Содержание к диссертации
Введение
1. Основные тенденции развития малых городов в конце XVIII начале XX веков
2. Дом и усадьба горожанина
1 Типы городского жилья
2 Городская усадьба. Планировка и «дворовые строения»
3 Интерьер городского дома
3. Костюм горожан: традиции и новации
1 Формирование городского костюма в конце XVIII - первой половине XIX века
2 Городской костюм в середине XIX - начале XX века
3 Портные и модистки
4. Особенности домашнего быта горожан
1 Приусадебное хозяйство и бытовые условия
2 Пища
3 Бытовая религиозность и мирские развлечения
Заключение
Источники и литература
Список сокращений
- Городская усадьба. Планировка и «дворовые строения»
- Интерьер городского дома
- Городской костюм в середине XIX - начале XX века
- Пища
Городская усадьба. Планировка и «дворовые строения»
Одним из важных аспектов в исследовании русского города является изучение его планировки и застройки. Эта тема основательно разработана в трудах В.А. Шкварикова, С.С. Ожегова, Е.И. Кириченко ". Работы С.С. Ожегова и В.А. Шкаври-кова посвящены анализу принципов типизации и повторности в русском градостроительстве. Авторы показывают, что использование типовых и повторных проектов было характерным для русского регулярного градостроительства; на ряде конкретных примеров проанализировано создание архитектурных ансамблей на основе этого принципа. Для данной темы интерес представляет исследование В.Ю. Агеевой, посвященное провинциальной архитектуре XIX - начала XX века24, в котором автор на примере гражданской архитектуры Нижнего Новгорода, раскрывает специфические черты провинциальной культуры. Е.Ю. Агеева дает определение понятию «провинциальная культура». Она пишет, что «провинциальная культура -не указание на культуру более низкого, чем столичного качества; она указывает на форму региональной культуры, сохраняющей основания дальнейшего саморазвития культур»25.
Исследований, непосредственно связанных с изучением материальной культуры и быта горожан XIX столетия, немного. Как указывает известный специалист по этнографии города М.Г. Рабинович, «причиной этого в значительной мере было отношение ученых к городу, как к явлению для русского народа внешнему и не очень характерному. Городская культура считалась элементом цивилизации, стирающим традиционные особенности народной культуры, а не необходимым элементом самой этой культуры»26. Действительно, изучение народной (крестьянской) культуры и быта по установившемуся делению наук обычно относится к этнографии, и в этом направление сделано не так уж мало.
Мысль об изучении материальной культуры и быта или, как говорили прежде, «состояния обычаев и нравов городского населения во всем его многообразии», возникла давно. Еще И.Е. Забелин предполагал описать быт городских жителей, принадлежавших к разным общественным группам, что осуществил лишь частично в виде описания домашнего быта русских царей и цариц. Основные труды И.Е. Забелина «Домашний быт русских царей» и «Домашний быт русских цариц» вышли с 1850 - 1870-е годьг7. Начиная эту работу, исследователь исходил из мысли, что домашний быт человека есть среда, в которой лежат «зародыши и зачатки» всех так называемых важных событий в истории. Как историк, Е.И. Забелин придавал исключительное значение факту и не стремился к теоретизированию. Исключительная приверженность фактической стороне событий подчас становилась поводом для пренебрежительного отношения к его трудам, но именно это качество работ И,Е. Забелина обеспечило им долголетие. Его работы до сих пор являются ценными исследованиями старого русского городского быта. Под пером Забелина расцветало все, что составляло «наряд жизни» - царский дворец с изразцовыми печами, пруды, сады, комнатная живопись, водопроводы, мебель, система освещения, зеркала, часы, книги, географические карты, музыкальные инструменты, игры, курения и благовония, предметы комнатного обихода, посуда, украшения, комнатные птицы и др. Автор просто поражает знанием обилия деталей. Он описывает, как делалась замазка из мела, медвежьего сала и деревянного масла; как лудились английским оловом швы свинцовых поддонов в мыленках; какими шурупами крепились деревянные изделия.
Другим представителем историко-бытовой школы и исследователем народного быта является Н.И. Костомаров. Он был не только историком, но и археографом, этнографом, фольклористом; обладал талантом поэта и прозаика, яркого публициста и превосходного лектора. Н.И. Костомаров в своей «Автобиографии» признавал, что, «выступая на кафедру, задался мыслью в своих лекциях выдвинуть на первый план народную жизнь во всех ее частных видах»215. Эта идея лежит в основе всех его исследований. Он подчеркивал, что историк не должен ограничиваться изучением войн, дипломатических сношений, законодательств, придворной жизни, на первом плане у историка должна быть деятельная сила души человеческой29. «Очерки домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях» по определению самого автора, - «общедоступное сочинение о древнем быте», а «не ученый трактат»30. Основным недостатком «Очерков...» является то, что Н.И. Костомаров не видел разницы между городом и деревней и описывал те или иные явления, не указывая, в какой среде они были распространены. Как и работы И.Е. Забелина, исследования Н.И. Костомарова посвящены в основном быту крупных феодалов и верхушке городского населения.
Рядом с трудами И.Е. Забелина и Н.И. Костомарова можно поставить «заметки и наставления» «бытописательницы» XIX столетия Е.А. Авдеевой, работы которой по праву можно назвать энциклопедией городского быта первой половины XIX столетия". Здесь приводятся многочисленные советы хозяйкам по ведению домашнего хозяйства: обстановке комнат, ремонту дома, заготовке продуктов, чистке и стирке белья, хранению мехов, приготовлению лекарств и т. п.
Интерьер городского дома
Личные дневники, по определению В. Даля - «поденные записки»102, наиболее полно раскрывает внутренний мир человека, его суждения и мнения по какому-либо вопросу, его тайные страхи, надежды и мечты. Есть дневники, которые предназначены только для записи личных впечатлений и суждений, есть дневники, которые ежедневно фиксируют факты и события, произошедшие "с самим человеком или вокруг него. Но чаше всего встречаются дневники смешанного типа. Например, в дневниковых записях муромского городского головы Ивана Петровича Мяздрикова зафиксированы не только события прошедшего дня, но и раскрываются внутрисемейные отношения старинной купеческой семьи; содержатся интересные рассуждения автора о воспитании детей, начиная с их рождения и крещения. Интересно то, что после смерти И.П. Мяздрикова в 1899 году дневник продолжила его дочь.
Необычно построены дневниковые записи, принадлежащие пятнадцатилетнему юноше Георгию Русакову, сыну известного муромского нотариуса Сергея Васильевича Русакова1" . Две небольшие записные книжечки, сплошь заполненные мелким трудно разборчивым почерком, содержат описание событий, относящихся к 1906 - 1907 годам, когда Русаков был учеником третьего класса реального училища. Записи велись почти ежедневно. Они состоят из двух - трех предложений, кратко сообщающих о прошедших событиях. Автор разделил все описания на три группы: события в училище, которые шли под названием «Записи» (фиксация школьных событий было основной целью Георгия Русакова), далее - события в семье под названием «Домашние заметки», и, наконец, третья группа записей, сообщающая об увлечении Георгия выпилкой по дереву, шла под заголовком «Что я выпилил». Кроме того, среди этих трех групп основных заметок, включены тексты песен, стихов, расписание уроков, списки прочитанных книг, хронология истори ческих дат и другие заметки типа скорбного сообщения на смерть любимого кота Васьки, в котором рассказывается вся «биография» кота (кот погиб в возрасте восемнадцати лет от укуса собаки). Раздел «Домашние заметки» сообщают много интересных деталей о быте и семейных традициях. Записные книжки Георгия Русакова содержат ответы на многие вопросы: как подростки того времени относились к учебе, к учителям и своим одноклассникам, к родителям и родственникам; каковы были их увлечения, интересы, мечты.
Более традиционны в плане ведения записей дневники ростовского священника Серапиона Алексеевича Соколова, которые состоят из тридцати трех тетрадок и хронологически охватывают сорок пять лет: с 1906 по 1951 год. Записи велись по дням, с указанием приходящегося на день церковного праздника. Иногда в записях содержится описание погоды, нередко тут же приводятся народные приметы и делаются попытки их объяснить. Помимо записей на некоторых страницах наклеены карточки на хлеб, муку, воду, талоны на обеды в столовой, этикетки от спичечных коробков, папирос, конфет, детские рисунки, фотографии, денежные знаки. Все эти «иллюстрации» - характерные приметы времени. Интересна история «открытия» дневников Соколова. Они были случайно обнаружены в заброшенном ростовском доме в 1990 году одним из сотрудников музея. Судя по состоянию тетрадей, они долгое время лежали в грязи и сырости, в итоге бумага обветшала, чернила местами совершенно выцвели, есть утраты текста из-за плесени. С дневниками С.А. Соколова работала Л.Ю. Мельник: осуществляла их разборку и расшифровку, готовила к публикации в «Сообщениях Ростовского музея».
По «непосредственности» передачи информации ближе всего к дневникам приближаются письма. Переписка между членами большой и дружной муромской семьи Русаковых содержит тридцать два письма (1900 - 1903 гг.). Старшие дети
Русаковых уехали учиться в Нижний Новгород и сообщали о своих новостях родителям, а также младшим сестрам и братьям. В свою очередь, они получали ответы из Мурома. В письмах родителей всегда содержатся сведения об их здоровье, о ценах на продукты, о родственниках и соседях. Сестры и братья рассказывают об учебе, о школьных и домашних театральных представлениях, о городских новостях. Иногда встречаются любопытные бытовые детали. Например, подробное описание изготовления маскарадного костюма, хождение в гости «на именины». Очень близка по духу и настроению этим письмам переписка членов ростовской семьи Кайдаловых, которая охватывает значительный период времени: с 1889 по 1921 годы.
Как указывалось выше, в исследовании широко применялись разного рода изобразительные и вещественные источники, хранящиеся в музейных фондах. Музеи исследуемых городов в своей основе краеведческие и содержат в собраниях памятники городской бытовой культуры: одежду, мебель, посуду и другие предметы утвари. Из изобразительных памятников широко представлены купеческие портреты и фотографии.
При изучении вещевых источников было выдержано три основных принципа. Первый принцип - внимательное изучение «легенды» предмета: от кого и откуда поступил, время бытования. Так, например, большинство предметов городского костюма в собрании ростовского музея поступили в фонды в 1920- е годы из города Мологи, а большинство предметов мебели - из окрестных дворянских имений. Второй принцип - изучение самого предмета. Это вызвано тем, что попадаются ошибки в учетных картотеках (особенно старых). Например, неправильное название предмета (вместо салопа - пальто), «размытые» датировки - «XIX век», то есть без указания десятилетий или четвертей. Третий принцип - выявление комплекса предметов, поступивших из одного места, от одного владельца.
Городской костюм в середине XIX - начале XX века
Известно, что горожане выполняли постойную повинность, по которой были обязаны предоставлять жилье для солдат и офицеров военных частей, находившихся в данный момент в городе. Для распределения военных по квартирам работала Квартирная комиссия, которая заключала с владельцами жилых домов договора, где оговаривала все условия сдачи жилья. Например, из договора 1852 года с ростовскими купцами Мальгиными узнаем, что для офицеров была сдана часть дома в центре города: восемь комнат на втором этаже и три комнаты на первом. При комнатах имелась кухня с перегородкой «для людей» и два чулана. В комнатах находилась «приличная мебель со всеми принадлежностями обыкновенно в хороших домах находящихся», а во дворе -«удобные помещения для экипажей, каменный каретник, и конюшня для четырех лошадей»50.
Постепенно сдача квартир превращается в городской промысел. Писатель-этнограф П.И. Мельников-Печерский, описывая быт поволжских и поокских купцов, отмечает сдачу части помещений под квартиры как обычное явление. Его герой Алексей Лохматый рассуждает о покупке дома: «Каменный, двухэтажный, на хорошей улице, по лицу тринадцать окошек, во дворе два флигеля большие каменные. Можно будет их внаймы отдавать»51. В погоне за прибылью многие владельцы недвижимости максимально расширяли жилплощадь. В фондах городских управ Мурома, Вязников, Ростова имеется немало документов за 1870 - 1910 годы с прошениями домовладельцев о перестройке флигеля или дома (чаще всего в сторону увеличения жилой площади). Например: «На Всехсвятской улице крестьянкой Анной Ивановной Ереминой перестроен деревянный дом в двухэтажный с увеличением в длину на 16 аршин. Низ дома сдается под квартиру за 10 рублей, вверху проживает хозяйка; флигель, переделанный из бани, сдается за 2 рубля 50 копеек»52. Часто для сдачи жилья строились дополнительные флигели. Так, при доме муромского купца Жадина на Сретенской улице было построено три дополнительных флигеля: «Во всех флигелях в верхнем этаже по три комнаты, оклеенные обоями и изразцовыми печами»-3.
Наиболее распространенным типом дома, превратившимся в доходный, явился двухэтажный дом «в три окна». Квартирантам сдавался верх или низ дома. Владелец «трехкамерного» дома мог сдать одну из изб - переднюю или заднюю. Планировка некоторых одноэтажных домов показывает наличие двух отдельных жилых помещений с самостоятельными входами51. По воспоминаниям жительницы Ростова, дочери фотографа Орлова, они сдавали мезонин: «Мезонин сначала у нас снимали две богатые старушки. Потом, когда обе померли, в войну чаще всего там жили офицеры с денщиками»55. В 1910 годы в Ростове из 1030 домов только в 178 домах жители проживали без квартирантов (17%)5Л. Таким образом, начиная с середины XIX века, в городах имелся «свободный квартирный фонд», находившейся в постоянном обращении. Можно сказать, что «его наличие составляло одну из специфических черт городского общества»57.
Собственно доходным домом являлся дом, построенный специально для сдачи его помещений под жилье. Особенность таких домов - наличие одинаковых «ячеек-квартир»58. В столицах и крупных губернских городах такие дома были значительных размеров и строились по проектам известных архитекторов59. Самым распространенным видом доходного дома в уездных городах был деревянный или смешанный двухэтажный дом в пять, шесть, семь и более окон по фасаду. В основе их лежали разного типа дома (пятистенки, крестовики)6". Первые такие дома стали строиться на городских улицах в 1870-х годах. Например, вязниковский краевед СИ. Змиев описывает полукаменные доходные дома, принадлежащие купцам Скосыреву, Фирсову, Романову, Фомичеву61. При доходных домах обычно находились такие «службы», как погреб, сарай, каретник, прачечная.
В конце XIX - начале XX века владельцы крупных промышленных предприятий начали строить жилье для своих рабочих. Это были не деревянные избы, как раньше на территории «промышленных усадеб», а казармы и бараки62. Постройки барачною типа представляли резкую противоположность жилым домам обеспеченных горожан, они разделили город на богатый центр и бедные окраины.
Таким образом, на протяжении исследуемого периода в изучаемых городах получили развитие следующие типы городского лшлья: построенные по типовым «образцовым» проектам - каменные и деревянные; деревянные одноэтажные и двухэтажные, построенные в народных традициях; смешанные дома с каменным низом и деревянным верхом; флигель; доходный дом; жилища для рабочих.
Пища
Традиционная русская плечевая одежда постепенно исчезает70. Шубейка последний раз значится в описи имущества 1848 года, тулупчик - 1860, холодник - 1867, шугай - 1869. Продолжали свое существование,фуфайки и шубки, но в основном в гардеробе пожилых женщин. В документах за 1842 -1855 годы часто стали упоминаться кацавейки, которые можно отнести к модернизированной традиционной плечевой одежде. Е.А. Авдеева отмечает, что кацавейки заменили короткие шубы71. В источниках значатся суконные или шерстяные кацавейки на вате, опушенные белкой с куньим воротником. P.M. Кирсанова дает определение кацавейки как «короткой утепленной кофты» 72.
Комплект, состоящий из юбки и кофты, назывался «немецким». Екатерина Авдеева подчеркивает, что при ношении «немецкого» платья на голове вместо традиционного русского головного убора обязательно должен быть платок: «Многие женщины из купеческих и мещанских сословий ходят в так называемом немецком платье, то есть носят на голове вместо кички платок»73; или «женщины, которые ходят по-немецки, то есть в платках (выделено мною - Е. С), одеваются в платья шелковые или кисейные; платки носят вышитые золотом и серебром, обшитые кружевом и лентами; повязывают их особым манером»74. Таким образом, главное в «немецком» стиле - наличие на голове платка, повязанного бантом, даже если женщина одета в дворянское платье. Этот «немецкий» или купеческо-мещанский стиль, как уже указывалось выше, начал складываться в 1820 - 1830-е годы и достиг своего расцвета в середине XIX века. Источники позволяют судить о том, что иногда в местной моде встречались более причудливые сочетания. Например, в Рыбинске носили дворянское платье с традиционным русским головным убором: «В праздник жены, набеленные и нарумяненные донельзя, во французском платье, с длинной шалью и с дурацкой кичкою, чинно прогуливаются с мужьями по улицам или по бульвару»75. О костюме муромских женщин А.А. Титов сообщает следующее: «Из богатых домов молодые женщины одеваются в платья шелковые и бумажные, чепцов и шляпок не носят, а покрывают голову шелковым платком; по нынешней моде шею украшают фермуаром и носят бриллиантовые серьги»76.
Е.А. Авдеева обращает внимание на то, что костюм, состоящий из юбки, кофты и платка, был принят в среде зажиточного купечества и мещанства «по всей России между людьми, державшимися старины»77. Переславский купец Крестовников пишет, что на их фабрике в 1850-ые годы значительно увеличили выпуск платков барежевых, крепрошелевых, шерстяных, турецких, терновых, блондовых и ковровых78. Таким образом, в середине XIX века, изготовленные промышленным способом платки и шали становятся относительно доступными для рядовых городских семей. Но, как отмечают историки быта, тканый рисунок для массового производства был все-таки дорог. Дешевле обходилась набивка резными манерами79. Н. Вишняков пишет, что на Нижегородской ярмарке закупалась масса предметов, нужных для дома, а также предметов роскоши, к которым относились фуляровые и креповые платки, дорогие шали80.
Кроме платка, обязательной деталью купеческо-мещанского костюма оставался жемчуг. Е.А. Авдеева замечает: «Почитали за стыд показаться в собрании без жемчуга на шее»8 . Пристрастие купеческих жен к жемчужным украшениям ярко описано жителем Рыбинска Г.Т. Полиловым-Северцевым: «Что касается богатых лиц среднего класса, именно купеческих жен, то наряду с драгоценными камнями они имели большое пристрастие к жемчугу. Он был в такой моде, что цена на хорошие бурмицкие зерна стояла очень высокая. Не говоря уже о головной прическе, где жемчуг находил в себе применение во всевозможных ее украшениях, начиная от обыкновенного русского кокошника и кончая кокетливой хитросплетеной из его нитей наколкой, им украшали дамы свои платья, надевали вокруг шеи до 12 ниток с нанизанными на них крупными жемчужинами, обшивали жемчугом свои туфли и нередко вместо пуговиц и аграфов прикрепляли самые крупные жемчужины» 2. Наличие украшений часто встречается и в описях имущества богатых горожан. Особенно поражает обилие и разнообразие ювелирных изделий у ростовской купчихи Морокуевой - «гребенка черепаховая, осыпанная бриллиантами в 26 карат, фермуар с изумрудом, перстень обручальный с яхонтом, звездочка бриллиантовая с застежкой, пряжка бриллиантовая» и т. п.83.
По свидетельству современников, горожанки, которые носили «немецкий» костюм, стремились подражать современным модам: кофты шили как можно ближе к покрою европейского платья из дорогих и модных тканей, украшали их лучшими кружевами и блондами84. Интерес представляет наблюдение Е.А. Авдеевой об отношении пожилых людей к дворянскому платью.
