Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Департамент полиции и органы политического сыска в его структуре 32
Глава II. Политическая полиция против революционеров: методы и средства политического сыска 60
1. Секретная агентура 61
2. Наружное наблюдение 91
3. Перлюстрация 116
4. Вспомогательные методы и средства 124
Глава III. Революционное подполье против политической полиции: конспиративная техника революционных организаций 153
1. Конспиративная техника народовольцев 156
2. Конспиративная техника социал-демократов 166
3. Конспиративная техника социалистов-революционеров 204
4. Конспиративная техника анархистов 214
Заключение 227
Список использованных источников и литературы 241
Приложения 255
- Департамент полиции и органы политического сыска в его структуре
- Наружное наблюдение
- Перлюстрация
- Конспиративная техника социал-демократов
Введение к работе
Актуальность темы исследования диссертации обусловлена растущим интересом исторической науки к важнейшей для государства задаче самосохранения. При изучении российской истории нового и новейшего периодов адекватное осмысление вопросов, связанных с механизмом и методами обеспечения государственной безопасности, приобретает особое значение. Смена исторических этапов влекла за собой лишь смену названия, структуры и численности спецслужб, отвечающих за внутреннюю стабильность.
Истоки современной масштабной и профессиональной постановки работы политических спецслужб, относятся ко времени борьбы политической полиции Российской империи с революционным движением в ХIX – начале XX в. Разработанные тогда установки и приемы оказались столь устойчивы, что спецслужбы переносят их из одной эпохи в другую. В диссертации поставлена задача расширить научные представления о составляющих охранный арсенал элементах, учитывая, что важнейшим фактором эволюции методов и средств политического сыска стал комплекс конспиративных приемов российских подпольщиков.
Опыт изучения борьбы полиции и революционеров важен для понимания эволюции форм политической борьбы в Российской империи изучаемого периода.
Объектом исследования является противоборство политической полиции Российской империи и революционного подполья в конце XX– начале XX вв.
Предметом исследования выступают, с одной стороны, охранные учреждения и применяемый ими розыскной арсенал (секретная агентура, наружное наблюдение, перлюстрация, комплекс вспомогательных методов и средств), а с другой стороны – обширный свод конспиративных приемов, выработанный такими общероссийскими подпольными организациями как «Народная воля», Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП), Партия социалистов-революционеров (ПСР) и анархистские организациями.
Хронологические рамки диссертационного исследования – 1881–1905 гг., чрезвычайно важный и относительно целостный этап как в развитии арсенала политических спецслужб, так и в процессе совершенствования революционерами методов борьбы с самодержавием. Начальная дата – 1881 год, – цареубийство 1 марта, стала переломной в противостоянии полиции и революционеров, положив начало коренному пересмотру охранной методики. Система методов и средств сыска подверглась качественному обновлению, сумма составляющих ее элементов стала возрастать. Однако в начале XX в. обнаружилось угасание первоначального эффекта, охранному арсеналу становилось все сложнее соответствовать масштабам нарастания революционного движения. Редкие проекты, направленные на преодоление узости прежних подходов в развитии методов и средств сыска, не получали должной поддержки. К 1905 г. политическая полиция подошла с мощным, но практически не рассчитанным на долгосрочную перспективу арсеналом. Конечной вехой диссертационного исследования является 1905 г., год наиболее бурных событий первой русской революции, ярко продемонстрировавший растерянность политической полиции под давлением революционных масс. Революция 1905–1907 гг., явившись для полиции таким же грозным уроком как и цареубийство 1 марта, ознаменовала наступление нового периода в работе политических спецслужб.
1881 г. открыл новую фазу борьбы с противником и для революционного лагеря. Акт цареубийства укрепил веру революционеров в собственные силы, и, несмотря на сложные времена царствования Александра III, подполье наращивало свою мощь. Доставшиеся в наследство от прежних революционных поколений тонкости конспиративной техники были доступны далеко не всем подпольщикам, поэтому сначала подполью пришлось пережить некоторый спад уровня конспирации. Рост числа революционных организаций повлек за собой серьезное усовершенствование конспиративных навыков и приемов. В числе прочих факторов, неуклонно приближавших первую русскую революцию, высокое конспиративное мастерство российских подпольщиков сыграло далеко не последнюю роль.
Степень научной разработки проблемы. В историографии отсутствует комплексный подход, предполагающий изучение совокупности таких взаимосвязанных составляющих как политическая полиция и революционное подполье, вследствие чего историография распадается на два блока – исследования о политическом сыске и изучение революционного подполья.
Литература о политическом сыске появившаяся в дореволюционный период не носила исследовательского характера. Это были публикации свидетельств революционеров, а также некоторых бывших работников охранки, о том, как действует охранка.
Целым потоком работ о политической полиции отмечен послереволюционный период. Сразу же после Февральской революции была создана специальная Комиссия по разборке архивов политической полиции во главе с историком С.П. Мельгуновым. Первыми исследователями открытых архивов стали члены революционных организаций. С деятельностью тайной полиции широкую публику знакомили работы В.Г. Жилинского, М.А. Осоргина, П.Е. Щеголева, В.К. Агафонова, С.Г. Сватикова и др. Большинство работ носило публицистический характер и отличалось схожестью в изложении добытых сведений. В центре внимания авторов оказался вопрос о секретных сотрудниках. В целом, работы этого периода еще не имели характера научных исследований, отличались разоблачительной риторикой.
В 1920-х – начале 1930-х гг. материалы полицейских фондов стали изучать специалисты-историки. Вышли работы М.К. Лемке, Р.М. Кантора, П.А. Шуйского, П.Е. Щеголева. В этот период были сделаны первые попытки анализа устройства охранных структур и методики их работы. С середины 1920-х гг. началась публикация труда Л.П. Меньщикова «Охрана и революция», который представлял собой нечто среднее между историческим исследованием и мемуарными заметками. Несмотря на появление в исследованиях новых фактов, основное внимание ряда авторов по-прежнему оказалось приковано к фигурам секретных сотрудников.
С начала 1930-х гг. разработка тематики оказывается под запретом. Архивы охранки становятся недоступными для исследователей. Власть, вероятно, опасалась сопоставлений царского прошлого и советского настоящего. В послевоенный период разработка охранной проблематики также не получила развития, господство жестких официозных схем в исторической науке периода 1930 – 1950-х гг. обусловило длительный перерыв в исследованиях.
В 1960–1970-е гг. наступает новый этап, когда в рамках изучения истории государственных учреждений дореволюционной России и карательной политики царизма вновь стали появляться исследования по политическому сыску. Среди них следует отметить работы Н.П. Ерошкина, А.Г. Чукарева, Ю.В. Черняева, И.С. Вахрушева, сделавших ценный вклад в рассмотрение комплекса основных методов и средств розыска. Помимо историков к теме политической полиции стали обращаться и юристы – Д.И. Шинджикашвили, Р.С. Мулукаев и др. Их работы сыграли важную роль в систематизации истории полицейских органов.
Первые крупные научные труды начали появляться в 1980-е гг. Прежде всего это были диссертационные исследования Л.И. Тютюнник, З.И. Перегудовой, Ю.Ф. Овченко, значительно расширившие представления о борьбе Департамента полиции с революционным движением. Начиная с 1980-х гг., в отечественной историографии наметился отход от анализа событий с позиций строгих идеологических установок.
1990-е гг. ознаменовались мощным всплеском интереса к политическому сыску. Причем значительная часть вышедших изданий предназначалась для массового читателя. Важным событием, обозначившим рост интереса к вспомогательным методам и средствам сыска, стал выход монографии Т. А. Соболевой о криптографической службе России в XVIII – начале XX в.
Истории политического сыска были посвящены международная научная конференция, проходившая в 1996 г. в Санкт-Петербурге, а также научно-теоретическая конференция «Российские спецслужбы», проводившаяся в 1997 г. ФСБ.
Примечательной стала работа В.С. Брачева, посвященная мастерам политического сыска. Эта грань исследований представляется особенно важной, потому что именно от возглавлявших розыск личностей зависели подходы к методике работы и результативность взятых на вооружение приемов.
Начиная с 1990-х гг. поток литературы стал характеризоваться двумя основными чертами:
– бурным ростом публикаций, направленных на всестороннее изучение истории российских политических спецслужб (в том числе и в региональном аспекте);
– разноплановостью изданий, обусловленной ростом интереса в обществе к охранной тематике. Научные труды перемежались с работами научно-популярной и популярной направленности. Доля последних в общем потоке увеличивалась во многом благодаря усилиям журналистов, писателей и представителей иных профессий, в том числе работников спецслужб.
2000-й год стал важной вехой, ознаменованной выходом монографии З.И. Перегудовой «Политический сыск России (1880–1917 гг.)», которая приобрела в историографии статус важнейшего ориентира.
Первые годы XXI в. продемонстрировали неугасающий интерес к теме политического сыска. В части изданий публикаторы сосредоточились исключительно на вопросах развития и деятельности царских охранных структур. Здесь следует отметить, прежде всего, коллективный научный труд «Жандармы России», а также монографические работы А.Н. Борисова, В.С. Брачева, Т.А. Соболевой, Ф.М. Лурье, И. Симбирцева.
Другую часть работ отличало включение вопросов непосредственно политического сыска в иные системы координат. Так, в 2001 г. вышла работа офицера ФСБ С.Н. Галвазина об охранных структурах Российской империи, объединившая рассмотрение таких блоков как служба контрразведки, органы политического сыска и подпольная деятельность большевистских конспираторов. Такие авторы как Э.Ф. Макаревич, В.Г. Джанибекян, Н.Г. Сысоев, представляют историю отечественных спецслужб эпохально, с точки зрения наиболее характерных, ярких сюжетов, сквозь призму судеб руководителей спецслужб и их секретных агентов.
Что касается зарубежной историографии, то вопросы, связанные с политическим сыском дореволюционной России стали объектом внимания зарубежных историков с середины 70-х гг. XX в. В 1976 г. вышла книга И. Шнейдермана «Сергей Зубатов и революционный марксизм: борьба за рабочий класс в царской России». В 1988 г. была опубликована работа Н. Шлейфмана «Секретные агенты в русском революционном движении: партия эсеров, 1902–1914 гг.». В 1996 г. вышел труд Ф. Цукермана «Царская секретная полиции в российском обществе, 1880–1917 гг.». Одним из наиболее крупных исследований, написанных на обширном круге как зарубежных, так и отечественных материалов, явилась изданная в 1998 г. монография Д. Дейли «Самодержавие в осаде (политическая полиции и оппозиция в России 1886–1905 гг.)».
Говоря об историографии революционного подполья, в частности, о выработке различными революционными организациями системы конкретных конспиративных приемов и навыков, следует учитывать, что это направление не является разработанным. С первых лет советской власти история революционного прошлого стала одной из центральных проблем исторической науки, но приоритет в разработке вопросов освободительной борьбы был отдан анализу идейно-теоретических воззрений. Соответствующий подбор материала отводил конспиративным приемам роль вкраплений, эпизодов к изучаемым событиям, не делая их специальным предметом исследования. Причем эти несистематизированные данные относились преимущественно к конспиративной технике народовольцев и большевиков. Впервые основы большевистской конспирации были рассмотрены в работах Б.К. Эренфельда, Ю.С. Уральского и Н.Н. Ансимова. Особое внимание этому вопросу уделил С.Н. Галвазин, по мнению которого партия большевиков являла собой пример классически сформированной подпольной организации с образцово поставленной конспирацией. Конспиративная техника эсеров и анархистов продолжала оставаться в ранге «белых пятен» истории, заполнить которые пришедшим на смену долгому периоду замалчивания общим исследованиям не удавалось. Редким исключением явилась монография Т.А. Соболевой о криптографической службе России, где отдельная глава отводилась подробному изучению шифров российских революционеров с учетом партийной принадлежности.
Подводя итоги, следует отметить, что интерес к истории политического сыска конца XIX – начала XX в. в историографии на всех этапах характеризовался как неизменно высокий. Разработка тематики прошла большой и сложный путь, достигнув стадии фундаментальных публикаций и неоднократно переиздаваемых монографических исследований, сопровождаемая нескончаемым потоком рассчитанных на широкие массы изданий. Вместе с тем, в историографии вопрос о комплексе вспомогательных методов и средств политического сыска продолжает оставаться едва затронутым, что при изучении розыскного арсенала обосновывает необходимость обращения к этому тематическому блоку. С другой стороны, продолжают оставаться недостаточно разработанными и представления о применяемых в 1881–1905 гг. народовольцами, социал-демократами, эсерами и анархистами конспиративных приемах как системы. Отсутствие комплексного подхода делает правомерным направленность диссертационного исследования к совместному рассмотрению двух взаимосвязанных блоков.
Цель диссертационной работы – рассмотрение противостояния политической полиции и революционного подполья, а также итогов противоборства к началу первой русской революции.
Исходя из вышеуказанной цели, поставлены следующие задачи:
– определение структур Департамента полиции, на которые возлагались охранные функции;
– изучение основных и вспомогательных методов и средств политического сыска;
– рассмотрение конспиративной техники таких революционных организаций как «Народная воля», РСДРП, ПСР и анархисты;
– выяснение итогов противоборства полицейского и подпольного лагерей к 1905 г.
Диссертационное исследование рассчитано на освещение темы в масштабе всей Российской империи, но с учетом трех ключевых моментов: во-первых, подчеркивается деятельность центральных охранных структур – в Петербурге и Москве, как ведущих и наиболее значимых с профессиональной точки зрения. Во-вторых, раскрываются аспекты деятельности Заграничной агентуры как составной части системы российских охранных учреждений. В-третьих, в качестве примера, ярко характеризующего специфику работы местных органов политической полиции, фигурирует Саратовская губерния. Данный выбор обусловлен тем, что Саратовская губерния, будучи одной из самых неспокойных местностей империи, фокусировала в региональном спектре наиболее показательные моменты работы провинциальных охранных учреждений. Кроме того, Саратовский регион представляет несомненный интерес с точки зрения изучения конспиративной составляющей подполья, поскольку являлся краем, где целые поколения видных революционеров вели бурную деятельность и разворачивались многие знаковые для всего революционного движения события.
Источниковая база исследования. В диссертации использовались архивные и опубликованные источники. Последние делятся на четыре группы: 1) источники законодательного характера; 2) документы официального делопроизводства; 3) документы личного происхождения (мемуары, письма); 4) материалы периодики.
Первую группу источников составляют законодательные акты, размещенные в третьем издании Полного собрания законов Российской империи (ПСЗ–III). Данные материалы позволяют определить, какими мерами власть пыталась обеспечить спокойствие и порядок в государстве и каковы были масштабы и содержание охранительной политики.
Вторая группа источников представлена делопроизводственными материалами (в сборниках документов, периодических изданиях или исследованиях в качестве приложения), содержащими инструкции, предписания и другие документы ведомственного характера, которые позволяют проследить складывание системы охранных учреждений, круг их полномочий и методику розыска.
В третью группу источников включены материалы периодической печати. С одной стороны, в работе фрагментарно задействована официальная печать, представленная такими изданиями как «Московские ведомости» и, применительно к региональному аспекту, – «Саратовские губернские ведомости». Данные официальной печати позволили сформировать представление о взглядах и направлениях деятельности той части российского общества, которая занимала антиреволюционные позиции и отстаивала неприкосновенность государственного строя. Влияние официальных изданий служило в деятельности политического сыска серьезным подспорьем.
С другой стороны, привлекались материалы нелегальной печати – таких изданий как «Народная воля», «Искра», «Хлеб и воля», а также революционная литература в виде воззваний, прокламаций, листовок, брошюр и пр. Революционная печать послужила первоисточником, позволившим не только взглянуть на противостояние глазами революционеров, но и определить конкретное содержание революционной борьбы.
Периодическая печать, занимавшая в конце XIX – начале XX в. чрезвычайно важное место в жизни российского общества, явилась ярким многоплановым источником, отразившим разнообразные формы противоборства защитников самодержавия с революционерами.
Четвертая группа представлена источниками личного происхождения, среди которых базовую часть составляет мемуарная литература. К разряду важнейших принадлежат воспоминания работников политического сыска и воспоминания революционеров.
Воспоминания представителей охранки являются богатым и интересным источником. Их весьма скромный в количественном отношении пласт представляет еще большую ценность оттого, что в нем преобладают мемуары руководителей политического розыска различных поколений, таких как В.Д. Новицкий, А.И. Спиридович, П.П. Заварзин, А.В. Герасимов, П.Г. Курлов, А.П. Мартынов, В.Ф. Джунковский. Здесь в подробностях изложен огромный профессиональный опыт тех, кто направлял работу сыска и нес на своих плечах основную тяжесть борьбы с революционерами.
Воспоминания участников революционного движения - большой мемуарный комплекс. Наибольший пласт воспоминаний оставили большевики. Особую ценность представляют свидетельства таких подпольщиков как М.С. Киселев, Е.Д. Стасова, Ц. Бобровская-Зеликсон, И. Мызгин, И.К. Михайлов, И.А. Теодорович, П. Лепешинский, В.Д. Бонч-Бруевич, А.К. Петров, Н.Е. Буренин, Л.Б. Красин, В.Н. Залежский, М. Лядов, С.М. Розеноер и др.. Воспоминания народовольцев количественно значительно уступают большевистским. Получить представления о постановке конспирации в «Народной воле» удалось, прежде всего, из мемуаров А. Баха, Л.А. Тихомирова, В.И. Фигнер, М.Ю. Ашенбреннера, А.В. Прибылева, В.К. Дебогория-Мокриевича, М.П. Шебалина и др. Часть мемуарной литературы эсеров была уничтожена. Из сохранившегося большое значение для данного исследования имеют работы Г. Гершуни, Б.В. Савинкова, В.М. Зензинова, А.А Аргунова, Е.И. Гендлина. Мемуары анархистов, применительно к контексту данного диссертационного исследования, можно охарактеризовать как значительный пробел, который лишь отчасти прикрывает работа П.А. Кропоткина.
Говоря о революционной мемуарной литературе, следует отметить целесообразность особого к ней подхода, поскольку условия написания мемуаров в партийной среде практически не оставляли многим авторам большой свободы в изложении материала, требуя согласования личной точки зрения с партийной.
В целом, оба блока воспоминаний позволили не только воссоздать сыскной арсенал полиции и конспиративную технику подпольщиков как сложные системы, но и увидеть изучаемую эпоху в ярких красках свидетельств ее героев. Такие черты, как преломление исторической действительности через субъективное восприятие авторов, противоречия в описании и оценках исторических фактов и пристрастность, продиктованная политической и идеологической конъюнктурой, делают данный вид источников одним из самых интересных.
В диссертации использован значительный пласт архивных источников, большинство из которых введены в научный оборот впервые. В частности, были использованы документы Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) и Государственного архива Саратовской области (ГАСО).
Материалы Государственного архива Российской Федерации представлены несколькими фондами. Наиболее активно при работе над диссертацией были использованы документы, почерпнутые из богатейшего фонда Департамента полиции (фонд 102), а также фондов «Священной дружины» (фонд 1766), заведующего агентурой на Балканском полуострове (фонд 505) и Коллекции вещественных доказательств, изъятых жандармскими учреждениями при обысках редакций, газет и отдельных лиц (фонд 1167).
Региональный аспект диссертационной работы основывается на материалах Государственного архива Российской Федерации, в частности таких его фондов как Саратовское губернское жандармское управление (фонд 53) и Саратовское охранное отделение (фонд 57).
Совокупность использованных архивных материалов, среди которых выделяются циркуляры, служебная переписка, отчетная документация и пр., позволяет не только очертить круг задач политического розыска и выявить конкретное содержание деятельности его структур, но и обнаружить яркие фрагменты конспиративного мастерства российских подпольщиков. Отмечая специфику архивных материалов, следует указать на тот немаловажный факт, что они пестрят пробелами, поскольку деятельность политической полиции во многом основывалась на негласных нормах и инструкциях, которые в интересах дела не должны были находить отражение в ведущейся документации. Однако в значительной степени на фрагментарность повлияло то, что с февраля 1917 г. архивы политического сыска (как в России, так и за границей) подвергались уничтожению значительной части документов. Таким образом, несмотря на обширность сохранившегося круга документов, представляется необходимым обращение к источникам иного характера.
В целом, проанализированный выше историографический материал, а также комплекс опубликованных и впервые вводимых в оборот источников, позволяет решить поставленные задачи настоящего диссертационного исследования.
Методологическая основа исследования характеризуется тем, что при решении конкретных задач исследования используются традиционные методы: генетический, проблемно-хронологический, сравнительно-исторический. В исследовании использован комплексный междисциплинарный подход. Основу исследования составляет научное изучение основных событий в их взаимосвязи и логической последовательности. Каждое историческое событие имеет свои причины и последствия, поэтому важно установить диалектическую связь между историческими событиями и фактами. Этот принцип использован при анализе источников. Исследование проведено на основе сопоставления имеющихся в литературе по теме исследования точек зрения, суждений, позиций. С учетом анализа всего разнообразия имеющихся точек зрения в диссертации сделаны самостоятельные выводы. Проблемно-хронологический метод позволил автору диссертации разделить тему исследования на ряд более узких и конкретных проблем и рассмотреть каждую из них в отдельности. С помощью системного метода компоненты темы объединены в единое целое. Историко-системный метод основан на анализе историко-общественных систем как компонентов реальности: индивидуальные явления рассматриваются как часть общественных систем. Ретроспективный метод позволил рассматривать проблему диалектически: от частного к общему. Специальные методы используются при анализе техники политического сыска и борьбы с ним революционеров. Применение указанных принципов и подходов позволило решить основные задачи исследования.
Научная новизна исследования заключается в ранее не использовавшейся постановке темы: во-первых, в работе воедино сведены основные и вспомогательные методы и средства политического сыска, в то время как большинство исследователей, двигаясь в традиционном русле, рассматривают вместе главным образом три компонента – внутреннее наблюдение, наружное наблюдение и перлюстрацию. Прочие методы и средства розыска упоминаются фрагментарно или не упоминаются вообще, что не способствует развернутому представлению о масштабах того арсенала, которым располагала политическая полиция.
Во-вторых, в работе впервые как система рассматриваются конспирация революционного подполья конца XIX – начала XX в. в целом и конспиративная техника отдельных революционных организаций в частности. В исследовательской литературе если и приводятся сведения о каких-либо конспиративных навыках революционеров, то касаются они главным образом большевиков и, в меньшей степени, – народовольцев, оставляя неизученной конспиративную специфику прочих влиятельных общероссийских революционных организаций. В данной работе предпринята попытка всесторонне изучить постановку конспирации в рамках отдельных партий и выявить общие правила, выработанные российским революционным подпольем за десятилетия противостояния политическому сыску.
Схема исследования нацелена на всестороннее отражение выбранной тематики. Совместное рассмотрение полицейского и революционного блоков в их взаимоотношениях позволяет, что называется по «линии фронта» проследить за конкретными воплощениями и результатами процесса противостояния власти и оппозиции.
Теоретическая и практическая значимость работы обусловлена не только актуализацией исторического опыта российских органов государственной безопасности. Полученные в исследовании результаты позволяют уточнить и дополнить, а в ряде случаев изменить сложившиеся представления о масштабах и конкретном содержании столкновения политической полиции с революционным подпольем в конце XIX – начале XX в. Материалы диссертации могут представлять интерес как для специалистов в области истории российских спецслужб, так и для исследователей истории освободительного движения.
Апробация исследования. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры истории России Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского. По материалам диссертации были подготовлены доклады на 48, 49 и 50-й студенческо-аспирантских конференциях «Новый век: история глазами молодых», проходивших в Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского в 2005–2007 гг. Основные положения диссертационного исследования изложены автором в шести публикациях.
Структура диссертации. Работа построена по проблемно-тематическому и хронологическому принципам. Она состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы и приложений.
Департамент полиции и органы политического сыска в его структуре
Изменение внутриполитического положения в сторону усиления нестабильности вынудило правящие круги приступить к разработке проектов по обеспечению государственной безопасности. Незадолго до гибели Александра II была развернута масштабная полицейская реформа, в рамках которой отдельно решался вопрос о пересмотре системы органов, специализировавшихся на борьбе с антигосударственной деятельностью. В феврале 1880 г. была создана Верховная распорядительная комиссия по охранению государственного порядка и общественного спокойствия под руководством М.Т. Лорис-Меликова. Предложения комиссии сводились, главным образом, к объединению и взаимодействию всех полицейских властей в недрах одного ведомства1. Главным же объектом реформирования стало III Отделение собственной его императорского величества канцелярии, осуществлявшее борьбу со всеми проявлениями антиправительственной деятельности. В ходе ревизии, которую провел член Верховной распорядительной комиссии И.И. Шамшин, был выявлен крайний беспорядок, свидетельствовавший о глубоком кризисе политической полиции. Завершение работы Верховной распорядительной комиссии в августе 1880 г. было ознаменовано упразднением III Отделения и созданием на его базе нового учреждения - Департамента государственной полиции.
Первоначально структура Департамента государственной полиции, к которому в ноябре 1880 г. был присоединен Департамент полиции исполнительной, насчитывала три делопроизводства. Функции политического сыска возлагались на 3-е (секретное) делопроизводство3. Четкость в разграничении обязанностей между этими звеньями была внесена позднее, в декабре 1881, и по февраль 1883 г. в 3-м делопроизводстве стали откладываться материалы, относившиеся к особой переписке директора Департамента о политических преступлениях, о политической и нравственной благонадежности лиц, желающих открыть школы, мастерские, поступить на государственную службу, издавать газеты, журналы, читать публичные лекции; переписка по доносам и заявлениям; распоряжения о розыске лиц. С марта 1883 г. 3-е делопроизводство сосредоточивается на делах, касавшихся исключительно вопросов высшей полиции, дел внутренней и заграничной агентуры, наблюдения за следственными мероприятиями в отношении политических организаций, массового движения, охраны царя и высокопоставленных лиц, на расходовании отпущенных на политический розыск средств. С января 1889 г. в 3-м делопроизводстве сосредоточивается также переписка по негласному надзору полиции4.
В дальнейшем структура Департамента полиции модернизировалась еще несколько раз в сторону увеличения числа делопроизводств и перераспределения их полномочий. В январе 1898 г. из 3-го делопроизводства в самостоятельную структуру был выделен Особый отдел, возглавивший всю секретную работу по борьбе с революционным движением. Само 3-е делопроизводство утратило статус секретного, к началу 1901 г. круг полномочий 3-го делопроизводства был следующим: негласный надзор полиции; подчинение надзору, прекращение его; регистрация и ведение общих по империи списков поднадзорных лиц; разъяснение вопросов, касавшихся надзора; воспрещение и разрешение жительства поднадзорных и циркуляры о розыске скрывшихся лиц; циркуляры о выбытии и прибытии из-за границы; денежная часть (отпуск денег на агентурно-розыскные и прочие секретные надобности в империи и за границей), ежегодные сметы, доклады, справки по денежным вопросам и переписка по ним; справочная часть (запросы о благонадежности лиц, поступавших на государственную и общественную службу, желавших издавать газеты и т.д.); общая переписка — заключение по существу уставов; доклады о наложении ограничений в выборе места жительства и об их снятии с лиц неподнадзорных; циркуляры о розыске по делам не политическим; рассмотрение годовых обзоров, а также переписка по различным сведениям о происшествиях и выдающихся случаях в губерниях; затребование сведений по запросам других ведомств; переписка по «высочайшим путешествиям»; переписка, касавшаяся изменения штатов и дислокаций чинов жандармских управлений, военных разведчиков, прибывавших в Россию иностранных офицеров, дезертиров, а также подделки кредитных билетов и т.п.5
Регулярные структурные реорганизации являлись следствием перемен в российском обществе конца XIX - начала XX в., которые соответственно усложняли и стоящие перед Департаментом полиции задачи. В условиях общественных изменений, особенно роста революционного движения, Департамент полиции постоянно находился в поиске наиболее рациональных структурных моделей, призванных охватить спектр важнейших сторон общественной жизни.
Наружное наблюдение
Ведение наружного наблюдения считалось традиционным направлением в работе политической полиции, являясь одним из основополагающих элементов всей розыскной системы.
Служба наружного наблюдения состояла из специальных агентов -филеров. Долгое время никакой подготовки они не проходили. Зачастую наблюдение осуществляли переодетые жандармские унтер-офицеры, «которые, одеваясь в штатское платье, иногда забывали снимать шпоры»131. К началу исследуемого периода из унтер-офицеров (особенно на местах) формировался костяк наблюдательного состава, сложились некоторые традиции ведения ими наблюдения (например, рекомендовалось размещать всех унтер-офицеров не в одном здании, а «по двое на квартире по краям города, или пригородным слободам, дабы дать им возможность ближе наблюдать за ... неблагонадежною частью населения, которая ... группируется по городским окраинам»).
Рост революционного движения при отсутствии должной системы наблюдения на местах вынуждал полицейские власти отправлять в затяжные командировки московских и петербургских филеров, что в значительной степени усложняло наблюдение в столицах, грозя подрывом работы сыска в самом тревожном - центральном регионе. Выходом из столь неудобного положения стало создание в 1894 г. при Московском охранном отделении специальной подвижной наблюдательной структуры - Летучего отряда филеров из 30 человек, которые по распоряжениям Департамента полиции командировались в различные уголки России для наблюдения за «революционным элементом»133. Рост потребности в услугах «летучих» филеров вскоре привел к увеличению в 1901 г. состава отряда еще на 20 человек. Однако в 1902 г. Летучий отряд, в связи с реорганизацией системы органов политического сыска, был расформирован. Основная часть его личного состава была распределена по созданным розыскным отделениям (в розыскных и охранных отделениях учреждались отделы наружного наблюдения, выбором и обучением наблюдательных агентов обязаны были заниматься начальники этих отделений134), а 20 наиболее квалифицированных филеров вошли в состав отряда при Департаменте полиции .
Что касалось филеров Заграничной агентуры, то наружное наблюдение за границей осуществлялось «весьма секретно и частным образом», поскольку права вести розыск на чужой территории не было136. Некоторое время, до прихода в 1884 г. на пост главы Заграничной агентуры П.И. Рачковского, наружное наблюдение осуществляла небольшая группа французских филеров во главе с А. Барлэ. Рачковскому удалось установить тесные контакты с полицейскими кругами за границей, что позволило не только заручиться серьезной помощью местных филеров, но и получить известную долю свободы в осуществлении слежки для филеров российской Заграничной агентуры.
В деле профессиональной постановки филерской службы главную роль играл заведующий наружным наблюдением в Московском охранном отделении Евстратий Павлович Медников. В созданной им школе («Евстраткина» школа ) отрабатывались основные методы наблюдения, подготовки и обучения филерских кадров.
В октябре 1902 г. Медников и Зубатов разработали «Инструкцию филерам Летучего отряда и филерам розыскных и охранных отделений», которая действовала вплоть до 1907 г.
Филеры набирались преимущественно из лиц, прошедших военную выучку, т.е. бывших солдат (главным образом из запасных унтер-офицеров, не старше 30 лет139). О каждом кандидате предварительно наводились подробные справки. Лиц польской и еврейской национальности не рекомендовалось допускать к несению филерской службы.
Филер, согласно идеальным представлениям, должен был обладать такими качествами как политическая и нравственная благонадежность, твердость убеждений, честность, смелость, ловкость, сообразительность, выносливость, терпеливость, настойчивость, осторожность, правдивость, откровенность, дисциплинированность, серьезное отношение к делу и принятым на себя обязанностям, а также крепкое здоровье, хорошее зрение, слух, память и непримечательная внешность141. Именно эти качества развивал у своих филеров Медников.
Перлюстрация
Наличие в империи перлюстрации подтверждали два документа - доклады императору о деле перлюстрации, датированные 1882 и 1895 годами. В докладе 1882 г. говорилось: «Учреждение перлюстрации ... имеет целью представление государю императору таких сведений о происшествиях, таких заявлений общественного мнения относительно хода дел в империи, и такой оценки действий влиятельных лиц, какие официальным путем не могли бы дойти до его величества» . Доклад «О перлюстрации» 1895 г., представленный министром внутренних дел И.Н. Дурново Николаю II, во многом повторял документ 1882 г. Новым моментом, отражающим ключевые изменения в жизни империи, стало уточнение, что «на обязанности перлюстрационной части лежит также задержание пересылаемых по почте прокламаций и листков противоправительственного и революционного содержания, а равно старание раскрывать деятельность и замыслы революционеров и других подозрительных в политическом отношении личностей, и вообще доставление Департаменту полиции сведений, дающих ему возможность успешно бороться с революционным движением в России».
Перлюстрационные пункты («черные кабинеты» или «секретные отделения») создавались на почтамтах при отделах цензуры иностранных газет и журналов. До 1886 г. общее руководство перлюстрацией возлагалось на почт-директора Санкт-Петербургского почтамта, а затем - на старшего цензора Санкт-Петербургской цензуры иностранных газет и журналов, который формально именовался помощником начальника Главного управления почт и телефафов и напрямую подчинялся министру внутренних дел. На протяжении рассматриваемого периода должность старшего цензора занимали тайные советники К.К. Вейсман (с 1886 по 1891 гг.) и А.Д. Фомин (с 1891 по 1914 гг.).
С Департаментом полиции старший цензор переписывался под псевдонимом. Направляемые ему письма шли на имя «Его превосходительства СВ. Соколова» и это означало, что переписка предназначена для отдела цензуры.
Самые крупные перлюстрационные пункты находились в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Тифлисе, Варшаве, Вильно, Казани. С нарастанием революционной волны происходило резкое увеличение масштабов пересылки по почте нелегальной литературы. И если до начала XX в. чиновники службы перлюстрации сами вели всю работу с корреспонденцией, то затем к перлюстрации стали привлекать почтово-телефафных служащих. Там, где «черных кабинетов» не было, но досмотр корреспонденции был необходим, перлюстрацию осуществляли местные охранные учреждения (которые договаривались с почтовыми служащими) или командированные из Петербурга чиновники . «В видах облегчения политического розыска», по распоряжению министра внутренних дел В.К. Плеве с 1903 г. почтовое ведомство стало выдавать некоторым местным учреждениям политического сыска так называемые «открытые листы» о праве осмотра и выемки почтово-телеграфной корреспонденции. Открытые листы выдавались начальникам Бессарабского, Варшавского, Виленского, Волынского, Выборгского, Донского, Екатеринославского, Казанского, Киевского, Московского, Нижегородского, Одесского, Пермского, Полтавского, Санкт-Петербургского, Саратовского, Таврического, Тифлисского, Харьковского и Уфимского охранных отделений. Шаблон открытого листа был следующим: «Открытый лист начальника Главного управления почт и телеграфов.
Предъявителю сего начальнику жандармского охранного отделения предоставляется право производить осмотр и в случае надобности выемку подлинных телеграмм, отправленных из почтово-телеграфных и телеграфных учреждений, причем, если произведена выемка, то должен быть составлен о сем акт за подписью начальника учреждения
Нужно отметить, что замысел с открытыми листами был недостаточно разработан и случаи неправильного использования открытых листов учащались чуть ли не в геометрической прогрессии. Однако внимание на это стали обращать уже после 1905 г., когда окончательно определили суть недоработок: во-первых, не все понимали, что в открытых листах речь шла о разрешении на осмотр и выемку только корреспонденции отдельных лиц, дела о которых вели охранные отделения, а не всей корреспонденции, находящейся в данном учреждении вообще; во-вторых, в открытых листах были прямо упомянуты только телеграммы, но очевидно подразумевались и прочие разновидности почтово-телеграфных отправлений (письма, бандероли и пр.), в силу чего они также осматривались. Таким образом, открытые листы явно нуждались в доработке, поскольку, в отсутствии необходимых разъяснений и корректив, стычки работников охранки с почтово-телеграфными учреждениями становились обычным явление.
Конспиративная техника социал-демократов
Большой вклад в развитие конспиративных приемов и навыков внесли социал-демократы, вернее, это сделала та их часть, которая после размежевания в партии стала называть себя большевиками. Что касается меньшевиков, то их считали (в том числе и в полиции) гораздо менее конспиративными. Следует сказать, что некоторый конспиративный опыт у социал-демократов был накоплен еще до образования РСДРП , но стадия интенсивного развития конспирации как системы была достигнута во времена партии.
Социал-демократы двигались по пути разработки конспиративных навыков народовольцев. В.И. Ленин говорил о том, что «надо учиться у них этой работе ... , времена ... изменились ... к худшему - навыки охранного отделения, жандармского управления и департамента полиции теперь значительно стали большими и лучшими, чем навыки 3-го отделения и жандармов эпохи народовольцев, а потому надо прилагать все ... меры, чтобы еще более углубить конспиративную работу старых народовольцев
Большевики настолько умело наладили систему конспирации, что их мастерство в полиции признавали если не образцовым, то весьма поучительным.
Кандидаты в революционеры подбирались путем личных связей. Личности вновь прибывших товарищей должны были подтверждать те революционеры, которые хорошо знали проверяемых и могли за них поручиться. Особенно тщательно проверялись лица, прибывшие без всяких рекомендаций. До получения надежных сведений человек мог в течение продолжительного времени (до года) находиться вне организации, выполняя различного рода проверочные поручения. Любому подпольщику полагалось знать только то, что требовалось ему для дела, «не принято было спрашивать друг у друга о том, что тебя не касается».
Настоящие имена и фамилии не употреблялись. Революционеры пользовались псевдонимами и партийными кличками. Весьма часто применялась замена псевдонимов. Разные лица могли носить одинаковые псевдонимы и, наоборот, одно лицо имело несколько псевдонимов. Рекомендовалось давать мужчинам женские клички, а женщинам - мужские. У В.И.Ульянова, например, было около 150 псевдонимов и партийных кличек53. Подобные конспиративные приемы затрудняли розыск, серьезно задерживали наведение полицией необходимых справок, приводили к ошибкам и путанице в картотеках охранки.
Значительные изменения вносились в ситуацию с применением паролей. Если, например, в середине 1890-х гг. партийцы даже в Москве могли и не практиковать пароли54, то вскоре для всех подпольщиков стала обязательной усложненная система паролей: появились степенные пароли, суть которых сводилась к их дифференциации по признаку доверия к лицу, которое являлось обладателем степенного пароля. Каждый знал лишь свой пароль и не знал о существовании паролей других уровней55. Иногда пароли принимали весьма затейливую форму. Революционер Леонов (Виленский) описывал такой пароль на явочную квартиру в Брюсселе при организации II съезда РСДРП: « ... по приходе в дежурную квартиру организационного комитета, я обязан хранить глубокое молчание, ни слова приветствия, не отвечать на вопросы, не вступать в беседу, и я должен был молчаливо вступить в комнату, и всякая провокация на разговор должна быть самым радикальным образом мною отклонена. Затем член организационного комитета должен был вынуть коробку спичек, положить одну спичку вертикально, параллельно ей вторую, поперек на них положить третью спичку, затем четвертую, сломать пополам, одну половину ее положить параллельно двум спичкам между ними, а вторую половину отбросить на пол. Я должен был этот второй кусочек поднять и положить его рядом с первой половиной, тогда получалась буква «Н» (Николай Н-й). Лишь после этого мне разрешалось слово, но беседовать я мог, пользуясь только именительным падежом». Любое нарушение пароля влекло за собой потерю делегатских прав.
Паспорта, которыми пользовались подпольщики, делились на «железные» (подлинные) и «липовые» (поддельные). Настоящие паспорта добывались самыми разными путями: покупались у местных жителей (которые через некоторое время заявляли в полицию о пропаже); приобретались через знакомство со старшим дворником (который получал из больницы паспорта умерших людей и передавал их революционерам) и т.п. Затем чужие паспорта проверялись. К примеру, их сдавали сочувствующим лицам, которые отправляли паспорта в участок. Лишь когда документ благополучно возвращался с прописки, а за квартирой не было слежки, считалось, что по такому паспорту жить можно59. Изготовлением поддельных паспортов занималось созданное «паспортное бюро». Более надежными считались паспорта, изготовленные из настоящих чистых паспортных книжек и бланков, которые в основном приобретались за деньги в управах, у старост или лиц, специально занимавшихся продажей документов60, а иногда и выкрадывались из полицейских участков. Одна большевичка вспоминала: «Я отправлялась к помощнику пристава ... и терпеливо ждала момента, когда его вызовут из комнаты по какому-либо делу. ... . На столе ... лежала, как правило, горка пустых бланков для паспортов. Но учет был поставлен неважно и пропажа одного или двух бланков оставалась незаметной».
