Содержание к диссертации
Глава 1. Отношения церкви и государства в России в конце XVI - начале XVII в. ...43
Глава 3. Отношения церкви и государства в России в патриаршество Филарета. .122
Введение к работе
Тема отношений церкви и государства в России в первой трети XVII в. выбрана не случайно: при всем интересе к данному вопросу этот комплекс проблем до сих пор остается малоизученным и по-прежнему сохраняет свою научную актуальность.
Отношения двух институтов русского общества — государства и церкви — складывались в течение нескольких столетий и динамика этих отношений связана со всей историей развития Российского государства и его церковной организации. В истории Древней Руси, как и в жизни других средневековых обществ, взаимоотношения между светской и духовной властью накладывали «важный отпечаток на многие стороны не только социальной, общественной, но и идейной и культурной жизни». Отношения церкви и государства всегда играли значительную роль в политической жизни России, приобретая особую значимость именно в поворотные моменты русской истории, одним из которых стало и так называемое Смутное время.
Период первой трети XVII в. занимает исключительное место в истории русской государственности, общественной мысли и культуры. События конца XVI - начала XVII в.: затянувшийся политический кризис, гражданская война и интервенция, - привели к развалу экономики страны и основательно потрясли устои Российского государства. «Во всем многовековом промежутке, протекшем от нашествия Батыя до русской революции XX века, - писал один из исследователей эпохи Смуты Ю.В. Готье, - мы не найдем времени, которое бы потрясло основы русского государства и всей жизни русского народа столь сильно, как Смутное время». Как писал другой именитый исследователь Смутного времени С.Ф. Платонов, «Смута сделала московскую жизнь иной во многих отношениях», в частности, она произвела глубокие изменения «в области политических понятий и отношений московских». Бурные события первых тринадцати лет XVII века, поразившие современников и оставившие глубокую память в последующих поколениях, привели к смене правящей династии на Российском престоле, длительному процессу восстановления экономики страны, социальных и политических структур государства - и во всех этих исторических для Российской государственности событиях особую роль сыграла Русская Православная Церковь.
Комплекс исследовательских вопросов, который раскрывал бы систему взаимоотношений государства и церкви, очерчивается сферой экономических, юридических и политических отношений этих социальных институтов. Экономические отношения подразумевают, в основном, материальное обеспечение церкви и участие в этом обеспечении государства; юридические - вопросы церковной юрисдикции, распоряжение церковными должностями и права светской власти на это распоряжение; политические - взгляды светских и духовных властей в области идеологии и церковно-государственной политики, а также их взаимоотношения в конкретных обстоятельствах и ситуациях политической истории.
Систему материального обеспечения церкви со стороны светской власти и ее прав на распоряжение церковными должностями и церковным имуществом можно назвать «факторами длительного времени», которые почти не изменяются в своей основе на протяжении целых исторических эпох, эволюционируя вместе со стадиями развития самой государственной системы. В связи с этим, важным фактором отношений церкви и государства являются конкретные исторические реалии и личные отношения глав этих двух социальных институтов.
Исследованию всего этого комплекса взаимоотношений церкви и государства в России первой трети XVII в. и посвящена данная диссертация. Останавливаясь на проблемах материального обеспечения церкви со стороны государства, вопросах церковного землевладения, сферы церковной и светской юрисдикции и прав светской и духовной власти на распоряжение церковными должностями, основное внимание сосредоточено на исследовании взаимоотношений светской и духовной власти в контексте политических событий конца XVI - первой трети XVII в.
Историография.
При всем неисчерпаемом богатстве исследовательских тем, которое преподносит XVII столетие, в историографии доминируют, в основном, 2 комплекса исследовательских проблем: 1) литература, посвященная так называемому «Смутному времени» начала XVII в., и 2) исследования, посвященные реформам патриарха Никона и расколу в русской церкви. Данный историографический феномен интересен здесь по той причине, что эта тенденция в определенной степени отразилась на освещении истории Русской Церкви и в полной мере сказалась на изучении истории отношений церкви и государства в России. В дальнейшем мы еще вернемся к этой проблеме, а сейчас заметим, в частности, что в историографии существуют специальные работы, посвященные взаимоотношениям церкви и государства в России при патриархах Иове и Никоне, время последней четверти XVI в. и середины XVII в., а соответствующей работы по первой половине XVII в. - нет.Следует также отметить, что различным аспектам вопроса отношений церкви и государства в России времени учреждения патриаршества и периода патриаршества Никона вообще посвящено несравнимо большее количество исследований, нежели сходным проблемам первой половины XVII столетия.
Впрочем, в данном исследовании нас интересует не вся половина XVII в., а только его первая треть, и первая, собственно и единственная, специальная работа, посвященная отношениям церкви и государства в первой трети XVII в., появилась в 1996 г. - диссертация В.В. Маландина «Церковь и государство в патриаршество Филарета». В данной работе затрагиваются некоторые аспекты вопроса взаимоотношений церкви и государства. В основном, автор рассматривает вопросы церковного управления при патриархе Филарете: состав и управление патриаршей области, организация местного управления, деятельность патриарших дьяков, сбор податей и состояние патриаршей казны, положение низового духовенства и ряд других вопросов. В.В. Маландин рассматривает общие направления церковной и религиозной политики правительства, среди которых основное внимание уделяется указу 1625 г., способствовавшего, по мнению исследователя, становлению «приказной системы управления в патриаршей области на высшем уровне».
Конечно, специальные работы по проблемам взаимоотношения церкви и государства в первой трети XVII в., на чем мы заострили внимание, не могут исчерпывать всю историографию вопроса, так как тем или иным образом аспекты отношений церкви и государства в России первых 30 лет XVII в. затрагивались огромным количеством исследователей, разбору выводов и замечаний которых и посвящен нижеследующий обзор историографии. Предлагаемый историографический обзор включает общие труды по церковной истории, отдельные работы по истории церкви, исследования связанные с определенными проблемами экономической, политической и культурной истории первой трети XVII в. Кроме того, необходимо отдельно остановиться на «историографических портретах» высших иерархов русской церкви того времени и характеристике их государственной и церковной деятельности.
Ряд систематических работ по истории русской церкви начинается с 1805 г., когда митрополит Платон издал «Краткую российскую церковную историю» в двух томах. Как и первые русские историки, Платон пересказывает летописи и следует в изложении плану летописцев. Тот же характер носит и вышедшая в 1838 г. «История Российской церкви» А.Н. Муравьева. «Настоящую ученую» историю русской церкви (выражение Карташева) мы имеем со времени выхода в свет в 40-е гг. XIX в. двух «Историй русской церкви» архиепископа Филарета и митрополита Московского Макария. Архиепископ Филарет вошел в историографию периодизацией истории Русской Церкви ставшей общепринятой, а митрополит Макарий - не превзойденной до сих пор фактической полнотой.
В вопросах отношений церкви и государства выделим два замечания Макария (Булгакова). Во-первых, после того, как Россия получила церковную самостоятельность, «русский царь стал точно в такие же отношения к Русскому митрополиту, епископам и всей Церкви, в каких издревле находились греческие императоры к Константинопольскому патриарху со всею подведомою ему иерархиею и паствою». Во-вторых, "значение Московского патриарха в лице Филарета Никитича достигло такой степени, какой оно не достигало никогда, ни прежде, ни после".
40 лет спустя после "Истории" Макария, предваряя свой труд по истории русской церкви, другой известный исследователь церковной истории Е.Е. Голубинский писал, что состав частей всякой церковной истории органически определяется составом церковной жизни: «правительство с его деятельностью, учение, богослужение, церковная жизнь общества», и эти части церковной истории должны быть дополнены исследованием отношений церкви и государства. Этому плану изложения в основном, с различной степенью полноты освещения, и следуют фундаментальные труды самого Голубинского и его предшественников Филарета и Макария. Однако труд Е.Е. Голубинского был, к сожалению, доведен лишь до времени Ивана Грозного и митрополита Макария, а Филарет (Гумилевский) и Макарий (Булгаков) в части, касающейся церковной истории первой трети XVII в., следуют, как правило, простому изложению событий. «Всякая церковь, - писал Е.Е. Голубинский, - не только есть общество, но общество в обществе, духовное в мирском — в государстве, и поелику государственная власть никогда не относится к церкви безразлично, предоставляя ее самой себе, но или покровительствует ей или теснит ее и угнетает, то известные отношения государства к церкви, существенно влияющие на ее жизнь, составляют необходимый предмет речей всякой церковной истории». «История Русской Церкви» Е.Е. Голубинского, первый том которой вышел в свет в 1880-81 гг., стал последним фундаментальным трудом по истории церкви в дореволюционной России. Выходившие в конце 70-х, в 80-90-е гг. XIX в. руководства по истории русской церкви П.В. Знаменского и А.П. Доброклонского - общие учебные курсы по истории русской церкви, в которых материал преподавался в сокращенном виде, а времени первой трети XVII в. вообще уделяется мало внимания.
Завершая обзор работ XIX в. по истории церкви, в которых в разной степени затрагивается вопрос отношений церкви и государства в первой трети XVII в., следует отметить ряд специальных работ по церковной истории. В частности, изучению истории патриаршей области и русских епархий в XVII в.: их размеры, приходы, приходское духовенство, управление и т.д., - посвящены работы П.Ф.
Николаевского, И. Перова и И.М. Покровского. Характер отношений России к православному Востоку в XVI - XVII столетиях: приезды различных просителей милостыни в Москву, количество этой милостыни, посылка так называемой «заздравной» и «заупокойной», факты явления за милостыней самозванцев и т.д., - исследовал Н.Ф. Каптерев.
Пауза в изучении истории русской церкви затянулась до середины XX в., когда с разницей приблизительно в 10 лет за рубежом вышли в свет труды И.К. Смолича в 50-х гг. и A.B. Карташева в 60-х гг. XX в.
В Советской России в это время появилась лишь книга Н.М. Никольского, которая вышла в 1931 г. и должна была в кратком виде изложить всю церковную историю с точки зрения новой идеологии. Основным выводом Никольского в вопросе отношений церкви и государства конца XVI-XVII вв., пожалуй, можно считать тот, что "главенство в церкви во всех отношениях фактически принадлежало царю, а не патриарху", и "это положение дела в церковных кругах не только не считалось ненормальным, но даже признавалось официально соборами как бесспорный и даже богоустановленный порядок". В труде Никольского уже прослеживается характерная для всех обобщающих работ последующего времени тенденция, когда первой трети XVII в. уделяется очень мало внимания, которое акцентируется преимущественно на смутном времени и реформах патриарха Никона. Н.К. Никольский ограничился лишь несколькими общими замечаниями относительно церковной истории XVII в. и, по его мнению, «нет ничего более ошибочного, чем взгляд, будто так называемый патриарший период в истории русской церкви, совпадающий с XVII в., был эпохой особого могущества и независимости церкви как таковой». «Напротив, - пишет Никольский, - приобретя новый, более ослепительный, чем раньше, внешний блеск, церковь в области управления и даже культа превратилась, в сущности, в один из московских приказов; если в удельную эпоху князья церкви были действительно владетельными князьями, то теперь даже сам патриарх вынужден был считаться с директивами и постоянным контролем со стороны царя и боярской думы».
И.К. Смолич задумывал исследовать всю историю Русской Церкви, однако, в отсутствие, по его мнению, каких-либо серьезных трудов по истории Церкви XVIII- XIX вв., решил предпослать истории более раннего периода историю Русской Церкви именно этого времени. В труде Смолича отмечается «принципиальная сосредоточенность автора на взаимоотношениях государства и церкви» - тем паче вызывает сожаление тот факт, что историк так и не создал обобщающий труд по истории церкви. И все же, представляют интерес некоторые замечания историка об исправлении церковных книг при патриархе Филарете.
Публикуя «Очерки по истории Русской Церкви» A.B. Карташев стремился дать, по его словам, «обзор главных сторон в историческом развитии русской церкви», и поэтому его «Очерки» «есть именно Очерки, а не полный свод материалов, не полная система Истории Русской Церкви, не справочная книга». Материал, с которым работал автор, и задачи, которые он себе ставил, обусловили структуру и формат содержания его труда: Карташев стремится в сжатой форме, следуя устоявшейся периодизации церковной истории и делению глав в соответствии со временем правления главных иерархов русской церкви, объединить достижения историографии и дать, по возможности, собственную оценку событиям и действующим лицам. Отдельные выводы A.B. Карташева будут рассмотрены ниже, а здесь остановимся лишь на одном. В отношениях высшей церковной власти и власти государственной A.B. Карташев выделяет роль первой в возвышении второй и подчеркивает, что «неизбежным результатом национализации русской высшей церковной власти было ее фактическое подчинение национальной государственной власти, подчинение все более и более возраставшее с течением времени». Русская церковь, по словам Карташева, становилась церковью государственной, «т. е. подчиненной функциям государственным».
В советской историографии 50-х гг. XX в. следует отметить многотомный фундаментальный коллективный труд «Очерки истории СССР», который с одной стороны оказал влияние на последующую историографию, а с другой - отражает характерные особенности освящения в историографии вопросов церковной истории и отношений церкви и государства в XVII в. Отношения церкви и государства в первой половине XVII в. определяется следующей формулой: «Самодержавие в XVII в. вступало в столкновение с неизжитыми еще притязаниями церкви на преимущество духовной власти перед светской. Особой остроты этот вопрос достиг во время патриаршества Никона». Основное внимание авторов уделяется экономическим процессам первой половины XVII в., а особый акцент делается на изображении хозяйственной деятельности церкви, на освещении вопросов церковной земельной собственности и отношениях церкви и государства в период патриаршества Никона.
Сходным образом выглядит изложение истории церкви и государства России XVII в. в двух близких в содержательном плане статьях из сборников «Русское государство в XVII в.» и «Русское православие: вехи истории» 1961 и 1989 гг. издания 26 соответственно. Как определил один из исследователей церковной истории XVII в. B.C. Шульгин, статья Н.С. Чаева и Н.В. Устюгова, из сборника «Русское государство в XVII в.», - краткий обзор положения церкви в XVII в., который «представляет собой, по сути дела, лишь введение к рассмотрению так называемого "дела Никона"».
В статье, посвященной проблемам истории Русской Церкви до XVIII века, B.C. Шульгин отметил, что "проблемы взаимоотношения церкви и государственной власти, места и роли церкви в экономической, политической и культурной жизни страны" во второй половине XVI и в XVII в., в сравнении с предыдущими и последующими периодами, не привлек должного внимания историков. К сожалению, в статье самого B.C. Шульгина о религии и церкви в России XVII в. из коллективного труда «Очерки русской культуры XVII в.» практически не уделяется внимания церковно-государственным отношениям и, в основном, речь идет о середине и второй половине XVII в.
Следует упомянуть и вышедшую в 1967 г. небольшую по объему книгу «Церковь в истории России (IX в. -1917 г.)», где все изложение истории Российского государства и церкви XVII в. ограничивается Смутным временем и крестьянской войной начала XVII в. Глава посвященная истории смутного времени заканчивается отрицательной характеристикой личности патриарха Гермогена, а в следующей главе речь идет уже о деятельности патриарха Никона: 30 лет истории церкви и государства полностью выпали из изложения. Одним из немногих положительных действий церковной иерархии, по мнению авторов, стало одобрение переворота против самозванца и поддержка кандидатуры Шуйского, который без церкви не получил бы сколько-нибудь значительной поддержки.
Последнее десятилетие XX в. отмечено новым всплеском интереса к истории русской церкви, и этот интерес вызвал к жизни целый ряд публикаций, касающихся, в частности, и событий первой трети XVII в. Однако, большей частью появившиеся публикации - это работы популярного характера, отличительной особенностью которых, в основном, являются повествовательный характер изложения, превалирование оценочного фактора и сомнительность выводов.
Среди серьезных исследовательских работ 90-х гг. следует отметить статью Б.Н. Флори, обратившегося к изучению взаимоотношений церкви и государства в России XVI-XVII вв. на основании такого своеобразного и редко используемого источника как коллекция древнерусских исповедных формул. Этот источник, по мнению автора, «дает возможность выявить некоторые особенности социальной психологии такой влиятельной группы средневекового общества, как церковная иерархия, на примере эволюции ее отношения к светской государственной власти».Прослеживая историю развития образцов покаяния с XV по XVII в., Б.Н. Флоря отметил усиление тенденции вовлечения духовенства в дело защиты интересов государства и пришел к выводу, что в этот период «церковь постепенно от попыток обеспечить политическую лояльность знати по отношению к трону перешла к выработке целой программы воспитания не только "власть предержащих", но и более широкого круга лиц как лояльных подданных, готовых точно и беспрекословно выполнять все распоряжения власти».
Касаясь темы отношений церкви и государства в России первой трети XVII в. нельзя обойти стороной обобщающие исследования, посвященные представлениям и идеям о царской власти, возникновению и развитию идеи самодержавной власти московских царей в Древней Руси.
Этим вопросам посвятили свои исследования ряд дореволюционных авторов. Так, Е.В. Барсов основу отношений церкви и государя видел в том, что в акте венчания на царство царь является представителем «совести народа и веры», «блюстителем прав церкви», а церковь «запечатлевает священным характером царское служение». Другой дореволюционный исследователь политических идей Средневековой Руси М. Дьяконов охарактеризовал историю отношений государства и церкви в Древней Руси «постепенным подчинением церковного авторитета государственному», причем, с точки зрения исследователя, «экономическая зависимость церковной иерархии от государства, является главнейшей причиной такого склада отношений».
Своеобразным итогом русской дореволюционной историографии в области трактовки государства и царской власти в русской общественно-политической мысли явилась книга В.Е. Вальденберга «Древнерусские учения о пределах царской власти». Пытаясь обобщить существующие взгляды на историю развития представлений о царской власти на Руси, В. Вальденберг и не ставил задачей предоставить подробное исследование данной проблематики, но, несмотря на обзорный характер труда, его следует признать наиболее обстоятельным и по сегодняшний день. В своем исследовании В. Вальденберг отдельно останавливается на периоде Смутного времени и разбирает общественную мысль этого периода, но это - беглое изучение всего лишь нескольких авторов и общих идей. К тому же, Вальденберг встречается с дилеммой, решить которую, кажется, так и не решается. С одной стороны, «прекращение дома Рюриков и наступившая вслед за этим смута принесли с собой ряд фактов и отношений, которые непосредственно затрагивали основание и пределы царской власти, и которые, по видимому, находились, в коренном противоречии с политическими теориями, выработавшимися на Руси к концу XVI века». А с другой, Вальденберг полагает, что авторы повестей о смутном времени остались верны старым политическим понятиям, и «Смута мало отразилась на политическом миросозерцании русского общества, поскольку о нем можно судить по памятникам письменности».
Итогом современного труда «Царь и патриарх. Харизма власти в России. (Византийская модель и ее русское переосмысление)» Б.А. Успенского стал вывод автора, что "в результате усвоения византийских моделей в России появляется представление об особой харизме как царя, так и патриарха, которое и определяет специфику русской концепции светской и духовной власти". Б.А. Успенский в этом монографическом исследовании затрагивает также некоторые аспекты учреждения патриаршества в России, его роли и месте в пентархии вселенских патриархов, разбирает многие исторические события времени патриаршества Иова, Гермогена, Игнатия и Филарета, высказывает ряд интересных замечаний по поводу чинов поставления этих патриархов и ряда исторических сюжетов начала XVII в.
Одним из аспектов в изучении отношений церкви и государства, как уже отмечалось, является изучение конкретных исторических реалий, характеристика личностей и оценка деятельности высших иерархов Русской Церкви.
Н.М. Карамзин высоко оценил личность и деятельность патриарха Гермогена (1606-1611): Гермоген "не обольщенный милостию Самозванца" оказался героем церкви и "между памятниками нашей славы" "сей муж бессмертный" стоит наравне с Дмитрием Донским, Иваном III, Михаилом Шуйским. С.М. Соловьев писал, что сопротивление патриарха Гермогена поступкам Лжедмитрия «показывало уже в Гермогене человека с твердым характером, готового страдать за свои убеждения». Соловьев отметил жалобы современников, что вместе с твердостью характера «Гермоген соединял жесткость нрава, непривлекательность в обращении, неумеренную строгость; жалуются также, что он охотно слушал наветы, худо отличал истинное от ложного, верил всему».
В жизнеописаниях главнейших деятелей русской истории Н.И. Костомаров так описывал патриарха Гермогена: "Гермоген был человек чрезвычайно упрямый, жесткий, грубый, неуживчивый, притом слушал наушников и доверял им... Но при всем том, это был человек прямой, честный, непоколебимый, свято служивший своим убеждениям, а не личным видам". "Строгий приверженец формы и обряда" Гермоген, пишет Костомаров, уважал освящение царским венцом и, хотя находился в постоянных столкновениях с царем, но всегда его защищал. С.Ф. Платонов признавал суровый и твердый характер патриарха, который с одной стороны делал его тяжким в отношениях с людьми, а с другой - «прямой и "косный", патриарх не увлекался ни в какую партию, ни в какую интригу, скоро и легко вооружался на всех тех, кого считал в данную минуту неправым». Д. Успенский видел под суровой внешностью Гермогена чуткую и отзывчивую душу. Р.Г. Скрынников называл патриарха Гермогена «человеком дела, вспыльчивым, властным и резким», относящегося к врагам «без всякого милосердия».
Если дореволюционные исследователи, как правило, представляли Гермогена с положительной точки зрения, - «ему, главным образом, Россия обязана своим спасением от власти поляков и козней католической церкви», - то советские историки, в большинстве, видели в Гермогене отрицательный персонаж в связи с тем, что тот, например, христианизировал и русифицировал население Казани и выступал с позиций класса феодалов против интересов крестьянства.
Личность и деятельность патриарха Гермогена вызывала и вызывает много споров среди исследователей. Среди наиболее спорных вопросов, например, стоят такие, как происхождение патриарха, его отношения с Василием Шуйским, место его заключения поляками и многие другие, среди которых наиболее важным и спорным является вопрос об участии Гермогена в деле первого ополчения. Все это повлияло на появление работ, посвященных отдельным спорным вопросам, связанным с личностью и деятельностью патриарха Гермогена. Так, в историографии существуют версии, по которым патриарх происходил из донских казаков, из духовного сословия и даже из рода князей Голицыных, а С.Ф. Платонов, посвятивший специальное исследование рассмотрению этого запутанного вопроса, пришел к выводу, что Гермоген был не знатного происхождения и скорее всего «принадлежал к «чину» посадских тяглых людей или к посадскому духовенству». Разночтения источников о месте заключения патриарха Гермогена в 1611-12 гг. вызвали различные трактования в историографии. С.А. Белокуров посвятил этому вопросу специальное исследование и пришел к выводу, что "патриарх Гермоген, с конца декабря 1610 г. или с января 1611 г. находившийся на патриаршем дворе под домашним арестом, после событий 19-20 марта 1611 г. был заключен на
Кирилловском подворье, где пробыл до октября того же года, когда был переведен в Чудов монастырь, где и умер (пробыл в нем около 4,5 месяцев)".
Наиболее распространенно среди историков мнение, основанное на убежденности в этом многих современников Гермогена, что первое ополчение против поляков поднялось благодаря тайной рассылке грамот патриархом. Однако, данная точка зрения имела и оппонентов. Так, Л.М. Сухотин считал, что имя Гермогена «приплели с известным расчетом» к делу первого ополчения в своих грамотах Нижегородцы, «и эта прикраса получила дальнейшее развитие»: «И чем дальше, тем крепче имя патриарха Гермогена связывалось в народном воображении с делом ополчения на врагов". Д. Успенский тоже придерживался мнения, что Гермоген «возбуждающих» грамот против поляков не писал, но вместе с тем, «страстные беседы этого ревнителя по вере не могли не влиять возбуждающе на его слушателей».
Интерес к личности патриарха Гермогена всегда присутствовал в российской историографии. Кроме оценки деятельности патриарха в общих работах по истории России в течение всего XIX и начала XX вв. появлялись и работы, специально посвященные личности патриарха: таковы статья П. Левитского, работы С.И. Кедрова, С.Ф. Платонова и П.Г. Васенко. Наиболее обстоятельными среди всех работ о патриархе Гермогене с научной точки зрения, несмотря на небольшой объем, справедливо признаются работы С.Ф. Платонова и П.Г. Васенко.
Интерес к русской церкви периода Смуты и ее деятелям вызвал к жизни в конце XIX - начале XX в. и ряд работ популярного характера, посвященных истории церкви в период Смуты, большей частью, личности патриарха Гермогена, и носят описательный характер. Таковы статьи о патриархе Гермогене Д.М. Глаголева, Е. Булгаковой, А. Царевского, о деятельности русского духовенства в смутное время Г.А. Воробьева, Ф. Иванова, Ф.В. Четыркина, Б. Гречева и многих других авторов.
Работа И.И. Голикова «Дополнения к краткому описанию жизни великого государя святейшего Филарета Никитича Романова, патриарха Московского и всея России», вышедшая еще в конце XVIII в., открывает собой целую серию специальных работ, посвященных такой значительной фигуре в русской истории как патриарх Филарет Никитич Романов. Интерес к выпуску биографических работ сохраняется в течение всего XIX в., переживая особенный взлет в конце XIX в. и в начале XX в. в связи с подготовкой празднования 300-летия дома Романовых на
Российском престоле. В течение более ста лет вышли в свет следующие публикации: статья 1863 г. в Русском архиве «Замечательный портрет Филарета»; в 70-х гг. - ряд статей A.A. Смирнова в Чтениях в обществе истории и древностей Российских, вышедших затем и отдельным изданием; в 90-х гг. - работа A.A. Воронова; в начале XX в. - книги A.A. Покровского и Ф. Орлова.
В 1913 г. один из исследователей деятельности патриарха Филарета Е.Д. Сташевский писал, что, несмотря на большую значимость фигуры Филарета Никитича, специальных работ посвященных ему не много, а наиболее обстоятельная - работа A.A. Смирнова «Святейший патриарх Филарет». Этот вывод можно с уверенностью принять, описывая общее состояние данного вопроса в историографии: труд Смирнова действительно является единственным в нашей историографии, в котором детально рассмотрены факты, относящиеся к жизненному пути патриарха; три работы, вышедшие в последующие годы - A.A. Воронова, A.A. Покровского, Ф. Орлова - отличает популярный характер и отсутствие критического подхода к источникам и литературе.
Следующая работа о патриархе Филарете появилась лишь спустя 80 лет в виде статьи в «Вопросах истории». Автор этой статьи В.Г. Бовина старается в сжатом виде соединить максимум того, что было известно о патриархе Филарете в нашей историографии и, несмотря на далеко недостаточный объем использованных
Введение. Историофяфня. 17 источников и литературы, автору удалось преподать большой фактический материал о жизненном пути патриарха Филарета.69
Обзор специальных работ о патриархе Филарете не ограничивает рассмотрение оценки личности и деятельности патриарха Филарета в историографии, так как крупная историческая фигура Филарета Никитича Романова всегда привлекала к себе общее внимание, и о нем писали почти все, кто, так или иначе, работал над XVII в.: «Отсюда масса отзывов, в виде-ли целых характеристик, или отдельных штрихов, отзывов, в большинстве случаев сходящихся в изображении характера Филарета Никитича, но различных, когда дело касается его участии в политической жизни страны или оценки его устроительной деятельности, как государя и патриарха».
Еще С.М. Соловьев заметил, что неоднозначность отношения к личности Филарета среди историков связана с тем, что в источниках встречаются два описания фигуры Филарета: одно лестное, а другое критическое. «Отсюда, пишет Соловьев, - два различных отзыва о Филарете, которые мы встречаем у современников: по одному отзыву, Филарет не только слово божие исправлял, но и земскими делами всеми правил, многих освободил от насилия... По другому изображению, Филарет "был роста и полноты средних, божественное писание разумел отчасти, нравом был опальчив и мнителен, а такой владетельный, что и сам царь его боялся... к духовному сану был милостив и не сребролюбив, всеми царскими делами и ратными владел"».
Неоднозначность такой фигуры как Филарет вызвала противоречивые отзывы о нем современников и последующих исследователей. М.М. Щербатов писал, что Филарет Никитич был муж именитый своим разумом, твердый и почтенный народом так, "что он давал великой вес той стороне, к которой преклонялся". К.Н. Бестужев-Рюмин считал, что Филарет - «человек умный, но беспринципный», который «жертвовал не только людьми, но и правдой». «Своими строгими мерами к восстановлению государственных порядков, - писал П. Знаменский о Филарете, - он приобрел репутацию человека сурового, опальчивого и властительного». С.Ф. Платонов и П.Г. Васенко видели в Филарете человека широкого ума и широкого почина, огромной силы воли, сильную и властную личность. Эти историки приписывали Филарету и другие качества: Филарет обладал большим опытом и административным талантом, страшной силой воли и кипучей энергией; он не мог терпеть около себя никаких других «сильников», а в старости был вспыльчив и несколько мнителен.
Качества Филарета как государственного мужа с большим природным умом и твердой волей, энергичного и честолюбивого человека, пожалуй, единственные в которых сходятся различные исследователи его биографии: даже историки, критически относящиеся к личности Филарета, признавали в нем человека "незаурядных способностей и сильной воли". "Первые годы правления царя Михаила Федоровича, - писал крупнейший исследователь Смутного времени С.Ф. Платонов, - до сих пор представляют собой такой исторический момент, в котором не все доступно научному наблюдению и не понятно из того, что уже далось наблюсти. Неясны ни самая личность молодого государя, ни те влияния, под которыми жила и действовала эта личность, ни те силы, какими направлялась в то время политическая жизнь страны". Следует добавить, что сходным образом обстоит и исследование политической, церковной и хозяйственной жизни страны в 20-30-е гг. XVII в. после возвращения из плена государева отца Филарета Никитича Романова. Что касается государственной деятельности патриарха Филарета, то, как заметил последний дореволюционный исследователь государственной деятельности патриарха Е.Д. Сташевский, «она чаще описывается, чем характеризуется».
С.М. Соловьев соглашался с мнением, что "опытный и твердый Филарет имел очень большую долю в правлении при малоопытном, молодом и мягком Михаиле".«Сделавшись патриархом и великим государем, - писал митрополит Макарий, - он был твердою опорою для своего юного сына, опытным советником и мудрым руководителем...». Изображая деятельность патриарха Филарета - советника и соправителя своего сына - в истории России 20-30-х гг. XVII в., Н.Т. Устрялов особенно выделял его роль в программе выхода из кризиса смутного времени -
Филарет предложил меры выхода из разрухи: произвел всеобщую перепись государству, что привело к увеличению доходов. «Его патриаршество, - писал Н.И. Костомаров о патриархе Филарете, - было важною эпохою в истории русской иерархии. Как родитель царя, Филарет естественно имел более власти, чем всякий другой имел бы, находясь в его звании, и как патриарх, управлял независимо в церковных делах. Это вообще подняло и возвысило сан патриарха и для преемников Филарета». Особое внимание патриарха, считал Д.И. Иловайский, уделялось возвышению дома Романовых и укреплению его положения: "Филарет Никитич не упускал случая возвысить свой дом также помощью предметов веры и благочестия". П. Знаменский ставил в заслугу Филарету тот факт, что он снова восстановил власть Рюриковичей в доме Романовых, пошатнувшуюся в смутное время, «и во время своего великого государствования поднял царскую власть на ее прежнюю высоту». «В лице патриарха Филарета Русь получила опытного, глубоко понимавшего государственные нужды и одаренного громадной силой воли соправителя молодого и любимого народом государя», - отмечали С.Ф. Платонов и П.Г. Васенко. Главной задачей правительства Филарета, как отмечает большинство исследователей, стало водворение порядка в стране. Е.Д. Сташевский видел отличительные черты внутренней политики Филарета, проходившей под девизом общего блага, в связи «интересов государственных и общественных». Филарет в глазах Сташевского не реформатор, но «очень энергичный организатор и систематик». «Абсолютист по натуре, по вкусам и склонностям, он становится абсолютистом-полицеистом по условиям момента. В этом переходе от военной диктатуры к диктатуре общего блага — все значение его правления».
При всей разности оценки деятельности правительства Филарета, в дальнейшем в историографии прочно закрепились две посылки: во-первых, Филарет всячески стремился к укреплению царской власти; во-вторых, объединение в руках Филарета поста главы церкви и соправителя государства привело к усилению значения церкви в жизни русского общества. Однако и последнее утверждение было оспорено в современной историографии: В.В. Маландин убежден, что Филарет «не смог упрочить авторитет церкви и ее позиции, так как основным направлением его деятельности было укрепление государственной власти и решение государственных задач в качестве главы правительства».
В разборе современной историографии остановимся еще на монографическом исследовании Г.В. Абрамовича, которое он посвятил истории рода Шуйских, одного из знатнейших русских княжеских родов, «сыгравших выдающуюся роль в истории Российского средневековья». Последние главы работы Г.В. Абрамовича посвящены времени правления Василия Шуйского, и хотелось бы отметить интересный вывод автора, касающийся характеристики политики при первом Романове: «Романовы в своей государственной деятельности, особенно в первые годы, продолжали, по существу, ту же политическую линию, которой держался Шуйский, и не отменили ни одного из его законов и указов».
Продолжая тему изучения политики правительства Филарета Никитича и Михаила Федоровича Романовых, сделаем ряд замечаний по поводу двух специфических направлений в историографии.
В 1896 г., в честь 300-летия со дня рождения родоначальника царствующей династии Михаила Федоровича, вышел в свет труд Н. Селифонтова «Сборник материалов по истории предков Михаила Федоровича Романова», который открыл собой целую серию трудов, посвященных основателю династии Романовых Михаилу Федоровичу Романову: выход в свет работ разного формата о Михаиле Федоровиче достиг апогея в 1912-13 гг. в связи с празднованием 300-летия царствующей династии
Романовых в России. Наиболее обстоятельными из этой серии трудов, несмотря на популярный характер изложения, стали исторические очерки о начале династии Романовых П.Г. Васенко, С.Ф. Платонова и Е.Ф. Тураевой-Церетели: эту работу отличают подробное изложение событий того времени, рассмотрение политики правительства Михаила Романова, характеристика патриарха Филарета и Михаила Федоровича, оценка их деятельности.
Другим обширным направлением в отечественной историографии стало исследование первых 15 лет XVII в., получивших среди современников название «Смутного времени». "В русской исторической литературе, трактующей вопросы прошлого до-Петровской Руси, едва ли есть эпоха, более останавливавшая на себе пытливое внимание ученых исследователей чем та, которой усвоено название Смутного времени Московского государства". Периоду Смутного времени на Руси специально посвящено колоссальное количество работ научного, научно-популярного и просто популярного характера. "На Смуту потрачено, пожалуй, более внимания и изучена она глубже, чем какая-либо другая эпоха русской истории". Труды В. Берха и Д.П. Бутурлина, Н.И. Костомарова и А.Е. Преснякова, B.C. Иконникова и Ю. Готье, современные исследования Р.Г. Скрынникова; серия изданий иллюстрированных популярных сборников, научно-популярных статей о героической борьбе со шведами и литовско-польской интервенцией, времени крестьянской войны под предводительством Ивана Болотникова.
Пожалуй, первой в ряду исторических трудов о Смутном времени в России стоит знаменитая монография С.Ф. Платонова "Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв." и ее переосмысление через четверть века в кратком изложении. Платонов дает развернутый рассказ о событиях Смутного времени: ход московской смуты, ее происхождение и результаты. Полемизируя с Н.И.
Костомаровым и И.Е. Забелиным, Платонов ищет изменения, которые внесла Смута в "московской жизни", в "области политических понятий и отношений московских". Платонов рассматривает источники в комплексе, анализируя и распутывая самые запутанные клубки: роль Романовых в Смуте и поставлении Самозванца; попытка разобраться в сложной ситуации при молчании источников о поставлении Филарета в патриархи после низложения Игнатия, роль Филарета в борьбе с Шуйским и поддержке Лжедмитрия. Платонов дает потрясающую по своей яркости характеристику патриарха Гермогена (особенно в отдельной статье ему посвященной), портрет Филарета, отношений патриархов и царей. В целом: политическая канва почти 30-летнего периода истории, яркие зарисовки, емкие биографические портреты. Пожалуй, это самый обстоятельный труд по истории Смутного времени, который не потерял свою актуальность и по сегодняшний день.
Достижением этих направлений историографии для выбранной темы следует считать наработку огромного фактического материала по политической истории России первой четверти XVII в.
Несмотря на обилие работ, посвященных истории первых Романовых, появившихся в первые 15 лет XX в., уже тогда отмечалось, что «в науке давно уже чувствовалась потребность специального изучения правительственной деятельности данной эпохи». Политике правительства Филарета Никитича и Михаила Федоровича Романовых специально посвятил свой труд Е.Д. Сташевский: автор, как значится в подзаголовке его труда, ставил себе задачей исследовать Московское общество и государство от начала царствования Михаила Федоровича до эпохи Смоленской войны. Очерки Е.Д. Сташевского по истории царствования Михаила Федоровича представляют беглый обзор событий, который совмещается с детальным исследований частностей (например, хозяйственная деятельность нескольких монастырей на нескольких неполных примерах). Как справедливо заметил автор рецензии на труд Сташевского, третья часть, основная в работе исследователя, не дала ответов на поставленные вопросы, а выводы автора зачастую носят априорный характер: «характеристика итогов правительственной деятельности Филарета, представляет собой беглый и недостаточно обоснованный очерк».
Большая часть работ XX в. так или иначе посвященных политике правительства Филарета следуют тематике, выводам, направлениям предыдущей историографии. Пожалуй, наиболее ярким исследованием стал труд П.П. Смирнова «Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII века», где наряду с темой классовой борьбы посадских людей есть несколько ярких глав, касающихся социальной и экономической политики правительства при Михаиле Романове.
Основой для изучения экономической политики правительства стали исследования государственного хозяйства того времени. Экономическая история первой трети XVII в., так или иначе, затрагивалась в ряде общих работ, таких как труды A.C. Лаппо-Данилевского, П. Милюкова (критиковавшего выводы Лаппо-
Данилевского), М.А. Дьяконова и В.Н. Седашева. Специально вопросам экономической политики правительства Михаила Федоровича посвящена целая серия трудов С.Б. Веселовского, исследовавшего систему налогообложения, формирование государственных доходов и меры правительства. Следует отметить и опыт изучения хозяйства Замосковного края в 20-30-е гг. XVII в. Ю.В. Готье, где автор исследует экономическое состояние поместий и вотчин Подмосковья в 20-30-е гг. и земельную политику правительства Михаила Федоровича.
Вообще, как отмечают исследователи, изучение «государственного хозяйства периода царствования Михаила Федоровича представляет большие трудности из-за того, что огромная часть приказных документов погибла в московском пожаре 1626 г.». Состояние источниковой базы — отрывочность и сложный состав - привели во второй половине XX в. к необходимости поиска новых методов обработки источников. Исследование тенденций аграрного развития России первой половины XVII столетия с помощью математических методов позволил коллективу авторов - Л.В. Милову, М.Б. Булгакову, И.М. Гарсковой - по-новому взглянуть на проблему писцовых книг и систему налогообложения населения в первой трети XVII в., в частности, по вопросу о «живущей четверти», в котором авторы кардинально расходятся с выводами С.Б. Веселовского.
Внешней политике правительства Михаила Федоровича и Филарета Никитича, общей внешнеполитической обстановке того времени посвящены ряд специальных работ, среди которых выделяется обстоятельный труд A.A. Новосельского о борьбе Московского правительства с татарами в первой половине XVII в., и серия статей Б.Ф. Поршнева о Смоленской войне 1632—1634 гг., раскрывающих вопросы ее подготовки, причины и задачи войны, ход кампании и ее итог.
Такова литературная оценка личности и деятельности патриарха Филарета. Для полноты обзора данного направления историографии следует упомянуть еще ряд работ. В первую очередь, выделим исследования, связанные с изучением исправлений церковно-богословских книг при патриархе Филарете П. Казанского и примыкающие в тематическом плане труды И. Мансветова и иеромонаха Филарета. В новейшей историографии отметим работу Е.Ю. Люткиной, посвященную чину патриарших стольников патриарха Филарета в составе двора Михаила Федоровича Романова: пожалование в чин, численность патриарших стольников, их статус и характер службы. Основным итогом исследования стал вывод о том, что патриаршие стольники формально являлись частью Государева двора, хотя непосредственную службу несли на патриаршем дворе, и «вместе с тем, специфика службы при особе патриарха обусловила своеобразное структурное положение этого чина - "двор во дворе", которое было характерно также для дьяков патриарших приказов». Е.Ю. Люткина замечает также, что служилая категория патриарших стольников была ликвидирована сразу после смерти Филарета: "подобная поспешность говорит о том, что царская администрация не сомневалась в необходимости скорейшего упразднения этого чина, предназначавшегося в свое время лишь для патриарха Филарета".
Характерные черты отечественной историографии присущи и зарубежным исследованиям: основное внимание исследователей сосредоточено на событиях политической истории Смутного времени и истории церкви и государства середины - второй половины XVII в. Так, в англоязычной литературе, например, этим исследовательским проблемам посвящены труды Джона Кипа, Маурин Перри, Пола
1 Л(\
Бушковича и ряда других авторов. Следует выделить статью Джона Кипа «Правление Филарета», вышедшую в 1960 г., когда в отечественной историографии наблюдается длительный перерыв в исследовательских работах, посвященных этому историческому лицу и его деятельности во главе правительства и Русской Церкви. В этой статье автор бегло останавливается на биографии патриарха и в сжатом виде рассматривает внутреннюю и внешнюю политику правительства Филарета. Джон Кип стоял на позиции, что в Московской Руси церковь и государство сосуществовали без каких-либо ясных юридических разграничений их сфер деятельности, а их отношения варьировались в зависимости от личных качеств тех, кто занимал высший пост в государстве и церкви. Одним из выводов автора о деятельности патриарха Филарета стало заключение, что успех внутренней политики Филарета не был результатом тщательно продуманных и реализованных действий, а заключался в его умении маневрировать между различными силами и обстоятельствами, используя, по возможности, их в своих целях или нейтрализуя.
Изучение историографии, имеющей отношение к выбранной для исследования теме, приводит к ряду заключений. История взаимоотношений церкви и государства в России в первой трети XVII в. остается малоизученным вопросом. На фоне явно недостаточного внимания к этой проблематике особо выделяется спорность и недостаточная изученность целого комплекса проблем, а также неоднозначность отношения исследователей к личности патриарха Гермогена и Филарета, оценки их деятельности и ее результатов. Примечательно, что дискуссии идут не только по отдельным аспектам экономических и юридических сторон взаимоотношений этих
Введение. Историография. 26 социальных институтов, но даже в вопросе общей тенденции развития этих отношений (например, об усилении позиций церкви). Между тем, историческая наука накопила большое количество исследований, тем или иным образом связанных с изучением отношений церкви и государства в первой трети XVII в. Изучение Российской истории первой трети XVII в. во второй половине XX в. не только расширило источниковую базу для исследований, но и способствовало появлению ряда работ по отдельным малоизученным и спорным проблемам времени и накоплению обширного фактического материала. При этом явно назрела необходимость специального изучения проблемы взаимоотношений церкви и государства в России первой трети XVII в.
Данное исследование посвящено отношениям церкви и государства в России в первой трети XVII в. и охватывает время патриаршества патриархов Иова (1589-1605 гг.), Игнатия (1605-1606 гг.), Гермогена (1606-1611 гг.), Филарета (1619-1633 гг.) и период междупатриаршества 1612-1619 гг.
Основное внимание сосредоточено на исследовании взаимоотношений светской и духовной власти в контексте политических событий конца XVI - первой трети XVII в., политики светских и духовных властей в области идеологии и церковно-государственной деятельности. В исследовании также затрагиваются проблемы материального обеспечения церкви со стороны государства, вопросы церковного землевладения, сферы церковной и светской юрисдикции и прав светской и духовной власти на распоряжение церковными должностями. Важным аспектом работы является исследование общественного сознания и мировоззрения первых русских патриархов - взгляды церкви и общества, в первую очередь, на взаимоотношения светской и духовной власти. При этом, первая глава исследования посвящена складыванию системы отношений государства и церкви в России и взаимоотношениям светской и духовной власти в патриаршество Иова. Во второй главе рассматривается сложный период отношений церкви и государства в России в Смутное время, когда вопросы политических отношений этих социальных структур приобрели наибольшую значимость. Правительственной и церковной деятельности патриарха Филарета, комплексу вопросов, характеризующих отношения церкви и государства в его патриаршество посвящена последняя, третья, глава.
Источники.
Актовый материал традиционно является одним из важнейших видов источников для изучения истории XVII в. Царские указы и официальные царские грамоты, грамоты патриархов, земских соборов, памяти, грамоты, наказы, отписки, челобитные, статейные списки - весь этот комплекс документов Московского государства опубликован и хорошо изучен. Эта группа источников раскрывает внутри- и внешнеполитическую деятельность правительства, позволяет проследить события политической и экономической истории, а также роль церкви в исторических событиях первой трети XVII в. Наряду с официальными грамотами, источники по истории хозяйства, такие как акты писцового дела и приходно- расходные книги московских приказов, раскрывают хозяйственную политику правительства Филарета в царствование Михаила Федоровича и проливают свет на материальное обеспечение церкви и вопросы церковного землевладения. Кроме того, особую группу составляют отдельные публикации грамот, имеющих непосредственное отношение к истории патриаршества в России, церковной политике светских и духовных властей. Это греческие грамоты, связанные с учреждением патриаршества в России и оставлением первых русских патриархов;грамоты об исправлении книг при патриархе Филарета; комплекс грамот, извлеченный из архива Сийского монастыря, где провел время в ссылке будущий патриарх Филарет (здесь грамоты, касающиеся всевозможных распоряжений церковно-административного и финансового характера, а также вкладные книги Антониева Сийского монастыря); грамоты из владельческих архивов соборов Москвы (Успенского и Архангельского) и трех столичных монастырей (Богоявленского, Новоспасского и Новодевичьего).
Разрядные книги - книги записей распоряжений русской центральной администрации о погодных назначениях на гражданскую, военную и придворную службу, - источник, который содержит обширные сведения самого различного характера, интересовавшие правительство и представителей феодальной знати, в том числе, важные факты из жизни и деятельности исторических лиц первой трети XVII в. Как справедливо отметил один из исследователей этого типа источников В.И. Буганов, пространная и краткие редакции разрядных книг являются важнейшими историческими источниками периода образования и укрепления Русского централизованного государства, которые еще недостаточно исследованы и использованы в научной литературе.
В наибольшем количестве дошли до нас списки пространной редакции 14751613 гг., но ее подлинники не сохранились совсем; зато тексты кратких редакций за 1475-1604 гг. сохранились в чистом виде. Сохранилась, в частности, сокращенная редакция с текстом за 1559-1605 гг., которая была составлена около 1604-05 гг., и издана Д. Валуевым в «Синбирском сборнике». Записи этой редакции почти полностью взяты из пространной редакции; в ее тексте имеется немало ошибок в передаче записей пространной редакции, в их расположении: в целом «для редакционной обработки характерны случайность отбора материала, небрежность его передачи, ошибки в расположении, сокращения записей». С 1613 г. начинается ведение нового вида разрядных книг — так называемых «подлинников» (термин описи 1626 г.), которые, как правило, составлялись ежегодно. Эта наиболее ценная в научном отношении редакция разрядных книг опубликована за 1614-1636 гг.После 1613 г. в Разрядном приказе по-прежнему регулярно велись разрядные книги пространной редакции, которые в литературе получили название «дворцовые разряды». Под этим названием эти книги и были изданы в середине XIX в.Дворцовые разряды XVII в. включают в себя росписи людей, принимавших участие в церемониях царского двора.
Важным источником для изучения отношений церкви и государства в первой трети XVII в. являются летописные памятники. Позднее летописание - довольно условный термин, подразумевающий под собой летописи, появившиеся после середины XVI в. - времени прекращения традиции общерусского летописания, - то есть летописцы конца XVI - XVII вв. "Поздние летописцы уже не являются летописями в строгом смысле слова. Как правило, это единовременно составленные компилятивные сочинения, для которых погодное изложение событий является лишь привычной формой". "Одним из наиболее сложных и темных в истории позднего летописания является вопрос о митрополичьем и патриаршем летописании второй половины XVI - начала XVII в.". Высказывались различные предположения о существовании патриаршего летописания, «основанные на некоторых литературных указаниях и на анализе так называемой "Рукописи Филарета" и "Нового летописца"». С.Ф.
Платонов не отвергал идею, что летопись патриарха Гермогена не исчезла бесследно и, возможно, материал, собранный для истории смуты, был сведен и переработан позднее после смерти патриарха: «Мы можем только утверждать, что она не дошла до нас в том виде, какой имела при Гермогене». Через полвека А.Н. Насонов констатировал, что разыскать «летописец» Гермогена, о существовании которого свидетельствует сам Гермоген, пока не удается, однако новый материал, найденный в хранилищах этим исследователем, позволяет с большой долей вероятности утверждать о его существовании: "можно допустить, что летописец Гермогена отразился в Хронографе 2-ой редакции (1617 г.) в части до 7118 г. (1609 г.) включительно". Русские и славянские статьи Хронографа редакции 1617 г. по некоторым спискам издал А.И. Попов. Статьи Хронографа 1617 г., относящиеся к Смутному времени, были изданы в 13 томе Русской исторической библиотеки среди других памятников Смуты. Этот Хронограф представляет огромный интерес, в частности, уникальными сообщениями, описаниями и оценками патриархов
Гермогена и Филарета.
Наиболее значительным произведением летописного характера в XVII в., послужившим основой для многих исторических сочинений XVII в., которые включали его в свой состав, обрабатывали его текст, дополняли сведения за последующие годы, стал Новый летописец. Этот летописный памятник охватывает события с конца царствования Ивана Грозного до начала царствования Михаила Романова и заканчивается рассказом об избрании Михаила Федоровича и поставления на патриаршество Филарета. С.Ф. Платонов впервые определил первоначальный текст, сохранившийся в Приложении к Никоновской летописи, время создания и источники Нового летописца. Пожалуй, самым важным выводом Платонова стало определение Нового летописца, как центрального памятника позднего летописания, который был составлен около 1630 г. в официальных кругах близких к патриарху Филарету, и на сегодняшний день это положение прочно вошло в историографию.
Деятельности патриарха Филарета по созданию новых летописных памятников, отражающих идеологию правящей династии, приписывается и другой летописный источник - так называемая «Рукопись Филарета». Рукопись Филарета - это условное название произведения, сохранившегося в одном неисправном списке в. без заглавия, представляющем собой черновой текст повествования о смуте со многими поправками и приписками. Название «Рукопись Филарета» дано произведению Н.М. Карамзиным на основании неизвестно кем составленным в в. заглавия "Повесть о бывших в России после кончины царя Бориса Годунова до избрания государя царя Михаила Федоровича замешательствах и бедствиях, сочиненная (витиевато) при патриархе Филарете Никитиче, и в некоторых местах его рукою (уповательно) исправленная". "Рукопись" была издана дважды П.А. Мухановым: отдельным изданием и во втором издании Сборника Муханова, куда был включен ранее напечатанный текст рукописи, - и до сих пор это издание остается единственной доступной публикацией источника. Начало рукописи утрачено, и сохранившийся текст начинается с воцарения Шуйского и заканчивается избранием Михаила Романова. Таким образом, «Рукопись Филарета» описывает довольно небольшой хронологический период - с середины 1606 г. до начала 1613 г. включительно. Исследователи видели в этом памятнике официальную летопись, составленную в патриаршество Филарета, при участии патриарха или без него, в промежутке между 1626 и 1633 гг. Один из исследователей памятника JI.B. Черепнин обратил внимание, что если Новый летописец и Рукопись Филарета создавались при участии патриарха Филарета, то это свидетельствует о том, что официальная концепция "Смутного времени" новой династии была выработана не сразу: «В частности, долго оставалось не определившимся отношение нового правительства Романовых к личности царя Василия Шуйского». O.A. Яковлева ввела в научный оборот другой не менее важный летописный памятник - Пискаревский летописец. Научная ценность Пискаревского летописца как памятника, раскрывающего события XVI - начала XVII в., широко известна, но, мнения авторов, останавливающихся на вопросах его датировки, разноречивы: создание летописи относится разными исследователями к промежутку 20 - 40-х гг. XVII в.
Во второй половине XX в. было найдено и опубликовано, полностью или частично, несколько кратких летописцев XVII в., и среди них, московские летописцы 1630-х и 1690-х годов, Мазуринский и Вельский летописцы и ряд других. Как отметил один из исследователей и издателей этих памятников В.И. Буганов, "они важны не только наличием в них ряда интересных сведений по отечественной истории, но и в качестве своеобразных историографических памятников XVII в.". Особый интерес представляет Вельский летописец, введенный в научный оборот В.И. Корецким, где среди различных известий летописи привлекают внимание послание патриарха Гермогена и два послания Лжедмитрия I патриарху Иову и рязанскому архиепископу Игнатию. Как справедливо заметил В.И. Корецкий, послание к Иову - "первый известный образец литературных упражнений самозванца" - представляет особый интерес: "Ни один из известных столичных летописцев или публицистов не решился воспроизвести его, очевидно, из-за откровенно издевательского тона по отношению к первому русскому патриарху. Провинциальный же летописец сохранил этот оригинальный памятник литературных упражнении самозванца».
Источником, дополняющим известия русских летописей в изложении событий истории первой трети XVII в., являются польские Хроники. Между польскими историками XVII века видное место занимает Павел Пясецкий, епископ перемышльский: троекратное издание его «Хроники» указывает, на небывалое распространение его сочинения. Хроника написана на латинском языке, а славянский перевод Хроники, судя по единственному сохранившемуся экземпляру рукописи, сделан в последнюю четверть XVII века, и, как можно полагать, по поручению князя Василия Васильевича Голицына. Начинаясь общим обзором состояния европейских государств и их отношений к Польше перед вступлением на престол короля Сигизмунда III (с 1587 года), Хроника доведена Пясецким до 1637 года включительно. (Славянский перевод Хроники оканчивается 1619 г.). В издании «Памятники древней письменности и искусства» из Хроники извлечено только то, что касается Смутного времени и Московско-польской войны.
Иностранные памятники, вообще, являются особым видом источников, и среди источников по истории России XVI - начала XVII вв. видное место занимают "сказания иностранцев", которыми принято называть сохранившиеся письменные
ОЧИНКИ. 34 сведения иностранцев о России - различного рода описания путешествий и посольств в Россию: записки и дневники, отписки, донесения и т.д. "Записки" иностранцев - это оригинальный и своеобразный источник, так как писались они людьми другой культуры, воспринимавшими русскую действительность сквозь призму своих жизненных мерок, социальных и нравственных устоев. Эти обстоятельства обусловливают недостатки этого вида источников: неточность данных и неполнота сведений, преувеличение некоторых событий или откровенный домысел и пристрастность мнений. Однако, при тщательной источниковедческой работе с этим видом источников, все эти недостатки «не мешают пользоваться сказаниями иностранцев, дающими первоклассный материал не только для бытовой, но и для политической истории».
Богатый материал для исследования отношений церкви и государства в России первой трети XVII в. оставил в своем литературном наследии епископ Элассонский Арсений, оставшийся после поставления патриарха Иова в России и ставший здесь архиепископом (сначала при Архангельском соборе Москвы, а затем - архиепископом Суздальским). Архиепископ Арсений принадлежал среде высших иерархов русской церкви, был не только участником многих исторических событий, но и непосредственно влиял на них, и, в связи с этим, значение его мемуаров трудно переоценить.
Сведения иностранцев второй половины XVI в. дают информацию о главных действующих персонажах истории России первой трети XVII в. (напр., уникальные описания Федора Никитича Романова у Горсея и Массы) и об отношениях церкви и государства этого времени. Большинство иностранных авторов первой трети XVII ..)ЧНМКН, 35 в. находились в самом центре событий и, таким образом, выступают в своих сочинениях как непосредственные наблюдатели и очевидцы важнейших событий истории того времени. Богатый фактический материал дают записки польских послов С. Маскевича, Н. Олесницкого и его секретаря А.К. Гонсевского, записки и дневники поляков, участвовавших в походах в Московское государство, - С. Борши, С. Немоевского, Я.П. Сапеги, С. Маскевича, С. Жолкевского и других,30 - записки иностранных наемников на русской службе, таких как француз Жак Маржерет, немец Конрад Буссов и швед Петр Петрей.51 Донесения немецких и голландских купцов и комплекс донесений и отчетов различных посольств являются бесценным источником по вопросам внутренней и внешней политики русского правительства, в том числе и времени правления патриарха Филарета.52
Описывая русское общество конца XVI - первой трети XVII в., иностранные авторы, в том числе, представляют важный материал для изучения общественного сознания того времени. Записки иностранцев в этом плане дополняют немногочисленные сохранившиеся народные предания о событиях и деятелях истории первой трети XVII в.,53 а также политические дела того времени, опубликованные большинством своим Н. Новомбергским.
Смутное время оставило глубокий след в русской литературе - события этой эпохи нашли отражение в исторических повестях начала XVII в., среди которых встречаются сказания и повести, летописцы, жития, видения, плачи и другие литературные формы «различавшиеся выбором предметов, приемами изложения, и даже способом понимания изображаемых явлений».
Многочисленные исследования, посвященные «литературе смутного времени», несмотря на разногласия авторов по многим вопросам, позволяют получить довольно детальное представление об этих источниках. Большинство произведений о смуте были впервые подвергнуты историческому и литературному анализу в знаменитом труде С.Ф. Платонова «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник», и с тех пор интерес исследователей к этим произведениям не только не утихает, но и заметно растет.
Что касается изданий памятников смутного времени, то 2-ое изд. XIII -го тома Русской исторической библиотеки, осуществленное в 1909 г., «представляет собой пока незаменимый и почти исчерпывающий сборник произведений первой трети XVII в.». Некоторые из опубликованных в XIII томе «Русской исторической библиотеки» памятников изданы заново с основательными историко- филологическими комментариями при тщательной выверке их списков по рукописям и учетом новых списков: таковы, к примеру, «Временник» Ивана Тимофеева, «Сказание» Авраамия Палицына, «Новая повесть о преславном Российском царстве». Во второй половине XX в., также, были опубликованы новые списки, введены в научный оборот неизвестные до этого произведения.
Литературные произведения Смутного времени являются интересным источником по общественно-политической мысли первой трети XVII в. и представляют ценность не только обилием исторических фактов, порой уникальных, но и их оценкой. Среди литературных памятников Смутного времени выделяются две группы произведений: произведения, возникшие непосредственно во время Смуты (то есть до избрания на престол Михаила Романова), и тексты, созданные участниками и современниками событий уже после окончания Смутного времени. Тексты первой группы представляют собой непосредственные отклики на события, публицистику, в которой все подчинено конкретной агитационной задаче; а авторы текстов второй группы "уже размышляют, пытаются философски, исторически и художественно осмыслить "лихие лета", пережитые Россией".61
Исследуя некоторые приемы художественной речи в грамотах и документах официального делопроизводства, В.В. Данилов отметил, в московские грамоты проникают приемы художественной речи и, таким образом, грамоты и близкие к ним документы некоторыми приемами «часто сближаются с художественно- литературными произведениями». Следует также отметить, «что в практике деловой переписки начальных десятилетий XVII в. нередки были случаи, когда грамота, послание, обращенные к определенным адресатам, к одному лицу, имели своей задачей воздействовать на более или менее широкие круги, на общественность». К такому типу грамот, которые представляют собой цельные литературные произведения, написанные в духе церковно-книжного красноречия, относятся и некоторые послания патриархов Иова, Гермогена и Филарета.
Известно несколько произведений, которые были написаны самим патриархом Иовом или при его участии: среди этих произведений прощальная духовная грамота патриарха, речи патриарха царю Борису Годунову, грамоты об избрании Годунова, грамоты по случаю войны с Отрепьевым, послание
Грузинскому царю Александру и послание патриарха Иова к Грузинскому митрополиту Николаю. Перу патриарха Гермогена принадлежит большое количество грамот и посланий, среди которых наиболее яркими являются послания в Тушинский лагерь и ополченцам. Кроме того, Гермоген составил повесть о явлении Казанской иконы Богоматери, жития св. Гурия и Варсонофия, и ему приписываются 2 молитвы, обнаруженные А.И. Соболевским в рукописном сборнике середины XVII в. Филарету принадлежат многочисленные грамоты, в числе которых грамота устюжскому протопопу Константину (от 30 ноября 1606 г.), первая известная грамота Филарета, которая представляет, в основе своей, послание патриарха Гермогена о восстании Болотникова с предписанием о молебствиях в Устюге, и послание тобольскому архиепископу Киприану «о попечении над паствой» (февраль 1622 г.). Все эти произведения представляют незаменимый источник для изучения мировоззрения первых русских патриархов, их взглядов на царскую власть, роль церкви и отношения светской и духовной властей.
Несмотря на то, что многие грамоты Филарета, видимо, написаны не всегда лично им, а составлены в митрополичьей или патриаршей канцеляриях, они, в большинстве своем, сохраняют ценность для исследования правительственной деятельности патриарха. Кроме того, патриарх Филарет оставил обширное эпистолярное наследие: сохранилось огромное количество писем к царю Михаилу Федоровичу, невестке Евдокие Стрешневой и жене инокине Марфе, относящиеся ко времени 1619-1631 гг. Переписка эта сохранилась, к сожалению, далеко не полностью и представляет собой довольно своеобразный источник: как отметил один из исследователей A.A. Назаревский, корреспонденты «занимали слишком высокое положение, чтобы их частная переписка могла оставаться действительно "частной"», вот почему, видимо, «случаи обычной, будничной, домашней речи в переписке семьи Романовых очень редки».
Федор Никитич Романов - патриарх Филарет - являлся крупным деятелем книжной культуры, что особенно относится ко времени его патриаршества. С именем патриарха Филарета связано несколько произведений официального характера, датируемых временем его патриаршества. Так, как уже отмечалось, в окружении Филарета возник Новый летописец и так называемая «Рукопись Филарета». В той же среде появилось и «Сказание» о поставлении Филарета на патриаршество и «документальное сказание» о ризе Христовой. "Сказание о поставлении на патриарший престол Филарета Никитича" - так принято сокращенно называть памятник официального характера с витиеватым названием, опубликованный во II томе ДАН, - довольно объемное произведение, которое «мотивировано ретроспективным взглядом на смутное время», то есть, объясняет события смуты с позднейшей точки зрения, установившейся уже после смуты. Как указывал еще С.Ф. Платонов, произведение состоит из двух частей неравных по объему: первая часть рассказывает о постепенном утверждении благочестия на Руси, о деятельности первых русских патриархов и о судьбе Филарета до возведения его на патриаршество; во второй части (большей по объему) описывается возведение Филарета в патриархи и приводится целиком грамота собора об избрании его на патриарший престол. Скорее всего «Сказание» было написано при патриаршем дворе, но вопрос о времени его составления вызывает разногласия. С.Ф. Платонов относил создание памятника ко времени после 1630 г., возможно даже после смерти Михаила Федоровича. Л.В. Черепнин, называя датировку 1619 г. в издании - ошибочной, считал, что памятник составлен в 1658 г., но так и не обосновал это утверждение. Однако, последние данные говорят за то, t \i \ t . ШЩ» J
ГОСУД, ' -*AH
Ввсленис. Источники. «»- 4j что «Сказание» упоминается в описи посольского архива 1626 г., и, соответственно, было составлено между 1619 и 1626 гг. во время патриаршества Филарета Никитича Романова.
Ко времени патриарха Филарета относится создание Сказания о даре шаха Аббаса, которое входит в цикл произведений, повествующих о принесении ризы Христовой из Персии в Москву (в научной литературе они обычно называются «Сказаниями о ризе Христовой»). Исследованию и публикации этого малоизвестного и почти неизученного памятника древнерусской литературы XVII в. посвящены, в частности, две статьи С.Н. Гухман. Основная редакция «Документального» сказания является наиболее ранней и составлена скорее всего при патриаршем дворе. Изучение двух списков Соловецкой редакции «Документального» сказания дало основание автору датировать основную редакцию временем собора вскоре после принесения ризы. В основу «Документального» сказания положены факты и материалы, связанные с посольством Василия Коробьина и Евстафия Кувшинова в Персию к шаху Аббасу в 1621 г. и принесением от него ризы Христовой в Москву в 1625 г. В Сказании о даре шаха Аббаса отразилось характерное для литературы XVII в. сближение формы литературного произведения с формой делового документа. Сказание представляет интерес не только как источник фактических данных, но и как произведение древнерусской литературы.
Во время патриаршества Филарета Никитича создавался и текст нового требника, который был отпечатан в 1639 г. В конце этих требников, изданных при патриархе Иоасафе в 1639 г. напечатаны приговоры Собора 1620 г. Таким образом, мирской и иноческий требник 1639 г. являются важным источником для изучения решений церковного собора 1620 г., на котором, в частности, были одобрены исправления, внесенные в требник и в 1625 г. эти исправления были узаконены в книгах, изданных при патриархе Филарете справщиками Печатного двора.Сравнение публикации в требниках 1639 г. привело A.A. Булычева к выводу, что «отличие текстов этих глав в мирском и иноческом требниках сводится к различному написанию отдельных слов, то есть можно говорить о вариантах публикации одного текста».
Завершая обзор источниковой базы исследования отношений государства и церкви в России в первой трети XVII в., заметим, что новые находки и публикации текстов во второй половине - конце XX века, а также новейшие источниковедческие исследования сделали возможным значительное расширение источниковой базы при изучении отношений церкви и государства в России в первой трети XVII в. Следует также отметить, что подавляющее большинство источников опубликовано и доступно для исследователей в многочисленных изданиях, и особо подчеркнуть, что немногочисленные неопубликованные архивные материалы могут служить дополнительным источником в исследовании.
Важный комплекс источников по системе управления и функционирования патриаршей области содержат фонды Патриаршего Казенного приказа в РГАДА, в которых сохранились приходно-расходные книги 1627-1631 гг. Дополнительным источником по изучению проблем материального обеспечения церкви и регулирования вопросов церковного землевладения является комплекс жалованных грамот русских царей и патриарха Филарета из фондов некоторых монастырей (напр.: Кирилло-Новоезерского и Спасо-Ефимиева). Изучая вопрос о поставлении на патриарший престол при царе Василии Шуйском патриарха Гермогена, кроме изданного чина поставления были использованы приговорные грамоты об избрании патриарха Гермогена и чин наречения и поставления в патриархи казанского и свияжского митрополита Гермогена из 135 фонда РГАДА.
