Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Англоязычный дипломатический дискурс как объект лингвистического исследования
1.1... О соотношении понятий «текст» и «дискурс» 13
1.2. О понятии «дипломатический дискурс» 19
1.2.1. Институциональный (профессиональный) ДД 25
1.2.2. Персональный (непрофессиональный) дипломатический дискурс 33
1.3. Основные семиотические параметры дипломатического дискурса 40
1.3.1. Поле дипломатического дискурса 44
1.3.2. Участники дипломатического дискурса 51
І.З.З.Форма дипломатического дискурса 60
1.4. Дипломатический дискурс в кругу смежных дискурсов
1.4.1 .Об интердискурсивности дипломатического дискурса 65
1.4.2. ДД и политический дискурс 71
1.4.3. ДД и юридический дискурс 75
1.4.4. ДД и дискурс масс-медиа 77
1.4.5. ДД и пропагандистский дискурс 82
1.4.6. ДД и научный дискурс 85
Выводы по первой главе 90
ГЛАВА II. Когнитивный диссонанс в дипломатическом дискурсе
2.1. Понятие когнитивного диссонанса 94
2.1.2. Истоки теории КД в философии 95
2.1.3. Виды КД в зависимости от сферы отношений 99
2.1.3.1. КД в субъектно-субъектной сфере 100
2.1.3.2. КД в субъектно-объектной сфере 104
2.1.3.3. КД в субъектно-ценностной сфере 109
2. 2. Когнитивный диссонанс в ДД как конфликт социального и индивидуального 110
2.2.1. Теории регулирования речевой деятельности как проявление социального аспекта КД 113
2.2.1.1. Лингвистические теории вежливости 115
2.2.1.2. Правила регулирования общения по В.З. Демьянкову 118
2.2.1.3. Принцип Кооперации П. Грайса 119
2.2.2. Коммуникативная интенция дипломата как проявление категории индивидуального 125
2.2.3. Рефлективный выход как проявление коммуникативной компетенции дипломата 131
Выводы по второй главе 135
ГЛАВА III. Коммуникативные стратегии, направленные на снижение когнитивного диссонанса в дипломатическом дискурсе
3.1. Способы снижения когнитивного диссонанса 137
3.2. Коммуникативные стратегии разрешения когнитивного диссонанса в ДД 140
3.2.1.Стратегия создания двусмысленности (неоднозначности) как средство снижения КД в ДД 143
3.2.2. Стратегия создания намеренной неопределённости как средство снижения КД в ДД 151
3.2.3. Стратегия эвфемизации как способ снижения КД в ДЦ... 160
3.2.4. Стратегия использования средств политической корректности как способ снижения КД в ДД 162
3.2.5. Стратегия псевдономинации 163
3.2.6. Смена коммуникативного фокуса как стратегия снижения КД 167
3.2.7. Стратегия молчания, стратегия умолчания (создания преднамеренной информативной недостаточности) как способ снижения КДвДД 173
3.2.8. Стратегия ухода от ответа как средство снижения КДвДД 178
Выводы по третьей главе 181
Заключение 182
- О понятии «дипломатический дискурс»
- КД в субъектно-субъектной сфере
- Коммуникативная интенция дипломата как проявление категории индивидуального
- Стратегия создания намеренной неопределённости как средство снижения КД в ДД
Введение к работе
Целью настоящего исследования является комплексное рассмотрение средств английского дипломатического дискурса с позиций критического анализа дискурса и основных положений теории когнитивного диссонанса.
На региональных слушаниях в рамках подготовки Генеральной Ассамблеи ООН, посвященной новому тысячелетию, проводившихся в Европейской штаб-квартире ООН в Женеве в 1999 году, все участники согласились с тем, что в интересах упрочения международного взаимодействия и сотрудничества сила дипломатии должна прийти на смену дипломатии силы. Г.Г. Почепцов удачно отметил, что в связи с изменениями роли коммуникации современное общество вышло на новый этап своей организации, на котором борьба государств за мировое экономическое и политическое доминирование осуществляется уже не на военном поприще, не традиционными средствами ведения военных действий, а в области «инфосферы», посредством «информационных войн», в которых главным оружием является слово, а объектом вожделения — информация (Почепцов 2003).
По образному выражению Д. Пехара, современное общество оставило в минувшем веке «бумажные деньги» скучного, клишированного, бюрократического языка и вынуждено было «ввести в оборот звонкую монету языка манипулирования» (Pehar 2001). Язык политиков и общественных деятелей уже не похож на тот «деревянный язык», который исследовал П. Серио. Ему на смену пришел язык, требующий нового подхода и новых методов исследования, это язык манипулирования общественным сознанием, ставший орудием борьбы за власть, не обязательно политическую, это «новояз», как его назвал Дж. Оруэлл, это язык, создающий новую идеологию (Оруэлл 1989). На фоне такого пристального внимания к языку политики и общественного манипулирования как со стороны лингвистов, так и представителей смежных наук - психологов, социологов и т.д. - неожиданно скромное место отведено языку дипломатии.
6 В настоящее время исследование дипломатии больше концентрируется на
анализе самого сообщения, а не средств его передачи. Однако исследование языковых средств современной дипломатии, несомненно, приведет к лучшему пониманию того, как функционирует дипломатия в целом, и почему в тех или иных случаях на дипломатическом поприще действия одних участников являются более успешными. Не вызывает сомнения тот факт, что успешность дипломатического общения, принимающего разнообразные формы: от проведения переговоров до формулировки и подписания коммюнике, всецело зависит от коммуникативной компетентности дипломатов. Многие средства современной дипломатии задействованы и активно используются в сфере повседневной коммуникации. Это ставит перед исследователем задачу определения генетической исходности средств дипломатии и позволяет сделать предположение о том, что бытовое, обыденное общение содержит в свернутой форме особенности дипломатического общения на статусно-представительском уровне.
Последние десятилетия ознаменованы появлением целого ряда работ, посвященных анализу различных видов дискурса. Пристальное внимание современных отечественных и зарубежных исследователей обращено на исследование связи дискурса и общества. Признание того, что язык определяется обществом и является отражением социального, а вслед за этим того, что дискурс является социальной практикой (Fairclough 1989; Dijk van 2002 и др.), выходит в работах последнего времени на первый план (Водак 1997; Денисов 1998; Ищенко 1994; Попова 1995; Проскуряков 1999; Пеппель 2000; Новикова-Грунд 2000 и др.). Это позволило современной науке ближе подойти к раскрытию проблем взаимосвязи языка и власти, языка и политики, языка и идеологии, а также начать исследования по проблемам языкового манипулирования, неискренности, инакомыслия и т.д. (Лассан 1995; Плотникова 2000; Шейгал 2000 и др.). Целью критического анализа становится «анализ прозрачных и неявных структурных отношений доминирования, дискриминации, власти и контроля, выраженных в языке» (Водак 2000). Полностью «критический» отчет о дискур-
се требует построения теоретической модели и описания социальных структур
4 и процессов, внутри которых индивидуумы или группы как социально-
1 исторические субъекты создают значения во взаимодействии с текстами.
Теория когнитивного диссонанса, активно разрабатываемая западными исследователями и получившая развитие в значительном количестве работ по
,4
U теории принятия решений, пока не нашла адекватного применения в лингвис-
тике. Привлечение ряда положений теории когнитивного диссонанса к анализу дипломатического дискурса раскрывает перед исследователем новые горизонты. Весьма перспективным для реализации задач исследования является положение о том, что когнитивный диссонанс выступает в качестве одной из главных движущих сил, мотива человеческой коммуникации.
Объектом исследования является когнитивный диссонанс в английском
дипломатическом дискурсе. В силу специфики дипломатического общения го-
' & ворящий (дипломат) сталкивается с проблемой выбора речевых средств в усло-
виях необходимости соблюдения конвенциональных предписаний коммуника-тивного поведения для типичной ситуации, учета коммуникативных интересов адресата (фактор обязательности) и собственных коммуникативных интересов*, что обусловливает возникновение когнитивного диссонанса, или «негативного драйва» (Аронсон 1984), мотивирующего говорящего к поиску средств для его снижения. В связи с этим видится логичным рассматривать процесс выбора ре-
чевых средств говорящим дипломатического дискурса как серию решений, как стратегический поиск лингвистических средств, выступающих в роли «адап-
тивных стратегий» (Налчаджян 1988, 102-103) для разрешения или снижения когнитивного диссонанса.
? Данное диссертационное исследование проводится в русле интерпрета-
тивного подхода к анализу языкового материала, являющегося наиболее адек-
" ватным для реализации критического анализа дискурса, который характеризу-
ется тем, что в фокусе внимания находится язык как носитель сведений о человеке. Смысл выявляется через многосторонний анализ средств выражения, при
этом допускается отсутствие явных различий между фактами и оценкой, истиной и верой. В этом следует видеть не смешение описываемого предмета и его описания, но признание того, что в рамках языка мы всегда имеем дело только с разными видами описаний, а не с самой реальностью. К реальности исследователь имеет доступ только через язык (Гадамер 1988; Рикёр 1995 и др.).
В связи с этим методологической основой исследования является ряд принципов современной парадигмы языкознания, а именно, принцип антропоцентризма, признающий неразрывную связь между языком и человеком, его носителем; принцип экспансионизма, проявляющийся в настоящем исследовании в привлечении к анализу изучаемого явления положений и терминологического аппарата смежных с языкознанием наук, таких как социальная психология, философия, герменевтика; принцип экспланаторности, согласно которому исследование должно быть нацелено на объяснительный характер явлений языка, а также принцип гомеостаза, согласно которому действия носителя языка в ряде ситуаций обусловлены необходимостью уменьшения напряжения и сохранения состояния внутреннего равновесия.
Актуальность исследования обусловлена следующими обстоятельствами: 1) в условиях стремления мира к многополярности, с одной стороны, и глобализации, в том числе и английского языка, с другой стороны, ценность дипломатии в человеческой коммуникации возрастает; 2) теория дискурса в целом и проблема языкового манипулирования в частности является одним из наиболее активно разрабатываемых направлений современной лингвистики; 3) большинство характеристик дипломатического дискурса являются недостаточно изученными, отсутствуют работы обобщающего характера по дипломатическому дискурсу; специфика проявления в нем когнитивного диссонанса в лингвистических работах до сих пор анализу не подвергалась.
Научная новизна настоящей работы заключается в том, что в ней заложены теоретические предпосылки для дальнейшего развития как минимум двух наиболее перспективных направлений в современной науке. Во-первых, идеи-
тификация дипломатического дискурса в широкой трактовке, определение его системообразующих характеристик, выявление места дипломатического дискурса в ряду смежных дискурсов раскрывает перед исследователем новые грани дискурса, а, следовательно, новые возможности его теоретического осмысления. Во-вторых, применение в анализе дипломатического дискурса положений теории когнитивного диссонанса позволяет считать последнюю весьма эффективной в деле разрешения многих вопросов вербального манипулирования поведением людей, не получивших пока убедительных ответов.
В соответствии с поставленной целью в диссертационном исследовании решаются следующие задачи:
обосновать необходимость широкой трактовки дипломатического дискурса и определить его базовые системообразующие характеристики;
определить наиболее адекватный задачам исследования подход к анализу дипломатического дискурса и описать основные семиотические параметры дипломатического дискурса в соответствии с выбранным подходом;
выявить место дипломатического дискурса в ряду смежных дискурсов;
обнаружить и описать элементы, провоцирующие возникновение когнитивного диссонанса участников дипломатического дискурса;
рассмотреть и проанализировать некоторые вербальные средства снижения когнитивного диссонанса в дипломатическом дискурсе;
Целевые установки и задачи определили использование комплексной методики исследования, сочетающей основной интерпретативныи подход с общими методами научного познания: наблюдением, обобщением, сравнением.
Материалом для предпринятого комплексного анализа дипломатического дискурса послужили официальные дипломатические документы, примеры из художественных и публицистических произведений английских и американских авторов XX века, архивные данные, материалы интернет-публикаций по проблемам современной дипломатии, официальная деловая документация за-
падных компаний, данные словарей, словарей цитат. Общий объем проанализированного материала составляет около 5300 страниц. На защиту выносятся следующие положения:
Целесообразна широкая трактовка понятия «дипломатический дискурс», включающего как институциональное, так и бытовое его проявление.
Вследствие прозрачности границ дипломатический дискурс обладает высокой степенью интердискурсивности, обусловливающей «проникающий» характер данного типа дискурса в смежные дискурсы.
Организация языковых средств в дипломатическом дискурсе детерминирована дискурсивно релевантными компонентами категории социального, с одной стороны, и компонентами категории индивидуального, интенцией, коммуникативным намерением говорящего, с другой стороны, вступающих в дис-сонантные отношения.
Категория социального в коммуникации проявляется в предопределении речевого вклада говорящего на определенной стадии развития общения.
Интенциональный аспект в коммуникации, коммуникативные цели, которые говорящий преследует в конкретной речевой ситуации, индивидуальное видение им ситуации общения суть проявления категории индивидуального.
Лингвистическими средствами снижения когнитивного диссонанса в дипломатическом дискурсе является некая совокупность речевых действий и приемов, названных в работе стратегиями снижения когнитивного диссонанса, способствующих достижению компромисса между категориями социального и индивидуального. Стратегия, избираемая и используемая говорящим для снижения когнитивного диссонанса, в каждом отдельном случае в большей или меньшей степени удовлетворяет критериям указанных категорий.
Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшей разработке таких ключевых проблем современной лингвистики и других смежных наук, социологии, психологии, как институциональное и персональное общение, ин-тердискурсивность, когнитивный диссонанс, регулирование речевой деятельно-
I!
сти. Исследование делает вклад в развитие прагмалингвистики, теории дискурса, а также открывает новые возможности применения теории когнитивного диссонанса в анализе языковых явлений. Предлагаемая методика исследования может послужить моделью, которую можно использовать при изучении когнитивного диссонанса в других типах дискурса.
Практическая ценность работы состоит в возможности применения её результатов и языкового материала в процессе преподавания курсов по интерпретации текста, письменной коммуникации, спецкурсов по анализу дискурса, филологической герменевтике. Материалы работы и результаты исследования представляют интерес не только для лингвистов, но и психологов, дипломатов, переводчиков.
Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на кафедре перевода, переводоведения и межкультурной коммуникации ИГЛУ (в период с 2001-2004 гг.). По результатам проведенного исследования представлены доклады на научных и научно-практических конференциях и семинарах в Иркутском государственном лингвистическом университете (в период с 2001-2004 гг.). Основные положения проведенного диссертационного исследования отражены в 8 публикациях, включая тезисы докладов. В период с 2003 по 2004 гг. научно-исследовательская работа проводилась при финансовой поддержке Министерства образования Российской Федерации из федерального бюджета по разделу 06 02 281 188 (грант для поддержки аспирантов А. 03 - 1.5 -176). Результаты работы обобщены и представлены в методических указаниях к спецкурсу для студентов.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка литературы, включающего 182 наименований, в том числе 52 на иностранных языках, списка использованных словарей, списка источников примеров, приложений. Общий объем работы составляет 213 страниц печатного текста.
Во введении определяется общее направление, задачи и методологическая основа исследования, указываются её научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность, выдвигаются положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Англоязычный дипломатический дискурс как объект лингвистического исследования» обосновывается необходимость широкой трактовки дипломатического дискурса, определяются его базовые системообразующие признаки, осуществляется анализ основных семиотических параметров согласно схеме М.А. Хэллидея.
Вторая глава исследования «Когнитивный диссонанс в дипломатическом дискурсе» посвящена рассмотрению основных положений теории когнитивного диссонанса, релевантных задачам исследования, выявлению и описанию категорий социального и индивидуального в коммуникации, обусловливающих возникновение когнитивного диссонанса в дипломатическом дискурсе.
В третьей главе «Коммуникативные стратегии, направленные на снижение когнитивного диссонанса в дипломатическом дискурсе» рассматриваются основные вербальные средства снижения когнитивного диссонанса в дипломатическом дискурсе: стратегии создания двусмысленности, намеренной неопределённости, эвфемизации, использования средств политической корректности, псевдономинации, смены коммуникативного фокуса, молчания, умолчания, ухода от ответа.
В заключении обобщаются теоретические и практические результаты проведенного исследования, излагаются основные выводы.
О понятии «дипломатический дискурс»
О понятии «дипломатический дискурс» Рассмотрев проблему разграничения понятий «текст» и «дискурс», перейдем к определению понятия «дипломатический дискурс» (далее ДД). Данный параграф направлен на решение следующих задач: 1) проследить, как определяется понятие «ДД» в современной лингвистике; 2) обосновать необходимость широкой трактовки ДД, используемой в данном исследовании; 3) рассмотреть разновидности ДД; 4) выявить основные системообразующие характеристики ДД; 5) привести определение ДД, используемое в данной работе. Термин «дипломатический дискурс» введён в научный обиход сравнительно недавно, с появлением работы В.И. Карасика «О типах дискурса» (Карасик 2000а), однако, насколько нам известно, до сих пор определения этому типу дискурса не дано. О содержании, которое В.И. Карасик и его последователи вкладывают в понятие «дипломатический дискурс», можно судить исходя из типологии дискурсов, предложенной вышеупомянутым автором.
С позиций социолингвистики все типы дискурсов принято условно разделять на две группы: группу персональных (личностно-ориентированных) и группу институциональных (статусно-ролевых) дискурсов. При этом для каждого потенциального вида дискурса характерна своя мера соотношения статусных и персонально-личностных характеристик, что делает данный «исследовательский приём», - как называет его сам В.И. Карасик, - весьма условным. Данную типологию можно представить в виде шкалы, полярными точками которой будут потенциальные чисто институциональный и персональный дискурсы.
Институциональность носит градуальный характер и каждому дискурсу на данной шкале определяется своё место, в зависимости от манифестации в нём признаков институциональности (либо персональности). К ярко выраженному персональному дискурсу можно отнести, например, бытийный дискурс, однако, весьма сложно представить себе чисто институциональный дискурс. Как справедливо отмечает Р. Водак, чисто институциональный дискурс является скорее исключением, чем правилом (цит. по Карасик 1999а, 6). Графически это может быть представлено следующим образом: Согласно предложенной В.И. Карасиком типологии, ДД наряду с административным, юридическим, медицинским, деловым, военным, политическим и некоторыми другими разновидностями дискурса следует относить к группе институциональных дискурсов. Признаки институциональности определяются исследователем, прежде всего, по линии участников общения (как представительское общение) и целями участников общения. Иначе говоря, любой институциональный дискурс представлен социальным институтом и является «коммуникацией в своеобразных масках» строго в его рамках. Следовательно, участниками дипломатического дискурса; согласно данной типологии, необходимо считать профессиональных дипломатов, представителей института международной и внутриполитической дипломатии, а целью ДД — урегулирование международных и внутриполитических отношений. Подобной точки зрения придерживается и ряд западных и отечественных специалистов по дипломатии, среди них А.А. Громыко (Громыко 1997), Г. Киссинджер (Киссинджер 1997), А. Ковалёв (Ковалёв 1993), Г. Никольсон, (Никольсон 1941), Р. Донахью, М. Проссер (Donahue 1997) и другие.
На наш взгляд, отнесение ДД к группе институциональных дискурсов ограничивает содержание понятия «дипломатический дискурс», так как в этом случае в рамки этого понятия попадает лишь профессиональное проявление дипломатичности, а «бытовое» её проявление исключается. Не случайно «дипломатами» называют тех, кто в сложной ситуации назревающего конфликта способен найти компромисс, устраивающий всех участников общения. Умение находить формулировки, позволяющие не обидеть собеседника и в то же время приемлемые для всех участников общения, всегда высоко ценится и часто называется «дипломатичным» стилем общения, отмечает Н. Скотт (Scott 2001). Так, в разговоре двух следователей о предстоящей встрече с представителем высочайшего духовенства Ватикана, один из них в ответ на просьбу своего коллеги "to be nice to him" отвечает "ГИ be as diplomatic as I can" (Adam, 59). Это означает, что в беседе с пренебрегающим буквой закона, пользующимся ресурсом своей власти и вмешивающимся в ход расследования представителем Католической Церкви следователь обещает вести себя сдержанно, не выдавая своей неприязни и не высказывая необоснованных обвинений в его адрес.
Анализ лексикографических данных также подтверждает необходимость широкой трактовки понятия «дипломатический дискурс». Так, дипломатом принято называть не только «должностное лицо, уполномоченное правительством для сношений или переговоров», но и человека, «добивающегося своей цели в сношениях с другими людьми тонким и умелым обращением» (КСТС), «точно и умело ведущего дела, требующие сношений с другими людьми» (TOCPW), «уклончивого, тактичного, тонкого» (ТСРЯ). Дипломат - это тот, кто умеет «тактично решать проблемы, не проявляя враждебности» (WTNID), «находить мирное разрешение ситуации, особенно в напряжённый момент» (MWOD), «проявляет внимание в общении с людьми» (NHDO). Под дипломатией в широком смысле принято понимать «деликатность в любого рода общении» (TCOED), «умение сгладить сложности в общении» (TOCPW), «искусство воспользоваться преимуществами без провоцирования враждебности» (WTNID) и так далее.
Дипломатичность как черта характера была присуща отдельным индивидам задолго до появления первого общественного института дипломатии. По мнению В.И. Попова, дипломатия появилась с возникновением родового общества, с появлением племён, первого обмена продуктами,.товарами и, следовательно, с появлением первых проблем, связанных с территориями для охоты, земледелия, рыболовства и их границами. Дипломаты существовали задолго до того, как это слово начали употреблять в институциональном смысле (Попов 2000).
КД в субъектно-субъектной сфере
В данном эпизоде дискурса совместно принятой целью общения является проведение процедуры допроса, цель принята обоими участниками — следователем и допрашиваемым (о добровольности принятия цели свидетельствует тот факт, что подозреваемый добровольно пришел на встречу - "I m ready" he said tersely). Вовлечённость участников в институциональную ситуацию допроса вынуждает участников проявлять кооперативность по отношению к совместно принятой цели общения посредством языкового компонента Li Так, следователь, согласно процедуре допроса, должна задавать вопросы, цель которых получить информацию по расследуемому делу. Подозреваемый, участвующий в процедуре допроса, обязан отвечать на вопросы, поставленные следователем. Однако индивидуальные коммуникативные цели, потенциально реализуемые в сценарии развития данного речевого взаимодействия участников, различны и исключают друг друга, что обусловливает их диссонантность: следователь заинтересован в получении сведений (R 1), тогда как подозреваемый и его адвокат не заинтересованы в разглашении информации, которая может быть обращена против подозреваемого и навредить ему (R 2). Диссонантность коммуникативных целей участников создает угрозу конфликта интересов и прекращения коммуникативного взаимодействия.
ДД связывает два возможных мира участников R1 и R2, его развитие посредством речевого компонента L состоит в поиске общего сценария. Речевые средства, используемые подозреваемым, направлены на снижение КД, обусловленного конфликтом коммуникативных целей, и их следует охарактеризовать как дипломатические вследствие того, что они призваны соответствовать как коммуникативным интересам подозреваемого (не сообщать информации, которая может быть использована ему во вред, то есть, представляющей «угрозу лицу» (термин Е. Гоффмана, см. Brown 1987), так и общепринятой цели взаимодействия.
В данном фрагменте дискурса выбор речевых средств говорящим -дипломатом (подозреваемым) позволяет, с одной стороны, не нарушать институциональные правила проведения допроса, другими словами, делать свой речевой вклад соответствующим совместным целям взаимодействия, с другой стороны, реализовывать собственную коммуникативную цель - не разглашать информации, которая может быть использована против него. Так, подозреваемый лишь формально отвечает на поставленные вопросы и избирает стратегию ответа вопросом на вопрос. Более детально языковые средства разрешения КД. будут рассмотрены в Главе III настоящего исследования.
КД в субъектно-объектной сфере Для субъектно-объектной сферы развития КД характерно несоответствие между элементами познавательной деятельности: знаниями субъекта о реальности (R1) и наличной реальностью (R2), либо новыми знаниями о наличной реальности.
Дискурсивная деятельность субъекта данной сферы отношений мотивирована осознанием неактуальности ранее наличествующих в его сознании знаний о реальности и необходимостью принять новые знания, которые вступают в диссонанс со старыми. Это наиболее типичная, в представлении Л. Фестинге-ра, ситуация развития КД, мотивирующая субъекта на деятельность. Л. Фестин-гер приводит ставший классическим пример о курильщике, который, имея многолетний опыт курения, узнаёт в какой-то момент о том, что курение может стать причиной возникновения ракового заболевания. Столкновение субъекта с новой реальностью вызывает состояние психологического дискомфорта, новое знание будет вступать в противоречие с тем фактом, что он продолжает курить. Стремление к уменьшению диссонанса, базовый процесс, свойственный человеку, вынуждает его определить способ разрешения возникшего противоречия и провоцирует дискурсивную деятельность. Согласно теории Л. Фестин-гера, такая деятельность может протекать в одном из трёх направлений в формах внутренней и внешней речи, в поведенческом аспекте: 1) курильщик может изменить свое поведение и бросить курить, тогда его представление о своем новом поведении будет согласовываться со знанием того, что курение вредно; 2) он может предпринять попытку изменить своё знание относительно эффектов курения, например, перестать признавать то, что курение наносит ему вред, найти информацию, свидетельствующую о некоей пользе курения; сводящей значимость информации об отрицательных последствиях к минимуму; 3) субъект будет стараться избегать получения информации, создающей или усугубляющей возникший КД, игнорируя новую информацию. Языковой компонент будет прямо или косвенно отражать выбор субъекта в пользу того, или иного пути, способа, средства снижения КД. Модель таких отношений выглядит следующим образом: где R1 - знания о действительности, R2 — новые знания о действительности, L - языковой компонент, результирующий направление между образом реальности, ранее наличествовавшим в сознании субъекта, и образом реально су-ществующей ситуации, сопрягающий эти образы в пространственном отношении. Поскольку в процессе формирования данного типа КД задействованы познавательные механизмы, предлагаем назвать данный тип КД гносеологическим. Пример такого типа КД находим в отчетах нефтехимической компании Ashland Inc., представленных в 1982 советом директоров (www. pharmaceutical-business-review.com/companyprofile_acrchives82.asp. html). Совет директоров, оповещая акционеров и сотрудников компании о некоторых сложностях, связанных с новой политикой компании, приводит цифры и данные, косвенно подтверждающие возможное уменьшение прибыли в будущем. «For the fiscal year ended September 1982, Ashland had total revenues of $7,518 million, a decrease of 34% over the previous fiscal year. Rise in sales from Ashland Distribution, Ashland Specialty Chemicals and Valvoline were offset by decrease in sales in APAC, which is the company s second largest business» (В финансовом 1982 году, закончившемся в сентябре, доход компании Ashland составил 7 518 миллионов долларов, что свидетельствует о падении уровня доходов компании на 34% по сравнению с прошлым годом. Рост продаж продукции компании её подразделениями Ashland Distribution, Ashland Specialty Chemicals и Valvoline компенсировал понижение уровня продаж APAC, второго по величине бизнес проекта компании). Прогнозируя изменения в кадровом составе, возможность сокращения рабочих мест, руководство компании использует следующие выражения: "Our business plans are under revision and we are going to have a more moderate approach toward our operating and capital programs which can result in a surplus of professional employees. " (Бизнес-планы нашей компании подлежат пересмотру, и мы собираемся применить более здравый подход к реализации текущих эксплуатационных и оборотных программ, что в дальнейшем приведет к формированию некоторого избытка профессиональных кадров). Далее сотрудников компании извещают о том, что to assist in alleviating the surplus professional and technical employees have been selected to participate in a Voluntary Program, providing incentives for employees who resign voluntarily" (с целью урегулирования данной избыточности профессиональным и техническим кадрам компании предстоит участвовать в добровольной программе, согласно которой каждому, кто освобождает рабочее место добровольно, предоставляются дополнительные льготы).
Коммуникативная интенция дипломата как проявление категории индивидуального
В предыдущих пунктах мы определили, что существуют социальные конвенционально принятые регуляторы вербальной коммуникации, излагаемые теориями вежливости, теорией П. Грайса и так далее. Вступая в общение, говорящий, прежде всего, преследует индивидуальную цель, которую М. Бахтин назвал «волей говорящего» (Бахтин 1979, 256), ради достижения которой он в него вступил. Реализуя эту цель, задачу общения, говорящий вынужден учитывать существующие конвенционально принятые социальные нормы общения, что в целом ряде случаев создает препятствия для её достижения. Таким образом, как мы уже определили выше, речевая деятельность говорящего направлена на преодоление КД, вызванного поиском компромисса между индивидуальным и социальными аспектами. Остановимся более подробно на аспекте индивидуального в ДД.
Теория речевой коммуникации предлагает несколько близких понятий, представляющих элемент довербального этапа целенаправленного речепорож-дения - «коммуникативная интенция», «коммуникативное намерение», «коммуникативная задача» и т.д. (см. Горелов 1980; Падучева 1982 и др.). Каждое из этих понятий определяет роль говорящего как участника общения и форму его взаимодействия со слушателем. В рамках данного исследования понятие «коммуникативная интенция» видится наиболее адекватным по нескольким причинам. Во-первых, понятие «интенция» включается в иллокутивный аспект и выявляется в контексте самой ситуации, что соотносимо с задачами нашего исследования и выбранными методами. Во вторых, понятие «интенция», на наш взгляд, шире понятия «задача», и возникновение интенции в процессе порождения речи предваряет и определяет формирование коммуникативных задач, то есть представляет собой с психологической точки зрения более ранний этап ре-чепорождения.
Существует большое многообразие трактовок данного термина, что связано с акцентированием различных его аспектов. Прежде всего, понятие «интенция» включено в категориальный аппарат теории речевых актов и введено в современную лингвистику последователями Дж. Остина (см. Серль 1986; Остин 1986; Searle 1983 и др.). В теории речевых актов под интецией понимается коммуникативное намерение говорящего, являющееся составной частью иллокутивного акта. Понятие «коммуникативная интенция» несколько отличается от понятия «интенция», принятого в теории речевых актов. Оно соотносится с выражением различных интенциональных состояний сознания, обусловленных конкретной речевой ситуацией, и охватывает более широкий круг явлений, чем выражение намерения (интенции) как одного из таких интенциональных состояний. Иными словами, интенция - это потенциальное или виртуальное содержание высказывания, которое может и не соотноситься с окончательным перлокутивным результатом речевого акта, тогда как коммуникативная интенция суть выявляемое в условиях данной ситуации намерение, мотив говорящего, определяющий развитие коммуникативного эпизода. Если интенция как акт направленности сознания говорящего не предназначена для речевого выражения, то она не является коммуникативной. Следовательно, становится возможным предположить, что для конкретного языка существует потенциально конечное количество коммуникативных интенций, выделяемое, например, в диалогах на естественных языка в естественных условиях.
Первичная коммуникативная интенция, намерение, личный интерес, с которым говорящий вступает в общение, цели и задачи, которые говорящий ставит перед собой в самом начале речевой интеракции в конкретном речевом эпизоде, представляют собой суть категории индивидуального.
Первичная коммуникативная интенция говорящего, вступающего в коммуникацию, может существенно отличаться от конечной коммуникативной интенции, и это изменение осуществляется под воздействием обстоятельств общения и социальных регуляторов, в конечном итоге, под воздействием КД, вызванного противоречием социального и индивидуального аспектов коммуникации.
Проследим возникновение КД между социальным и индивидуальным аспектами в следующем коммуникативном эпизоде, который представляет собой фрагмент встречи акционеров. Докладчик выступает с отчётом о проделанной работе, который не даёт четкой картины выполненной работы, полученных результатов, расходования вложенных средств: "What on earth is this about? " "Good question!" Smug Eddie s interjection followed so close on the heels of anorak-man that it was impossible to tell who had drawn the laugh that followed. Time to show grace, purposeful grace. I looked sternly to Dexter. "Well, Peter... Pablo... any words you want to give? " Evidently there were not, the folding of his arms telling us all as much. Deep breath. It was back to me, time for another deep, purposeful breath. "In case what I think we would say it is all about art. Art for the city, art informed by the city and informative about its past. Our exhibition title refers to a period rich in terms of mystery and intrigue and also of great importance in terms of the development of the image by which we all know Edinburgh today. A period which has proved sufficiently rich enough to fire the imaginations of the artists in the Experimental Art Collective Group to commence some vivid and exciting new works which will be unveiled within the duration of the Resurrectionist Expression during the Festival." "Can we have some detail of that? " "Sorry?" "Where are those works on show? Where can we see them? " "Bloody good question/ " "In your pack." "I m sorry, it s not. Five pages of stuff here but not anything about where. " 128 "My understanding ... The precise location details will be confirmed once we near the actual launch." (Wallase, 112) Прежде всего, следует определить сферу развития КД согласно модели В. Борботько, предложенной нами к использованию в работе в 2.1.3. Анализируемый пример представляет собой взаимодействие субъектов (докладчика и аудитории), поэтому его следует охарактеризовать как общение, относящееся к межсубъектной сфере- взаимодействия. КД в данном речевом эпизоде обусловлен несоответствием, конфликтом коммуникативной интенции докладчика (индивидуальный аспект) и совместно принятой цели речевого взаимодействия в данных условиях речевого взаимодействия (социальный аспект). Деятельность локализована между двумя различными полярными сценариями её развития (сценарий развития диалога в соответствии с коммуникативной интенцией докладчика и институциональный, конвенционально принятый сценарий развития отчёта перед акционерами). Данная деятельность является основой совместного регулирования и поиска компромисса.
Стратегия создания намеренной неопределённости как средство снижения КД в ДД
Переговорщики, участвующие во встрече в Рамбуйе, приняли решение остановиться на двусмысленной формулировке некоторых положений договора с целью «навести мосты» между конфликтующими сторонами и открыть тем самым возможность дальнейшего переговорного процесса, что, в конечном итоге, приостановило бы вооруженный конфликт. В ключевой части договора, названной Конституцией, утверждалось, что "Kosovo shall have authority to conduct foreign relations within its areas of responsibility equivalent to the power provided to Republic under Article 7 of the Constitution of the Federal Republic of Yugoslavia" ("Косово имеет право самостоятельно решать вопросы международной политики в соответствии со Статьей 7 Конституции Федеральной Республики Югославия"). Организаторы переговорного процесса прибегли к использованию рефе-ренциальной двусмысленности прилагательного "equivalent\ значение которого не может приравниваться к значению слова equal, а следовательно, разными сторонами может интерпретироваться по-разному. В тексте договора использована также и крос-текстуальная двусмысленность. Особенностью данного вида двусмысленности является то, что она возникает по причине не столько множественности значений словосочетания или слова, сколько распространяется на весь текст, состоящий из отдельных предложений. Интерпретация такого вида двусмысленности вовлекает не только семантику отдельных фраз и взаимосвязанных предложений, но и семантику всего текста (Pehar 2001), (см. также .1.4.5.).
Договор в силу его промежуточного характера был назван "Interim-Agreement", и утверждение такого названия было призвано удовлетворить интересы албанской стороны. Однако в Главе 8, параграфах 1-3 говорится, что «Amendments to this Agreement shall be adopted by agreement of all the Parties, except as otherwise provided by Article X of Chapter 1. Each Party may propose amendments at any time and will consider and consult with the other Parties with regard to proposed amendments». Это означает, что без участия сербской стороны никакое положение данного договора не может быть изменено. В параграфе 3 данного договора утверждается, что «Three years after the entry into force of this Agreement, an international meeting shall be convened to determine a mechanism for a final settlement for Kosovo, on the basis of the will of the people, opinions of relevant authorities, each Party s efforts regarding the implementation of this Agreement, and the Helsinki Final Act, and to undertake a comprehensive assessment of the implementation of this Agreement and to consider proposals by any Party for additional measures», что несколько более удовлетворяет интересам албанской стороны, нежели сербской. В конечном итоге, через несколько дней переговоры зашли в тупик: добившись подписания нового варианта промежуточного мирного соглашения по Косово со стороны косовских албанцев, международные посредники получили категорический отказ сербской стороны от одобрения несогласованного с ней документа. Тем не менее, перлокутивный эффект был достигнут - создание данного мирного договора и его обсуждение послужило основой для дальнейшего мирного урегулирования военного конфликта. Полный текст договора в силу его объемности не приводится, но его электронная версия доступна www.monde-diplomatique.fr/dossiers/kosovo/rambouillet/html.
Ещё один пример, иллюстрирующий применение данной стратегии, взятый уже не из области профессиональной политики и дипломатии, а из области бизнеса. Во время конференции полномочных представителей ITU (International Telecom Union) в 2002 году представители Сенегала предложили внести поправку в резолюцию 11 и заменить выражение "a significant parf на более точное выражение "80%". Предлагалось внести изменения в следующее предложение: "That a significant part of any surplus income over expenditure derived from the activities ofTELECOME should be used as extra-budgetary income for the Tele-comunication Developement Bereau, for specific telecommunication development projects, primarily in the least developed countries." ("... существенная часть внебюджетного дохода, полученного в результате деятельности компании ТЕЛЕКОМ, должна быть использована как внебюджетный доход Отделом Развития ТЕЛЕКОМ на специальные проекты развития, в первую очередь, на проекты, осуществляемые в наименее развитых странах») (источник примера: www.itu.int/newsroom/pp02/highlights/0910.html). В документах конференции, поясняющих ряд положений, говорится: «Ряд развивающихся стран, намеренных защищать свои интересы и претендовать на внебюджетные средства фонда компании ТЕЛЕКОМ, поддержали предложение Сенегала по причине того, что выражение "significant part" всегда вызывало многочисленные споры на заседаниях Совета, так как это выражение непонятно и двусмысленно». Однако, в свое время данная преднамеренная двусмысленность играла в тексте документа важную роль: благодаря её наличию можно было интерпретировать ключевое положение двояко и регулировать объём выделяемых на проекты развития средств в соответствии с текущими интересами руководства компании.
Пример двусмысленности находим и в материалах одной из международных конференций по демографическим проблемам, состоявшейся в 1994 году в Каире (www.npg.org/fommseries/feminists&pope.html), где приводятся a priori противоречащие формулировки, представленные в такой форме, чтобы удовлетворять интересы всех сторон-участников. Так, двусмысленная формулировка, удовлетворяющая интересы всех участников, обнаруживается в статье, касающейся абортов. "In those circumstances where abortion is not against the law, such abortion should be safe" ("В тех условиях, где аборты не являются противозаконными, они должны быть безопасными»). Согласно данной формулировке безопасность абортов (и, следовательно, их возможность) не имеет значения там, где правительство находит аборты неприемлемыми. Там, где аборты запрещены, условливаться об их безопасности бесполезно. На безопасности абортов следует настаивать там, где аборты не запрещены государством. Таким образом, поскольку обеим позициям (за и против абортов) даётся равное право на существование, положение составлено так, чтобы удовлетворять интересам и тех, кто хочет, чтобы аборты были безопасными, и тех, кто не признаёт законность абортов за исключением случаев, особо оговоренных законодательством страны. Хотя такие формулировки весьма замысловаты и не призваны удовлетворять интересы тех, кто не принимает участия в переговорах по данному вопросу, тем не менее, их роль в процессе переговоров очень важна. Они формулируют понятие, которое по обоюдному согласию сторон, принимающих участников переговоров, наделено множественным смыслом, и это позволяет сдвинуться в переговорах с «мертвой точки».
Похожие диссертации на Опыт лингвистического исследования когнитивного диссонанса в английском дипломатическом дискурсе
