Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. «Провинциальные» самозванцы смутного времени XVII века 38
1.1. «Царевич Петр» 40
1.2. «Астраханские царевичи» 83
1.3. Лжедмитрий III 91
1.4. Иван Дмитриевич 105
1.5. Отголоски самозванчества в первые десятилетия после Смуты 112
Глава 2. Отражение самозванчества в общественной мысли первой трети XVII века 122
2.1.Отображение самозванчества в документальных источниках первых десятилетий XVII века 124
2.2. Публицисты первой четверти XVII века о первых русских самозванцах 138
2.3. Самозванческое движение времени Смуты в летописании 1610-1620-х гг. 172
Заключение 194
Список использованных источников и литературы 199
- «Царевич Петр»
- Лжедмитрий III
- Публицисты первой четверти XVII века о первых русских самозванцах
- Самозванческое движение времени Смуты в летописании 1610-1620-х гг.
Введение к работе
Актуальность темы исследования: Анализ феномена
самозванчества весьма важен для понимания сути глубинных социальных процессов, протекавших в средневековой России.
За понятием самозванчества - явления, встречающегося с тех пор, как существует человечество и не исчезнувшего по сей день, - стоит не только история массовых выступлений в форме социального протеста, но и сложный психологический феномен, присущий русской ментальности, которая в выражении данного явления несколько отличается от других. Большой интерес к этому явлению обнаружился уже в эпоху его возникновения, что подтверждается внушительным объемом публицистических произведений, написанных во время Смуты и вскоре после нее.
Изучение природы самозванчества существенно важно для постижения процесса становления общественного сознания и позволяет глубже понять его характерные особенности, поскольку выступления самозванцев способствовали осознанию народом своей роли в государстве.
Степень изученности проблемы. Историками многое сделано для изучения Смуты начала XVII века. То же можно сказать и об исследовании истории самозванцев того времени, однако применительно лишь к первым двум Лжедмитриям.
Говоря об историографии провинциального самозванчества, следует отметить, что исследователи не уделяли особого внимания этому вопросу. Тем не менее, они порой приводят фактические данные о деятельности провинциальных «лжецаревичей»; предприняты и попытки осмысления самого феномена самозванчества, ученые предлагают типологию самозванцев, анализируют механизм их действий. Имеющиеся исследования можно разделить на две группы: одни содержат конкретно-исторический материал, другие посвящены осмыслению самозванчества в общественной мысли первой трети XVII века.
Сведения о провинциальных «лжецаревичах» приведены в трудах В.Н.Татищева, М.М.Щербатова, Н.М.Карамзина, С.М.Соловьева, Н.И.Костомарова, В.О.Ключевского. Помимо Лжепетра, эти историки сообщают и о трех «астраханских царевичах», Лжедмитрии III, а также о сыне Марины Мнишек Иване Дмитриевиче.
О характере формирований вольного казачества, социальном и этническом составе «воровских шаек», к которым принадлежали все
РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ \ БИБЛИОТЕКА {
провинциальные самозванцы, можно узнать из труда Г.И.Перетятковича, посвященного истории колонизации Поволжья1.
Ценные сведения об «избрании» царевичем Петра Федоровича, действиях его войска, а также Иване Дмитриевиче, приводит С.Ф.Платонов2.
Краткие, но интересные заметки относительно провинциальных самозванцев встречаются у П.Пирлинга. Ученым изложены обстоятельства деятельности Марины Мнишек и Ивана Заруцкого, стремившихся посадить на престол Ивана Дмитриевича3. В специальной статье П.Пирлинг доказывает возможность сношений между Лжедмитрием Ш и шведским королем.
По мнению Ю.В.Готье, «лжецаревичи» были всего лишь легко управляемым орудием в глазах поддерживающих их социальных слоев. Так видный ученый раскрывает сущность провинциального самозванчества \
А.А.Гераклитов, считавший отряды провинциальных царевичей обычным подбором случайных товарищей, гулящих людей, упоминает об Илейке Муромце и астраханских «лжецарях», Исследователь подчеркивает, что казаки крепко держали самозванцев в своих руках5.
П.ГЛюбомировым в качестве номинального претендента на московский престол рассматривается также Иван Дмитриевич, а также Лжедмитрий Ш, приверженцам которого историк присваивает «воровскую» направленность6. Выводы этого историка перекликаются с суждением С.ФЛлатонова - о полной противоположности интересов земщины и казачества.
В исследовании В.Н.Вернадского, где детально описывается заключительный этап авантюры И.М.Заруцкого и Марины Мнишек, можно почерпнуть сведения о «невольном» самозванце Иване Дмитриевиче.
' Перетяткович Г. Поволжье в XVII и начале XVIII века (Очерки из истории
колонизации края). Одесса, 1882. C.2S.
2 Платонов С.Ф. Смутное время. Очерк истории внутреннего кризиса и общественной
борьбы в Московском государстве XVI и XVII веков. Пб., 1923.С.92.
5 Пирлинг П. Исторические статьи и заметки. СПб., 1913. С.67.
4 Готье Ю.В. Смутное время: Очерк истории революционных движений начала XVII
века. М..1921.С.103.
5 Гераклитов АЛ. История Саратовского края. Саратов, 1923.
6 Любомиров П.Г. Очерк истории нижегородского ополчения 1611-1613 гг. М., 1939.
7 Вернадский В.Н. Конец Заруцкого // Уч. зап. Ленингр. гос.пед, ин-та им. А.ИГерцена.
1939. Т.19. С.88-128.
В очерке С.В.Бахрушина о политических толках в царствование Михаила Федоровича нашли отражение политические легенды о государях, в том числе времени Смуты8.
В монографии И.И.Смирнова наиболее последовательно рассмотрены казачьи движения «Петра Федоровича» и астраханских «царевичей». В оценке ученого провозглашение «царевичей», является отражением представлений «угнетенных масс» о хорошем правителе, в чем состоит коренное отличие провинциальных самозванцев от Лжедмитрия I и Тушинского вора9.
В разрезе первой Крестьянской войны в России В.И.Корецкий анализирует и движение казачьего самозванца «царевича Петра». Видным советским историком, в частности, затрагивается вопрос об отношениях этого самозванца и Лжедмитрия I10.
В документальном очерке, посвященном самозванцам XVII - XVIII вв., С.М.Троицкий задается вопросом, были ли «провинциальные лжецаревичи» политическими авантюристами, соперничавшими с Лжедмитрием II, или предводителями повстанческих формирований с антибоярской направленностью11.
Единственной специальной работой о провинциальных самозванцах, появлявшихся на заключительном этапе Смуты, является статья П.В.Седова «Лжедмитрий III»12.
В казацком движении в поддержку «царевича Петра» АЛ.Станиславский усматривает яркую антиправительственную окраску на фоне веры в «доброго царя»13.
А.Ю.Дворниченко, рассматривая уровень политогенеза, на котором стояли казачьи сообщества в начале XVII века, анализирует отношения
' Бахрушин СВ. Труды по источниковедению, историографии и истории России эпохи феодализма. М., 1987.
9 Смирнов И.И. Восстание Болотникова: 1606-1607. М., 1951.
10 Корецкий В.И. Формирование крепостного права и первая Крестьянская война в
России. М.,1975.С256.
11 Троицкий СМ. Самозванцы в России XVII-XVIII веков // Вопросы истории. 1969. №
8.
12 Седов П.В. Лжедмитрий Ш // Вопросы истории Европейского Севера. Петрозаводск,
1993.
13 Станиславский АЛ. Гражданская война в России XVII века: Казачество на переломе
истории. М., 1990. С.45.
внутри подобных сообществ и их взаимоотношения с государством ИЛ.Андреев разделяет классификацию самозванцев, предложенную НЛ.Эйдельманом, выделяя «верхнее» и «нижнее» самозванчество, а также рассматривает народную, мифологизированную парадигму царского поведения15.
Р.Г.Скрынников в своих монографиях уделяет немало места Илейке Муромцу, полагая, что тот самостоятельно решил выступить в роли царевича. Как представляется историку, появление Лжедмитрия III в Пскове могло всерьез повредить земскому движению. На взгляд Р.Г. Скрынникова, с утверждением на троне законного царя резко ужесточилась политика правительства в отношении самозванцев, чем и объясняется расправа с «воренком» Иваном Дмитриевичем16.
В труде О.Г.Усенко исследуется психология социального протеста. Разделяя вывод о делении самозванцев на монархических и религиозных, О.Г.Усенко полагает, что в России порой не существовало грани между этими двумя типами, чем автор, между прочим, доказывает тезис о сакральности царской власти1'.
В научно-популярной книге Л.А.Юзефовича наряду с упоминанием мелких царевичей рассказывается о Тимофее Акундинове - последнем самозванце Смуты, которого он считает выдающимся человеком18.
И.О.Тюменцев, давая оценку Лжепетру, сообщает некоторые оригинальные данные и отмечает, что повстанцам нужен был не вождь, а «человек-символ, оправдывающий их борьбу за лучшую долю», каковым и был этот самозванец". В статье о самозванцах 1606-1607 годов И.О.Тюменцев пишет о действиях Лжепетра у Казани и на Дону20.
ВЛ.Мауль, исследуя психологическую природу народных движений XVII-XVIII веков, касается и феномена самозванчества. Исследователь
14 Дворниченко А.Ю. Первые Романовы и демократические традиции русского народа
(к истории ранних казачьих сообществ) //Дом Романовых в истории России. СПб.,
1995.
15 Андреев ИЛ. Самозванство и самозванцы на Руси//Знание - сила. 1995.К» 8.
,6Скрынников Р.Г. Крушение царства. М.,1995; Он же. Святители и власти. Л., 1990. Он же. Лихолетье: Москва в XVI - XVII веках. М., 1998.
17 Усенко О Г. Психология социального протеста в России XV1I-XVIII веков. Тверь,
1995
18 Юзефович Л.А. Самые знаменитые самозванцы. М., 1999.
'' Тюменцев И.О. Смута в России в начале XVII столетия: движение Лжедмитрия П.Волгоград, 1999.
20 Тюменцев И.О. Русские самозванцы 1606-1607 годов и народная религиозность// Средневековое православие от прихода до патриархата. Волгоград, 1998. Вып.2.
видит в самозванчестве психологическую легитимацию народных движений. Историк приходит к выводу, что бунт являлся функциональным явлением в жизни русского народа, и его отсутствие грозило обществу распадом структуры21 .
Выводы выдающегося русского философа Н.А.Бердяева помогают осознать особенности русской ментальности, без чего трудно понять массовость антигосударственных выступлений и умонастроение русского человека22.
Следующая группа исследований позволяет нам оценить самозванчество через призму развития общественной мысли. Большой интерес для понимания глубинных основ осознания смуты в России в начале XVII века представляет выполненный А.И.Яковлевым анализ взглядов авторов публицистических произведений тех лет. Ученый пришел к выводу о необратимой трансформации общества из аморфного образования к организованной структуре, осознающей всеобщую ответственность за государство и каждого гражданина в отдельности23.
К.В.Чистова самозванчество интересует с позиции проявления определенных качеств социальной психологии народных масс (по замечанию Б.А.Успенского, К.В.Чистова больше занимает общественная реакция на самозванца, т.е. акцент сделан именно на веру в царя). Ученый предлагает сюжетную схему действий самозванцев, точнее, их «второго типа»: т.н. царя-избавителя («первый тип» - религиозно-мессианский). К.В.Чистовым анализируются легенды об избавителях, бытовавшие в 1606-1614 гг24.
БА.Успенский рассматривает самозванчество как культурно-
исторический феномен, имевший в России немалую специфику, связанную с особым восприятием царской власти, как обладавший божественной природой25.
A.M. Панченко думает, что с воцарением Бориса Годунова падает незыблемый авторитет царской власти, появляется мысль о соперничестве
21 Мауль ВЛ. Харизма и бунт. Психологическая природа народных движений в России
XVII-XVIII веков. Томск, 2003.
22 Бердяев Н.А. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. М.,
1918. С.74.
23 Яковлев А.И. «Безумное молчание». (Причины Смуты по взглядам русских
современников ее) // Сборник статей, посвященных Василию Осиповичу
Ключевскому. М., 1909. С.677.
24 Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды. М.,1967; Он же.
сская народная утопия. СПб., 2003.
Успенский Б.А. Царь и самозванец. Самозванчество на Руси как культурно-исторический феномен// Художественный язык средневековья. М., 1982. C.20I.
с ее носителями, которые сами могут рассматриваться как незаконные, и,
как следствие, появляются самозванцы. Ученый перечисляет
многочисленных «лжецарей» (хотя и не полностью), действовавших на арене Смуты26.
Труд А.Л. Юрганова позволяет глубже вникнуть в суть отношения к царю в средневековом обществе".
Работа канадской исследовательницы М.Свободы посвящена, в частности, восприятию феномена самозванчества Иваном Тимофеевым28.
Для более глубокого анализа сути рассматриваемых явлений использовались труды по социальной психологии, посвященные исследованию психологии масс29.
Итак, если судьбы самых известных русских самозванцев -Лжедмитрия I и Лжедмитрия II - довольно часто и подробно излагаются историками, то сюжеты о провинциальном самозванчестве как о явлении, глубоко характерном для этой эпохи, позволяющем проникнуть в ее сущность, остаются зачастую вне поля зрения ученых.
Цель исследования: Целью диссертации является комплексный анализ феномена «провинциального» самозванчества времени Смуты, что предполагает изучение и степени, и специфики отражения данного явления в памятниках общественной мысли первой трети XVII столетия.
В соответствии с целью исследования необходимо было решить следующие задачи:
с максимальной полнотой проследить историю движений провинциальных «лжецаревичей»;
проанализировать, почему именно в первой трети XVII века социальные настроения способствовали явлению самозванцев;
выяснить природу и сущность явления самозванчества Смутного времени;
исследовать причины массовости появления самозванцев, а также формы, которые принимало изучаемое явление;
определить, как движения «лжецаревичей» отразились в общественном сознании первой трети XVII века;
Объект исследования: Объектом исследования стали социально-политические явления времени гражданской войны начала XVII столетия, общественно-политические и религиозные представления русского общества первых десятилетий «бунташного века».
26 Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984. С. 15
27 [Органов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998.
28 Свобода М. Образ царя во «Временнике» Ивана Тимофеева// Труды Отдела
древнерусской литературы . СПб., 200I.T.52.
2 Преступная толпа. М., 1998; Психология толп. М., 1999.
Предмет исследования: Предметом исследования выступает феномен провинциального самозванчества, максимально отражающий особенности сознания народа на данном этапе развития государственности, и оценка самозванчества в русской общественной мысли первой трети XVII века.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1606 до конца первой трети XVII века. Нижнюю хронологическую границу определяет время появления первого провинциального самозванца -«царевича Петра» - на фоне предельной активизации народных масс, вылившейся в крупнейшее народное восстание Смутного времени под предводительством Ивана Болотникова. Верхняя граница определяется временем появления Нового летописца, который замыкает ряд публицистических памятников, посвященных осмыслению Смуты.
Территориальные рамки диссертации охватывают всю европейскую Россию, в пределах которой бушевала Смута и появлялись «лжецари». Восточная граница проходит по течению Волги, - пути, по которому «царевич Петр» добирался до И.Болотникова, на западе деятельность самозванцев (в частности, Лжедмитрия III) протекала вплотную по рубежу страны, отделяющему Россию от Швеции и Речи Посполитой, на юге появлялись «астраханские царевичи».
Источниковую базу исследования составил широкий круг опубликованных материалов. Первая группа объединяет документальные памятники нескольких групп.
Царские грамоты проясняют некоторые моменты движений провинциальных «царевичей»30. Благодаря - ряду таких грамот мы получаем представление о деятельности «Петра Федоровича»31. В актовых материалах есть сведения и о других «провинциальных самозванцах», к примеру, об «астраханских царевичах»32.
В грамотах изложены факты биографии «Петра Федоровича» в бытность его казаком и даже ранее33. Из документов такого рода мы
Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел (далее - СГГД). М., 1819-1822. 4.2-3; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедицией императорской Академии наук, (далее - ААЭ). СПб., 1836.Т.2; Памятники истории Смутного времени / Под ред А.И-Яковлева. М., 1909.
Jl ААЭ. Т.2. C.I69; Акты времени правления царя Василия Шуйского. М., 1914.С.239-254.
52 Восстание И.Болотникова. Документы и материалы / Сост. А.И. Копанев, А.Г. Маньков. М., 1959. С.229. "ААЭ.Т.2.С.173-175.
узнаем о деятельности Ивана Заруцкого и Марины Мнишек, пытавшихся посадить на престол сына Лжедмитрия II Ивана34.
В Записной беспошлинной книге, куда заносились документы, полученные в Печатном приказе, под 1614 годом значится грамота в Путивль по челобитью Афанасия Коровявского «на Илейку да на Петрушку в грабеже»35.
Следующая группа источников - отписки, сообщающие о
провинциальных «лжецарях», в частности, о «царевиче Петре»36.
О том, насколько сильной была вера в государя Дмитрия Ивановича, можно судить по челобитным37.
Разрядные записи сообщают о самозванце Петре Федоровиче38.
Еще одним источником, рассказывающим о приходе «Петрушки» под Тулу, является родословная роспись дворян Колупаевых и Сухотиных3'.
Вторую большую группу источников образуют нарративные памятники, которые делятся на отечественные и иностранные.
В целом к первой трети XVII века относится создание около 40 произведений публицистического характера, что показывает значимость событий Смуты для современников и ближайших потомков. В этих сочинениях налицо попытка вскрыть источник самозванчества, которое представлялось русским людям воздаянием за их грехи.
Самым ранним памятником публицистики начала XVII века следует считать краткую редакцию «Сказания о Гришке Отрепьеве». Следующее публицистическое произведение того периода - «Повесть како отомсти», которая вскоре была переработана в «Повесть како восхити»; позже на ее основе была создана «Повесть 1606 года» из состава «Иного сказания».
В начале 1611 года создана анонимная «Новая повесть о преславном Росийском царстве», автор которой видел угрозу не только в интервенции, но и в самозванчестве.
В 1613 году появляется еще один памятник публицистики Смутного времени - «Повесть о некоей брани». Весьма лаконичный по объему, он,
34 Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб.,
1841. TJ.
35 Документы Печатного приказа (1613-1615 гг) / Сост.академик С.Б Веселовский. М.,
І994.С.321.
36 СГГД.Т.2.С.594. ААЭ.Т.2.С.346; Акты времени правления царя Василия Шуйского.
С. 172, 180; Корецкий ВИ. Актовые и летописные материалы о восстании
И.И.Болотникова // Советские архивы. 1976.Х»5. С.57.
37Акты подмосковных ополчений и Земского собора. 1611-1613 гг. / Сост.
С.Б.Веселовский. М., 1911.
"Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время (7113-7121 гг.). М., 1907.
39 Корецкий В.И. Новое о крестьянском закрепощении и восстании И.И.Болотникова. //
Вопросы истории. 1971.№5. С.83.
однако, живо обрисовывает бедствия Смуты и главное из них -самозванчество. О самозванщине в целом, в том числе о провинциальном, рассказывается в «Казанском сказании» первых лет царствования Михаила Федоровича.
«Иное сказание» также повествует о «периферийном» самозванце Петрушке Горчакове, т.е. об Илейке Муромце. Некоторые неточности являются следствием использования второй редакции Хронографа.
Огромную важность для изучения проблемы отражения самозванчества в общественной мысли представляют произведения крупнейших публицистов того времени Авраамия Палицына и Ивана Тимофеева.
Краткие заметки о «царевиче» Петре встречаются в «Повести книги сея от прежних лет», а также в «Повести о победах Московского государства».
Еще одно сочинение публицистического характера, относящееся к рассматриваемому периоду, - «Словеса дней, царей и святителей московских», принадлежащая И.А.Хворостинину.
Следующий вид нарративных памятников XVII века - летописание. Одной из главных задач летописцев того времени являлось обоснование идеи божественной санкции царской власти.
Первой летописью XVII века, выразившей оценку самозванчества, является Пискаревский летописец, сообщающий довольно скудные сведения об Илейке.
Еще один источник, по которому мы можем судить об оценке самозванцев, - Новый летописец», созданный во второй половине 1620-х годов с целью утвердить в сознании народа мысль о божественном предопределении династии Романовых.
Мы встречаем оценку «лжецарей» и в Вельском летописце. О культурном значении самозванчества косвенно позволяет нам судить компилятивный Московский летописец второй четверти XVII века.
События заключительного этапа Смутного времени нашли отражение в ряде местных летописей, сведения В частности, Псковская Ш-я летопись сообщает о Лжедмитрии III.
Отдельной группой источников являются хронографы. В Хронографе 1617 года глава, посвященная царствованию Василия Ивановича Шуйского, рассказывает о самозванце «Петре Федоровиче».
Произведения ораторского жанра тоже дают оценку самозванчеству. Таков, к примеру, «Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства».
Большую и разнообразную информацию о Смутном времени содержат сочинения современников-иностранцев, однако зачастую эта информация малодостоверна. В источниках, принадлежащих перу
К.Буссова, Ж.Маржерета, Марины Мнишек, П.Петрея, Мархоцкого, прямо или косвенно говорится о провинциальных «царевичах».
Юхан Видекинд, описывая во второй половине XVII века события войны России со шведами в годы московской Смуты, сообщает о самозванце Петре и Лжедмитрии III.
Зачастую противоречивые сведения источников о провинциальных самозванцах не дают полного представления об их движениях, и только тщательный анализ имеющихся известий может приблизить нас к пониманию этих движений.
Методология исследования. В основе исследования лежит принцип историзма. Использование этого общеметодологического принципа дает возможность рассмотреть самозванческие движения и с точки зрения эволюции взглядов самозванцев и их приверженцев, т.е. ментальной основы движения, и с позиции развития движения в социально-политическом контексте. Применение принципа историзма позволяет выделить общее, особенное и единичное при рассмотрении феномена самозванчества в русской общественной мысли первой трети XVII века.
Принцип историзма используется в сочетании с конкретно-историческим подходом как совокупностью историко-генетического, историко-типологического, историко-сравнительного, структурно-системного методов исследования. Историко-генетический метод позволяет выявить ментальные особенности русского общества, сыгравшие не последнюю роль в массовости движений самозванцев. Благодаря историко-типологическому методу всех «лжецаревичей» можно причислить к разряду т.н. провинциальных самозванцев, объединенных общими устремлениями и типологическими характеристиками. Сравнительный анализ позволяет выделить самозванцев в отдельные группы, к которым нельзя причислить первых двух Лжедмитриев. Метод ретроспекции делает возможным изучение феномена самозванчества на основе имеющихся историографических оценок. Еще одним основополагающим принципом можно считать принцип объективности, при котором первостепенную важность имеют не априорные подходы, исходящие из теоретических положений исследователей, а оценка фактического материала, который должен анализироваться разносторонне. Автор также использует методы смежных научных дисциплин, в частности, социальной психологии и культурологии.
Научная новизна исследования заключается в том, что
впервые систематизированы сведения о движениях провинциальных самозванцев, сопровождавших практически весь период московской Смуты;
выявлены причины массовости самозванцев, формы, которые принимал данный феномен, определен характер социальных настроений, способствующих появлению самозванцев именно в тот период;
проанализированы оценки самозванчества в русской общественной мысли первой трети XVII века, что позволяет иначе, чем прежде, взглянуть на процессы, протекавшие в Смутное время в социально-политической и духовной сфере;
показано отражение движений «лжецаревичей» в общественном сознании той поры - и в период гражданской войны, и вскоре после нее.
Практическая значимость исследования состоит в том, что ее выводы и фактические данные могут способствовать дальнейшему осмыслению истории России XVII века, выявлению причин, сути, хода, итогов Смуты и исторического значения феномена самозванчества, отражающего черты сознания и систему ценностей русского народа эпохи позднего средневековья. Положения и фактические данные, содержащиеся в работе, могут быть использованы в обобщающих трудах по истории Смуты XVII века, при подготовке и чтении курсов по истории русской общественной мысли.
Апробация результатов исследования. Содержание диссертации отражено в ряде работ. Основные ее положения были представлены на II межвузовской конференции «Россия: история и современность» (Сургут,2000), II научной конференции молодых историков Сибири и Урала «Диалог культур и цивилизаций» (ТобольскДООО), XX Всеросийской заочной научной конференции «Смутное время: история и современность» (Санкт-Петербург,2000), региональной научно-практической конференции «Философия и образование» (Нижневартовск, 2000), региональной научной конференции «Десять лет высшего исторического образования в Ханты-Мансийском автономном округе» (Нижневартовск, 2003) и отражены в нескольких статьях.
«Царевич Петр»
К провинциальным самозванцам мы причисляем прежде всего «царевича Петра», действовавшего в 1606-1607 годах. Биография «Петра» до нас дошла в виде его показаний, зафиксированных после того, как его вместе с И.Болотниковым захватили в Туле. Оказалось, что его настоящее имя — Илья, а родился он в г.Муроме (отсюда и его прозвище - Муромец). Но Илейке также приписывали звенигородское происхождение, и род его деятельности определяли как гончарное мастерство5. В ПЛ «Петру Федоровичу» приписывается нижегородское происхождение, а основная арена его действий, согласно этому источнику, - Путивль6. Илейка оказался незаконнорожденным сыном Ивана Коровина, который, очевидно, относился к социальным «низам». Даже если говорить о муже его матери Ульяны Тихоне Юрьеве, который был посадским торговым человеком7, то очевидным является низкое происхождение самозванца. (Но не все оценивали одинаково социальную принадлежность будущего «царевича», М.Мнишек и вовсе о называла его боярским сыном . Отец Петра велел Ульяне принять постриг после его смерти9. Но вскоре, по словам Ильи, умирает и мать, ставшая в стенах монастыря Улитой. Оставшись сиротой, Илья отправился в путь, который в конечном итоге приводит его на Терек в качестве казака.
Однако относительно состава семьи Ильи Коровина имеются и другие сведения, дошедшие до нас в актовом материале, идущие вразрез с собственными показаниями Петра. Принимая их в расчет, можно заключить, что он не был так одинок, как следует из его рассказа. Отправляя в Крым Степана Ушакова с тем, чтобы тот собрал всю имеющуюся информацию о самозванцах (Расстриге и Петре), царское правительство общеизвестным полагает тот факт, что у Ильи жива мать, есть сестры и жена, и все они состоят «в черных пашенных людех»10. Даже при условии, что это заявление верно, оно не имеет большого значения, поскольку если будущий «Петр Федорович», действительно, оставил свою семью, назад он больше не вернулся. Нужно добавить, что сведения о его родственниках содержатся только в грамоте от царя Василия Шуйского от 24 апреля 1604 года. По мнению И.О.Тюменцева, Петр не назвал ни одного члена своей семьи, пыталясь спасти ее".У английского исследователя Филиппа Барбура читаем о том, что казаком Илья стал после смерти своих родителей - и отца, и матери12. Вопрос о его корнях все же является не вполне ясным - не все источники солидарны в вопросе о происхождении «Петра Федоровича». К примеру, в «Истории ложного Димитрия» ему присваивают фамилию Недвядко13. Возможно, это объясняется тем, что, выдвинув Петра Федоровича, казаки выдумали легенду о том, что царица Ирина Федоровна, боясь Бориса Годунова, отдала ребенка (с которым идентифицировал себя самозванец Петр), сказав своему брату, что родила получеловека-полумедведя. Илейка позже сам рассказал эту историю, которая затем получила самостоятельное хождение как «Сказание о Петре-Медведке».
Согласно личным показаниям Лжепетра, после смерти его матери в стенах монастыря он отправляется путешествовать по Волге. Три года он торговал «яблоки и горшками» в Нижнем Новгороде, куда его привез некий Тарас Грозильников, после чего его нанял житель Ярославля Кузьма Огнев в качестве повара на своем судне. А зимой, которую он провел в Астрахани, Петр приторговывал кожей с приказчиком Кузьмы Огнева Иваном Боркиным. Около трех месяцев после Астрахани Илья провел в Казани. Оттуда он двинулся на Вятку, где вновь нанялся на судно, а зимовать опять направился в Астрахань с товаром своего «работодателя» Родиона Котельникова. В Астрахани он, как и прежде, торговал кожей и холстом, на сей раз под рукой стрельца Харитона, с приходом весны Илья очередной раз отправился по реке - в Нижний Новгород, назад в Астрахань, а затем — в Царицын. И тут «гулящий человек» Илья Коровин меняет свою социальную роль превращается в казака.
По мнению видного исследователя Смутного времени И.И.Смирнова, решению Ильи стать казаком могло содействовать знакомство с астраханскими стрельцами14(некоторое время он, торгуя на татарском базаре в Астрахани, проживал у стрельца Харитона, на что есть прямое указание в его показаниях15).
Илья отправляется с казаками во главе с воеводой Степаном Козминым на Терек, затем последовал поход на Тарки, по окончании которого Илейка нанялся к Григорию Елагину, и подавляющее большинство источников сохранило сведения о нем именно как о холопе Г.Елагина. Перезимовав у него, Илейка вновь отправился в поход в составе казачьего отряда, который присоединили к себе казаки волжские и донские. Однако Илейка уходит от них. Лишь пройдя немалый путь, он вновь вернулся на Терек16.
Некоторые источники уточняют географию деятельности Лжепетра в его бытность «гулящим человеком». «Карамзинский хронограф» сообщает, что Петрушка был «в свияжских стрельцах» в приказе у Григория Елагина, и находился у него в денщиках: довольно неожиданно Елагин превращается в свияжского стрелецкого голову, т.к. из показаний Петра мы знаем, что последний «приказался» к нему на Тереке, после чего сам выше Астрахани по Волге не ходил17.
Примечательно, что казаки, которые впоследствии «прославятся» своими погромами, направленными против представителей знати, находящейся на службе государства, сами входили в состав их войск18. В дальнейшем судьба Илейки вершилась в рядах казаков, где он из «молодого товарища» (чура) и «превратился» в «царевича Петра Федоровича»19. Характеристику отряду, членом которого являлся Илейка Муромец, дает С.Ф.Платонов. Он пишет, что это были «гулящие люди», которых в Астрахани вербовали на государеву службу и «посылали их на далекие посылки», заблаговременно предоставляя им денежное довольствие.
Отряд формировали казаки с Волги и Яика, а также беглые холопы20. Как особое военное сословие казачество выделилось позднее. Однако и ранее государство часто прибегало к помощи казачества с целью охраны российских рубежей, а выплаты этому зарождающемуся сословию носили гораздо менее регулярный, чем позднее, характер.
Лжедмитрий III
Следующий известный нам случай проявления самозванчества отстоит от рассмотренных на несколько лет. Появляется еще один «Димитрий», уже третий по счету. Русские источники содержат информацию об этом самозванце, однако она носит преимущественно обобщающий характер и не раскрывает события детально. Существенные дополнения можно почерпнуть из документов шведского происхождения, поскольку деятельность «вора» протекала большей частью в местах, близких к северо-западной границе Русского государства. Ю.Видекинд относит появление Лжедмитрия III к «южной части Московии», сравнивая его появление с возрождением «феникса из рокового пепла» и объясняя цель его появления- «чтобы сделать Димитриев вечными для своих московитов» . У русских публицистов того времени появление самозванца вызывает резкое неприятие. Иван Тимофеев рассказывает, что в Пскове «от терция проникша смрадным скверны помазан...лжецарь»207. Авраамий Палицын пишет, что «научением дъяволим» в Пскове появился вор и назвался царем Дмитрием208.
Происхождение нового самозванца невозможно установить доподлинно. Но, судя по всему, он также был выходцем из социальных низов. Это видно даже по его имени. В источниках он часто фигурирует под именем Сидорки или Матюшки (в КХ рассказывается о Матюшке, НЛ повествует о Сидорке), а так пренебрежительно называли людей, имевших низкое происхождение. В.Н.Татищев называет самозванца «диаконом Матфеем», хотя известно, что второго самозванца в некоторых источниках нарекли Матюшкой, т.к. это уменьшительное от «Дмитрий». Все же большинство авторов склонно утверждать, что самозванца звали Матюшкой. В псковских летописях читаем о Матюшке, Ивангорода «воре», что обусловливается географией его появления. По этим источникам, 23 марта 1611 года появляется «последний» вор, назвавшийся Дмитрием209. Первоначально он объявляет о своем происхождении в Новгороде, но в нем немедленно узнают бродячего торговца ножами, который просил милостыню и пришел из Москвы, из-за Яузы, где былдъяконом .
Нельзя сказать, что он не нашел никакой поддержки: согласно иностранным источникам, он отправился дальше, к Ивангороду, «с сотней конных, товарищей по беспутству»211.
Таким образом, самозванческая интрига, хотя и несколько утратила былой размах, все же не потеряла своей актуальности. Но здесь, наряду с упрямой верой в справедливого «мужицкого царя» (основу поддержки самозванца также составляли представители низов общества), сыграли свою роль объективные причины. Дело в том, что Лжедмитрий появляется во время формирования Второго ополчения. Страна находилась под серьезной угрозой иноземного правления, и наиболее сильной эта угроза была в северо-западных уездах. На этом фоне появление «истинного» царя, «чудом избежавшего смерти», некоторым могло показаться спасением, или, по крайней мере, меньшим из двух зол.
Уже имея в своем распоряжении некоторое, пусть скромное число сторонников, Матюшка отправляется к Ивангороду, куда прибывает 23 марта. Там его ожидает прием «с великим восторгом и трехдневной пальбой из пушек» , причину которого объясняют летописи: ивангородцы «целовали крест» самозванцу, потому что «врагом научены бывше»213, под которым подразумеваются шведы и поляки. Лжедмитрий III не был чьей-то марионеткой, он сам придумал историю своего чудесного спасения, сам искал себе сторонников, сам решал, как ему действовать. Некоторое представление о нем может сложиться из сочинений современников, которые его называют «человеком скрытным, но смелым по характеру и находчивым краснобаем»214.
Безусловно, он добивался царских почестей, и на помощь в этом он расчитывал не только от своих соотечественников, но также пытался заручиться поддержкой шведов215. По заметкам П.Пирлинга, Карл IX был заинтересован в Дмитрии, неважно каком по счету. 27 февраля 1611 года он написал письмо Дмитрию (не зная об убийстве Лжедмитрия II и не дождавшись появления третьего), где «разоблачал» поляков и литовцев, мечтавших погубить Россию, направив на ее захват польско-испанское войско, и предлагал в помощь свой флот, при условии, что с ним вступит в переговоры Дмитрий216. Вероятно, Матюшка не знал об этом, однако осознавал, что шведы могут им заинтересоваться и их сотрудничество будет плодотворным.
Р.Манли полагает, что для осуществления своих замыслов (по его мнению, самозванец пытался всех убедить в своей истинности), а также сознавая слабость и немногочисленность своих сторонников, Лжедмитрий III отправляет своих послов в Швецию с просьбой оказать ему помощь. Карл IX, вопреки приведенным данным, был крайне удивлен, узнав имя просителя и, чтобы не оказаться обманутым, отправил Петра Петрея в качестве своего посла, снабдив его верительными грамотами и полномочиями удостоверения в истинности московского государя. В случае подтверждения истинности Дмитрия его ждала поддержка шведского монарха217. Если верить Ю.Видекинду, Лжедмитрий на третий день пребывания в Ивангороде пригласил нарвского наместника на переговоры и просит помощи шведов в обретении «дедовского скипетра». Шединг отправил к королю Христофора Вульфсторпа, который излагает ему суть дела, и Карл IX посылает Петра Петрея, чтобы тот удостоверился в истинности Димитрия218. Однако Лжедмитрий, узнав, что Петрей не раз приезжал в Россию и воочию видел как первого, так и второго «Дмитрия», не отважился на личную аудиенцию с послом Швеции. Между тем очные переговоры с Лжедмитрием были непреложным требованием шведов, и отказ «царевича» по разным причинам явился поводом для сомнения в его словах. Более того, Дмитрий был напуган и, успев собрать достаточное количество сторонников, 24 июня 1611 года отправился к Пскову.
К этому времени помимо Ивангорода самозванцу, по сведениям того же Петра Петрея, уже покорились Ям, Копорье и Гдов с уездами219. Лжедмитрия III, как и предыдущих провинциальных самозванцев, сопровождали преимущественно казаки, стрельцы, беглые крестьяне и холопы. В официальной идеологии эти элементы общества оценивались крайне негативно: их называли «скопищем страдников, безыменных и ничтожных», а «царевичи», возникавшие в их среде, ничем от них не отличались220. Даже иностранные авторы считают, что войско Лжедмитрия III составляли бездельники, бродяги и бандиты, промышляющие грабежом221.
Этих людей не покидала наивная надежда на воцарение «казацкого» царя, который будет милостив к ним в первую очередь. Действительно, Смутное время настолько перевернуло представления о царской власти и государственном управлении, что даже идея воцарения неграмотного казака казалась осуществимой (хотя в случае с Лжедмитрием III есть некоторое отличие - он не в пример его предшественникам принадлежал ранее к духовному сословию). Люди были так напуганы вероятностью утраты государством самостоятельности, что готовы были поверить любому проходимцу. Но удивительная доверчивость приверженцев самозванцев и легкость, с которой повстанцы меняли своих предводителей «царских кровей», далеко не всегда свидетельствовала о слепой вере в «царя-батюшку»: эти люди действовали, руководствуясь своими мечтаниями о вольной жизни, которая была, к примеру, во времена Лжедмитрия I. Отчаянно пытаясь хоть как-то изменить свою жизнь и желая быть отмщенными из-за плохого отношения к ним боярства, они вставали под знамена «царя Дмитрия». Но со временем их действия приобретали откровенно разбойный характер, жестокость по отношению ко всем представителям благородных сословий и жажду обогащения все труднее было скрыть за благой целью добиться справедливости при выборе монарха (такой немыслимый термин при искони сакральной власти на Руси теперь становится наиболее подходящим).
Ко времени похода к Пскову Лжедмитрий располагал «тысячей человек и несколькими пушками»222. Жители Пскова не пустили самозванца в город, отправив к руководителям второго ополчения Д.Трубецкому и И.Заруцкому письмо о помощи, где рассказали о том, что их город осажден шведами и «вором»223. В то время во Пскове фактически правили низы посада («в те лета смутные воевод не было во Пскове, един был дияк Иван Леонтеевич Луговской да посадцкие люди ему даны были в помочь»224). Однако намного раньше, 15 апреля, псковские казаки, сказав, что идут на Лисовского, сами направились в Ивангород к Лжедмитрию225. Псков являлся едва ли не самым подходящим местом для утверждения самозванца, будучи «отделенным» от государства и являясь наиболее оппозиционно настроенным городом, не желавшим признать власть московского боярства и в то же время отказывающегося присягнуть Владиславу. Р.Г.Скрынников утверждает, что именно псковские казаки убедили Лжедмитрия III в том, что его присутствие весьма желательно во Пскове226, - весьма смелый шаг, если учесть, что жители этого города не желали видеть никакого самозванца, и с трудом верится, что казаки могли бы так рисковать, зная, что никто не решится их поддержать.
Публицисты первой четверти XVII века о первых русских самозванцах
Первым нарративным памятником публицистического характера, заложившим основу для произведений подобного рода, считается «Сказание о Гришке Отрепьеве»(краткой редакции). Повествование открывается сообщением о смерти Ивана Грозного и начале правления Федора Ивановича, когда, согласно сказанию, Борис Годунов хотел истребить царский род и добиться своего воцарения. В 1603 же году «дьявольским научением и еретическим умышлением и бесовскими козньми» беглый инок Григорий Отрепьев назвал себя Дмитрием Ивановичем, которого убили по приказу Бориса Годунова. (В дальнейшем публицистические произведения переняли схему «Сказания» и появление самозванцев объясняли действием темных сил).
Автор проклинает самозванца и резко порицает польского короля, оказавшего ему поддержку. Многочисленны неодобрительные выпады против самозванца как отступника христианской веры, наряду с этим обвинением часты упреки в поругании «иноческого обещания» и в еретичестве. Однако первостепенную значимость в средневековом обществе имела приверженность христианской вере, и отказ от нее считался вызовом Богу. Лжедмитрий, судя по сказанию, не получил сразу безоговорочного доверия русского народа, многие поверили ему, но немалая часть была уверена: «не истинна есть, но лстец злой». Но он непрестанно увещевал народ грамотами, рассказывавшими о его истинности и ложности правящего царя: «что вы оставляете главу, а ногам беседуете?».
Лжедмитрий открыто оскорбляет Бориса Годунова: «что, отвергшеся мене, государя своего, холопу работаете Борису Годунову»39. В подобных обращениях слышатся признаки громадного авторитета истинного, «природного» государя. Надо сказать, что фактор сакральности венценосцев возымел впоследствии фатальную роль, России предстояло вытерпеть многих «законных» наследников трона в попытке выделить из них истинного царя.
С появлением самозванца страна разделилась на два лагеря: одна часть населения признавала в новоявленном кандидате истинного царевича, другая отвергала мысль о его праведности. По словам автора, это было не просто несогласие, а настоящее бедствие: «и с того времени великою скорбию вси людие царствуящаго града Москвы одержимы бяху»40. Еще до воцарения Гришки В.И. и Д.И. Шуйские разоблачали самозванца, но не сумели разоблачить его из-за того, что весь народ считал его Дмитрием Ивановичем.
Доверием масс самозванцы могли завладеть только при четком соблюдении всех составляющих алгоритма поведения царственной особы, причем схему поведения монарха создавали его подданные. И.Л.Андреев говорит о том, что образ царя формировал народную, мифологизированную парадигму его поведения и образа жизни, где тесно соприкасались патриархальные представления и некие сказочные элементы41. Задача самозванца состояла в строгом следовании этим представлениям, в противном случае их усилия завладеть именем царя потерпели бы крах. Женитьба на «люторке» Марине Мнишек еще больше настраивала народ против Лжедмитрия. Автор «Сказания о Гришке Отрепьеве» с волнением вопрошает: «...како не сниде огнь тогда с небеси и не пожже всех сквернящихся и бесчинствующих во святей Божий церкви?»42. Эти события ознаменовали «пагубу и погибель», сошедшую на православных христиан. Похоже, осквернение русской церкви здесь представляется еще большим бедствием, чем появление самозванца, и еще более тяжким грехом, чем его принятие.
Наконец, народ, прозрев, попросил у Бога избавления от самозванца, навязавшего свои неправедные порядки, наводнившего страну иноверцами, что самое страшное для правоверных христиан, проявлял неуважение к Богу (это выражалось как в принятии другой веры, так и в неуважении к русской церкви). Избавление от самозванца, позволившее спасти Московское государство, автор трактует как проявление Божией милости. Это типично для средневековой идеологии, где в центре стоял Бог как создатель и вершитель всего сущего на земле, и поступки, противные Божьей воле (под этим подразумевалась изменение существующей иерархии) являлись наитягчайшим грехом, за которым следовало суровое наказание справедливого Творца. Более того, Бог являлся «небесным царем», в то время как царь был для русского общества «земным Богом»43. После такого объяснения становится понятным, каким чудовищным было посягательство на святое место на царском троне44. В конце своего произведения автор трижды проклинает самозванца («А треклятый и злонравный и богоотступный еретик Гришка...да буди проклят...всем вселенским собором и мною грешным в сем веце и в будущем во веки веком»45) и прославляет Бога и всех святых за его уничтожение. В «Сказании» мы не слышим по поводу допущения царствия самозванца прямых обвинений в чей-то адрес, публицист лишь констатирует факты и характеризует некоторых правителей. Впоследствии его преемники разовьют тезис о влиянии Божьего промысла на судьбы людей, общественно-политическая мысль сделает общество ответственным за свои поступки и отнесет появление самозванца на счет неправедного поведения общества.
Одно из произведений, проливающих свет на проблему самозванчества в целом, - «Повесть како отомсти» (далее - ПО), являющаяся одним из источников «Иного сказания». Как утверждают изучившие ее В.И.Буганов, В.И.Корецкий и А.Л.Станиславский, по сравнению со «Сказанием о Гришке Отрепьеве» она приобрела более официальный, пропагандистский характер46. «Всевидящее око Христос», увидев, как неправедно занял царский трон Борис Годунов, отомстил ему, наслав на него «врага и законопреступника» Григория Отрепьева. Однако за бунт против Бога как «святоубийцы» Бориса Годунова, так и «злохитренного» Отрепьева пришлось расплачиваться всему русскому народу. Поэтому автор и призывает всех не совершать подобных грехов и наставляет: «Не дивитеся начинанию, но зрите, како будет скончание!». Возможно, идея всеобщей ответственности не была так нова для русского общества, где искони в обиходе утвердились нормы общинного устройства, и его основой являлось правило о том, что вся община несла круговую ответственность за негативные поступки каждого ее члена. Основная идея этого произведения сводится к проблеме провиденциального возмездия за преступления против «царского корени», что считалось пределом греха. В ПО также содержится обращение ко всем читающим - каждый должен подумать, каким он предстанет перед «судящим» Богом - и предостережение от ада. Читателей ожидает поучение в духе средневековой диалектики о нарушившем Божьи законы: «согрешивший у бо человек - гной сын человеческий - червь, и ад ему есть дом, тма же ему постеля, и отец ему смерть, мати же и сестра ему - тление»47. Польстившись на царский титул, самозванец тем самым погубил свою душу, призывая в помощь сатану, поскольку покусился на «благородный и христовзыскаемый святой корень», таким образом поставив под сомнение религиозные каноны христианского Русского государства. Говоря о святости религиозных постулатов, из которой вытекает вывод о сакральности верховной власти, уместно будет привести выдержки из труда по истории русской культуры П.Н. Милюкова. Размышляя о русской религиозности, он считает, что преобладающее влияние церкви было национальной русской особенностью, и русскому человеку свойственна та верность воле Божией, та любовь и смирение, то устремление всех помыслов к небу, в которых в высшей степени проявляется самая сущность христианской этики48.
Автор ПО называет самозванца еретиком и законопреступником, что олицетворяет природу его прегрешения (в первую очередь, перед Богом), а также вспоминает о порядках, утвердившихся в Русском государстве.
Еще один памятник ранней публицистики, раскрывающий средневековые представление о категории царской власти, - «Новая повесть о преславном Российском царстве» (далее - НП). Этот памятник по-своему оригинален. Созданная в самом начале второго десятилетия XVII века, эта историко-публицистическая повесть сродни прокламации. Адресованная народу, повесть призывает москвичей к восстанию против интервентов и «правителей-кривителей» бояр.
Автор, используя яркие эмоциональные краски для своего повествования, категорически протестует против воцарения в Москве короля Сигизмунда, который представляется злым и властным безбожником. Здесь коренится основной постулат русского средневековья: стремление завладеть троном считалось тяжким грехом, вызовом божественной воле, выпадом против Бога. Можно себе представить, насколько священной считалась власть монарха: при возведении царя на престол его ожидала процедура миропомазания, придающая ему особый статус, проявляющийся даже в этимологии - с греческого «Христос» переводится как «помазанник», т.е. миропомазание придавало значимости царя божественную природу, и он сам приравнивался к Богу, следовательно, как отмечает Б.А.Успенский, беспочвенное называние себя царем было максимально приближено к претензии на сакральные свойства49.
Самозванческое движение времени Смуты в летописании 1610-1620-х гг.
Первым летописным сводом XVII века, выразившим оценку самозванчества, служит ПЛ. Его автор выражает традиционную точку зрения, говоря о появлении лжецарей как о всенародном бедствии, наступившем «...за грехи наши всех православных християн...». В ПЛ сообщается о «детине именем Илюшке». Сведения об этом «лжецаре» довольно скудны. Данные его биографии сводятся к упоминанию о службе Елагиным. ПЛ сообщает о расправах Лжепетра, в первую очередь над боярами и дворянами, хотя и добавляет, что Петр «всяких людей побил без числа». Отсюда можно сделать вывод о социальном происхождении Петрушки, линии поведения, а также социальной направленности его выступления. Автор говорит о его деятельности в Туле, заканчивая свой рассказ упоминанием о повешении Петрушки.
Далее автор взывает к здравому смыслу читателей: «Како не разумеем серпа господня, пожинающе нас, како не ужаснемся от будущего гнева его за наши грехи?»119. Это является лишним подтверждением мысли, согласно которой не только за свои грехи, но и за «попустительство» таковым народ испытывает на себе божью кару. Красноречивы метафоры ПЛ: «Хто Петрушка вор, который называся царевичем и каким образом он аки червь гризяше смокви?». Подобная установка весьма характерна для мировоззрения средневековья.
Окружение «лжецаревичей», как правило, казацкое, само выдвигало претендентов, и это не являлось тайной для остальных. Если самзванец не удовлетворял чьим-то интересам, то он подвергался открытому обличению. В ПЛ читаем: «[Петрушка-вор] колики крови в Путимле и на Туле пролил от бояр и от дворян и от детей боярских...и многия от них обличаше его во всем народе, и он их повеле казнити розными муками, и они, не убояся мук, обличаше его передо всем народом...что он прямой вор...»120. Автор восклицает: «...Как те не мученики, как не святые!..» и проводит параллели с прошлым: «И в древняя лета не так же ли мученики страдоша от мучителей?..»121. Здесь чувствуются нравоучительные мотивы и приветствуется открытый протест против «попустительства» виновникам Смуты.
Сравнительно детально в ПЛ описывается осада Тулы (где скрывались И.И.Болотников и «Петрушка» осенью 1607 года) царскими войсками. После сообщения о затоплении города и захвате мятежников следуют данные о решении Василия Шуйского «Петрушку-вора казнити». Характерно замечание: «по совету всей земли» - устои общества налагали обязанность мотивировать подобные решения заботой о благе народа, проявляющейся и во внимательном отношении к его мнению.
Но помимо Петра, в этот период действовали многочисленные «астраханские царевичи». Они не удостоились упоминания в ПЛ, очевидно, по причине незначительности столь частного сюжета на фоне более громких и мощных выступлений самозванцев. Но это не меняет суть, т.к. отношение ко всем самозванцам, высказываемое в ПЛ, было однозначным: они считались виновниками кровопролитий, посягнувшими на святое.
В ином ключе трактуется сюжет о самозванце поневоле Иване Дмитриевиче - сыне М.Мнишек и Лжедмитрия И. Естественно, он не воспринимается автором как самозванец, хотя и рассматривается как незаконный претендент на престол. Летописец сомневается в вопросе об его отцовстве: «а неведомо чей сын, потому что многие с ней [Мариной Мнишек] воровали...». Родителем Ивана Дмитриевича считали «Тушинского вора», а порой и И.М.Заруцкого. Вероятно, поэтому иногда Ивана Дмитриевича осторожно называли «Маринкиным сыном».
Показательно, что в ПЛ сведения об Иване Дмитриевиче содержатся в главе «Об Ивашке Заруцком». После перечисления городов, которые Заруцкий и Марина не сумели захватить, рассказывается о том, что их приняли в Астрахани, «и двор ему поставили, а воеводу астраханского князя Ивана князя Дмитриева сына Хворостинина [Заруцкий] убил, и почал жити по царьскому чину» . Заруцкий якобы решил отправить своих приверженцев на Терек, послав с ними несколько астраханцев для того, чтобы убедить местных жителей присягнуть ему на верность. Узнав от астраханских торговых людей ответ, что «на Москве» правит Михаил Федорович Романов ( это было сделано ими из соображений «благодати божией спасительной»), терские люди казаков Заруцкого заключили в тюрьму, после чего астраханцы, согласно ПЛ, попросили помощи у черкас, и благодаря ей изгнали Заруцкого из Астрахани. Атаман, Марина и «Воренок» как гласит ПЛ, были казнены (однако известно, что казнены были Заруцкий и Ивашка, а Марина умерла при неизвестных обстоятельствах позже). И снова летописец дает понять, что за посягательство на трон всем грозит смерть.
Еще один источник, по которому мы можем судить об оценке самозванцев, - НЛ, созданный во второй половине 1620-х годов с целью утвердить в сознании народа мысль о божественном предопределении династии Романовых. Это произведение официального характера также было призвано дать оценку событий Смутного времени. Л.В.Черепний усматривает политическое кредо авторов НЛ в апологии абсолютизма. Поскольку задачей НЛ было обоснование наследственности царской династии, опять же лейтмотивом проходит идея Божьего промысла, акцент делается на всеобщую ответственность за попустительство грехам царя Бориса, обвиняемого в бедствиях Смуты, начиная с убийства Дмитрия Ивановича.
В рассказе о царевиче Петре в НЛ прямо указывается, что тот не сам выступил в качестве соискателя трона, а был выбран терскими казаками: «по умышлению ж в них диаволскому заведеся в них воровство, назваша детину Илюшку, Васильевского человека Елагина, царя Федоровым сыном, царевичем Петром».
НЛ - одно из немногих сочинений, где упоминается некий Федор Федорович, которого казаки привезли к Вору (опять-таки «казаки привезли» -он тоже не отличался самостоятельностью). И здесь же сообщается, что «Вор» Федора Федоровича «убил до смерти». Это известие сопровождается сведениями об осаде Брянска («едва от них возмогоша во Брянске сидети»).
В главе, рассказывающей об «астраханских царевичах» (здесь называются Лавр, Осиновик и Иван Август), деятельность которых относится к 1608 году, авторы НЛ восклицают: «како же у тех окаянных злодеев уста отверзашася и язык проглагола, неведомо, откуду взявся, а называхуся таким праведным коренем иной боярской человек, а иной мужик пашенной»123. Подобные высказывания были вызваны в значительной мере опасением повторения гражданской войны. Участь «астраханских царевичей» оказалась весьма печальной: Осиновик был повешен еще по дороге в Москву двумя другими самозванцами, которых, в свою очередь, казнил Лжедмитрий П. Факт существования и деятельности этих «царевичей» удостаивается в источниках лаконичного упоминания, от них «отмахиваются» как от чего-то несуразного и необъяснимого, их смерть расценивается как нечто само собой разумеющееся.
Закономерно, что кроме общих фраз о пагубности самозванчества для страны и двух-трех фактов сопровождающих их событий, мы не находим никакой существенной информации о мелких самозванцах. А вот если речь шла о реальной угрозе престолу, тогда источники содержат довольно большой объем сведений о покусившемся.
Причиной Смуты в НЛ также считаются грехи людей и козни дьявола: «грех ради наших дьявольским научением возрастаху...». Подобная метафизичность греха была направлена на то, чтобы люди осознали свою ответственность за события Смуты, не позволяли покорно управлять ими.
Хотя, конечно, все это делалось в расчете на укрепление веры в богоизбранность династии Романовых. Люди, поверив, что на престоле истинный царь, не будут вспоминать о легенде о добром царе-батюшке, что остановит массовые появления самозванцев. Авторы используют всевозможные литературные средства, что показывает, насколько сильной была боязнь новой гражданской войны. Нужно было на свежем примере показать «гибельность династического переворота». Смута так сильно повлияла на умонастроения крестьянства, что, как утверждают некоторые исследователи, народные массы настойчиво ждали начала нового мятежа124.
Однако движущей силой народных мятежей исследователи называют не крестьянство, а казачество, поскольку именно без этого сословия подобные движения быстро теряли свою силу125. В отличие от ПЛ Новый сообщает нам еще об одном провинциальном самозванце, деятельность которого можно приурочить к заключительному этапу Смуты: речь идет о Лжедмитрии III, появившемся в мае 1612 года. Глава «О Сидорке, псковском воре» традиционно открывается сентенцией о грехах людей. Оказывается, Лжедмитрию III покорились ивангородцы («врагом научены бывше») и псковичи (по той же причине), кроме того, ему подчинилась часть подмосковного ополчения («воеводы и казаки»).
