Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Особенности политического, социально-экономического и культурного развития ингушетии во второй половине Х1Х-начале XX в .
1. Вектор основных политических и социально-экономических условий и изменений в XIX-начале XX в 19
2. Тенденции развития просвещения и общественной мысли в Ингушетии во второй половине XIX - начале XX в 29
Глава II. Общественные и историко-этнографические взгляды Ч. Э. Ахриева
1. Жизненный путь Чаха Ахриева 49
2. Чах Ахриев о культурной организации ингушей в составе России 60
3. Проблемы этнической и социальной истории ингушей в трудах Чаха Ахриева 68
4. Предки в историческом сознании ингушей 84
5. Ахриев о национальном характере, семейном быте и эволюции исторического сознания ингушей 97
Глава III. Жизнь, историческое наследие и эволюция взглядов В.-Г. Джабагиева
1. Биографические сведения 122
2. Кавказ и проблемы внутренней политики России в трудах В.-Г. Джабагиева 131
3. В.-Г. Джабагиев о внешней политике России в 1905-1909 гг 145
4. Эволюция исторических и общественно-политических взглядов В.-Г. Джабагиева 149
Заключение 169
Список использованных источников и литературы
- Тенденции развития просвещения и общественной мысли в Ингушетии во второй половине XIX - начале XX в
- Чах Ахриев о культурной организации ингушей в составе России
- Предки в историческом сознании ингушей
- Эволюция исторических и общественно-политических взглядов В.-Г. Джабагиева
Тенденции развития просвещения и общественной мысли в Ингушетии во второй половине XIX - начале XX в
Договор состоит из 20 статей-обязательств ингушского народа и 9 статей-условий, на которых он обязуется служить верой и правдой русскому государству. Так, в договоре отмечается, что ингушский народ вступает добровольно в совершенное верноподданическое состояние «Его Императорскому Величеству государю Александру Павловичу» и его наследнику, кто, назначен будет»3.
В последующих статьях записано, что ингуши обязуются считать своими врагами все соседние народы, находящиеся во вражде с Россией, по первому требованию российского начальства выставлять для борьбы с ними тысячу человек «хорошо вооруженного помощного войска», передавать в руки российского правосудия ингушей, переметнувшихся на сторону воюющих с Россией чеченцев и кабардинцев, не проповедовать ислам и не допускать строительства мечетей, открыть свободный доступ для расположения российских войск на своей территории и оказывать материальную помощь в их обустройстве, строительстве жилищ, крепостей и т.д.
Важное политическое значение имеет статья №10 договора, в которой сказано: «Отныне впредь навсегда мы и потомство наше обязуемся: кабардинцам, чеченцам и прочим здешним мухаммеданского закона народам податей отнюдь никаких не платить (как было до сего), а еже-ле против сего преступим и будем давать подати оным, тогда российское начальство имеет с нами поступить яко с врагами своими».
То же самое следует сказать и о девяти статьях, в которых записаны выгоды и привилегии, которые будут обеспечены ингушам в случае выполнения взятых на себя обязательств. Среди них: выделение постоянного контингента российских войск для защиты ингушей от соседних народов с расположением этих войск в Назрани; пользование лесами и полями по правую сторону Терека; плата 10 рублей серебром за каждого беглого солдата, которого ингуши доставят во Владикавказскую крепость; не ставить в вину приезд к ним кунаков из чеченцев или карабулаков, не имеющих «злого умысла для России».
Как видим, перед нами первый, довольно пространный договор, в котором признается полное подчинение России одного из северокавказских народов. В этом смысле он существенно отличается от подписанного за тридцать лет до этого чеченскими представителями Акта 21 января 1781 г.4. По существу этот Акт является только кратким изложением намерений о сотрудничестве с российским государством. К тому же он не имеет отношения к ингушскому народу.
В отличие от этого Договор от 23 августа 1810 г. заключен от имени ингушского народа. И это очень хорошо продуманный, развернутый документ, оговаривающий , в деталях все условия принятия Российского подданства, все экономические и политические выгоды, которые может извлечь из этого ингушский народ, включая сюда независимость от своих более сильных и беспокойных соседей, закрепление на занятой плоскостной территории вдоль Терека и т.д.
Это свидетельствует о том, что уже в начале XIX в. у ингушей было достаточно развитое национальное самосознание, позволяющее четко определить национальные интересы и политические ориентиры. С этого времени ингуши стали на Кавказе относительно самостоятельной и независимой политической силой, с которой считались и соседние народы, и Россия.
На основании этого договора ингуши в меньшей степени, чем некоторые другие народы, были втянуты в кровопролитную Кавказскую войну. Известно, что в целом они не поддержали военные действия кабардинцев против России и затем движение Шамиля. В этом смысле они, за редким исключением, оставались до конца верными своему слову. Ещё накануне подписания договора, а именно 2 июля 1810 г., ингуши по указанию генерала Ивелича встретили и разбили соединенную партию чеченцев и кабардинцев из 600 воинов, двигавшуюся на Владикавказ. В этом сражении погибли известный кабардинский князь Албаксид Канчокин и дворянин Эльже-руко Абаев, возглавлявшие поход на Владикавказ5.
В дальнейшем, в особенности в связи с притеснениями, чинимыми горским народам Ермоловым, ингуши оказывали некоторое сопротивление царским войскам и то и дело присоединялись небольшими отрядами к Гази-Магомету, к войскам Шамиля и неоднократно нападали на царские укрепления. Так в 1830 г. галашевцы, соединившись с карабулаками и чеченцами, напали на Владикавказ6. В ответ в течение 1830 - 1832 гг. царские войска совершили целый ряд карательных экспедиций царских войск против жителей горной Ингушетии - в Ассиновском, Джераховском, Галгаевском ущельях7. В рапорте Николаю-1 командующий царскими войсками на Кавказе генерал Паскевич писал, что военные действия отряда Абхазова «преимущественно были обращенны против галгаев, кистинцев, джерахов и тагаурцов (осетинское племя)» .
Чах Ахриев о культурной организации ингушей в составе России
Особенно показательна в этом отношении статья под названием «О положении ингушевской женщины»34. Описывая во всех подробностях эксплуатацию женского труда у ингушей, Ахриев подчеркивает, что эта черта бытовой культуры народа «тем безобразнее, что с течением времени она при-обрела твердые, законные формы» . Стремясь внушить мысль, что с этим нельзя более мириться, он, быть может, даже несколько сгущая краски, негодует: «Терпение и выносливость, составляющие отличительные свойства, постепенно видоизменялись в какую-то тупую нечувствительность и равнодушие ко всему, что только выходит из пределов узкосемейной или хозяйственной жизни. В этом отношении простая русская женщина стоит несравненно выше ингушской»36.
Сравнения с традициями русской культуры является одним из общих мест произведений Ч. Ахриева. Постоянно подчеркивается, что лишь непрерывное, последовательное и благотворное влияние русских и русской культуры способно вывести ингушский народ на новую ступень развития, преодолеть патриархально-родовые предрассудки, суеверия, экономическую и культурную бедность населения. Ахриев считает в этой связи, что ингушский народ уже и сам осознал необходимость приобщения к русской культуре и грамоте, чему в немалой степени способствовали такие черты национального характера как предприимчивость, самостоятельность, энергичность, тяга к новому»37.
В связи с этим Ахриев особенно ценным считает пробудившийся у ингушей интерес к русскому языку. «Стремление узнать русский язык приобщиться к высокой русской культуре и цивилизации, - пишет он, - приобретают массовый и необратимый характер, и этому процессу не могут воспрепятствовать накопившиеся в течение длительного времени предубеждения, в том числе и религиозные». В условиях, когда прошло всего несколько лет после окончания Кавказской войны, длившейся более ста лет, это действительно весьма знаменательное изменение сознания, в котором Ахриев видит заслугу русской политики на Кавказе, «результат влияния и благотворной деятельности местной администрации»39. Имеется в виду, что царская администрация сделала ряд ощутимых шагов, направленных на улучшение социально-экономического положения ингушей: помогла им закрепиться на вновь освоенных равнинных территориях, защитила от социальной и экономической зависимости от кумыков, чеченцев и кабардинцев, начала строительство дорог, упорядочила управление на местах и взаимоотношение населения с сельскими старшинами, служителями культа и представителями власти в округе. В числе наиболее ярких примеров положительного воздействия мер, предпринимаемых правительством, Ч.Ахриев называет строительство русскими солдатами Военно-Галгаевской (Военно-Грузинской) дороги. Отмечается, что «при бедности горных ингуш в лошадях, рогатом скоте и ездовой сбруе дорога эта составляет для них истинное благодеяние; ингуши вполне сознают это и часто благословляют трудолюбивые и крепкие руки русского солдатика»40.
Давая высокую оценку подобным фактам и отношениям, Чах Ахриев предупреждает, что необходимо всячески поддерживать тягу ингушей к русским и русской культуре, чтобы народ не разочаровался в своих ожиданиях перемен к лучшему, чтобы вслед за свойственной ингушам способностью быстро откликаться на всякое доброе отношение и начинание не наступило «охлаждение или равнодушие». Для этого, по мнению Ахриева, очень важно, чтобы «учебное ведомство со своей стороны содействовало администрации в распространении между туземцами русской гражданственности» . Разделяя взгляды, общие для всех просветителей Северного Кавказа, Ахриев подчеркивает, что этого «можно достигнуть учреждением возможно большего числа учебных заведений и предоставления туземцам возможности учиться русской грамоте - без всяких стеснительных условий»42.
В числе «стеснительных условий» Ахриев называет языковой барьер: дети местного населения, не умеющие читать и писать по-русски, не принимаются во Владикавказскую гимназию. С другой стороны, во всем Ингушском округе действует только одна начальная школа, в которой дети могут получить эти знания и навыки, что не может удовлетворить потребность в грамотности 35-тысячного населения. Имеется в виду четырёхклассная Назрановская школа, о которой в 1876 г. Н.Ф.Грабовский писал, что она «буквально набита детьми, и претендентов на обучение в ней всегда более, нежели может вместить в себя здание школы»43. Учились в этой школе только мальчики числом в несколько десятков человек (в 1872 г., когда Ахриев опубликовал свою статью, - 55 человек).
Учитывая эти обстоятельства, Чах Ахриев взывает о необходимости открытия школ в других населенных пунктах Ингушетии. Чтобы убедить в этом царских чиновников, он вновь и вновь подчеркивает, что это нужно не только для общего развития ингушей, но и для воспитания законопослушных граждан Российской империи. «В ингушском крае, - пишет Ахриев, - начальные школы составляют существенную необходимость ещё и потому, что, помимо сообщения научных знаний школьникам, вносят русский элемент в ингушский народ или подготавливают в нем способность не относиться враждебно к русскому влиянию»44.
Предки в историческом сознании ингушей
В качестве иллюстрации к такому заключению он ссылается на энтузиазм, с которым ингуши восприняли учение Зикр, распространяемое Кунты-шейхом. Это было всеобщее повальное увлечение, не оставлявшее место для серьезного анализа и критического отношения к данной разновидности ислама. Тем самым Ахриев указывает на импульсивный характер этого движения, на преобладание в нем плохо контролируемых со стороны сознания процессов под-ражания и заражения! Об этом свидетельствует, по его мнению, и та легкость, с которой буквально через несколько лет население утратило всякий интерес к данному учению и не хотело даже вспоминать о нем136.
В таком же духе характеризует и оценивает Ч. Ахриев Назрановское восстание 1858 г., поводом для которого послужило укрупнение ингуш 1 7 ских сел . Невероятные слухи, которыми обросло это волнение, привели к неоправданному возбуждению и возмущению народа, обернувшись трагедией сотен погибших и сосланных в Сибирь. По мнению Ахриева, здесь опять-таки злую шутку сыграли такие черты ингушского национального характера как впечатлительность, доверчивость, реактивность, неуравновешенность.
С этим можно согласиться. Но нельзя забывать и о том, что возмущение ингушей было вызвано и вполне реальными и понятными причинами, а именно: выселением их из ряда населенных пунктов, вслед за которым последовало и отторжение значительных территорий, прежде всего, прилегающих к Владикавказу, а также находившихся в Тарской долине: Темурково, Жатемирово, Богоматово, Ахкий-Юрт, Шолхи, Ангушт138.
Конечно, Ахриев хорошо все это знал и понимал. Поэтому в его оценках Назрановского восстания была определенная доля политического расчета, которая тем не менее не снижала объективности его оценок психического склада ингушей. Ахриев стремился убедить царскую администрацию в том, что увлечение агрессивными формами религии и враждебность по отношению к русским носят случайный, эпизодический характер. И, кстати, не исключено, что это возымело определенное действие на царских генералов, снизило масштаб последующих репрессий. Не зря здесь и во многих других своих публикациях Ахриев, скорее, выдавая желаемое за действительное, подчеркивает, что царское правительство в основу «управления покоренными народами берет глубокий политический гуманный принцип устранения насильственных мер» .
Что же касается строгого, «разумного и благонамеренного» контроля действий местного населения со стороны властей, то Ахриев считает это необходимой мерой и безусловным благом для горцев с их беспокойным и непредсказуемым нравом. Он подчеркивает, что в характере ингушей соединились противоположные свойства, «выработанные частью национальной жизнью, частью же навязанные извне», что «сделало этот народ тем, что он есть теперь, то есть непостоянным и неустойчивым»140.
И отсюда, собственно, вывод, к которому приходит Ахриев после подробного описания психологических нюансов массового увлечения ингушей учением Зикр, а также их участия в Назрановском восстании: «Без разумного и благонамеренного контроля ингуши с таким восприимчивым характером и при настоящем невежестве не представляют достаточных ручательств в том, что увлечения, вроде только что приведенных, невозможны между ними и впредь» .
И здесь, как мы видим, Ахриев льстит царским властям, пытаясь смягчить гнев, который вызывает у них непокорность ингушского народа.
Несмотря на эти нюансы, статья «О характере ингуш» имеет для нас непреходящее значение как первый опыт глубокого психологического разбора и анализа событий всенародного мастштаба. В сущности, это глубокое и всестороннее исследование психологии масс и толпы, в котором были выявлены некоторые закономерности и механизмы коллективного поведения, которые затем уже под влиянием работ Г.Лебона142 и Г. Тарда143 получили всеобщее признание и известность.
То же самое следует сказать и о целом ряде других положений, выдвинутых Ахриевым, - например, положение о негативном влиянии на характер ингушей замкнутого, сурового и «праздно-воинственного» образа жизни. Причем замкнутость некоторых сторон быта, по его мнению, резко контрастировала с общительностью и простотой нравов, с «первобытно-национальным ингушским характером»144. По мнению Ахриева, в наибольшей степени он сохранился в горных ущельях, и отсюда заключение: «Горные ингуши и ингуши равнины благодаря разности окружающих их местных условий различаются между собой некоторыми частными особенностями национального характера»145. Горцам в наибольшей степени свойственен «демократический индивидуализм». В связи с этим постоянно подчеркивается, что духом свободы и равенства «проникнуты все самобытные общественные учреждения ингушей».
Однако при прочих равных условиях горные ингуши производят впечатление «более скромных, простодушных и чистосердечных, не склонных соблазниться приманками грузинских духанов»146
Эволюция исторических и общественно-политических взглядов В.-Г. Джабагиева
Общественно-политические и исторические взгляды Джабагиева круто меняются под влиянием бурных событий Февральской и Октябрьской революций и последовавшей вслед за ними Гражданской войны. И это естественно. Включившись в политическую борьбу за национальное самоопределение, а затем и за независимость горских народов Кавказа, Джабагиев столкнулся с политическими оппонентами из Временного правительства, лидерами белогвардейского движения и большевизма.
На первых порах, до событий 1917 г., Джабагиева так же, как и его соратников (Т.Чермоева, П.Коцева и др.), устраивала, по-видимому, автономия Кавказа в составе России. 1 мая 1917 г. со стоялся представительный съезд северокавказских народов, который 9 мая объявил Северный Кавказ автономной областью, «входящей в будущую русскую федерацию» - Союзом горцев Северного Кавказа. Собрание избрало единый правительственный орган: комитет из 17 членов97.
ЦК Союза горцев Северного Кавказа был в целом лоялен к Временному правительству и даже поддерживал его в критические моменты. Например, по его распоряжению так называемая Кавказская туземная дивизия, состоящая из представителей Северного Кавказа, отказалась принять участие в походе генерала Корнилова на Петроград против правительства Керенского. Им был дан приказ вернуться немедленно на Кавказ, и дивизия беспрекословно исполнила этот приказ, что, в сущности и спасло в тот момент правительство Керенского .
После того как состоялся Октябрьский переворот, позиция Джа-багиева и остальных членов ЦК Союза горцев меняется с учетом этого, нового обстоятельства. «Кавказ ещё может войти в состав России, - пишет в июле 1918 г. Джабагиев, - но «для этого, однако, необходимо убрать флаг большевизма»99. Однако постепенно обнаруживается невозможность достижения каких-либо компромиссов и с лидерами белого движения, которые упорно отказывались признать легитимность Союза горцев Северного Кавказа.
В этих условиях ЦК Союза горцев Северного Кавказа 21 декабря 1917г. принимает Декларацию о независимости Северного Кавказа. Создается правительство республики во главе с Пшемахо Коцевым. Оно, как мы знаем, просуществовало до мая 1919 г., хотя, как вспоминает В.-Г. Джабагиев, Комитет Обороны респуб лики руководил борьбой с деникинцами ещё восемь месяцев после этого, то есть до января - февраля 1920 г.100. Известно, что Джаба гиев и его соратники находились в это время в Тифлисе и создали здесь даже парламент (меджлис) Горской республики, во главе кото рого стоял некоторое время (после А.Цаликова) и В.-Г. Джабагиев101.
Надо отметить, что суровые испытания этих лет оказали на Джабагиева большое воздействие. Постепенно из мягкого и рафинированного интеллигента, свято верящего в перспективы демократического развития и славного будущего многонациональной России, Джабагиев превращается в жесткого, даже ожесточенного политика, выступающего за выделение Кавказа из состава Российского государства. Он считает, что действия большевиков, с одной стороны, и деникинцев - с другой не оставляют ему и его соратникам другого выбора. Поэтому в 1918-1919 гг. в вопросе о национальном самоопределении горцев он занимает ещё более твердую и радикальную позицию: независимость — и никаких компромиссов по этому вопросу ни с большевиками, ни с белогвардейцами. Судя по публикациям тех лет, даже в самые тяжелые периоды борьбы за независимость, он и его соратники не отступили от этой позиции. Возможно, такой максимализм и отсутствие должной дипломатии у лидеров Горской республики и привели её к печальному концу.
В мае 1919 г., когда Правительство Горской республики было в кризисе и большая часть Северного Кавказа занята армией Деникина, Джабагиев публикует статью «Правительство и народ», в которой объясняет, с какими невероятными трудностями и препятствиями столкнулись члены правительства в их борьбе за независимость и национальное самоопределение. Он обвиняет прежде всего «реакционную Добровольческую армию, угрожающую независимости» молодой Горской республики, неприкосновенности её национальных и религиозных идеалов, прав и свобод всех народов Северного Кавказа»102.
Джабагиев сетует на то, что странным образом Правительство Горской республики оказалось оторванным от народа и находится «под угрозой многих враждебных течений всякой Горской независимости и всякому Горскому государству, а следовательно, и всякому Горскому правительству, каковы бы ни были его состав и его программы»1 3.
В этих словах ощущается некоторая растерянность перед лицом большевиков, завоевавших большую популярность у народа, а также перед лицом военной машины белого движения, поддерживаемого западными державами, прежде всего, Англией. Позже в статье «К истории провозглашения независимости республики Северного Кавказа». В.-Г. Джабагиев писал: «Поведение тогдашних политиков Англии, представлявщей на всем Северном Кавказе союзные державы по отношению к северокавказцам в период их борьбы с Добровольческой армией, нельзя назвать иначе, как нелояльными»1 4. Отмечается, что английский представитель Добровольческой армии в сентябре 1919. г. призывал и даже требовал от горцев прекратить борьбу за свою независимость и подчиниться генералу Деникину, угрожая в случае неисполнения данного требования репрессиями.
Многочисленные статьи Джабагиева, написанные уже в эмиграции, свидетельствуют о том, насколько глубоко проникла в его сознание идея независимости горских -народов. В этом случае он выступает уже как патриот своей малой Родины -, Кавказа и Ингушетии. Из страстного защитника интересов всей Российской империи он превращается в защитника интересов Кавказа и уже не отказывается от своих убеждений до конца жизни.
Похожие диссертации на Общественная мысль Ингушетии второй половины XIX - начала ХХ вв.
