Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Общественно-политические настроения крестьянских масс в 1920 году 28
1.1 .Особенности крестьянства Западной Сибири 28
1.2. Отношение крестьян к политике Советской власти в деревне (январь-июль 1920 года) 45
1.3. Рост социально-политического недовольства крестьянства во время проведения продразверстки (июль-декабрь 1920 года) 78
Глава 2. Сопротивление крестьянства политике Советского государства в деревне в 1921 году 118
2.1. Западносибирское восстание: идейно-политический аспект.. 118
1.1. Изменение настроений крестьянских масс после подавления восстания (март - август 1921 года) 144
2.1. Продналоговая кампания и социальное настроение крестьян (сентябрь - декабрь 1921 года) 168
Заключение 208
Источники и литература 2
- Отношение крестьян к политике Советской власти в деревне (январь-июль 1920 года)
- Рост социально-политического недовольства крестьянства во время проведения продразверстки (июль-декабрь 1920 года)
- Изменение настроений крестьянских масс после подавления восстания (март - август 1921 года)
- Продналоговая кампания и социальное настроение крестьян (сентябрь - декабрь 1921 года)
Отношение крестьян к политике Советской власти в деревне (январь-июль 1920 года)
Помимо продовольственной политики были выделены другие факторы, оказывавшие влияние на настроения сельского населения -неурожай и голод в некоторых губерниях Западной Сибири и «белый бандитизм». Историк пришел к выводу, что причины контрреволюционных мятежей в Сибири заключались в «недовольстве всего крестьянства политикой военного коммунизма». Характеризуя наиболее крупное крестьянское выступление 1921 года, автор отмечает, что, с точки зрения его социального состава, оно имело «массовый общекрестьянский характер». Однако неясным выглядят настроения крестьян после подавления мятежа, объявления Советской власти о переходе к продналогу. Автор отмечает, что произошел «коренной перелом» в настроениях крестьян весной 1921 года, который «не был глубоким и тем более повсеместным». По мнению исследователя, активная пропаганда продналога летом 1921 года способствовала улучшению отношения крестьянства к Советской власти и Коммунистической партии, что являлось доминирующей тенденцией на протяжении лета 1921 года. Однако данные выводы В.И. Шишкина вызывают сомнения, так как продразверстка в Сибири сохранялась вплоть до сентября 1921 г., и, тем самым, по-прежнему оставалась основной причиной влияния на общественно-политическую обстановку на местах. Таким образом, при изучении политических настроений крестьян необходимо учитывать все важные факторы продовольственной политики большевиков в деревне (16).
Во второй половине 80-х годов не осталась без внимания историков тема разгрома контрреволюционных выступлений крестьянства (17). Одно временно были опубликованы работы иного характера, позволившие в дальнейшем расширить горизонты научных изысканий. Н.Л.Рогалина, В.Е.Щетнев, О.И.Зотова, В.В.Новиков, Е.В.Шорохова настаивали на необходимости исследования социально-психологических аспектов истории крестьянства, подчеркивали значимость изучения потребностей, интересов, идеалов в раскрытии психологии любого класса (18). Историков заинтересовала идейная сторона, фактор стихийности крестьянских восстаний, использование социологических методов в исторической науке (19). По мнению Н.Гущина, И.Кузнецова, в научной литературе крестьянство рассматривалось обычно как объект воздействия со стороны общественно-политических интересов, его роль в социально-политической жизни страны раскрыта недостаточно (20). И.Кузнецов отметил настоятельную необходимость конкретно-исторических исследований по истории сибирского крестьянства послеоктябрьского периода с учетом психологического аспекта (21).
С конца 80-х - начала 90-х годов в связи с происшедшими изменениями в жизни нашего общества, ослаблением, а затем упразднением партийно-идеологического контроля над гуманитарными науками, открылись новые перспективы в изучении истории крестьянства, наметились новые подходы. В коллективном труде П.С.Кабытова, В.А.Козлова, Б.Г,Литвака «Русское крестьянство: этапы духовного освобождения» немало внимания уделялось вопросам идейности крестьянского движения, характерным чертам психологии крестьянства, идеалам, представлениям, политическим настроениям крестьян. Однако касались они, главным образом, периода пореформенной России до 1917 года. Оценка антисоветских крестьянских выступлений осталась неизменной. Участие среднего крестьянства в контрреволюционных восстаниях рассматривалось как неадекватная реакция части крестьянства, не умевшего использовать органы Советской власти для достижения своих социальных целей (22).
Проблемы недостаточной изученности крестьянских восстаний с учетом отношения крестьян к гражданской войне, дезертирства из Красной Армии, как фактора оппозиции Советской власти, антисоветских восстаний, как результата неприятия политики военного коммунизма деревней, были обозначены Т.В. Осиповой. Вместе с тем, нельзя согласиться с автором, что разрозненные восстания, вспыхнувшие в различных губерниях и регионах страны, переросли в крестьянскую войну против Советского государства. Даже наиболее крупные и организованные из них (антоновщина, сапож-ковщина, Западносибирский мятеж) не имели цели овладения государственной властью. В большинстве своем восстания начинались стихийно. Погромы коммун, колхозов, расправы над коммунистами и советскими работниками на местах являлись выражением острого недовольства политикой военного коммунизма и не более (23).
Некоторые ученые в качестве темы исследования выбрали складывание административно-бюрократической системы государства в период военного коммунизма (24). С.А. Павлюченков в отдельной главе, посвященной крестьянству, пришел к заключению, что в годы гражданской войны крестьянство шло как бы своим третьим путем. Причина массовых восстаний, по мнению историка, заключалась в том, что деревня не имела реальной возможности отстаивать свои политические и экономические интересы легально (25). С.А.Павлюченков считает, что крестьянство выступить самостоятельно как организованная сила не смогло, становясь, время от времени, на сторону красных или белых (26).
Значительная часть работ, опубликованных в 90-е годы, посвящена проблеме взаимоотношений крестьянства и власти (27). Большая часть историков склонна видеть основную причину социальных протестов крестьянства в 1920-192 Іг.г. в конфликте государства и крестьянства.
Получили разработку региональные исследования крестьянских восстаний на территории Центральной России, Поволжья, Урала, Западной
Сибири (28). В статье Н.Г.Третьякова «О политических настроениях крестьянства на территории, охваченной Западносибирским восстанием в 1921 году" высказано мнение о чрезвычайных методах сбора продовольствия по разверстке, как важнейшего звена всей политики военного коммунизма, а не результате самовольных действий местных властей. Выделив мероприятия политики военного коммунизма как основную причину социального протеста крестьян, автор ограничился простым перечислением лозунгов восставших, не рассмотрев, собственно, политические настроения крестьян (29). На стихийности Западносибирского мятежа настаивает также уральский ученый В.В. Московкин. Историк, в частности, подчеркнул: «Доказать активную деятельность эсеровского Крестьянского Союза в Зауралье не удалось. Связь социалистов-революционеров с повстанцами не смогли доказать даже чекисты». Ученым дан анализ политики Советского государства в деревне, достаточно подробно освещена деятельность Тюменских органов власти по осуществлению продовольственных мероприятий, представлен интересный фактический материал по крестьянскому восстанию февраля 1921 года на территории Тюменской губернии, которая являлась эпицентром социально-политического протеста крестьянских масс. Значительное внимание обращено на военно-организационную сторону восстания. Касаясь общественно-политических настроений крестьян, автор подчеркивает их антикоммунистическую направленность. Историк видит тесную взаимосвязь политической практики крестьян в ходе создания новой власти с теми принципами организации контрреволюционных органов власти, которые выдвигало руководство повстанцев («Советы без коммунистов»).
Рост социально-политического недовольства крестьянства во время проведения продразверстки (июль-декабрь 1920 года)
Коренное население (казахи, ханты, манси, буряты и др.), составлявшее приблизительно 2 млн. человек, сохраняло традиционный родовой уклад жизни (56).
Численность казачества в Западной Сибири насчитывала (кроме Се-миреченского) 170 тыс. человек с общевойсковой площадью в 5 млн. дес. земли (57). Казачьи земли располагались в основном в Омской губернии, Семипалатинской области и местами в Алтайской губернии (58). Основной массив земель находился в Петропавловском, Омском, Семипалатинском, Павлодарском, Кокчетавском, Усть-Каменогорском уездах (93% всех земель) (59). Казаки являлись наиболее зажиточной и грамотной частью сельского населения Западной Сибири. Так, в расчете на одно хозяйство казака в среднем имелось 79,6 дес. земли, тогда как у крестьянина (также по средним данным) - 37,7 дес. Средняя обеспеченность одного хозяйства рабочим и молочным скотом составляла 3,8 голов, тогда как у крестьян - 2,9 голов (60). Значительная часть казаков (66,5%) по данным на 1915г. была грамотной (61).
Казачество имело свой уклад жизни и традиции. Ратной службой из поколения в поколение «за веру, царя и Отечество» закрепило за собой земельные привилегии. В 1918 г. в условиях начавшейся гражданской войны сибирское казачество поддержало Временное Сибирское правительство, за доверие к которому высказались практически все общества. Сибирские казаки, как и большая часть казачества Дона, Кубани, Оренбуржья, отвергли власть, установленную Октябрьской революцией 1917 г., став составляющей часть «белого» движения. Так, большинство казаков на 4-ом войсковом круге в конце 1918 г. осудило деятельность Совказдепа и активно выступило за передачу его членов в руки судебных органов. Более того, казачество выступило за автономию Сибири и созыв Учредительного собрания (62). С установлением власти адмирала А.В. Колчака оно стало активно поддерживать его правительство. Даже после разгрома белоколчаковских войск и оттока части казачества в Монголию и Китай, оно представляло собой наиболее дисциплинированную, военно-обученную часть населения - силу, с которой Советская власть, особенно в условиях слабости государственного аппарата, не могла не считаться.
Большую часть сельского населения составляло крестьянство. Большевики понимали, что сибирская деревня заметно отличается от центрально -российской. Бросалось в глаза то обстоятельство, что местное крестьянство более зажиточное, а численность пролетарских и полупролетарских слоев деревни крайне мала, что сужало социальную базу разжигания классовой войны в деревне, осложняло проведение продовольственной разверстки и организацию социалистических форм хозяйствования.
Характеризуя местное крестьянство, представители политуправления и ЦК РКП (б) в Сибири Н.К.Наумов и Н.Островский заметили следующее: «Крестьянство Сибири лучше назвать непросто трудовым, а крепким закостенелым крестьянством... Крестьяне в Сибири в огромной массе своей являются однородными, не подразделяемыми на бедняков, середняков и кулаков, а просто зажиточными» (63). На необходимости учета специфики местного крестьянства при проведении работы в деревне настаивали некоторые партийные работники. Так, например, по мнению члена Томского губ-кома РКП (б) трудности и задачи Советской власти в Сибири заключались в следующем: «Мы имеем только крупных крепких хозяев-сибиряков. Если у вас середняк, то у нас он будет почти батраком. У вас середняк - две лошади, а у нас батрак зачастую имеет три лошади.. .это все показывает, что нам сибирякам, живущим далеко от центра России, приходиться находить новые способы подхода и методы к тем же батрацким элементам, которые необходимо организовать, чтобы укрепить Советскую власть» (64). Особенно поражала большевиков «мелкособственническая психология» и отсутствие практически социальных противоречий в деревне. Очевидец событий тех лет отмечал: «сибирский середняк гораздо более, чем русский привык слушаться и уважать мнение кулака, особенно потому, что объектом для эксплуатации был не сосед-крестьянин, а пришлый батрак или инородец-киргиз» (65). Приходилось учитывать также то обстоятельство, что от Октябрьской революции сибирское крестьянство (в сравнении с российским) не получило практически ничего (66). Короткий период существования Советской власти на территории Западной Сибири 1918 г. характеризовался негативным отношением зажиточной части крестьянства к новой власти, сформировавшемся к апрелю-маю 1918 г. ввиду продовольственной диктатуры и твердых цен на сельскохозяйственную продукцию. Недовольство продовольственной политикой РКП(б) в условиях выступления контрреволюционных сил в мае-июне 1918 г. привело к антисоветским восстаниям (67).
К концу 1919 г. ситуация в Сибири сложилась удачно для большевиков, так как отрицательно настроенное к мероприятиям правительства А.В. Колчака крестьянство, приветствовало установление Советской власти. Теперь у большевиков появилась возможность укрепить здесь свои позиции.
При проведении продовольственной политики Советской властью принималось во внимание то обстоятельство, что данный регион России аграрный, и рабочий класс по своей малочисленности не может составить социальной опоры власти (68). Поэтому с конца 1919- начала 1920 гг. Советская власть начинает проводить «мягкую» продразверстку или «самотек», предусматривающую добровольную сдачу излишков хлеба и других сельскохозяйственных продуктов государству
Изменение настроений крестьянских масс после подавления восстания (март - август 1921 года)
Безусловно, выработанный на волостной конференции документ, говорит о состоянии и политическом настрое деревни. Характер положений, языковая форма, в которую они обличены, не оставляют сомнений в сильном влиянии на крестьян-делегатов социалистов-революционеров. Наличие в числе первых пунктов наказа социально-политических требований свидетельствует о росте социального сознания крестьян. Пункты наказа в защиту бедняков при «кулацком» составе делегаций конференции, представленные в документе экономические и социально-политические требования, вместе с тем, указывают на единство интересов различных слоев деревни.
Однако решения конференций, как правило, дальше волостей не пошли, поскольку почти все они были разогнаны. В целом, Советской власти не удалось использовать беспартийные конференции в своих целях. Крестьяне, в свою очередь, также не смогли повлиять с их помощью на власть.
Между тем, продовольственный аппарат продолжал действовать. Государственная власть на уровне губерний и уездов, вполне информированная о сложившемся тяжелом экономическом положении и росте недовольства крестьян в связи с проведением продовольственной разверстки, не предпринимала каких-либо серьезных шагов для смягчения растущей социально-политической напряженности. В результате политики Советской власти и действий продработников в ноябре-декабре 1920 г. в деревнях сложилась такая ситуация, что не требовалось никакой контрреволюционной агитации «мелкобуржуазных агентов», поскольку крестьянское население к этому времени было настроено против Советской власти.
Вывоз продовольствия сильно ударил по жизненно важным интересам крестьянства. Если раньше ощущался острый недостаток в товарах первой необходимости промышленного производства, то теперь возникла нехватка хлеба и других сельских продуктов для пропитания семьи и скота. По различным данным, потребность населения в хлебе в 1920-1921гг. составляла от 17,2 до 25 пудов на душу населения (223). Но в реальной жизни, в связи с проведением продовольственных мероприятий и неурожаем, выходило иначе. Так, например, по Тюменской губернии, согласно приказу губпродкома за №1760/а, норма потребления составляла 8-9 пудов хлеба на едока. Подрыв жизнеобеспечения сельского населения, угроза голода, вероятность незасеянных полей - все это являлось причинами недовольства коммунистами, продработниками и конечном итоге - Советской властью.
Для многих крестьян положение выглядело удручающим, некоторые находились в подавленном состоянии. Вот как описывалось в состояние крестьян Рожовской волости Тюменской губернии в сообщении народного судьи в Ишимское политбюро: «граждане со слезами на глазах, страшась вооруженной силы, безропотно выкачивают свой хлеб и даже захватывается норма потребления...» (224). Однако психологический надлом мог обернуться вспышкой насилия людей, доведенных до отчаяния. В той же Тюменской губернии в Безруковской, Кромышловской, Сорокинской, Ук-тузской волостях произошли столкновения «на продовольственной почве», в результате которых имелись человеческие жертвы со стороны сельских граждан .
Местные власти в числе причин конфликтов видели «непонимание задач продовольственной политики Советской власти» населением, «бессистемной работе...как партийной организации, так и продорганов» (225). Но «непонимание» стали обнаруживать и крестьяне-бедняки, составлявшие немногочисленную и единственную опору Советской власти в деревне. В сообщениях, поступавших в Тюменский губернский комитет партии говорилось, что «бедняки и середняки-крестьяне смотрят на нас сквозь пальцы...» (226), «отношение среднего, беднейшего крестьянства к Советской власти последнее время резко изменилось, из благожелательного сделалось оппозиционным, местами враждебным...» (227). В значительной степени изменение отношения бедноты объяснялось попаданием под разверстку бедняцких крестьянских хозяйств, которые наряду с крепкими хозяйствами стали теперь разоренными.
Продовольственная кампания оттолкнула даже некоторых сельских коммунистов, состоявших преимущественно из крестьян-бедняков. В ноябре-декабре 1920 г. встречались случаи отказов сельских и волостных комитетов партии проводить разверстку в указанных высшими инстанциями размерах. Так, президиум Тюменского губкома РКП (б) вынес постановление с решением об исключении из рядов партии тов. Рюнберга «за противодействие распоряжениям губкома, неподчинение партийной дисциплине, дезертирство с деятельности». Другим товарищам объявили выговор с формулировкой «за уклонение от коммунистической тактики в сторону эсеровско-обывательской» (228). Коммунисты Сытниковской, храмовской, Савиновской, Солоновской, Дмитриевской волостей Тюменской губернии возбудили ходатайство в связи с непосильными ставками продзадания, в котором, в частности, говорилось: «мы, партийные не можем допустить того, чтобы люди умирали с голода...» (229). Об изменении настроения среди сельских коммунистов и сочувствующих докладывал начальник 5-го района милиции Ишимского уезда: «организации нашей компартии впали в тупик. Все местные организации упали духом. Даже среди партийных товарищей слышны отголоски, что мы пропали, мы на краю гибели и т.д. Гражданин, который две недели тому назад душой и телом был предан Советской власти, который был накануне вступления в наши ряды, в настоящий момент говорит: «Товарищи коммунисты, что вы делаете, берете последнюю рубаху с крестьянина» (230).
Продналоговая кампания и социальное настроение крестьян (сентябрь - декабрь 1921 года)
Крестьяне Голышмановской волости Тюменской губернии, не найдя иного выхода, стали «организованным порядком» посылать ходоков в Центр, в Москву. В письме на имя М.И.Калинина голышмановские крестьяне обращались с просьбой «спасти сибирское крестьянство от произвола, который творится здесь», так как «взято все, не говоря про излишки». Насколько «безысходным» было положение, можно судить из дальнейшего текста документа: «мы потеряли надежду. Не имеем посевного хлеба. Каждый крестьянин без семян считает себя обреченным на гибель». Основная просьба крестьян заключалась в сохранении и предоставлении семенного фонда для посева урожая следующего года. При этом крестьяне обещали выполнить государственные обязательства: «отложить государству с урожая, за нами не станется». Примечательно, что в письме, написанном от имени крестьян-бедняков, содержится ходатайство за все сибирское крестьянство. Совершенно очевидно также, что главные причины недовольства заключались как в бесчинствах продработников, так и в полной выкачке продовольствия, ставившей под угрозу выживания сельских обществ. Именно последнее обстоятельство способствовало потере крестьянами «всякой надежды на Советскую власть», как говорилось в письменном обращении к вождям мирового пролетариата, и послужило мощным толчком для социального взрыва (7).
Тем временем, в некоторых волостях Тюменской губернии произошли крестьянские волнения. В Дубинской, Локтинской, Пигановской волостях, по сведениям начальника Ишимской уездной милиции за 11 января 1921 г., случилось «женское восстание». Непосредственной причиной вспышек людского гнева послужило изъятие последних запасов хлеба, со 121
кращение нормы потребления до 11А пудов на человека. Именно угроза голода толкнула сибиряков к крайним мерам - арестам продовольственных работников, волостных и сельских комитетов, обезоруживанию продовольственных отрядов (8). Заметно осложнилась ситуация в Омской губернии. По информации особоуполномоченного губпродкома из Омской губернии, отношение населения к власти «и без того обостренное, еще хуже обострилось». В Никольской, Приозерной волостях крестьяне «все ожидают переворота» (9). 17 января 1921 г. Городищенская волость Омского уезда была объявлена на военном положении (10).
Выступления крестьян против разверстки, труд-гужповинности, зафиксированные на протяжении января 1921 г. в уездах Тюменской, Омской, Челябинской губерний, события на Алтае и в Томской губернии являли собой первые симптомы надвигающегося кровавого бунта.
31 января 1921 г. началось вооруженное выступление сельских граждан Чуртановской, Челноковской волостей. А через несколько дней восстание охватило весь Ишимский уезд. Подобно пожару или стихийному бедствию оно быстро охватывало все новые и новые территории. К середине февраля 1921г., когда едва лишь удалось ликвидировать восстания в Алтайской и Томской губерниях, территория Ишимского восстания вышла далеко за пределы одного уезда. Оно охватило Ялуторовский, Тюменский, Тобольский, Березовский, Сургутский, Туринский уезды Тюменской губернии. Заполыхали Петропавловский, Кокчетавский, Тюкалинский, Тарский уезды Омской губернии. Восстание распространилось на Курганский уезд Челябинской губернии, а также на некоторые волости Камышловского, Шад-ринского уездов Екатеринбургской губернии (11).
Судя по развитию социально-политической ситуации в Омской, Тюменской губерниях в декабре 1920 - январе 1921 гг., это было стихийное выступление масс. Против Советской власти поднялись крестьяне, казаки, коренное население (казахи, татары). Один из очевидцев событий писал: «В
Сибири происходит стихийное восстание крестьян и казаков, во главе стоят последние ... все восстали - бедный и богатый ...» (12). В воспоминаниях участника подавления мятежа замвоенкома ВОХР Кутанова говорится, что среди повстанцев «было и кулачество ... и остальной слой крестьянства» Ишимско-Тобольского уездов, которое «выступило против местной власти». Из воспоминаний тов. Ильясова о действовавших в селе Усть -Ишим и селе Ильичевка повстанческих отрядах об их социальном составе известно следующие: « Во главе бандитского движения стояли бывшие кулаки, купцы, духовенство и их агенты. Главным командующим Ишимским фронтом, штабом был Чембарников - бывший крепкий середняк дер. Ильиной... Когда штаб бандитов находился в Усть-Ишиме, основными руководителями были бывший Усть-Ишимский купец Сыромятников Николай, сын Мо-лотовинского купца - Великуров Григорий. Активное участие принимали по организации банд татарские кулаки, баи, муллы, и под свое влияние взяли значительную часть бедняков и середняков» (13). Влились в среду повстанцев дезертиры Красной Армии, состоявшие преимущественно из крестьян-сибиряков. В политсводках Омского ЧК о политической неблагонадежности красноармейцев-сибиряков сообщалось следующие: «элемент неграмотный и несознательный. К Советской власти и коммунистам относится отрицательно» (14). Таким образом, судя по фактам, не остается сомнений, что повстанческая масса состояла из различных слоев крестьянства. В восстании приняли широкое участие казачество и другие социальные группы сибирского населения.
Похожие диссертации на Общественно-политические настроения крестьянства Западной Сибири, 1920-1921 гг.
