Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Значение и функция личных местоимений как проблема 11
1.1. Прескриптивный подход 11
1.1.1. Спорные вопросы местоименного значения 11
1.1.2. Категории личных местоимений 18
1.2. Дескриптивный подход 26
1.2.1. Проблема интерпретации употребления объектных форм личных местоимений 26
1.2.2. Спорное в традиционной родовой категоризации местоимений 32
1.3. Когнитивный подход 35
1.3.1. Познавательные установки когнитивной лингвистики 35
1.3.2. Опытная природа знания 39
1.3.3. Фигура наблюдателя в свете теории указательности 44
1.3.4. Личные местоимения с позиций когнитивной лингвистики...48
ВЫВОДЫ К ГЛАВЕ 1 55
ГЛАВА 2. Функционирование падежных форм личных местоимений как отображение механизма категоризации мира говорящим/наблюдателем 57
2.1. Местоимение you как пример соответствия формы и содержания 57
2.2. Перечень конструкций с "нетрадиционным" употреблением форм местоимений 1 -го и 3-го лица 61
2.3. Конструкция It's + obj. pron.: отклонение от нормы или операция над знаниями? 65
2.4. Обусловленность выбора объектного падежа для выражения подлежащего 78
2.4.1. Подлежащее в ряду однородных членов 80
2.4.2. Конструкции с than, as, but + pron. obj 82
2.4.3. Другие эллиптические конструкции 86
2.5. Приложение к подлежащему: избыточность или функциональность? 93
ВЫВОДЫ К ГЛАВЕ 2 98
ГЛАВА 3. Когнитивные истоки родовой категоризации в системе личных местоимений 100
3.1. Основные подходы к интерпретации рода местоимений 100
3.2. Когнитивный аспект родовой категоризации 102
3.2.1. Родовая категоризация представителей животного мира 108
3.2.2. Личные местоимения с предметной (вещной) референцией 121
3.2.3. Местоимение it для указания на человека 130
Выводы к главе 3 139
Заключение 141
Список литературы 144
Список источников цитат 162
- Познавательные установки когнитивной лингвистики
- Перечень конструкций с "нетрадиционным" употреблением форм местоимений 1 -го и 3-го лица
- Приложение к подлежащему: избыточность или функциональность?
- Родовая категоризация представителей животного мира
Введение к работе
Достаточно долгое время в лингвистике преобладал традиционный взгляд на язык как закрытую систему, организуемую и развивающуюся в отрыве от человека (соссюровское «язык в себе и для себя»). На смену структуралистскому подходу пришло понимание того, что для изучения устройства языка необходимо обратиться к его носителю. XX век ознаменовался общенаучным стремлением к учету человеческого фактора в языке, что привело к появлению новых наук на базе смежных (психолингвистика, социолингвистика, антрополингвистика, этнолингвистика), которые способствовали изучению речевой деятельности и человека как центра коммуникации.
Данная работа выполнена в русле когнитивной лингвистики, направленной на решение главного вопроса о том, какими типами знаний и в какой форме обладает человек, «как репрезентировано знание в его голове, каким образом приходит человек к знанию, и как он его использует» (Кубрякова 1996: 58). В основе когнитивного подхода лежит понимание того, что «язык -это лишь небольшая часть того целостного явления, которое мы стремимся познать, и что для его познания необходимо привлечение понятий не только памяти, физиологических, психологических, психофизиологических свойств человека, но и знаний о мире, социального контекста высказываний, способов взаимодействия и организации всех типов знаний, а также всей деятельности человека» (Харитончик 2001: 88). «Язык отражает общий способ восприятия мира, в языке отражается то, как человек видит окружающий его реальный мир и свое место в нем» (Кравченко 1996: 9), вследствие чего формируется языковая картина мира индивида и нации в целом.
Перспективность исследования класса местоимений с позиций когнитивной лингвистики трудно переоценить ввиду их непосредственной связи с речевой ситуацией и человеком как центром коммуникации. Данный класс слов представляет собой одну из очевидных языковых универсалий, имею-
5 щих место во всех языках мира. Неослабевающий интерес к классу местоименных слов обусловлен его неоднородностью и универсальностью значения.
Местоимения рассматривались в разных аспектах: исследовались их синтаксические (Исаченко 1965, Стренадюк 1988), морфологические (Устинова 1951), семантические (Ревзина, Членова 1971; Волков 1984, Шелякин 1986), прагматические характеристики (Кравченко 1992), их функции в речи (Селиверстова 1988); изучались конкретные местоимения (Ильиш 1964, Гу-лыга 1977, Петрова 1995), их классификации (Алехина 1982, Шведова 1998, Глыбин 1999), а также системы местоимений отдельных языков (Майтинская 1969); проводился диахронический анализ местоимений (Бруннер 1956, Бу-бенникова 1988, Шмидт 1995), а также сопоставительные исследования местоимений разных языков (Аюуш 1995, Толгурова 1997). Между тем, функционирование английских местоимений в целом и личных местоимений в частности исследовано недостаточно, а специфика местоименного значения с учетом человеческого фактора меняет сложившееся представление об особенностях функционирования данного класса слов.
Изучение человеческого фактора в языке привело к рассмотрению многих явлений с точки зрения прагматики, направленной на различные параметры речевой ситуации, в условиях которой осуществляется высказывание. Идеи прагматики, развитые и расширенные в рамках когнитивной лингвистики, привели к осознанию центральной роли познающего мир человека в формировании языковой картины мира. При этом в качестве основных выступают такие понятия, как «точка отсчета», «фигура наблюдателя», «центр координат», «личное пространство» (Апресян 1995, Кравченко 1993, 1995, 2001, Erades 1950, Cantrall 1969, Maturana 1970, 2001). Особую роль в понимании прагматической составляющей сыграли слова-указатели вообще, и личные местоимения, в частности, в значении которых деиктическии элемент играет основополагающую роль. Обращение к теории указательности представляется оправданным при рассмотрении проблемы местоименного значе-
ния, ибо позволяет взглянуть на него по-новому. Такой подход помогает доказать и показать, что так называемые нестандартные употребления личных местоимений - нормальное явление, отражающее определенные когнитивные механизмы. «Точка отсчета» как основное понятие прагматики раскрывается через главный тезис биологической теории познания: «Все сказанное сказано наблюдателем. Речь наблюдателя обращена к другому наблюдателю, в качестве которого может выступать он сам» (Матурана 1996: 97). Таким образом, речь идет о двух когнитивных (прагматических) осях дискурса: Говорящем и Наблюдателе и об их взаимодействии в процессе языковой категоризации. В данной работе это взаимодействие положено в основу объяснения функциональных особенностей личных местоимений.
Объектом исследования является класс личных местоимений, относящихся к антропоцентрическому пласту лексики. Предмет исследования -особенности функционирования английских личных местоимений и выявление в этой связи совокупности их нетрадиционных употреблений, а именно, падежного смещения и особенностей родовой категоризации, с последующим обобщением и анализом материала с точки зрения когнитивной лингвистики. В работе исследуется способность личных местоимений отражать определенные когнитивные механизмы, связанные с категоризацией мира на три класса сущностей: субъект/объект/предмет речевой ситуации (Кравченко 1992), где точкой отсчета является субъект восприятия мира. Решается вопрос об особенностях родовой категоризации местоимений, базирующейся на категории одушевленности - неодушевленности, основанием для которой является ненаучное, феноменологическое представление человека об объектах и явлениях окружающего мира.
Актуальность работы определяется той ролью, которую личные местоимения играют в формировании языковой картины мира, в познании мира, накоплении феноменологических знаний. Особенности категоризации действительности субъектом восприятия отражаются в категориальных характеристиках личных местоимений. В данной работе рассматриваются категории
7 лица, падежа и рода, в которых отражены определенные знания человека о
мире. Объяснительная база функционирования местоимений строится на системообразующем факторе категории лица, понятийную основу которой составляет отношение объектов действительности к речевому акту, категори-зуемое в терминах субъекта, объекта и предмета речи. Подход к проблеме категории лица с этих позиций позволяет предложить простую и логически стройную систему противопоставлений, отражающих членение человеком предметной реальности.
Основной целью работы является изучение и объяснение специфики функционирования личных местоимений английского языка в рамках когнитивного подхода.
Данная цель определила постановку ряда частных задач:
Проанализировать существующие подходы к проблеме значения личных местоимений с целью определить связанные с этим спорные вопросы.
Выявить особенности употребления объектного падежа личных местоимений в функциях, традиционно принадлежащих именительному падежу (объектный падеж в функциях подлежащего, предикатива, приложения к подлежащему), и факторы, их определяющие.
Изучить особенности употребления личных местоимений 3 лица ед. числа в случае одушевленных и неодушевленных референтов и определить их когнитивную подоплеку.
Провести интерпретативный анализ семантики высказываний с личными местоимениями.
Достоверность результатов исследования обеспечивается использованием следующих методов: 1) дефиниционный анализ; 2) диахронический анализ; 3) элементы количественного и статистического анализа; 4) интроспективный анализ, 5) интерпретирующий подход.
Основным материалом для исследования послужили произведения английской и американской литературы второй половины 20 - начала 21 вв. (26 источников). Методом сплошной выборки примеры были извлечены из тек-
8 став общим объемом около 7500 страниц, а также из транскриптов художественных фильмов (100 источников) и текстов песен (100 источников). Всего было собрано и проанализировано около 3000 примеров, из которых около 150 приводятся в диссертации.
Научная новизна работы состоит в том, что впервые исследование особенностей функционирования личных местоимений проводится последовательно с когнитивных позиций. При толковании значений личных местоимений учитываются особенности восприятия и когнитивной обработки информации участниками речевой ситуации, что влияет на выбор падежной формы личных местоимений в высказывании. Анализ категории рода личных местоимений исходит из того, что языковая картина мира формируется, с одной стороны, на основе объективных данных об окружающем мире, а с другой стороны, обусловлена состоянием знания индивидов о внешнем мире. Такое представление о мире реализуется в двойственной категории рода, неотъемлемым компонентом значения которой является указание на тип знания (феноменологическое/ структуральное), зафиксированного в элементах класса, образующего категорию.
Теоретическая значимость. Результаты исследования позволяют по-новому взглянуть на категориальное значение личных местоимений как имеющее феноменологический статус. Выводы о выборе форм личных местоимений в зависимости от особенностей восприятия наблюдателем участников речевого акта, в зависимости от их роли в коммуникативном акте, представляются важными не только для англистики, но и для языкознания в целом.
Практическая значимость проделанной работы определяется возможностью применения результатов исследования в процессе преподавания практических и теоретических курсов английского языка, при составлении учебных пособий по грамматике, в лексикографической практике.
9 Проведенное диссертационное исследование позволяет вынести на защиту следующие положения:
Значение личных местоимений имеет феноменологический характер и не может рассматриваться вне связи с субъектом речи и речевой ситуацией в целом.
Категория лица личных местоимений имеет когнитивную природу, она отражает деление всех объектов действительности на три сферы по их отношению к речевой ситуации: / (we) - субъект речи, you - объект речи, he, she, it (they) - предмет речи; интерпретация значения этой категории должна исходить из учета соотношения и взаимодействия двух прагматических факторов: Наблюдателя и Говорящего.
Особенности употребления падежных форм местоимений обусловлены синкретным характером субъекта (Говорящего/ Наблюдателя).
В основе родовой категоризации находится феноменологическое знание Наблюдателя, делящего мир на живое {he), важное {he, she), и не заслуживающее особого внимания, в том числе, и как лишенное статуса лица {it).
Цель и задачи работы определили ее структуру. Работа состоит из введения, теоретической главы, двух практических глав, заключения и списка литературы. Во введении обосновывается выбор темы, формируются центральные задачи исследования, научная новизна и возможности практического применения полученных результатов.
Первая глава посвящена обзору различных точек зрения на характер местоименного значения, вопросу статуса местоимений в языке, описанию категориальных свойств местоимений, в результате чего выявляется противоречивый характер существующих воззрений. Как следствие, делается вывод о необходимости обращения к когнитивной парадигме, которая, за счет осознания центральной роли человеческого фактора при интерпретации языковых
10 явлений, позволяет лучше разобраться в статусе местоимений в языке, а также в структуре их значения.
Во второй главе представлен анализ языкового материала, связанного с особенностью употреблений падежных форм личных местоимений, который позволяет сделать вывод о том, что «нестандартные» употребления форм объектного падежа местоимений суть закономерное, а потому нормальное явление, отражающее определенные когнитивные механизмы, связанные с категоризацией мира на три класса - субъект, объект, предмет речи.
В третьей главе анализируются особенности родовой категоризации объектов и явлений действительности, выраженной в парадигме личных местоимений 3-го лица ед. числа, с точки зрения реализации категорий одушевленности - неодушевленности, активности - пассивности, лица - не-лица.
В заключении обобщаются основные результаты проведенного исследования, формируются вытекающие из него выводы, а также намечаются перспективы дальнейшего исследования.
Диссертация включает список научных источников в количестве 210 наименований (из них 62 на иностранном языке), а также список источников цитат.
Познавательные установки когнитивной лингвистики
Большинство современных ученых признают необходимость и, более того, начавшийся процесс смены научной парадигмы - переход от системо-центризма к антропоцентризму, к которому относится когнитивная наука в целом и когнитивная лингвистика в частности. Признание того факта, что «почти в каждом слове можно обнаружить следы человека» (Арутюнова 1999: 3), привело к осознанию того, что «оторвать язык, слово от действия, от чувственно-практического отношения личности к действительности - значит рассматривать его как замкнутую и абсолютно самостоятельную систему, в которой знаки обладают лишь тем значением, которое определяется формальными правилами их сочетаний» (Михайлов 1976: 249-250). В центре внимания ученых-когнитологов оказались различные когнитивные процессы в мозгу человека, например научение, восприятие, усвоение языка, приобретение, хранение и использование знаний. Одним из основных объектов изучения при этом стал язык как когнитивная способность, отражающая суть других когнитивных процессов.
Центральная роль языка в изучении человеческой когниции заставляет обратиться к вопросу о том, что является первостепенным - когнитивная наука, поскольку, как указывает Е.С. Кубрякова, нельзя понять смысл и содержание актуальных проблем современной лингвистики без обращения к когнитивной науке (Кубрякова 2004); или когнитивная лингвистика, исходя из того, что вся когнитивная наука так или иначе связана с языком, так как обращается к лингвистике для разъяснения теоретических и практических проблем. Скорее всего, эта связь имеет взаимообусловленный характер, поскольку когнитивная лингвистика изучает язык как отражение когнитивных способностей человека, особенностей его взаимодействия с миром. Язык наилучшим образом иллюстрирует результаты работы человеческого сознания - данные, имеющие непосредственную важность для когнитивной науки. Когнитивная наука, в свою очередь, характеризуется междисциплинарными отношениями, что позволяет использовать опыт разных наук в изучении человека и его когнитивных способностей, отражающихся в естественном языке.
Ж. Фоконье отмечает, что «лингвистика становится чем-то большим, нежели замкнутая (self-contained) область изучения языка; она вносит свой вклад в обнаружение и объяснение общих аспектов человеческой когниции» ([Fauconnier 1999: 124] цит. по Кубрякова 2004: 9). Как указывает А.В. Кравченко, «постижение природы знания и познавательных процессов... невозможно без изучения того, где и в каком виде эти знания материализованы, т.е. без изучения языка» (Кравченко 20016: 5).
Идеи когнитивизма находят отражение во многих современных исследованиях в области лингвистики (Кубрякова 1997; Баранов, Добровольский 1997; Болдырев 2004, Кравченко 1996, 2001а, Langacker 1987а,б, 1991; Fillmore 1982, Jackendoff 1983, Lakoff 1987, Kravchenko 2002, 2006). Основной отличительной чертой когнитивной лингвистики является отношение к языку как когнитивной деятельности, что предполагает привлечение человеческого фактора при интерпретации языковых фактов, в которых непосредственным образом отражается то, каким образом человек категоризует окружающую его действительность. В этом заключается принципиальное отличие когнитивной лингвистики от традиционного языкознания, в рамках которого речь шла о языке как о закрытой, замкнутой системе, развивающейся в отрыве от человека. Когнитивная лингвистика отличается от традиционных воззрений еще и тем, что она стремится не к простому описанию языковых явлений, единиц как частей системы, но ставит перед собой вопрос «Почему?», тем самым, выполняя объяснительную функцию, т.е. основную функцию науки (Кубрякова 2004).
Вопросы, которые ставит перед собой когнитивная лингвистика, не новы. Идеи необходимости изучения человеческой составляющей в языке витали в воздухе еще со времен В. фон Гумбольдта, А.А. Потебни. Большое влияние на появление новой, когнитивной парадигмы оказала трансформационная (а затем - порождающая, генеративная) грамматика Н. Хомского. Данные факты говорят о том, что идея человеческого начала в языке уже давно стала актуальной как способная раскрыть глубинные уровни языкового сознания.
В чем же принципиальное отличие когнитивной лингвистики от всех других лингвистических течений?
Обобщая опыт лингвистов-когнитологов, Н.Н. Болдырев выделяет три основных отличия когнитивного подхода к языку. Во-первых, исследование языка в его когнитивной функции предполагает его рассмотрение как когнитивной способности человека. Во-вторых, это принципиально новая постановка проблемы соотношения языка и сознания, которая заключается в том, что с позиций когнитивной лингвистики изучается не просто область мышления, но также рассматриваются другие психические процессы, непосредственно связанные с речевой деятельностью. Третье отличие когнитивной ЛИН 38 гвистики обусловлено признанием центральной роли человека в процессах познания и в речевой деятельности (Болдырев 2004: 22-24).
Выделяя основные постулаты когнитивного направления, А.Н. Баранов и Д.О. Добровольский (1997: 14) обращают особое внимание на то, что 1) изучение языковых форм заведомо неполно без обращения к когнитивным категориям, поскольку, как показывает опыт лингвистики и когнитивной науки, мыслительные категории практически неотделимы от языковых категорий; 2) реальные объяснения функционирования языка можно получить только при обращении к когнитивным структурам. Для когнитивной парадигмы объяснение определяется экспликацией связей языкового выражения со структурами знаний и процедурами их обработки. Таким образом, основную задачу когнитивной лингвистики можно определить как стремление показать взаимодействие языковых единиц и лежащих в их основе структур знания, из чего следует, что вопрос языкового значения неразрывно связан со знанием, с познавательной деятельностью человека. В этой связи особое значение приобретают такие понятия как «значение», «знание», «среда», «опыт», нацеливающие на рассмотрение языка как продукта взаимодействия с миром (Кравченко 2001а).
Именно язык отражает особенности человеческого сознания, основными процессами которого являются концептуализация и категоризация (см. современные представления о процессе категоризации в работах Э. Рош (Rosen 1977), Дж. Лакоффа (Lakoff 1987), в которых описывается теория прототипов). В рамках такого понимания языка широкое распространение получило понятие «языковая картина мира» как совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Понятие языковой картины мира восходит еще к идеям Блаженного Августина (Philipse 1992). В новое время интерес к этому вопросу возник благодаря работам В. фон Гумбольдта, который рассматривал язык как «орган, образующий мысль, следовательно, в становлении человеческой личности, в образовании у нее системы понятий, в присвоении ей накопленного поколениями опыта языку принадлежит ведущая роль» (Гумбольдт 1984: 78).
Кроме понятия «языковая картина мира» в лингвистический обиход также прочно вошли такие понятия, как «языковое видение мира», «наивная модель мира», суть которых заключается в том, что «в системе языка, в его грамматическом строе и лексиконе отражается то, как человек видит окружающий его реальный мир и свое место в нем, при этом условия естественной среды обитания отдельной языковой общности играют немаловажную роль в формировании концептуальной системы того или иного языка» (Кравченко 1996: 9) (см. также Апресян 1986, Вежбицка 1986, Колшанский 1990, Кравченко 1992, Lakoff 1987). Если ранее считалось, что язык открывает окно в окружающий нас мир, то на сегодняшний день ясно, что «язык - это окно в духовный мир человека, в его интеллект, средство доступа к тайнам мыслительных процессов» (Кубрякова 2004: 13) - поправка, которая является очень важной для понимания сути когнитивной парадигмы.
Таким образом, признание особой роли человека и его знаний, учет взаимодействий разных типов знаний, разграничение мышления и других познавательных процессов формируют специфику когнитивной лингвистики как самостоятельного научного направления. Когнитивный подход расширил рамки идей антропоцентризма, прагматики, беря во внимание не только слова-указатели, но и весь язык как отражение человеческой когниции.
Перечень конструкций с "нетрадиционным" употреблением форм местоимений 1 -го и 3-го лица
Явление падежного смещения, вслед за местоимением 2-го лица, распространилось на все личные местоимения английского языка. Однако характер этого смещения отличается тем, что оно отражается на уровне функционального перераспределения, в то время как формы обоих падежей - общего и объектного - сохраняются.
В ходе анализа языкового материала, извлеченного из произведений художественной литературы, текстов песен, художественных фильмов (общее количество источников - 226) методом сплошной выборки, выяснилось, что постулируемое прескриптивными грамматиками правило об использовании лишь именительного падежа в функциях подлежащего и предикатива не соответствует реальному положению дел. Так, помимо традиционных (или "нормативных") употреблений, местоимения в объектном падеже встречаются в функциях:
1) предикатива ("Who s there? " "It s me");
2) подлежащего:
а) в ряду однородных членов (You and me are alive; That s how me and Mommy got money);
б) в сравнительных предложениях после союзов as, than, like (Gerald was much older than me; He is a lot older than her, like Kai);
в) в придаточных предложениях исключения после союзов but, except, save (Everybody s getting served but us; There s nothing in this room except you and me and Georgie); г) в других эллиптических конструкциях ("When did you return? " "Me?"; "I thought I was dead". "Me too ");
д) при нефинитности сказуемого (Me trust him? Never!);
е) в двусоставном предложении с формальным there (There is те);
3) приложения к подлежащему (Me, Гт a proper baby; But you and me, we know better).
Анализу были подвергнуты 2000 примеров, качественное и количественное распределение которых представлено в приведенной ниже таблице. Оставшийся 51 пример из рассмотренных 2000 включает в себя примеры возвратных местоимений, функционирующих наряду с личными местоимениями в приведенных конструкциях.
Как видно из таблицы № 2, наибольшее количество примеров приходится на функцию подлежащего - 1406, что составляет 72 % от общего количества примеров. Предикативная конструкция представлена 419 примерами (21 %). Менее частотным является приложение к подлежащему - 99 примеров (5 %), междометия - 14 примеров (1 %). В ходе исследования также выявлены случаи обратной падежной замены (именительный падеж вместо объектного падежа) - 11 примеров. Ср.:
(13) "Then again, you may pick up just enough education to hate people who say, "It s a secret between he and T\ Or you may end up in some business office, throwing paper clips at the nearest stenographer" (Salinger 2003: 187);
(14) "I m talking about the Associated Press. They got this story that we pulled this interview and they talked to Mike and /" (sc. The Insider);
(15) "Let s be honest here. We re just at the beginning. I don t expect you or /to change the course of where our lives were headed because of two dates" (sc. Unbreakable).
Ввиду того, что данное языковое явление не получило широкого распространения в современном английском языке (около 1 % от общего числа примеров с падежным смещением), мы не рассматриваем его в данном исследовании. Можно предположить, что конструкции такого типа являются примером неукоснительного следования предписательным нормам грамматик в стремлении показать достаточный уровень полученного формального образования.
Несмотря на высокую частотность употреблений личных местоимений в функции подлежащего в составе однородных членов, эллиптических конструкций и предложений с формальным there, разрыв между количеством традиционных и "девиантных" употреблений падежных форм незначительный: традиционное употребление - 660 случаев (47 %), девиантное употребление - 746 случаев (53 %).
В предикативных конструкциях наблюдается абсолютное преобладание форм объектного падежа: традиционное употребление - 28 (7 %), "девиантное" -391 (93 %).
Употребление приложения, выраженного личным местоимением, представлено следующим соотношением: традиционное - 31 пример (31 %), нетрадиционное - 68 примеров (69 %).
Таким образом, можно сделать вывод, что нетрадиционное с точки зрения грамматик употребление в большей или меньшей степени преобладает над нормативными употреблениями в представленных конструкциях. Отсюда уместно возникает вопрос, являются ли так называемые «нормативные» употребления нормой на самом деле?
Идеи системоцентризма оказали существенное влияние на развитие взглядов на норму (см. Ельмслев 1960, Пешковский 1958, Щерба 1974). Система и норма зачастую рассматриваются как близкие понятия, отражающие специфику языка в плане его внутреннего устройства, и противопоставляются речевой деятельности, раскрывающей специфику языка в аспекте его функционирования; в этом случае норма выступает как абстракция, «идеал, к которому стремятся, но не достигают» (Вандриес 1937: 224); «идеал, раз навсегда достигнутый, как бы отлитый на века вечные» (Пешковский 1958: 55), тогда как в действительности она реализуется в речи и не существует вне речевых реализаций. Сложности, которые представляет собой осмысление и описание нормы, связаны, прежде всего, с нерелевантностью системоцентрического подхода к языку и языковой норме. Нормы должны, по сути, поддерживаться языковой практикой.
Для изучения местоименного функционирования мы обратились к произведениям современных писателей (традиционным источникам нормы), художественным фильмам, текстам песен (общепринятому современному упот 65 реблению), которые иллюстрируют высокий уровень падежных смещений.
Это говорит о том, что явление падежного смещения широко распространено и каждая конструкция требует детального анализа для выявления определенного когнитивного аспекта, обуславливающего особенности падежного употребления. В свою очередь, падежная перекатегоризация местоимения 2-го лица позволяет нам предположить, что особенности употребления объектной формы местоимений 1-го и 3-го лица обусловлены определенным смыслом, который следует искать в роли участников речевой ситуации по их отношению к говорящему/ наблюдателю.
Приложение к подлежащему: избыточность или функциональность?
Было бы преувеличением считать, что в английском языке род полностью соответствует различиям по полу, однако очевидно, что «язык обычно организует такие классы «вокруг» каких-то очень простых и понятных противопоставлений» (Плунгян 1996: 130). Категориальный признак рода всегда сопряжен с ближайшими по значению признаками, к которым в разных исследованиях относят признаки одушевленности - неодушевленности, лица -не-лица, активности - пассивности.
Традиционно категорию рода в языкознании рассматривают как базирующуюся на противопоставлении «живой - неживой», которому в лингвистических описаниях соответствует понятие одушевленности - неодушевленности. Идея о совместимости двух типов систем (оппозиция одушевленность/ неодушевленность и мужской/ женский род) восходит к трудам А. Мейе (1938). Сосредоточившись, в первую очередь, на употреблениях, в которых мотивация проступает достаточно очевидно (одушевленные существа и неодушевленные предметы, мужской и женский пол живых существ), автор идеи восстановил процедуру, которая позволила установить следующую сие 101 тему: he, she - одушевленные объекты, относящиеся к мужскому и женскому полу соответственно, it - неодушевленные объекты. Несмотря на то, что идея объединения двух систем выглядит достаточно убедительной, она не всегда способна помочь адекватно интерпретировать языковой материал. Проблему представляет содержательная сторона понятия одушевленности и его сопоставимость с общефилософским понятием «живой», поскольку часто в английском языке даже названия животных не включаются в категорию одушевленных, «которая, таким образом, сужается до границ категории лица» (Устинова 1951: 90). Л. Блумфильд (1968) подразделяет местоимения 3-го лица на личные местоимения и неличные (соответственно, личные - he, she; неличное - it), где he используется с антецедентом мужского рода, и she - с антецедентом женского рода (см. также: Lyons 1968). О.С.Ахманова (1966) характеризует 3 лицо как указывающее на лицо или предмет, из чего следует, что животные относятся к разряду предметов. Однако с точки зрения пользователей языка такое противопоставление оказывается нерелевантным, так как местоимения 3-го лица свободно употребляются для указания как на лиц, так и не-лиц, например dog «собака» - he, she, it; car «машина» - she, it. Ср.:
(78) "A car passed me, and just then a dog ran out into the street, and the front wheels of the car hit ft... The children had moved into the middle of the street where the three of them suddenly began a shrill crying, ".S e s dead! She s dead!" and ran back to the sidewalk across the street" (sc. Shorer);
(79) "Does this dog here belong to you?" "No, I ve never seen him before" (sc. You Have Seven days to Live);
(80) "When my car stalled I started it again and he yelled: "All right, give her the gun". I gave her the gun but I didn t move" (Cain 2003: 140).
Существует мнение, что под одушевленными следует понимать отождествляемые с человеком «активные» предметы, которым противопоставлены предметы «неактивные» (пассивные) и, следовательно, неодушевленные. «В современном английском языке все существительные разделяются на две большие, но неравные группы: в первую входит все понимаемое как актив 102 ное, действенное, в первую очередь человек, во вторую - все, что ощущается
в данный момент как пассивное и абстрактное, о чем говорят, не сосредотачивая внимание на его значительности, рассматривают это явление, вещь или существо отвлеченно, в общих чертах. Человек тоже может в известных случаях попадать в группу пассивных» (Ярцева 1946: 32). Тем не менее, человек, пассивный в определенных ситуациях, не перестает быть одушевленным, из чего следует, что нельзя говорить о тождественности категорий одушевленности - неодушевленности и пассивности - активности, так как они представляют собой «деление разных плоскостей» (Устинова 1951).
Таким образом, необходимо признать то, что «вся терминология, если взять ее буквально, весьма приблизительна, и такие оппозиции, как одушевленность - неодушевленность, личность - неличность, мужскость - женскость и т.п., - это отнюдь не точное обозначение того, что через них определяется, а всего лишь обманчивые упрощения, не соотносящиеся точно с лингвистической реальностью» (Ельмслев 1972: 118). Очевидным представляется то, что категория одушевленности - неодушевленности отражает не столько научное знание о живых и неживых предметах, сколько наивно-опытное (феноменологическое) знание о предметах, которые осмысливаются познающим субъектом как живые или неживые по некоторым субъективным, ненаучным признакам, поэтому такая субъективная оценка далеко не всегда совпадает с научной картиной мира.
Родовая категоризация представителей животного мира
Английские личные местоимения 3-го лица не имеют постоянной референтной отнесенности. Например, в случае местоименного указания на представителей животного мира обнаруживается двойственный характер родовой классификации, поскольку возможно употребление как «одушевленных» he, she, так и «неодушевленного» it, причем приоритет отдается местоимениям мужского и женского рода. Так, носитель английского языка вряд ли назовет своего любимого домашнего питомца it, а скорее he или she в соответствии с полом животного. Ср.:
(81) "I ve saved up a fair bit of cash over the years, and I found a cottage to rent, and bought myself a boat. And I found Eric." He patted the dog. "Or, rather, he found me. Followed me home one day, and wouldn t leave." (Lennox 2001: 594);
(82) "We had a cat that went to sleep, and never woke up. Mr. Button, do you think she ate some of those berries?" (sc. The Blue Lagoon);
(83) "What do you think s the first thing you re gonna do when you get back to Paris?" (...) "I don t know... I ll probably go pick up my dog. He s staying with a friend of mine." (sc. Before Sunrise).
Обобщая материалы нескольких грамматик (Palmer 1969, Greenbaum, Quirk 1973, Close 1979, Thomson 1986, English Grammar 1988, Greenbaum 1996, Swan 1997, Alexander 2002), получаем следующую совокупность интерпретаций значений личных местоимений:
Не употребляется: 1) в отношении лиц мужского пола; 2) в отношении крупных животных; 3) домашних животных; 4) по отношению к животным и насекомым, когда мы описываем их биологическую роль или увлечены их деятельностью; 4) в особых случаях (персонификация) может обозначать неодушевленные предметы или явления (Sun, Death и др.). She употребляется: 1) в отношении лиц женского пола; 2) домашних животных; 3) животных женского пола; 4) в особых случаях (персонификация) может обозначать неодушевленные предметы или явления (Moon, Love и др.); 5) в отношении кораблей, автомобилей и стран (для выражения любви и уважения).
It употребляется: 1) в отношении неживых предметов, явлений; 2) для указания на животных и младенцев, чей пол не известен или не интересует говорящего.
Трудно не согласиться с тем, что употребление местоимений he/ she релевантно, когда говорящий описывает репродуктивную функцию одного из полов или иные различительные признаки самцов или самок (в этом случае любой вид животного может быть маркирован he/she). Вместе с тем, в случаях, когда отнесение к определенному полу не важно или не возможно визуально, носители языка нередко употребляют местоимение he, т.е. очевидно, что незнание пола животного или отсутствие необходимости его определения не всегда ведет к употреблению «неодушевленного» it. Приведем несколько примеров:
(84) "A pelican, grey with a pale yellow head, was hunched on one of the mooring posts at the end of the jetty. He let them get very close, then reluctantly gave a few heavy beats of his wings and planed down towards the water." (Fleming 2003: 123);
(85) "I saw a rat stumbling blearily along the brickwork, then tumble off his track like an old soak." (Kneale 1992:196);
(86) "Only one of the bears was out, the polar bear. The other one, the brown one, was in his cave and wouldn t come out." (Salinger 2003: 210);
(87) "What?" "There s a big black snake out here!" (...) "Be quiet!" I said. "Otherwise, Ле И know you re in there." (Grisham 2001: 256);
(88) "Butch seemed to enjoy the vibrations of Worden s voice, just as a dog likes to have his master talk to him" (SF 1999:45).
В данных примерах наряду с домашними питомцами (88), мы встречаем случаи употребления местоимения мужского рода с дикими животными (84 - 87). Вместе с наименованиями крупных животных (86) нередко имеют место названия мелких животных, употребляющихся с местоимением мужского рода (85, 87), причем во всех случаях пол животного не является очевидным для говорящего. Следовательно, речь о размере животного может идти лишь как о вторичном признаке по отношению к способности животного быть источником опасности для человека - признак, который, в свою очередь, базируется на общечеловеческом, часто не научном (мифологическом) понятии «живой», реализуемом в речи посредством «одушевленного» he.
Языковой материал, анализируемый в ходе исследования, был получен методом сплошной выборки из оригинальной художественной литературы второй половины XX - начала XXI в.в., периодических изданий, сценариев фильмов (всего более 15000 страниц). В результате, оказалось возможным выделить следующий ряд представителей животного мира (сюда же вошли именования женских и мужских особей), употребляющихся с местоимениями he, she или it.
В данный список, наряду с родовыми именами млекопитающих, пресмыкающихся, птиц, рыб, насекомых, паукообразных (см. выделенные слова), вошли наименования детенышей некоторых животных (напр., kitten, puppy), имена самцов и самок (напр., ram, ewe, boar, sow), а также ряд сложных окказиональных номинаций, указывающих на пол животного (hippo bull, hippo mother, wolflike thing, female tick). Полученный нами список животных не претендует на полноту (всего 54 наименования), однако представленное количество является вполне достаточным для получения данных, позволяющих сделать некоторые важные выводы.
Как видно из таблицы, животных можно разделить на 6 групп: 1) домашние животные, 2) дикие животные, 3) птицы, 4) пресмыкающиеся, 5) членистоногие (насекомые, паукообразные), 6) морские животные. Фактически в данном делении реализуется принцип естественнонаучной классификации представителей животного мира, однако для удобства описания млекопитающие поделены нами на домашних и диких животных, поскольку их роль в жизнедеятельности человека является решающим фактором в процессе категоризации. К морским животным отнесены представители класса рыб и головоногих, обобщающим признаком которых является их среда обитания.
Приступим к более детальному анализу полученных группировок.
Первая группа, объединившая в себе наименования домашних животных, является наиболее многочисленной (18 имен), куда вошли домашние пи из томцы - dog (hound, bitch, puppy), cat (kitten), а также объекты животноводства - cow, bull, horse (mare), pony, pig (sow, boar), sheep (ram, ewe, lamb). В данной группировке дифференциация по полу наиболее отчетлива, причем прослеживается она и на уровне семантики имен. Существительное bull, например, уже несет в себе лексическую категорию рода (противопоставление по полу bull - cow). На языковую особенность, когда в одних случаях имеются обозначения одновидовых самцов и самок, а в других нет, обратил внимание еще древнеримский грамматист М. Т. Варрон (116 - 27 до н.э.), который пояснял это тем, что «хотя за всякой речью скрывается природная вещь, однако, если она не доходит до практического применения, то и слова до нее не доходят; таким образом, говорится eguus (жеребец) и egua (кобыла), потому что их различия имеют практическое значение» (АТЯС 1936: 95). Знание пола домашнего животного является важным, жизненно необходимым знанием, нашедшим выражение на разных языковых уровнях: cow «корова», mare «кобыла», sow «свиноматка» - she; bull «бык», cock «петух» - he. Ср.:
(89) "I slipped into the barn, but stayed below, next to Isabel s stall. She was our milk cow." (Grisham 2001: 25);
