Введение к работе
«Помню, говорил я тогда старику Иммануилу за завтраком: Вы, воля ваша, что-то нескладное придумали. Оно, может, и умно, но уж больно непонятно. Над Вами потешаться будут», – эти слова Воланда о кантовском постулате бытия Бога из романа М. А. Булгакова можно было бы считать пророческими. Постулаты практического разума Канта – пожалуй, каждый хоть сколько-нибудь философски образованный человек считает, что знает, о чем идет речь. Но, тем не менее, именно кантовское учение о постулатах долгое время вызывало достаточно оживленные дискуссии, а наличие порою прямо противоположных их оценок свидетельствует скорее о том, что для многих сказанное Кантом действительно является хоть и «умным», но «уж больно непонятным». Тон же и язык некоторых высказываний в адрес кантовских постулатов заставляет согласиться и со второй частью реплики героя романа Булгакова. Прежде всего, это относится к постулату бытия Бога. Однако то же самое можно сказать и о двух остальных постулатах – постулате бессмертия души и постулате свободы воли.
В то же время постулаты играют важную роль не только в практической философии Канта, но и в теоретической. Можно даже сказать, что постулируемые положения являются ключевыми для всей кантовской системы. Тем не менее, понять их порой бывает очень нелегко, не в последнюю очередь ввиду несоответствия между современным значением понятия «постулат» и значением, нашедшим свое отражение в кантовской философии.
«Постулат (от лат. postulatum – требование) – утверждение (суждение), принимаемое в рамках какой-либо научной теории за истинное, хотя и недоказуемое ее средствами, и поэтому играющее в ней роль аксиомы», – таково самое общее определение, которое можно дать рассматриваемому понятию. Безусловно, оно не отражает многих его сущностных характеристик. Но дать более четкое определение в наше время вряд ли представляется возможным. Сейчас этот термин употребляется настолько часто и в столь разных контекстах, что порой бывает очень сложно понять, что же он все-таки призван означать. Так, наряду с общеизвестными и уже традиционными естественно-научными постулатами, такими как постулаты теории относительности (принцип относительности и принцип существования предельной скорости) и постулаты Бора (постулат стационарных состояний и правило частот), можно встретить и постулаты поведения потребителей, и даже постулаты буддизма, основным из которых считается доктрина «сансары». Из приведенных примеров употребления рассматриваемого понятия можно сделать вывод, что постулатами в равной степени могут быть и принципы, и правила, и даже доктрины. Таким образом, попытки интерпретировать кантовские постулаты с позиций современного словоупотребления заранее обречены на провал. Если все же, абстрагировавшись от явных профанаций, проводить такого рода попытки, то мы рискуем упустить из виду ряд существенных для кантовской философии моментов: в частности, для Канта во многих контекстах немаловажным является различие постулатов и аксиом, тогда как сейчас эти два термина обычно отождествляются. Таким образом, мы волей–неволей сталкиваемся с необходимостью прояснения смысла, вкладываемого самим Кантом в термин «постулат». И здесь нам не остается ничего другого, кроме исторического прояснения значения понятия постулата. Поэтому целью работы является историко-философская реконструкция учения о постулатах Канта на основе выделения специфически кантовского значения термина «постулат», отличного как от предшествующей ему традиции, так и от современного употребления данного понятия, что в свою очередь позволит избежать множества ошибочных интерпретаций, нередко встречающихся в дискуссиях о постулатах Канта.
Постановка цели привела к необходимости решения следующих задач:
-
проанализировать основные тенденции в употреблении понятия «постулат» в философии Нового времени докантовского периода;
-
выделить основное значение понятия «постулат», в котором Кант употреблял этот термин, проследив его становление и развитие от докритических работ к критическим;
-
на основе установленной специфики кантовского понимания термина «постулат» реконструировать учение о постулатах, его структуру и роль, которое оно призвано играть в этико-религиозных взглядах Канта;
-
проследить основные вехи на путь формирования и развития кантовского учения о постулатах от его начального варианта в «Критике чистого разума» и лекциях по моральной философии и рациональной теологии до варианта, в котором оно предстает в «Критике практического разума»;
-
рассмотреть основные линии интерпретации постулатов Канта в России в XVIII–XIX вв.
Актуальность исследования, в котором реконструируется кантовское учение о постулатах, обусловлена тем, что подобного рода попытки никогда не проводились на основе систематического анализа понятия «постулат». Между тем, современные споры и дискуссии о философии Канта нередко имеют своим источником превратное понимание постулатов в кантовской философии, связанное в том числе и с неверной интерпретацией того смысла, который Кант вкладывал в сам термин «постулат». Подобного рода прояснение будет способствовать более адекватному пониманию кантовской философии в целом и ее значения для современности.
Научная новизна. Несмотря на ключевую роль, которое понятие «постулат» играет в кантовской философии, а в особенности в кантовской этике, оно, как ни странно, в значительной мере обойдено вниманием кантоведов и до сих пор остается недостаточно проясненным и исследованным. Специальных работ на эту тему ни на русском, ни на западноевропейских языках практически нет. Между тем именно прояснение значения, придаваемого Кантом «постулируемым» положениям, может существенно облегчить понимание как его постулатов практического разума, так и всей кантовской практической философии в целом. В данном исследовании проводится целостное изучение постулатов философии Канта в их становлении, в рамках которого учитывается как время докритических сочинений, так и устоявшееся новое значение термина в основных сочинениях критического периода, а также возможности их применения в рамках современных этических и теологических дискуссий. Для выявления истоков кантовского понятия постулата анализируются тексты предшественников и современников кенигсбергского философа от Евклида и Аристотеля до И. Г. Ламберта и И. Н. Тетенса. В русскоязычной литературе данная тема систематически не исследована. В западно-европейской философской литературе постулаты философии Канта исследуются преимущественно изолированно в рамках либо естественно-научных работ Канта, либо в практической философии.
Обзор используемых первоисточников. В своем исследовании я опираюсь, прежде всего, на печатные работы Канта, причем как критического, так и докритического периода. Они будут цитироваться по изданию Вильгельма Вайшеделя: Kant I. Werke in sechs Bnden. Darmstadt, 1998; а именно по приведенной там пагинации: «A» соответствует первому изданию, а «B» – второму.
Помимо печатных работ большую значимость для рассматриваемой темы имеют также записи лекций Канта, в особенности лекции по моральной философии середины 70-х гг. XVIII в. и лекции по философской теологии 1783/84 гг. Лекции по моральной философии будут цитироваться по изданию Вернера Штарка, в основу которого был положен манускрипт Келера, предположительно датируемый зимним семестром 1774/75 г. Все остальные цитаты из лекций будут даваться со ссылкой на соответствующие тома издания Прусской академии наук и ее наследников (AA). Кроме того, в процессе исследования использовались также черновые записи и наброски Канта, равно как и его письма, которые также будут цитироваться по академическому изданию.
При этом как в случае с лекциями, так и в случае с черновыми заметками встает вопрос их датировки, что затрудняет использование данных видов источников в процессе исследования. Но если в отношении лекций в большинстве случаев все же удается с достаточной степенью достоверности установить, к какому семестру восходят оригиналы их записей, то в отношении черновых записей это и по сей день остается сложно разрешимым вопросом. Академическое издание, по которому в наше время цитируются черновые записи, берет за основу хронологию Э. Адикеса, выстроенную на основании места записи на страницах манускриптов и различения почерковых фаз. Однако эта хронология никогда не являлась бесспорной. Уже в XIX в. существовала альтернативная хронология Б. Эрдманна. А начиная со второй половины XX в. появилась возможность, при использовании электронно-вычислительной техники, на основе анализа частоты появления того или иного термина или терминологического сочетания более точно определять период времени, к которому могут относиться черновые записи, причем устанавливаемая на основе новых методов датировка нередко не совпадает с предлагаемой Адикесом.
Однако проблема датировки не является единственной проблемой. Не менее важным оказывается вопрос аутентичности рассматриваемых записей. В отношении черновых записей мы не всегда можем быть уверены, является ли рассматриваемый пассаж отображением мысли самого Канта или же мысли, услышанной им или прочитанной, требующей более тщательного продумывании и не нашедшей отражения в его печатных работах именно в виду несогласия с ней. Если же речь идет о записях лекций, то и в отношении данного вида первоисточника мы не всегда можем быть уверены в его аутентичности. И если возможность ошибочной записи слушателем или допущенной ошибки при переписывании конспекта нередко удается установить посредством сравнения разных манускриптов лекций, то все же открытым остается вопрос о том, насколько Кант в лекциях высказывал свои собственные взгляды, а насколько передавал взгляды авторов компендиумов, на которые должен был опираться в своей преподавательской деятельности.
В то же время лекции, как и черновые записи, оказываются очень полезными при реконструкции взглядов Канта по нескольким причинам. С одной стороны, на творческом пути Канта встречаются временные промежутки, когда проследить изменения во взглядах философа на основе только лишь печатных работ оказывается крайне затруднительно или и вовсе невозможно. С другой стороны, и в самих печатных работах Канта нередко можно встретить противоречия. Причем иногда позиция Канта меняется несколько раз на протяжении одной и той же работы, что не всегда удается объяснить, основываясь только лишь на самих печатных работах. В таком случае для анализа оправданно привлекать источники рукописного наследия. А будучи использованы с должной осмотрительностью, они и вовсе становятся незаменимы в процессе реконструкции взглядов философа.
Помимо произведений самого Канта в ходе исследования используются также труды его непосредственных предшественников для выяснения специфически кантовского в использовании им понятия «постулат».
Степень разработанности темы. Специальных исследований, посвященных непосредственно проблеме постулирования у Канта, как на русском, так и на западноевропейских языках, практически нет. Однако первая часть исследования – выявление основных значений понятия «постулат» и собственно кантовской специфики его употребления – подразумевает некоторую освещенность данного вопроса в изданиях энциклопедического типа. Имеются в виду, прежде всего, словари основных понятий кантовской философии. Наибольшее распространение терминологические исследования философии Канта получили в Германии, причем там они возникли еще при жизни последнего и продолжались и после его смерти. Вторую жизнь подобного рода исследования обрели благодаря деятельности Р. Айслера (1873–1926), австрийского историка философии, одного из создателей направления «истории философских понятий», которое и по сей день остается популярным и востребованным. Не менее полезной оказывается и комментаторская литература, также насчитывающая не одно столетие своей истории. К рассмотрению привлекается и русскоязычная литература аналогичного рода.
В целом можно заметить, что в Германии мы наблюдаем наибольший интерес к терминологическому языку критической философии Канта, причем здесь равно освещаются как теоретические, так и практические постулаты, хотя практическим нередко уделяется все же больше внимания. Для англоязычной литературы характерен в большей степени аналитический подход, выявление внутренних текстологических противоречий и попытка их разрешения из самих кантовских текстов. Французов в основном интересовали общие идеи критической философии; здесь мы сталкиваемся скорее с их продумыванием, нежели с исследованием. В России же внимание уделялось, прежде всего, постулатам практического разума, тогда как теоретические постулаты Канта особого интереса не вызывали. В то же время, все подобного рода исследования (как русскоязычные, так и иноязычные) являются либо вольной интерпретацией из основ собственной философии их авторов, либо же представляют собой лишь список видов кантовских постулатов или набор подходящих на роль определений цитат из основных работ Канта той или иной степени полноты. Внимание акцентируется в основном на постулатах чистого практического разума, где ярче всего прослеживается специфически кантовское понимание рассматриваемого термина, однако при этом отсутствуют попытки сравнения их с другими видами кантовских постулатов, выявления внутренней взаимосвязи разных видов постулируемых положений. Кроме того, полностью игнорируется возможное влияние в данном вопросе на Канта его ближайших предшественников и современников.
В отношении второй части исследования – анализа структуры и значения учения о постулатах в философии Канта – также можно найти не так много изданий, посвященных непосредственно данной проблематике. Прежде всего, следует отметить монографию Д. Кима. Однако несмотря на то, что здесь мы находим достаточно подробный анализ самого учения о постулатах, а также указание на основные трансформации этого учения на протяжении всего критического периода творчества Канта, тем не менее, эта работа явно имеет своей целью показать преемственность, а порой, даже идентичность в модели мышления Канта и Э. Блоха, что вызывает местами крайнюю пристрастность в оценках и суждениях автора. Достаточно подробные обзоры можно встретить в некоторых монографиях, посвященных вопросам моральной религии Канта и его доказательствах бытия Бога. Можно также назвать ряд статей, посвященных непосредственно постулатам практического разума и опубликованных относительно недавно. Однако они оказываются весьма фрагментарными, рассматривая лишь какой-то конкретный системный аспект, либо и вовсе представляют собой, скорее, комментарий, репрезентирующий ход мысли Канта в соответствующих разделах «Критики практического разума».
Но несмотря на то, что специальных исследований, посвященных учению о постулатах Канта, практически нет, так или иначе постулаты практического разума упоминаются во многих работах, посвященных практической философии Канта, особенно в исследованиях, занимающихся вопросами моральной веры и возможности ее согласования с автономией в самоопределении воли, что также способно оказать некоторую помощь при рассмотрении учения о постулатах как структурного элемента кантовской философской мысли. Особенно важным в данной связи оказывается вопрос о том, нарушают ли постулаты практического разума автономию в самоопределении воли. При попытке ответить на данный вопрос многие исследователи склонны четко различать постулирование бытия Бога и бессмертия души в варианте «Критики чистого разума» и ранее и вариант, представленный Кантом в «Критике практического разума» (Г. Шмитц, М. Кюн и др.). Мнения также расходятся и в отношении того, все ли три положения с равным правом могут считаться «постулатами» и все ли три равно необходимы. Так, П. Гайер полагает, что постулат свободы в силу непосредственности своей связи с категорическим императивом не может считаться в подлинном смысле «постулатом». Но если здесь мнение Гайера составляет, скорее, исключение, так как большинство исследователей рассматривают все три положения как «постулаты», то вопрос о том, все ли три постулата являются равно необходимыми для кантовской системы, вызывает гораздо больше споров. При этом постулат бессмертия души нередко считают избыточным и имеющим смысл только в подчинении постулату бытия Бога (Дж. Сала, А. Хэгерстрём, Хр. Бамбауер, Р. Виммер, М. Альбрехт и др.). Однако можно встретить и противоположную точку зрения (М. Бонделли, Ф. Рикен). Еще одним спорным вопросом оказывается вопрос о доказательности постулатов: являются ли они вариантом морального доказательства и если нет, то могут ли они быть достойной альтернативой доказательствам бытия Бога и бессмертия души? Некоторые кантоведы приравнивают постулаты бессмертия души и бытия Бога к доказательствам. Однако большинство исследователей склоняются к тому, что постулаты нельзя считать доказательствами в полном смысле слова.
В отечественной кантоведческой литературе учение о постулатах тоже не получило специального освещения. Однако некоторые упоминания о постулатах практического разума мы встречаем в общих исследованиях и обзорах, посвященных кантовской этике. Кроме того, полезным для нас оказывается и обсуждение вопроса, насколько введение Бога в этику может не нарушать автономию самоопределения воли, в работе А. К. Судакова.
Методологическое и теоретическое основание исследования составляет комплексный подход к изучению первоисточников с применением методов количественного анализа текста. В процессе работы над диссертацией использовались общенаучные методы, такие как индукция и дедукция, анализ и синтез, а также более специфические методы, характерные непосредственно для отраслей гуманитарного научного познания – герменевтический и сравнительно-исторический методы.
Положения, выносимые на защиту:
-
В кантовской философии имеющий многовековую историю термин «постулат» приобретает новое, оригинальное значение, не сводимое ни к одной из позиций его предшественников и современников в отношении этого вопроса.
-
Своеобразие кантовского понятия постулата состоит в том, что у Канта постулируемые положения являются, по сути, изначально положениями субъективными, но с необходимостью полагаемыми как объективные. Вызываемые потребностями субъекта, непосредственно проистекающими из особенностей его природы, они должны приниматься за истинные. В противном случае для нас становятся невозможными систематичность теоретических познаний и следование моральному закону.
-
Непонимание или игнорирование данного специфически кантовского употребления понятия «постулат» нередко приводило к ложным интерпретациям его практических постулатов, их роли и места в системе этико-религиозных взглядов Канта как в Западной Европе, так и в России.
-
Учение о постулатах не только не нарушает автономии в самоопределении воли субъекта, но, напротив, создает те условия, в которых это самоопределение оказывается для человека возможным.
-
Учение о постулатах показывает, что Кант никогда не стремился выстроить чисто формальную этическую систему, не берущую в расчет чувственную природу человека, что доказывает неправомерность обвинений философа в ригоризме.
-
Своими постулатами чистого практического разума Кант не только хотел укрепить подлинную веру в живого Бога, чем надеялся принести пользу этике и религии, но и пытался проложить дорогу новому виду теологии, огражденной как от излишнего рационализма и догматизма, так и от мистицизма.
Научно-практическая значимость исследования заключается в том, что благодаря прояснению одного из центральных кантовских понятий – понятия постулата, – и осуществленной на его основе реконструкции учения о постулатах, результаты исследования можно использовать в процессе преподавания общих курсов по истории философии и этики, а также курса по немецкой классической философии.
Апробация работы. Основные положения исследования отражены в 5 статьях, опубликованных в журналах, рекомендованных ВАК, и в ряде публикаций в других научных изданиях.
Основные положения диссертации в виде докладов были представлены автором на различных научных мероприятиях, в частности:
– Межвузовская конференция «Национальное своеобразие в философии», РГГУ, 2009;
– Межвузовская конференция «Язык философии: традиции и новации», РГГУ, 2010;
– «Дни аспирантуры РГГУ», 2011;
– Научный семинар для аспирантов в университете г. Майнц, Германия, 2011;
– Международная конференция «История философии и социокультурный контекст», РГГУ, 2012;
– Межвузовская конференция «Проблемы исторического и теоретического религиоведения», МГУ, РГГУ, ИФТИ св. Фомы, 2013.
Структура диссертации определена поставленными задачами и порядком их решения. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и научной литературы, списка сокращений, а также двух приложений.
