Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. У истоков проблемы: первый опыт социально-философского и эстетического анализа игры 22
1.1. Онтологический и практический аспект проблемы игры как социального явления в теории «идеального государства» Платона ... 24
1.2. Игра как отражение природы человека в эстетике И. Канта и Ф. Шиллера 44
Глава 2. Игра как предмет философского познания в философии XIX-начала XX вв 69
2.1. Биопсихические и физиологические основания анализа игры в позитивной философии Г. Спенсера . 70
2.2. Игра как рациональная категория в «философии пессимизма» А. Шопенгауэра и «философии жизни» А. Бергсона. 80
2.3. Концепция «языковых игр» в философии Л. Витгенштейна 99
Глава 3. Игра как универсалия культуры: опыт социокультурного анализа в философии XX века 114
3.1. Игра в теории элит X. Ортеги-и-Гассета 115
3.2. Игра как объект философского анализа в культурологии Й. Хейзинги 125
3.3. Игра как форма «бытия масс» в воззрениях М.М. Бахтина 136
3.4. Игра как отражение «вариативности» общественно-исторического процесса в воззрениях Ю.М. Лотмана 146
Заключение 158
Список источников и литературы 170
- Онтологический и практический аспект проблемы игры как социального явления в теории «идеального государства» Платона
- Биопсихические и физиологические основания анализа игры в позитивной философии Г. Спенсера
- Концепция «языковых игр» в философии Л. Витгенштейна
- Игра как объект философского анализа в культурологии Й. Хейзинги
Введение к работе
В конце XX века ощутимо проявились антиномичные процессы, связанные с развитием общества и человека. Одностороннее увлечение рационализмом или иррационализмом привело к тому, что, с одной стороны, жизнь человека стремятся вписать в строгие логические схемы, с другой, - придать феномену человеческой свободы статус абсолюта, игнорируя при этом зачастую всякое разумное начало.
В этой связи особую значимость приобретают такие структуры, которые позволяют преодолевать «инстинктивное» начало в человеке, подчеркивая в то же время его уникальность и неповторимость. Одной из таких структур является игра, ибо она органически сочетает в себе рациональное и иррациональное, возможное и реальное, видимость и действительность. Игра как активная, неутилитарная, индетерминированная деятельность способствует становлению в человеке творческого начала, раскрытию его физических и психических сил. Конечно, в полной мере это возможно только при соответствующей высокой внутренней культуре личности, поэтому игру необходимо рассматривать в контексте развития и человека, и общества, и культуры в целом.
Все это обусловливает, во-первых, общечеловеческий аспект актуальности обращения исследователей к феномену игры. Он занимал умы таких великих мыслителей прошлого как Платон, И. Кант, Ф. Шиллер и др. Конкретизация этого же аспекта анализа игры в XX веке дается Й. Хейзингой: на фоне составления правил игры для «избранных» естественным представляется обращение к игре как предмету философского анализа. Так игра предстает у этого мыслителя как явление общественной жизни, нацеленное на развитие диалога между человеком, обществом и культурой.
Второй аспект актуальности проблема игры приобретает в условиях критического состояния общества, когда прежние ценности социальной и индивидуальной жизни обнаруживают свою шаткость и интенсивно ведется поиск нового образа жизни и новых ценностных ориентации. Это особенно
показательно для современной России с ее сложнейшими и противоречивыми процессами в социально-экономической и духовно-культурной среде. Неслучайно многие исследователи сравнивают события, происходящие на протяжении последних десятилетий в России, с инсценированной кем-то «игрой».
Актуальность «игрового» подхода в освещении социальной действительности обусловлена не только стремлением вписать данный феномен в современную практику общественной жизни, но и возможностью воссоединить в ней различные грани человеческой личности. Это представляет собой третий аспект актуальности. Особый вклад в проблему «маленького человека» и жестких правил игры «цивилизации» внесли А. Шопенгауэр, М.М. Бахтин, X. Ортега-и-Гассет.
Потребность дальнейшего исследования игры как общественного явления, ее «прагматический» характер, возможность максимального использования в качестве метода воспитательного и образовательного процесса в средних и высших учебных заведениях составляет четвертый аспект актуальности темы диссертации.
Игра как явление реальности интересовала исследователей с древности. Сложились различные эстетические, гносеологические, отчасти социально-философские концепции игры, которые являются предметом специального рассмотрения. Современный этап характеризуется усилением интереса к синтезу этих подходов, формированию целостного взгляда на игру, в ее историческом развитии, что составляет пятый аспект актуальности.
Степень разработанности темы диссертации.
Проблема игры в европейской мысли, несмотря на свою бесспорную теоретическую и практическую значимость, не получила должного освещения в историко-философском плане.
В дореволюционный период проблема игры, в ее философском развитии, не была предметом специального внимания историков философии. Преобладали исследования, посвященные анализу частных аспектов проблемы игры. Так, отдельные фрагменты анализа понятия игры в философии Плато-
на, Канта и Шиллера мы можем встретить в историко-философских трактатах «История новой философии» (1878 - 1880 гг.) и «Платон» (1900 г.) В. Виндельбанда , а также в историко-философских трудах К. Фишера .
Краткий анализ некоторых аспектов игровой деятельности в рамках общей проблематики философских течений (философии жизни, позитивизма) конца XIX - начала XX века можно встретить в работах М. Эбера , В. Лесе-вича4, Б. Рассела5.
20-30 гг. XX века ознаменовались всплеском интереса к самой игре, а также к тому, как это явление представлено в различной философской и иной литературе: социологической, психологической, педагогической и т.п6. Однако отсутствие развернутого аналитического подхода в трактовках различных концепций игры дало возможность говорить о «кризисе» понятия игры и о том, что она до сих пор не приобрела статус научной категории7.
Новая волна интереса к философиям игры в европейской мысли пришлась на 50-е - 70-е гг. и была связана с исследованием игрового аспекта эс-
тетической деятельности . В обобщающих трудах по истории эстетических учений (А.Ф. Лосева9, М.Ф. Овсянникова10, В.В. Ванслова11) уделяется внимание концепциям игры в философии Платона, Канта, Шиллера. Содержательные и глубокие оценки игры в трудах Канта и Шиллера мы находим в
! Виндельбанд В. От Канта до Ницше. - М.: Канон-пресс, 1998. С. 170-180; Виндельбанд В. Платон. - Киев, 1993. С. 140-158.
2 Фишер К. Публичные лекции о Шиллере. -М, 1890; Фишер К. История новой философии. Т.5. 4.2. -Спб.:
Знание, 1901. С. 77-82.
3 Эбер М. Прагматизм. - Спб: Слово, 1911. С. 127-131.
4 Лесевич В. Опыт критического исследования основоположений позитивной философии. - Спб: тип. Ста-
сюлевича, 1877. С. 67-69.
5 Рассел Б. История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями от антично
сти до наших дней. - М.: Академический проект, 2000.С. 720-729.
6 См.: Игра: Сборник. 1918. №1. С. 3-5; Всеволодский-Генгросс В. Игры народов СССР. Сб. материалов. М.-
Л.: Академия, 1933. С. 3-8.
7 См.: Блонский П.П. Игра. -ВСЕ, т.7. Изд. 1. 1933. С. 409-412.
8 Устиненко В.И. Игровой аспект современной эстетической культуры //Теоретические проблемы маркси-
ствско-ленинской эстетики. - М.: МГУ, 1975. С. 105-106.
9 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон /А.Ф. Лосев. -М.: ACT»; Харьков: Фо
лио, 2000. с. 179-188, 622-629. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Высокая классика -М.: Искусство,
1974. С. 213-216,273-276.
10 Овсянников М.Ф. Смирнова З.В. Очерки истории эстетических учений М.: изд-во Академии художеств,
1963. С. 15-20; Овсянников М.Ф. Искусство и капитализм. -М.: Искусство, 1979. С. 68-71.
11 Ванслов В.В. Эстетика романтизма. -М.: Искусство, 1966.
работах В.Ф. Асмуса и М.Н. Афасижева . Данная традиция была продолже-на и в исследованиях 70-х - 80-х гг. В работах М.Н. Афасижева , Л.Н. Сто-ловича4, К.Г. Исупова5, А.В. Антюхиной6, B.C. Нерсесянца7, посвященных исследованию художественного творчества и проблем эстетики, получили развитие не только традиционные взгляды на игру представителей античной и немецкой классической философии, но и были актуализированы, в том же эстетическом ключе, биопсихологические концепции игры К. Грооса, Г. Спенсера, материалистическая теория игры Г.В. Плеханова, проблема игры в рамках теории творчества 3. Фрейда, культурологическая концепция игры И. Хейзинги и «элитарная» теория игры X. Ортеги-и-Гассета.
В конце 80-х - начале 90- гг. в работах по антропологии и философии культуры игра как предмет философского анализа рассматривалась в контексте развития культуры в целом. В рамках исследования творчества Ф.М. Достоевского и М.М. Бахтина была актуализирована проблема игрового аспекта культуры, что привело к более глубокому осмыслению игры как универсалии культуры и формы свободы человека8. Тем не менее, в этих работах проблема игры, в ее философском развитии, рассматривается фрагментарно как вид человеческой деятельности способный «культивировать зоны свобо-
9 ДЫ» .
Анализ концепций игры западно-европейских философов, проделанный ранее С.С. Аверенцевым10 (проблема культуры как игры в философии Й.
1 Асмус В.Ф. Иммануил Кант. -М.: Наука, 1973. С. 443-446, 512-515.
2 Афасижев М.Н. Эстетика Канта. -М.: Наука, 1975.
3 Афасижев М.Н. Критика буржуазных концепций художественного творчества. -М.: Высщ. шк., 1984; Афа
сижев М.Н. Западные концепции художественного творчества. -М.: Высш. шк., 1990. С. 8-22.
4 Столович Л.Н. Искусство и игра. -М.: Знание, 1987. С. 8-23.
5 Исупов К.Г. Второе рождение проблемы «игра и искусство» //Философские науки -№ 5.-1974.-С. 33-45;
Исупов К.Г. В поисках сущности игры // Философские науки -№ 6..-1977.-С. 52-63.
6 Антюхина А.В. Игра как социально-исторический феномен: Автореф. дисс. ... канд. филос. наук /А.В. Ан-
тюхина. - Ростов н/Д, 1984.
7 Нерсесянц B.C. Платон -М.: Юрид. лит-ра., 1984. С. 62-65.
8 Марков В.В. Философская антропология. - Спб.: Лань, 1997. С. 107-114; Шаронов В.В. Основы социальной
антропологии. -Спб.: Лань, 1997. С. 123-127; Демидов А.Б. Феномены человеческого бытия. -Минск: Бел.
фонд Сороса, 1997. С. 18-30, 37-40.
9 История современной зарубежной философии: компаративистский подход. - Спб.: Лань, 1997. С. 91-96,
174-177; Философия культуры: становление и развитие -Спб.: Лань, 1998. С. 58-62, 345-350.
10 Аверинцев С.С. Культурология Й. Хейзинги //Вопросы философии.-1969,-№3.-С. 169-174.
Хейзинги), А.А. Френкиным1 (освещение концепции игры X. Ортеги-и-Гассета и Й. Хейзинги» в рамках западно-европейской «социологии игры»), В.В. Силюнасом2 (проблема игры как альтернативы бездуховности бытия человека в философии Х.Ортеги-и-Гассета) получил свое дальнейшее продолжение в работах Г.М. Тавризяна3, Р.А. Гальцевой4, М.С. Козловой5, А.Ф. Грязнова6 (проблема «языковых игр» в философии Л. Витгенштейна), А.В. Антюхиной (анализ игры в западно-европейской социологии), И.Ф. Буйди-
ной (анализ современных концепций эстетической игры), Т.А. Кривко-Апинян9.
При этом, как правило, в тени оставались взгляды на игру отечественных мыслителей, например, П.Л. Лаврова, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана. В их работах, подобно трудам западно-европейских философов, интерес к игре побуждается диссонансом в общественном развитии, недостатком романтики, творчества, высоких нравственных чувств. Отечественная философия, сталкиваясь с данного рода проблемами, предпочитала разрешать их в традиционном религиозно-философском ключе. Но это не означает, что проблема игры как предмета философского анализа чужда современной отечественной философии. В последней трети XX века к исследованию игры и отдельных ее аспектов обращались М.В. Демин (игра как вид человеческой деятельности), Е.И. Добринская (искусство как игра), М.С. Каган (игра как форма общения), А.П. Прядин (социальные и эстетические основы игровой деятельности), Л.Т.
1 Френкин А.А. Буржуазная социология игры //Вопросы философии.-1974, -№7.-С. 122-127.
2 Силюнас В.В. Человек бунтующий и человек играющий //Западное искусство. XX век. -М.: Наука, 1978. С.
78-121.
3 Тавризян Г. М. О. Шпенглер, Й. Хейзинга: две концепции культуры. -М.: Искусство, 1989.С. 216-223.
4 Гальцева Р.А. Западноевропейская культурфилософия между мифом и игрой /Самосознание европейской
культуры XX века. - М.: Прогресс, 1991. С. 16-20.
5 Козлова М.С. Философия и язык -М.: Мысль, 1972. С. 175-182; Козлова М.С. Идея «языковых игр» / М.С.
Козлова //Философия Людвига Витгенштейна.-М., 1996. С. 5-24.
6 Грязнов А.Ф. Эволюция философских взглядов Л. Витгенштейна -М.: МГУ, 1985.
7 Антюхина А.В. Игра как социально-исторический феномен: Автореф дисс... канд. филос. наук. -Ростов
н/Д, 1984.
8 Буйдина И.Ф. Критический анализ современных концепций эстетической игры (буржуазные концепции
игры как альтернативные модели кризису сознания): Автореф дисс... канд. филос. наук. -М., 1988.
9 Кривко-Апинян Т.А. Мир игры /Т.А. Кривко-Апинян. - Спб.: Лань, 1992; Кривко-Апинян Т.А. Игра как
феномен культуры: Автореф дисс. ...док. филос. наук. -Спб, 1994.
Ретюнских (онтология игры), К.Б. Сигов (игра как проблема философской антропологии).
В целом, существующая российская литература воспроизводит общие традиционные недостатки - практически во всех вышеназванных работах упускается из виду целостность игры, так как предметом исследования, как правило, служат отдельные (например, эстетический) аспекты игры западноевропейских философов. Предлагаемый нами историко-философский подход сможет, по нашему мнению, восполнить этот недостаток, выявив единство во взглядах европейских философов на игру как предмет философского познания.
Объектом исследования данной диссертационной работы являются различные философские системы в их ориентированности на игру, а предметом - собственно проблема игры как социального явления и предмета философского познания, то, как само понятие в рассматриваемых философских концепциях развивалось и обогащалось. Цели и задачи исследования. Цель представленной работы:
- проанализировать понимание игры представителями различных философских течений и выявить «внутреннюю логику» углубления и обогащения данного социального явления. Достижение поставленной цели предполагает решение ряда взаимосвязанных задач:
Разработать основания для историко-проблемного анализа философии игры в европейской мысли, для реконструкции теорий игры крупнейшими западно-европейскими и, частично, отечественными философами.
Осуществить социально-философский и эстетический анализ концепций игры Платона в единстве ее онтологического, гносеологического и практического аспектов; обосновать проблему игры как отражения дуалистичной природы человека в эстетике И. Канта, Ф. Шиллера, выявить роль игры в построении «идеального» и «эстетического» государства.
Произвести анализ философий игры XIX - начала XX века посредством выделения игры как предмета естественно-научного анализа, проявления социального рационализма, инстинктивно-интуитивной формы познания, отражения жизни.
Осуществить социокультурный анализ игры как универсалии культуры в европейской философии XX века посредством раскрытия игры как «элитарно-спортивной» альтернативы общественного и индивидуального развития; соотношения в игре рационального и иррационального, видимого и реального, утилитарного и внеутилитарного; как проявления вариативности исторического процесса, формы «бытия масс».
Методологические основы и теоретические источники исследования.
Специфика методологии исследования определяется его целью и задачами. Поэтому основным методом избирается историко-философский, который акцентирует связь выдвигавшихся в европейской мысли концепций игры с социальными условиями своего времени и выявляет эволюцию этих концепций, в силу чего он сочетается органически с логическим подходом. В рамках данного метода выделяются контекстуальный и сравнительно-компаративный подходы, которые базируются на социально-философских, этических, естественно-научных концепциях игры, разработанных в европейской философской мысли. При этом исследование опиралось на труды В.И. Устиненко1, Н.И. Степанова2, И.Е. Берлянд3, В.М. Розина4, М.В. Деми-на5.
Устиненко В.И. Игра как вид эстетической деятельности //Эстетическая деятельность в социалистическом обществе. -М.: Искусство, 1986. -С.80-96.
2 Степанов Н.И. Наука и игра: сопоставление и аналогия /Н.И. Степанов // Теория познания и современная
физика. -ML: Наука, 1987. С.75-87.
3 Берлянд И.Е. Игра как феномен сознания. -Кемерово: Алеф,1992.
4 Розин В.М. Природа и генезис игры (опыт методологического изучения) /В.М. Розин //Вопросы филосо-
фии.-1999. -№6.- С. 26-36.
5 Демин М.В. Природа деятельности. -М.: МГУ,1988.С. 86-101.
Для более глубокого раскрытия проблематики игры в европейской философской мысли привлекались работы зарубежных философов и исследователей: Е. Финка, С. Лема, К. Акселоса (К. Axelos), К. Фенна (К. Farm).
При анализе взглядов на игру западноевропейских философов использовались труды по истории западноевропейской философии В.Ф. Асмуса, Л.А. Булавки, Б.Э. Быховского, Т.А. Кузьминой, Н.В. Мотрошиловой, И.С. Нарского, способствующие пояснению специфики концепций игры исследуемых философов.
В своем исследовании мы опирались также на работы М.М. Бахтина1, М.К. Мамардашвили2, М.С. Кагана3, Б.В. Маркова4, В.В. Шаронова5. Теоретические исследования Б.В. Маркова и В.В. Шаронова выявили важность игры как предмета философского познания.
Существенное значение для выбора методов исследования имели особенности построения и содержания философских концепций И. Канта и Ф. Шиллера (игра как один из аспектов художественной деятельности), использование аналогий и антиномий для более точного и всестороннего анализа игры (А. Шопенгауэром, А Бергсоном и Л. Витгенштейном), представление об игре как модели фило- и онтогенеза высших млекопитающих (Г.Спенсера, Г.В. Плеханова, К. Грооса, В. Вундта). Поэтому, наряду с историко-философским методом, в данном исследовании применяется социально-философский и философско-культурологический методы; используется также общенаучный системный метод (единство системно-структурного и структурно-функционального анализа).
Социально-философский метод ориентирован на раскрытие сущности специфики игры как общественного явления, уяснения ее структуры, законов ее функционирования и развития, анализ ее социальной модальности, позволяющей доказательно судить об игре как весьма важном факторе социально-
1 Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук /М.М. Бахтин Эстетика словесного творчества. -М.: Ис
кусство, 1979. С. 361-373,409-412.
2 Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. -М.: Прогресс, 1990.
3 Каган М.С. Системный подход и гуманитарное знание. -Л., 1991.
4 Марков Б.В. Философская антропология. -Спб.: Лань, 1997. С. 94-115.
5 Шаронов В.В. Основы социальной антропологии. -Спб.: Лань, 1997.
го бытия. Философско-культурологический метод концентрируется на выявлении социокультурного качества игры - рассматривает игру как форму происхождения культуры, как обязательный элемент всякой культурной активности и как движущую силу развития культуры.
Сложность и многоаспектность философий игры обусловили использование широкого спектра методологических подходов. Это позволило выявить общее и различное во взглядах европейских философов на игру, определить в каких, более общих теоретических контекстах они развивались, соединить взгляды на игру с другими философскими проблемами, а также с ходом исторического развития общества.
Источники, используемые в данной диссертации, можно классифицировать по двум принципам. Первый - историко-хронологический принцип, согласно которому исследование открывается анализом диалогов Платона «Политик», «Государство», «Законы» (IV в. до н.э.), а заканчивается - рассмотрением взглядов на игру как отражение «вариативности» общественно-исторического процесса Ю.М. Лотмана (70-90 гг. XX века).
Второй, тематический, принцип отражает европейские философии игры в их прогрессирующем «снятии» друг другом. Данный принцип размещения материала включает вслед за концепцией игры Платона взгляд на игру как отражение природы человека И.Канта и Ф. Шиллера. Общим для концепций игры этих философов является поиск норм целостности, полноты и слаженности физических и психических сил человека. При этом во взглядах немецких философов заостряется внимание на «иррациональной», «скрытой» стороне игры: нетождественности реальности, двойственности и внеутилитар-ности.
Теория игры Г. Спенсера, расположенная в хронологической последовательности (70-е гг. XIX века), тематически связанная с представлением Шиллера об игре как «избытке сил» человека, дополняется использованием естественно-научного метода для ее анализа. Использование естественнонаучного метода для исследования игры как явления социальной реальности подвергается критике А. Шопенгауэром и А. Бергсоном. В «Афоризмах жи-
тейской мудрости» (А. Шопенгауэр), «Смехе» и «Творческой эволюции» (А. Бергсон) обращается внимание на рациональные черты игры: утилитаризм, прагматизм, пространственно-временную ограниченность. Единство во взглядах на игру Г. Спенсера, А. Шопенгауэра и А. Бергсона заключается в стремлении раскрыть компенсаторную, «тренирующую» и «развивающую», функцию игры при учете особенностей биологического и социального развития человека.
Особняком в данном периоде стоят «Логико-философский трактат» и «Философские работы» Л. Витгенштейна. Игра выступает здесь структурообразующим принципом, способом организации языкового материала, что, однако, вносит существенный вклад в понимание характера и способа функционирования самой игры.
И, наконец, исследование завершают европейские философы XX века: X. Ортеги-и-Гасет, И. Хейзинга, М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман. Особенностью данного хронологического периода является то, что произведения X. Ортеги-и-Гасета, И. Хейзинги, М.М. Бахтина написаны и изданы примерно в одно время: 30-50-е гг. Хронологическое и тематическое единство анализа взглядов на игру данных философов определяет более глубокое теоретическое рассмотрение игры как универсалии культуры. Включение в данное исследование работ «Изъявление Господне или азартная игра?» и «Беседы о русской культуре» Ю.М. Лотмана, изданных в 90-х гг., согласуется с общим ходом развития философий игры в европейской философии, конкретизируя их выводы на реальных исторических примерах.
Научная новизна исследования заключается в следующих положениях:
а) определены основания для историко-проблемного анализа филосо
фий игры в европейской мысли, выделены подходы в исследовании игры в
европейской философской мысли, тем самым обосновано место категории
игры в структуре философского знания;
б) осуществлен социально-философский анализ взглядов на игру Пла
тона; обоснована проблема игры как отражения дуалистичной природы че
ловека в эстетике И. Канта, Ф.. Шиллера; тем самым удалось эксплицировать
сущность игры - представить ее как саморазвивающуюся систему деятельности, противостоящей утилитарно-практической деятельности и приносящей удовольствие от нее самой, а также раскрыть те важные социальные функции, которые она выполняет;
в) произведен анализ философий игры XIX - начала XX века, что позво
лило раскрыть, в частности, такие параметры сущности игры, как парадок
сальное сочетание в ней несерьезного («игрового») и серьезного (выполняе
мые игрой функции), условного и реального; представить игру как экзистен
циальный феномен, как проявление социального рационализма;
г) осуществлен социокультурный анализ игры в европейской философ
ской мысли XX века посредством раскрытия игры как «элитарно-
спортивной» альтернативы общественного и индивидуального развития; вы
явлено соотношения в игре рационального и иррационального, видимого и
реального, показана открытость субъекта игры «миру возможного», благода
ря чему человек может не только усваивать наличный социокультурный
опыт, но и реализовывать свои творческие потенции, обновлять и развивать
стандарты и нормы уже имеющейся культуры, а также саморазвиваться и са
мосовершенствоваться.
Исходя из научной новизны исследования, на защиту выносятся следующие основные положения и их обоснование:
1. Исследование различных философий игры дает возможность проследить эволюцию игры в европейской мысли, выражающуюся в смене онтологического, практического, гносеологического и аксиологического аспектов исследуемого явления. Последовательное применение историко-философского метода позволяет не только выделить эти аспекты, но и отметить их внутреннее единство.
Уже на первом этапе философского осмысления понятия игры прослеживается синкретическое единство онтологического, гносеологического и практического аспектов в исследовании игры, которое наиболее ярко проявилось в философии Платона. Философ сочетал онтологический взгляд Гераклита на игру (игра как космический закон) с подходом к игре как одному
из методов познания Сократа (игра как составная часть «майевтики»). Платон также актуализировал проблему игры как предмета философского познания. Практический аспект заключался в использовании различных форм игры в регулировании общественных отношений, формировании «идеального государства».
В период развития немецкой классической философии представление об игре развивалось сразу в нескольких направлениях - во-первых, природа игры выводится из дуалистической природы человека, и, во-вторых, был заострен и выделен в качестве ведущего гносеологический аспект игры, ее роль в познании и освоении мира по законам красоты (проблема «искусства и игры»). Практическая сторона заключалась в использовании результатов теоретического исследования в процессе воспитания (И.Кант), а также в рамках создания концепции «эстетического государства» (Ф. Шиллер).
В середине XIX века, при сохранении главенства гносеологического аспекта игры (связь игры с художественно-образным видом познания), обосновывается необходимость теоретического, естественно-научного (в частности, психофизиологического и биологического) исследования игры как явления реальности. Так, в рамках философских концепций Г. Спенсера и Г.В. Плеханова онтологический аспект игры раскрывается посредством ее соотнесения с онто- и филогенезом эволюции всего живого.
При этом изменяется и корректируется содержание гносеологического аспекта игры. Так, в философии жизни интерес проявляется к «иррациональным», интуитивным, образно-символическим способам постижения человеческого существования: воображению, фантазии, мечте, идеалу и т.п.
В XX веке отсутствие единства в подходах нацелило философов на поиск новых векторов в исследовании игры, в частности, на трактовку игры как универсалии культуры. Проведенные в 30-е гг. XX века исследования Й. Хейзинги позволили выдвинуть на первый план аксиологический аспект игры. Это дало возможность не только обосновать актуальность философского познания игры как представляющей ценность для человеческого бытия, но расширить «поле» развертывания игры, включив в сферу реального не толь-
ко материальное воплощение игры в различных видах человеческой деятельности, но и духовность человека, сферу «честной и чистой игры» (И. Хейзинга). Соотнесение игры с общечеловеческой культурой, носителем которой, согласно М.М. Бахтину, является не только индивидуальный, но и надындивидуальный субъект (группа, класс, общество), позволяет смотреть на игру как процесс освоения человеком свободы и определяет отношение к человеку как к чему-то самоценному.
2.Использование историко-философского метода позволяет выявить различные грани исследования игры в европейской мысли: анализ игры как явления реальности и соотнесение игры с поиском смысла жизни, сути бытия, исследование социальных функций игры, рассмотрение игры в рамках конкретных философских проблем (например, игра как вид эстетической деятельности). Последовательное применение этого метода позволяет выделить пять подходов в исследовании игры в европейской философской мысли.
В рамках первого подхода предметом исследования выступает собственно игра, ее природа и содержание, формы и функции. К данному направлению принадлежит теория игры Й. Хейзинги. В его работе «Человек играющий» природа игры как вида сакральной, человеческой деятельности соотносится с мифом, культом, что позволяет сломать границы ее «физического существования». При этом заостряется два аспекта ее существования: внешний (игра как «видимость») и внутренний, выраженный в игровых атрибутах (красоте гармонии, ритме). Игра как предмет философско-культурологического познания соотносится другими более общими модальностями человеческой деятельности (философией, политикой, правом, поэзией, войной), которые обогащают представление об игре ее как явлении культуры, представляют ее «содержательной функцией со многими гранями смысла» (И.Хейзинга). По итогам исследования игре дается ее конкретная дефиниция.
Второй подход заключается в том, что предметом анализа являются отдельные функции игры, имеющие значение для общественной или индивидуальной жизнедеятельности человека. К данному направлению необходимо
причислить теории игры Платона, Г.Спенсера, Г.В. Плеханова, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана. В них игра исследуется в рамках общих философских, социально-философских, психологических, исторических проблем. В качестве основы для самоопределения понятия игры выделяются такие ее черты как «внеутилитарность», «видимость», «двуплановость», «реальность» или «ирреальность», «рациональность» или «иррациональность».
Основу третьего подхода составляют концепции, в которых игра выступает явлением бытийного плана, причастного к поискам смысла жизни и сути бытия. К данному направлению принадлежат концепции X. Ортеги-и-Гассета, А. Шопенгауэра, А. Бергсона. В них игра рассматривается с онтологической, гносеологической, экзинстенциальной, анторопологической позиции, соотносится с такими понятиями как «жизнь» и «человек», что делает ее во многом категорией философско-универсальнго масштаба.
К четвертому подходу необходимо отнести концепции, раскрывающие игру как вид эстетической деятельности («игра-искусство»). К ним можно причислить теории И. Канта и Ф. Шиллера. В них игра раскрывается посредством соотнесения ее с эстетической деятельностью человека, что позволяет отразить специфику (дуализм) природы человека. В искусстве как игре философы находят один из способов бегства от однообразной практической деятельности, шаблонности мышления, сковывающего творческие силы человека. Внимание философов привлекают «иррациональные» черты игры, связь с искусством, фантазией, видимостью. Концепции игры Канта и Шиллера имеют также гносеологическую проблематику, помогающую раскрыть сущностно-функциональные связи искусство и игры, и на их основе выявить специфику игрового познания реальности. Обращается внимание на воспитательную, культуросозидающую роль игры.
К пятому подходу мы относим различные философии игры (Платона, Шопенгауэра, Бергсона, Витгенштейна, Ортеги-иГассета, И. Хейзинги), в которых игра выступает не только в качестве предмета исследования, но и в качестве методологического, структурообразующего принципа организации всего философского материала.
3.Рассмотрение философии игры в европейской мысли позволяет определить игру как общебытийный, экзистенциальный феномен посредством соотнесения ее с жизнью в целом, и человеческой жизнью в частности. Результатом данного анализа является понимание игры как неотъемлемой функции человеческой жизни, как «свободного действования».
Взгляд на игровой образ жизни человека получил свое развитие уже на ранней стадии развития европейской мысли. Это нашло отражение в тезисе Платона: «Жить, играя!». Перед философом возникает следующее противоречие: игра есть стремление восполнить полноту бытия человека, но она же уничтожает свободу человека (миф о «человеке как бездушной кукле»). Платон ищет выход в построении «идеального государства», которое гарантирует человеку его свободу. Путь к такому государству лежит через превращение всей человеческой жизни в игру, сплошной танец, в «наслаждение при исполнении законов».
Проблема игры как способа преодоления раздробленности человеческой жизни сохранила свою актуальность и в конце XVIII века, в период становления немецкой классической философии. Перед человеком стояла дилемма: жить в обычном государстве по законам природы, когда один человек противостоит другому как некая сила, ограничивающая его свободу, или в «эстетическом государстве», в «царстве свободной игры». Ф. Шиллер показал, что жизнь по законам игры имеет ряд преимуществ: господствует идеал «прекрасного общения», что исключает саму возможность деспотизма, человек противостоит другому человеку только как «объект свободной игры», в основе объединения людей лежит отсутствие эгоистических интересов. Шиллер отмечает, что построение «эстетического» государства начинается с изменения природы человека.
В теориях Платона и Шиллера заключена важная мысль: любое стремление достичь человеческой гармонии «извне» при отсутствии внимания к внутреннему несовершенству человека приведет к практическому банкротству этих попыток.
В XIX веке представители позитивизма, в частности, Г. Спенсер, вывели игру за рамки «процессов, служащих жизни», но не из самой жизни. Игра по важности превосходила, по Спенсеру, биологически необходимые функции живого организма, так как была направлена не на поддержание жизни, а на ее развитие. Это углубило понимание игры не столько как биологического проявления жизни, сколько как социального ее содержания, на что откликнулся в «Письмах без адреса» отечественный философ Г.В. Плеханов.
В то же время в философии иррационализма, критически относящейся к проблеме развития, игра как бы «изымается» из жизни человека. Это происходит, с одной стороны, потому, что она скрывает от человека реальность происходящего (А. Шопенгауэр), а с другой, является «схематизацией» и «упрощением» всего живого. Жизни как «постоянному прогрессу существа» противопоставляется «повторяемость», «косность», «обратимость», «механичность» игры.
Л. Витгенштейн, на основе исследования «языковых игр», предпринял попытку представить игру как форму жизни. Несмотря на то, что в «языковой игре» применяется масса «условностей», «замещений», изменение смысловой нагрузки посредством жестов, игру необходимо рассматривать не в качестве «двойник мира», противостоящего ему извне, а как «жизненную игру».
В XX веке сохраняется тенденция противопоставления «игры» и «жизни». Но развивается она уже в другом, совершенно ином аспекте. Теперь «механицизму» и узкому «практицизму» жизни как социального явления противопоставляется «движение» (человечность, спады и подъемы, завязка и развязка) игры как выражения подлинности человеческого бытия (М.М. Бахтин).
По мере развития индустриальной цивилизации в ней наблюдается тенденция снижения ценности жизни отдельного человека. Игра противопоставляется жизни в техногенном обществе как выражение «подлинного» жизненного начала. «Жизненностью» наделяется «свободное действование», обладающее собственным временем и пространством, стоящее вне обычной
жизни, но полностью овладевающее участниками (Й. Хейзинга). Воспринимая «жизнь» как данность, философы указывают на способность игры не только отражать ее «духовные принципы», но и рождать жизнь (X. Ортега-и-Гассет). Игра под воздействием разрушительных сил цивилизации (технократизма, механицизма и т.п.) смещается в поле духовности, как особое состояние человека. Назревает потребность в построении нового художественно-игрового мира, в котором происходит поиск зон свободы, недоступных «официальной» реальности, и которому соответствует не рациональный, а «игровой» тип мышления (Ю.М. Лотман).
4. Завершением анализа игры, в ее философском развитии, может служить нахождение взаимосвязи между различными философиями игры, выраженное в поиске посредством игры альтернатив общественного и индиви-дуального развития. Использование историко-философского метода позволяет также проследить смену данных альтернатив в процессе развития общества.
Первым обратил внимание на практические возможности игры Платон. В его социальной философии игра стала одним из методов построения «идеального государства». Обращалось внимание на способность игры сохранять традиции, «отражать» законы космоса, согласовывать общий порядок в обществе с индивидуальной свободой человека. Всю свою жизнь, считал Платон, человек только и должен делать, что «воспевать государственные законы», «плясать вечную и неизменную общественность» и играть на инструментах только «небо с вечными законами его движения» во благо государства. В итоге торжество свободной индивидуальности, воспитанной на основе «свободной игры», подменяется пониманием человека «как игрушки в руках богов», которым управляют с помощью нити «закона и добродетели».
К проблеме игры, ее роли в поисках идеала общественного развития обратился в конце XVIII века, Ф. Шиллер. В основу лег поиск путей примирения физической и разумной природы человека, освобождения человека от любых форм принуждения, ограничений, которые выходят за рамки естественной необходимости самосохранения человека и общества. Идеальное эстетическое государство - одна из «ипостасей» царства красоты - отождествляется Шиллером с республиканским общественным строем, в котором че-
ловек может противостоять другому человеку только «как объект свободной игры», что представляет собой требование равенства людей. Только в «эстетическом государстве», на основе примирения человека с самим собой, в единстве его родовой и индивидуальной сущности, осуществимы в полной мере свобода и равенство людей.
В начале XX века европейские философы сосредотачиваются на поиске альтернатив не общественного, а индивидуального развития. Так, в рамках развития западноевропейской философии, рассматривается уже не как средство построения «идеального общества», а способ формирования индивидуального игрового мира для конкретного человека, в котором человек воздерживается от предзаданности и предрассудков, умозрительных схем и логических конструкций, теоретических моделей и рациональных технологий, преодолевая тем самым границы реальности.
Противопоставляя тоталитарному обществу жизнь «человека играющего», западноевропейские философы (Ортега-и-Гассет, Хейзинга) выступают за построение на основе «чистой игры» культуры «гуманной цивилизации», основанной на интернациональном правопорядке, самоценности человека и его культуре. Цивилизованное существование - это умение считаться с мнением других людей, учитывать их интересы, и постоянно культивировать в себе «вековые» нормы морали и нравственности.
В свою очередь, М.М. Бахтин и Ю.М. Лотман отмечают способность игры выступать альтернативой официального, социально и юридически закрепленного общественного порядка не только в индивидуальной, а в массовой, народной культуре. Это позволяет воссоздавать альтернативы общественного развития не идеально, а непосредственно в социальной реальности, воплощать «идеальное» содержание игровых форм в действительности, что позволяет рассматривать игру как философему, при помощи которой в любой исторический период (Средневековье, XIX век) происходит осмысление реальности и разрабатываются пути ее дальнейшего преобразования.
5 .В процессе исследования игры представители различных философских направлений «обогатили» теоретическое представление об «игре» как внеутилитарной, свободной, двуплановой, приносящей удовольствие деятельности человека, как явления реальности, протекающего в определенных
рамках места, времени и смысла, по добровольно принятым правилам и вне сферы материальной пользы или необходимости.
Интерес к игре как явлению реальности в европейской философской мысли обусловлен тем, что в ней парадоксальным образом совмещается два плана - реальный и условный. Такая двуплановость дает возможность, с одной стороны, открывать различные социокультурные свойства, качества и отношения реальности, а с другой - вводить самого субъекта игры в мир этих качеств и отношений, социализировать его, приобщая к совокупному общественному опыту.
Тем самым открывается творческая природа игры, а также высвечивается таящийся в ней потенциал свободы как независимости от диктата других людей (X. Ортега-и-Гассет), как формы свободного выбора игровых ситуаций, правил (Г. Спенсер, Й. Хейзинга), как освобождение от бремени утилитарных целей (И. Кант, Ф. Шиллер). Так игра оказывается весьма важным и вполне «серьезным» занятием, далеким от несерьезной детской забавы (Платон, А. Бергсон, X. Ортега-и-Гассет, Й. Хейзинга, М.М. Бахтин).
Но это вовсе не отменяет присутствия в игре аспекта «незаинтересованности», о котором говорят все философы, причем в качестве не случайного, а необходимого признака, вытекающего из единства в игре материального и идеального, реального и условного. Этот признак в теориях игры И. Канта, Ф. Шиллера, X. Ортеги-и-Гассета, Й. Хейзинги выступает в качестве ведущего, выражая внеутилитарный характер игры, или способность человека возвышаться в ходе игры над «обыденной» жизнью, преодолевать ограниченность и скованность наличным бытием, освобождаться от гнета разных форм внешнего принуждения и ощущать себя свободным творцом реальности, которой еще не было, испытывая при этом бескорыстное удовольствие от самого процесса игры.
Удовольствие от игры сродни эстетическому наслаждению, что и объясняет сближение игры с эстетической деятельностью (К.Гроос) и ее непосредственным выражением - искусством (И. Кант, Ф. Шиллер). Так, само искусство, по Канту, является продуктом свободной игры рассудка и воображения, логической способности человека и сферы его высших эмоций, а наслаждение искусством является соучастием в этой «игре». Ф. Шиллер идет
еще дальше, подчеркивая, что в игре все силы человека действуют свободно и согласованно, а сам субъект этой деятельности приближается к идеалу «прекрасной души», где сливаются в гармонии чувственность, рассудок, разум, долг и склонности человека.
Определение же философами игры как «внеутилитарной» и «несерьезной» деятельности является относительным. А. Шопенгауэр, А. Бергсон, X. Ортега-и-Гассет, Й. Хейзинга, М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман отмечают, что игра нужна не только тому, кто находится вне непосредственного поля игры, но и самому играющему, для общества, в котором он живет, поскольку выступает одним из способов формирования свободной гармонически развитой личности его членов. Относительна и «несерьезность» игры, и противопоставлять игру в этом плане следует не столько «серьезности», сколько насилию над человеком (X. Ортега-и-Гассет, М.М. Бахтин).
Общим для европейских концепций игры является то, что в них дефиниция игры, разрабатывается на основе выделения сущностно-универсальных, общепризнанных характеристик игры, что позволяет поднять исследование игры как предмета философского познания на новый уровень, рассмотреть игру как общественное и культурное явление, которому присущи черты, инспирируемые одновременно личным и социальным бытием человека.
Онтологический и практический аспект проблемы игры как социального явления в теории «идеального государства» Платона
Интерес к игре, как явлению социальной реальности, сопряжен со спецификой философии «золотого века» (рубеж V-IV вв. до н.э.), с попытками представить в ней человека «ядром» различных уровней социального бытия. Определенное влияние на выбор игры предметом философского анализа оказали социально-экономические и политические процессы, развивавшиеся в греческом обществе.
Начало IV века до н.э. - это время бурного развития Афинского государства, период более глубокого ознакомления греков с другими мирами, культурным наследием многих народов. Социокультурные связи греческой цивилизации не могли не расширить «умственные горизонты» самих греков, что показало относительность принятых некогда ими мировоззренческих установок.
В период «высокой классики» стало особенно актуальным и осмысление диалектического взаимодействия созидательных сил личности с окружающим миром, а главное внутри самого человека. С одной стороны, «демократизм» расширял диапазон свободы и автономии индивида, а с другой -на всех уровнях жизнедеятельности общества возросли требования к организованному, нормативному поведению. Наблюдается как повышение общественной значимости способностей и талантливости людей, так и увеличение ответственности личности за свои поступки. Соединение внешней социальности с присущей людям индивидуальностью становится одной из главных проблем античной философии, а поиск идеалов общественного развития сочетается с разработкой в философии оснований человеческой свободы.
Одним из тех, кто максимально соединил в своей философии понятия «индивида» (индивидуальные интересы) и «гражданина» (общественные интересы), был Платон. «Идеальное государство», концепцию которого разрабатывал философ, должно было стать не только единственно возможной формой общежития людей, но и эталоном морально-нравственных ценностей для человека. Государство, отмечает Платон, есть не что иное, как увеличенное изображение человеческой души. Поэтому воссоздать его в идеале, максимально вписав индивида в систему социальных отношений, означает познать самого человека, его душу. «Забота о душе», ее чистоте, составляет важную часть философии Платона. Освобождение от цепей чувственного, материального, обращение к бытию - все это шаги «во владения высшего Блага».
Провозглашенный философом постепенный отказ от рационального, материального и чувственного в «Федоне», центральных частях «Государства», нацеливает на поиск таких структур, которые выступили бы методологической основой пути «преображения» человека, его перехода от чувственного к сверхчувственному. Одной из таких структур явилась игра, органически сочетающая в себе рациональное и иррациональное, возможное и реальное, видимость и действительность. Платон обратил внимание на игру как один из «шагов» человека, помогающих ему попасть из иллюзорного пространства в подлинное (царство Блага). Обращение к игре имело не только практический аспект. Исследование игры позволило приблизиться к осмыслению ее онтологического аспекта, наметить пути изучения ее природы и социальных функций {практический аспект).
Специфика методологии исследования Платоном игры определяется общей проблематикой и направленностью философских исследований. Концепция игры самого Платона органически сочетала в себе все достижения предшествующего времени. При этом она не растворилась в них, а обрела собственную структуру.
В философии Платона игра рассматривается, прежде всего, сквозь призму построения «идеального полиса-государства». Ф.Х. Кесседи, анализируя значимость общественного образа жизни, писал: «Полис и отношения граждан в полисе - вот та модель, по аналогии с которой, в большей или меньшей степени, мыслился греческими философами мир и мировой строй вещей. Таков и мировой полис-космос, который к тому же божественен и совершенен, прекрасно устроен и упорядочен» . На вопрос, для чего существует государство, мыслители древней Греции отвечали однозначно - чтобы живущие в нем были счастливы, чтобы они обладали духовными, материальными и физическими благами, соединение которых обеспечивало бы гармонию в частной и в общественной жизни. Желание внести «облагородить» и «упорядочить» общественную жизнь потребовало формированию новых методов социализации личности, в основе которого лежало бы систематическое воспитание и образование, направленное на воссоединение человека и общества. Платон постоянно подчеркивает, что единство человека и общества можно достичь только тогда, когда стремление отдельного человека превратиться в закон для всех.
Биопсихические и физиологические основания анализа игры в позитивной философии Г. Спенсера
В XIX веке Европа стала на путь глубокой социальной трансформации. Наука, которая начиная с XVII века была главным источником новых идей, одерживала все новые и новые победы: растут города, транспортная сеть, капиталы, медицина побеждает инфекционные болезни. Казалось, что освоены все инструменты решения любой проблемы, поэтому социальный прогресс очевиден и неостановим.
Но промышленный прогресс принес с собой и новые беды: утрата социального равновесия, «борьбу за выживание», за сферы влияния и рынки сбыта, обнищание значительной массы людей. Представители позитивизма не отказывались замечать эти проблемы. Они считали, что побороть их, и, следовательно, помочь совершенствованию самоорганизации общества, способно знание общественных законов развития и функционирования. При этом человеку, чтобы выжить, необходимо учитывать и законы окружающей среды, и законы развития своей биологической природы.
Одним из первых, кто попытался соединить кантовско-шиллеровский взгляд на игру с новыми тенденциями в науке, в частности с эволюционной теорией Ч. Дарвина, был Г. Спенсер (1820-1903) - английский философ-позитивист. В рамках «биологической» эволюции Спенсер стремится: а) вписать игру в общий эволюционный процесс, выведя игру за рамки только человеческой деятельности; б) показать, что источник игр коренится в «избытке сил», требующих психофизиологической разрядки; в) обосновать единство естественно-научного подхода в исследования игр животных и человека.
Так, в рамках раскрытия закономерностей развития всего живого Спенсер говорит об игре как специфической адаптационной деятельности, которая обретается в реальном мире и способствует выживанию живого организма в нем. Но связь игры с реальным миром - не та, что характерна для деятельности утилитарной, практической, где налицо непосредственная зависимость от сферы материальной пользы и необходимости; игра же - надутили-тарная, осуществляется вне прямой зависимости от материальных забот и прямой подчиненности внешним факторам. Если результатом «первичного», утилитарного действия является «непосредственное нормальное чувство удовлетворенности, плюс сохранение и увеличение способности вследствие упражнения, плюс достигнутая объективная цель», то результатом игровой деятельности «бывает только непосредственное чувство удовлетворенности, плюс сохранение и увеличение способности вследствие ее упражнения» . Таким образом, по Спенсеру, единственным отличием игровой деятельности от утилитарной является отсутствие у последней результата, то есть достижения «объективной цели».
Согласно Спенсеру, с биологической точки зрения игра «бесполезна» и «бесцельна», так как не помогает «сколько-нибудь прямым образом процес-сам, служащим для жизни» . Нам представляется, что «бесцельность» игровой деятельности имеет место, но ее сущность более сложная и более тонкая и опосредованная. Практическую ценность игры Спенсер прослеживает на основе достижений психологии, исследующей процессы самодетерминации поведения живых существ, и, посредством этого, конкретизировавшей механизмы самой игры как проявления «избытка сил».
Согласно Спенсеру, игровая, внеутилитарная деятельность занимает более высокую ступень, по степени своей «важности» по отношению к биологически необходимым функциям живого организма и по отношению к общественно необходимым формам поведения, чем деятельность утилитарная. Игра появляется в эволюционном развитии в тот момент, когда у живого организма высвобождается «свободное время», которое он тратит на «упражнение» сил и способностей. «По мере того, - пишет Спенсер, - как мы поднимаемся к животным высших типов, имеющим более действенные и более многочисленные способности, мы начинаем находить, что время и сила не поглощаются у них сполна на удовлетворение непосредственных нужд»1.
Концепция «языковых игр» в философии Л. Витгенштейна
Концепция «языковых игр» Витгенштейна стала предметом историко-философского исследования не так давно. В отечественной литературе вышел ряд работ по сопряженным с данной темой аспектам, в которых исследуется функционально-игровая модель языка, разработанная Витгенштейном2.
Между тем, понятие «языковых игр» является одним из ключевых понятий в поздней философии Витгенштейна. Философа привлекала в игре, с одной стороны, ее деятельностная основа, с другой - огромный творческий потенциал, таящийся в ней. Это согласовывалось с общей «деятельностной» основой философии Витгенштейна в целом, «философии в действии».
В позднем периоде творчества Витгенштейна стал особенно активно реализовываться принцип философских построений, который гласил: «Философия - не теория, а деятельность». Но эта деятельность по своему характеру не строгая, концептуальная, а, наоборот, в чем-то «игривая», «игровая».
Поздние философские работы Витгенштейна представляются как бы намеренно «атеоретичными». Они наполнены вопросами, на которые не получаешь сформулированных ответов, изобилуют примерами концептуальных ловушек и множеством изощренных, фантосмогоричных и игровых методик выхода из тупиков.
Как же возникла идея «языковых игр» и в чем ее суть?
Витгенштейн привел в философию интерес к проблемам символической логики, оснований математики и логического анализа языка. Успехи в этой области Г.Фреге и Б.Рассела обусловили поиск Витгенштейном предельно ясной логической модели «знания-языка», общей матрицы предложения, в которой была бы явлена суть любого высказывания, а стало быть, и мысленного постижения фактов, подлинного знания о мире.
Разработанная Витгенштейном концепция «языковых игр», базировалась на трех принципах: толковании предметных терминов языка как имен объектов; элементарных высказываний - как логических картин простейших ситуаций (или, иначе говоря, конфигураций объектов) и, наконец, сложных высказываний (логических комбинаций элементарных предложений) - как картин соответствующих им комплексных ситуаций - фактов. В результате совокупность истинных высказываний мыслилась как целостная картина мира. Тщательно продуманная логическая модель «язык - логика - реальность» была представлена Витгенштейном в «Логико-философском трактате» (1921г.). В этой работе предметом пристального изучения стало действие языка, а также прозвучали мысли о том, что важно принимать во внимание «динамику» языка, его работу, функции, употребление1. Последнее и привело к изменению позиций Витгенштейна относительно трактовки отдельных аспектов «языковых игр», отраженных в «Философских исследованиях» Витгенштейна. К концу 20-х гг. философ пришел к выводу, что отточенная до логического совершенства идеальная модель языка «Логико-философского трактата» не просто далека от практики речевого общения, но не схватывает, даже схематично, ее принципиальных механизмов. Философ выбирает иной исследовательский путь, состоящий в том, чтобы «вглядеться» и «понять», как на самом деле работает язык, каковы реальные функции предложений и прочих языковых форм не в теории, а в практическом мышлении и поведении людей. Широкий спектр философских проблем философ стремится рассмотреть под особым углом зрения - через призму языка в его действии, работе.
Витгенштейн приходит к выводу: постижение сути высказываний, значений слов - и не в последнюю очередь важнейших философских положений, понятий - требует не искусства проникать в их скрытую логическую структуру, заключенный в них смысл, а предполагает нечто совсем иное. Что действительно необходимо, так это умение ориентироваться в действии, функциях языка, его практическом использовании, - то есть там, где работа слов, фраз вполне открыта взору. При таком прагматичном, земном взгляде Витгенштейну представились некие предельные элементы языка в виде элементарных предложений, соотнесенных с простейшими ситуациями и якобы составляющими своего рода «субстанцию» языка. В рассуждении, повествовании, чтении, письме и иных формах речевого разумения высвечивались «семейства» более или менее родственных друг другу, подвижных и живых функциональных систем, практик. Витгенштейн назвал их «языковыми играми». Импульс к переосмыслению собственной концепции мог дать философу его учительский опыт. В молодости Витгенштейн обучал австрийских детей чтению, счету, письму, работал над составлением для них словаря.
Игра как объект философского анализа в культурологии Й. Хейзинги
С точки зрения преемственности в понятиях «игра» Й.Хейзинги - голландского философа и культуролога - и «спортивность» у Ортеги-и-Гассета имеются общие черты. Только для Хейзинги игра- это предельное основание культуры, в котором заложено и само ее спасение, а также спасение человека. У Ортеги же «спортивность» является способом избавления мира от дегуманизации и «восстания масс».
Именно с проблемы взаимодействия игры и культуры начался всплеск теоретического интереса к игре в 30-40-е годы. Среди богатого философского наследия того времени1, необходимо выделить фундаментальный труд Хейзинги «Человек играющий», написанный в 1938 году. Актуальность исследования Хейзинги обусловлена тем, что рассмотрение истории игры с точки зрения ее всеприсутствия в культуре сопряжено с экзистенциальным подходом в оценке процессов, происходящих в действительности. Поэтому особую популярность «Человек играющий» приобрел после второй мировой войны, оказавшись удивительно созвучным умонастроениям гуманистически ориентированных кругов западноевропейской интеллигенции. Это было связано как с нарастанием угрозы «холодной войны», так и с усилением процесса отчуждения в общественной жизни.
Таким образом, проблема судьбы европейской культуры поднялась на новый уровень. Игра вновь предстала в культурологическом аспекте. В чем сущность этого подхода? Какие стороны общественного бытия он заостряет?
Рассматривая игру в аспекте культурогенеза, Хейзинга полагает, что человеческая культура первоначально возникает в игре. Истоки этого процесса он обнаруживает в игре животных, а также в играх детей, подчеркивая, что уже здесь налицо черты, присущие игре вообще, - динамизм, возбуждение, церемониальность, следование правилам, притворство и т.д. При этом игра осознается философом как последний предел природы, пограничная черта, за которой человек творит свой вымышленный мир, мир культуры. Игра - это уже не проявление инстинкта, но еще не дух; она - «содержательная функция со многими гранями смысла»1.
Тонкое сочетание материального и нематериального в игре позволяет существенно углубить исходное понимание игры как такого явления, которое служит биологической целесообразности, одновременно выводя ее за границы физического. Хейзинга прямо говорит, что игра - нечто нематериальное, потому что она «уже в мире животных ломает границы физического существования», но и потому что признавая игру, мы признаем и дух2.
Игра предстает перед нами в интерпретации Хейзинги как культурно-историческая универсалия. Она предшествует культуре, способствует ее возникновению, сопровождает и пронизывает ее. «Игра-состязание как импульс, более старый, чем сама культура, издревле заполняла жизнь и, подобно дрожжам, заставляло расти формы архаической культуры. Культ разворачивался в священной игре. Поэзия родилась в игре и стала жить благодаря игровым формам. Музыка и танец были сплошь игрой. Мудрость и знание находили свое выражение в освященных состязаниях. Право выделилось из обычаев социальной игры... Культура в ее древнейших фазах «играется». Она не происходит из игры, как живой плод, который отделяется от материнского тела; она развивается в игре и как игра»3.
