Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Становление и эволюция общественно-политических взглядов В.В. Розанова в 1880-1900-х гг 19
1. Мир идей и людей: традиционалисты из окружения В.В.Розанова 23
2. Выход В.В. Розанова из лагеря консервативной журналистики 88
ГЛАВА II. В.В. Розанов и «Новое время». Парламентская публицистика 1906-1912 гг .
1. В.В. Розанов и А.С. Суворин: проблема творческих взаимоотноше ний 92
2. Идейные ориентиры и политические направления публицистических ра бот В.В. Розанова 1906-1912 гг 107
3. В.В. Розанов о политической провокации и терроре в России в XX ве ке 161
ГЛАВА III. Мировоззрение В.В. Розанова в системе идей традиционализма и национализма .
1. Проблема типологии и хронологических рамок 170
2. Идеи национализма в политической публицистике В.В. Розанова в 1911 1914 гг 185
3. В.В. Розанов о грядущих потрясениях России 197
Заключение
- Выход В.В. Розанова из лагеря консервативной журналистики
- Идейные ориентиры и политические направления публицистических ра бот В.В. Розанова 1906-1912 гг
- В.В. Розанов о политической провокации и терроре в России в XX ве ке
- Идеи национализма в политической публицистике В.В. Розанова в 1911 1914 гг
Выход В.В. Розанова из лагеря консервативной журналистики
Уже став знаменитым литератором, в первые дни войны 1914 года В.В. Розанов перечислил основные вехи своего увлечения славянофильскими идеями в кратком, конспективном виде представил историю своих взаимоотношений с русской идеей и биографические мотивы обращения к этим сюжетам: «Славянофилом я был только в некоторые поры жизни. Во-первых, я был им в детстве (младенчестве): памятник Сусанину в Костроме ... Ненависть к полякам, которые устраивают пожары (слухи 1869-70 гг.) и чтение "Тараса Бульбы". В Симбирске (П-Ш классы) в Нижнем (IV-VIII кл.) ... ненависть к начальству, любовь к "простецкому" и народу ... В университете первые посещения сходок ... "интерес к судьбе" (року), к "загадке" (в жизни и в душе) и вообще мистицизм. Делаюсь консерватором. Читаю "Леса" Печер-ского (чрезвычайное впечатление). Открытие (философское) целесообразности и сейчас за этим — вера в Бога .. . Все учительство я уже был народником, русским, "с Сусаниным" .. . Переезд в Петербург. Афанасий [Васильев] и Тертий [Филиппов - начальство Розанова в Государственном контроле, не оказавшее ему ни малейшей поддержки и, по сути, ввергнувшее семью писателя в тяжелую нужду - А.Л.]. Ненависть к славянофилам, к бороде, поддевке, фразе и обману. "Вот они какое жулье". Примыкаю к декадентам (знакомство через Перцова [также близкого к славянофильским идеям. - А.Л.]). Встреча со Шперком (славянофил-декадент). ... Болезнь мамы [жены Розанова. - А.Л.]. Удар. Нужда церкви и все теперешнее. Религия гроба. Ужас гроба. ... всякий раз, именно стоя в церкви, переживаю прямо "пламя подымающихся консервативных чувств" ... Церковь, конечно, непобедима. Над ней торжествуют только парламенты, но потому именно, что они ненародны, т. е. торжествуют постольку, посколько торжество это ничего не сто 24
Таким образом, мы видим, что обращение к творческому идейному наследию славянофилов у В. В. Розанова, по его собственному признанию, было, как правило, связано с решением религиозных проблем, а отход от славянофильских теорий был связан с решением прагматических задач каких-либо текущих моментов в жизни мыслителя. Этот подход вполне укладывается в схему разделения общей широты его взглядов и конкретики политической деятельности.
Еще в 1880 году, на третьем курсе Московского университета, после глубокого духовного переворота, когда В.В. Розанову, по его свидетельству, в мистическом опыте открылась религиозная истина, проснулся большой интерес со стороны будущего писателя к идейному наследию славянофилов. В.В. Розанов стал внимательно изучать работы А.С. Хомякова, И.В. Киреевского, «Борьбу с Западом в нашей литературе» Н.Н. Страхова и газету «Русь» И.С. Аксакова. К окончанию университета В.В. Розанов был уже вполне сформировавшимся «славянофилом»: проникся духом национальных традиций, часто посещал церковь. Сказывалось, бесспорно, и влияние друзей студенческой поры, бывшее взаимным. «Мы все были или густо, или слабо окрашены славянофильством»60, - вспоминал он позднее. Влекла не только теория, манил светлый образ прошлого. «В университете меня, "беспочвенного интеллигента", захватила "сила быта", - отмечал Розанов в одной из статей, - ... [огромное впечатление произвела книга. - А.Л.] "В лесах" Печерского. Я вечно рассуждал, а тут жили ... Где "быт", там и "старинка", а где привязанность к "старинке", там и невольный, неосознанный, лучший консерватизм ... Я стал в университете любителем истории, археологии, всего "прежнего"; сделался консерватором»61. Именно в это время уже зарождалась его идея первенствующего значения частно-бытовой жизни человека. Мечтой П.И. Мельникова-Печерского было именно восстановление русского духа, старобытной нашей жизни на основе широкой созидательной деятельности в России просвещенных старообрядцев. Из этого, в свою очередь, вытекал не избывный интерес В.В. Розанова к староверам и русским сектантам, нашедший свое отражение в десятках статей и в целом ряде его книг, таких, как например: «В темных религиозных лучах» (СПб., 1910); «Л.Н. Толстой и Русская Церковь» (СПб., 1912); «Апокалипсическая секта» (СПб., 1914).
В 1899 году В.В. Розанов вывел собственное определение славянофильского направления общественной мысли, в котором определяющим моментом является нечто характерное для него, что всегда привлекало В.В. Розанова в сотрудничестве с тем или иным направлением — элемент протеста, неизменно выделявший мыслителя из рядов любого течения общественно-политической мысли, чьи бы взгляды он ни отстаивал. « ... эта так называемая школа славянофилов — название очень узкое и едва ли точно выражающее смысл школы. Правильнее было бы назвать ее школою протеста психического склада русского народа против всего, что создано психическим складом романо-германских народов, — протеста, сперва выразившегося в смутном, безотчетном отчуждении, а потом и в полной сознания критике и отвержении этих созданий и тех начал, из которых они вышли. Начала ... были указаны ими в народе нашем: начало гармонии, согласия частей, взамен антагонизма их, какой мы видим на Западе в борьбе сословий, положений, классов, в противоположении церкви государству; начало доверия как естественное выражение этого согласия, которое при его отсутствии, заменилось ... конституционализмом Запада, его парламентаризмом; начало цельности в отношении ко всякой действительности, даже к самой истине, которую народ наш различает и ищет не обособленным рассудком (рационализм, философия), но нравственною стороною своею, полнотою своего существа; наконец, в церкви -начало соборности, венчающая все собою любовь, слиянность с ближним — что так противоположно римскому католицизму, с его внешним механизмом папства, подавляющим собою, но не организующим в себе жизнь духа»62.
Непосредственное влияние на В.В. Розанова оказывали в большей степени теоретики почвенничества (Ф.М. Достоевский, Н.Н. Страхов), панславизма (Н.Я. Данилевский) и творческого традиционализма63 (К.Н. Леонтьев). Термин «славянофильство» в 1890-х годах имел широкое хождение на страницах печати, объединяя в себе все три перечисленных выше течения общественной мысли. Сам В.В. Розанов принимал горячее участие в журнал ьно-газетных баталиях против нападок как на классическое славянофильство, так и на своих конкретных товарищей по партии: Н.Н. Страхова, Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева и других. Отвечая на выпад со стороны «Вестника Европы», объявившего, что «теперь славянофильство как организованное целое более не существует» (1891. № 6. С.882), В.В. Розанов обвинил либеральное издание западников в стремлении «задернуть от общественного внимания славянофильскую теорию»64. Он подверг сомнению правомочность самого понятия «организованное славянофильство», выделив в содержании учения славянофилов его неоднородность; постоянное обновление, за счет пополнения и очищения различных идей; «органичность в развитии этого учения, постоянный преемственный рост». Мыслитель подчеркивал яркое выделение славянофилов на тусклом фоне современной действительности «силою и разнообразием дарований, богатством и сложностью мысли, уважительным отношением к Европе и страстной любовью к своей родине. В.В. Розанов указывал на отсутствие в учении западников идеи преемственности и роста, поскольку так и не была создана история этого направления мысли. В какой-то момент Розанов совсем отказывал западникам в серьезном духовном развитии: «Несомненно однако, что западники лучше славянофилов шьют сапоги. Токарничают. Плотничают. "Сапогов" же никаким Пушкиным нельзя опровергнуть ... Как дух — западничество ничто. Оно не имеет содержания ... они это одни умеют в России.
Идейные ориентиры и политические направления публицистических ра бот В.В. Розанова 1906-1912 гг
Главной заслугой Ф.М. Достоевского В.В. Розанов считал эстетическую идентификацию русского национального самосознания, приоритет писателя в художественном выражении русского человека и русской души. «Его "главное" - все мы. Русский человек. Русская душа. Ведь, в сущности, все, и Тургенев, и Гончаров, даже Пушкин - писали "немецкого человека" или "вообще человека", а русского ... написал впервые Достоевский» . Идеальные представления о светлом будущем России и русского человека служили основным критерием в его оценке современности. «Судите наш народ не по тому, чем он есть, - утверждал Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя», - а по тому, чем желал бы стать. А идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли его в века мучений» . Устремленность русской души в будущее и стремление изменить жизнь ради этой мечты были определяющими началами нашей национальной ментальносте и залогом светлого будущего России. Роль мечты в динамике социальных процессов в России Розанов исследовал специально. « ... полагают вообще, что консерваторами могут быть лишь солдафоны, чиновники и формалисты, а - не люди мечты, воображения и таланта. Вот это предубеждение надо разбить»124, - ставил Розанов политическую цель в письме юному редактору молодежного журнала М.М. Спасовскому.
В предисловии к собранию сочинений Достоевского Розанов указал на всемирное значение писателя: « ... всемирно-исторический публицист, интересы которого были вне своего дня, зов которого был обращен к векам и народам, взор - устремлен в вечность»125. Именно В.В. Розанов впервые определил, что Ф.М. Достоевский «есть в полном смысле европейский писатель». «Достоевский — это для Европы революция ... великая идейная революция в Европе. Самые столбы ее, подводные сваи ее великолепных надводных построений окажутся нетвердыми и фальшивыми»126. Европа смогла оценить правоту этого утверждения лишь после Первой мировой войны; Розанов же предсказал, что на основе пророческих идей Достоевского «долго-долго еще придется жить русскому обществу или, по крайней мере, к которым постоянно будет возвращаться всякая оригинальная русская душа»127.
Критики признавали В.В. Розанова конгениальным Ф.М. Достоевскому. Творческий метод Достоевского оказал безусловное влияние на В.В. Розанова, который стал его продолжателем. Он, в частности, заимствовал у Ф.М. Достоевского элементы диалектического метода для оценки современных событий: направлений общественно-политической мысли, революционного движения в России. Писатель использовал диалектику для углубления процесса русского национального самопознания. О своем понимании диалектики великого классика В.В. Розанов писал в статье «На лекции о Достоевском» (Новое время. 1909. 4 июля): «Почтенна ли диалектика? ... об этом могут быть споры. Флюгер ведь тоже диалектичен, тогда как бревно, лежащее на земле, есть образец "честного уклонения от виляния" ... Образец величайшего диалектического писателя у нас - и, может быть, во всемирной литера по туре - есть Ф.М. Достоевский» . Спустя шесть лет писатель вновь вернулся к использованной схеме аргументации, защищая уже не метод Ф.М. Достоевского, а свое мировоззрение. «Говорят (Гейне) - флюгер лжет: "Куда дует ветер" - значит ложь? - записал В.В. Розанов в августе 1915 года, возражая на обвинения себя во лжи со стороны критика Ю.И. Айхенвальда в «Утре России» (1915. 22 августа), - А м. б., во всей вселенной именно один-то единственный флюгер и показывает правду и обнаруживает божественный порядок вещей .. . Флюгер трепещет - какая правда. А печная труба "стоит прямо" -и это просто "ложь" и глупо.
И я вечно лгу и прав, а вы говорите все правду - и вечно лжете»129. В связи с употреблением в приведенной полемике образа «флюгера», необходимо отметить, что он возник у В.В. Розанова вовсе не случайно. Многолетнее сотрудничество в газете у А.С. Суворина, всячески поносимой оппозиционной общественностью, наложило свой отпечаток и на сознание В.В. Розанова, предопределив, в некоторой степени, его позицию в отношении чрезмерно политизированного общества. Образ «флюгера» был употреблен Н.К. Михайловским по адресу политической позиции А.С. Суворина, казавшейся шаткой и конъюнктурной оппозиционным публицистам. Н.К. Михайловский отмечал, что все существо А.С. Суворина «в постоянных изменениях, которых отнюдь нельзя назвать изменениями: флюгером он был, флюгером и остался, флюгер не изменник, хотя постоянно изменяет свое направление»130. Обида сильно задела владельца «Нового времени» и 14 сентября 1899 года он писал В.В. Розанову разъяснение по данному вопросу: «Меня упрекали в том, что я будто бы флюгер. Я совсем не флюгер. Но, будучи человеком, не получившим солидного и серьезного образования, принужденный постоянно и серьезно учиться, постоянно читать и на лету схватывать знания, я давал свободу мнениям и заботился, главным образом о литературной форме ... Часто мнения, которым я давал место, мне совсем не нравились, но мне нравилась форма, остроумие, живая струя»131. Мы не исключаем, что самые добрые чувства Розанова в адрес хозяина «Нового времени» и сознание резко осуждающей позиции в адрес политического курса газеты со стороны большинства периодических изданий, поставили перед ним проблему самооправдания и прояснения собственной позиции в столь деликатном для журналистов вопросе.
Учитывая ущербность методологии мировосприятия публицистами из лагеря либерального народничества, утопизм их социальных идеалов, В.В. Розанов отдавал явное преимущество диалектическому методу Ф.М. Достоевского. «И Михайловский, как и вообще его школа мысли, школа мысли позитивно-социалистической действительно бессильна бороться с Достоевским. В "Записках из подполья" дана такая критика социализма ... с которою должны согласиться и согласились научные критики его»132.
Главный недостаток идеологов либерализма и социализма виделся В.В. Розанову, вслед за Ф.М. Достоевским в сфере историософии, в ошибочном целеполагании исторического процесса и принятой ими атеистической системе ценностей: « ... нашим заядлым либералам и рационалистам ... нужно просто признать некоторую скудоумность или, вернее, скудо-душевность в своих очень умных, очень просвещенных, очень гражданских идеалах ... Свобода свободе рознь ... Пресная, шаблонная, рационалистическая - она не есть та свобода и тот прогресс, не есть то просвещение и та наука, о которой мечтал русский народ, русский инок, русский солдат ... "свобода инока" в ее поэтических оттенках, в ее душевных оттенках, в ее прелести и глубине, в ее личности и человечности, для меня священнее свободы парижских бульваров и русских социал-демократических митингов ... ихняя "свобода" мне ни на что не нужна».
В.В. Розанов о политической провокации и терроре в России в XX ве ке
Среди других идейных наставников писателя из лагеря традиционалистов никак нельзя обойти стороной фигуру знаменитого русского педагога и ученого, теоретика и практика сельской церковной школы Сергея Александровича Рачинского (1833 - 1902). По воспоминаниям В.В. Розанова, «он был философом в изящном древнем смысле», «по жизненному труду своему; особенно - практический философ, выразившийся в делах, а не в учении ... В складе его ума было сходство с покойным Страховым, которого, кстати, он очень любил и высоко оценивал его труды»191.
Исследователи обычно обходят стороной вопрос о влиянии Рачинского на Розанова, ограничиваясь утверждениями вроде следующих: «Переписка с Ра-чинским ... поддерживала Розанова в морально трудные для него времена»; « .„ он мог быть полезным и благодаря своим многочисленным зна-комствам с видными деятелями науки, культуры, духовенства» (К.П. Победоносцевым, Т.И. Филипповым, А.А. Киреевым, О.А. Новиковой, Л.А. Тихомировым и др.). В.В. Розанов высоко ценил замечания и наставления, выраженные большей частью в письмах С.А. Рачинского. «Как человек очень одухотворенный и обширно образованный, Рачинский, конечно, видел гораздо дальше, чем выступавшие против меня другие оппоненты, - отметил Розанов в предисловии к публикации писем покойного учителя к себе, - и высказал жесткие суждения».
С.А. Рачинский сразу почувствовал в В.В. Розанове незаурядную личность, поверил в его талант и приложил все усилия, чтобы помочь раскрыть эти способности на благо служения России. Свидетельством этому служат воспоминания учителя школы С.А. Рачинского, А.Д. Воскресенского, о его первой встрече с В.В. Розановым в 1892 г. «Вы знаете, - обратился тогда к нему С.А. Рачинский, — что у нас теперь единственный философ - это Вл. Соловьев, а я Вам говорю, что скоро, лет через пять-десять, у нас будут два философа и эти философы будут Соловьев и тот Господин, который недавно уехал от нас ... В.В. Розанов, Вы увидите это»194. Рачинский помог В.В. Розанову сориентироваться в сложных взаимоотношениях внутри лагеря консервативной печати и оказывал ему всяческое покровительство в выявлении его дара публициста.
В августе 1895 года В.В. Розанов, разочарованный общением с эпигонами классического славянофильства из круга Т.И. Филиппова, переполненных, по его убеждению, «самомнения, гордости и бездарности», решил публично «высказать разделенность свою с ними» и «заявить печатно о непринадлежности своей к числу славянофилов»195. С.А. Рачинский отговорил его от поспешного выступления в печати, указав молодому литератору, что собственно под «славянофилами» современники понимают «людей почтенных, но давно умерших», а Розанову удалось уже составить «себе репутацию мыслителя самостоятельного и своеобразного», но при всем этом «нельзя отрицать некоторой генетической связи между истинными славянофилами» и Розановым, и никому не приходит в голову причислять публициста к той «кучке, публике совершенно неизвестной, которая ныне рядится в это прозвище» .
С.А. Рачинский не раз подчеркивал большое практическое значение печатных работ В.В. Розанова 1890-х годов для реализации идеалов славянофильства: « ... вся ваша литературная деятельность, невидимо для вас, делает свое дело, еще более важное, чем частный результат, достигнутый стать-ею о Барсукове»197. Дело в том, что, после публикации статьи В.В. Розанова «Культурная хроника русского общества и литературы за XIX век» (Русский вестник. 1895. № 10. С. 163-189), состоятельный почетный гражданин Москвы, лично знавший М.П. Погодина, А.Н. Мамонтов взял на свое содержание издание последующих томов фундаментального труда Н.П. Барсукова, так как Розанов упомянул об истощении автором всех своих материальных возможностей на предыдущие 9 томов «Жизни и трудов М. Погодина» (в 22 кн. СПб., 1888-1895). Н.П. Барсуков не преминул выразить уже в 10-м томе своего исследования признательность «Василию Васильевичу Розанову, статья которого .. . обратила на себя внимание почтенного Александра Николаевича Мамонтова и имела такое благодетельное влияние на продолжение из дания моего сочинения» .
Именно С.А. Рачинский указал Розанову в письме от 6 ноября 1896 года будущую стезю его общественной значимости и признания: « ... вашему таланту даже может принести пользу писание кратких передовых статей для публики весьма обширной и (помните это) весьма скудно образованной. Дело для вас новое и сопряженное с нравственной ответственностью, вполне вам посильной»199, а спустя пару месяцев наставник с ювелирной точностью, даже указал место будущего успеха таланта В.В. Розанова: « ... жить журнальным трудом вам невозможно ... всего лучше держаться вам «Нового времени». Тут, по крайней мере, есть люди, способные ценить ваш талант, тут с благодарностью будет принят известный разряд ваших писаний» 00.
Мудрый педагог предостерегал В.В. Розанова и от подводных камней на стезе партийного публициста. Зная мистический настрой Розанова, он пытался уговорить литератора от чрезмерного увлечения политической тематикой: «Несколько боюсь я за задуманные вами статьи содержания политического, по сложности дела, по громадной в нем роли обстоятельств исторических: тут априорные конструкции особенно опасны»201. Рачинскому даже приходилось сдерживать пылкие радикальные заявления начинающего публициста. В заметке «9-е сентября 1896 года в Петербурге» (Русское слово. 1896. 17 сент.) об открытии в Исаакиевском соборе мощей Св. Феодосия Угличского В.В. Розанов обвинял Сенат и Государственный Совет в «измене единству России», потому что они не явились на всероссийское празднество. Рачинский указал зарвавшемуся журналисту, что из министров и сенаторов «девяти десятых ... не было в городе, и имеете ли вы возможность и право знать, кто из них, где и как в этот день молился?» ". С.А. Рачинский помог В.В. Розанову осознать неповторимое своеобразие собственного творческого метода. 16 июня 1895 года педагог наставлял публициста: « ... мистический склад мысли, составляющий коренное свойство вашего ума, всегда будет окраши 907 вать произведения вашего своеобразного таланта»
Идеи национализма в политической публицистике В.В. Розанова в 1911 1914 гг
Национальное единение депутатов вокруг ответственной государственной работы Розанов считал единственной возможностью успешной деятельности в Думе второго созыва. Возрождение гражданского интереса, распавшегося на частные узкопартийные выгоды, Розанов называл основной задачей предстоящей Думы. «Русские люди забыли Родину-Мать ... Все разбежались по "партиям" и сделали каждый из своей "партии" себе родину ... Нет русских, есть либералы и консерваторы, нет России, а только "лагери" кадетов, обновленцев, октябристов, трудовиков, социал-демократов, социал-революционеров, анархистов»506. Сходную с розановской позицию занимала фракция «Союза 17 октября», отдававшая приоритет идее государственности, способствующей государственному единению507. Критика депутата польского коло Жуковского развивающейся системы госкапитализма в ходе обсуждения бюджета страны вызвала отповедь Розанова с позиций защиты национальных интересов. Поскольку левые вели борьбу с сильным правительством, то капитал, сосредоточенный в его руках и у представителей отечественного предпринимательства, рассматривался как очевидное зло. Левая Дума, таким образом, подталкивала правительство к международным заимствованиям. Розанов адресовал ей справедливый упрек: «Русская Дума есть чисто космополитическое явление, это космополитический парламент на русской территорий: можно ли в этом сомневаться? Ну, а космополитизму Россия весьма ма 508 ло нужна» .
Солидаризируясь, по сути, в основных политических вопросах с фракцией октябристов, Розанов выступал на страницах «Нового времени» в поддержку национальной политики, проводимой П.А. Столыпиным: в поддержку империи в форме централизованного унитарного государства, проводящего гибкий курс по ассимиляции национальных окраин, в итоге которой каждый окраинный житель России стал бы «убежденным русским гражданином»509.
Немало горьких слов досталось от В.В. Розанова и «левому блоку» 2-й Думы. «"Левый блок" есть какой угодно "блок", но только это не "русский блок"», - заверял публицист читателей «Нового времени» в передовой статье 27 марта 1907 года. А за две с половиной недели до этого на страницах «Русского слова» Розанов признавался, скрыв свое имя под псевдонимом «В. Варварин»: «В Петербурге я голосовал за левый блок. Тем не менее, должен сказать, что день 6 марта [заседания Думы. -А.Л.] был победным днем Церетели и Столыпина (премьер-министра)»511. Сомневаясь в искренности заявления об избирательских пристрастиях публициста, мы полагаем, что Розанов употребил один из журналистских приемов, чтобы завоевать доверие аудитории либеральной газеты. Тем более, что далее в указанной статье он дает высокую оценку уму Столыпина и избранному им курсу на тесное сотрудничество с парламентом. Розанов подчеркивал верность заявленного премьером курса «согласовывать» свои действия с оппозицией и уступать ей: « ... это есть настоящий путь, чтобы правительство уступало народному представи-тельству» . Высокая оценка главы правительственного кабинета, заявленная Розановым со страниц либерального издания вполне сочеталась с политической линией, проводимой им по данному вопросу в «Новом времени».
Розанов отмечал выдающиеся ораторские способности отдельных депутатов «левого блока» — И.Г. Церетели и Г.А. Алексинского. Неординарность и высокая культура этих избранников, чей «текст речи и есть дух речи ... прекрасный, гордый, благородный, без уступочки назад, без уступочки в сто с і -з рону» , ставились Розановым в образец остальному депутатскому корпусу и прежде всего фракции правых. А.С. Суворин также одним из первых обратил внимание на незаурядного депутата 2-й Думы И.Г. Церетели. В «Новом времени», а затем в дневнике он отмечал (запись от 7 июня 1907 г.) : «Самый талантливый и искренний человек в ней [2-й Думе. -А.Л.] был грузин Церетели. Это горькая правда, и ее нечего скрывать»514. В 1912 году В.В. Розанов привел отношение А.С. Суворина к депутату Церетели в качестве примера совпадения со своими взглядами на многосторонний подход к политической проблематике: «Редактор думает совершенно как и я, а я думаю совершенно как и редакция (выделено мной. - А.Л.), что "левые" бывают часто дураками - но это одно, и что в них есть правда и основательность - и это другое, и также должно быть отмечено. Суворин, когда арестовали социал-демократов 2-й Думы, не "подпевал правительству", а сказал ... похвальное слово их вождю Церетели: сказал, что как он произнес с кафедры лучшее слово при открытии Думы (2-й), так теперь он пропел лебединую песню ей и один сказал мужественно и правдиво то, около чего другие виляли и врали. Церетели же говорил: "Да, мы пытались возмутить народ против правительства ... и нам нечего скрывать этого, потому что это наша гордость и девиз" ... Действительно, Церетели ... давал удивительно благородное впечатление и как живое лицо (в Думе) и как оратор»515.
Дифирамбы левым депутатам имели лишь косвенное отношение к политике думских фракций. Для публициста важен был прежде всего момент эстетический, на что обратил внимание еще С.Н. Носов. «Именно преданность эстетике заставляла Розанова предпочитать старому новое, устоявшемуся -ошеломляюще необычное, законопослушанию - мятежность: ... как в текущей политике, так и в историческом процессе»5 , — подчеркивал автор в культурологическом исследовании «В.В. Розанов. Эстетика свободы» (СПб., 1993). Розанов считал: «На эстетическое начало ... должны оглядываться и политические партии, ибо недостаток этого начала, явная "какофония" может погубить самую даже справедливую и утилитарную партию»517. Выступления неординарно мыслящих депутатов с высокой культурой ораторского мастерства ставились Розановым в пример фракции правых. Грубые выходки правых, по мнению Розанова, стали одной из реальных причин распада их союза с октябристами уже в 3-й Думе. « ... правые и октябристы раскалываются... "Нет сил выносить"... этот петрушкин запах. Кстати, Петрушка из "Мертвых душ" не был ли истинно-русским?»518, - задавал публицист риторический вопрос либеральной аудитории читателей «Русского слова». Розанов был убежден, что правые «расходятся с парламентом и, до известной степени, стоят вне его, стоят против могущественного общественного движения — всей печати не столько по классовым, имущественным и личным интересам, сколько по вкусовым, нервным и частью умственным симпатиям, традиционным или благоприобретенным»519. 2-я Дума, как известно, содержала значительно меньше депутатов с высшим образованием, чем первый парламент, и больше - с начальным. Граф А.А. Бобринский даже дал ей насмешливое прозвище «Думы народного невежества»520.
Чтобы снять вопрос о политических предпочтениях у читателей либеральной газеты, Розанов сразу оговорился, что художественная основа, наличие таланта и культуры для него имеют первостепенное значение. «Конечно, я имею свои политические убеждения, - заявлял он о критериях оценки депутатов 2-й Думы, - но начало эстетическое господствует в моих характеристиках (выделено мной. - А.Л.), ибо, когда я пишу их, ведь я не "голо-сую"» . Именно с этих позиций Розанов рекламировал избирателям своего приятеля и коллегу по газете «Русское слово», священника-публициста Г.С. Петрова:
