Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Основные теоретические положения исследования 14
1.1. Понятия национального и литературного языка 14
1.2. Языковая норма и проблемы ее создания 33
1.3. Особенности нормализации немецкого литературного языка до начала XVIII века 51
Выводы к главе I 70
Глава II. Деятельность И.К. Готтшеда в контексте эпохи раннего Просвещения в Германии 73
2.1. Нравственные еженедельники и их роль в создании нормы немецкого литературного языка 73
2.2. Начало литературных споров. Первые нормализаторские труды 83
2.3 .«Диктатура» Готтшеда в 30-е годы XVIII века 87
2.4. Языковедческая деятельность Готтшеда: «Искусство немецкого языка». Готтшед в Австрии 99
2.5. Неологический спор Готтшеда и Лессинга. Последние научные труды Готтшеда 106
2.6. Грамматисты - современники Готтшеда. Участие немецких писателей и философов в процессах кодификации немецкого литературного языка XVIII
века 109
Выводы к главе II 114
Глава III. Роль И.К. Готтшеда в выработке нормы немецкого литературного языка XVIII века 116
3.1. Основные понятия нормализаторской концепции Готтшеда 116
3.2. Предложения И.К. Готтшеда по нормализации правописания и произношения 130
3.3. Предложения И.К. Готтшеда по упорядочению правил морфологии немецкого литературного языка 157
3.3.1. Классификация частей речи немецкого языка 157
3.3.2. Артикль, падежи и имя существительное 161
3.3.3. Имя прилагательное 175
3.3.4. Числительное 177
3.3.5. Местоимение 181
3.3.6. Глагол и причастие 184
3.3.7. Наречие и служебные части речи 195
3.4. Синтаксические правила немецкого литературного языка, сформулированные И.К. Готтшедом 201
3.4.1. Употребление различных частей речи в предложении 201
3.4.2. Так называемые «грамматические фигуры» 222
3.4.3. Устойчивые сравнения и идиомы
3.5. Просодика немецкого языка как одна из существенных составляющих грамматической концепции И.К. Готтшеда 226
3.6. Предложения Иоганна Кристофа Готтшеда по нормализации стилистики немецкой художественной речи 231
3.6.1. Проблемы стиля немецкой поэзии. Свойства поэтической лексики...231
3.6.2. Рекомендации И.К. Готтшеда по совершенствованию немецкого ораторского искусства 239
3.7. Нормативный словарь синонимов немецкого языка, составленный И.К.
Готтшедом 246
Выводы к главе III 252
Заключение 257
Библиография 263
Источники 263
Научная литература
- Особенности нормализации немецкого литературного языка до начала XVIII века
- .«Диктатура» Готтшеда в 30-е годы XVIII века
- Предложения И.К. Готтшеда по упорядочению правил морфологии немецкого литературного языка
- Синтаксические правила немецкого литературного языка, сформулированные И.К. Готтшедом
Особенности нормализации немецкого литературного языка до начала XVIII века
Особенно существенно для понимания развития литературных языков то, что становление их отдельных дифференциальных признаков протекает неравномерно. Так, например, немецкий язык становится поливалентным уже в конце XVII — начале XVIII в., в то время как областная вариативность и отсутствие общеобязательной нормы, особенно в произношении, продолжают устойчиво сохраняться [Гухман 1970, 505-506]. Поливалентность, согласно концепции М.М. Гухман и Н.И. Филичевой, является одним из наиболее важных признаков литературного языка. Как указывает Н.И. Филичева, диапазон коммуникативных функций формы существования языка в общении является фактически базовым критерием для разграничения литературного языка и диалекта: литературный язык представляет собой универсальное средство общения с максимальным набором коммуникативных функций, поскольку он используется как в письменной, так и в устной формах во всех сферах общения, в то время как диалект используется весьма ограниченно [Филичева 1992, 19]. Н.И. Филичева особо подчеркивает то, что литературный язык оптимален как средство общения и обладает необходимым набором признаков; к примеру, в системе форм существования современного немецкого языка он занимает однозначно доминирующую позицию и воспринимается как своего рода эталон по отношению к другим формам существования языка [Там же, 18-19]. Согласно мнению В.Н. Ярцевой, функциональная универсальность как отличительный признак литературного языка и использование его во всех сферах применения языка проявляется не сразу. В первую очередь литературный язык начинает использоваться именно в письменной форме применительно к различным областям художественной литературы. Это связано с такими важными аспектами, как отнесенность литературного языка к видам литературного творчества и к владеющим литературным языком социальным группам [Ярцева 2004, 92].
В работе используется понятие литературного языка, основанное на концепции М.М. Гухман, изложенной в начале данного раздела. Однако далеко не все языковеды, употребляющие термин «литературный язык», едины в определении его содержания. Существуют разные критерии разграничения этого понятия. Б.В. Томашевский и А.В. Исаченко полагают, что литературный язык оформляется только в эпоху существования сложившихся наций. А.В. Исаченко считает, что обязательными признаками любого литературного языка являются поливалентность (обслуживание всех сфер национальной жизни), нормированность, общеобязательность для всех говорящих (в связи с этим недопустимость диалектных вариантов), стилистическая дифференцированность. По его мнению, все эти признаки присущи лишь национальным языкам, поэтому литературный язык не может существовать в донациональный период [Гухман 1970, 504; Гухман 1955, 11-13].
Существующие признаки литературного языка наиболее четко представлены в языках национального периода, но далеко не в каждом проявляется вся их совокупность. Выдвинутую Томашевским и Исаченко концепцию разделяют те лингвисты, которые отождествляют литературный язык и языковой стандарт, что ведет к сужению понятия литературного языка [Гухман 1970, 506-507].
Имеется также и тенденция отождествления литературного и письменного языка (в частности, эту точку зрения разделяет А.И. Ефимов), когда к образцам литературного языка относится любая письменная фиксация, в том числе и та, которая не представляет собой обработанной формы языка [Ефимов 1967; Виноградов 1958].
Само понятие «обработанная форма языка» не тождественно понятию «язык художественной литературы». Обработанность предполагает наличие определенной регламентации языковых средств, к числу которых относятся стилистический отбор, жанровые критерии и тенденция к наддиалектности, при этом подобная характеристика применима как к художественной литературе, так и к научной/деловой прозе и различным устным выступлениям.
Специфика литературного языка может проявляться в противопоставлении другим формам существования языка. Главным образом литературный язык противопоставляется диалектам. Согласно трактовке М.М. Гухман, диалект представляет собой территориально ограниченную форму существования языка. Литературный язык, напротив, не имеет явно выраженной территориальной ограниченности и связанности и носит наддиалектный характер; это наблюдается также и в языках донационального периода. Например, немецкие памятники XII-XI1I веков уже отражали диалекты той области, к которой относился тот или иной памятник, несмотря на то, что в это время еще не произошло выработки единой литературной нормы или общенационального языкового стандарта [Гухман 1970, 509].
Литературный язык противопоставляется диалекту и по общественным функциям, которые он осуществляет, а тем самым и по своим стилевым возможностям. С момента формирования литературного языка за диалектом остается сфера бытового общения; литературный же язык может функционировать во всех сферах общественной жизни и на определенном этапе стать универсальным средством общения. Важно отметить, что признаками литературного языка в отличие от диалекта являются многофункциональность и стилевое многообразие, при этом данные качества обычно накапливаются литературным языком в процессе его развития [Гухман 1970, 510-511]. Характер многофункциональности конкретного языка зависит от исторических условий, в которых развивается данный литературный язык [Гухман 1970, 513].
.«Диктатура» Готтшеда в 30-е годы XVIII века
Участие Лютера и его современников в нормализационных процессах ускорило языковое выравнивание и способствовало закреплению основных компонентов литературной нормы. Лютер сблизил восточносредненемецкий и юго-восточный варианты, закрепил обработанную им форму письменно-литературного языка и способствовал посредством своей реформаторской деятельности ее распространению во всех немецкоязычных регионах. Северная Германия также приняла закрепленную Мартином Лютером верхненемецкую норму мейсенского образца, и в сфере письменности нижненемецкий был впоследствии вытеснен восточносредненемецким (мейсенским). В целом на всей территории Германии победу одержал мейсенский вариант, что сыграло немаловажную роль в дальнейшем совершенствовании немецкого литературного языка, которое осуществлялось уже в XVII веке последующими поколениями грамматистов и лексикографов.
Существенную роль в нормализации немецкого литературного языка XVI - XVIII веков сыграла деятельность теоретиков языка и грамматистов. Уже с XVI века в Германии появляется большое количество грамматических трактатов, посвященных немецкому языку; сначала они использовались в качестве инструкций для писцов канцелярий, но впоследствии также начали применяться в школьном преподавании. Первые немецкие грамматики на латинском языке были написаны Л. Альбертом (1573 г.), А. Элингером (1573 г.) и И. Клаюсом (1578 г.). Последний труд пользовался большим авторитетом в Германии XVI - XVII веков, поскольку Клаюс ориентировался на письменную норму языка Лютера. Для грамматик того времени была характерна направленность на латинские образцы; так, например, Клаюс не подвергал сомнению идентичность немецких и латинских грамматических категорий, поскольку эталоном для себя считал латинскую грамматику Ф. Меланхтона [Дюбо 2002, 12-13; Жирмунский 1948, 63-64]. Современные немецкие ученые обращают внимание на то, что грамматики Альберта, Клаюса и Элингера были первыми подробными трудами, посвященными строю немецкого языка, но все эти сочинения были написаны по-латыни и по этой причине предназначались для образованных слоев общества [Deutsche Grammatiken 1988, 26-27].
На середину XVII века приходится начало второго этапа формирования общенемецкого национального литературного языка. Большое значение в этот период приобрела сознательная работа профессиональных теоретиков-грамматистов и лексикографов по закреплению языковых норм. Мартин Лютер и его современники фактически положили начало такой деятельности, дав толчок нормализации своего родного языка. Фигура Лютера в то время находилась в центре движения, направленного на создание общенемецкого языка; благодаря переводу Библии ему удалось заложить прочную основу общего для всей немецкой нации языка. В дальнейшем многие грамматисты и лексикографы, в том числе и И.К. Готтшед, ориентировались в своей деятельности именно на восточносредненсмецкий вариант письменно-литературного языка, который и был языком Лютера. Таким образом, можно сказать, что Лютер и его современники были первыми сознательными нормализаторами немецкого литературного языка. Своей деятельностью они подготовили почву для дальнейшего совершенствования немецкого литературного языка, которое осуществляли грамматисты второго этапа его формирования, в том числе и И.К. Готтшед.
К концу ранненововерхненемецкого периода весьма выраженными стали наддиалектность, полифункциональность литературного языка, деятельность Лютера и гуманистов оказала влияние на его стилевое многообразие, а также на отбор и регламентацию языковых средств. Однако о его полном становлении в это время еще говорить нельзя, так как отбор и закрепление языковых норм в это время происходили только в области лексики.
Тенденция к нормализации письменно-литературного языка посредством создания кодификационных трудов наблюдалась и в соседних Нидерландах, где в XVI-XVII веках также создавались словари и грамматики [Введение в германскую филологию 2000, 226-227, 284-286]. Универсальные грамматики немецкого языка были созданы в начале XVII века педагогом В. Ратке (1571-1635) и грамматистом К. Хельвигом — представителями рационалистического направления в языкознании; оба труда увидели свет в 1619 г. По мнению Ратке, изучению других языков должно предшествовать хорошее овладение родным языком. Считая, что во всем следует стремиться к гармонии и единству, Ратке придерживался мнения, что все языки следует изучать по одному образцу, чтобы ни в одном из грамматических искусств не излагалось ничего, противоречащего другому. Создав на немецком языке «Общую грамматику», Ратке в 1630 году приступил к написанию «Науки об искусстве слова» - книги, в которой он несколько изменил свой подход к описанию немецкого языка. Если ранее ученый, подобно многим своим предшественникам, придерживался мнения о том, что грамматические структуры разных языков похожи, то в своем новом труде он частично устранил те несоответствия, которые возникали при переносе латинской грамматической системы на немецкий язык [Дюбо 2002, 14]. В XVII веке жители Германии выступали за введение во всех учебных заведениях обучения на немецком языке. Р.И. Кусова указывает на то, что до начала деятельности грамматистов-нормализаторов, которая была направлена не только на выработку единой нормы на разных уровнях языка, но и на то, чтобы сделать немецкий язык употребительным в научной сфере, учащимся школ и университетов не разрешалось пользоваться родным языком даже для того, чтобы побеседовать с преподавателями на перемене. Немецкий язык стал понемногу использоваться в сфере науки и преподавания, и в связи с этим Ратке, видя потребность в создании учебников на немецком языке, провел большую работу по их подготовке, составив списки грамматических терминов на немецком, греческом, латинском и древнееврейском языках [Кусова 1986, 40]. Впервые в истории грамматической традиции Ратке установил четырехчастную структуру грамматики, которая впоследствии была использована многими другими учеными, в том числе и Готтшедом, и стала типичной при описании как немецкого, так и других языков вплоть до XIX
Предложения И.К. Готтшеда по упорядочению правил морфологии немецкого литературного языка
Многие российские и зарубежные ученые, в том числе СВ. Гундорова, обращали внимание на то, что важное место в грамматической концепции Готтшеда занимает борьба с заимствованиями, но следует отметить, что при всем своем негативном отношении к засилью заимствований Готтшед не был убежденным пуристом и в целом неоднозначно воспринимал проникновение иностранных слов в немецкий язык. Заимствованиями, по мнению Готтшеда, очень любят злоупотреблять плохие переводчики, но многие заимствования, как отмечал грамматист во введении к «Искусству немецкого языка» ( 10), необходимы. Они вошли в немецкий язык как обозначения определенных понятий и явлений, поскольку ранее не существовало слов для их наименования. Подобные заимствования обогатили немецкий язык; поэтому Готтшед считал, что нельзя отрицать изменения, происходящие в языке, в угоду личным пристрастиям. Готтшед подходил к проблеме заимствований в немецком языке весьма рационально, придерживаясь при этом золотой середины. Подобно большинству ученых своей эпохи, он не являлся сторонником крайностей, приверженцы которых либо хотят заменить все иностранные слова немецкими (крайними пуристами были его современники Цезен и Клопшток), либо засоряют язык чрезмерным количеством заимствований. Иностранные слова, по мнению Готтшеда, необходимы тогда, когда без них нельзя обойтись и создать собственно немецкое слово для обозначения понятия. В частности, Готтшед обращал внимание на то, что многие слова из церковной лексики {Patriarch «патриарх», Munch «монах», Bischof «епископ», Kloster «монастырь», Chor «хор») пришли в немецкий язык из греческого и латыни и стали необходимой частью его словарного состава [Gottsched 1757, 19]. Готтшед полагал, что те заимствованные слова, для которых это возможно, нужно заменить немецкими параллелями, например, General en Chef, Generalissimus = der Feldherr «генерал, командующий» (в особенности это касается военной терминологии). Можно видеть, что приведенное слово закрепилось в немецком языке. Если это неосуществимо, то Готтшед предлагал подвергнуть эти слова ассимиляции, чтобы они выглядели похожими на немецкие: Pellegrimo = Pilgrim «пилигрим, паломник». Готтшед также делал попытку создать немецкие аналоги для музыкальных терминов: Aria «ария»=Gesang/Lied «песня» [Gottsched 1757, 201-206].
В учении о языке Готтшед выделял четыре раздела (Abtheilungen der Sprachlehre) в соответствии с созданной В. Ратке четырехчастной структурой грамматики. Готтшед, как и Бедикер, придерживался именно такого принципа рассмотрения системы немецкого языка, в то время как Шоттель тяготел скорее к дихотомической структуре сочинения: его грамматика состоит из двух частей - этимологии и синтаксиса, орфографию Шоттель с целью сохранения дихотомического принципа изложения материала рассматривал в этимологическом разделе, а проблемам просодики посвятил отдельный труд. Тем не менее в издании 1663 года он все же включил рассмотрение вопросов немецкого стихосложения в отдельную главу своей книги. Аделунг тоже придерживался дихотомической структуры грамматического сочинения, не рассматривая проблемы стихосложения.
Первый из разделов грамматики Готтшеда - это орфография (Rechtschreibung/Orthographie), или изучение правильного написания слов; второй - этимология (Etymologie/Wortforschung), где рассматривается происхождение слов и их родство друг с другом; третий раздел - синтаксис (Syntaxis/Wortfiigung), изучающий правила соединения слов в словосочетания и предложения; четвертый раздел - просодика (Prosodie/Tonmessung), где анализируются правила долготы и краткости слогов и образования рифм. В этих четырех основных разделах, согласно концепции Готтшеда, заключается суть науки о языке. Грамматист также полагал, что изучение всех разделов языкознания должно предостеречь людей от ошибок в употреблении родного языка. В последнем разделе, посвященном просодике, он рассматривал вопросы, связанные как с языком (ударение, долгота слогов), так и с литературой (рифмы), однако следует отметить, что проблемы языка и литературы в трудах Готтшеда тесно переплетены друг с другом. Ученый понимал тесную связь многих явлений языка и стремился отразить ее в своем грамматическом сочинении, показав глубинную суть; он также осознавал зависимость художественной литературы от устройства языка. Принимая во внимание тот факт, что хорошее литературное произведение нельзя написать без соблюдения определенных правил употребления языка, ученый стремился кодифицировать не только немецкий литературный язык, но и стилистику художественной речи (см. далее раздел 3.6).
В связи с использованием латыни в сфере образования Готтшеду в процессе исправления немецкого литературного языка пришлось столкнуться с целым рядом проблем. Так, например, неприятие Готтшеда вызывало то, что многие его современники, для которых немецкий язык является родным, говорили на нем настолько плохо, словно они иностранцы, и допускали такие ошибки, которых никогда не допустили бы при употреблении латыни. По мнению грамматиста, они обращали много внимания на правила латинского и греческого языков и очень мало внимания на правила немецкого. «Искусство немецкого языка» ставило своей целью изложение правил немецкого языка в соответствии с воззрениями Готтшеда. Он считал одной из своих главных задач не только описание и исследование родного языка, но и исправление речи своих соотечественников, подвергая критике примеры неправильного употребления слов [Gottsched 1757, 22-27].
Следует отметить, что в ходе своего описания Готтшед неоднократно обращался к вопросам функционирования в немецком языке приставок и суффиксов. В современных работах принято написание их с дефисом перед/после рассматриваемой части слова, у Готтшеда же данные морфемы приводятся без него. В том случае, когда грамматист рассматривал союзы немецкого языка, большую важность для него представлял вопрос о том, стоит ли данный союз в начале или середине предложения, и от этого зависела форма подачи грамматического материала: те союзы, которые находятся согласно правилам в начале предложения, ученый писал с заглавной буквы.
Синтаксические правила немецкого литературного языка, сформулированные И.К. Готтшедом
Готтшед дал подробное описание спряжения немецкого глагола, для которого он стремился четко выделить все имеющиеся, но его мнению, категории. Весьма интересен тот факт, что формы оптатива, согласно приведенной Готтшедом таблице, употребляются в конструкциях с союзом da.fi «что»: возможно, грамматист таким образом хотел подчеркнуть характерное для оптатива употребление в предложениях, которые выражают условность, нереальность или потенциальность совершаемого действия. Еще одно несовпадение с современной грамматической теорией проявляется в том, что он считал причастиями настоящего и прошедшего времени субстантивированные слова (субстантивированные причастия I), а причастие П {gewesen) у Готтшеда представлено как одна из частей составных форм глагола. Исходя из имеющихся фактов, можно сделать предположение о том, почему Готтшед пришел к такой трактовке причастий: он обратил внимание на то, что причастие II, в отличие от причастия I, не обладает способностью к субстантивации в силу своей семантики и выступает исключительно в составе глагольных форм.
Следует отметить, что грамматист указывал также и на наличие в немецком языке простых и сложных глагольных форм. Сложные (в современной грамматической теории - аналитические) глагольные формы состоят из двух и более слов, которые Готтшед приводил в своих таблицах спряжения глаголов: таким образом, аналитические формы уже представлены в его труде, хотя сам этот термин был введен в научный обиход гораздо позже.
Под правильными глаголами (richtige Zeitworter) Готтшед понимал те, которые имеют в претерите суффикс e и в форме причастия II -et {ich Hebe «люблю», liebete, geliebet), а также сохраняют один и тот же корневой гласный, то есть слабые глаголы. Исключением являются слабые j-презентные глаголы I класса типа brennen «гореть» — brannte — gebrannt (в современной грамматике — глаголы с обратным умлаутом). Так же, как в случае с глаголом seyn, Готтшед описал спряжение глагола loben «хвалить» во всех временах, лицах, числах, наклонениях, в активном и пассивном залоге (см. приложение 2). В конце раздела, посвященного правильным глаголам, Готтшед привел алфавитный список правильных глаголов немецкого языка - VerzeichniB der einfachen richtigen Zeitworter in der Deutschen Sprache [Gottsched 1757, 324-330].
Число неправильных (сильных) глаголов (unrichtige Zeitworter) весьма ограничено. Основной особенностью этих глаголов является изменение корневого гласного в формах 2 и 3 лица единственного числа настоящего времени, а также в претерите и форме причастия II: ich gebe «даю» - du giebst — ich gab - gegeben. Причастие II имеет окончание -en, в претерите никакого окончания эти глаголы не получают. Готтшед вывел следующее правило: претерит сильных глаголов всегда оканчивается на согласный и никогда на е -формы типа ich ware, sahe грамматист решительно отвергал как неправильные. Второе правило гласит, что односложные формы изъявительного наклонения претерита в сослагательном наклонении приобретают окончание е, а корневые гласные а, о, и получают умлаут: ich gab «я дал» — ich gabe, ich fiel «я упал» — ichfiele.
Во 2 и 3 лице единственного числа настоящего времени у многих сильных глаголов меняется корневой гласный: ich breche «я ломаю» — du brichst «ты ломаешь» - er bricht «он ломает». Особое внимание Готтшед уделял правильному употреблению глаголов с корневым гласным іе в настоящем if времени иов прошедшем. Согласно правилам, такие глаголы должны иметь формы fliehen «бежать» - er fleucht — ich floh - geflohen, однако в эпоху Готттшеда в немецком языке употреблялась форма er flieht; в этом случае I, Готтшед отдавал предпочтение более современному варианту. Существует в немецком языке и ряд глаголов, которые могут образовывать прошедшее время как по слабому, так и по сильному образцу: ich bewegete «двигался» и bewog «затронул, взволновал», ich loschete «гасил» и ich erlosch «погас». Здесь грамматист обращал внимание на лексические различия между подобными формами. Так, к примеру, bewegete обозначает физическое действие, a bewog моральное: die Erde bewegete sich «Земля двигается» и deine Vorstellung bewog mich «твой спектакль взволновал меня». Loschete и erlosch, как особо указывал Готтшед, вообще являются формами от двух разных глаголов. В эпоху Готтшеда еще не была разработана классификация слабых и сильных глаголов; пытаясь создать свою классификацию, Готтшед делил все сильные глаголы на несколько классов. К первому относятся те, которые имеют в претерите корневой гласный а, в повелительном наклонении /, 2 и 3 лицо единственного числа настоящего времени у них чаще всего односложны. Таких глаголов в немецком языке около шестидесяти: ich breche «ломаю», du brichst, er bricht, ich brach, gebrochen, brichl ich gebe «даю», du giebst, er giebt, ich gab, gegeben, gib! Ко 2 классу относятся 34 глагола, приобретающие в претерите корневой гласный іе, в корне имеющие а, о, и, во 2 и 3 лице единственного числа настоящего времени получающие умлаут, в повелительном наклонении сохраняющие корневой гласный: ichfange «ловлю», dufangst, erfdngt, ichfleng, gefangen, fang! ich treibe «гоню», du treibst, er treibt, ich trieb, getrieben, treib! К третьему классу относятся 25 глаголов с «плохим» (по выражению самого Готтшеда) / в претерите, за которым следует удвоенный согласный: ich leide «страдаю», du leidst, er leidt, ich lift, gelitten, leid! ich streite «спорю», du streitst, er streitet, ich stritt, gestritten, streit! Четвертый класс включает в себя 44 глагола с огласовкой о в претерите и ем во 2 и 3 лице единственного числа настоящего времени (не у всех глаголов, но у довольно большой части этой группы): ichfechte «сражаюсь», dufichtst, erficht, ichfocht, gefochten, ficht! ich biege «сгибаю», du beugst, er beugt, ich bog, gebogen, biegl К пятому классу относится 20 глаголов сив претерите: ich backe «пеку», du backst, er bdckt, ich buch, gebacken, back1. ich singe «пою», du singst, er singt, ich sung, gesungen, sing! (есть вариант sang). Можно видеть, что классификация сильных глаголов, предложенная Готтшедом, является весьма четкой и логичной; она немногим отличается от той, что принята в современных грамматиках, где выделяется не 5, а 3 класса глаголов по несколько иному принципу, нежели у Готтшеда - грамматист главным образом обращал внимание на огласовку глагола в претерите, а современные исследователи — на то, похожи ли корневые гласные в трех основных формах или различаются. Общее число сильных глаголов, по примерным подсчетам Готтшеда, составляет в немецком языке 180-190 [Gottsched 1757, 331-349].
