погребального обряда, Носова в то же время отмечает сходство во всех этнографических группах русских. Опираясь в своей работе на материалы второй половины Х1Х-начала XX веков, она указывает на полифункциональность похоронного обряда и делает интересный вывод о том, что ему «в большой степени, чем другим обрядам семейного цикла, присуща этноинтегрирующая функция, функция этнопсихологической консолидации»10.
Рассмотрение погребального культа как «переходного обряда» (наряду с ритуалами, сопутствующими рождению и браку), понимаемого как символизация посмертных переходов душ «в ракурсе их возрастных признаков (с учетом пола и социального статуса)», находит свое отражение в монографии Т.А. Бернштам. Ставя задачу определения роли и места официального церковного учения и опыта в символизме «народного христианства» у русских, украинцев и белорусов в XIX-первой трети XX веков, автор, в т. ч. на примере народной похоронно-поминальной обрядности, показывает, что она (обрядность), «вполне органично взаимодействовала с церковным учением и требами, являясь как бы дополнением последних по части устройства "плотного жития" умерших сообразно их половозрастным признакам и социальному статусу». В своей работе Бернштам делает попытку опровергнуть устоявшееся убеждение, что в «"языческо-христианском синкретизме" народно-православной веры более язычества, нежели христианства». Отмечая большое количество точек соприкосновения в базисных позициях православного учения и народно-христианских представлений о смертном переходе и загробном бытии в его отношении к миру людей, автор объясняет это «не только едиными истоками обоих опытов - биологическими и мистическими, - но и их взаимовлиянием в ходе формирования церковных треб и народной обрядности»1 .
Ряд работ посвящен был исследованию похоронно-поминальной обрядности различных этносов. Особый интерес представляет кандидатская диссертация Р.П. Эффендиевой. В ней впервые дается полное описание национальных обрядов с анализом религиозных представлений, связанных со смертью и загробным миром. Автор прослеживает культурные связи этноса с народами Закавказья и Средней Азии, нашедшие отражение в погребальном ритуале. Кроме традиционно выделяемых трех этапов погребальной процедуры, Эффендиева справедливо выделяет еще один — предшествующий циклу действий с момента смерти до погребения, а именно — действия, совер-
шаемые до кончины умирающего, когда ясно, что больной уже не поправится. Помимо обрядности, автор также обращает внимание на религиозные особенности устройства кладбищ и характеризует типы надгробий12.
В подобном исследовании А.И. Терюкова рассматривается похоронно-поминальная обрядность коми-зырян во второй половине Х1Х-начале XX века. Анализируя похоронно-поминальный комплекс обрядов, он пришел к выводу, что данный этнос воспринял православие как «синкретизированный комплекс представлений со многими остатками языческих славянских обрядов и обычаев». Специфику похоронно-поминальной обрядности придает, по мнению автора, этническая окраска, содержащая в себе много языческих обычаев и обрядов. Тем не менее, по утверждению историка, на рубеже веков «сложился своеобразный и единый для всех групп коми вариант погребально-поминального ритуала»13.
Рассмотрению похоронно-поминальной обрядности у русских посвящен специальный раздел И.А. Кремлевой в коллективной монографии «Православная жизнь русских крестьян ХІХ-ХХ веков: Итоги этнографических исследований». Обращая внимание на слабую изученность указанных национальных похоронно-поминальных обрядов, автор показала ритуал в тех формах, в каких он существовал в конце XIX века. Отмечая, что присутствовавшие различия в похоронной обрядности разных социальных групп (крестьянство, купечество, дворянство) не носили принципиального характера, исследователь подчеркивает, что «в наиболее развитых формах обрядность жила в
крестьянской среде» .
Освещению погребальной культуры XX века посвящена глава Л.А. Тульцевой в коллективной монографии «Русские: Этносоциальные очерки». В ней автор показывает много общих черт между дореволюционными традициями прощания с умершими и современными безрелигиозными гражданскими похоронами. Причины подобной устойчивости она видит, в частности, в «чувстве социальной связи» живущих поколений с умершими, нравствен-
ной и исторической преемственности того социокультурного богатства, которое оставляют после себя ушедшие из жизни поколения людей15.
Единственным смежным исследованием по рассматриваемой местной проблематике, является кандидатская диссертация филолога Т.И. Гавриловой «Терминология похоронно-поминального обряда в этнолингвистическом освещении (на материале Курского региона)». Данная работа стала первым опытом комплексного этнолингвистического и ареального описания лексики похоронно-поминального цикла. Опираясь на достаточно широкий круг источников (главным образом на результаты диалектологических исследований, проведенных на территории Курской области), автор выявила, что местный похоронный обряд «является традиционным с некоторыми локальными особенностями», своеобразие которого «в значительной степени обусловлено контактами с соседними зонами». А комплексное изучение погребальных обрядов и обычаев обнаружило их «относительную однородность и стабильность»16.
В диссертации СВ. Бережной, посвященной сравнительному изучению специфики народной культуры Курской губернии среди русского и украинского населения в конце XVIII-XIX веках, попутно затронуты и обряды погребения с выводом о том, что большинство из них были «общими у русских и украинцев, поскольку они исповедовали единую веру»17.
Несмотря на большие достижения в этнологии, сделанные в последнее время, изучение региональных традиций и особенностей прощания с умершими по-прежнему является актуальным. Слабо изученной остается неофициальная составляющая данной практики среди городского населения.
Третью группу работ представляют различные исследования по некрополистике, внимания которыхобращено на историю мест погребений, эволюцию типов и форм надгробий, а также установление персонального состава погребенных с приведением биографических данных.
Интерес к данной проблематике прослеживается еще со второй поло-
вины XVIII века. К числу первых весомых публикаций можно отнести труд А.П. Сумарокова (1757 г.) с текстами надгробных надписей в Архангельском соборе Московского Кремля . В 1779 г. вышла посвященная истории Санкт-Петербурга работа А.И. Богданова, дополненная В.Г. Рубаном с разделом об Александро-Невском монастыре и списком 196 эпитафий с надгробий Лазаревского кладбища и церквей-усыпальниц19.
В течение следующего столетия данная традиция описания истории мест погребений, интересных памятников и примечательных захоронений продолжилась . Повествование о кладбищах часто сопровождало различные описания городов, храмов и монастырей.
На грани XIX-XX веков в обществе формируется устойчивое понимание необходимости описания различного рода захоронений как одного из важнейших историко-биографических и генеалогических источников21. С 1900-х гг. по инициативе великого князя Николая Михайловича была развернута работа по целенаправленному описанию кладбищ не только Москвы и Санкт-Петербурга, но и всей России с конечной целью публикации содержания надгробных надписей. Непосредственными исполнителями данной задачи стали В.И. Сайтов, Б.Л. Модзалевский и В.В. Шереметевский. Стараниями Николая Михайловича к работе по сбору данных о захоронениях в регионах через Святейший Синод было привлечено местное приходское духовенство. Результаты этого кропотливого труда вылились в издание многотомных из-даний, посвященных некрополям Москвы , Санкт-Петербурга и провинции24. В последнем случае удалось выпустить лишь первый «севернорусский» том.
Особенностью данных публикаций стал сословный принцип отбора имен. Большинство из них - это представители дворянства, имевшего, по мнению авторов, в истории России преобладающее значение. Избирательно включены были лица духовного звания, крупного купечества, выдающиеся общественные и творческие деятели.
Одновременно в начале XX века исследователями некрополей поднимается вопрос об изучении надгробий как произведений искусства. В 1907 г. искусствоведом Н.Н. Врангелем было обращено внимание на художественное совершенство памятников петербургских кладбищ, прежде всего Лазаревского и Смоленского. Впервые им был поднят вопрос об атрибуции и стилевой характеристике высокохудожественных надгробий. Актуальность изучения этих памятников обусловлена, по мнению автора, необходимостью понимания путей развития русского классицизма25. Продолжением этой традиции исследования стала работа В.Я. Курбатова с обилием иллюстраций примечательных надгробий и их фрагментов26.
После 1917 г. некрополистические работы лишились государственной поддержки и стали уделом немногих краеведов-энтузиастов. А после разгрома в начале 1930-х гг. краеведческого движения подобные исследования и вовсе сошли на нет.
Лишь в послевоенные годы появляются некоторые немногочисленные публикации, касающиеся средневековых погребений в храмах и монасты-рях . Исключение составило идеологизированное сочинение А.С. Абрамова, выдержавшее несколько переизданий, в котором автор рассмотрел историю возникшего с 1917 г. некрополя на Красной площади в Москве .
Одновременно появляются искусствоведческие исследования по истории художественного надгробия в России, отмечается их значение как выра-
зителей социальных, моральных и эстетических идеалов .
С середины 1980-х гг. началось издание многих работ, посвященных истории конкретных кладбищ, описанию персонального состава погребенных с опорой как на натурные обследования, так и с привлечением источни-ков30.
Продолжились также исследования по мемориальной пластике. Содержательный анализ ряда художественных надгробий в Александро-Невской лавре помещен в альбоме, который составили А.И. Кудрявцев и
Г.Н. Шкода31.
В 1990 г. Научно-исследовательским институтом культуры, в лице его сотрудника СЕ. Компанца, было выпущено практическое пособие по выявлению и научному описанию надгробных памятников XVI-первой половины XIX веков, дающее систематизацию и краткое описание распространенных в это время надгробий32.
Исследование мемориальных объектов архитектуры малых форм происходит и в провинции. Об этом свидетельствуют работы И.Г. Ковшаря, по изучению семантики и характеристике композиционных особенностей и форм надгробий33.
В 1993 г. вышло фундаментальное справочное издание о кладбищах Петербурга, с комплексным описанием всей истории столичного некрополя, в котором было уделено внимание не только персональному составу погребенных и стилевым особенностям надгробий, но и их эпитафиям, мастерам и заказчикам памятников, архитектуре кладбищенских церквей34.
Важным проявлением научного интереса разных специалистов к истории погребальной культуры и непосредственных мест захоронений является проведение трех научно-практических конференций, на которых были затронуты самые разные проблемы исследования некрополей как г. Москвы, так и всей России 35.
Первую диссертационную работу по истории локального некрополя выполнил СЮ. Шокарев, в которой подробно рассмотрел источниковедческий аспект Московского некрополя XV-начала XX веков, показав последний как сложное социокультурное явление. Новым явилось и понимание «некрополя», представляющего собой, по мнению автора, не только совокупность захоронений и надгробий какой-либо территории, но и все материалы по его истории, а также комплекс представлений и соответствующих образов в обществе. Всесторонний обзор и глубокий авторский анализ источников высветил источниковедческое некрополееедение. Показав особое место нек-
рополя в российском культуре, Шокарев отметил его непреходящее значение для исторической социальной психологии, просопографии, генеалогии и др. дисциплин. Большую актуальность имеет и изложенная автором методика реконструкции утраченных некрополей и их социокультурных функций36.
Иной аспект рассмотрел Д.Н. Шилов, защита кандидатской диссертации которого прошла 22 июня 2004 г. в Санкт-Петербургском институте истории РАН. Он подробно показал этапы создания «Русского некрополя» -инициированной великим князем Николаем Михайловичем работы по описанию кладбищ Москвы, Петербурга, провинциальной России, а также Парижа и его окрестностей. Автором были освещены организационная, финансовая, научная стороны проводимых мероприятий, произведены выявление, учет, описание и источниковедческий анализ сохранившейся в связи с этим архивной документации37.
История некрополя Курского региона привлекла к себе внимание со второй половины XIX века. В 1876 г. выходит «Историческое описание Коренной Рождество-Богородицкой пустыни» иеромонаха Леонида (Кавелина), где автор среди прочих объектов монастыря описывает сохранившиеся, немногие к тому времени, захоронения с краткой характеристикой некоторых надгробий38.
Позже появляются работы, освещающие историю учреждения кладбищенских церквей и организации в конце XVIII века новых мест погребе-
«39 НИИ .
В конце XIX века неблагополучное состояние курских кладбищ инициировало внимание общественности на проблему бережного и уважительного отношения к местам вечного упокоения усопших и изучения их. Особый импульс к поиску решения этих вопросов задали статьи курского полицмейстера Т.И. Вержбицкого, указавшего на забытую могилу и поврежденный памятник поэту И.Ф. Богдановичу40.
В начале XX столетия небольшая информация о некоторых примечательных надгробиях и захоронениях нашла свое отражение в работах сотрудников местного губстаткомитета А.А. Танкова и Н.И. Златоверховникова41.
Новый этап изучения Курского некрополя связан с образованной в 1903 г. Курской губернской ученой архивной комиссией (КГУАК). В адрес этого учреждения от Б.Л. Модзалевского, одного из авторов «Московского некрополя», наряду с самим изданием, поступившим в 1908 г. дар музею, состоявшему при КГУАК, последовало предложение об описании кладбищ г. Курска по примеру Москвы. Данная идея нашла положительный отклик и к ее реализации решено было подключить воспитанников Курской учительской семинарии. Со стороны Модзалевского была выражена готовность содействовать изданию «Курского некрополя» и представить ходатайство комиссии на имя великого князя Николая Михайловича об оказании пособия на это дело42.
Между тем, как уже отмечалось выше, по линии Синода был послан указ по всем епархиям о предоставлении списков лиц привилегированных сословий и крупных общественных деятелей иных социальных групп, погребенных в церквях и на кладбищах с приведением надгробных надписей. Предполагалось, что материалы по Курской губернии войдут во второй, «южный», том «Русского провинциального некрополя».
Однако в связи с начавшейся Первой мировой войной и последующей революцией, планам издания «Курского некрополя» и задуманной серии «Русского провинциального некрополя» не суждено было тогда сбыться.
Тем не менее после 1917 г. интерес к «отеческим гробам» не угас. А учет и изучение «исторических могил и надгробных памятников» стало одним из направлений в 1920-е гг. культурно-исторической секции местного губернского общества краеведения, ставшего правопреемником бывшей ученой архивной комиссии43. О важности исследования некрополя краевед М.П. Парманин в то время писал следующее: «На наших городских и слободских
кладбищах (этих своеобразных "городах мертвых") все еще недостаточно оценены и не изучены их надгробные надписи, очень часто являющиеся трудом местных поэтов и писателей-самородков» . Актуальности сохранения мемориальных сооружений тогда же был посвящен доклад В.М. Василькова «Об охране надгробных памятников» . Но, в связи с гонениями в начале 1930-х гг. на краеведческие организации, местным исследователям кладбищ так и не удалось завершить начатое дело и, тем более, спасти некрополь.
Спустя полвека в краеведческих изданиях и периодике тема осознания значения изучения и сохранения памятников прошлого снова получила свое звучание46. В 1993 г. вышел в свет «Белгородский некрополь» А.Н. Крупенкова, в котором автор вкратце описал историю кладбищ бывшего уездного города Курской губернии и опубликовал надгробные надписи с сохранившихся памятников47. Сведения о дворянском некрополе Курской губернии нашли отражение в трудах архитекторов СИ. Федорова и Е.В. Холодовой48. Их профессиональный интерес выразился во внимании к архитектурно-мемориальному убранству захоронений. Наконец, в 2003 г. вышел «Курский некрополь» Ю.А. Бугрова, ставший плодом его изучения старейших кладбищ города - Никитского и Всехсвятского. Помимо росписи и топографии захоронений, автором дается содержательное описание надгробных памятников и знаков, либо указание на их отсутствие49.
Таким образом, анализ историографии проблемы исследования показал частичное освещение комплекса явлений похоронно-мемориальной практики и отсутствие специальных исследований по истории развития погребальной культуры в российской провинции в целом и Курской губернии в частности за период с конца XVIII по начало XX веков.
Методологическая основа и методы исследования. Диссертационное исследование базируется на важнейших методологических принципах объективности и историзма. Специфика объекта, цели и задачи обусловили использование методов макроуровневого исследования: сравнительного, ти-
пологического и др., дополненных натурным обследованием микрообъектов: размещение некрополя, убранство надгробий и т. д., включая идентификацию автором утраченных надписей и атрибуцию памятников.
Целью данной работы является всестороннее изучение истории погребальной культуры населения Курского региона с решением следующих сквозных задач:
- рассмотреть формирование и содержание официальной процедуры
прощания с умершими;
выявить региональную практику похоронного ритуала;
определить эволюцию общей организации некрополя и особенности его разновидностей;
осветить уровень содержания захоронений и общественные мероприятия по надзору за кладбищами.
Источниковую базу диссертации составляют архивная документация и печатные материалы.
Первую группу источников составляют документы, представленные, главным образом, материалами Государственного архива Курской области, многие из которых впервые вводятся в научный оборот.
В фонде «Канцелярия курского губернатора» (ф. 1) находятся документы о погребении скончавшихся от эпидемических болезней и обычаях, наблюдавшихся в это время; о захоронении тел умерших иностранцев и благоустройстве кладбищ, отраженном в постановлениях городских дум.
Фонд «Курская духовная консистория» (ф. 20) позволил рассмотреть учреждение кладбищенских церквей, дополнил картину местных поминальных традиций и содержания кладбищ.
Фонд «Церкви Курской губернии» (ф. 217) предоставил информацию о погребальном звоне и нахождении в должности церковных старост производителей надгробных памятников.
Сведения о наличии мастерских по изготовлению надгробий, похорон-
ных контор и ассортименте предлагавшихся товаров дают фонды «Курское податное присутствие и податные инспектора» (ф. 143) и «Курский городской коммунальный отдел» (ф. Р-866).
Изучение фонда «Курское депутатское собрание» (ф. 95) показало отсутствие в первой половине XIX века лиц, специализировавшихся на изготовлении надгробий, но выявило имя строителя кладбищенского храма в Курске.
Фонды «Курская городская дума» (ф. 48) и «Курская городская управа» (ф. 195) сообщают данные об отводе, расширении и содержании кладбищ губернского центра со второй половины XIX века.
Материалы врачебного и др. отделений фонда «Курское губернское правление» (ф. 33) ярко иллюстрируют состояние курских кладбищ на 1867 г., содержат переписку о трудностях, возникших при благоустройстве сельских погостов в конце XIX века и отводе мест для захоронений сектантам в начале XX столетия.
Характеристика надзора за содержанием кладбищ губернского и уездных городов отложилась в виде «записки» губернатора о ревизии 1885 г. в фондах «Дворянские опеки» (ф. 294) и «Курская казенная палата» (ф. 184).
Использовались также возможности научного архива Курского областного краеведческого музея, где содержатся воспоминания И.И. Чистякова о похоронных процессиях 1880-х гг. и дело о «возобновлении» памятника поэту И.Ф. Богдановичу.
Региональные источники дополняют документы федеральных архивов. Из Российского государственного военно-исторического архива использованы были фонды Военно-ученого архива Главного управления Генштаба (ф. 846), где имеется план г. Курска 1844 г. с показанием, в частности, местонахождения старообрядческого кладбища; и 174-го пехотного Ромен-ского полка (ф. 2788), из метрической книги которого видно кого хоронили на кладбище этого воинского подразделения в Курске.
Фонд «Московская контора Синода» (ф. 1183) Российского государственного архива древних актов позволил ознакомиться с незафиксированными в Полном собрании законов Российской Империи указами 1771 г. об учреждении общегородских кладбищ.
К числу главных печатных источников относятся издания церковного происхождения. Изложение молитв, священнодействий, религиозной процедуры похорон содержится в «Требнике» - богослужебной книге, пришедшей на Русь из греческой церкви. Не менее важными являются справочные и др. издания, посвященные разъяснению христианской похоронно-поминальнои обрядности и порядка прощания с умершими50.
Широкое использование в диссертации получили различные законодательные акты, отраженные, в частности, в Полном собрании законов Российской Империи, Собраниях узаконений и распоряжений правительства, а также, в Уставе врачебном - кодексе постановлений, который определял правила устройства кладбищ и официальную погребальную практику.
Местные особенности проведения похорон освещаются в нарративных этнографических материалах, опубликованных в «Трудах» Курского губ-статкомитета, ученой архивной комиссии и т. п. изданиях.
Немалый интерес представляет мемуарная литература, представленная воспоминаниями Е.А. Авдеевой51 о курских обычаях проводов умерших, Н.В. Плевицкой о детских похоронах52, А. Маркова о дворянском погребении в саду и перезахоронении предков53.
Большую ценность представляют сведения из общероссийской и региональной периодической печати. Так, в столичных журналах «Церковный вестник» и «Церковные ведомости» печатались определения и указы Синода, публицистические статьи о мерах по улучшению состояния кладбищ, разъяснения по вопросам погребальной практики. Местная печать представлена газетами «Курские губернские ведомости», «Курские епархиальные ведомости» и «Курская быль». Здесь публиковались касающиеся похоронного дела
приговоры и постановления городских дум и земских собраний, распоряжения епархиального начальства, отчеты о деятельности приходских попечи-тельств, статьи о проблемах содержания кладбищ, некрологи. В.последних зачастую изображаются погребальные традиции.
Заключительную группу источников составляют вещественные памятники архитектуры малых форм регионального некрополя, дополняющие представление о развитии погребальной культуры.
Таким образом, имеющаяся источниковая база отличается необходимым разнообразием информации, что позволяет получение достоверных результатов по теме исследования.
Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые, на примере Курской губернии показана развернутая картина истории погребальной практики, воплощенной в двух социокультурных явлениях: похоронах и кладбище, по-своему отразивших общественное сознание эпохи.
Одним из важнейших результатов работы стало выявление, помимо традиционно отмечаемого вероисповедания, других факторов, влиявших на организацию похорон и выбор места погребения: причина и характер смерти, социальное положение умершего, локальная погребальная традиция, уровень материального достатка, предсмертная воля умиравшего или желание родственников покойного. Автором была разработана широкая система классификации кладбищ.
Комплексное исследование объекта показало сходство явлений погребальной культуры Курской губернии с общероссийской практикой.
Диссертация высветила тесноту кладбищ как объективную причину неудовлетворительного их содержания, в связи с заранее определяемыми границами мест погребений, изменение которых в случае расширения было сопряжено с большими трудностями.
Ценным является вывод о том, что по мере развития похоронной практики, наблюдалась тенденция к тяготению, преимущественно среди город-
ского населения, в сторону гражданской процедуры погребения.
Практическая значимость исследования заключается в том, что полученные результаты могут быть использованы в обобщающих работах по отечественной истории, некрополистических изданиях, специальных работах по культурологии, источниковедению, этнологии, памятниковедению, религиоведению и др., а также в работах по научному краеведению.
Основные положения диссертации будут способствовать совершенствованию современного ритуального законодательства и качеству оказания данных услуг населению, позволят решить проблемы содержания кладбищ.
Апробация результатов исследования. Основное содержание диссертации отражено в13 публикациях общим объемом 3,4 п. л. Оно докладывалось на международной (Тамбов, 2002), всероссийских (Орел, 2001; Курск, 2003) и областной (Курск, 2004) научных конференциях, а также всероссийском научно-практическом семинаре (Санкт-Петербург, 2002).
Официальная процедура
Рассмотрим официальный порядок похоронного ритуала, опираясь на действовавшие в Российской Империи церковные нормы и традиции, а также государственные законоположения, определявшие данную процедуру.
Православный обряд погребения складывался в течение длительного периода. Несмотря на позднейшие изменения и различные дополнения, в своих главных чертах он соответствует погребальному чину раннехристианского времени1.
По своей структуре он состоит из трех последовательных обрядовых комплексов: 1) действия, связанные с предсмертным состоянием человека и во время его кончины, обряжение покойника, положение его в гроб; 2) вынос из дома в церковь, отпевание, погребение; 3) поминовение, которое после 40-го дня смерти переходило в календарный цикл2.
В рамках первого этапа, в предчувствии приближающейся кончины, важным для глубоко верующего человека было подготовить себя духовно к смерти, т. е. сделать все необходимое для спасения души. Поэтому готовящемуся отойти в вечность призывали священника для совершения исповеди и причастия. Все сознавали, что человеку нельзя умереть без покаяния. Если умиравший не был крещен, то в первую очередь над ним совершали таинство Крещения. К причащению Святых Христовых Тайн допускались принесшие священнику исповедь во всех неправдах и согрешениях, какие были в их жизни, при условии чистосердечности их раскаяния. Считалось, что даже человек, живший церковной жизнью и сподобившийся причащения в день своей смерти, минует «демонские устрашения и истязания при восхождении на небо, и беспрепятственно достигает светлых чертогов» .
Далее над больными совершалось таинство Елеосвящения (соборование). При этом прощались грехи неосознанные или забытые, но не умышленно, по стыду или расчету, утаенные
Особенностью данного таинства было моление о чуде исцеления «собора» священников, которых должно быть семь. Но в случае нужды оно могло быть совершено и одним иереем, которому придавалась «сила всей Церкви» . Призывая божественную благодать для облегчения телесных и душевных страданий, больному крестообразно помазывали освященным оливковым или деревянным маслом - елеем - лоб, ноздри, щеки, рот, грудь и руки (с обеих сторон).
Оставшийся после соборования елей необходимо было сохранять. При погребении его возливали на останки христианина. Для этого родственники умершего, отправляясь на отпевание в храм, брали с собой сосуд с елеем и заранее предупреждали об этом священника.
Однако ни одно из таинств не могло быть совершено над человеком, находившимся в бессознательном состоянии и неспособным проявить свою волю, а тем более над уже умершим.
Православная Церковь, напутствуя каждого своего члена в загробный мир таинствами, заботилась также и о том, чтобы самые последние минуты его жизни были по возможности легки. Поэтому, в частности, болящего окружали предметами, дававшими душе мир и успокоение: «помещали иконы и крест так, чтобы страждущий в предсмертных мучениях мог видеть их, а сам одр с умирающим ставили под иконы и возжигали Страстную свечу (свечу, с которой стояли в храме на утрени 12 Евангелий)» . Ее давали в руку умирающему или ставили у икон.
Региональная практика
В соответствии с рассмотренной выше структурой официальной процедуры похорон, осветим региональную практику прощания с умершими.
Еще до смерти, люди старались предвидеть, предугадать ее приближение. Одним из способов, по которому они судили о скорой кончине и участи умерших в загробном мире, были различные приметы и поверья. Так, крестьяне села Стрелица Корочанского уезда верили, что если на избе закричит сыч, либо залетит в хату летучая мышь или впрыгнет в избу лягушка, то там непременно кто-нибудь умрет179. По мнению крестьян хутора Танеева Медвенской волости Обоянского уезда, смерть человека предвещали бьющиеся в окно голуби или другие птицы. Большое количество умерших предсказывалось, если весной через дорогу размоет много канавок180. В деревне Конево Курского уезда крестьяне ожидали появление покойника, если случайно в комнате двое будут мести пол; если собака воет и роет землю; если палка священника, пришедшего приобщать больного, упадет181.
В предчувствии близкой кончины над умирающим совершались соответствующие религиозные обряды. В селе Шебекино Белгородского уезда, равно как и на соседней Украине, во время агонии присутствующие «души досмотряли» и следующим образом молились «на ехид души»: «Господи, прийми душу до власти, прийми душу до власти - у царствии грихов умен-ши!». Кроме этого, шебекинцы на готовящегося отойти в вечность клали «винчанный рушник та платок». Объяснялось это необходимостью более скорого определения дальнейшей судьбы умирающего: «як же то швидко вмре - не буде мучиться, як кому Бог даст пиднятись то пиднымиться» .
В своих воспоминаниях о Курске, вышедших в свет в 1842 г., Е.А. Авдеева отмечала, что после церковных обрядов умирающему в руки давались небольшой крест и свеча. Иногда его снимали с постели и клали под образами, а в комнате курили ладаном из особой кадильницы183.
Когда же происходила кончина, тело усопшего следовало готовить к погребению. В первую очередь необходимо было его обмыть и одеть. В Курске, как писала Е.А. Авдеева, после смерти начинался плач с приговорами, а тело покойника «тотчас обмывают, и одевши, кладут на стол». В то же время другие близкие шили саван, в зависимости от состояния, из холста или кисеи (легкой бумажной ткани) .
Крестьяне села Стрелица Корочанского уезда после омовения покойника, одевали его «в лучшую одежду» и помещали «на лавку в святом углу»185. На окно в том же углу ставили стакан с водой, который стоял 6 недель: по поверью, душа покойного пьет отсюда воду в течение сорока дней.
Подобный обычай существовал и в Шебекино, где иногда вместо воды ставили мед. Объяснение этому давалось такое: «душа прибига, чи ангол прилетит - наче, кажут, душа - та води, кажут, напьеться»186. Малороссияне, проживавшие в Рыльском и Суджанском уездах, по обмывании и обряжении умершего также клали его тело на лавку «под святые». При этом «савана они не свивали»187.
Аналогичная процедура приготовления к погребению у некоторых наблюдалась еще до смерти человека. Так, среди простонародья города Обоя-ни, в предсмертные минуты умирающего старались «непременно обмыть и одеть в чистое платье и заживо положить «под святые» («под иконы») в таком положении, как обыкновенно кладут покойников»188. По мнению обоян-цев, допустить умереть человека на постели, а также обмыть его тело после смерти было большим грехом. Они полагали, что «умерший на мягкой постели должен в будущей жизни неизбежно претерпеть мучения за каждое перо, на котором он умер, и что всякий умерший должен предстать пред суд божий в том самом платье, в котором он умер»18 . В связи с этим многие из жителей заранее готовили себе «смертное платье».
Особым образом происходило одевание. Мужчины облекались в одно белье и подпоясывались поясом. На ноги им надевали «калиговки» - башмаки, сделанные из какой-либо материи. На женщин и девиц сверх белья одевалась «шубка» - старинная русская одежда в роде сарафана, украшенная металлическими пуговицами от груди до подола в один ряд - подпоясываемая по ней шнурком или лентой. Обувались они, так же, как и мужчины, в «калиговки». Головным убором потенциальным покойницам служила кичка или «сборник». Девиц клали с расплетенной косой, перевязанной розовой лентой. «В недавнее время», отмечал А.С. Машкин в 1863 г., «молодых женщин и девиц стали одевать к смерти так, как они при жизни ходили, в «саяны» или платья, а первым - повязывать головы платками»19 .
Организация некрополя
В данном параграфе покажем каким образом происходила эволюция организации новых, возникших с 70-х гг. XVIII века мест погребений и особенности их разновидностей. В связи с этим рассмотрим формирование некрополя как процедуру, включающую в себя мероприятия по отводу земельных участков, устройству захоронений и установке надгробных сооружений.
До 1771 г. в городах при каждой церкви, вокруг которой располагалось поселение, находилось свое местное приходское кладбище. Такой порядок был прерван из-за поразившей в этом году многие регионы страны, в т. ч., особенно, Москву, «моровой язвы» - чумы, распространению эпидемий которой в немалой степени способствовало антисанитарное состояние кладбищ. Ряд государственных указов начала 1770-х гг. призван был упразднить прежнее положение кладбищенского дела и обеспечить безопасное в санитарно-гигиеническом отношении функционирование новых отводимых мест для погребений.
Сенатским указом от 17 ноября 1771 г., адресованным губернаторам, в губернские, провинциальные и воеводские канцелярии «в вящую предосторожность от заразительной болезни» предписывалось, чтобы при городских церквях никого не хоронили, а отведены были «особыя кладбища за городом на выгонных землях, где способнее, построя при оных на первой случай хотя небольшие деревянные церкви»1. В продолжение этого, изданный 29 ноября 1771 г. Синодом указ определял приходскому духовенству служить здесь погребение и поминовение по скончавшимся горожанам. Оставляя на усмотрение епархиальных архиереев организацию надзора за кладбищенскими церквями, указ, во избежание недовольства приходских священнослужителей и отягощения «обывателей», особого причта полагать к ним не дозволял. Но в случае реальной такой необходимости, архипастыри должны были с подробным изложением всех обстоятельств дела обращаться в Синод, известив также и Сенат2. Очередным сенатским указом от 24 декабря того же года, по просьбе высшего церковного административного органа, губернаторам и воеводам в деле отвода мест для кладбищ и устройстве при них церквей предписывалось, чтобы они «возымели сношение с Духовными командами», которые, как указывалось, иногда могут назначить к этому «прежде построенные готовыя церкви»3.
О том, как сложилась судьба приходских кладбищ после 1771 г. можно судить из промемории, присланной из Белгородской губернской канцелярии в местную духовную консисторию, где сообщалось: «... а тех мест, где уже до ныне люди хоронены отнюдь и ни под каким видом не разрывать, но оставить их так, как оныя теперь есть, насыпав, буде можно, еще более землею, что б в вешнее и летнее время меньше паров из земли выходило»4.
В подтверждение предыдущих, сенатский указ от 19 мая 1772 г. требовал, чтобы кладбища учреждались в удобных местах в расстоянии от последнего городского жилья не ближе 100 сажен и были огорожены, если не плетнем или забором, то земляным валом со рвом. Кроме того, духовным правлениям напоминалось, чтобы в других местах никто похоронен не был.
Изданный 1 ноября того же года, указ Сената возлагал устроение кладбищ при каждом городе на общее иждивение его «обывателей». В нем подчеркивалась общая для всех и каждого польза данного мероприятия, направленного на прекращение «случающейся часто, а паче в летния времена от неосторожного зарывания усопших тел внутри городов, вредной духоты»6.
