Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Некоторые вопросы теории: классические маргинальные слои в социальной структуре 52
Глава II. Субсоциальная характеристика группы
Параграф 1. Численность, динамика и состав группы 75
Параграф 2. Правовой статус группы 118
Глава III. Социально-экономические характеристики группы
Параграф 1. Связь с землей 131
Параграф 2. Образ жизни, положение классических маргинальных слоев в городской среде 145
Глава IV. Повседневная жизнь 162
Заключение 178
Примечания 185
Приложение I 203
Приложение II 204
Библиография 205
- Некоторые вопросы теории: классические маргинальные слои в социальной структуре
- Численность, динамика и состав группы
- Связь с землей
Введение к работе
Проблема трансформации социальной структуры в переломные моменты развития общества вызывает глубокий интерес в современной исторической науке. В этой связи формирование новых социальных слоев в пореформенный период заслуживает самого пристального внимания.
Основным содержанием этого исторического этапа, этапа модернизации, становится переход от традиционного общества к современному, от аграрного к индустриальному. Содержание концепта модернизации подразумевает также и переход от сельского к городскому обществу, потому что последнее является важной содержательной и интегрирующей характеристикой «современного», то есть «нетрадиционалистского» общества, дополняющей его технологическую доминанту («индустриализм») социальным и экистическим, то есть поселенческим («урбанизм») компонентом. Следовательно одним из основных субпроцессов модернизации, наряду с индустриализацией, бюрократизацией и образовательной революцией является урбанизация.
Важнейшие показатели урбанизационного процесса на всех его стадиях -рост численности городского населения, распространение поселений городского типа, влияние на деревню в техническом, в технологическом, культурном отношении. Урбанизационный переход - качественно выделяющаяся, высшая стадия урбанизационного процесса, которая ведет к радикальному преобразованию всего общества на городских началах.
Урбанизацию, или «городское» освоение российских земель можно условно разделить на два больших периода. Первый - это собственно возникновение и распространение городских поселений в традиционном обществе, что принципиально не меняло «сельского» характера российской цивилизации: при всех взлетах и упадках «городской жизни» удельный вес горожан в России до середины XIX века не выходил за пределы 6% всего населения. На этом этапе была заложена основа сети городских поселений России, сформировались механизмы и традиции градообразования, развития
городов и городской жизни.
Начало второму большому периоду в истории российской урбанизации положила промышленная революция, а также комплекс социально-экономических и политических преобразований 1860-1870-х годов, прежде всего отмена крепостного права. Это не значит, что можно указать точную дату начального рубежа: как и любой сложный, многоплановый процесс, переход в новое качество урбанизации был «размыт» и растянут в данном случае на десятилетия. Но именно тогда, в середине третьей четверти XIX в., был дан толчок тому процессу, который и можно назвать «урбанизационным переходом» или «переходом к городскому образу жизни», т.е. переходу общества в новое качество, где город играет определяющую и доминирующую роль.
Проблема урбанизации - не демографическая, экономико-географическая, социальная, хотя она включает в себя эти и многие другие аспекты. Это проблема не только роста численности городов и их жителей. Урбанизационный переход как наиболее «продвинутая» стадия урбанизационного процесса характеризуется, помимо его универсальных признаков (рост числа городов и численности городских жителей), дополнительными, новыми качественными признаками: возрастанием удельного веса городского населения за счет сельского, распространением городского образа жизни, радикальным изменением места и роли города в обществе. Это двуединое явление, включающее как вытеснение деревни городом, так и некое «городское» преобразование деревни.
Переход к городскому обществу - фундаментальный модернизационный процесс, охватывающий качественные изменения широкого комплекса социальных характеристик подавляющей части населения, структуры его занятости и образа жизни, менталитета и много другого. Подобный переход от сельского к преимущественно городскому обществу сопровождается сосредоточением в городе преобладающей части сельского населения.-
Социальный статус вновь пребывшего населения приобретает маргинальные черты. Увеличение городского населения выходит за пределы естественного прироста.
По данным статистики население Европейской России в 1863 г. составило 61,2 млн. чел., из них сельское население - 55 млн. чел. (90%). В 1897 г. население достигает цифры - 93,4 млн. чел., из них жителей села - 81 млн. чел. (87%). Прирост населения составил 32,2 млн. чел. (148%), в том числе 26 млн. чел - прирост сельского населения. В тоже время количество городского населения выросло с 6,1 млн.чел. в 1861 году, до 12,1 млн. чел. в 1897 году. Прирост составил 6 млн. чел., из них 3 млн. следует отнести к естественному приросту, и 3 млн. к искусственному приросту за счет миграции сельского населения в город. Но и эти данные не отражают реальную картину маргинализации.2
На начальном этапе урбанизационного перехода происходила деформация традиционного российского общества, создавая «базовую» социальную нестабильность, порождая взрывоопасные маргинальные слои города и подрывая ценности сельской общины. Города стали не только двигателями экономического, технического, культурного прогресса, но центрами социальной нестабильности.3
В работе ставится важная в этом отношении проблема формирования
социального слоя наемных рабочих из крестьян, пришедших в город в
поисках работы. Ускоренная стадия индустриализации в сочетании с
усилившимся аграрным перенаселением выталкивала в города, в
промышленность тысячи людей, искавших себе применение. Их социальное и психологическое состояния отличалось неустойчивостью. Объективная ситуация, в которой они оказывались, невысокая квалификация, тяжелые бытовые условия, отсутствие законов, защищающих их права, колебания экономической конъюнктуры, создавали подвижное социальное настроение среди бывших земледельцев, оказавшихся в городе. Подобные слои в
6 социологии получили название классических маргиналов, то есть людей, занимающих промежуточное положение между двумя социальными группами, в данном случае рабочих и крестьян.
Возникший в первой трети XX века термин «маргинальность» должен был объяснить один из редких доселе способов человеческой жизнедеятельности -на «границе» культурных миров и показать незавершенный характер социального строительства в бурно индустриализирующихся странах.
Проблема маргинальное на сегодняшний день является не менее актуальной в связи с трансформацией пост советского общества на новой экономической и политической основе.
Изучение численности классических маргинальных слоев в Москве, качественное оформление этой социальной группы дает нам возможность проследить особенности процесса урбанизации в рамках социальной модернизации в России рубежа XIX - XX веков.
Поскольку урбанизация - процесс неоднозначный, в ходе которого происходят многоуровневые, многоаспектные изменения не только социального или экономического плана, но, прежде всего, культурного, то урбанизация страны характеризуется не только и не столько ростом размеров и численности городов, увеличением числа проживающего в них населения, но прежде всего формированием и все более широким распространением городского образа жизни, городской культуры в собственном смысле этого слова.4
Однако не следует рассматривать процесс формирования и развития городской культуры, как однолинейный и однонаправленный. В процессе формирования и развития культуры городов заметную роль играли и играют не только процессы урбанизации, но и «реактивное» воздействие села, сельской традиционной культуры на городское сообщество. В условиях экстенсивной урбанизации серьезную роль играли процессы рурализации городской среды, «реактивное» воздействие села на формирующуюся культуру городов, на образ
жизни человека. Противоположный урбанизации по вектору своей направленности процесс рурализации понимается как процесс воздействия сельской традиционной культуры на культуру города, как путем миграции сельских жителей, так и иными способами. По сравнению с процессами урбанизации, процессы рурализации и их влияние на динамику, структуру и образ жизни городского населения на различных этапах привлекали к себе еще меньшее внимание исследователей и практически в отечественной науке не рассматривались. Исключение составляют немногочисленные работы изучающие эти проблемы применительно к отдельным регионам России.5
Выделяя субкультуру «классических маргиналов», возникающую в ходе процессов урбанизации, необходимо проследить её эволюцию, определить варианты изменении, проанализировать каналы взаимодействия различных субкультур, определить её соотношение с доминирующей культурой города.
Научная новизна исследования определяется выбором комплексного подхода к изучению социального слоя крестьян, пришедших в город и превратившихся в рабочих. В рамках теории модернизации при изучении темы было использовано сочетание системно-функционального и социально -процессуального подходов, а также наряду с традиционным принципом классового деления общества при исследовании был применен культурно-нормативный принцип стратификации общества. Это позволило сделать акцент не только на системных характеристиках социального слоя, но и проследить процесс становления и развития социокультурного явления «классических маргиналов».
В результате применения принципа междисциплинарности рассмотрению подверглись не только такие традиционные вопросы, как формирование группы в социально-экономическом плане, источники формирования, численность группы, но и такие малоисследованные вопросы, как социальная психология исследуемой группы, образ жизни.
Теория маргинальное, через призму которой проходило изучение
группы, дала возможность социально исторического прогнозирования и явилась инструментом для изучения темы. Подобное обращение к социологической теории и перенос её на историческое исследование отвечает современному уровню развития общественнонаучного знания, в основе которого лежит междисциплинарный подход к изучению человека и общества. Учитывая эти новые тенденции, необходимо поставить в центр исторического исследования многомерность экономической и социальной деятельности человека.
Изучение вопроса через понятие «классические маргинальные слои» объясняется реальными социальными процессами, происходившими в 60-е гг. XIX - нач. XX вв. и определяет построение работы на стыке истории, демографии, социальной психологии, социологии и культурологии.
Историографическую основу исследования можно разделить на две группы: В первую вошли работы, посвященные изучению проблем формирования рабочего класса, его характеру и составу. Вторую группу составили работы, связанные с междисциплинарным подходом, данного диссертационного исследования.
I. Историография рабочего класса в нашей стране восходит к книге
экономиста-народника В.В. Берви-Флеровского «Положение рабочего класса в России», появившейся ещё в 1869 году. Однако для автора категория «рабочий класс» включала в себя весь трудовой народ. В.В. Берви- Флеровский не делал различий между горными рабочими, сельскохозяйственными труженниками и рабочими - фабричными. Для всех групп людей труда он дает характеристику условий и образа жизни. Между тем, с ростом индустриализации категория рабочих приобрела более четкие рамки.
Вопрос о том, был ли в России фабрично-заводской рабочий класс, оторванный от земли, всецело связанный с работой в промышленности и
имеющий свою фабрично-заводскую генеалогию, или в России были только рабочие-крестьяне, временно в поисках заработка, пребывающие на фабриках - начал активно дебатироваться в литературе 90-х годов XIX вв. во время спора легальных марксистов с народниками.
В 1874 г. Ю.Э. Янсон, опираясь на полученные от петербургских фабрикантов сведения, высказал убеждение: «Общераспространенное мнение - будто мы не имеем класса фабричных рабочих - положительно неверно ... у нас имеются рабочие, живущие десятки лет при фабриках; они выписали с родины жен и семью и тяготеют к селам только тем, что числятся членами сельских обществ и платят лежащие на них по раскладке повинности; кроме того, узнаем, что при наших фабриках выросло и пошло по дороге отцов не одно поколение фабричных рабочих».
В 1879-1885 гг. по инициативе. Московского земства было проведено обследование рабочих Московской губернии. Обследование А.В. Погожева и Е.М. Дементьева подтвердило мысль, что далеко не все рабочие являются
земледельцами. Материалы по Московской губернии привлекли к себе внимание, и в ответ на них в журналах «Русское богатство», «Северный Вестник», «Начало», «Русская Мысль» и др. появились статьи в поддержку высказываемого мнения.
В 1898 году вышла работа М. Туган-Барановского «Русская фабрика», в
которой освещался вопрос о формировании пролетариата: «Мы имеем
многочисленный фабричный пролетариат, только номинально обладающий
земельной собственностью, в действительности же столь
малообеспеченный в своем существовании и столь же далекий от земли, как и фабричный пролетариат Западной Европы...». Интересно то, что в дальнейшем Туган-Барановский изменил свою точку зрения, стал больше подчеркивать связь рабочих с землей.9
Б. Авилов, разделявший в целом точку зрения Е.М. Дементьева по вопросу о формировании постоянных кадров рабочих, на материале обследования
крестьянских промыслов и отхода, пришел к выводу, что связь рабочих с землей зависит: а) от места расположения предприятия; б) от того, как работает предприятие, круглый год или сезонно; в) от степени применения машинного труда и специализации. В итоге автор пришел к выводу, что эволюция идет в направлении к полному разрыву рабочих с деревней.10 Этой выше перечисленной группе исследователей противостояла группа исследователей -неонародников, которая делала акцент на тесной связи рабочих с деревней.
А.В. Пешехонов заявлял: «Русский рабочий в массе своей есть вместе с тем и русский крестьянин, а русский крестьянин часто вместе с тем и русский рабочий».11 В этом выводе его поддерживал С.Н. Прокопович. «Ряды пролетариата, - писал он, - пополняются у нас не пролетарскими детьми, а пришельцами со стороны, из крестьянства».12 Такой же вывод делал и С. В. Бернштейн-Коган в своей работе «Численность, состав и положение петербургских рабочих».13
Главный фабричный инспектор Л.Т. Михайловский утверждал следующее: «В России, как в стране по преимуществу земледельческой, промышленность крупная, как и мелкая, вербует себе рабочих, главным образом, из среды земледельческого населения. Фабричный рабочий в России есть в тоже время и земледелец: по крайней мере, в большинстве случаев, для него фабричный труд не составляет профессии, не служит единственным средством к существованию, а лишь только подспорьем к труду земледельческому».14
Н. Гиммер (Суханов), признав, что часть рабочих являются потомственными, писал в 1913 году: «Как бы то ни было, основную массу современной российской промышленной армии составляет переходный класс, находящийся в неустойчивом равновесии, заинтересованный непосредственно как в укреплении собственного хозяйственного предприятия, так и в завоевании лучших условий пролетарского труда... Наш промышленный рабочий в своей основной массе, как указано, земледелец: он земледелец по строению своего бюджета и по своим интересам, а никак не по способам
11 приложения своего труда».15
Рассмотрев взгляды народников, изложенные в дореволюционной историографии, мы можем выразить краткое резюме...
Российский пролетариат не имел определенного социального облика и с точки зрения истории представлял собой незавершенное классовое образование. Русские рабочие отстали в культорном и политическом отношении, были слабо организованы, малосознательны, чужды демократии. В сущности они не отделились от крестьян, составляющих основной источник пополнения кадров промышленности, и являлись в этом смысле носителями крестьянской психологии в отношении к труду. Только небольшие группы наиболее квалифицированных и образованных рабочих в России могли быть отнесены к пролетариату в подлинном смысле этого слова.16
Свою точку зрения на эту проблему высказал В.И. Ленин. В конце XIX века в работе «Развитие капитализма в России» оформилась концепция (модель) структуры рабочего класса России, которая впоследствии была положена в основу советской истории рабочего класса.
В.И. Ленин выделил следующие разряды рабочих капиталистической России конца XIX века: «1) Сельскохозяйственные наемные рабочие; число их около 3 Уг млн. человек по Европейской России; 2) фабрично-заводские, горные и железнодорожные рабочие - около 1 Уг млн. человек. Итого 5 млн. профессиональных наемных рабочих; 3) строительные рабочие — около 1 млн. человек; 4) рабочие, занятые в лесном деле (рубка леса и первоначальная обработка его), занятые земляными работами, сооружением железных дорог, работами по нагрузке и разгрузке товаров и вообще всякого рода черными работами в индустриальных центрах. Их около 2 млн. человек; 5) рабочие, занятые капиталистами на дому, а также работающие по найму в обрабатывающей промышленности. Их - около 2 млн. Итого - около 10 млн. наемных рабочих (7 Уг млн. из них мужчины)».
Уровень развития этих отрядов пролетариата был неодинаковым. Часть
этой громадной массы наемных рабочих совершенно порвала с земледелием и жила исключительно продажей рабочей силы. Другая, большая часть, ещё не порвала с землей. Подобную социальную группу В.И. Ленин называет полупролетариями и объясняет её столь большое присутствие в обществе отсталостью России, как капиталистической страны.18
После победы Великой Октябрьской социалистической революции история пролетариата становится одной из центральных проблем советской исторической науки. В основу советской историографии был положен классовый подход, что затрудняло выделение внутри класса пролетариата отдельных социальных слоев.
В советской историографии, посвященной данной проблеме, можно выделить два основных этапа: первый приходится на конец 1920-х - начало 1930-х, второй - охватывает период с середины 1960-х до настоящего времени.
На первом этапе вопросы внутриклассовой структуры рабочего класса рассматривались в общетеоретическом и конкретно-историческом планах.
На трактовку ряда вопросов в этот период оказали известное влияние положения, сформулированные на VII расширенном Пленуме Исполкома Коминтерна. В рабочем классе были выделены три слоя: 1) постоянные, «чистокровные» пролетарии, составлявшие основную массу, ядро пролетариата и являвшиеся наиболее надежной опорой марксизма; 2) недавние выходцы из непролетарских слоев (крестьянства, мещанства, интеллигенции), представлявшие благоприятную почву для всякого рода анархистских, полуанархистских и ультралевых группировок; 3) «рабочая аристократия», являвшаяся питательной средой для откровенных реформистов и оппортунистов.
В основу социальной структуры рабочего класса здесь положены не производственные отношения, а особенности воспроизводства пролетариата и его связь с другими слоями общества: при определении первого слоя ленинское понятие «чистый» пролетариат подменено понятием
«чистокровный» (т.е. вышедший из пролетарской среды, потомственный рабочий), второго слоя - исходным моментом также является не наличие средств производства (земли), а социальное происхождение рабочих. Одновременно устанавливалась прямая связь между происхождением и партийной ориентацией рабочих.
Фактически те же критерии использовались и Б.Л. Маркусом, изучавшим социальный состав пролетариата СССР. В рабочем классе капиталистического общества он выделял слой «чистокровных пролетариев, слой «формирующихся» рабочих (недавние выходцы из мелкобуржуазной среды города и деревни) и слой рабочей аристократии. В числе признаков, которые позволяют выделить внутри пролетариата отдельные социальные слои, Б.Л. Маркус называл преемственность труда в промышленности, то есть пролетарское социальное происхождение; длительность принадлежности к рабочей среде, то есть стаж работы по найму; отсутствие в личном владении собственных средств производства; производственную и общественную активность (в качестве косвенного признака).19
Таким образом, признавая роль такого фактора как отношение рабочего класса к средствам производства, автор, однако не придавал ему главного значения, а при выделении социальных слоев рабочего класса фактически не учитывал.
Несколько иная позиция обрисовывалась в работах по истории рабочего класса капиталистической России. Уделяя большое внимание изучению социального состава рабочих, A.M. Панкратова в опубликованной в 1930 г. статье, являвшейся её расширенным докладом на I Всесоюзной конференции историков - марксистов, подчеркивала: «Социальным составом пролетариата объясняются многие особенности рабочего движения, степень подготовленности пролетариата к революционному выступлению, степень его общеклассовой и политической зрелости, наконец, степень и формы проникновения и влияния на рабочее сознание буржуазной идеологии».
Основные экономические признаки, вытекающие из различного положения рабочего в процессе производства, и позволяющие определить социальный состав пролетариата, сводились, по мнению A.M. Панкратовой, «к различиям по квалификации (обученности) и зарплате, по длительности принадлежности к рабочей среде (происхождению и продолжительности рабочего стажа, особенно в крупных предприятиях), по наличию у рабочего собственных средств производства, в частности земли, и собственного хозяйства в деревне, их экономической мощи и т.п.»21
На основе этих признаков A.M. Панкратова делила рабочий класс капиталистической эпохи по составу на три основных типа: «1) чистые пролетарии, т.е. рабочие, лишенные средств производства, выходцы из рабочей среды, обладающие длительным производственным стажем, сравнительно квалифицированные и развитые, составляющие основное ядро рабочего класса; 2) «рабочие с наделом», по терминологии Ленина, т.е. недавние выходцы из крестьянской среды, сохраняющие с ней экономические связи, менее квалифицированные и менее развитые, со значительным преобладанием мелкобуржуазной психологии... 3) наконец, третий слой - рабочая верхушка (именуемая обычно рабочей аристократией). Эта незначительная количественно, высокооплачиваемая часть рабочих, обладающая высокой квалификацией, подкупаемая буржуазией и по своему положению и стремлениям стоящая ближе к ней, чем к рабочему классу. Этот слой, противопоставляя себя основной массе класса, является главным проводником буржуазного влияния в рабочую среду.
А.М.Панкратова, считала, что к началу XX в. вполне сформировался тип обособленного от земледелия наследственного рабочего, почти полностью порвавшего с разрушенным мелким хозяйством. Однако более половины всех рабочих страны, по ее расчетам составляли рабочие переходного типа, «рабочие с наделом». Они перестали быть земледельцами, но не перестали быть землевладельцами, стремясь из последних сил поддерживать свое
падающее хозяйство, ведя его при помощи членов семьи, посылая им около половины своего заработка. Но если такие рабочие стремились сохранить свое хозяйство, то они собственно не перестали быть и земледельцами. Таким полукрестьянам - полупролетариям, по мнению А.М.Панкратовой, близки интересы двоякого рода: «Они заинтересованы прежде всего в условиях труда на предприятиях, а с другой стороны они не перестают надеяться, если не на
укрепление своего крестьянского хозяйства, то на задержку его разрушения».
A.M. Панкратова видела задачу в изучении исторического характера образования отдельных слоев рабочего класса в связи с определенными этапами в развитии капитализма: периодом первоначального накопления, эпохой промышленного переворота, условиями развитого капитализма и монополистического его этапа.
Картину многослойности рабочего класса дает и работа С.И.Антоновой об изменении состава рабочих Московской губернии в 1906-1913 гг. С.И.Антонова пришла к выводу об усилении отхода крестьянства на заработки в связи со Столыпинской аграрной реформой. Она справедливо утверждает, что крестьяне, бросавшие свою землю в деревне, направлялись в городскую и местную промышленность, и представляли собой наименее квалифицированный, низший слой рабочих Московской губернии.24
М.К. Рожкова, анализируя штат рабочих Московской Трехгорной мануфактуры, пришла к следующим, подтверждающим наличие переходных слоев среди рабочих, результатам. В 1881-1882 гг. - 60,2% рабочих происходили из крестьян и 26.2% - из мещан, а в 1889-1890 гг. первые уже составляли почти 80%, а вторые 14,3%.25 Для кануна 1-й мировой войны были уже иные показатели: рабочих из крестьян было 93,4%, а из мещан 6,2%. В 1917 г. это соотношение изменилось незначительно: рабочих из крестьян -92.4%, из мещан 5,9%.27
Основываясь на этих данных, М. К. Рожкова подчеркивает, что сословный признак не вскрывает классовой принадлежности, а факт принадлежности
16 рабочего к какому-либо сословию не определяет его социального положения. Вывод, действительно, верен, так как сословная принадлежность к крестьянству может сохраняться и у потомственного работника той или иной фабрики или завода. Поэтому необходима четкая определенность характера всех связей рабочего из крестьян с землей.
В 20-х - начале 30-х годов изучение российского пролетариата значительно продвинулось вперёд. Работы СТ. Струмилина и поныне сохраняют свое значение не только благодаря содержащемуся в них большому статистическому материалу, но и потому, что численность, состав и положение различных отрядов рабочих рассматриваются в них в тесной связи с особенностями экономического развития конкретных отраслей народного хозяйства и районов страны. С.Г.Струмилин показал также воздействие на социальное лицо пролетариата, в частности петербургского, таких факторов, как механизация производства, его концентрация, размещение рабочих в городах или сельской местности, соотношение пришлых и местных рабочих и т.д.
В этот же период времени вышли в свет работы, в которых давалась обобщенная характеристика пролетариата как класса29, а также социально-экономическая и политическая характеристика различных профессиональных отрядов рабочих - металлистов, текстильщиков, железнодорожников и др.30 В поле зрения авторов оказались факторы, влияющие на социально-политическое развитие рабочих: уровень капиталистического развития данной отрасли промышленности и всего экономического района в целом, концентрация производства, техническое его оснащение, связь рабочих с землей и т.д.
Дифференцированный подход к изучению пролетариата проявился в выделении внутри него определенных слоев не только по социально-экономическим признакам, но и по уровню сознательности и организованности.
Социально-экономическая и политическая неоднородность пролетариата показана в монографии М.К. Рожковой «Рабочие Трехгорной мануфактуры в 1905 г.»31, а также в статье A.M. Панкратовой, посвященной московскому металлическому заводу Гужона. В этих работах, написанных на основе заводских архивов и собранных специальной комиссией автобиографий рабочих, дается всесторонняя (начиная от социального состава и кончая уровнем сознательности и участием в рабочем движении) характеристика различных групп пролетариата. Авторы выделили внутри него три слоя -тонкий слой высокооплачиваемых рабочих, значительный слой рабочих средней квалификации и большой слой неквалифицированных, плохо оплачиваемых рабочих. Они проследили зависимость между квалификацией рабочих и такими показателями как грамотность, стаж работы, потомственность фабрично-заводского труда, связь с землей. В то же время было показано, что наиболее сознательными, организованными и активно участвующими в революционном движении являлись рабочие средней квалификации.
Таким образом, несмотря на некоторые расхождения в определении и характеристике различных слоев рабочего класса, в исторической литературе 20-30-х годов отразились в целом плодотворные поиски подходов к изучению социально-политической дифференциации пролетариата и конкретные попытки показать её на фактическом материале. Большинство авторов признавали наличие переходных слоев в составе пролетариата России. Однако исследования, посвященного отдельной проблеме крестьян - рабочих не проводилось.
Начиная с 60-х годов, линия исследования пролетариата была продолжена в наиболее широком масштабе. Значительный шаг вперёд в изучении структуры рабочего класса, сделанный в 60-80-ые годы, был связан с особым вниманием, уделявшимся в этот период истории классов и социальных слоев. Структурный анализ занял важное место в системном подходе к изучению
социальных объектов. Последний предполагает рассмотрение, с одной стороны, внутренней структуры системы, с другой - её связей с внешней средой. Всесторонне обосновывалось и конкретизировалось «марксистско-ленинская теория» о положении классов как основы социальной структуры общества и о главных классовообразующих признаках. Обращая внимание на примат социального единства рабочего класса, исследователи показывали наличие в нем различных слоев, отличающихся совокупностью ряда признаков. При этом структурообразующие элементы, т.е. те признаки, которые могут быть положены в основу выделения различных слоев пролетариата, определялись по-разному. Одни исследователи пытались положить в основу членения культурные бытовые признаки. Другие выдвигали на первый план производственный стаж, социальное происхождение. Третьи считали необходимым учитывать весь комплекс факторов, характеризующих социально-экономический и идейно-политический облик рабочих.
В 1970-х годах в ходе анализа ленинского теоретического наследия была рассмотрена как общая социальная характеристика В.И. Лениным пролетариата, так и оценка им отдельных слоев рабочих, различающихся по уровню социально-экономического развития, сознательности и классовой активности. К этим вопросам неоднократно обращался М.С. Волин, анализируя революционные процессы в России.33 Его касались В.И. Бовыкин, Ю.З. Полевой, Н.А. Иванова, подробно разрабатывавшие проблематику социальной структуры в истории предреволюционной России.34
К рассмотрению пролетариата и различных его слоев исследователи обратились также в связи с обсуждением вопроса об облике рабочего класса России на научной конференции 1967 г. в Одессе. Останавливаясь на основных чертах облика Российского пролетариата, один из лидеров рабочей истории -Ю.И. Кирьянов в своем докладе выделил в составе пролетариата три слоя, имеющие различия в психологии, идеологии, организованности и поведении т т.п.: «авангард (т.е. наиболее сознательная и организованная часть), борющаяся
часть и несознательная масса».35 При выделении трёх указанных выше слоев пролетариата автор обращается к работе В.В. Воровского (В.В. Боровский в свою очередь ссылается на К. Каутского). Таким образом, борющаяся часть рабочих характеризуется ими как осознавшая общность классовых интересов, достигшая экономического самосознания, но не обладающая сознанием политическим. В опубликованном тексте доклада Ю.И. Кирьянова на большом фактическом материале показаны различные уровни сознательности и организованности пролетариата.
Передовому слою рабочего класса посвящена работа И.С. Розенталя.37 Показав место авангарда пролетариата в рабочем движении, и отметив такие его черты, как способность оказывать действенное влияние на другие пролетарские и непролетарские слои, вести общепролетарскую по своему содержанию борьбу и одновременно отражать общенародные интересы, автор остановился на характеристике металлистов как передового слоя пролетариата. Опираясь на работы В.И. Ленина, он называет в числе факторов, определяющих идейно-психологический облик рабочих, размеры и техническую вооруженность предприятий, квалификацию рабочих (отсюда внимание к заработной плате), культурный уровень, степень связи с землей. При характеристике металлистов автор рассматривает их участие в революционной борьбе, политические взгляды и организации. Вместе с тем отряд металлистов, тоже не был однородным: наряду с передовыми в нем имелись и отсталые рабочие. Потому выделенные И.С. Розенталем критерии позволяют дифференцировать рабочий класс.
Численность, состав и положение рабочих мелкой промышленности Москвы детально изучались СП. Карпачёвым.38 По данным его исследования главным источником пополнения мелкой промышленности была деревня. В 1902 году только 13% рабочих мелкой промышленности являлись уроженцами Москвы и пригородов. Среди пришлых рабочих на первом месте стояли выходцы из Московской губернии. В фабрично-заводской промышленности
они составляли 32%, а в мелкой - примерно, 39%. Восемь подмосковных губерний, включая Московскую, дали фабрично-заводской промышленности 94% и мелкому - 85% рабочей силы.39 Анализируя данные переписей Москвы 1902, 1912 годов, СП. Карпачев сделал вывод, что рабочие мелкой промышленности составляли 50% промышленного пролетариата Москвы. Их положение в целом было хуже положения фабрично-заводского пролетариата (более низкая зарплата, большая продолжительность рабочего дня, худшие санитарные условия труда и быта). Следовательно, мелко-промышленный пролетариат являлся особым слоем рабочего класса.40
Описание интересующего нас переходного слоя рабочих мы находим в работе В.И.Ромашовой. Исследовательница признает, что для 60-х - нач. 70-х гг. характерен большой прилив в промышленность рабочих сил крестьянского происхождения, у этих рабочих была тесная связь с землей: крестьянин -отходник работал на фабрике в основном в зимнее время, возвращаясь весной и летом домой для полевых работ. В.И.Ромашова отмечает, что к середине 80-х гг. значительная часть московских фабричных рабочих уже порвала связь с землей, но осталась с деревней в родственных отношениях.41 Но этот разрыв представлял собой лишь отказ от ведения сельскохозяйственных работ, но никак не от приписки к сельскому обществу и связанных с этим податей, никуда не исчезла и юридическая связь с деревней, выраженная в паспортной системе.
Подобную связь с деревней основной массы пролетариата России подчеркивает и А. В. Ушаков. «...Факт создания кадров потомственных пролетариев, отрыв их от земли сам по себе не снимает тезиса о деревне, как главном резерве численного роста рабочего класса. Даже рабочие, родившиеся и выросшие на фабрике, были детьми и внуками крестьян, переселившихся в город. Они имели в деревне ближних и дальних родственников, с которыми поддерживали разнообразные связи, включая и экономические. Ещё более
прочными эти связи были у крестьян-отходников, недавно пришедших в город».42
Л.М. Иванов, признавая массовый наплыв крестьян в Москву в период 60-х гг. - и вплоть до 1900 года, указывал в то же время на наследственно промышленный характер труда пришлых крестьян.43
Также, необходимо отметить ряд фундаментальных исследований, освещающих статистически-экономическую фактуру по вопросу формирования промышленного пролетариата. К таким трудам относятся работы как досоветской историографии: Погожева А. В.44, Кадомцева Б.П.45, так и советские исследования: Рашина А.Г.46, Нифонтова С.А.47
Следует указать, что именно в трудах А.Г. Рашина наиболее полно представлена картина состава рабочего класса на период 1863-1897 гг. Автор анализирует не только данные Всероссийской переписи 1897 года, но и статистические сборники 1863, 1884 годов, и приводит картину численности пришлых рабочих, особо выделяя среди них квалифицированных. Анализ проводится на общем фоне роста численности населения в целом и городов в отдельности. Вывод автора об искусственном росте населения городов Российской империи в пореформенный период, о преобладании в городе пришлого рабочего населения позволяет нам в своем исследовании опереться на заложенный историко-фактический фундамент.
Перечисленные выше работы дают представления о количественных характеристиках социальных слоев российского общества, делая акцент на социальных характеристиках рабочего.
Работы Рындзюнского П.Г. «Крестьяне и город в капиталистической России вт. пол. XIX в.» и «Крестьянская промышленность в пореформенной России 60-80-е гг. XIX в.»48дают представление о сложном переплетении социальных отношений русского крестьянина с городом, характеризуют сложности вливания сельского человека в городскую среду. Основной акцент при этом делается на анализ социально-экономических показателей процесса
формирования капиталистического города.
П.Г. Рындзюнский подчеркивает: «Основой городообразования был переход крестьян в город в процессе их пролетаризации. Но этот процесс проходил постепенно и развивающаяся промышленность не могла принять в себя слишком большие кадры разоряющегося крестьянства. Поэтому в России имелась масса людей как бы переходного состояния между горожанами и жителями села, между рабочими и крестьянами».49
Богатый материал по характеристике экономического положения исследуемой группы дают работы: Кирьянова Ю.И. «Жизненный уровень рабочих России кон. XIX - нач. ХХвв.» и Кирьянова Ю.И. и Прониной П.В. «Облик пролетариата России».50 Этот ряд работ положил начало изучению истории повседневности рабочих. Был открыт целый пласт ценной информацию по: образу жизни, уровню доходов, социальной направленности общественной жизни. Особенную значимость труды Ю.И. Кирьянова приобрели в связи с огромным колличеством источников, привлеченных и обработанных, в выше указанных трудах.
Перестройка и гласность, ликвидация партийного диктата привели к крушению официальной истории рабочего класса. Но еще раньше среди экономистов и социологов стали раздаваться утверждения, что рабочие совсем не те, какими их изображает советская историография.51
«Крестьянское происхождение рабочих мы обнаруживаем во всем: в организации рабочих коллективов, в обычаях и ритуалах, в неуважении к собственности, в отношении к буржуазии как к паразитам, в монархических симпатиях, в склонности к стихийным разрушительным бунтам, в негативном отношении к интеллигенции и либеральному движению и т.д.» Приверженность позиции о крестьянском происхождении большинства русских рабочих Б.Н. Миронова привела к отсутствию в его фундаментальном труде отдельно выделенного фрагмента, посвященного собственно потомственным рабочим. «Нет достаточных оснований думать, что в
большинстве рабочие осознавали себя особым классом. Они прочно сохраняли в своем сознании традиционные общинные ценности, под влиянием которых де-факто сложились рабочие коллективы, воспроизводившие в специфических условиях промышленного предприятия самоуправляющиеся сельские общины.»53
Новая волна исследований, так или иначе затрагивающих рабочий класс, привела к вовлечению в оборот новых источников, преобладанию точки зрения о крестьянском характере рабочего класса России. СВ. Ильин на основании архивных данных по предприятиям Морозовых указывает, что до 70% крестьян продолжали владеть земельным наделом в 1903 году.54
В целом же проблематика формирования рабочего класса в дореволюционной России утратила свою былую популярность в отечественной историографии. И напротив, падение железного занавеса привело к всплеску интереса к рабочей истории России на Западе.
Западные историки в характеристике положения рабочих в России отмечают, что Россия в конце XIX - начале XX вв. переживала в отличие от Запада лишь раннюю стадию индустриализации. Поэтому, в то время как рабочие Запада пожинали «благословенные плоды развитого капитализма, рабочие России находились в очень тяжелом экономическом положении, усугубляемом в условиях царизма отсутствием профсоюзов, социального рабочего законодательства».55 По мнению западных исследователей, это было совершенно естественно: только таким образом предприниматели могли компенсировать «посредственное качество своих рабочих». Отсюда западные историки и выводят причины постоянного возмущения рабочих России капиталистами, что якобы, было совершенно исключено на Западе.
Профессор Лондонского университета Дж.Уолкин пишет: «...не является секретом, что в России не было пролетариата в западном понимании этого слова... рабочими в России в большинстве были крестьяне, которые оставались членами общин и обладателями земельных участков».56
В начале 1970 гг. примерно такую же характеристику российского пролетариата давал историк экономист, профессор нью-йоркского университета У.Блекуэлл. Он писал, что применительно к предвоенному времени существенная часть русских рабочих не может быть квалифицирована как городской пролетариат. Для У.Блекуэлла русские «дореволюционные» рабочие - это крестьяне, сезонно работающие в городах, или новички, нанимающиеся на год для работы на фабрике.57 Версия о «крестьянах-рабочих» или «рабочих-крестьянах» повторяется и в 80-е годы. Профессор Лондонского университета О.Крисп в своей работе «Труд и индустриализация в России» пишет, что и в 1900г., и в 1913 г. русский фабричный рабочий находился на полпути между фабрикой и деревней.58
Одна из разработок по изучаемой теме принадлежит Дж.Брэдли. В своей работе «Мужик и москвич. Урбанизация в России в конце императорского периода», автор подчеркнул наличие промежуточных слоев в среде
российского пролетариата.
Надо заметить, что Калифорнийский университет создал целую школу, по изучению рабочего класса модернизирующейся России. Д.Р. Броуэр наряду с Бредли в своей работе «Русский город между традиционностью и модернизацией» указал, что «крестьянская миграция создала особый, доминирующий в конце XIX -начале XX в. тип «города мигрантов», который обладал специфическими экономическими, демографическими и культурными характеристиками. В городе мигрантов происходило столкновение традиционного стиля жизни и менталитета («традиции»), носителями которых были мигранты, с новым, городским, образом жизни и менталитетом («модернизмом»), носителем которых выступало образованное общество. Это столкновение порождало много серьезных проблем и создавало острую социальную напряженность в городах, чреватую серьезными социальными взрывами. 60
Одной из последних интересных работ по исследуемой тематике следует
назвать исследование X. Кесслера «Крестьянская миграция в Российской империи и Советском Союзе. Отходничество и выход из села». Анализируя феномен неземледельческого отхода, Х.Кесслер связывает его не столько с аграрным перенаселением, сколько с неспособностью промышленности обеспечить прожиточный минимум работника фабрики без дополнительного источника существования в виде продукции сельского хозяйства или денег от сдачи надела в аренду.61
В целом в новейшей зарубежной историографии можно выделить три основных подхода к освещению формирования и социального развития рабочего класса России. Одни исследователи, как Д.Р. Броуэр и Р.Зелник, рассматривают фабричных рабочих как сегмент старого аграрного общества и часть крестьянского населения. Такие авторы, как Р. Джонсон (Канада), О.Крисп (Великобритания), Д. Хардинг (США) смотрят на рабочих, как на промежуточную социальную группу, у которой сохранялось тяготение к старой, деревенской среде. Наконец, третьи: А. Кенкер, А. Боннел, Р. Малиа -рассматривают русских рабочих в качестве новой социальной группы, группы развивающегося индустриального общества, не утратившей полностью своего крестьянского характера и не закончившей процесса превращения в однородную социальную группу рабочих.62
При всех различиях указанных подходов всем им свойственно подчеркивание крестьянской природы рабочего класса России, его социальной неустойчивости, как причины дальнейших революционных взрывов в стране.
Вторая часть историографического обзора затрагивает важные аспекты, связанные с разработкой теории маргинальности (выступающей в работе в качестве инструмента исследования).
История возникновения и употребления термина «маргинальная личность» («маргинальность» образовано от латинского marginalis -пограничный, периферийный, находящийся на краю) чрезвычайно важна для
его понимания. Он существует с 1928 года, когда американский социолог, один из основателей чикагской школы Роберт Эзра Парк (1864-1944 г.г.) впервые употребил его в своем эссе «Человеческая миграция и маргинальный человек».63
Согласно Парку «маргинальный человек» - индивид, находящийся на границе двух различных, нередко конфликтующих между собой культур. Маргинальная личность, по Парку, - продукт естественного культурного процесса, расширяющегося взаимодействия культур. «Такой тип личности, который появляется в то время и в том месте, где из конфликта рас и культур начинают появляться новые сообщества. Судьба обрекает этих людей на существование в двух мирах одновременно; вынуждает их принять в отношении обоих миров роль космополита чужака. Такой человек неизбежно становится (в сравнении с неподвижной окружающей его средой) индивидом с более широким горизонтом, более независимыми и рациональными взглядами».64
Исследование мобильности индивидов позволило Парку сформулировать понятие маргинального человека.65
«Миграцию не следует, однако, отождествлять с простым движением. Она заключает в себе, как минимум, изменение места жительства и разрушение домашних связей. Движение цыган и других народов, учитывая, что они не приводят ни к каким значимым изменениям в культурной жизни, следует рассматривать скорее как географический факт, нежели как социальное явление. Миграция как социальное явление должна быть изучена не только с точки зрения её общих последствий, проявляющихся в изменении обычаев и нравов, но и может быть рассмотрена в её субъективных аспектах, находящих выражение в том изменившемся типе личности, который она производит. Когда в результате контакта и столкновения с новой вторгающейся культурой рушится традиционная организация общества, результатом этого становится, так сказать эмансипация индивидуального человека. Энергии, которые прежде
контролировались обычаем и традицией, выходят из-под контроля».66
Идея Р.Парка была развита и переработана Э. Стоунквистом, который опубликовал в 1937 г. монографию «Маргинальный человек». С его именем связывают окончательное закрепление и легитимацию концепции маргинальное.
Понятие маргинального человека у Э. Стоунквиста характеризует
социального субъекта, участвующего в культурном конфликте. Им становится
индивид, находящийся на краю каждой из культур, но не принадлежащей ни
одной из них. Э. Стоунквист рассматривает маргинального человека как
ключевую личность (key-personality) в контактах культур: «стремясь
интегрироваться в доминирующую группу общества, члены подчиненных групп
fa приобщаются к её культурным стандартам; формирующиеся таким образом
«культурные гибриды» неизбежно оказываются в «маргинальной» ситуации - на краю доминирующей группы, никогда их полностью не принимающей, так и группы происхождения, отторгающей их как отступников».67
Также как и Р. Парк, Э. Стоунквист сосредотачивается на описании
внутреннего мира маргинального человека. Он применяет следующие
психологические характеристики: дезорганизованность, ошеломленность,
' неспособность определить источник конфликта. Маргинал ощущает чувства
неудачливости, беспокойства, изолированности. Затем наступает период разочарованности и отчаяния, что приводит к бессмысленности существования.6
Следует отметить, что если Р. Парк рассматривал маргинальную личность
как человека на рубеже двух культур и двух обществ, которые никогда
полностью не сплавятся, вследствие чего он никогда не будет принят в новое
^, общество, оставаясь в нем личностью с расщепленным сознанием и
расстроенной психикой, то Стоунквист полагал, что процесс адаптации может привести к формированию личности с новыми свойствами.69 Это важный момент в позитивном ракурсе рассмотрения проблем маргинальное.
Процесс трансформации социального, психического и эмоционального аспектов личности может занимать около 20 лет.70 Э. Стоунквист выделял три фазы эволюции маргинального человека: 1) индивид не осознает, что его собственная жизнь охвачена культурным конфликтом, он лишь «впитывает» господствующую культуру; 2) конфликт переживается осознано - именно на этой стадии индивид становится «маргиналом»; 3) успешные и безуспешные поиски приспособления к ситуации конфликта. Он полагал, что маргинал, обладая рядом характерных черт: честолюбием, эгоцентричностью, при определенных обстоятельствах может стать лидером социально-политических, националистических движений.
Проблема маргинальное, как её понимали Р.Парк и Э.Стоунквист, тесно связана с переходом от традиционного общества к индустриальному, поэтому маргиналом становиться не только «этнический гибрид», но и иммигрант, вчерашний крестьянин, испытывающий сложности при адаптации к требованиям урбанизма как образа жизни.
В традиционном обществе, где вся сеть социальных отношений хорошо интегрирована, существует высокая степень социального сцепления: люди ощущают себя жизненными частями общества, к которому они принадлежат. Они свободны от чувства психологической изоляции, одиночества или забытости. Поскольку общество интегрировано и поскольку это единство ощущается его членами, его культура остается единой. Её ценности принимаются и разделяются всеми её членами, рассматриваются как надындивидуальные, бесспорные и священные. Наоборот, индустриальное общество с относительно меньшей степенью сцепления, члены которого слабо связаны между собой и с референтной группой, общество с запутанной сетью социальных норм, с «атомизированными» культурными ценностями, не пользующимися всеобщим признанием и являющимися делом личного предпочтения.
Как правило, вновь прибывающие иммигранты были крестьянами из
отсталых стран и представляли собой преимущественно
неквалифицированную, дешевую рабочую силу. Вырванные из традиционной колеи, «новые городские жители» долго не могли завершить переход в новое социальной качество.
Таким образом, концепция маргинальное первоначально предстает как концепция маргинального человека. Р.Парк и Э.Стоунквист, описав внутренний мир маргинала, стали основоположниками традиции психологического номинализма в понимании маргинальное.
Традиции Р.Парка и Э.Стоунквиста, обозначивших направление исследования «культурной маргинальное», продолжили А.Антоновски, Р.Гласс, М.Гордон, М.Вуд, Р.Херрик. Они сосредотачивали свое внимание, прежде всего на психо-социальном влиянии на личность двусмысленности статуса и роли, которые возникают при конфликте культур.71
Важным теоретическим шагом в разработке проблем маргинальное можно считать определение маргинального статуса, данное Т.Шибутани. Центральным моментом в его понимании маргинальное является доминирование социальных изменений и трансформации социальной структуры, приводящие к временному разрушению согласия. В результате человек оказывается перед лицом нескольких эталонных групп с различными, часто противоречащими друг другу требованиями, которые одновременно удовлетворить невозможно. Шибутани дает следующее определение маргинального человека: «Маргиналы те люди, которые находятся на границе между двумя или более социальными мирами, но не принимаются ни одним из них как его полноправные участники».72 В то же время Шибутани выделяет понятие маргинального статуса личности как ключевое в понимании маргинальное. Он отмечал, что маргинальный статус - это позиция, где воплотились противоречия структуры общества.
Положительный исход маргинальной ситуации для личности - высокая творческая активность. Как отмечает Шибутани, соглашаясь в этом с Парком,
зо «в любой культуре наибольшие достижения осуществляются обычно во время быстрых социальных изменений и многие из великих вкладов были сделаны маргинальными людьми».73
В целом западную концепцию маргинальности можно представить в виде ряда обобщенных выводов:
1.Термин «маргинальная личность» возник в 30-е годы в США как теоретический инструмент для исследования особенностей протекания культурного конфликта двух или более вступающих во взаимодействие миграционных групп. Концепция маргинальности, впервые разработанная Р.Парком, утвердилась в американской социальной науке и в последующие десятилетия в ней обозначились различные подходы. Маргинальность стала пониматься не только как результат межкультурных этнических контактов, но и как следствие социально-политических процессов. В результате концепция маргинальности перестала существовать как унитарная, в ней выделилось три направления, три типа: культурная (референтная), структурная (социальная) и маргинальность социальной роли.74 (См. приложение I.)
Будучи принятой западноевропейскими исследователями как структурная (социальная), концепция маргинальности служит для обозначения явлений, связанных с изменениями в социальной структуре в результате социальной мобильности и употребляется в основном для обозначения социальных групп, исключенных из системы общественного разделения труда.
Своеобразие подходов к исследованию маргинальности и понимания её сущности во многом определяется спецификой конкретной социальной действительности и тех форм, которое данное явление в ней приобретает.
Общее, что характеризует использование концепции маргинальности в западноевропейских странах, - определенная стабильность и преемственность социальных структур, которая позволяет локализовать явление маргинальности «окраинными» социальными группами, традиционно определяемых как объекты социального контроля со стороны государства.75 (См. Приложение И.)
В советском обществознании проблема маргинальное изучалась главным образом, в связи с проблемами адаптации, социализации, эталонной группы, статуса, роли.76
Феномен маргинальности анализировался в основном на материалах западной социологии и стран Западной Европы.77 Следует отметить, что традиция его понимания и использования связывает его именно со структурной маргинальностью, т.е. концепцией, характерной для Западной Европы.
Первые попытки обращения к данной теме относятся к 70-м годам. Сюда, прежде всего, следует отнести различную справочную литературу, в которой приводились весьма скупые и лаконичные данные о понимании феномена маргинальности в западном капиталистическом обществе. Первые публикации, в которых были предприняты попытки осмысления процесса маргинализации, были написаны с позиций социально-классового подхода. К числу таких работ относятся статьи И.И.Кравченко, Г.А.Данишевской, А.А.Галкина, С.И.Васильцова, В.В.Радаева.
Интерес к этому явлению возрастает в годы перестройки, когда кризисные процессы вынесли эту проблему на поверхность общественной жизни. Маргинальность осознается как социальный феномен, характерный именно для данной реальности. Многозначность, многоаспектность понятия маргинальности, его наддисциплинарность, возможность подойти к пониманию непонятного в тех фрагментах трансформирующего мира, целостность восприятия которого быстро утрачивалась, не могли не привлечь внимания тех обществоведов, кто пытался использовать новые подходы к объяснению современных социальных процессов.
Тема маргинальности прозвучала в полемически-публицистической постановке в работах кандидата философских наук Е.Н. Старикова и Б.Н.Шапталова.79 У Старикова понятие маргинальности служит для
обозначения пограничное, периферийности или промежуточности по отношению к каким-либо социальным общностям (национальным, классовым, культурным).
«Маргинал, просто говоря, - «промежуточный» человек. Классическая, так сказать, эталонная фигура маргинала - человек, пришедший из села в город в поисках работы: уже не крестьянин, еще не рабочий; нормы деревенской субкультуры уже подорваны, городская субкультура еще не усвоена. Главный признак маргинализации - разрыв социальных связей, причем в «классическом» случае последовательно рвутся экономические, социальные и духовные связи. При включении маргинала в новую социальную общность эти связи в той же последовательности и устанавливаются, причем установление социальных и духовных связей, как правило, сильно отстает от установления связей экономических. Тот же сельский мигрант, став рабочим и приспособившись к новым условиям, еще длительное время не может слиться с новой средой».80
Е.Стариков связывает процесс маргинализации с деклассированием, когда объективно все еще оставаясь в рамках данного класса, человек теряет его субъективные признаки. По Старикову деклассирование, понятие прежде всего социально-психологическое, хотя и имеющее под собой экономические причины. Воздействие этих причин не является прямым и немедленным: объективно выброшенный за пределы пролетариата безработный на Западе не станет люмпеном, пока сохраняет психологию класса и прежде всего его трудовую мораль. В СССР не было безработных, но были деклассированные представители рабочих, колхозников, интеллигенции, управленческого аппарата.
Наряду с экономическими, социальными причинами маргинализации Е. Стариков указывает и политико-правовые: в стране с 1929 года происходило целенаправленное разрушение любых социальных связей «по горизонтали», то есть уничтожение гражданского общества.
Стоит особо отметить удачную на наш взгляд характеристику маргинальное у Старикова: он отмечает её объективную нейтральность в отношении оценок (негативных или позитивных) и в то же время её поливекторность. По своей сути это лишь процесс перекомпоновки социальной мозаики, когда значительные по объему людские массы переходят из одних социальных групп в другие. Он охарактеризовал маргинальность как болезнь роста социального организма.
Глубокое несовпадение и противоречие между искусственной социальной структурой общества-машины и пробивающейся сквозь нее структурой общества-организма, отражающей новые процессы, заставляет большинство населения жить сразу в нескольких измерениях. Речь идет, в частности, о процессах маргинализации.
«Быть маргиналом само по себе ни плохо, ни хорошо. Даже в социумах с жестко фиксированной социальной структурой всегда были социальные перемещения. Есть и, так сказать, «запланированные» маргиналы: например, студенты, а если брать шире - молодежь в целом как специфическая переходная группа, находящаяся «на жизненном перепутье». Поэтому совершенно неверно отождествлять понятия «маргинал» и «люмпен». Люмпенизация - это предельный случай маргинализации. Все хорошо в меру, в том числе и маргинальность, поскольку она является признаком социальной мобильности лишь до определенного уровня, перейдя который она уже означает нестабильность социальной структуры». '
Е. Стариков подчеркивает, что для оценочной характеристики конкретных проявлений пограничных положений весьма важно выявить направленность («восходящая» - «нисходящая») вертикальных социальных перемещений. При доминировании «нисходящего» варианта происходит последовательное скатывание на все более низкие этажи социальной структуры, оттеснение на все более дальнюю ее периферию с перспективой полной люмпенизации.
Е. Стариков отмечает что, крайне важна продолжительность
маргинальное - чем короче пребывание «в подвешенном состоянии», тем лучше. Длительное же «зависание» на изломе социальной структуры опять же ведет к деклассированию. Всякий переход в новое социальное качество сопряжен с неизбежным социально-психологическим стрессом. В цивилизованных обществах для его смягчения используется целая система всевозможных амортизаторов (пособия по безработице, пункты социально-психологической реабилитации, центры профессиональной переподготовки жертв структурной безработицы и т.д.).82
В современной российской исследовательской литературе можно отметить разные попытки рассмотрения всех выше отмеченных типов маргинальности, которые можно объединить в два основных подхода: философский и социологический.
Для социологического подхода характерно то, что общество анализируется с точки зрения структуры. При этом социолог, как правило, концентрирует исследовательские усилия в направлении изучения строения социальной системы. То есть стремится выяснить из каких слоев, групп состоит то или иное общество, каковы критерии дифференциации элементов структуры, каковы направления и интенсивность социальной мобильности. Структурно-функциональный подход предопределяет толкование проблем маргинальности.
Для социолога маргиналы - это прежде всего особые социальные группы,
характеризующиеся конкретным положением в иерархически
структурированном социальном пространстве. Это либо самое низкое положение в социальной иерархии, либо промежуточное положение между социальными, структурными единицами. Когда подразумевается периферийное положение субъекта в социальной иерархии, то в маргинальной ситуации оказываются все те же деклассированные слои. Когда речь идет о пограничных группах, маргинальность означает переход индивидуумов из
одних групп в другие.
Явления люмпенизации, деклассирования, а также социальной мобильности в обществе существовали всегда, на протяжении всей человеческой истории. Данные феномены уже достаточно изучены. Для чего понадобилось использовать новое понятие для обозначения вполне исследованных явлений, для которых уже найдены адекватные понятия? Возникновение нового понятия «маргинальность» связано с тем, что ученые обнаружили новые, малоисследованные грани «старого явления».
Новизна самой проблемы маргинальности связана со стремлением выйти за пределы экономического детерменизма в объяснении процессов структурообразования. Ощущая недостаточность таких объективных факторов группообразования как отношение к собственности, профессиональная принадлежность, уровень квалификации, материальное благосостояние и т.п., ученые стремятся использовать преимущества многофакторного подхода к исследованию социальной реальности.
В рамках социологического подхода проблема маргинальности затрагивалась и исследовалась фрагментарно. Социологический подход выделяет в ней, прежде всего те её стороны, которые связаны с изменениями в социально-экономической структуре, с трансформацией субъектов общественной жизни в новые. Это имеет прямую связь с тем, что в прежней социальной структуре слишком мало элементов, соответствующих современной рыночной экономике. Резкое изменение положения одних, выпадение других социальных элементов составляет, по сути, основу процесса маргинализации, являющейся наиболее сложной политической проблемой.84
Особенности образования маргинальных позиций связываются с массовой десоциализацией, потерей прежней самоидентификации и неопределенностью социального статуса.
Многофакторный подход учитывает влияние социокультурной сферы общества на процессы социального развития. Социологи стремятся выяснить, каким образом ценностно-нормативные системы влияют на поведение людей и
на процессы группообразования. В этой связи понятие «маргинальность» приобретает научную значимость, так как позволяет отслеживать изменения и противоречия возникающие в социокультурных, ценностно-нормативных структурах социальной системы. Но пока исследовательская проблематика в данной области только намечена, а отсутствие общепринятого понимания и четкого однозначного определения маргинальных феноменов свидетельствует о необходимости дальнейших исследований в этой области.
Если для социолога носителями маргинальное являются определенные группы, обладатели противоречивой ценностно-нормативной системы, и потому не вписывающиеся в социальное целое, то для философа маргинальность - это особое социальное отношение, которое не может быть «фиксированным» качеством той или иной социальной группы. Попытка выработки новой концептуальной модели маргинальное предпринимались в основном в рамках философского подхода.
Так, В.А. Шапинский, пытаясь осмыслить понятие маргинальное с точки зрения культурологии, делает вывод о том, что «маргинальность в собственном смысле этого слова является культурным феноменом; использование этого понятия в других сферах знания приводит к непродуктивному расширению объема понятия».85
Характеризуя сам феномен культурной маргинальное, автор акцентирует внимание на включенность субъекта (индивида, группы, сообщества) в социальную структуру общества, в политические институты, экономические механизмы, и нахождении его, в то же самое время, в пограничном, пороговом состоянии по отношению к культурным ценностям данного социума. Главными недостатками социологического подхода В.А. Шапинский считает сведение проблемы маргинальное к:
- проблеме существования индивида или группы на границе двух или более социальных структур данного социума; проблеме локализации феномена маргинальное в рамках
определенных групп, субкультур, что обедняет сущность
понятия маргинальное, делая его характеристикой
девиантного поведения, а не общественного сознания в целом.
Такой ограниченности подходов в социологии автор противопоставляет
культурологический подход к маргинальное как к определенному типу
отношений, что и обусловливает подвижность категории, которая поэтому не
может быть фиксированным качеством той или иной группы.
Весьма интересным представляется также вывод о том, что «свободное пространство между структурами мы имеем все основания считать маргинальным пространством, существующее в нем - маргинальной сущностью».86
Автор подчеркивает значение маргинальное как важной предпосылки . нововведений в сфере культуры: маргинальные группы часто оказываются их инициатором и активным агентом. «...Для маргинала не существует «его» культуры. Для него каждая - это объект узнавания, творчества, эксперимента. Потеряв опору в восприятии мира, которую задает каждая культура своему субъекту. Он получает возможность видеть мир с различных ракурсов. Выход в
маргинальное пространство - это выход в некое «посткультурное состояние».
Такое положение позволяет маргиналу считать любую истину условной и преходящей, а это в свою очередь открывает перед ним альтернативные пути исторического развития. Для «человека культуры» мир его ценностей неизменен и постоянен. Изменения её символической структуры происходят незаметно. Маргинал, лишенных каких-либо традиций, каких-либо корней в «родной культуре», отстранен от неё. Эта отстраненность делает его осторожным и непредвзятым по отношению к каким-либо ценностям.
Мироощущение маргинала всегда фрагментарно и незакончено, всегда открыто, что находит свое выражение в той дистанции, которую он выстраивает по отношению к любым институтам, к любым ценностям. Общество также выстраивает по отношению к маргиналу репрессивную
дистанцию, которая препятствует его включенности в социальную структуру.
Маргинал стоит по отношению к своей культуре в своеобразной позиции. Он не пытается найти новую точку приложения сил, новую перспективу, он избирает альтернативу данной культуре хотя бы потому, что она отвергает его. «Если маргинал в социологии «приписан» к своему статусу раз и навсегда фактом своего рождения, расы, языка, цветом кожи, то маргинал в культуре -это результат свободного выбора».88
Н.О. Навджавонов рассматривает маргинальность как проблему личности в контексте социальных изменений. Маргинальная личность - теоретическая конструкция, отражающая процесс плюрализации типов личности в процессе усложнения общественной структуры, усиления социальной мобильности,
призванная помочь изучению современного развития человека. Автор понимает под маргинальной личностью следующее:
- интериоризация индивидом ценностей и норм разных социальных
групп, социокультурных систем (нормативно-ценностный плюрализм);
- поведение индивида в данной социальной группе, социо-культурной
системе на основе норм и ценностей других социальных групп;
невозможность однозначной самоидентификации индивида;
определенные отношения «индивид-социальная группа» (т.е.
исключение, частичная интеграция, амбивалентность индивида). Автор также пытается расширить подход к определению маргинальное в её личностном аспекте, предлагая рассматривать проблему в свете различных аспектов социального определения человека: человек как трансисторический субъект, как персонификация общественных отношений определенной эпохи. Маргинальный субъект представляется как результат разрешения объективных противоречий. Векторы дальнейшего развития таких субъектов будут иметь различную направленность, в том числе и позитивную - в качестве моментов формирования новых структур, активных агентов нововведений в различные
области общественной жизни.
Оригинальная идея лежит в основе попытки А.И.Атояна в постановке вопроса о выделении всего комплекса знаний о маргинальности в отдельную область знания - социальную маргиналистику как междисциплинарный синтез в обширной исследовательской области.90
Для этого автор выделяет следующие основания: прежде всего то, что будучи явлением многоаспектным по самому своему определению пограничным, маргинальность как предмет гуманитарного исследования выходит за строгие рамки отдельно взятой дисциплины.
Другая важная проблема, которую видит автор, это необходимость определения детальной разработки путей «демаргинализации». Признавая всю сложность и безуспешность попыток исчерпывающего определения содержания маргинальность, подчеркивая, что никакой устойчивой дефиниции ни у нас, ни за рубежом не существует, Атоян тем не менее дает свое определение маргинальности. Под маргинальностью он имеет в виду разрыв социальной связи между индивидом (или общностью) и реальностью более высокого порядка, под последней же - общество с его нормами, взятое в качестве объективного целого. Соответственно, процесс демаргинализации рассматривается как совокупность восстановительных тенденций и мер по отношению ко всем видам социальных связей, усложнение которых возвращает устойчивость социальному целому.
Оценивая роль и значение маргинальных субъектов в развитии социальной системы, такие авторы как А.И. Головатенко видят в них реакционную силу. В своих работах они убеждают в том, что маргинальные слои населения были движущей силой революции 1917 года и являлись опорой сталинского тоталитаризма.91
Из историков к изучению данного вопроса в социологическом ракурсе обращается Б.Н. Миронова в работе «Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи,
гражданского общества и правового государства». При описании процессов формирования новой социальной структуры индустриального общества, не используя термин «маргинализация», имеется указание на основные черты маргинала. «Из-за постоянного уменьшения доли потомственных горожан в составе городского населения как за счет числа крестьян-мигрантов, так и за счет их детей и внуков и происходил процесс, который можно назвать окрестьяниванием городского населения. Естественно, крестьянская миграция стала тормозить процесс формирования буржуазного менталитета, если иметь городское население в целом и особенно городские низы, вследствии того, что мигранты и их потомки не успевали перевариться в городском котле и полностью освободиться от деревенского менталитета».92
Кроме того, Б.Н. Миронов отмечал ещё один немаловажный аспект маргинализации русского города: «Окрестьянивание горожан означало реанимацию в среде городского населения стандартов и стереотипов крестьянского сознания, являлось одним из важных факторов успеха социал-демократической пропаганды среди рабочих и роста социальной напряженности не только в городах, но и в сельской местности, так как мигранты были переносчиками революционной инфекции в деревню».93
Подводя итог, нужно отметить, что концепцию маргинальное в российской науке нельзя назвать сложившейся, однако, апробированный в социологии понятийно-категориальный аппарат позволяет воспользоваться теорией маргинализации как инструментом для социально исторического исследования.
Завершая историографический обзор, обратимся к работам, обосновывающим возможность соединения исторического и социологического знаний. Работа Б.Ф.Поршнева «Социальная психология и история» позволяет выделить предмет социальной психологии в ретроспективном плане и провести исследование на стыке двух наук. Введя в аппарат исследования понятие психологического склада и психологического настроения,
РОССИЙСКАЯ
.. ГОСУДАРСТВЕННАЯ
41 БИБЛИОТЕКА
разработанные Б.Ф. Поршневым, изучение маргинальных слоев стало возможно подчинить определенной программе, то есть затронуть не только
социальные характеристики, экономические, но и психологические.
Анализ историографии, связанной с темой исследования, показал, что, действительно, проблема классических маргинальных слоев в социальной структуре русского города пореформенного периода XIX века не являлась предметом специального изучения. Общество традиционно рассматривалось с точки зрения деления на классы. Классы различались по характеру и размеру собственности на средства производства и производимый продукт, а также по уровню получаемого дохода и материального благосостояния. Также учитывалось место представителей класса в общественной системе разделения труда. Такой подход привел к созданию значительных по своему масштабу категорий изучения - классов.
Однако, в состав класса входили . различные по своему культурно-нормативному положению слои. Поэтому современное применение таких подходов стратификации как социально-профессиональный, культурно-символический, культурно-нормативный позволяет нам более дробно представить картину рабочего класса дореволюционной России и учесть в его составе отдельные группы, различающиеся по своему образу жизни, профессиональному наполнению, социальным возможностям.
Тем не менее, большинство историков, изучив положение и состав рабочего класса, фактически признали наличие промежуточных слоев. Однако, доминирующей была точка зрения о существовании наследственного пролетариата, всецело связанного с промышленностью и оторванного от земли. Это было детерминировано одним из основных положений истории марксизма о рабочем классе как наиболее организованной, сплоченной, монолитной социальной группе. Во многом, именно поэтому, тематика социально-психологических характеристик изучаемой группы специально в
работах не затрагивалась, теоретической разработки не имела.
Объект исследования:
Социальный слой классических маргиналов - крестьянства, пришедшего в город на работу и приобретших статус рабочих и чернорабочих.
Предмет исследования:
Комплексная - экономическая, правовая, субсоциальная и социально психологическая характеристика этой социальной группы.
Цель диссертационного исследования —
Выявление социального положения классических маргинальных слоев г. Москвы, амбивалентности их социальной роли и влияния указанной группы на процесс урбанизации и модернизации в период конца XIX - начала XX вв.
Работа основана на комплексном подходе к анализу заявленной проблемы и включает в себя решение следующей группы задач:
обоснование теоретических понятий: модернизации, урбанизации и маргинализации. Выделить критерии принадлежности к указанному социальному слою классических маргиналов;
выявление численности, динамики и состава изучаемого слоя;
воссоздание правового статуса представителей группы маргиналов;
рассмотрение экономического положения классических маргиналов,
степени их связи с землей как показателя оторванности от прежней
социальной среды;
определение социокультурных особенностей рассматриваемого
социального слоя;
спектр социально-психологических черт группы;
анализ процесса образования группы наемных рабочих в период
пореформенной модернизации.
Хронологические рамки исследования.
Хронологические рамки основной части диссертационного исследования охватывают период с 1861 года по 1914 год.
Крайний нижний рубеж исследования определяется проведением реформы по отмене крепостного права 19 февраля 1861 года. Реформа, изменив правовое положение крестьянина, так или иначе, усилила отток крестьянства в города, что привело к росту внутренней миграции, а следовательно, и маргинальных процессов.
Крайний верхний рубеж исследования определяется началом Первой мировой войны, в связи с чем поступательное движение процесса модернизации в 'России было нарушено, а наметившиеся закономерности эволюции социальной структуры были деформированы условиями военного времени.
Географические рамки работы.
Географические границы исследования включают территорию Москвы и ближайшего Подмосковья. Подобная городская агломерация, являлась одной из форм взаимодействия города и села на определенном этапе урбанизации, когда все населенные пункты на достаточно широкой территории входят в одну обширную городскую систему. Также в качестве сравнения и дополнения привлекались сведения по Санкт - Петербургу.
Выбор Москвы в качестве географической зоны базирования исследования обусловлен следующими причинами: Москва не являлась столицей в данный период времени, а значит картина её социальной структуры, в отличие от Санкт-Петербурга, в более полном объеме может быть экстраполирована на другие крупные города страны; Москва замыкает на себе основную экономическую деятельность наиболее крупного Центрального промышленного района, а значит характеристики её рабочего класса, это во многом и характеристики рабочего класса ЦПР.
Методология исследования.
Аналитико-теоретической концепцией, положенной в основу исследования, стала теория модернизации. Модернизация - это процесс, посредством которого аграрные общества трансформируются в индустриальные. Данный переход влечет развитие передовой индустриальной технологии и политических, культурных и социальных механизмов, адекватных задачам поддержания, руководства и использования данных технологий. Модернизационный переход редко протекает спокойно и равномерно, он оказывает воздействие на все социальные институты, всех членов общества. Термин «модернизация», таким образом, должен описывать множество одновременных изменений на различных уровнях. Модернизация сопровождается расширяющейся дифференциацией экономической, организационной, политической и культурной сфер. Тесно связаны с модернизацией процессы индустриализации, урбанизации, бюрократизации, которые, тем не менее, нельзя отождествлять. Эти различные аспекты модернизации составляют процессы единого структурного изменения общества, стало быть они неотделимы друг от друга.
Рассматривая процесс новой стратификации общества в ходе активной урбанистической волны в России конца XIX века, целесообразным становится применение не только традиционного принципа деления общества на классы, но и принципа культурно-нормативной стратификации общества, который позволяет выделить в рамках класса отдельные слои (такие как «классические маргиналы»).
Целью модернизационного подхода является междисциплинарное изучение человечества посредством описания и объяснения происходящих процессов изменения в ходе перехода от традиционного общества к обществу современного типа. К изучению модернизации в современной науке осуществляется три основных подхода:
А) системно-функциональный;
Б) социально-процессуальный;
В) сравнительно-исторический.
Наибольшее звучание в работе приобрели системно - функциональный и социально-процессуальный подходы. Это позволило изучать социальный слой классических маргиналов не только как элемент, входящий в социальную систему города, и выполняющий определенную функцию, но и как явление, несущее определенную социально процессуальную направленность.
Таким образом, исходя из теории модернизации как основания работы, основным дисциплинарным подходом диссертации является принцип междисциплинарности, который нашел свое проявление в использовании теорий среднего уровня - из области социологических знаний (теория маргинализации), социально-психологических (теория социального склада и настроения, теория аномии), демографии (теория урбанизации) .
В соответствии с вышеуказанными подходами при работе над диссертацией использованы: историко-системный, историко-генетический, историко-типологическии методы. При анализе массовых статистических материалов применялись методы дескриптивной статистики. Данные паспортных книг были формализованы и при помощи возможностей автофильтра таблиц EXCEL представлены результаты по основным категориям анализа. Мастер диаграмм позволил проследить тенденции развития анализируемых параметров во времени.
Работа основана на следующих группах источников:
I. Неопубликованные источники: документы первичного учета рабочих в промышленных предприятиях (делопроизводственная документация), хранящиеся в ЦГИАМ;
И. Опубликованные источники:
Законодательные акты.
Статистические материалы:
а) Демографическая статистика;
б) Материалы фабричной инспекции.
Материалы периодической печати.
Документы личного происхождения.
Художественно-документальная литература. 1. Неопубликованные источники:
В основе официальных статистических данных о численности, составе и положении рабочих лежали сведения документов первичного учета рабочих на предприятиях. Законодательством были определены состав документов и правила первичного учета рабочих в фабрично-заводских предприятиях. Такого рода учет являлся обязательным и подлежал контролю со стороны местных органов фабричной инспекции. Материалы первичного учета рабочих позволяют изучать кардинальные вопросы истории пролетариата: источники формирования рабочего класса, состав и положение рабочих. К этому блоку информации принадлежат паспортные книги заводов и мануфактур: Паспортные книги Ростокинской Красильно-Апретурной фабрики В.Фермана за 1895-1896 годы и за 1897-1898 годы, содержащиеся в ЦИАМ Фонд 880 Опись №1 дело №18а и дело №31 а; Паспортная книга Товарищества Измайловской Красильно-Апретурной Мануфактуры Ф. и И. Герасимовых за 1908 - 1909 годы, содержащаяся в ЦИАМ ФондЗЗЗ Опись №1 дело №7.
Паспортные книги по требованию фабричной инспекции фиксировали следующие показатели:
откуда и когда рабочий прибыл на фабрику; Б) Ф.И.О., звание, семейный статус;
возраст и вероисповедание;
Г) каким учреждением, какого года, месяца и числа и за каким номером выдан предъявленный на жительство документ; Д) должность;
Е) Срок вида и срок возобновления вида; Ж) Когда и куда выбыл рабочий. Именно этот род источника наиболее приближенно дает ответ на вопрос
об источниках формирования рабочего класса, здесь же мы можем получить информацию о сроках найма рабочих, выявить сезонность найма, получить картину типичного представителя рабочих по всем выше перечисленным категориям.
Конечно, и у этого исторического источника есть целый ряд информативных недостатков. Например, указывая, откуда и когда прибыл рабочий, контора найма нередко делает запись - «с родины». Определить же эту родину можно только по указанию принадлежности волостного правления выдавшего крестьянину вид на уход в город. Столь же осторожно нужно подходить к вопросу выбытия рабочего с предприятия, так как нередко в ответ на этот вопрос паспортная книга дает однообразный во множестве случаев вариант - «на родину». Также нередки пропуски в графах, сообщающих о семейном статусе рабочих, времени их увольнения. По всей видимости, это объясняется невнимательностью персонала по найму. Общая численность обработанных персоналий по паспортной книге Ростокинской фабрики за 1895- 1896 год составляет 450 человек, за 1897-1898 год по той же фабрике -393 человека, по паспортной книге Измайловской мануфактуры за 1908-1909 год 291 человек. Всего обработано было 1134 показателя данных.
К группе делопроизводственной документации относятся и материалы врачебной статистики, а именно ведомости врачебных осмотров московской полиции, привлекаемые в работе. Фонд Канцелярии Московского генерал-губернатора, находящийся в Центральном Историческом Архиве Москвы, содержит «Ведомости об осмотре врачами Московской полиции рабочих на ремесленных заведениях, фабриках и заводах в Москве».95
Ведомости начаты 14 апреля 1883 года и окончены 13 января 1884 года. Документ содержит 4 рапорта Московского Обер-Полицмейстера на имя Московского Генерал-Губернатора. Рапорты составлялись на основе доклада старшего врача Московской полиции А.В. Голубкова об осмотре рабочих в Москве перед выходом этих людей в деревню. Составление рапорта, как и сам
осмотр, были приурочены к крупным церковным праздникам, таким как, Страстная неделя (11 апреля), Пасха (8 мая), Петров день (15 июля), Рождество Христово (10 января). В документе содержатся данные по частям города Москвы, с указанием владельцев, проверяемых торговых и промышленных заведений, численности осматриваемых работников по каждой дате проверки, количество обнаруженных больных с указанием причины заболевания.
Информационная значимость документа: Ведомости врачебных осмотров указывают на даты наиболее традиционные для ухода крестьян в деревню, демонстрируют нам средний уровень заболеваемости среди рабочих, и характерное для крестьян-рабочих отношение к своему здоровью. 2) Законодательные акты - особый вид исторических источников, выражающих в юридических нормах интересы и волю правящего класса. В работе представлены следующие акты: Высочайше утвержденное общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости от 19 февраля 1861 г.; Положение о видах на жительство (до 1900 г.), Закон 1886г. О семейных разделах, Высочайше утвержденное мнение Государственного совета от 3 июля 1886г. «По проекту правил о надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих и об увеличении числа членов фабричной инспекции», Закон 1893 г. О запрете семейных разделов, 1889 г. - Положение о земских начальниках, Высочайший указ от 5 октября 1906 г. «Об отмене некоторых ограничений в правах сельских обывателей и лиц других бывших податных сословий».96
Данный тип источника отражает линию правительственной политики по отношению к изучаемому слою. Либеральные веяния 60-х гг., сменяют консервативные устои 80-х гг., стремящиеся сохранить сословность и избежать социальной остроты миграционных процессов, на смену им приходят попытки форсированной миграционной политики начала века.
3) Статистические материалы: во второй половине XIX в. статистика в России была все также распылена; единого направления и однородных
приемов собирания материала не было, хотя и существовал главный руководящий орган - Центральный статистический комитет при Министерстве внутренних дел и Статистический совет (1863).
Используемая в качестве источника статистика народонаселения в пореформенное время велась до самого конца XIX в. теми же приемами, что и раньше. Прекращение ревизий оставило в распоряжении правительства в качестве основных два источника сведений - полицейский учет и метрические книги. Поэтому вскоре родилась мысль о всеобщей переписи (еще в 70-х г.). Но состоялась она лишь 28 января 1897 г. До этого проводились частные переписи Москвы, но по несколько не сопоставимым программам, что затрудняло с ними работу. Всеобщая перепись имела общую для всех программу, однородные приемы сбора материала (путем карточек) и давала ответы на следующие вопросы: геораспределение, возраст, вероисповедание, этнографический состав, занятия, бытовые особенности. При всей своей ценности перепись страдала недостаточной обработкой материала. Например, сформулировав профессиональный признак: «обработка дерева, волокнистых веществ», перепись не давала ответ на вопрос о социальной наполненности каждой категории.
Таким образом, профессиональная характеристика населения, данная переписью, скрадывает его социальную природу. Изучать классовый, социальный состав по этим данным трудно. Однако, то что Москва была охвачена переписями четыре раза дает возможность изучить динамику роста интересующей нас группы.97
Основным источником фабрично-заводской статистки служат ведомости, доставляемые ежегодно фабрикантами и заводчиками в департамент торговли и мануфактур. Сведения такого характера очень не точны, так как нет центрального органа, который руководил бы правильным единообразным сбором сведений и их проверкой. Сведениями фабричной статистики было бы невозможно пользоваться в плане достоверности, если бы не Министерство
финансов, реорганизовавшее статистику промышленности, поручив сбор сведений вместо полиции, чинам фабричной инспекции в конце 90-х гг. XIX в. Фабричные инспектора Москвы и Московской губернии И.ИЛнжул, Е.М.Дементьев, С.Гвоздев, И.М.Козьминых-Ланин, А.В.Погожев оставили нам не только отчеты фабричной инспекции, сделанные на совесть, но и воспоминания и исследования, проведенные по личной инициативе, а значит не предвзятые.98
Именно работы фабричных инспекторов дают ответ на многие поставленные в работе вопросы, такие как: наследственность в среде рабочих, связь с землей, уровень грамотности и культуры, уровень доходов. Возможная недостоверность этих данных связана с ошибочными ответами самих рабочих на предложенные им вопросы.
4) Материалы периодической печати; По циркуляру 1883г.
обсуждение в печати темы переселения крестьян было запрещено. Это
объяснялось правительственной политикой конца Х1Хв. по сдерживанию
миграционных процессов. Более поздние публикации представляют из себя
очерки положения фабричных рабочих, составленные на основе воспоминаний
и исследований фабричных инспекторов.
В работе использованы материалы следующих периодических изданий: «Русское богатство»,99 «Русская мысль»,100 «Дело жизни»,101 «Юридический вестник»,102 «Северный вестник»,103 «Мир Божий»,104 «Начало».105
5) Документы личного происхождения: Этот вид исторического
источника недокументального характера необходим для воссоздания картины
социально-психологического климата группы, и даже с учетом черт
индивидуальности создателя несет информацию о том образе жизни, который
вела исследуемая группа. К сожалению, представители классических
маргинальных слоев не оставили воспоминаний. Но есть немногочисленные
мемуары квалифицированных рабочих об этой группе, которые можно считать
достоверными, учитывая личную позицию автора, относящегося свысока к
описываемым представителям нижестоящей социальной группы.
Были использованы следующие мемуары: Тимофеев П. «Чем живет заводской рабочий?», «Заводские будни (из записок рабочего)»; Бабушкин И.В. Воспоминания 1893-1900 гг.; Канатчиков СИ. «Из истории моего бытия».
6) Художественная литература: С точки зрения классической парадигмы исторического знания подобный источник нельзя считать достаточно объективным. Литературный замысел и художественные детали нередко искажают реальную картину. В данном случае привлечение источника этого класса стало возможным благодаря известным особенностям работы автора над своим произведением. Г.И.Успенский - автор серии рассказов «Без своей воли» очень много времени посвятил изучению исследуемой группы, о чем есть свидетельства В. Гиляровского.107 Его произведения имели в своей основе реальные события и нередко отражали существующее общественное мнение по отношению к исследуемой группе.
Некоторые вопросы теории: классические маргинальные слои в социальной структуре
Впервые понятие маргинальности было разработано чикагской школой социологии в двадцатые годы XX в. В 1928 году Роберт Парк выдвинул концепцию личности на рубеже культур - «маргинальной личности». Сердцевиной его теории была идея перманентной неадаптабельности личности, переходящей из стабильного «традиционного общества» в город.1 Парк же выдвинул тезис, что феномен маргинальности присущ городской цивилизации вообще.2
Однако, кризисность перехода от традиционного общества к индустриальному была подмечена гораздо раньше, так как соответствующие процессы зародились отнюдь не США. Одними из первых на проблему формирования промежуточных слоев обратили свое внимание К. Маркс и Ф.Энгельс, хотя термин маргинальность по понятным причинам ими не употреблялся.
Отмечая, что речь идет о явлении, которое в более или менее развитом виде имело место почти во всех фазах общественного развития, Ф.Энгельс, в частности, обращал внимание на его широкое распространение в период распада феодальных общественных отношений.
«Как раз в то время вследствие разложения феодализма в обществе, где каждая профессия, каждая сфера жизни была ограждена бесчисленными привилегиями, значительно увеличилась масса людей, лишенных определенной профессии и постоянного местожительства. Во всех развитых странах количество бродяг никогда не было так велико, как в первой половине XVI века. Часть их в военное время нанималась в армии, другая бродила по деревням, занимаясь попрошайничеством, наконец, третья добывала свое скудное пропитание в городах поденной работой и другими занятиями, не требовавшими принадлежности к какому-либо цеху».
Огромным всплеском социальной трансформации сопровождалось становление капитализма. «...Процесс, создающий капиталистическое отношение, - отмечал К.Маркс, - не может быть ничем иным, как процессом отделения рабочего от собственности на условия его труда, - процессом, который превращает, с одной стороны, общественные средства производства и жизненные средства в капитал, с другой стороны, - непосредственных производителей в наемных рабочих».4 Этот процесс привел к созданию не только армии наемных рабочих, но и огромной промышленной резервной армии, которая, с одной стороны, служила источником пополнения рабочего класса, а с другой - постоянно умножала ряды той части населения, которую процесс экспроприации вытолкнул из общественных структур. «... Поставленный вне закона пролетариат, - констатировал К.Маркс, - поглощался нарождающейся мануфактурой далеко не с такой быстротой, с какой он появлялся на свет. С другой стороны, люди, внезапно вырванные из обычной жизненной колеи, не могли столь же внезапно освоиться с дисциплиной своей новой обстановки. Они массами превращались в нищих, разбойников, бродяг — частью из склонности, в большинстве же случаев под давлением обстоятельств».5
Маркс, анализируя экономический механизм постоянного воспроизводства «излишней или добавочной» части рабочего населения в процессе развития капиталистических производственных отношений, рассматривал её как следствие закона народонаселения. К.Маркс также показал, что относительное перенаселение может выражаться в различных формах. Если отвлечься от колебаний, обусловленных циклическим развитием капиталистической экономики, то можно выделить три главные формы такого перенаселения: текучую, скрытую и застойную.
Численность, динамика и состав группы
Особенностью московской промышленности в этот период продолжало оставаться преобладание текстильного производства, хотя к 1884 г. его удельный вес снизился с 63,8% до 45% по числу заводов, с 83% до 61% по числу занятых рабочих и с 78% до 39% по сумме производства.4 Гораздо слабее была развита металлообрабатывающая промышленность. В 1872г. на ее долю приходилось примерно 15% имевшихся в Москве заводов и фабрик и 16,4% рабочих (для сравнения на долю Петербурга соответственно 28,2% и 34,5% т.е. в 2 раза больше).5
Развитие промышленности в капиталистической Москве шло неравномерно - ранее слабые отрасли выдвигались в разряд ведущих. Почти заново родившаяся пищевая промышленность давала столько же продукции, сколько старая текстильная - 36,7% вместо 18,4% в 1868 г. (главным образом за счет сахарорафинадной промышленности). Развитие московской промышленности проявлялось, прежде всего, в росте числа фабрик и заводов. За 16 лет (1868-1884гг.) общее число промышленных предприятий в Москве выросло в. 1,5 раза (с 400 до 599).6 Но московская промышленность оставалась все же слабее механизированной, чем петербургская.
К 1884г. промышленность Москвы достигла уровня механизации Петербурга только 1868г. Слабое развитие механизации в московской промышленности находилось в тесной связи с большим количеством в Москве мелких и средних промышленных предприятий, имевших меньше материальных возможностей для всесторонней механизации производственных процессов и широко использовавших, поэтому одновременно с механическими двигателями ручной труд рабочих и физическую силу животных. Кроме того, даже ив 1884 г. среди московских предприятий с механическими двигателями все еще значительную (32%) долю составляли старые фабрики, основанные до реформы, которые не могли быть перестроены на новой технической основе. Для современников не было загадкой, откуда брались фабричные рабочие для так быстро растущей промышленности, они прямо говорили, что в связи с упадком хозяйства пореформенное крестьянство отправляется в поисках заработка на фабрики и заводы, от нормальной работы которых зависит их благосостояние.8
И действительно, после 1861г. два потока хлынуло в город: первый -дворянский (из 1,2 млн. дворян 576,1 тыс. т.е. 48% покинули усадьбы и устроились в городах); второй - крестьянский (6,7 млн. переселившихся: из них 3,9 млн. мужчины).9
Связь с землей
Реальным выражение связи с прежней социальной средой для крестьянина стало отношение к земле.
Связь с землей, степень этой связи позволяет нам отметить полную или не полную интеграцию крестьянина в городе, позволяет определить качественную ступень занимаемую маргиналом на пути от крестьянина к рабочему.
Источники по этому вопросу позволяют почерпнуть два вида информации: количество уходящих на полевые работы (а также имеющих землю, но не уходящих не нее) и оценку значения такого явления, - как земля в деревне у рабочего. !
В исследовании Е.М.Дементьева 1893г. были осмотрены фабрики Серпуховского, Коломенского и Бронницкого уездов - были поголовно опрошены 19616 человек рабочих мужского пола. Уходящих на полевые работы оказалось менее 1/5 - 18,4% полноправных рабочих.1 Опрос проводился на фабриках механизированного типа, работающих день и ночь. Не один станок не стоял в бездействии в ожидании ушедшего на полевые работы - такого фабричный і инспектор Дементьев не фиксировал никогда. Однако, летом отмечается : сокращение количества работников. Объясняет это явление сложившаяся традиция по срокам приёма на работу. Договор с рабочими всегда заключается с Пасхи до октября и с октября до Пасхи, и цена на рабочие руки зимой всегда ниже, чем летом.2
Подобный обычай легко объясним сроками весенне-летних сельскохозяйственных работ, традиционно вызывавших отлив рабочей силы в деревню. Естественно, что фабриканту гораздо выгоднее сокращать число рабочих летом, а не зимой и к тому же безопаснее. Мы видим, что традиционность ухода части рабочих летом была зафиксирована даже зарплатой, масштаб же ухода во многом определялся типом производства, в данном случае механизированным.
Исследование с подобными данными принадлежит фабричному инспектору С.Гвоздеву 1894-1897 гг. (по Московской губернии). Обзор Гвоздева 1597 года коснулся 41 фабрики и завода и охватил 18707 рабочих, большинство из которых 17346 были заняты на мануфактурных фабриках. Среди этой, группы исследуемых на полевые работы уходило 17,4% человек.3 Эти данные фиксируют прямые связи с деревней, но ничего не говорят о косвенных связях (Пример: в деревне у рабочего семья, но сам он туда не ездит; есть земля, но хозяйство на ней не ведется.) Посмотрим на этот предмет данные по Московским печатникам 1907г. Среди этой группы рабочих 46% из 7186 человек вели в деревне хозяйство, 16,7% имели дом, но хозяйства не вели, 37% никаких связей с деревней не имели.4
За восемь лет перед тем, в 1899г., из 1213 человек рабочих фабрики Циндель в Москве лишь 10,8% не имели никакой связи с деревней.5 И даже в 1909 году среди высших слоев петербургских рабочих, охваченных бюджетной анкетой около 1/5 (21,4%) вело собственное деревенское хозяйство.5 Мы видим довольно большие показатели, указывающие на наличие связи с деревней, но есть и другие данные.