Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Историко-философские истоки теории способности суждения Ханны Арендт 25
1. Причины обращения Арендт к тематике способности суждения 28
2. Истоки арендтовского понятия "способности суждения": между Аристотелем и Кантом 32
Глава II. Основные понятия теории способности суждения X. Арендт и их взаимосвязь с элементами кантовского учения о способности суждения ...54
1. Общий обзор теории способности суждения Ханны Арендт 55
2. Центральные понятия арендтовской теории способности суждения 65
3. Идея зрителя 93
Глава III. Способность суждения как политическая способность 105
1. Понимание сущности политического у Ханны Арендт, рассмотренное сквозь призму центральных понятий ее политической теории 105
2. Пространство публичности и его перспективы 122
3. Проблемы и перспективы арендтовского учения о политической способности суждения 138
Заключение 150
Список использованной литературы 154
- Истоки арендтовского понятия "способности суждения": между Аристотелем и Кантом
- Центральные понятия арендтовской теории способности суждения
- Понимание сущности политического у Ханны Арендт, рассмотренное сквозь призму центральных понятий ее политической теории
- Проблемы и перспективы арендтовского учения о политической способности суждения
Истоки арендтовского понятия "способности суждения": между Аристотелем и Кантом
В разработке своего понятия «способности суждения», которому предназначалась важнейшая, если не сказать - центральная, роль в ее политической теории, Арендт опирается на предшествующую ей историко- философскую традицию. Термин «способность суждения», как указывает Арендт55, впервые (по крайней мере среди крупных философов) становится предметом рассмотрения у Канта. При этом Ханна Арендт указывает на связь этого понятия с греческим phronesis и римским prudentia, а также на дискуссии о вкусе в 18 столетии. В немецком языке, как это отмечает А. В. Гулыга56, слово «суждение» имеет три значения: первоначальное - «приговор»; со времени Лейбница - член силлогизма, высказывание; со времени Канта - ценностная позиция личности. Таким образом, согласно тому же Гулыге , под способностью суждения Канта в его третьей «Критике» подразумевается в первую очередь способность оценки, приговора, который прямо или косвенно человек выносит окружающей действительности.
В русском языке, точно так же как и в немецком, понятие «суждение» восходит к судебной практике и, таким образом, первоначально принадлежало к области права. Поэтому характеристики, которыми должен обладать праведный суд, т.е. беспристрастность, непредвзятость, неависимость, непротиворечивость и т.п., - переносятся на понятие «суждения». Арендт находит, что суждения с подобными характеристиками обнаруживаются-в современном мире преимущественно лишь в трех тесно друг с другом связанных областях: в политике, юриспруденции и истории.
Арендтовское понимание понятия «способности суждения» базируется на двух основных исходных пунктах в истории философии: на Аристотеле и на Канте. Следует расмотреть оба эти влияния. Поскольку же основной задачей нашего исследования является определение степени влияния философии Канта на теоорию полититической способности суждения Ханны Арендт, то будет вполне естественно, если более пристальное внимание мы уделим кантовскои теории вкуса, значительно полнее разработанное и современное, нежели аристотелевское учение о фронесисе. От последнего Арендт отправляется как от точки отсчета, в первом же она находит выход решения современных политических задач.
Поставленная нами задача исследовать влияние идей Канта на учение Ханны Арендт о способности суждения предполагает краткое изложение кантовской теории вкуса. В ней нас прежде всего будет интересовать учение Канта об эстетической способности суждения - как образец, послуживший прообразом арендтовского учения о политической способности суждения.
Для самого Канта, как отмечает А. Гулыга, «способность суждения» не всегда означала одно и то же. В «Критике чистого разума» этим термином он обозначает одну из познавательных способностей, наряду с рассудком и разумом58. Наше познание, согласно Канту, начинается с чувственного восприятия, затем переходит к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет уже ничего для обработки материала созерцаний и для подведения его под высшее единство мышления59. Таким образом, среди высших познавательных способностей человека Кант различает рассудок и разум, при этом под разумом понимается способность к познанию вообще и способность давать принципы , а под рассудком способность к образованию понятий и способность давать правила61. Рассудок Кант относит к области познания, зависимого от опыта, разум, напротив, рассматривается им как спекулятивная познавательная способность, не ограниченная областью опыта. Рассудок законодательствует в области природы (понятие природы); разум законодательствует в области нравственности (понятие свободы). Однако, между областью понятия природы (т.е. доступными нам в чувственном восприятии явлениями) и областью понятия свободы (т.е. сверхчувственным) лежит необозримая пропасть: „Понятие свободы ничего не определяет в теоретическом познании природы; понятие природы также ничего не определяет в практических законах свободы"62.
В «Критике способности суждения» Кант рассматривает эстетические ценности и художественный вкус как третью функцию сознания, ценностноориентирующую функцию, развивая учение о рефлективной способности суждения, отличной от определяющей способности. Сущность рефлектирующей способности суждения Кант видит в телеологии, в способности человека ставить цели, поскольку человек - деятельное существо, деятельность же не мыслима без заранее заданной цели63.
Кант полагает, что человек является не только познающим субъектом, который в процессе познания раскрывает причинность объектов и тем самым, в определенном смысле, осуществляет их пассивное творение, но он также является и действующим существом, причиной изменений в мире: «Действие в соответствии с понятием свободы есть конечная цель, которая должна существовать, для чего и предполагается условие ее возможности в природе (субъекта в качестве чувственного существа, т.е. в качестве человека)» . Связующее звено между понятием природы и понятием свободы Кант видит в рефлектирующей способности суждения. Исследованию этой способности Кант и посвящает свою третью Критику, «Критику способности суждения».
Центральные понятия арендтовской теории способности суждения
Основной интерес в кантовском учении о способности-суждения для Арендт представляет понимание Кантом эстетических суждений как чего-то большего, чем просто субъективных индивидуальных восприятий: в суждениях вкуса человек ссылается на одинаково.присущее всем людям всеобщее - sensus communis или «общее чувство». Арендт усматривает параллель между эстетическими- суждениями и разнообразными субъективными восприятиями различных политических мнений и суждений. По мнению Арендт, хотя политические суждения и являются индивидуальными, но они, подобно суждениям вкуса у Канта, основываются на неком. общечеловеческом и общезначимом «общем чувстве». Арендт пытается приспособить кантовскую эстетику для нужд политической философии, стремясь при этом разрешить коренное противоречие своей политической теории между свободой и спонтанностью индивидуальных поступков, с одной стороны, и их общезначимостью, с другой. Поиски выхода из і этого тупика приводят ее к кантовскому понятию «общего чувства» [Gemeinsinn] - sensus communis. Сама по себе идея некоего «общего чувства» была известна и до Канта, она была предметом жаркой полемики о вкусе в 18 веке, ее активно применял, к примеру, Моисей Мендельсон в качестве руководящего средства для максимы необходимости ориентироваться в спекулятивном применении разума, которое он называл то духом солидарности (Gemeinsinn) («Утренние часы»), то здравым разумом, то простым человеческом рассудком («Письма друзьям Лессинга»), за что и был подвергнут критике Кантом в работе поздних лет «Что значит ориентироваться в мышлении?» . На неоднозначность понятия sensus communis справедливо указывает А.В. Магун130, отмечая что общепринятому значению sensus communis в русском языке соответствует выражение «здравый смысл». Однако при таком переводе смысловое содержание этого словосочетания существенно обедняется, теряя значение всеобщности и интерсубъективности, которое определяло толкование понятия sensus communis как у Канта , так и у Арендт в «Лекциях по политической философии Канта». Наряду с sensus communis, Кант использует и немецкий эквивалент этого выражения, в котором, в отличие от русского перевода, присутствуют оба главных значения данного латинизма: 1) здравый человеческий смысл и 2) общее человеческое чувство.
К идее sensus communis Кант приходит в «Критике эстетической способности суждения», исследуя вопрос о значимости суждений вкуса, т.е. эстетических суждений, которые образуются без опосредующей помощи понятий. В.Ф. Асмус132 отмечает, что к выделению эстетического в особую область Канта привело его стремление указать специфические признаки прекрасного. А это лишь один из видов оценок. Видимо, Кант стремился определить специфику оценок вообще. Эстетическое отделяется не только от сферы познания, но и от сферы этического. Область суждений вкуса у Канта вполне автономна и независима.
Однако, в отличие от моральных суждений, претендующих на объективную значимость и, следовательно, на объективную всеобщность, определяющее основание эстетического суждения может быть «только субъективным» . Это означает, что суждения вкуса могут претендовать только на субъективную всеобщность. Но даже на субъективную всеобщность суждения вкуса могут претендовать лишь в том случае, если они не являются пристрастными или заинтересованными. Истинное, «чистое» суждение вкуса, лишенное всякого частного интереса, выражает не только личное впечатление человека от предмета, но и претендует на значение для всех. Так, к примеру, если кто-либо называет предмет прекрасным или безобразным, то он ожидает, что и другие люди согласятся с ним и оценят этот предмет точно так же. Если в суждения вкуса каким-либо образом проникает индивидуальный интерес, они имеют значение только для данного конкретного индивида и о таких эстетических суждениях «не спорят». Однако, незаинтересованные и беспристрастные суждения вкуса, образованные без помощи понятий, возможны только тогда, когда предполагается нечто вроде «идеи общего чувства». По мысли Канта, суждения вкуса «должны располагать субъективным принципом, который только посредством чувства, а не понятий, но все же с общезначимостью определяет, что нравится и что не нравится. Подобный принцип можно рассматривать лишь как общее чувство» . Общее чувство не является внешним чувством, а представляет собой свободную игру наших познавательных способностей. Оно не дано нам объективно, но без него не может быть вынесено ни одно эстетическое суждение. Общее [эстетическое] чувство присуще каждому, потому что человеку свойственно испытывать эстетическое удовольствие от созерцания прекрасного, которое не связанно ни с материальной выгодой от прекрасного предмета, ни с чувственным удовольствием от него. Кант понимает под sensus communis «идею общего для всех чувства, т.е. способности суждения, мысленно (априорно) принимать во внимание способ представления каждого, чтобы таким образом исходить в своем суждении как бы из всеобщего человеческого разума и избежать иллюзии, которая в силу субъективных частных условий, легко принимаемых за объективные, могла бы оказать вредное влияние на суждение» . От субъективных частных условий, согласно Канту, следует абстрагироваться. Благодаря идее sensus communis у человека появляется возможность освободиться от своих случайных «субъективных частных условий" при суждении. Это достигается тем, что в представлении о предмете опускается индивидуальное ощущение, а внимание обращается исключительно на формальные особенности своего представления и своего созданного представлением состояния136. Лишь абстрагирование от «привлекательности или трогательности» — от приятности во всех ее видах и проявлениях - делает возможным суждение, которое «должно служить общим правилом»137.
Очевидно, что вопрос о субъективной всеобщности, о том, каким образом человек может расчитывать на всеобщее согласие со своим субъективным суждением, чрезвычайно важен для политики. Политика тем и отличается от других областей человеческого бытия, что в ней нет непреложных истин и наши суждения относительно того, каким должен быть мир в котором мы живем, мы предоставляем на суд других людей, с которыми мы его разделяем. В политических вопросах, подобно вопросам вкуса, мы можем только попытаться убедить других взглянуть на вещи под другим углом зрения, но не можем при этом заставить их это сделать посредством апелляции к законам и правилам, как это происходит в области морали или же в науке. Арендт была права, усматривая большой потенциал эстетической теории Канта в качестве теоретической базы для решения политических проблем.
Понимание сущности политического у Ханны Арендт, рассмотренное сквозь призму центральных понятий ее политической теории
Ханна Арендт была страстным борцом за возрождение политики как сферы деятельности, в которой реализуется человеческая свобода. По мнению Арендт, в XX веке тоталитарные режимы и развитие средств массового поражения дискредитировали область политического в глазах общественности. У очень многих (пожалуй, за исключением профессиональных политиков), сложилось стойкое предубеждение против участия в политической жизни. Политика в современном мире воспринимается большинством как сфера власти, в которой господствуют отношения подчинения одного человека другому. Для того чтобы найти противоядие от этого стереотипа Арендт обращается к возникшей в античности идее, согласно которой свобода человека реализуется в политической сфере. Быть политическим, жить в полисе означало, что все дела улаживаются посредством слов, способных убедить, а не принуждением и насилием. Принуждать других силой, приказывать вместо того, чтобы убеждать, считалось у греков как бы дополитическим способом межчеловеческого общения, характерным для внутрисемейных отношений, а также для варварских деспотий Азии.
В отличие от Аристотеля, считавшего человека "политическим животным" (zoon politikon), в котором политическое изначально заложено, Ханна Арендт полагает, что политика возникает в пространстве человеческого общежития не только лишь потому, что помимо поддержания жизни, у человека есть потребность заявить о своем существовании миру. Эту потребность можно осуществить только при наличии других участников этого мира: «Говоря и действуя, люди активно отличают себя друг от друга, вместо того чтобы просто быть разными; они модусы, в каких раскрывает себя человечность» . Участвуя в политической жизни общества, человек реализует индивидуальность и уникальность своей личности. Эта уникальность проявляется в действии и говорении, в тех поступках, которые люди осуществляют в пространстве публичности. При этом политика — единственная сфера человеческой деятельности, в которой человек может быть по-настоящему свободен. Арендт видит в области политического то пространство свободы, которое противопоставляется насилию и государству. Таким образом, суть арендтовского понимания феномена политического заключается в следующем пассаже: «Политический мир - не мир насилия (оно разрушает политическую сферу), а действие на основе убеждения. Политика и есть конструирование публичного пространства для свободного действия; свободное действие и есть политика»194.
В своих работах Арендт пытается сформулировать такую политическую теорию , которая, с одной стороны, объясняла бы события прошлого, а с другой стороны, могла бы стать своеобразной антикризисной теорией. Под политической теорией Ханна Арендт понимет следующее: во-первых, прояснение самих еще дополитических условий политики; во-вторых, ревизию традиции политической философии; в-третьих, понятийное определение политических феноменов.
Теперь следует указать на те центральные понятия политической теории Ханны Арендт, которые необходимо хотя бы кратко охарактеризовать для лучшего понимания роли способности суждения в области политического. Это: свобода, власть, действие и публичное пространство196. Все эти понятия, значение которых в политической теории Арендт не подлежит сомнению, настолько тесно переплетены друг с другом, что при рассмотрении одного из них невозможно каким-либо образом не затронуть те или иные моменты другого. Однако нашей задачей все-же остается уделить особое внимание тому контексту, в котором Арендт говорит о способности суждения как о политической способности.
Свобода определяется Арендт, во-первых, как основополагающая способность к новым начинаниям; во-вторых, как негативная свобода отдельных индивидов от государственного вмешательства (так называемые гражданские свободы); в-третьих, как позитивная свобода действия и говорения, в которых может быть реализована способность к начинаниям. При этом условие спонтанности не является постулатом внутренней свободы, которая не затрагивается внешним детерминизмом, что могло бы стать основанием для утверждения, что человек свободен по своей природе. Однако, согласно Ханне Арендт, свобода точно так же как и ее отсутствие являются продуктами человеческих поступков и не имеют ничего общего с природой . Предполагаемая способность существует, собственно говоря, только в своей реализации.
Свобода, по Арендт, - это смысл, - но не цель политики, который не может быть выведен ни из какой другой области. Она является не только одной из многих феноменов политической области, таких как справедливость или власть, или равенство. Свобода фактически является основанием того, почему люди вообще живут политически организованно вместе. «Смысл политики - свобода, и без нее политическая жизнь была бы бессмысленной»198.
Проблемы и перспективы арендтовского учения о политической способности суждения
Во второй главе настоящей работы мы уже попытались оценить, насколько Ханне Арендт удается перенести отдельные элементы кантовской теории вкуса в свое учение о способности суждения. Тогда же мы пришли к выводу, что ее толкование тех понятия кантовской философии, которые Арендт заимствует у кенигсбергского философа, вполне корректно истолковываются ею, и их перенос из области эстетики в область политического во многом выглядит оправданным и перспективным. Однако следует также признать, что учение Арендт о способности суждения как о политической способности, в основе которой лежит кантовское учение о рефлектирующей способности суждения, не лишено определенных трудностей. Сложности, с которыми сталкивается учение Ханны Арендт, обусловлены объективными причинами, которые отчетливо проявляются при попытке приложить его к области реальной политики.
Во-первых, арендтовское понимание феномена политического весьма специфично и мало согласуется с той реальной политикой, с которой мы имеем дело. Арендт неоднократно подчеркивает отличие политики от других сфер человеческого бытия, к которым его стремятся редуцировать традиция и определенные тенденции: политику следует отличать и от экономики, и от морали, от семьи, от воспитания. Политика, согласно Арендт, коренным образом отличается от морали, и их ни в коем случае нельзя смешивать между собой. Подобно Канту, который стремился понять любое социальное явление в его специфике и выделял эстетическое, мораль и право в самостоятельные и автономные области, Ханна Арендт столь же отчетливо отделяет область политического от других сфер человеческого бытия. От морали политику отличает отсутствие объективного критерия - морального закона, руководствуясь которым совершаются моральные поступки. Кроме того, область политического отличается от области морального вариативностью и множественностью. Истинная политика, как ее понимала Арендт, основывается на различных мнениях множества людей, которые посредством «действия и говорения» пытаются придти к согласию относительно настоящего и будущего совместного для всех мира251. Залогом того, что это согласие не является иллюзией и может быть достигнуто в действительности, по крайней мере между отдельными группами людей, является общее для всех чувство и способность искать более общую, компромисную точку зрения.
Если же мы рассмотрим реальную политику, которая осуществляется ежедневно в нашем мире, то окажется, что она никогда не бывает чистой: в ней собственно политические аспекты всегда переплетены с экономическими, правовыми, моральными и т.д. Поэтому столь ригористичное понимание политики и ее абсолютизация у Ханны Арендт приводят к тому, что все целое здание арендовской теории представляется нежизнеспособным при соотнесении его с реальной политической практикой. Античная полисная мораль и основанное на ней представление о политике могли бы во многом служить прекрасным образцом для построения современного гражданского общества, однако вряд ли возможно опираться на это понимание политического как на реальное положение вещей.
Другая сложность в теории способности суждения X. Арендт связана с тем, что, по мнению некоторых авторов, в своем учении о способности суждения она соединяет несовместимое: отдельные понятия кантовской теории вкуса и аристотелевское понимание политики (в том числе и его понятие фронесиса - своеобразного политического здравого смысла). Так, например, по мнению немецкого исследователя Зейфрида Зейера (Seifried Seyer), Арендт «совершает грех, который шокирует ученый мир: она смешивает кантовскую позицию с аристотелевской, которые традиционно представляют две противоположности практической философии» . Как полагает Зейер, с одной стороны, Арендт интерпретирует фронезис иначе, чем это принято в неоаристотелевской традиции, с его упором на контекстуальность и обусловленную индивидуальным опытом партикулярность, в то время как она полагает фронезис формально независимым от контекста как абстрактное «на месте каждого другого». Однако, с другой стороны, когда она делает способность к суждению зависимым от наличия других людей, ее трактовка способности суждения мало отличается от аристотелевского фронезиса, который всегда ссылается на предыдущую традицию и действительное сообщество. Так, к примеру, Арендт вспоминает значение, которое Кант придавал образцам для упражнения способности суждения и интерпретирует это в духе аристотелевской ориентации на образцы поведения выдающихся мужей древности таким образом, что кантовская способность суждения и аристотелевский фронесис очень сближаются253. В чем здесь можно согласиться с Зейером, так это в том, что рефлектирующая способность суждения Канта и фронесис Аристотеля во многом очень близки по своему значению, с той лишь разницей, что кантовская рефлектирующая способность суждения не опирается на традиции и обычаи, а является здравым смыслом, a priori присущем каждому представителю рода человеческого254. Однако примеры и образцы древности также и у Канта играют определенную роль для способности суждения, но в отличие от фронесиса Аристотеля. Роль эта не главная, а вспомогательная. Так у Канта в «Критике чистого разума» примеры являются "подпорками для способности суждения" . Если эта способность суждения, как это утверждает Кант, «есть особый дар, который требует упражнения, но которому научиться нельзя»256, то примеры приобретают для Арендт значение постольку, поскольку они являются тем, на чем способность суждения может оттачиваться. В отношении политического суждения, способность суждения должна обращаться к примерам, примерам-образцам. По мнению Арендт, должны существовать примеры, которые в центр внимания помещают особенное (отдельные истории, исторические примеры, т.е. факты), а не предполагаемые умозрительные универсалии (например, понятие исторического процесса, общие законы истории) .
