Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Способы создания образа и образности
1.1. Образ в языке и речи 10
1.1.1. Образ как категория сознания, языка и художественной речи 10
1.1.2. Оценочная, эмоциональная и экспрессивная природа образа 15
1.1.3. Языковая и художественная образность 19
1.2. Языковая сущность сравнения 21
1.2.1. Сравнение и метафора 21
1.2.2. Классификация сравнительных конструкций (СК) 27
1.2.3. Синтаксическая структура сравнения 36
1.3. Семантическая основа создания образности СК 38
1.3.1. Семантическая структура образного сравнения 38
1.3.2. Лексико-семантические классы тем и контртем в СК 40
1.3.3. Парадигмы образов 49
1.3.4. Семантический механизм создания образности СК 53
1.3.5. Роль признака в создании образности СК 57
1.4. Роль аксиологического компонента в создании образности СК 65
1.4.1. Структура и типы оценок 65
1.4.2. Семантическая основа оценки в СК 71
1.4.3. Способы интенсификации и деинтенсификации оценки 76
1.4.4. Фразеологическое сравнение и оценка 80
Выводы по первой главе 82
ГЛАВА II Система интертекстуальных связей образа
2.1. Прецедентный образ 85
2.1.1. Интертекстуальность и прецедентные единицы 85
2.1.2. Прецедентное сравнение 91
2.1.3. Особенности интертекстуальных элементов 100
2.1.4. Степень прецедентности интертекстуальных элементов 103
2.1.5. Интертекстуальные элементы как единицы прецедентного поля 106
2.1.6. Аксиологический потенциал прецедентных сравнений 113
2.2. Межъязыковая адаптация образа 117
2.2.1. Перевод как интертекстуальная деятельность 117
2.2.2. Переводимость образов и образная адаптация 129
2.2.3. Преобразования в процессе образной адаптации 129
2.2.4. Аксиологический компонент в переводе 144
2.2.5. Культурологически обусловленные преобразования 148
2.2.6. Перевод прецедентных сравнений 154
Выводы по второй главе 160
Заключение 164
Библиография 167
Список художественной литературы 186
Словари и справочники 195
Список сокращений 196
Приложение 1 197
Введение к работе
В последнее время все большее внимание уделяется исследованию диалогизма, полифоничности в тексте или интертекстуальности. Становление теории интертекстуальности обусловлено стремительным увеличением роли информационных процессов в жизни общества и активной разработкой информационного пространства на основе предшествующего опыта, закрепленного в текстах прошлых лет. Развивая идеи родоначальников теории интертекстуальности (М.М.Бахтина, Ю.Кристевой, Р.Барта, и др.), лингвисты исследуют типы интертекстуальных отсылок, их характеристику, особенности возникновения и функционирования (И.В.Арнольд, Д.Б.Гудков, В.В.Красных, Ю.Н.Караулов, Г.Г.Слышкин, А.Е.Супрун и др.). Интертекстуальные элементы играют важную роль в различных видах дискурса, но особенно активно интертекстуальность прослеживается в создании образности художественных произведений. Являясь основной категорией художественной речи, образ может осуществлять взаимосвязь текстов и культур. Образы создаются на основе интертекста или сами выступают в качестве заимствуемых элементов.
Образ и образность являются ключевыми понятиями для языка искусства и языка литературы в частности, однако до сих пор нет четкого определения этих терминов. Существующие определения тяготеют больше то к области психологии и физиологии [М.Г.Ярошевский, Н.К.Рябцева], то к области стилистики, лингвистики, когнитологии и литературоведения [В.Б.Шкловский, А.И.Ефимов, С.М.Мезенин, Н.Ф.Крюкова, В.В.Виноградов, Г.Н.Поспелов, Е.В.Тряпицина и др.]. Часто происходит смешение понятий словесной, языковой, речевой и художественной образности. Примечательно, что составителями лингвистической энциклопедии «Языкознание» художественный образ не рассматривается как лингвистическое понятие. Это свидетельствует о том, что художественный образ как таковой, несмотря на
5 многочисленные исследования, не вписан в терминологический аппарат науки о языке.
В связи с вышесказанным, актуальность настоящей работы обусловлена необходимостью уточнения понятий образа и образности, системного анализа способов создания образности, изучения интертекстуальной природы образа. В некоторых работах упоминается возможность образа выступать в качестве интертекстуальной единицы [Н.А.Фатеева], однако механизм функционирования таких образов не исследуется. Тем более не рассматриваются особенности перехода образа из одной культуры в другую в процессе межъязыковой трансляции.
Цель данного исследования состоит в выявлении способов создания образности, а также в изучении интертекстуальной природы образа на примере образных сравнительных конструкций (СК).
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
определить способы .создания образности и выделить компоненты образа;
рассмотреть структурные и семантические особенности образных сравнительных конструкций, проанализировать их аксиологический потенциал;
выделить парадигмы образов англоязычной культуры и, сравнив с парадигмами образов русской культуры, определить их сходства и отличия;
определить, в чем состоит интертекстуальность и прецедентность образов; рассмотреть прецедентные сравнения, их свойства и типы апелляции к предтексту; определить степень социализации прецедентных единиц (ПЕ), входящих в состав сравнительных конструкций, и выстроить их прецедентное поле.
5. определить условия сохранения образности при переводе и выделить способы и виды преобразований, необходимых для успешной межъязыковой трансляции образов;
Методологической и теоретической базой диссертации послужили
работы, посвященные изучению интертекстуальности и прецедентности
(М.М.Бахтин, Д.Б.Гудков, В.В.Красных, Ю.Н.Караулов, Г.Г.Слышкин,
А.Е.Супрун, R.Barthes, U.Eco), а также исследования по теории образов и
стилистике (И.В.Арнольд, Н.Д.Арутюнова, Д.У.Ашурова, В.В.Виноградов,
А.И.Ефимов, Б.МГаспаров, С.К.Гаспарян, Н.А.Кожевникова, С.М.Мезенин,
НХ.Наставшева, Н.В.Павлович, А.В.Федоров, И.В.Шенько, A.Ortony),
аксиологии (Е.М.Вольф, А.А.Ивин, М.С.Ретунская, A.G.Bahm),
переводоведению (И.С.Алексеева, ЛСБархударов, Е.В.Бреус,
Ю.В.Ванников, В.Г.Гак, Г.Егер, В.Н.Комиссаров, Л.К.Латышев, Р.К.Миньяр-Белоручев, Я.И.Рецкер, А.Д.Швейцер, J.Catford, RJacobson, O.Kade, A.Neubert, E.Nida), культурологии и лингвокультурологии (В.В.Воробьев, М.А.Кулинич, Ю.М.Лотман, А.В.Михайлов, В.И.Хайруллин).
Объектом исследования является образ в системе интертекстуальных взаимосвязей. В качестве предмета исследования рассматриваются структурно-семантические особенности образных сравнений.
Материалом исследования послужил корпус 3075 сравнительных конструкций, полученных методом сплошной выборки из произведений американских и английских авторов 19 и 20 веков, а также их переводов на русский язык.
Научная новизна работы состоит в комплексном анализе способов создания образа и образности, в изучении интертекстуальных взаимосвязей образа в этнокультурном и интернациональном аспектах, а также в методике исчисления степени прецедентности интертекстуальных элементов, включенных в состав образа.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что образность и процесс перевода рассматриваются с точки зрения
интертекстуальности, а прецедентные единицы - с точки зрения их принадлежности к языку. Это позволяет использовать полученные результаты для дальнейшей разработки теории интертекстуальности, а также для развития полевого подхода к организации прецедентных единиц.
Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут найти применение при разработке лекционных курсов по стилистике, лексикологии, лингвокультурологии, теории перевода. Полученный материал можно использовать на практических занятиях по интерпретации текста и практическому переводу.
В диссертационном исследовании использовались следующие методы: метод компонентного анализа, метод анализа словарных дефиниций, статистический анализ, метод интроспекции, полевый метод, метод сопоставительно-стилистического анализа текста оригинала и переводов, метод трансформационного анализа.
На защиту выносятся следующие положения:
Парадигма образа - это инвариант образных характеристик, связывающих устойчивые смыслы отношением отождествления или уподобления. Совокупность парадигм образов представляет собой систему образов данной культуры.
Индуцирование закрепленных за парадигмой сем представляет универсальный механизм создания образности, при этом в каждом конкретном образе происходит акцентуация дополнительных семантических множителей элементов СК, включая временную транспозицию аксиологических признаков.
Наличие в составе образа прецедентных единиц свидетельствует об интертекстуальных взаимосвязях образа. Прецедентные единицы являются сложными знаками с двойной актуализацией и могут быть организованы в прецедентное поле, расположение ПЕ внутри поля зависит от степени прецедентности единиц. Понимание прецедентного
8 образа зависит от степени социализации прецедентной единицы в лингвокультурном сообществе. 4. Переводческая деятельность как разновидность интертекстуальной интерпретации межъязыковых связей текстов предполагает образную адаптацию: многоуровневое преобразование образа в процессе межъязыковой трансляции, обусловленное особенностями языка, культуры и литературной традиции принимающего лингвокультурного сообщества. Перевод образа состоит не только в воссоздании образа в знаках языка перевода, но и в восстановлении его статуса в системе межтекстовых взаимосвязей.
Структура исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и двух приложений.
Во введении обосновывается выбор темы работы, ее актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая значимость, определяются цели, задачи и методы исследования.
В первой главе излагаются теоретические предпосылки данного исследования, рассматриваются понятия образа и образности, определяются компоненты образа, выявляются способы создания образности на основе анализа образных сравнительных конструкций, изучается аксиологический потенциал сравнительных конструкций, выделяются парадигмы образов английской и американской литературы и сравниваются с парадигмами образов русской литературы.
Во второй главе рассматриваются вопросы интертекстуальности, прецедентный характер образа, прецедентное сравнение; описываются типы прецедентных сравнений и определяются виды апелляции прецедентных единиц; предпринимается попытка определения степени прецедентности прецедентных единиц и построения прецедентного поля; изучается переводимость образов и их адаптация в процессе межъязыковой трансляции.
Заключение подводит общий итог исследования, в нем намечаются перспективы дальнейшей разработки проблемы.
Апробация работы. По теме диссертации опубликовано 8 работ. Результаты исследования излагались на Всероссийской научно-практической конференции «Межкультурная коммуникация: современные тенденции и опыт» (Нижний Тагил, 2004), на ежегодных итоговых научно-практических конференциях преподавателей и студентов ОПТУ, а также на заседаниях кафедры английской филологии ОПТУ в 2001-2005 годах.
Образ в языке и речи
Образ - понятие многоплановое. Прежде всего, образ является категорией психологической: это определенные чувственные представления, возникающие в сознании коммуникантов.
Образ как категория сознания формируется восприятием, памятью и воображением, он ближе к миру, чем к смыслу, в образе форма и смысл -потенциальные стороны знака - не разделены [Арутюнова Н.Д., 1988: 119]. Основной источник образа - зрительное впечатление, на базе которого выделяются также зрительно-осязательные, зрительно-обонятельные, зрительно-звуковые и зрительно-вкусовые впечатления. Однако отбор внешней информации производится субъектом также на основе некоторых внутренних критериев, которые, хотя и ведут свое происхождение от объективного мира, зависят также и от индивидуальной способности субъекта к продуктивной деятельности [Морозов М.Н., 1976: 53]. Проследить различие реального образа предмета в восприятии разных людей проще всего в изобразительном искусстве. Каждый художник, используя свой опыт в познании мира, создает образ по-своему: цвет, форма, тень, положение в пространстве. Вне пространства образ невозможно ни воплотить, ни познать, он вбирает в себя характеристики окружающих явлений, трансформируется относительно них и в связи с ними.
В качестве задач образа Н.ДАрутюнова [ Арутюнова Н.Д., 1988: 124-125] называет: 1) создание эффекта присутствия в ситуации отсутствия; 2) обобщение «кадров» (опыта) в пределах индивида и класса. Поэтому образ как категория сознания представляет собой такую психологическую единицу, которая позволяет вызвать чувственное представление о предмете, действии или явлении. Она зависит непосредственно от познавательного личного опыта каждого отдельного человека, от его отношения к положению вещей во времени и пространстве. В таком образе слиты воедино смысл и форма.
Индивидуальные представления или образы постепенно закрепляются в языке и приобретают воспроизводимость в речи, они утрачивают свою субъективную окраску, становясь достоянием речевой практики всего данного коллектива или его определенной части. Из образа «для одного» он превращается в образ для многих или всех говорящих [Лукьянова Н.А., 1986: 68]. Подобные представления в языковой памяти обычных носителей языка свернуты к минимуму, до «почки», из которой они по требованию обстоятельств могут развертываться, «раскрываться», «развиваться» [Аскольдов С.А., 1928]. Узуальные представления могут также интерпретироваться носителями языка, приобретая индивидуальную окраску. То есть как узуальные, так и индивидуальные образы являются объективной предпосылкой множественности их истолкований.
В процессе языкового общения мы пользуемся неким кодом - языком, информационное наполнение которого вызывает в нашем сознании возникновение образов. Способность говорящих откликаться и на каждую частицу языкового материала, и на композиции, которые возникают из их объединения в речи, образными представлениями, спонтанно возникающими в сознании, составляет неотъемлемую черту языковой деятельности, столь же необходимую для ее успешного осуществления, как владение множеством коммуникативных фрагментов и умение интегрировать их в высказывания [Гаспаров Б.М., 1996: 246]. При выполнении условий использования языка мы можем рассчитывать на то, что речевой акт реализован, то есть образные представления коммуникантов совпали.
Языковой знак и образ существенно отличаются друг от друга. Знак представляет собой единство идеального и материального. Образ субъективен и идеален. Образ не обладает ни действительным, ни телесным существованием. Мы не ощущаем ощущения, не воспринимаем восприятие. Это объясняется тем, что образ не имеет другого содержания, кроме того, которое характеризует отражаемый предмет [Резников Л.О., 1964: 77], т.е. образ двойственен по своей природе. Знак имеет тройственную структуру, включающую материальную субстанцию (например, слово), понятие и предмет. Кроме того, языковой знак произволен, он репрезентирует предметы, с которыми не имеет какого-либо существенного подобия или сходства. Образ изоморфен, сходен с изображаемым им предметом [Мезенин СМ., 2002: 6], но не идентичен ему. Отражение может быть лишь приблизительно верным, поскольку лишь наиболее существенные свойства объекта непосредственно детерминируют активность сознания на основе принципа отражения, другие же свойства допускают творческий вклад субъекта в формирование образа объекта благодаря их выборочному использованию субъектом и относительно свободной интерпретативной процедуре [Морозов М.Н., 1976:46].
Языковая сущность сравнения
Первые упоминания о сравнении встречаются в античных учебниках Аристотеля, Квинтиллиана, Деметрия, правда, изучалось оно вкупе с метафорой как некое отклонение от «правильной речи». Но именно в XX веке сравнение стали выделять из состава метафор, изучая структурные, семантические, стилистические, функциональные, когнитивные и др. особенности данного явления [Д.У.Ашурова, СК.Гаспарян, И.В.Назарова, Н.Г.Наставшева, И.В.Шенько, Э.Ортони и др.].
Нельзя отрицать, что между образным сравнением и метафорой существует много общего, что позволяет некоторым лингвистам считать сравнение развернутой метафорой. Подобное сходство основывается на том, что и метафора, и сравнение формируются на основе сближения двух разнородных, несопоставимых в реальной жизни понятий. Однако между данными стилистическими средствами нельзя ставить знак равенства, поскольку один и тот же процесс сопоставления приводит к разным результатам. Основная задача лингвистов состояла и состоит в определении причин и механизмов данного различия. Каждый языковед объясняет эти причины по-своему.
Так, У.Стэнфорд разницу между сравнением и метафорой видит в том, что в составе метафоры значение слова расширяется, в то время как в сравнении никакого переноса не происходит и каждое слово употребляется в своем «нормальном» значении. Метафору он относит к языку, а сравнение -к мышлению [Stanford W., 1936].
М.ИЛеремисина трактует метафору как особую функцию языкового знака, сравнение рассматривается в рамках синтаксической систематики, тем самым разграничивается их языковое выражение [Черемисина М.И., 1976].
МакКормак говорит о метафоре как о когнитивном процессе формирования и выражения нового понятия, сравнение же в образовании понятий не участвует [MacCormac Е., 1976].
Э.Ортони считает, что в метафоре искажение реальных фактов намного очевидней, чем в сравнении [Ortony А., 1981]. При этом метафора - это тип употребления языка, сравнение - тип психологического процесса.
Шарль Балли полагает, что «метафора - это не что иное, как сравнение, в котором разум под влиянием тенденции сближать абстрактное понятие и конкретный предмет сочетает их в одном слове» [Балли Ш., 1961: 221]. Бразговская также поддерживает идею сокращенного сравнения [Бразговская Е.Е., 2000: 57].
А.Вежбицкая, Э.Ортони и другие исследователи полагают, что метафору нельзя считать сокращенным сравнением [Ортони Э., 1990: 227], поскольку «классическая формулировка помещает отличие между метафорой и сравнением в поверхностную, а не глубинную структуру» [Вежбицкая А., 1990: 142].
Мишель Ле Гуэрн приходит к выводу о значительном формальном сходстве между метафорой и сравнением, однако он предлагает разграничивать результаты воздействия, производимого метафорой и сравнением. Ле Гуэрн отмечает, что сравнение обращается к воображению посредством интеллекта, в то время как метафора устремляется к чувствам посредством воображения [Le Guern М., 1974: 59-60].
Н,Д.Арутюнова видит решение вопроса в определении отношений тождества и подобия в результате акта сопоставления. Метафора создается тем, что подобию придается вид тождества (поскольку тождество существует только между кореферентными именами), сравнение основывается на установлении подобия. Причем возможности отождествления ограничены, тогда как возможности уподобления безграничны. «Сравнение указывает на подобие одного объекта другому, независимо от того, является ли оно постоянным или преходящим, действительным или кажущимся, ограниченным одним аспектом или глобальным, метафора выражает устойчивое подобие, раскрывающее сущность предмета, и в конечном счете его постоянный признак. Подобие может быть иллюзорным, это то, что показалось, метафора - это то, что есть» [Арутюнова Н.Д., 1999: 354].
В результате создания метафоры происходит так называемая семантическая амальгамация, формирование нового понятия. В сравнении уподобляемые объекты существуют параллельно, достаточно независимо друг от друга. Значения слов, используемых в сравнении, не претерпевают изменений. «Выражая представления, а не понятия, сравнения остаются фактом речи, а не языка, они создаются свободно, как любое свободное словосочетание или предложение, построенное в зависимости от смыслового задания речи» [Федоров А.И., 1969: 15].
Прецедентный образ
Мир, в котором мы живем, един, поэтому образы, которые авторы черпают из окружающей нас действительности, в чем-то совпадают. В основе образа может лежать одна и та же парадигма, однако каждый автор либо выделяет новый признак, на основе которого происходит сближение контрастных лексико-семантических групп, либо подбирает новый набор детерминантов, лимитирующих условия появления увиденного сходства в теме и контртеме, сводимых в одном образе. Молено сказать, образы «кочуют» из одного произведения в другое, обогащаясь новыми смысловыми оттенками. Если принять положение о том, что «вся человеческая культура -это единый текст, включенный в бытие» [Черняева А.С.], то подобное явление - это результат не только схожих когнитивных процессов в познании мира, но и признак интертекстуальности [Фатеева Н.А., 1998: 10]. Образ «заимствуется», каждый образ может найти свой аналог в ряде других текстов. Однако в данном случае исходный текст не поддается идентификации, поскольку выбор образа автором происходит, скорее всего, подсознательно, из глубин той части нашего «я», которая не подлежит инвентаризации. «Не поэт наталкивается на свой образ, но образ находит его» [Михайлов А.В., 1997: 179]. Такое невольное заимствование В.М.Жирмунский назвал «бессознательным действием творческой памяти» [Жирмунский В.М., 1977: 339].
В противовес «неосознаваемой» интертекстуальности, существует интертекстуальность «осознаваемая», с точки зрения автора - это способ порождения собственного текста и утверждения своей творческой индивидуальности через сложную систему отношений оппозиций, идентификаций и маркировки с текстами других авторов [Фатеева Н.А., 1998: 25]. «Намеренная» интертекстуальность ищет пути и способы, сигнализирующие о присутствии имплицитной информации, она реализуется как включение в текст либо целых других текстов другим субъектом речи, либо их фрагментов в виде цитат, аллюзий, реминисценций, либо даже лексических или других языковых выражений, контрастирующих по стилю с принимающим текстом [Арнольд И.В., 1999: 392].
Интертекстуальность стала активно изучаться с середины XX века. Одним из первых на проблематику своего и чужого в тексте обратил внимание М.М.Бахтин [Бахтин М.М., 1979]. Под концепцией «интертекстуальности Бахтина» понимают «качество произведений, создаваемых на основе уже имеющихся текстов» [Бушманова Н.И., 1996: 10]. После М.М.Бахтина вопросы интертекстуальности рассматривались в русле западного постструктурализма и деконструктивизма, а также постмодернистского литературоведения такими авторами, как Р.Барт, Ю.Кристева, Ж.Женетт, У.Эко и др. [Barthes R., 1977; Kristeva J., 1972; Genette G., 1982; Eco U., 1984]. Сам термин «интертекстуальность» был введен в 1967 Ю.Кристевой и первоначально был только литературоведческим. Следуя концепции диалогичности своего и чужого у М.М.Бахтина, Ю.Кристева писала: «Мы будем называть интертекстуальностью эту текстуальную интеракцию, которая происходит внутри отдельного текста. Для познающего субъекта интертекстуальность -это понятие, которое будет признаком того способа, каким текст прочитывает историю литературы и вписывается в нее» [цит. по Попова И.М., 1997: 7]. Интертекст Ю.Кристева понимает как пространство схождения всевозможных цитации: «текст строится как мозаика цитат, всякий текст есть поглощение и трансформация другого текста» [Kristeva J., 1972: 348]. Сходную точку зрения разделяет и Р.Барт [Барт Р., 1994: 32-33].
В настоящее время интертекстуальность является объектом исследования самых различных отраслей науки - лингвистики текста, структурной лингвистики, стилистики декодирования и литературоведения.
В связи с этим можно говорить о широком (литературоведческом) и узком (лингвистическом) понимании интертекстуальности. В широком смысле интертекстуальность понимается как открытость и незамкнутость текстовых связей по отношению к уже существующему корпусу текстов. Интертекстуальность как лингвистическое явление представлена в работах И.В.Арнольд, Д.Б.Гудкова, Ю.Н.Караулова, В.Г.Костомарова и Н.Д.Бурвиковой, М.А.Кулинич, Н.А.Фатеевой, Г.Аллена, М.Фуко, М.Гардинера [Арнольд И.В., 1999; Барт Р., 1989; Гудков Д.Б., 1999; Караулов Ю.Н.,1987; Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д., 1994; Кулинич М.А., 2000; Фатеева Н.А., 1998; Allen G., 2000; Foucault М., 1974; Gardiner М, 1992] и трактуется как «аллюзивный процесс» [Христенко И.С.], «вертикальный контекст текстового универсума» [Супрун А.Е., Ахманова О.С., Машкова Л.А. и др.] или «прецедентность» [Гудков Д.Б., Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д.,]. Термин «прецедентность» подразумевает использование готового текста для установления соотношения с предшествующими текстами, что активизирует процессы воспоминания, извлечения из объема общей культурной памяти индивида необходимых для понимания текста знаний. Лингвистов интересуют не только межтекстовые взаимосвязи, но и форма или границы заимствованных элементов, а также их содержание и статус. Таким образом, понятие интертекстуальности шире понятия прецедентности.
Межъязыковая адаптация образа
Вопрос об интертекстуальном характере перевода в настоящее время изучен мало как в отечественной, так и в зарубежной филологии. Впервые этим вопросом заинтересовался А.Нойберт [ Neubert А., 1985]. Согласно А.Нойберту, перевод обладает опосредованной интертекстуальностью [Neubert, 1985: 114-115], которая предоставляет текст оригинала в распоряжении другого коммуникативного сообщества путем включения этого текста в матрицу своих текстов и порождает текст перевода, отсылающий обратно к коммуникативной деятельности носителей исходного языка, у которых есть свои собственные текстовые стереотипы. Таким образом, А.Нойберт видит задачу переводчика в посредничестве между двумя версиями интертекстуальности - текстом оригинала, вписанным в сверхтекст одной языковой культуры, и текстом перевода, вписанным в сверхтекст другой языковой культуры [там же].
Однако мы полагаем, что текст оригинала и текст перевода не являются разновидностями интертекстуальности, скорее всего они выступают как текст-источник (текст оригинала) и интертекст (текст перевода). При этом текст перевода характеризуется опосредованной интертекстуальностью как межъязыковой связью текстов (ср. с такими разновидностями как «архитекстуальность как жанровая связь текстов» или «метатекстуальность как пересказ и комментирующая ссылка на предтекст» [Фатеева Н.А.,1998: 31-35]).
Опосредованная интертекстуальность (1) значительно отличается от интертекстуальности, описанной в разделе 2.1.1. «Интертекстуальность и прецедентные единицы» (2) (далее мы будем оперировать терминами перевод (1) и интертекстуальность(2)).
Во-первых, при переводе происходит заимствование не отдельных фрагментов текста, а целого текста с сохранением формы и содержания, выраженных средствами переводящего языка. При этом прецедентные единицы или интертекстуальные элементы обладают механизмом свертывания, а текст перевода - нет. Впоследствии текст перевода сам становится источником интертекстуальных элементов уже в корпусе текстов культуры принимающего языка, то есть становится предтекстом.
Во-вторых, интертекстуальность - это свободный, импровизированный диалог текстов. Перевод же «стимулируется только со стороны исходного текста. Роль производного текста (перевода) здесь подчиненная. Если интертекст - это «диалог» равноправных феноменов речетворчества, осуществляющийся по принципу «реплика-реплика», то перевод - нечто сродни диалогу «реплика-эхо» [Кураш СБ., Гришкова О.Н.]. Как отмечает Н.А.Кузьмина, «сам факт существования высокохудожественного произведения делает предсказуемым его переводы на другие языки, включая потенциальную неединственность перевода на один язык» [Кузьмина Н.А.].
В-третьих, интертекстуальная отсылка сигнализирует читателю о связи с другим текстом, а перевод становится гиперссылкой на целый корпус текстов и культуру иноязычного социума. Текст перевода становится интертекстом по отношению к культуре носителей языка оригинала.
Необходимо отметить, что как прецедентный элемент, так и перевод подвергаются интерпретативной процедуре. Прецедентный элемент предварительно анализируется автором и преподносится в таком контексте и в такой форме, какая ему необходима для передачи сообщения. Переводчик также может прибегнуть к интерпретации содержания отдельных элементов текста с целью их адекватной передачи на языке перевода, исходя из тезауруса своих читателей и социо-культурных различий между носителями ИЯ и ПЯ. Однако интерпретационная деятельность переводчика ограничена текстом оригинала, в то время как у автора оригинального произведения таких ограничений нет.
Во-первых, при переводе происходит заимствование не отдельных фрагментов текста, а целого текста с сохранением формы и содержания, выраженных средствами переводящего языка. При этом прецедентные единицы или интертекстуальные элементы обладают механизмом свертывания, а текст перевода - нет. Впоследствии текст перевода сам становится источником интертекстуальных элементов уже в корпусе текстов культуры принимающего языка, то есть становится предтекстом.
Во-вторых, интертекстуальность - это свободный, импровизированный диалог текстов. Перевод же «стимулируется только со стороны исходного текста. Роль производного текста (перевода) здесь подчиненная. Если интертекст - это «диалог» равноправных феноменов речетворчества, осуществляющийся по принципу «реплика-реплика», то перевод - нечто сродни диалогу «реплика-эхо» [Кураш СБ., Гришкова О.Н.]. Как отмечает Н.А.Кузьмина, «сам факт существования высокохудожественного произведения делает предсказуемым его переводы на другие языки, включая потенциальную неединственность перевода на один язык» [Кузьмина Н.А.].
В-третьих, интертекстуальная отсылка сигнализирует читателю о связи с другим текстом, а перевод становится гиперссылкой на целый корпус текстов и культуру иноязычного социума. Текст перевода становится интертекстом по отношению к культуре носителей языка оригинала.
