Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление «строгой философии» Г. Г. Шпета 17
1.1. Теоретические источники и основные этапы формирования философских взглядов Г. Г. Шпета 17
1.2. Проблемное поле «строгой философии» Г. Г. Шпета 49
Глава 2. Герменевтика Г. Г. Шпета и ее особенности 83
2.1. Философия Э. Гуссерля и Г. Г. Шпета: общее и особенное 83
2.2. Г.Г. Шпет о синтезе
Заключение
- Теоретические источники и основные этапы формирования философских взглядов Г. Г. Шпета
- Проблемное поле «строгой философии» Г. Г. Шпета
- Философия Э. Гуссерля и Г. Г. Шпета: общее и особенное
- Г.Г. Шпет о синтезе
Введение к работе
Актуальность исследования.
В последнее десятилетие значительно возрос интерес к русской философии. Но, несмотря на многочисленные исследования и публикации, многие страницы ее исторического развития остаются малоизученными, а порой и вовсе неизвестными. Один из подобных примеров - творчество Густава Густавовича Шпета (1879 - 1937), на долгое время остававшееся «белым пятном» из-за трагической личной судьбы мыслителя.
«Люди никогда не исчезают бесследно; они возвращаются своими идеями, мечтами и устремлениями» 1 - точно и ярко сказано о Шпете, чье творчество привлекает внимание современных исследователей истории отечественной философии последнего столетия. Изучение наследия русского философа важно по целому ряду причин: его творчество представляется оригинальным и самобытным с одной стороны, с другой - оно демонстрирует возможные пути развития отечественного философствования, не всегда однолинейного и однозначного."
Ученый входил в группу русских гуссерлианцев. Исследование взаимовлияния Э. Гуссерля и Г. Шпета интересно и показывает как линию развития русской философии, так и ее взаимоотношения с европейской философской мыслью.
Философская система Г. Шпета оказала влияние на многих отечественных мыслителей. Безусловно, интересно влияние его концепции на воззрения А. Ф. Лосева, более того, понять учение последнего до конца невозможно, не изучив мировоззренческих констант Г. Шпета, во многом определивших позицию А. Ф. Лосева. Изучая творческое наследие мыслителя, мы не только восстанавливаем философские дискуссии первой четверти XX века, но и в целом развитие русской философии последнего столетия.
Судьба мыслителя была одновременно и трагичной, и традиционной для своего времени. Долгое время имя философа не упоминалось, а его труды были под запретом. Несмотря на то, что ситуация постепенно меняется, многое еще в наследии Г. Шпета ждет своих исследователей, многое не опубликовано. Известный исследователь наследия Г. Шпета М. К. Поливанов указывал: «У нас происходит какая-то новая аккомодация зрения. Открываются новые горизонты. Когда фигура Шпета попала в фокус этого нового зрения, то границы совместились. Из случайной жертвы случайных обстоятельств... Шпет превращается в свидетеля (u.app3pos) примата свободной философской мысли над обстоятельствами эмпирического бытия» . Этим он привлекает внимание современных исследователей, этим он самобытен и актуален.
Г. Шпет был в гуще философских дискуссий первой половины XX века, принимал в них активное участие, хотя в большинстве случаев, занимал свою, оригинальную позицию. Это касается и споров о логике историко-философского процесса, о самобытности и оригинальности русской мысли, о понимании феноменов культуры. Анализируя логику развития философии последнего столетия, мы видим, что «...философия в двадцатом веке, утратив свое молекулярное и метанаучное значение, совершила революционные преобразования традиционной философской проблематики. Идеи универсального философского знания и научной формы как оптимального способа его производства, хранения и передачи потеряли доминирующее положение в современных философских практиках... Каждая значимая попытка философствовать в этой ситуации направлена не только на решение философских проблем, но и на определение самой стратегии философии, что сопряжено с переосмыслением предмета и методов, генезиса и целей философствования»3. Именно в русле указанных перемен ориентиров философского знания работал русский ученый. В своей философской системе он по-новому определял цели и задачи философии, ее методологию. Поэтому изучение наследия Г. Шпета актуально, так как помогает представить характер развития философского дискурса в XX веке более полно и цельно.
Г. Шпет был в самом центре дискуссий, связанных с русской культурой, искусством, театром. Этим объясняется интерес к нему не только философов и историков философии, но и филологов, лингвистов, культурологов, искусствоведов. «Постепенно труды Шпета выходили из полного забвения. Они оказались весьма актуальными в контексте нового развития филологии, искусствоведения, семиотики, а значит своими мечтами и устремлениями Густав Густавович Шпет возвращается»4, волнуя уже современных мыслителей своими концепциями, а главное, широтой диапазона философских устремлений, свободой философского дискурса, его устремленностью в самые разные аспекты культуры. В этом плане творческое наследие мыслителя представляет несомненный интерес.
Степень разработанности темы.
Внимание к философским исканиям Г. Шпета стало сказываться еще при жизни мыслителя и постепенно возрастало в течение последнего столетия. Мы можем указать на исследования истории русской философии, предпринятые в первой половине XX века, в которых уделялось значительное внимание философскому наследию Шпета5. Начиная с конца 80-х гг. XX века интерес к наследию отечественного мыслителя возрастает. Особо представляет интерес рассмотрение наследия философа в парадигме изучения влияния европейской философии на отечественную6. На рубеже XIX и XX веков в России публикуются исследования эволюции философии языка, в которых выясняется парадигма развития данной проблемы. Разумеется, миновать личность и философскую систему Г. Шпета в таких исследованиях невозможно7. Важно и то, что к творческому наследию ученого обращаются для воссоздания современной философии языка8.
Появляются диссертационные работы, в которых рассматривается как творчество отдельных мыслителей, так и в целом, развитие философии языка в России в начале XX столетия, в которых занимает важное место исследование философского мировоззрения Г. Шпета9.
Значимым событием, определяющим сам интерес к творчеству философа и предоставляющим возможность исследовать его идеи, является факт публикации его сочинений10. При этом надо отметить, что еще достаточно много рукописей и материалов остаются необработанными и неопубликованными, что намечает пути дальнейших исследований11.
На этом фоне издание архивов Г. Шпета представляет значительный прорыв в области изучения, как наследия самого мыслителя, так и его взаимоотношений с другими философами, например, Э. Гуссерлем . Исследование философских идей Г. Шпета и Э. Гуссерля, их взаимосвязи- -тема остающаяся научно актуальной и сегодня. Несмотря на то, что в последние двадцать лет интерес к ней только возрастает, «белых страниц» в этом исследовании еще достаточно. В этом вопросе привлекают внимание исследования Е. В. Борисова. Он высказал идею интеллектуального параллелизма шпетовской концепции и гуссерлианской13. Интересно, хотя и во многом спорно, исследование шпетовского мировоззрения и его эволюции И. М. Чубаровым, который предпринял попытку не только соотнести Г. Шпета с Э. Гуссерлем, но и с Ж. Делезом и Ф. Гваттари. При всей спорности методологических аспектов концепции И. М. Чубарова, его опыт заслуживает внимания14.
Представляет интерес одна из последних тематизаций идейного наследия философа, которая связана с попытками переосмысления проблемы субъект-объектной дихотомии в современных гуманитарных науках. Пример тому работы В. П. Зинченко и В. А. Лекторского.
В частности, В. П. Зинченко исследует шпетовское наследие в психологическом контексте проблемной интерпретации. Он стремится актуализировать методологические подходы Г. Шпета к решению уже современных психологических проблем и, таким образом, задает психологический метауровень исследования текстов мыслителя.
В. А. Лекторский анализирует концепцию Г. Шпета в контексте современной философской мысли (российской и западноевропейской), он показывает перспективные возможности философских идей Г. Шпета для современных гуманитарных исследований (например, "способы постановки проблемы интерсубъективности и интерпретации я в контексте культурных объективации)15.
Логика В. П. Зинченко такова: он интерпретирует «слово» в концепции философа как «слово-действие», подчеркивая плодотворность этого понятия при исследовании психических актов сознания человека. В. А. Лекторский предпринимает попытку эксплицировать понятия «деяние» и «действие», совершенно точно подчеркивая механическую природу действия и его отличия от деяния, имеющего этические и культурные параметры.
В. П. Зинченко и В. А. Лекторский явно актуализируют шпетовскую версию проблематизации субъект-объектной дихотомии, но методологически идут разными путями, включая философа в разные интеллектуальные традиции. Их работы важны., самой постановкой вопроса о современной интерпретации учения Г. Шпета. В этих работах, на наш взгляд, также значима методология работы с текстами и идеями отечественного мыслителя.
В. П. Зинченко видит путь к современному прочтению концепции Г. Шпета в «обобщении идей» отечественных психологов первой половины XX века: Н. И. Жинкина, Н. Н. Волкова, Л. С. Выготского, А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьева, Н. А. Бернштейна. Данная позиция исследователя и новаторская, и сложная в концептуальном плане. В. П. Зинченко фиксирует свою позицию как особый концептуальный прием, используя метод «параллельных высказываниц», реализуемый через своеобразную «перекличку» «голосов Разума». Исследователь стремится воссоздать «семантический ландшафт», «общее напряженное поле мысли» времени Г. Шпета. Метод «параллельных высказываний» позволяет исследователю через изложение концепции Г. Шпета идентифицировать свои собственные взгляды16.
В. А. Лекторский демонстрирует в своих исследованиях творческого пути мыслителя пример «интенсивной» интерпретации, задавая внутренний проблемный контекст изучения шпетовских продуктивных методологических возможностей. Он ставит перед собой конкретную цель: аналитическими средствами эксплицировать основные понятия учения Г. Шпета, прослеживая смысловую трансформацию этих понятий. Поэтому он по-другому (чем В. П. Зинченко) определяет контекстуальное поле своего исследования Г. Шпета: И. Кант, И. Фихте, Г. Гегель, Э. Гуссерль. Такой подход, по мнению П. П. Гайденко, является во многом наиболее плодотворным для современного исследования отечественной философской мысли, так как дает «...ключ к решению сегодняшних вопросов, возникающих в сфере онтологии, теории 1 1 познания, логики, философии науки, социологии, психологии» . В целом, мы можем отметить, что современные подходы к исследованию философских идей Г. Шпета отличаются концептуальностью и оригинальностью авторских позиций. Но, несмотря на отличительные особенности подходов В. П. Зинченко и В. А. Лекторского, их исследования действительно «...демонстрируют, что шпетовская проблематизация субъекта и і тематизация методологических аспектов гуманитарного исследования, а также его попытка экспликации гумбольдтовской "внутренней формы языка" имеют интеллектуальное созвучие с методологическими поисками современной гуманитаристики, а идеи Шпета могут активно использоваться в современных дискуссиях гуманитарных наук»18.
Г. Шпет привлекает внимание исследователей герменевтической философии. В этом отношении представляет интерес исследование Л. А. Микешиной19. Эпистомологический контекст ее исследования герменевтических воззрений философа интересен и достаточно обоснован. Она рассматривает концепцию синтеза когнитивных практик, где методологический опыт мыслителя трактуется как «...уникальная реконструкция исторического развития герменевтики»20. В своих исследованиях она совершает своеобразный поворот к актуализации методов решения Г. Шпетом проблемы субъект-объектной дихотомии как проблемы герменевтической.
Можно отметить еще одну интересную линию исследования ф философских идей Г. Шпета, которая представлена в дискуссии между В. Г. Кузнецовым и В. В. Калиниченко. До сегодняшнего дня остается научно значимым вопрос о соотношении феноменологических и герменевтических составляющих учения философа. Осмысление методологических приемов и средств аргументации этой дискуссии выводит обозначенную проблему за рамки только лишь шпетоведения и ставит вопрос о контекстуальном плюрализме, как наиболее потенциальном подходе к современным философским вопросам. В. В. Калиниченко творческое развитие мыслителя трактует как поворот от феноменологии к герменевтике, а В. Г. Кузнецов " определяет эволюцию воззрений Г. Шпета как синтез феноменологии и герменевтики.
Интересен тот факт, что предметом этой дискуссии становится непосредственно сама эволюция воззрений философа. Необходимо сказатьwерменевтики»22.
В. Г. Кузнецов задает методологический контекст осмысления герменевтических новаций Г. Шпета, рассматривая шпетовскую «феноменологическую герменевтику» как метод или своеобразный «инструментарий» для исследования проблем современного гуманитарного знания, ибо «...наполняемая новым теоретическим содержанием герменевтика методологически и концептуально не противоречит феноменологии, поэтому употребление термина "феноменологическая герменевтика" вполне оправдано» .
То, что имя философа выходит из забвения и занимает положенное ему место, свидетельствует и современный образовательный процесс. Мы можем обратить внимание на то, что Г. Шпету посвящаются специальные разделы в современных учебных пособиях по истории русской философии24 и в словарях25. Постепенно он перестает быть мыслителем, находящимся вне стен университетов и курсов по истории отечественной философии.
Интерес к философскому наследию русского мыслителя проявляется и в том, что в последние годы на конференциях, посвященных русской философии и ее истории, все чаще звучат сообщения, которые анализируют его философское наследие .
С 1989 г. в Томске Вольный гуманитарный семинар (далее ВГС), при поддержке главного редактора издательства «Водолей» Е. А. Кольчужкина и главного редактора издательства Томского университета В. С. Сумароковой, при активном участии членов семьи Г. Г. Шпета (дочери - М. Г. Шторх, внуков - М. К. Поливанова и Е. В. Пастернака), творческой группы кафедры философии и логики Томского государственного университета (зав. каф. О. Г. Мазаева) начал планомерное изучение наследия Шпета. «Шпетовские чтения» состоялись в 1991, 1996, 1999, 2002, 2003 гг.27 Программа ВГС реализует несколько направлений деятельности: архивные исследования и републикация трудов философа; издание научных трудов современных исследователей и перевод на русский язык работ по близкой Г. Шпету проблематике; контакты и связи с научной общественностью России, ближнего и дальнего зарубежья; организация научных конференций с целью актуализации творческого наследия мыслителя, координация усилий шпетоведов и ученых, занимающихся решением проблем, инициированных Г. Шпетом; формирование Шпетофонда, где собираются исследовательские материалы, публикации Шпета и о нем; комплексная программа мер по восстановлению исторической памяти (экспозиции Шпетофонда и т. п.). Свидетельством интереса является тот факт, что в работе последних «Шпетовских чтений» приняло, участие 118 человек из Абакана, Великого Новгорода, Екатеринбурга, Москвы, Новокузнецка, Новосибирска, Омска, Орла, Санкт-Петербурга, Томска, Хабаровска, Мелитополя, Минска, Бордо, Будапешта, Милана, Рима и других городов, что показывает диапазон интереса к творческому наследию Шпета. На семи заседаниях было заслушано и обсуждено 52 выступления.
Все это указывает на несомненный интерес к философскому наследию мыслителя. Объяснение этого интереса в том, что «...существование разнонаправленных методологических подходов, попыток погружения шпетовских идей в разные контексты современных философских, I психологических и других гуманитарных проблем приводят к плодотворным обсуждениям, создавая своеобразное проблемное поле современных поисков интерпретации шпетовских идей»28. Конечно же, неизбежно возникает вопрос о причине столь широкого разнообразия интерпретативных поисков современных исследователей философских идей Шпета. Объясняется это, во-первых, широтой и многоаспектностью философского поиска ученого, многообразием его интересов и разнонаправленностью его сочинений; во-вторых, из-за внутренних противоречий, свойственных шпетовскому способу философствования; в-третьих, «...широта проблемного поля дискуссий вокруг ч шпетовских философских подходов объяснима и современным диалогическим подходом к осмыслению философских проблем» .
Шпет разделил судьбу своей Родины и мыслителей России XX столетия. Изучение его личной и философской судьбы в контексте всех потрясений последнего столетия также привлекает внимание современных исследователей истории отечественной философии XX века . В последние двадцать лет возрастает интерес к личности и философскому мировоззрению русского мыслителя за рубежом31. Но, несмотря на имеющиеся исследования и публикации, творческое наследие Г. Шпета еще таит в себе много неизученных страниц и тем, именно раскрытию ряда из них и посвящена данная диссертационная работа.
Объект и предмет исследования.
Объектом исследования является философские сочинения Г. Шпета. Предметом исследования являются традиции герменевтики, получившие многогранное развитие в философской системе Г. Шпета.
Цель и задачи исследования.
Цель данной диссертационной работы - провести целостный анализ развития герменевтической философии Г. Шпета и показать ее эвристические возможности.
Для реализации обозначенной цели, были поставлены задачи:
- выявить идейные истоки философской системы Г. Шпета;
- проанализировать главные этапы развития философского мировоззрения Г. Шпета;
- определить основные категории философской системы Г. Шпета;
- проанализировать главные этапы развития философского мировоззрения Г. Шпета;
- выявить характер влияния концепции Э. Гуссерля на формирование учения Г. Шпета;
- рассмотреть герменевтические и феноменологические воззрения Г. Шпета, а также логику их синтеза.
Методология исследования.
В данном диссертационном исследовании применялись разработанные современной наукой методологические принципы историко-философского анализа.
В диссертации использовались методы, применяемые в современных историко-философских исследованиях: традиционный историко-философский метод, компаративистский метод, герменевтический метод, метод моделирования, типологический метод, метод интеллектуальной биографии.
Источники исследования.
В основу данного диссертационного исследования были положены сочинения Г. Шпета.
Использовалась широкая база исследовательской, комментаторской и учебной литературы, монографические сочинения, библиографические материалы, диссертационные работы.
Научная новизна исследования.
Научная новизна данного диссертационного исследования заключается в том, что - выполнен целостный анализ развития герменевтической философии Г. Шпета;
- выявлены теоретические источники и основные этапы формирования философской системы Г. Шпета;
- представлена целостная концепция философской системы Г. Шпета;
- показано становление и развитие понятийного аппарата «строгой философии» Г. Шпета;
- раскрыты парадигмы влияния философской концепции Гуссерля на учение Шпета.
Теоретическая значимость исследования.
Теоретическая значимость данного исследования заключается в том, что оно направлено на расширение и углубление наших представлений о возможностях использования духовного и культурного потенциала, накопленного русской философской традицией. Исключительное богатство этой традиции позволяет найти ответы на многие сложные вопросы современного развития отечественной философской мысли.
В данной диссертационной работе рассмотрено философское наследие оригинального русского мыслителя Г. Шпета, позволяющее восстановить логику, характер и особенности развития русской философии последнего столетия.
Полученные результаты диссертационного исследования, теоретические і выводы и разработки могут быть использованы для дальнейших теоретических исследований в области истории философии, теории и практики художественной культуры в России в XX столетии.
Практическая значимость исследования.
Содержащиеся в данном диссертационном исследовании теоретические положения и выводы могут быть использованы для разработки курсов по истории философской мысли в России XX в., по теории и истории культуры, искусства, эстетике.
Апробация исследования.
Основные идеи данного диссертационного исследования отражены в представленных публикациях автора.
Концептуальные константы диссертации, логика авторской позиции были озвучены во время выступлений на научных конференциях в Нижневартовске, Екатеринбурге: «Человек в историко-философском измерении. Пятые Соколовские чтения» (Нижневартовск, ЗОсентября - 5 октября 2002 года), «Региональный компонент в системе общего и профессионального образования ХМАО (Нижневартовск, 28 - 29 марта 2003 года).
Диссертация обсуждена на заседании кафедры философии и социально-экономических наук Нижневартовского государственного педагогического института и рекомендована к защите.
Структура исследования.
Работа состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка использованной литературы.
Теоретические источники и основные этапы формирования философских взглядов Г. Г. Шпета
В 1910 году вместе с Г. И. Челпановым Г. Шпет едет в Германию для знакомства с деятельностью психологической лаборатории Вундта. Для него эта поездка была важной и во многом определившей его дальнейший путь в философии, она значительно расширила кругозор мыслителя: с 1911 по 1913 гг. он много работает в библиотеках Парижа, Берлина, Эдинбурга.
В 1910 - 1913 гг. философ посещает летние семинары в Геттингене, которые проводит Э. Гуссерль. Встреча, беседы, которые состоялись между Э. Гуссерлем и Г. Шпетом дали новые импульсы для философских исканий последнего и отразились в его сочинениях. Б. В. Емельянов точно отметил: «Это была для русского философа поистине этапная встреча. Феноменология стала его первой (и, видимо, последней) любовью. Завороженный строгостью и стройностью ее построений, Шпет увидел в феноменологии основу, на которой он строил здание собственной философии»34. Многие годы русский философ находился в переписке с Э. Гуссерлем, что усиливало взаимообогащение этих двух известных мыслителей, при этом взаимовлияние корректировалось эволюцией их мировоззрения35.
Отношения между Г. Шпетом и Э. Гуссерлем быстро переросли отношения ученика и учителя, что вполне понятно, так как оба они были неординарными личностями и оригинальными мыслителями. Это подтверждает и характер их переписки и те темы, которые они обсуждали, но, пожалуй, главное - та заинтересованность в поиске истины, то горение идеалом, которое прослеживается в их переписке.
Нужно отметить, что к моменту встречи с Э. Гуссерлем русский философ уже во многом был сформировавшимся мыслителем, о чем свидетельствует такая его ранняя работа как «Память в экспериментальной психологии». Главными вопросами этой работы были обозначены: строгое ограничение предмета психологии и критика логицизма в определении ее методов. Эти идеи были во многом созвучны той радикальной критике психологизма в понимании сознания, которая была предпринята Э. Гуссерлем.
Важно указать и на то, что традиции отечественной философии, позволили философу воспринять и развить гуссерлианскую феноменологию. Это была традиция, идущая от славянофилов и М. И. Карийского к Вл. Соловьеву и С. Н. Трубецкому. Ее, в определенном смысле, можно назвать предфеноменологической. Эта традиция содержала в себе критику разнообразных форм психологизма в понимании сознания, а также, и это особенно значимо, проблематику конститутивных связей действительности (в том числе и социального бытия) и форм сознания в различных структурах опыта, процессах понимания и выражения смысла и т. п. Эта традиция, воспринятая Г. Шпетом еще в университетские годы, во многом определила тот герменевтический поворот, который мы можем наблюдать в России в концепциях целого ряда мыслителей начала XX века.
Поэтому не случайно то, что уже в своей первой феноменологической работе «Явление и смысл» (1914), автор не просто интерпретирует и критикует воззрения Э. Гуссерля, он озвучивает вопрос, который красной линией пройдет через все философское творчество Г. Шпета: о бытии самого сознания и образованных им смыслов. При этом процесс смыслообразования интересует философа не просто с формальной стороны, а со стороны его социально-исторического существования, выраженного в слове и культуре. Г. Шпет откликался на вопросы, которыми была взволнована русская мысль на рубеже XIX и XX вв. Мы можем отметить то, что русский мыслитель был причастен к тому повороту «от марксизма к идеализму», который наметился в начале XX столетия. И хотя сборник «Вехи» не был им с абсолютным восторгом принят, но общая линия движения к идеализму захватила философа. Немаловажную роль в этом сыграл пример его учителя Г. И. Челпанова. Г. И. Челпанов в книге «Мозг и душа. Критика материализма и очерк современных учений о душе», основой которой являются выступления, статьи и лекции, прочитанные ученым в Киевском университете, изложил свое философское мировоззрение. В этой работе он последовательно стремится доказать идею несостоятельности материализма как основы научного мировоззрения. Автор пишет: «Задача моих лекций заключается в том, чтобы показать, что современное научно-философское мировоззрение отнюдь не может выражаться словом "материализм". Кто со мной согласится и откажется от ходячего материализма, тот получит побуждение искать для себя миропонимания на других путях. Другими словами, отказ от материализма будет для него побуждением приступить к серьезному изучению философии»36. Г. И. Челпанов так объяснял свою сосредоточенность на критике марксизма: «Моя задача убедить слушателей обратиться к философии путем критики материализма. Дело в том, что материализм строит свое мировоззрение очень просто. По этому учению в мире существует только материя и больше ничего. Такие понятия, как духовное, душа и т. п., должны быть просто упразднены из человеческой науки и что философия, которая поставляет и стремится решить, между прочим, вопросы о духовности, о душе, есть не больше, как праздная наука» . Подобная логика рассуждений была во многом присуща и Г. Шпету. В частности, он писал, что «...безнадежное время изжито, материалистическая эра завершена»38. I Но следует отметить также и тот факт, что между неокантианцем Г. И. Челпановым и Г. Шпетом были и расхождения. Последний искал рационального понимания действительности в ее конкретной данности и полноте, но этой полноты и конкретности он не находил в современном ему неокантианстве, получившим определенное развитие в России в конце XIX -начале XX вв. По мнению ученого, в неокантианстве мы можем наблюдать подмену подлинно-данного логическими и формально-онтологическими абстракциями, что не является продуктивным для развития философии. Г. Шпет понимал И. Канта как одного из творцов отрицательной («меонической») философии, в то время как себя определял как реалиста и приверженца философии положительной.
Проблемное поле «строгой философии» Г. Г. Шпета
Научная философия основывается на выводах и методах частных наук. Это порой приводит к возникновению так называемых «-измов», которые лишь добавляют заблуждений, и вводят философский поиск в рамки определенных стереотипов, ограничивают его. Такой подход философ яростно критиковал: «...механизм, динамизм, биологизм (эволюционизм), субъективизм (психологизм, гносеологизм), историзм и тому подобные направления научной философии, принципиально не отличаются от метафизических учений, например, материализма, спиритуализма, монизма, с их привативными подвидами: механистическим, эволюционным, историческим материализмом, динамическим, интеллектуалистическим, волюнтаристическим и под обным спиритуализмом, идеалистическим, реалистическим, энергетическим и под обным монизмом и пр., и пр. Эта многочисленность направлений научной философии лишает ее единства оснований, и мы можем говорить здесь, самое большее, толькб о единстве ее типа. При многообразии объяснительных направлений она оказывается дробной, привативной; каждое направление в ней относится отрицательно к другим направлениям; это -философия по преимуществу нетерпимая» .
Строя свою философскую систему Г. Шпет изначально разделяет два плана бытия - «эйдический» («сущностный», «умопостигаемый») и «возникающий» («преходящий»). Истинная философия должна устремить все свои усилия на познание первого плана бытия - «эйдического», как на то указывал автор: «...бытие, как то, что есть, как истина, тогда изучается подлинно философски, когда наша рефлексия направляется на самою мысль о бытии» . Безрезультативные попытки подобных «научных философий» истолковать целое по частям, понять великую и многообразную вселенную исходя из собственной ограниченности - все это приводило к ложным «картинам мира» («провинциальному мировоззрению»), к недоказуемым и порой фантастическим гипотезам.
Мыслитель придерживался четкой позиции: философское знание есть знание последних оснований абсолютных начал, есть чистое знание только потому, что в нем недопустимы какие бы то ни было «практические санкции» и утверждения. Философское зна ние свободно даже от самой необходимости каких бы то ни было «доказательств» и «обоснований». Философское знание как знание начал должно быть взято из целого, ничем еще не ограниченного, ни раздробленного на фрагменты («области научного познания» и т. п.)104.
Логическое оправдание бытия заключается, по мнению Г. Шпета, в том, что реальность должна быть понята и рассмотрена как сознание, а не как бытие. Задача истинной философии заключается в поиске строгого доказательства существования бытия, его необходимости, которая не может быть обоснована простым указанием на множество материальных предметов. Для разрешения этой сложной задачи используется феноменология, которая есть «совершенная наука», имеющая целью «...указать собственные корни, источник, начала, подвести всеобщий фундамент под всю громаду современного знания... вскрыть единый смысл и единую интимную идею за всем многообразием проявлений и порывов творческого духа в его полном и действительном осуществлении»105. Проясняющим позицию мыслителя является указание философа на то, что поиск и формулировка принципов феноменологического дискурса должны начаться с методического сомнения, критики, переоценки философских понятий и представлений с позиций истинной философии, очищенной от заблуждений, «идолов» прошлого.
Вполне можно утверждать, что мыслитель в своих рассуждениях выступает как представитель рационализма, так как он утверждает возможность понятийного выражения действительности. Он ясно придерживается утверждения о первенстве ratio (разумного, рассудочного начала). При этом в философских размышлениях Г. Шпета эта рациональность сочетается с признанием интуитивного способа постижения истины как единственно возможного. Такое познание, по мнению ученого, гармонизировало бы взаимосвязь понятий с формами постижения реальности, характерными для обыденного сознания. Автор ясно высказывается по поводу истинного философского знания, его целей и направленности. Он пишет: «Философия как чистое знание имеет положительные задачи и строится на твердых основаниях. Единая по замыслу, она и в путях своих единообразна. Она может показаться претенциозной, когда она объявляет предметом своего изучения все, но строгость ее метода и высокие требования, предъявляемые ею к выполнению своих задач, точно и надежно обурочивают ее границы... Философия как чистое знание не противопоставляет себя в своем исключительном положении другим наукам, потому что она сама - наука, точно так же, как часть, - а не как противоречие, - она занимает свое определенное место в целом философии, под которой в широком смысле понимается строгое знание, и "метафизика" и "жизнь"»106.
Приведенное высказывание показывает, что для Г. Шпета философия не только чистое знание, но и определенный тип очень сложного переживания, которое преодолевает рамки только лишь интеллектуальных отношений. К тому же, автор указывает, что если предметом философии как знания является истина, т. е. бытие в его сущности, то философия неизбежно направляется на познание самой мысли. Более того, ученый придерживается тезиса, что не только предмет бытия для философии есть предмет мысли, но и мысль, на которую направляется философия, есть непременно мысль о предмете, а мысли «ни о чем» нет. Таким образом, философия и знание имеют прочное и надежное начало, позволяющее избежать сомнений в возможности познания мира. В ходе подобных рассуждений философ обращается к понятию «идеации» 3. Гуссерля и пишет: «Если мы, действительно, можем, с помощью рефлексии и метода редукции, придти к философскому анализу и критике сознания, исходным пунктом взявши непосредственный опыт, то мы должны брать этот опыт в его конкретной полноте, т. е. как опыт культурно-социальный, а не в абстрактной форме восприятия "вещи"» .
Философия Э. Гуссерля и Г. Г. Шпета: общее и особенное
Феноменологическая философия Э. Гуссерля получила в России не просто известность, как очередная школа немецкой философии, но и своеобразное развитие. Интерес к феноменологии в начале XX столетия в России был значителен, что подтверждает факт первых переводов именно в России программных работ Э. Гуссерля: «Логические исследования» (Под ред. С. Л. Франка. Т. 1. СПб., 1909), «Философия как строгая наука» (Логос. 1911- 1912. Кн. 1). С переводом работы Э. Гуссерля «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии» русскую общественность впервые познакомил Г. Шпет.
Одним из самых первых знатоков и популяризаторов в России философских идей Э. Гуссерля был Г. И. Челпанов, который читал еще в Киевском университете, а затем в Москве, лекции о Ф. Брентано и Э. Гуссерле, именно на этих лекциях Г. Шпет познакомился с идеями последнего.
Немалый интерес к феноменологическим размышлениям немецкого мыслителя проявляли такие философы, как Н. О. Лосский, Б. В. Яковенко, Г. Э. Ланц. В своей ранней работе «Обоснование интуитивизма» (1904) Н. О. Лосский уделяет значительное внимание учению Э. Гуссерля о категорическом созерцании. В работе, написанной Н. О. Лосским значительно позже, - «Трансцендентальный феноменологический идеализм Гуссерля»165 русский мыслитель размышляет над идеей Э. Гуссерля о трансцендентальной субъективности, интенциональности и конституировании «чужого Я». Представляет интерес интерпретация учения Э. Гуссерля Б. В. Яковенко. Вслед за П. Наторпом, он в работе «Философия Гуссерля»1 исследует элементы психологизма в концепции немецкого философа, интерпретирует интенциональность последнего как простую «направленность на...» чисто психологических по своей природе актов сознания (к примеру, акта внимания), что непосредственно ведет к субъективизму и солипсизму.
Для русских мыслителей было характерно рассматривать учение Э. Гуссерля через онтологические категории и законы, примером являются работы Г. Э. Ланца. В работе «Гуссерль и психологисты наших дней»167 он, отталкиваясь от метафор философа о «безвременном царстве вечных и неизменных идей», сравнивал гуссерлианство с платонизмом и приходил к выводу об их тождественности, доказывая свои выводы реальным полаганием предмета у Э. Гуссерля «истиной».
В это же время Л. Шестов обозначил вопрос, во многом показывающий панораму интерпретаций идеи феноменологии, а именно: оправдан ли феноменологически сам переход с обыденной на феноменологическую установку, не является ли он всего лишь кьеркегоровским «выбором, который сам тебя выбирает», тождественным религиозному обращению? Обозначенная парадигма явно требовала нового осмысления феноменологии.
Э. Гуссерль оказал влияние на целую плеяду отечественных мыслителей первой половины XX века. Среди них мы можем указать на И. А. Ильина168, Б. П. Вышеславцева169, А. Ф. Лосева, П. Б. Струве.
А. Ф. Лосев указывал, что в системе немецкого философа мы видим лишь статичную, «оцепенелую» структуру эйдоса (чистую сущность или чистую субъективность), но не обнаруживаем его категориально-диалектическую динамику. А. Ф. Лосев предлагал, и, по его мнению, это было бы продуктивно для феноменологии, ввести в сферу феноменологии объяснительную диалектику, интерпретируемую им явно онтологически. Это придало бы «логику самой действительности»170.
Идеи Э. Гуссерля нашли отражение в сочинениях Ф. А. Степуна, который лично посещал лекции немецкого мыслителя, А. И. Огарева171, В. В. Зеньковского . Таким образом, мы видим, что к воззрениям немецкого философа обращались многие отечественные мыслители, принадлежавшие к разным направлениям русской философии конца XIX - первой половины XX вв. В этом смысле Г. Шпет вписывается в определенную линию отечественного философствования этого времени. Мы можем также указать, что гуссерлианцами по самому духу и сути своей философии были Н. Жинкин, А. Ахманов, Н.Волков, А. Зака, А. Циреса. Но, пожалуй, самый яркий пример -Г. Шпет. Говоря о названных мыслителях и о роли учения Э. Гуссерля в эволюции их мировоззрения, В. В. Зеньковский указывает, что Г. Шпет во многом стоит особняком в этом ряду, т.к. у него «...гуссерлианское преобразование трансцендентализма соединяется с отвержением начал христианства... у Шпета мы находим и отвержение метафизики, как "псевдофилософии", и тем более отвержение "истлевающей христианской культуры"...»173. В. В. Зеньковский, начиная свои рассуждения о. Г. Шпете, сразу определил, что «...мы должны признать в нем правовернейшего последователя Гуссерля» Но всегда ли и во всем это преемство было однозначным? Близок к В. В. Зеньковскому в своих оценках, рассуждая о влиянии Э. Гуссерля на русскую философию и творчество Г. Шпета, Б. В. Яковенко. Он пишет: «Хотя учение Гуссерля о познании стало объектом внимания еще в течение первого десятилетия и впоследствии оставалось в центре гносеологических исследований нескольких русских мыслителей, оно либо было использовано в качестве полезного ингредиента к другим учениям (как это случилось, например, с антипсихологизмом Гуссерля и трактовкой Гуссерля о всеобщем у Лосского), либо было подвергнуто глубоким изменениям (как это сделал Яковенко, который видел в феноменологии Гуссерля своего рода возврат к психологизму, и потому на место основной позитивной науки Гуссерля поставил феноменологию, феноменологию как науку пропедевтическую с чисто критической задачей — освободить предметы от предрассудков сознания), либо это учение было просто подвергнуто принципиальной критике (как это было, например, у Ланца и вышеназванного Яковенко относительно учения Гуссерля об интенциональности сознания и познания). Своего истинного и одновременно самоуверенного и оригинального сторонника это учение нашло только в лице Г. Г. Шпета (1879 г. рожд.), который признает в феноменологии Гуссерля начало... основной философской науки...» .
Э. Гуссерль оказал значительное влияние на формирование и эволюцию философской системы русского мыслителя. Но влияние это не было однозначным и односторонним, оно было многоплановым и разнонаправленным. Учение немецкого мыслителя подверглось со стороны русского философа критической оценке, было во многом переработано и дополнено, исходя из характерных установок философской системы Г. Шпета.
Г.Г. Шпет о синтезе
Мы можем вполне согласиться с мнением Б. В. Яковенко, что «...согласно Шпету, феноменология желает изучить "все", но все в его "сущности" и "идее", эйдосе, воспроизводя при этом старое определение Платона. Она задается целью изучить сознание как полное переживание в его модусе осознания чего, интенционального сознания, и в той его чистой форме, которая обнаруживается как чистое сознание чистого я» . Именно так феноменология вписывалась в конструкцию «строгой науки» Г. Шпета.
Философия должна указывать тот путь, преодолевая который она приходит к своим истинам. Следуя этой логике рассуждений, русский мыслитель считал, что «...феноменология с ее методом редукций и различения установок открывает новые миры бытия, но не по ту сторону от нашего действительного бытия, а в« нем самом; платоновское царство идей раскрывается нам как наше царство»208.
Феноменология вызвала живой интерес у философа, но в тоже время и определенную критику, которая, в свою очередь, явилась стимулом для развития феноменологического знания. В утверждении Э. Гуссерлем первичной данности за перцептивностью, Г. Шпет, по его собственному утверждению, увидел опасность натурализма, в утверждении «чистого я» -опасность трансцендентализма209. Для преодоления опасности подобного заблуждения, следует понять, по мнению Г. Шпета, что исходный опыт - это конкретный опыт в его социокультурной полноте. В работе «Явление и смысл» автором был намечен, в связи с указанной логикой рассуждений, проект перехода от феноменологии к герменевтике, были озвучены идеи их синтеза.
Развивая герменевтический поворот, русский мыслитель критикует Э. Гуссерля в связи с тем, что последний упорно исключает из своей классификации социальное бытие. Г. Шпет указывает, что «...бытие разума состоит в герменевтических функциях, устанавливающих разумную мотивацию, исходящую из энтелехии, как "носителя" предметного бытия, как духа предметного бытия, как "духа предмета". Последний находит свою характеристику в логосе - "выражении", "воплощении" духа. Его "объективирование", будучи разумным, мотивированным, есть организующая направленность различных форм духа в их социальной сути: язык, культ, искусство, техника, право»210. Из указанных рассуждений становится понятным столь явный интерес мыслителя к слову, языку, культуре.
Вопрос об интерпретации, истолковании глубинных смыслов окружающих нас социальных предметов, которые и есть все предстающее перед нами бытие - один из магистральных вопросов философского поиска Г. Шпета. Истинный смысл конкретного предмета - это и есть та самая энтелехия целесообразности, о которой мы уже говорили выше. Когда мы вступаем в общение, в диалог с предметом, подобный диалогу с другой личностью, то в этот самый момент мы получаем возможность выявить энтелехию целесообразности, заставить ее развернуться в актуальную предназначенность и свободу. Возможность подобного диалога является не случайной, она обусловлена сходством социального предмета с эмпирической личностью.
Рассуждая, таким образом, ученый намечает пути философского обоснования герменевтики как науки об истолковании и интерпретации смыслов, как универсального метода постижения объектов культуры и истории. Герменевтика приобретает у философа и более широкое значение. Он понимает герменевтику как универсальный метод постижения любого элемента бытия. Феноменология вела мыслителя к герменевтике. Примером того, как осуществлялся переход от феноменологии к герменевтике, может служить рассмотрение Г. Шпетом такого феномена как действительность. В главе «Явление и действительность» работы «Явление и смысл» автор указывает, что «...в подлинной действительности разум находит самого себя и утверждает в себе истину» . Мы видим из этих слов, что субъект, в системе философа, конституирует действительность через самого себя (или из самого себя). Исходя из феноменологической логики, этот субъект должен был осуществить сложную в своей простоте операцию, а именно: проникнуть в подлинную суть этой действительности через «...редукцию "действительного" как опытной данности» . Философ считает, что, осуществляя указанное, феноменолог проясняет, тематизирует то, что и есть содержательное наполнение сознания. " Рассмотрению проблемы действительности посвящен труд Г. Шпета «История как проблема логики», в котором он исследует проблему различения, разведения (по целям, задачам и предметам) отрицательной и положительной философии. Согласно его теории получается, что отрицательная философия имеет своим идеалом «математическое естествознание», а «...на место действительности как предмета философии подставляется его научное познание» . Отрицательная философия, следовательно, смещает акценты с предмета на процесс познания и субъект познания.
